Е.РАЙТ

СОЛНЦЕ, ВСТАВАЙ!

 

Е.Райт. Солнце, вставай! Повесть. - Николаев, 2009.

Представьте себе, что вы смотрите на землю с высоты птичьего полёта и жизнь на земле видите совсем не такой, к какой привыкли. Мы живём в эпоху нарождения нового взгляда на жизнь - взгляда «из недр космического сознания», который не разделяет физическое и духовное.

Кто они, носители нового знания, вестники нового мира? Какими их видим мы, какими они видят нас?

В повести, которая может быть интересна как детям, так и их родителям, сделана попытка показать жизнь «новых» детей или, как их ещё именуют, Индиго. Главных героев отличает осознание своих жизненных задач, твёрдость в следовании по своему жизненному пути и, главное, сердечная связь с основополагающим для них миром Духа.

 

Посвящается новым детям

 

ЧАСТЬ 1

Глава 1

Самоутверждение

 

Сколько себя помнила, Аша знала, как её зовут. Только маме почему-то казалось, что из-за младенческого неразумия её дочка называет себя неполным именем. Хотя, как можно было рассуждать о неразумии, когда девочка с двух лет неплохо справлялась с двумя арифметическими действиями, а в три - прекрасно читала, однако не детские книжки, а… газеты. Тогда же, едва был пройден трёхлетний рубеж, появились первые сознательные протесты.

- Наташенька, встань, пожалуйста, с пола. Пол холодный, - однажды декабрьским вечером попросила девочку мама.

Девочка даже не пошевелилась, её взгляд оставался устремлённым в потолок. На мгновение маме даже показалось, что дочь уснула с открытыми глазами.

- Наташа! Что я должна сделать, чтобы ты поднялась? - повысила голос мама.

По-прежнему не изменяя позы, девочка тихо, как будто равнодушно, произнесла:

- Скажи: «Аша, встань с пола».

Так постепенно, перестав отзываться на данное при рождении имя Наташа, она заставила маму и брата называть себя Ашей.

Ещё многое не устраивало Ашу в этом неприветливом мире, в котором каждый взрослый считал своим долгом во всём ограничивать ребёнка, при этом никак не мотивируя свои указания.

- Нельзя! Не тронь! Убери руки! - слышалось на каждом шагу.

- Почему нельзя?! Почему не тронь?! Зачем убрать руки?! - не соглашалась Аша, но со временем поняла, что серьёзных объяснений от взрослых не добьётся.

И она сама решила разбираться в этом новом для неё мире. Тем более, что за прошедшие с тех пор три года, почувствовала серьёзную поддержку, которая шла…

Сначала Аша не запоминала сюжеты удивительных сцен, которые разворачивались перед ней во сне. А когда просыпалась, то продолжала ощущать себя в теле мальчика, большого мальчика или юноши - она не знала наверное - по имени Араш.

- Ашенька, Ашуля, вставай, уже поздно, - будила её поутру мама, чтобы отвести в детский сад.

В ответ Аша могла заявить что-нибудь вроде:

- Я - не Аша, я - Араш. Я здесь, чтобы научить вас любить.

Мама иногда терялась, опасаясь, что Аша серьёзно больна, но чаще сердилась, потому что разбираться по утрам с выдумками дочери ей было некогда. А уж когда Аша попыталась однажды рассказать запомнившийся сон брату, его реакция и вовсе отбила охоту делиться с ним своей ночной, необычайно содержательной жизнью.

- Не можешь ты быть одновременно девочкой и мальчиком, - бубнил брат Эльдар, в спешке поедая бутерброд с колбасой.

Аша ненавидела запах колбасы, а потому, сдерживая дыхание, едва процедила сквозь зубы:

- Я не вру.

Брат взглянул на неё, на то, как она нехотя подносила ко рту ложку с кашей, и вдруг рассердился:

- Врёшь! Ещё как врёшь! Ты постоянно притворяешься! Ну, не может нормальный человек есть эту гадость, а колбасу и мясо называть отравой! Не может человек быть нормальным, если он утверждает, что живет двойной жизнью!

В это время к мерзкому запаху добавился ещё один, не очень приятный, - Аша называла его «плесень». Это был запах гнева. Всякий раз, когда раздражение окружающих било по её слабым детским нервам, появлялся этот мертвенный запах.

Ашу стало тошнить. Чтобы не вырвало, она потянулась к тарелке брата, собираясь выбросить второй бутерброд с колбасой в мусорное ведро. Угадав её намерение, брат схватил её за кисть. Было больно, и Аша, пытаясь освободиться, тряхнула рукой. Бутерброд, а следом за ним и тарелка, на которой он лежал, полетели на пол. Ударившись о кафель, тарелка разлетелась вдребезги. Один осколок больно вонзился в ногу юноши, и, не помня себя, он с силой оттолкнул от себя сестру.

Падая на пол, Аша собиралась завопить от отчаяния и обиды и вдруг... перед её внутренним взором мелькнуло лицо Араша. И тут же чудесным образом к ней стало возвращаться спокойствие и уверенность в своей правоте. Она готова была уже улыбнуться, когда брат, испуганный её молчанием, подбежал к ней, чтобы помочь подняться. Мимолетного взгляда на его встревоженное лицо было достаточно, чтобы понять: брат ожидает от неё «нормальной» реакции. И тогда Аша горько зарыдала.

На шум в кухню прибежала мама. Увидев капли крови на полу, она тотчас же отстранила Эльдара от сестры, лихорадочно пытаясь рассмотреть, что поранила Аша.

- Элик, как ты мог? - упрекала мама. - Как у тебя рука поднялась?..

 

Новая планета (мир иной)

К новой планете Араш, как всегда, привыкает с трудом. Он лежит на земле и смотрит в небо. Солнце - огромное солнце - огненной чашей висит над ним. В его волнах можно утонуть, захлебнуться.

Конечно, на родной планете Араша тоже есть солнце, но оно не такое огромное и не жёлтое, а фиолетовое. Лучи жёлтого солнца угнетают Араша, и он с трудом заставляет себя подняться на ноги.

Шаг, второй, ещё один… Под ногами хрустят мелкие прозрачные камни. Освещая их, солнце зажигает в них разноцветный огонь. От этого слепящий свет чуждых Арашу оттенков становится ещё невыносимей. Араш закрывает глаза. В своём воображении он вызывает зелёный цвет и представляет себя где-то рядом.

Высокая - в рост Араша - трава. Её листья узкие и жёсткие. Араш раздвигает гибкие стебли, направляясь туда, откуда веет прохладой. Дрожание воздуха усиливается, и становится ясно, что где-то впереди происходит значительное испарение. И правда, там, где кончается трава, обнаруживается обширное углубление в почве и в нём - холодная жидкая среда, над которой струится-играет прозрачный водяной полог.

Араш входит в ледяную воду, и ему сразу становится легче. Погрузившись с головой, он обретает способность к Общению.

- Учитель! Зачем я здесь? - сейчас ему необходимо, чтобы Учитель укрепил его память, всякий раз страдающую после перемещения на другую планету.

И вот уже образы чередой проходят перед его внутренним взором. Если бы он взялся озвучить их, получилось бы примерно следующее:

- Твоё задание на этой планете не просто исследование свойств её материи и обогащение твоего сознания, но, прежде всего, спасение высшего элемента её сознания - человечества.

В результате значительной катастрофы, спровоцированной им самим, его тёмным мышлением, ему пришлось уйти под землю. Прошли века, очистилось небо, и на поверхности планеты снова стала зарождаться жизнь. Но люди по-прежнему боятся вылезать из своих нор. Боязнь света и чистого воздуха превратила их в кротов, питающихся червями. Атакуемые низкими инстинктами, их сердца теряют связь с духом.

Везде, где только можешь, ищи молодых - тех, кто тянется к свету, и учи их. Зови их полюбить жизнь под небом, покажи им способ существования на поверхности планеты, пробуди в них божественную любовь.

Всего мгновение требуется Арашу, чтобы вспомнить забытое. Образ Учителя наполняет его сердце огнём высокого восторга и благодарности, стремлением раствориться в сознании Любимого и более никак не проявлять своё Я. Но уже скоро облик Учителя становится строгим, и холодок, который пробегает вдоль позвоночника, вынуждает Араша очнуться.

- Действие! Только через него достигнете! Только в действии научитесь творить! - Араш хорошо помнит слова Учителя.

Он поднимается на поверхность водоёма. Солнце огненной плетью ударяет по глазам.

