Re: "Лучше заблуждаться с Платоном, нежели отрицать с умника
24/04/2005 01:55
|
Anonymous |
| Ответ на Re: "Лучше заблуждаться с Платоном, нежели отрицать с умника
|
|
Теперь ваш черёд (не всё ж мне одному быть в честных людях, да и не думаете же вы, что воспоминания о научно-бюрократическом прошлом вам зачтутся!?). Давайте на чистоту, ведь вы сами придумали про пустоцвет?...
Отвечаю честно: Нет, это не я придумал. Мнение о платонизме как о бесплодном для науки (обратите внимание на эту оговорку) учении является широко распространенным; именно поэтому авторы двух апологетических книг, на которые я сослался, поставили своей целью развенчание этого широко распространенного мнения и доказательство противоположного. Я даже подчеркнул соответствующие места. Не заметили? Что ж, приведу еще раз подчеркнутые места:
1. книга А. А. Любищева "Линии Демокрита и Платона в истории культуры".
"Любищев... поставил своей целью также показать, что — вопреки распространенному предрассудку о научной бесплодности идеализма — влияние платонизма на развитие европейской науки было весьма благотворным на протяжении всей ее истории."
(Никто не купился на эти идеи: труд Любищева остался гласом вопиющего в пустыне. См. ниже более детальные выдержки.)
2. Ю. И. Кулаков. Наука и религия: Почему я христианин?
Все современное естествознание и, прежде всего, теоретическая физика, космология и биология, не желая открыто признаться в этом, однозначно свидетельствуют о завершении «линии Демокрита» и возрождении живой и плодоносящей «линии Платона», приводящей к взаимосогласованной Единой научно-теологической картине Мира."
------------------------
http://www.humanities.edu.ru/db/msg/54275
Любищев А.А. Линии Демокрита и Платона в истории культуры.
Повод для написания этих заметок — долгожданное и радостное событие. Вышла в свет книга А. А. Любищева "Линии Демокрита и Платона в истории культуры". Нашим читателям не нужно представлять ее автора — крупнейшего ученого 20 века, великого биолога, замечательного философа, автора интереснейших работ по истории. Но чем сейчас может привлечь читателя книга, написанная в конце шестидесятых годов? Ответ находим уже в первых строках предисловия.
"Она задумана, — пишет Любищев, — как главное сочинение моей жизни, резюмирующее все те мысли, которые накопились за несколько десятилетий достаточно напряженной работы".
Он отчетливо понял: дарвинизм нет смысла улучшать, исправлять, модернизировать и т. д., подобно тому как бессмысленно исправлять и улучшать птолемееву систему, добавляя к ней все новые эпициклы. В перестройке нуждаются сами метафизические основания биологии.
Именно поэтому Любищев, который на протяжении всей своей жизни работал над этой проблемой, поставил своей целью также показать, что — вопреки распространенному предрассудку о научной бесплодности идеализма — влияние платонизма на развитие европейской науки было весьма благотворным на протяжении всей ее истории.
В этом и состоит главная цель книги. Задуманная как широкий историко-научный очерк, она кроме того должна была послужить и своего рода философским введением, <пропедевтикой> к его многочисленным работам по философии биологии и метафизическим обоснованием поля основных научных интересов, и своего рода итогом, квинтэссенцией его разнообразнейших научных исследований.
Авторитет Любищева не вызывает сомнений, почитателям его нет числа, многие не прочь назвать его своим учителем и охотно расскажут о своей дружбе с Александром Александровичем. Но — как же так — главный труд жизни, итог многолетней титанической работы издан только сейчас, спустя 25 лет после смерти Любищева, и только благодаря самоотверженным усилиям профессора Бориса Ивановича Кудрина.
Издан тиражом 500 экземпляров.
Так в чем же дело? Поневоле возникает впечатление, что в нашем научном сообществе Любищеву на долгие годы была назначена роль некоего свадебного генерала. Роль его — молчаливо украшать почтенное собрание. Главное — молчаливо, чтобы не ровен час не сказать что-нибудь не к месту, что может и общество сконфузить, и на несомненные заслуги бросить тень.
Главная причина этого кажущегося парадокса состоит, видимо, в том, что, несмотря на широкую известность и даже как бы приобщенность к некоторому сонму великих, Любищев остается автором не востребованным научным сообществом. А не востребован он потому, что остается в наиболее важных основаниях своего взгляда на мир современному научному сообществу глубоко чужеродным.
Охотно и много говорят об оригинальности его стиля мышления, восхищаются необыкновенной и энциклопедической широтой познания и интересов, отмечают поразительное трудолюбие и прочие несомненные таланты, но с гораздо меньшим энтузиазмом и как бы под сурдинку говорят об идейном центре, метафизическом ядре мировоззрения Любищева. Но это и понятно: Любищев сознательный и последовательный продолжатель линии Платона. Апологии этой линии и посвящен главный труд Любищева. Поэтому Любищев оказывается в оппозиции к парадигме, господствующей в современной науке.