- Найти, научить, спасти, - закрывает глаза Араш, пытаясь представить гуманоидов планеты, чтобы уже в следующий миг очутиться подле них.

Резкий удар в грудь заставляет Араша упасть. Сознание фиксирует агрессию и вероятность уничтожения тела, в котором он сейчас пребывает. Но сердце пронизывает острое чувство жалости, сострадания к охваченному страхом существу, которое, навалившись на него всем телом, прижимает его к мелким камешкам почвы.

- Оставь его! - где-то позади себя слышит Араш высокий с хрипотцой голос.

Тело, которое только что сдавливало ему грудь, затрудняя дыхание, медленно отодвигается, продолжая прижимать его руки к земле.

Теперь перед собой Араш видит двоих. Один - тот, который держит его - похоже, мальчик. А рядом с ним - девушка с очень длинными спутанными волосами.

- Ты кто? - снова звучит хриплый голос, и голова девушки склоняется над ним.

Чёрные волосы накрывают его лицо, лезут в нос, заставляя чихнуть.

- Ха-ха-ха! - неожиданно разражается смехом мальчик. - Он чихает!

Мальчик отпускает руки Араша и, хлопая в ладоши, начинает приплясывать, выкрикивая:

- Он чихает! Он чихает!

Девушка обрывает его: «Перестань!», и мальчишка снова подскакивает к Арашу, не переставая кричать:

- Ты кто?! А ну, говори! Признавайся, кто?

Араш легко поднимает своё тело над почвой и возвращает его в вертикальное положение. Заметив недоумение и испуг в глазах девушки и её спутника, он понимает, что впредь нужно, насколько возможно, подражать способу действий этих согбенных, неуклюжих тел, которые лишь в малой мере умеют подчиняться приказам мысли.

Положив руку на сердце, Араш склоняется в поклоне, а затем, выпрямившись, на языке жителей планеты произносит:

- Я - друг. Меня зовут Араш.

- Её зовут Ило, а меня Гла! - немедленно откликается мальчишка.

Он уже ничего не боится и с интересом разглядывает чужака.

- Ты живёшь наверху? - спрашивает девушка.

Её не оставляет подозрение, что этот белокожий, одетый в белое, человек может оказаться врагом. Она пытается смотреть в его глаза, но не видит в их белом, почти прозрачном, взгляде ничего, что могло бы её успокоить.

- Ты с неба? - вдруг вспоминает она обрывки каких-то сказаний.

- Я пришёл, чтобы помочь, - поясняет Араш.

Мальчик обегает его вокруг и, не найдя ничего, что свидетельствовало бы о каком-нибудь приношении, недовольно спрашивает:

- Где еда? Где одежда?

- Всё будет, - обнадеживает его Араш и, предугадав нетерпеливое «когда», добавляет:

- Будет тогда, когда вы захотите научиться жить по-новому здесь, наверху.

Наверное, если бы после этих слов воспоследовало землетрясение, Араш удивился бы меньше, чем от услышанного.

- Никогда! - в унисон закричали брат и сестра.

Металлическая чешуя, покрывающая их тела, угрожающе зазвенела, и Араш уловил в этом звуке отголосок страха - боязни проклятия, постигающего, согласно племенному уставу, каждого, кто осмелится покинуть подземелье и попытается обосноваться на поверхности планеты.

И всё-таки в этом решительном «никогда» Арашу почудилась затаенная тяга к свету, свежему воздуху, новой яркой жизни. Он понял, что сумеет выполнить задачу, данную ему Учителем.

 

Глава 2

Нечаянные открытия

Как бы там ни было, сны следовало рассказывать - со временем убедилась Аша. Пересказанные хотя бы раз, они уже не забывались так быстро, даже если их содержание было не вполне понятным. Утром, сразу после пробуждения, она стремилась припомнить всё сама, до мельчайших деталей. Среди дня и вечером могла ещё разок повторить свой рассказ маме или игрушечному льву Бонфи, или же любому случайному спутнику. Конечно, никто из них не верил, что она рассказывает о чём-то всамделишном. Сказки, да и только!

Мама тоже так думала. И хотя зачастую она выслушивала дочь не слишком внимательно, бывало так, что маленькая рассказчица вместо благодарности заслуживала упрёк:

- Снова ты меня заговорила! И мы забыли…

В этот вечер получилось похоже. Сначала мама по дороге домой вполуха выслушала один из Ашиных снов. А когда они переступили порог квартиры, вдруг заявила:

- Вот, пожалуйста! Из-за твоих разговоров мы хлеба не купили. Элька сегодня придёт поздно, придётся мне идти за хлебом.

Мама вздохнула и стала снова обувать туфли, которые только что аккуратно поставила под вешалку. Наблюдая за матерью, Аша подумала о том, что она устала. Ей было жаль мать, её натруженные за день ноги, которым теперь вновь доводилось влезать в узкие туфли на шпильках…

- Дочура! - прервала Ашины размышления мама. - Не стой без дела, прибери этот хаос, пока меня не будет.

И мама показала в один из углов их единственной комнаты, где стоял маленький столик, на котором и под которым в беспорядке валялись Ашины игрушки, одежда и даже кое-что из еды. Заметив недоеденный кусок хлеба, мама возмущённо покачала головой:

- Аша, какая же ты у меня неряха!

Дальше обычно шёл следующий диалог.

Аша спрашивала у мамы: «А что такое неряха?» На что мама неизменно отвечала:

- Это когда вещи не кладут на место.

Затем следовал очередной непростой вопрос:

- А откуда известно, какое у вещи место?

- Где удобно, чтобы она не валялась, - отвечала мама.

- А моим вещам удобно везде, - решала Аша, ничуть не сомневаясь в правоте подобной точки зрения.

Их разговор, как правило, заканчивался тем, что Аша кое-как собирала свои вещи в кучу, и мама, оценивая результаты её усилий, с тяжёлым вздохом сама наводила порядок.

Сегодня помогать дочери мама не стала - она торопилась, и теперь Аше самой до маминого возвращения предстояло заниматься уборкой. Однако едва за мамой захлопнулась дверь, Ашу тут же посетила одна замечательная мысль: чтобы облегчить маме жизнь, нужно что-нибудь приготовить. И она отправилась на кухню.

С трудом водрузив на плиту кастрюлю с супом, Аша принялась искать спички. Обежав взглядом небольшое помещение, она вдруг вспомнила, что спички могли остаться в комнате: когда утром почему-то не было света, мама зажигала свечку.

Спички, и правда, лежали на комоде рядом с незамысловатым деревянным подсвечником, в котором, как мачта на малом судне, торчала новая длинная свеча.

Аша стащила подсвечник на пол, достала спичку, и вскоре уже узкое трёхцветное пламя весело взметнулось кверху. Смотреть на него было так увлекательно: оно жило, играло и, как ни клонило его сквозняком, всегда стремилось только вверх. Более того, огонь отклонялся также и под действием Ашиного взгляда.

Вначале Аше слабо верилось, что пламя реагирует на её взгляд. Для чистоты эксперимента она закрыла форточку и дверь и, чтобы не дуло с пола, переставила свечу на диван. Но и там язычок огня продолжал исправно «уходить» от её взгляда. Это было так здорово!

И вдруг, неизвестно отчего, свеча вывалилась из подсвечника и опрокинулась на спинку дивана. Синтетическая обивка враз загорелась, распространяя ужасную вонь. Схватив первое, что попалось под руку, Аша накрыла огонь. Ещё немного подымив, он утих. Вздох облегчения вырвался из Ашиной груди.

А потом были мамины слёзы по поводу испорченного дивана и прожжённой дыры в её любимой шали. А потом…

- Элик, да Бог с ним, с этим старым диваном, - успокаивала мама брата, который требовал для Аши наказания.

- Этот человек пришел с великой миссией! Отравить нам жизнь! - возмущался Эльдар, припоминая Аше её разговоры о том, что она имеет важное задание на земле.

Ни мама, ни брат так и не удосужились проверить силу Ашиного взгляда. Они и слышать не хотели о том, чтобы снова зажечь свечу. Тогда Аша легла на пол поближе к своему Бонфи и, прижавшись к его круглому, спрятанному в пышной гриве уху, стала нашептывать. Сейчас ей совершенно необходимо было рассказать обо всех важных для неё вещах: о сегодняшнем опыте с огнём, о её миссии на земле и сострадании к людям, которые горюют о неглавном, второстепенном.

 

Что такое любовь? (мир иной)

• - По каким законам вы живете? - однажды спросил Араш у Ило.

Девушка пожала плечами. Тогда Араш рёбрами ладоней раздвинул сверкающие камушки почвы так, что образовалось два холмика.

- Что для вас считается плохим, а что хорошим? - поочерёдно показал он на холмики.

Девушка дотронулась пальцем до одного из холмиков и сказала:

- Хорошо, когда есть еда… когда никто не кричит… не дерётся...

Гла, который с интересом прислушивался к беседе, заметил:

- Плохо - это когда наоборот, когда у тебя отбирают еду, пугают, а ты боишься.

- А что такое любовь, вы знаете? - задал очередной вопрос Араш.

В глазах мальчика загорелись искорки лукавства.

- Это когда мужчина и женщина вместе, - выпалил он.

Араш поднялся с колен и выпрямился во весь рост. Теперь он возвышался над собеседниками, подобно скале.

- Когда люди хотят быть вместе, это не всегда любовь.

Он поднял руки вверх, и глаза его обратились к небу:

- Любовь - это связь с божественным.

То, как он это сказал, заставило тело Ило покрыться мурашками.

- Божественным, - эхом отозвалась она.

Мальчик подвинулся ближе к Арашу и тронул его за ногу:

- А что такое божественное?

Словно очнувшись от каких-то своих высоких переживаний, Араш улыбнулся и снова опустился на колени перед Ило и её братом.

- Божественное всюду, - развёл руками Араш. - Оно есть во мне, в тебе, в твоей сестре, во всей этой природе. Его может быть больше или меньше. Здесь, на этой планете, его мало.

- Потому нам так тяжело жить, - тень пробежала по лицу девушки.

- Искать божественное и любовь к нему - самая важная задача человека, - сказал Араш и пристально посмотрел в глаза Ило.

Та вдруг покраснела, ибо внезапно ощутила прилив восторга и желание тотчас же прильнуть к этому странному, словно выбеленному солнцем, человеку.

- Получается, что любовь - это самое-самое хорошее, - прошептала она и опустила глаза.

Свет, который только что струился из глаз Араша, ушёл, и глаза его потемнели, как всегда, когда он задумывался. От него не укрылись чувства, которые он пробудил в девушке, но это было не то, чего он добивался.

- Любовь - это большая радость, - сказал он. - Однако на этой планете недостает любви и потому мало радости.

- А где её много? На других планетах? - вскочил на ноги Гла.

Ему уже не сиделось на месте. Размахивая руками, он принялся бегать вокруг своих собеседников и кричать:

- На других планетах! Там на небе!

Араш улыбнулся и спросил у девушки:

- Возможно, ты тоже хочешь побегать?

Но Ило отрицательно покачала головой. Чувство, которое недавно потрясло её и ещё теплилось в сердце, заставляло её прислушиваться: всё ли оно на месте.

- Где же радость больше? - спросила она, заглядывая в глаза Араша.

Втайне Ило надеялась, что он снова посмотрит на неё своим лучистым взором, возвращая ей восторг. «Ещё! Ещё больше!» - стучало её сердце. Но Араш сложил ладони вместе и, направив их вверх, стал смотреть в небо:

- Радость и любовь больше там, где больше божественного… на других планетах… в межпланетных пространствах… Божественное всюду.

И снова мурашки побежали по телу Ило.

- Ты с другой планеты, значит, ты - божественное, - решила она.

- Ты - божественное! Ты - божественное! - закричал Гла, подскакивая на месте и поворачиваясь так, как будто хотел ввинтиться в небо.

- Божественное везде, - повторил Араш.

Он произнёс это таким торжественным тоном, что мальчишка тотчас же прекратил вертеться и снова уселся рядом с сестрой.

Араш сказал:

- Запомните, самое божественное - в небе. Там находится самая большая сила, которая проливает на вас огромную любовь и огромную радость.

- А почему мы это не чувствуем? - с подозрением посмотрел на Араша мальчик.

Ило дёрнула брата за руку - ей послышался вызов в его голосе. Сейчас быть возле Араша, слушать его было для нее самым важным.

- Чтобы что-то получить, нужно просить, - незамысловато ответил Араш.

- Прошу, прошу! - воздел руки к небу Гла.

Сестра снова одёрнула его и с благоговением посмотрела на Араша. Мог ли он не ответить на её молитвенный призыв? Положив ладонь на сердце, он сказал:

- Твоя просьба должна проистекать отсюда. Здесь должен разгораться огонь любви. Отсюда он должен взлетать к небу. И тогда навстречу ему полетит ещё больший огонь. Мать и Отец небесные любят тебя!

Склонённое лицо матери. Тепло материнской груди. Сладкий вкус материнского молока. Тепло, защищённость, благодарность, радость, восторг!

Воспоминания молнией пронеслись в душе Ило и заставили притихший было огонь вспыхнуть снова. Ей непреодолимо захотелось всем телом прижаться к Арашу и она потянулась к нему. Удерживая её за руки, Араш сказал:

- Я - всего лишь проводник небесной любви. Любовь посылают тебе твои божественные родители. Твоё сердце ещё слабое, оно не может достучаться до небес, чтобы соединиться с божественной любовью. Моё сердце есть провод, который соединяет твоё сердечко с Сердцами Матери и Отца небесных.

Девушке вдруг стало невыносимо грустно. Она почувствовала, что не сможет немедленно получить ту радость, которая только что крылом задела её и взмыла в небо. Она отодвинулась от Араша и опустила голову. Ощутив перемену в настроении сестры, Гла насторожился.

- Мы и без любви твоей божественной обходились и жили, - дерзко сказал он, а затем толкнул сестру в плечо. - Давай, пойдём вниз.

По-прежнему не поднимая головы, девушка встала и, уже повернувшись, чтобы следовать за братом, проговорила:

- Плохо мы живём. Без радости… без света… без любви.

 

Глава 3

«Изгнание бесов»

Знакомые посоветовали маме повезти Ашу в Святогорский монастырь. Мол, если в человеке порой ощущается проявление чужой воли и при этом ведёт он себя не так, как обычно, значит, это одержание или по-простому - «бесы».

«Изгонять бесов» отправились холодным зимним утром, когда свет луны ещё не отпустил землю, нагоняя вялость и сон. И Аша спала: спала во время поездки по городу в троллейбусе, спала, пока автобус в течение двух часов вёз их к монастырю. Солнце уже было высоко, когда мама стала её будить, одновременно натягивая на неё, застегивая, завязывая зимнюю экипировку из шерсти, искусственного меха и кожи.

Аша не представляла себе, что такое монастырь, вернее, она думала, это что-то вроде очень большой церкви, а потому была немало удивлена, когда, пройдя вдоль высоченного забора пару сотен метров, попала во двор, где было много разных строений, в том числе и ожидаемая Ашей церковь. Очищенная от снега дорожка привела её к одному из длинных, похожих на склады зданий, внутри которого солнечное морозное утро померкло для Аши. И не потому что в коридоре, заполненном людьми, было недостаточно света. Просто здесь было много такого, что подавляло, вызывало удушье: люди с дикими взорами и такие, которые вскрикивали или подвывали, раскачивались, словно от сильной боли. Запах «плесени» волной накатил на Ашу, и она поспешила освободить шею от шарфа и застёжек, надеясь, что это облегчит удушье. Сначала ей, и вправду, стало немного легче, но после того как мама попыталась накормить её, прежнее состояние возвратилось.

Аша встала со скамьи и осмотрелась. С одной стороны был коридор, где томились в ожидании люди, с другой - виднелась дверь, в которую они недавно вошли. Аша направилась к выходу - там, вдали от толпы, ей наверняка должно полегчать.

- Аша, не уходи никуда, - напутствует её мама, отвлекаясь от беседы, которую ведёт с молодой женщиной, сидящей рядом.

Подойдя почти к самой двери, налево Аша вдруг обнаруживает ещё один коридор. Сначала неуверенно, потом всё быстрее… и вот она уже бежит по узкому полутёмному проходу и радуется: мерзкий запах оставляет её. Она останавливается, когда в дверном проёме видит каменную лестницу. Импульсивное стремление продолжать бегство заставляет её подняться на второй этаж. И снова длинный коридор, с обеих сторон которого одинаковые тёмные двери, потом поворот и за ним такой же коридор, только ещё более длинный. Примерно посередине этого кажущегося бесконечным помещения Аша неожиданно замечает, что одна из дверей слегка приоткрыта. Толкнув её, она попадает в маленькую комнату-келью, где на деревянном стуле с подлокотниками лицом к ней сидит человек. Келья плохо освещена, поэтому Аша не сразу замечает, что человек в чёрной одежде отличается от тех монахов, которые встречались ей в это утро.