По Дарвину, систематика вторична по отношению к филогении: генеалогическое дерево — единственная и поэтому самая естественная система форм организмов. Спору нет — палеонтологическая летопись, то есть рассказ, как одни живые существа приходили на смену другим, читается как увлекательный роман, но ведь нельзя забывать и о том, что в ее основе два чрезвычайно простых или, если так можно выразиться, онтологически банальных фактора — слепой случай и естественный отбор. Больше за этим нет ничего, и по сути дела вид системы организмов не более наполнен смыслом, чем конфигурация трещин на стекле, где вся философия исчерпывается словами: "Так получилось".
Поэтому большинство биологов законно полагали, что систематика — сугубо вспомогательная дисциплина, нечто сродни библиографии и поэтому ее проблемы никак не могут быть проблемами первостепенной важности.
Любищев показал, что именно концептуальная слепота и не позволяет его коллегам видеть огромный массив данных, свидетельствующих как раз об обратном: форма и система обладают собственной имманентной логикой, не сводимой к эволюционной.
Это само по себе, конечно, выдающееся научное достижение, но Любищев сделал гораздо большее — он высказал и подробно обосновал казалось бы простую, но как оказалось, чрезвычайно глубокую и плодотворную идею: ответ на вопрос о том, как устроено множество форм живого, может служить важнейшим, если не решающим аргументом в понимании того, что есть эволюция, а значит и сути живого, а значит и в качестве солидного естественнонаучного аргумента в многовековом споре линий Платона и Демокрита. ( Систематика — окно в онтологию )
Итак, обладает ли множество форм живого своей собственной, имманентной, не сводимой к филогенезу логикой? Если нет — прав Дарвин и его последователи. Если да — то тогда есть серьезные основания думать, что система форм живого так же объективно существует, как объективно существуют, будучи укоренены в основных законах природы, множество элементарных частиц, множество химических элементов и веществ, множество кристаллических форм.
Тогда есть основания думать, что множество форм живого — не случайная коллекция результатов множества случайных и независимых процессов, а единый ансамбль, построенный по единому плану, гигантский гипертекст.
Фактов, подтверждающих несомненную правоту нашего соотечественника, более чем достаточно, и очень многие из них были хорошо известны самому Дарвину, подробно им описаны. Но именно развиваемая концепция не позволила великому биологу отнестись к ним с подобающей серьезностью. Огромный материал был собран биологами к кону 19 века и суммирован в классической книге Берга "Номогенез", многочисленных работах самого Любищева. Конечно же, мы должны упомянуть и эпохальное открытие явления гомологических рядов Н.И.Вавиловым. Эта линия блистательно продолжена и в каком-то смысле завершена другим великим биологом Сергеем Викторовичем Мейеном. Обобщая открытие Вавилова, Мейен, в частности, показал, что в природе существует феномен множественного параллелизма.
Или как говорили древние: "Sapienti sat". Итак мы видим, что линия Берга-Любищева-Мейена и есть конкретная реализация линии Платона в современной биологии. Именно такой подход и может вывести проблему эволюции из того, казалось бы, безнадежного тупика, в котором она пребывает уже полторы сотни лет. Значит те идеи, с развития которых Любищев начал свою научную деятельность, не только не устарели, но и доказали свою плодотворность. Будущее за ними.
Закончим нашу статью ленинской цитатой, которую Любищев взял в качестве эпиграфа к своей замечательной книге:
"Могла ли устареть за две тысячи лет развития философии борьба идеализма и материализма? Тенденций или линий Платона и Демокрита в философии?" Нет, конечно! — Читайте Любищева!
------------------
Примечание о методах борьбы Платона с идеологическими противниками:
"Исследователями неоднократно отмечается открытый антагонизм Платона и Демокрита. Хотя они были современниками, но Платон ни разу не упоминает в своих произведениях это имя. Более того, Аристоксен ученик Аристотеля в своих "Исторических записках" сообщает, что "Платон хотел сжечь все сочинения Демокрита, какие только мог собрать, но пифагорейцы Амикл и Клиний помещали ему, указав, что это бесполезно: книги его уже у многих на руках. И неудивительно: ведь Платон, упоминая почти всех древних философов, Демокрита не упоминает нигде, даже там, где надо было бы возражать ему; ясно, что он понимал: спорить ему предстояло с лучшим из философов" (Диоген Лаэртский.IX,40). Неизвестно, правда, к какому периоду жизни Платона относится это сообщение Аристоксена. По упомянутым пифагорейцам из Тарента мы можем предположить, что этот философский "экстремизм" Платона относится к юным его годам."
Комментарий Anonymous'a: Ничего себе юношеские шалости! Платон уже смолоду был шустрым малым. Вполне на уровне инквизиции и сталинских и гитлеровских душителей культуры. Позже в своем проекте идеального политического устройства он додумался до идеи изгнания поэтов из совершенного государства; так что когда большевики и немецкие фашисты высылали или вынуждали бежать деятелей культуры, они не придумали ничего нового, они следовали Платону. |
|
Дерево сообщений
Поиск
Новая тема
Настройки