- Подойди ко мне, - зовет её человек тихим, слегка осипшим, голосом.

Приблизившись к нему, Аша вздрагивает: её останавливает взгляд его остекленевших, как будто мёртвых, глаз. И пока тонкие длинные пальцы скользят по её лицу, плечам, рукам, она соображает, что этот человек ничего не видит. Когда слепой завершает свой «осмотр», Аша спрашивает:

- А можно я тебя тоже пощупаю?

Слепой разрешает, и тогда кончики Ашиных пальцев дотрагиваются до сухой кожи щёк, подходят к вискам и потом касаются морщин на лбу. Становится очевидным, что постепенно усиливающийся в келье аромат роз исходит от этого исхудавшего, словно бесплотного, человека.

- Он хороший, очень хороший, - решает про себя Аша.

Она слегка отстраняется от слепого, чтобы удобнее было вести беседу, и спрашивает:

- Ты совсем ничего не видишь?

- Совсем, - отвечает монах, протягивая к ней руку.

Аша кладёт на его прохладную ладонь обе свои пухлые ладошки, а после вдруг отдёргивает руки, заявляя:

- Так не бывает.

- Почему? - слабым голосом шелестит слепой.

Указательным пальцем Аша принимается «рисовать» на его ладони:

- Когда я закрываю глаза, я вижу у себя в голове картины. Люди, цветы или деревья. То, что бывает со мной. А ещё могу увидеть, чего никогда не было. Совсем другой мир. Красивый. Там никто никого не обижает, все любят друг друга и помогают.

- Славно, - отзывается монах, - мне тоже знаком этот мир. А этот, - и он дотрагивается свободной рукой до Ашиного плеча, - могу только представлять... Я ведь его никогда не видел.

- И какой по-твоему этот мир? - интересуется Аша, невольно ощущая свою близость к этой едва знакомой душе.

- Волны света. Только свет. Когда в келье никого нет, он матовый, белый. Мысли окрашивают его разно. Те, что от Бога, несут любовь, синим да розовым, иногда фиолетовым красят. А те, которыми, бывает, демоны искушают, те с чёрными да золотыми искрами приходят.

- А люди? А собаки? А цветы? - сыплет вопросами Аша.

Слепой улыбается:

- И цветы, и люди, которые от Бога, божественные краски в моё видение вносят: чистые, яркие. Вот ты, дитя, вошла сюда, и с тобой вместе голубой и розовый свет явился. И я сразу уразумел: чистая, милосердная душа посетила эту убогую келью.

- А запахи ты слышишь? - допытывается Аша.

- Кто же не чует запахов? - удивляется собеседник.

- Да нет же. Не те запахи, которые есть, а те… - Аша затрудняется объяснить, откуда берутся потусторонние запахи, которые она слышит, - …те, которых нету здесь. Например, тут нигде нет цветов, а кажется, что пахнет розами.

Слепой снова улыбается и начинает гладить Ашу по голове:

- От ангелов исходит сей чудный аромат, стало быть, они близко.

Аша не стала спрашивать про «плесень», и так было ясно: появление подобного запаха привлекает то нехорошее, что обитает в невидимом мире, близком к земле. Была и другая причина, по которой ей не хотелось упоминать о разного рода нечисти в этот момент. После разговора о свете, о чудных запахах, она внезапно почувствовала приближение чего-то прекрасного, возвышенного. Если раньше её отепляла сердечность сидящего перед ней немощного человека, то теперь она стала ощущать чудное тепло, идущее откуда-то изнутри, из собственного сердца.

Зазвонили колокола, и слепой сказал, что они призывают монахов к молитве. Аша призналась, что не умеет молиться. Тогда монах сложил её ладони вместе и сказал, что будет молиться, а она, чтобы думала о хорошем, о Боге. Аша так и сделала. Под монотонное бормотание слепого она закрыла глаза и подумала о том, как добр тот, кого называют Богом. Каждому, кто любит его, он посылает хорошее: ангелов с их чудными запахами, прекрасный свет. Стоило подумать о свете, как перед её внутренним взором вспыхнуло и стало разрастаться серебристо-белое сияние. Слепящее, оно скрывало то, что было внутри него. Но сердцем Аша чувствовала: свет заключает в себе божественную фигуру. Волна радости охватила её. Она не слышала, как позади неё отворилась дверь, как в дверном проёме появились двое: её мать и сопровождавший её монах. Она не видела, как мать открыла рот, чтобы что-то произнести, и как монах, решительно подхватив её под локоть, тут же прикрыл дверь кельи, шёпотом уговаривая её обождать.

Мать, пока она стояла перед дверью в ожидании, стала бить дрожь. Поиски дочери, беспокойство о ней и та картина, которую она увидела в келье, расстроили её и без того постоянно напряжённые нервы. Последнее видение не оставляло её даже после того, как сопровождавший отвёл её в сторону и, усадив на скамью, стал отпаивать водой. Перед её внутренним взором продолжали стоять страшные закатившиеся глаза на сухом, словно у мумии, лице и пребывающая в таком же ступоре маленькая коленопреклонённая фигурка. Поразительной была и поза дочери, в которой, казалось, ни один человек не мог бы долго оставаться неподвижным: её тело было изогнуто назад, руки тянулись кверху, а голова на неимоверно напряжённой шее обращала лицо к потолку. Застывшее выражение широко распахнутых глаз и приоткрытый рот больше всего испугали женщину.

- Что это было? - спросила она у монаха, с трудом удерживая готовые хлынуть слёзы.

- Это явление божьей благодати, матушка, - с благоговением проговорил монах.

Мать повернула к нему голову и с недоверием спросила:

- Может, это одержание?

- Что Вы, Господь с Вами! - перекрестился монах. - Молитва святого человека призвала свыше небесную благодать и осенила его и Ваше чистое сердцем дитя. Радуйтесь. Благодарите Господа.

На обратном пути у каждой из них была своя причина для молчания. Аша, даже если бы её попросили, не могла говорить, так как переживала своё недавнее восхищение, лишь телесно присутствуя в этом мире. Её мать, эмоционально угасшая и разочарованная отсутствием очевидного для неё результата, продолжала перебирать варианты «спасения» дочери. Поднимая ногу, чтобы ступить на подножку автобуса, она вдруг подумала: «Хорошо бы показать Ашу психиатру».

- Да-да, - воодушевилась она, - пусть он поставит все точки над «i», пусть…

Но этой мысли не суждено было завершиться. Сильный укол в сердце заставил женщину не только прервать внутренний монолог, но даже пошатнуться.

- Женщина, Вам плохо? - обеспокоился водитель автобуса, готовый по первому сигналу вскочить со своего места и броситься на помощь.

- Нет, нет, - поспешила успокоить его мать и, бодро преодолев последнюю ступеньку, стала продвигаться по салону с мыслью, что эта боль - случайность, следствие всего пережитого за день.

Было ли это случайностью? В дальнейшем, когда равномерное гудение мотора успокоило её и мысли как бы сами собой стали приходить и уходить, не возбуждая значительных эмоций, она снова подумала о психиатре, о методе или лекарствах, которые помогли бы Аше забыть о снах… Но тут сильнейший укол в сердце заставил её охнуть и затаить дыхание. Пережидая, пока боль пройдёт, она стала думать, что если ей сейчас суждено умереть, то нужно начать размышлять о самом светлом и хорошем - может быть, о Боге, которого она не знает... А ещё она подумала, что следует попросить прощения у всех, кому она делала плохо или о ком думала без любви.

- Аша, детка, прости меня, - прощалась она с дочерью, - я только хотела тебе помочь...

После этого она почувствовала себя обновлённой, очищенной и со спокойным сердцем позволила себе «покинуть» землю - задремать. А когда проснулась, автобус уже подъезжал к родному городу - следовало собираться самой и одеть Ашу.

Едва отворив дверь, мать и дочь, были встречены радостными возгласами Эльдара:

- Ба! Какие люди!

И, не давая им опомниться, юноша жестом фокусника извлёк из-за спины большой ананас:

- Глядите, что я вам приготовил!

Не встретив ответного энтузиазма, он почти рассердился и, как всегда, своё недовольство обрушил на Ашу:

- Что это мы такие благочинные стали? Нас уже не интересуют простые мирские радости?

- Ну-ка, ну-ка, что это мы так прижимаем к сердцу? - стал приставать он к сестре, заметив в её руке небольшой кусочек картона.

Когда Аша показала ему иконку - образ святого - покровителя Святогорского монастыря - он скептически заметил: «Ну-ну…» и отправился в кухню, подбрасывая и ловя на ходу нарядную шишку ананаса, украшенную пышным зелёным хохолком.

Устраивая иконку на полочке возле кровати, Аша неожиданно спросила маму:

- А почему у нас в доме нет ничего божественного?

Эльдар, который, как чёрт из табакерки, вдруг появился в дверном проёме, иронично заметил:

- Потому что в нашем доме есть ты.

Аша не уловила обидного подтекста в словах брата. Ей подумалось: «Наверное, раз никто не может этого сделать, я сама должна принести божественное в дом». Эта мысль ей очень понравилась, и она от души поблагодарила святого, ибо в этот день усвоила, что прекрасное посылается свыше.

 

Глава 4

Не убий! (мир иной)

Третий был весьма приземистым и ещё более сутулым, чем его соплеменники. Низкий лоб, нависающий над глазами, делал его взгляд давящим и тяжёлым. Он вышел на поверхность вместе с Ило и Гла и теперь, не спеша, направлялся к Арашу. Ненависть, смешанная со страхом, тёмными стрелами летела к нему от незнакомца и, отражённая огненной защитной оболочкой, творимой божественной любовью, возвращалась назад, поражая источник. Когда группа, наконец, приблизилась к Арашу, смятение мужчины было так велико, что заставило его искать спасения. Инстинкт самосохранения подсказывал ему необходимость защищаться или нападать, что было для него равносильно. А потому недрогнувшей рукой он выхватил из-за пояса узкую металлическую пластину и занёс её над ненавистным ему чужаком, собираясь ударить. Араш ощутил, как по телу змейкой поднимается давно забытое чувство, стремясь угасить в нём радость, угрожая нарушить его связь с божественным единством пространства. Один глубокий вдох позволил ему справиться с призраком страха, найти в сердце нить, связующую его с любимым Учителем. Образ Учителя никогда не оставлял Араша и в случаях самодеятельности всегда вдохновлял посылать сердечную помощь нуждающимся. Едва поток любви коснулся озлобленной сущности незнакомца, тот вздрогнул, напряжение кисти, удерживающей клинок, ослабело, и стало ясно, что желание убивать у него пропало. Протянув к нему руку, Араш сказал:

- Будь добр, позволь мне воспользоваться твоим инструментом.

Отдавая Арашу клинок, незнакомец почувствовал явное облегчение. Ило и Гла, которых физическая сила традиционно принуждала к повиновению, теперь тоже расслабились. И когда Араш позвал их следовать за ним, Гла на ходу стал вскидывать руку с воображаемым клинком, подражая жесту соплеменника. Наверное, мальчик проделывал это уже в двадцатый раз, когда они подошли к холмам, у подножия которых Араш предложил им остановиться. Опустившись на колени, он затем вонзил остро заточенную пластину в землю и начал вынимать оттуда части грунта. Работая, он пояснял:

- Будучи замоченным в жидкости, этот материал пластичен, ему можно придавать любую форму, и благодаря его вязкости она не рассыплется.

Ило послюнила пальцы и намочила ими небольшой комочек. Разминая голубоватую массу и после придавая ей форму шара, кольца, пластины, она вдруг сообразила:

- Так вот из чего были сделаны старинные сосуды!

Подражая сестре, Гла, не жалея слюны, тоже занялся лепкой. Зато их новый спутник внезапно резко наклонился и выхватил из рук Араша свой клинок.

- Дурак, - процедил он сквозь зубы и, уже выпрямляясь, сказал:

- Это служит, чтобы убивать, а не тупить о землю.

- Зачем тебе нужно убивать? - поинтересовался у него Араш.

Незнакомец окинул его пренебрежительным взглядом и напоследок назидательно произнёс:

- Не убьёшь ты - убьют тебя.

Когда незнакомец стал удаляться своей уверенной, тяжёлой походкой, Гла с гордостью объявил:

- Он - наш, он будет мужчиной Ило.

- Нет! - вдруг вскрикнула девушка.

Она сказала это так громко, что уходящий обернулся.

- Тише, ты, - прохрипел Гла. - Вернётся - убьёт.

Но тот, о ком шла речь, коротко взглянув на них, лишь презрительно сплюнул и затем продолжил свой путь.

Собрав весь добытый им грунт в подол своей длинной одежды, Араш направился к воде, которая начиналась сразу за холмами. Там, размочив отдельные комки, он стал лепить из податливой массы две одинаковые правильные формы. Положив их для просушки на солнце, он неожиданно спросил:

- Знаете ли вы, что убивать нельзя?

Гла посмотрел на Араша с удивлением:

- Выходит, ждать, пока тебя прикончат?

- Меня же не прикончили, - улыбнулся Араш.

- Ты не жил там, под землёй, - мрачно сказал Гла и принялся терзать лист высокой прибрежной травы, разделяя его на отдельные полосы.

Не отрываясь от своего занятия, он слушал Араша, который с оттенком грусти в голосе говорил:

- Уничтожая тело человека, мы прекращаем пребывание божественного в этом теле, и вместе с ним исчезает ток любви, который изливался через него на планету. И хотя божественный огонь бессмертен и продолжает свою жизнь в небесных обителях, планета, лишённая любви, страдает. Вот вы когда-нибудь убивали?

Ничуть не смущённый этим вопросом, Гла деловито отчитался:

- Одного хистёнка убил однажды. Есть очень хотелось.

Собеседники молчали, и мальчик вдруг почувствовал себя неловко:

- Я не своего убил. Чужого. Своих я и пальцем не трогаю.

- А я - человека, - подвинулась ближе к Арашу Ило.

Взглянув на него, в его чистые, строгие глаза, она судорожно вздохнула и закрыла лицо ладонями. Так, ни на кого не глядя, она призналась:

- Это был ребёнок. Во мне. От чужого нехорошего мужчины. Я не хотела этого ребёнка и…

Тут Ило вновь вздохнула и замолчала. Араш почувствовал, как ему передается тоска её пробуждающегося от диких инстинктов сердца. Первым его порывом было утешить, унять эту боль так, чтобы она ушла в землю - благо, он умел это делать. Но вместе с тем он понимал, что только через боль эта проснувшаяся к состраданию душа сможет когда-нибудь осознать: убивать нельзя.

Тихо, очень проникновенно Араш заговорил:

- Дитя, не допущенное к существованию на планете, непомерно страдает. Опускаясь из небесной обители на планету, оно готово одаривать её божественной любовью. Нарушая этот божественный замысел, мы выступаем против всего божественного. Ибо божественное едино. Как едина капля воды и целый водный простор, в котором она пребывает.

Гла, которого не очень-то проняла эта речь, всё же оставил своё занятие и подошёл к сестре, которая грязными ладонями вытирала бегущие из глаз слёзы. В порыве сочувствия мальчик слегка ударил ногой о её ногу, но на Ило это не произвело никакого впечатления.

- Не убий! - неожиданно повелительно произнёс Араш.

Эти слов прозвучали как заклятие и, казалось, не оставляли ни единого шанса их ослушаться. Взяв Ило за руку, он повёл её к воде и, отмыв грязь с её рук, стал умывать её лицо. Сложно сказать, то ли холодная вода, то ли особые прикосновения рук Араша привели девушку в состояние полного умиротворения, готовности без сожаления о себе проявлять сочувствие ко всему, что её окружает. Она выпрямилась и слегка потянулась. Подставляя мокрое лицо лучам заходящего солнца, она позвала:

- Гла, братишка, иди сюда, пусть Араш тебя умоет. Может, и ты увидишь мир другими глазами.

 

Противление

Изредка, когда мама допоздна задерживалась на работе, а брат Эльдар оставался на ночное дежурство в госпитале, за Ашей в детском саду присматривал детсадовский сторож Никита. Бывший военный, Никита был человеком весьма внимательным и ответственным. Обойдя вместе с Ашей помещения садика и убедившись, что они надлежащим образом заперты, он, как правило, обосновывался в комнате заведующей. Там он включал телевизор и, усадив девочку около себя, смотрел либо новости, либо какие-нибудь спортивные соревнования.

Ашу интересовали телевизионные новости, особенно когда там рассказывали о красивом и удивительном. Но было много такого, что её удручало. Всё разрушительное вызывало в ней протест, усугубляя его невозможностью тут же исправить положение вещей. В этот вечер её отчаяние было вызвано сценой уличной перестрелки. Беспомощность жертв и собственное бессилие заставили её страдать. Недоумевая, почему люди не способны прекратить страдания на земле, она спросила:

- Дядя Никита, зачем нужно убивать?

Не отрывая глаз от телеэкрана, Никита провёл рукой по своей коротко остриженной голове и сказал:

- Необходимости убивать нет. Есть необходимость защищать и защищаться.

- От кого? - простодушно спросила Аша.

- От всех, кто хочет обидеть или уничтожить человека.

Новости подошли к концу, и Никита предложил Аше снова совершить с ним обход помещений. По дороге он рассказывал:

- Вот, к примеру, если кто-нибудь решит проникнуть в наш садик, я как охранник должен буду применить средства защиты.

- Что, убьёшь его? - насторожилась Аша.

- Да нет, конечно, - улыбнулся сторож.

Он достал из кармана небольшой металлический баллончик и с доброй усмешкой сказал:

- Вот оно - моё практически безобидное оружие. Брызнешь разок, и у непрошеного гостя слёзы из глаз потекут. Пока он резкость наведёт, я его задержать успею до приезда милиции.

Раньше Аше никогда не приходило в голову защищаться, даже когда дома, во дворе или в детском саду кто-нибудь проявлял по отношению к ней агрессию. Маму огорчали её синяки и ссадины, а брат, устав от попыток научить сестру элементарному отпору, как правило, сам разбирался с обидчиками. В этот вечер, прислушиваясь к бодрому и добродушному тону Никиты, Аша вдруг поняла, что защита может быть неагрессивной и что она нужна для того, чтобы остановить зло. В действенности этой мысли она смогла убедиться уже на следующий день.

После завтрака, когда детсадовская группа собиралась на прогулку, к Аше подошёл один мальчик и, как это уже бывало, сказал:

- Ты пойдёшь со мной в паре.

Мальчик был неприятен Аше, и она отказалась. Тогда мальчишка схватил её за руку и начал давить. Прежде у неё было два выхода: вырвать руку, на которой в этом случае оставался синяк, или позвать на помощь воспитательницу. Однако на сей раз она достала из кармана платья маленький баллончик и, коротко нажав на кнопку, брызнула на мальчишку каким-то остро пахнущим веществом. Тот, ойкнув, немедленно отпустил её руку и после с отчаянным рёвом стал тереть кулаками глаза.

Аша была растеряна: она не хотела отвечать злом на зло. Чувство вины за причинённую ею боль настолько подавляло её, что она не смогла ответить ни на один из вопросов, задаваемых ей взрослыми:

- Кто научил тебя брызгать из балончика? Почему ты решила, что мамины духи - безобидное средство защиты? Знаешь ли ты, что могла лишить мальчика зрения?

Только брат, узнав о случившемся, одобрил её:

- Наконец-то, моя сестра набралась ума... Не позволяй себя обижать. Всегда найди как защититься.

Однако Ашу это не утешило. Её мучил вопрос: как сделать так, чтобы защита не превращалась в наказание. Свой вопрос она смогла доверить лишь сторожу Никите, когда в следующий раз задержалась в детском саду. Наслышанный о её «успехах», Никита похлопал Ашу по плечу:

- Эх ты, Аника-воин. Защита - это всегда наказание. Без наказания не бывает защиты.

Его слова укрепили Ашины подозрения: лучше оставить мысли о защите и жить, как раньше, - так доставаться будет хотя бы ей одной. Заметив, как погасли глаза девочки, сторож присел перед ней на корточки и сказал:

- Ну-ну, нос не вешать! Всё в этом мире должно совершаться по закону соответствия. Какая угроза, такой и ответ должен быть. И если какой-то детсадовский пацан зажимает тебе руку, наступи ему на ногу или, на худой конец, слегка укуси. Сработает фактор неожиданности, и тебя оставят в покое.

Можно и словами озадачить нападающего, сбить его с толку. Это уж и вовсе безобидная защита.

- Тогда это не наказание! - оживилась Аша.

- Не наказание... но всё равно сопротивление, - уточнил Никита.

- А без сопротивления никак нельзя? - с надеждой посмотрела на сторожа Аша.

Мужчина задумался. После того, как он так категорично заявил, что защита всегда является наказанием, а потом опроверг себя, ему не хотелось вкладывать в эту доверчивую детскую душу какие-нибудь ошибочные заключения. Он уже хотел отказаться от ответа на этот вопрос, но тут ему вспомнилась история, которую любила рассказывать бабушка:

- На одного странника однажды в дороге напали разбойники. Странник, который привык жить с Богом в сердце, во всём полагался на него. Поэтому он не стал сопротивляться, когда у него отобрали котомку с хлебом и молитвенной книгой. Он молчал, когда с него сняли одежду, и не проронил ни звука, когда его стали избивать. В это время он творил сердечную молитву, благодаря Бога за его милость. Добрые люди подобрали странника, лечили его и кормили, пока он не поправился. А разбойников скоро поймали и примерно наказали.

- Выходит, есть люди, которые предоставляют божественным силам решать за них, кого и как следует наказать, - заключил Никита.

- Я тоже так буду, - решила со вздохом облегчения Аша.

Но её собеседник, заподозрив в этом решении нежелание противиться злу, спросил:

- А ты уверена, что связь твоя сердечная с Богом защитит мир от зла? Ведь только тот, кто умеет призвать божественные силы для вершения суда на земле, может не беспокоиться о том, что зло будет вовремя остановлено.

Аша вдруг совершенно ясно представила огромного великана, который, очутившись в стране с крохами-лилипутами, ступает куда ни попадя, уничтожая всё на своём пути. Зло-великан, уверенное в своей безнаказанности, не останавливало своего страшного шествия, и Аша решила воззвать к божественной силе, чтобы та явила преграду его пагубным действиям. И услышали силы небесные Ашин сердечный призыв и послали на землю огонь. Ударила молния в землю, и разверзлась земля, и злой великан, где стоял, там и провалился, и больше уже никогда не сеял зла на земле.

После этого видения у Аши снова появилась уверенность в связи с божественным целым, а ещё она знала, что впредь всегда будет противиться злу, не позволяя ему уменьшать в ней божественную любовь.

 

Глава 5

Донести прекрасное

В ванную Аша шла в приподнятом настроении: ей казалось, что рисунок, и впрямь, получился красивым. Ещё бы! Он «до краёв» был наполнен Ашиными любимыми красками: фиолетовой, голубой, синей и лиловой, кроме того, задуманный образ весьма сносно воплотился на бумаге. Возвращаясь в комнату, возле столика, на котором она оставила только что законченную работу, Аша увидела маму. Конечно, далеко не все люди могут распознать глубину замысла того или иного произведения. Какими бы примитивными ни казались рассказы или рисунки детей, чаще всего, мысль-породительница серьёзнее видимого результата. Грубость зрительского восприятия, отмечая лишь внешнюю сторону произведения, сводит на нет усилия творца по передаче красоты как сути божественного. Ведь, в действительности, устремляясь к красоте, художник стремится к божественному.

Являлась ли мама таким поверхностным зрителем или попросту, утомлённая дневными заботами, была не в состоянии вникнуть в Ашину задумку, девочка не знала. Но вскоре мамины первые впечатления перестали быть для неё загадкой.

- Это кто? - для начала спросила мама, показывая на высокую фигуру в длинных одеждах.

- Это ангел, - ответила Аша, хотя про себя называла этого и других проводников Света из надземного мира не иначе как «светиками».

- А что он делает? - продолжала расспрашивать мама.

- Цветы насаждает.

Аша, может, рассказала бы и о прочих деталях авторской задумки, но тут мама рассмеялась:

- А я думала, что это уборщица чистит урны.

Вот те раз! Стоило после этого объяснять, что то, что мама приняла за урны, на самом деле, очень большие цветы, которые выращиваются светиками специально для младенцев - обитателей надземного мира? Свет погас в Ашиных глазах.

Уловив неприятие дочерью такой легкомысленной оценки, мама смутилась и тут же попыталась сгладить неловкость, задабривая Ашу показным интересом к её рисункам. Заметив во взгляде дочери холодок недоверия, а в ответах - крайнюю сдержанность в дальнейшем она постаралась быть осторожнее и, прежде чем вынести вердикт, терпеливо выведывала у неё подробности творческого замысла. Так, когда на Ашиной полке у кровати стали появляться замысловатые фигурки из пластилина, мама не поленилась даже заучить их чудаковатые имена: буглик, прыгунька, жосень… Зато брат Эльдар, как будущий хирург склонный к радикальным суждениям, интересовался ими без обиняков:

- Что это за уродцы?

Достучаться до небес бывает проще, чем до сердец человеческих, и потому общение с небом оказывается предпочтительнее общения с людьми. Так видимое заменяется невидимым.

- Куда же они девались? - в один прекрасный день поинтересовалась у Аши мама, обнаружив на полке вместо семи, ставших привычными, фигурок лишь островки, свободные от пыли.

Наверное, если бы мама заглянула в коробку с пластилином и увидела там смятые разноцветные комки, она бы не задала этот вопрос. Её неосведомлённость, однако, позволила ей узнать кое-что крайне любопытное:

- Ночью приходили ангелы и всех оживили. Как только мои зверики ожили, они сразу убежали в лес.

И правда, перед тем как превратить в бесформенную массу каждого полюбившегося ей зверика, Аша приговаривала:

- Светик, жизнь нам подари, на свободу отпусти.

Возможно, постепенно Аша смирилась бы с непониманием окружающих и оставила всякие попытки установить единомыслие, однако жизнь, как говорится, внесла свои коррективы.

Однажды на уроке рисования, демонстрируя перед группой Ашин рисунок, воспитательница сказала:

- А вот Аша нам нарисовала дирижёра, который управляет удивительным оркестром. Очень красиво. Молодец!

На сей раз Ашу поразила не столько самоуверенная простота трактовки, сколько своеобразное понимание красоты. Дирижёр дирижирует оркестром… Вот так красота!

- Это уже слишком! - решила про себя Аша и, подбежав к столу воспитательницы, выхватила из её рук свой рисунок.

Как ни странно, такое её поведение не получило немедленной категорической оценки, однако в конце дня, перед тем как отпустить Ашу домой, воспитательница попросила её вместе с мамой заглянуть к детсадовскому психологу.

Ашу ничуть не удивило, когда молодая женщина-психолог, рассматривая её рисунок с «дирижёром», поделилась следующим наблюдением:

- На твоём рисунке я вижу волшебника, который с помощью волшебной палочки создаёт живые картины. Правда?

Девочке не очень хотелось уточнять, что же, на самом деле, изображает её картина, однако желание быть понятой, изначально присущее всем людям, взяло верх:

- Это ангел, а не волшебник.

Участливость, с которой посмотрели на неё глаза молодой женщины, развязала Аше язык, и на следующий вопрос: «Чем ангел отличается от волшебника?» она ответила без утайки.

- Волшебник живёт на земле - ангел на небе. Всё красивое сначала придумывают ангелы. Потом они рассказывают об этом людям. И потом люди делают это на земле.

Когда мама услышала такое не вполне «нормальное» объяснение, она дёрнула дочь за рукав. Решив, что, разоткровенничавшись, допустила оплошность, Аша посмотрела на психолога, ожидая и с её стороны какой-нибудь неодобрительной оценки. Но женщина оставалась невозмутимой. Она что-то написала на листке и, протянув его маме, сказала:

- Я бы посоветовала вам обратиться к моему педагогу. Она опытный психолог. Может помочь Вам и Вашей девочке.

 

Кто творит красоту (мир иной)

По мере того, как возводились стены здания, которое строил Араш, к нему приходили разные люди. В первую очередь, их влекло любопытство к строительству и немногих затем к духовным беседам. Последние в основном были молодыми людьми. Однако встречались такие, которые провели под землёй более трёх десятилетий своей непростой жизни. Одной из них была Ану - женщина без возраста, полная и приземистая. По тому, как часто она появлялась у стен дома, Араш понял, что семьи у неё нет.

Со времени изготовления первого кирпича прошло немало, и Араш значительно усовершенствовал технологию. Теперь и Гла, и любой другой его соплеменник, заполняя одинаковые металлические формы, могли делать красивые и ровные камни для постройки. Однако растирать желтоватый порошок, раствор которого предназначался для выравнивания стен, Араш доверял только Ану. Своими терпеливыми пухлыми ручками она превращала бесформенные комки сначала в тонкую пудру, а после, растворив её в воде, аккуратно наносила состав на стену.

Однажды ночью, когда Араш отдыхал, погрузившись на дно водоёма, перед его внутренним взором предстала удивительно красочная картина. От земли к небу воспаряли люди. В своих протянутых кверху руках они несли огонь. Достигая небес, он из красного превращался в бело-голубой, отражаясь восторгом в больших сияющих глазах. И Араш понял, что непременно должен предъявить картину здешним, едва разумеющим красоту людям.

Материалы для красок Араш раздобыл в разных уголках планеты. Жёлтые и красные пористые породы обнаружились поблизости, а вот минералы синего цвета пришлось доставать издалека. Готовить из них пигмент он не доверил даже Ану. Женщина очень обиделась на него за это.

- Даже делаемое с любовью, но лишённое мастерства, может оказаться не вполне совершенным, - пояснил ей Араш.

- Мастерство - это то, что делаешь много раз? - спросила Ану, ещё надеясь, что Араш изменит своё решение.

Однако он, не отрываясь от приготовления краски, сказал:

- Мастерство приходит не столько в результате многократного повторения действия, но тогда, когда человек раз от разу стремится выполнить одну и ту же работу всё лучше и лучше. Мастер - тот, кто хочет как можно совершеннее воплотить красоту.

Всего одна ночь понадобилась Арашу, чтобы расписать единственную полностью готовую стену. А уже утром, едва жёлтый диск местного солнца показался из-за горизонта, появились первые зрители. Ещё издали заметил Араш три невысокие фигурки. Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, они направлялись к дому. Когда Ану и двое детей, державших её за руки, поравнялись с Арашем, он в знак приветствия поклонился им. Но женщину, которая прежде ответно кланялась чуть не до земли, охватил ступор. Вот уже и дети, освободившись от её опеки, разбежались в разные стороны, и Араш, обращаясь к ней, не раз заявлял о своём присутствии, а она все продолжала стоять, словно потеряв дар движения и речи.

Как только Ану пришла в себя, она сразу же стала искать глазами своих маленьких спутников. И вскоре нашла их неподалеку за увлекательным занятием: из мелких прозрачных камешков почвы Араш учил детей строить незамысловатые сооружения - конусы и дорожки к ним. Занимаясь с детьми, он успел, однако, заметить изменения, происшедшие в женщине: приподнятость духа сообщила её походке несвойственную ей лёгкость - она будто парила над землёй. И если раньше Арашу не раз приходилось очищать ауру Ану от отемняющих её следов прежней горестной жизни, то сейчас она самоочистилась и вся сияла светом высокого восхищения явленной красотой. Показывая на стену с парящими на ней фигурами, Ану вымолвила:

- Как же это очень-очень хорошо…

- Ты хотела сказать «красиво», - поправил её Араш.

- Красиво, - повторила женщина, пытаясь уловить смысл незнакомого ранее слова.

На помощь ей пришёл Араш:

- Красивое - это когда ты, глядя на него или соприкасаясь как-то иначе, очень радуешься ему.

- Сильно-сильно, - кивнула Ану и светло улыбнулась.

- И весь светишься, вот как ты сейчас, - в ответ улыбнулся Араш.

Ану не выдержала и рассмеялась. Она была безмерно счастлива. Ей хотелось слушать эти дивные речи, вдыхать лёгкий, удивительный аромат, который исходил от Араша.

И тогда он сказал:

- Знаете, откуда появляется красивое?

Араш сказал это во множественном числе, потому что незаметно для Ану к ним присоединились ещё два заинтересованных лица - Ило и Гла. Признаваясь в своём незнании, слушатели дружно покачали головами и, усаживаясь напротив Араша, приготовились внимать.

- Каждое действие вначале было мыслью, - произнёс он с расстановкой.

Показывая на выполненную им картину, он сказал:

- Здесь отображена та мысль, которая несколько дней назад пришла ко мне из надземного мира.

- Выходит, что мысли появляются оттуда же, откуда происходит божественное! - Гла даже подскочил на месте, удивлённый собственной догадкой.

Заметив в своих собеседниках чистый огонь понимания, Араш подтвердил:

- Верно. Надземное населяют божественные мысли, но поблизости от планеты оно в большей мере насыщено мыслями человеческими, которые бывают как хорошими, так и плохими. А вот какие мысли приходят к человеку, зависит от его огней - их способности притягивать хорошее или плохое.

Произнеся «огней», Араш почувствовал, как незнакомое понятие, ворвавшись в сознание неофитов, угашает их интерес, и потому он вдруг со страстью произнёс:

- Я люблю вас! Божественные родители шлют вам свою любовь!

Словно по мановению волшебной палочки, Ило и Ану вновь сосредоточились на рассказе Араша. Тем временем он говорил:

- Сейчас я послал вам огонь любви. Много разных огней есть у человека, но огонь высокой любви рождается сердцем. Только при участии сердечного огня можно притянуть из надземного мира мысль красоты, побуждая человека действовать прекрасно.

- Видно, красота приходит оттуда, сверху, а человек её только достаёт, - задумалась Ило.

- А кто её делает там? - встрял в разговор Гла, предпочитавший всё конкретизировать.

- Хороший вопрос, - похвалил его Араш. - Чтобы ответить на него, мне придётся начать издалека.

Весь видимый мир создан божественной силой из невидимой глазу огненной материи. Божественная мысль любви из этой блистательной материи творит прекрасное.

- Наша планета тоже прекрасное? - постучал ногой по земле Гла.

Сестра хотела толкнуть его, чтобы он не вертелся и не задавал нелепых вопросов, но рука Араша мягко остановила её уже поднятую руку.

- Мальчик прав, - сказал он. - И эта планета, и люди, её населяющие, созданы прекрасными. Человек - самое прекрасное творение божественной пары - создан как подобие своих божественных родителей. Это означает, что он тоже является творцом и мыслью своей призван творить красоту.

Последняя фраза снова дала повод Гла для новых мыслей.

- Я - творец! Он - творец! Они - творцы! - выкрикивал он, поочерёдно показывая пальцем на своих собеседников.

- Сейчас ты - творец шума! - рассердилась на него сестра, ощущая, как от крика брата рушится возвышенная атмосфера общения.

Перед ней вдруг мелькнул образ зажжённого огня и затем поток воды, гасящий его.

- Не будь гасителем огня! - одёрнула она мальчика.

Это было сказано таким повелительным, не терпящим возражений тоном, что Гла поневоле притих. И тут Ану, которая до сих пор сидела молча, поднялась на ноги и заговорила, обращаясь к своим товарищам:

- Сегодня мы впитали много красоты, и теперь пойдём домой. Давайте понесём прекрасное нашим людям!

Её голос звенел таким воодушевлением, что брат и сестра, наскоро попрощавшись с Арашем, тут же двинулись за ней. Следом торопливо семенили младшие, которые в отличие от взрослых, насытившихся светом мысли, из наземного уносили кристаллические камешки, насыщенные светом солнца.

- Будьте благословенны, зажжённые сердца! - напутствовал самодеятелей Араш.

 

Глава 6

Новые

Кабинет, в котором принимала психолог был небольшим, но уютным. Аше особенно приглянулось место на диване ближе к окну, возле которого стояло большое с длинными воздушными корнями растение. Но психолог попросила девочку занять место на мягком стуле напротив себя, и сейчас Аша смотрела на её широкое немолодое лицо, пытаясь за стёклами очков уловить взгляд небольших серых глаз.

- Давай знакомиться, - обратилась к ней женщина. - Чтобы тебе было удобнее, можешь называть меня, как тебе понравится. Придумай мне имя.

Аша вдруг почувствовала знакомый запах. До этого его не было, а теперь… Да, так пахла мамина зубная паста, и мама говорила, что это запах мяты. Аромат был слабым, от него веяло холодком и спокойствием.

- Меня зовут Аша, а Вас я буду звать Мята, - наконец, определилась девочка.

- Аша! - укоризненно проговорила мама.

Но психолог поспешила её успокоить:

- Ничего-ничего, очень даже достойное имя. Прекрасное растение: очищает воздух, успокаивает.

В этот момент Аша почувствовала, что сидит неудобно, низко, и переменила позу, забравшись коленями на стул. Она опёрлась о стол локтями и положила подбородок на ладони, оказавшись, таким образом, визави с психологом. Мама тотчас же поднялась и подошла к Аше, чтобы усадить её «по-человечески», но психолог не позволила. И, вообще, попросила её впредь сохранять молчание, что бы ни случилось.

Вот на стол легла толстая бирюзовая папка. Аша знала, что перед тем, как нести рисунки к психологу, мама уложила их в такую же папку. Когда женщина заговорила, оказалось, что Аша не ошибается:

- Я ознакомилась с твоими рисунками и хочу задать тебе вот какой вопрос. Почему ни на одном из них ты не изображаешь ничего земного?

- Мне здесь не нравится, - последовал категоричный ответ.

Очевидно это утверждение составляло основу Ашиных протестных настроений.

- Чем тебе не угодил здешний мир?

Аше показалось, что проявлять недовольство в позе внимательного слушателя нелепо, и потому, по-прежнему оставаясь на коленях, она сняла локти со стола и выпрямилась. Теперь она очутилась выше психолога, и та вынуждена была смотреть на неё сверху вниз.

- Все люди врут, - ничуть не смущаясь, заявила Аша.

- И я тоже? - склонив голову набок, с неподдельным интересом спросила психолог.

- И Вы, Мята, тоже, - закивала девочка.

Позади себя она вдруг уловила слабые шорохи, одновременно ощущая лёгкое жжение в затылке. Так проявлялось мамино недовольство, её озабоченность поведением дочери. Но это не остановило Ашу. Не дожидаясь очередного вопроса психолога, она поторопилась обосновать своё критическое умозаключение:

- Когда мы сюда пришли, Вы, Мята, сказали, что рады нас видеть. Тогда Вы говорили неправду.

Рот женщины растянулся в слабой улыбке.

- Верно, - согласилась она, - я тогда думала, что успею напиться чаю, да вот, не успела.

Указательным пальцем правой руки она поправила очки на переносице и задала Аше очередной вопрос:

- Откуда ты знаешь, когда люди лгут?

Аша расставила руки в стороны и принялась очерчивать ими дуги от головы психолога вниз:

- Я вижу свет вокруг людей, а когда они врут, появляются такие серые пятна.

- Значит, ты видишь ауру, - сделала вывод психолог.

- Это важно, - сказала она, отметив что-то в своей тетради. - Однако сейчас важнее договориться вот о чём. Давай говорить друг другу только правду.

- Давайте, - охотно согласилась Аша.

- Но вот беда, - посмотрела на неё поверх очков психолог. - Если я однажды не сумею сказать тебе всей правды, ты снова уличишь меня во лжи и перестанешь мне доверять?

Аша поняла, что на этот вопрос ответа дать не сможет, и, отводя взгляд к потолку, машинально проговорила:

- Это когда объём информации превышает возможности восприятия.

- Кого ты сейчас цитируешь? - поинтересовалась психолог, стараясь не выдать своего удивления.

- Моего брата. Это он говорит, чтобы подразнить меня. Я ему не нравлюсь.

Женщина пробежала глазами свои записи и затем сказала:

- Возможно, ты его недооцениваешь. Вчера я долго разговаривала о тебе и твоём брате с твоей мамой и у меня создалось впечатление, что Эльдар - любящий и заботливый человек.

При упоминании о брате Ашу, как всегда, охватили противоречивые чувства. С одной стороны, она испытывала неприязнь к его манере иронизировать, сопротивляясь его настойчивым попыткам «опустить её на землю», а с другой, - он заменял ей отца.

- Да, он заботливый. Он заботится, чтобы была еда, вещи и чтобы поспать подольше.

- Может, это оттого, что он очень устаёт? Ты никогда не заглядывала в его учебники? Не бывала у него на работе?

Вопросы психолога немного озадачили Ашу. Она слезла со стула и уселась обычным образом. Это должно было означать, что пора сменить тему разговора. Уловив её сигналы, психолог, тем не менее, продолжала:

- Если правда, что твоего брата интересует только видимая часть мира, тогда получается... как бы сказал твой брат... что твой объём информации о надземном превышает возможности его восприятия. Ты знаешь о мире больше, чем он.

- Но он же старше! - не поверила Аша.

- В наше время это ни о чём не говорит. Конечно, в делах житейских стоит прислушиваться к старшим, но в творчестве… Ни у кого не иди на поводу. Придумывай так, как считаешь нужным. У тебя много знаний, которые ты получаешь из надземного мира.

- Откуда Вы знаете? - удивилась Аша, поднимаясь со стула.

Женщина поймала себя на мысли, что тоже хочет поскорей закончить беседу, в которой чувствовала себя в большей мере ответчиком в суде, чем специалистом, который проводит обследование.

- Погоди ещё немного, - обратилась она к Аше. - Напоследок нам нужно решить с тобой ещё одну вещь.

Психолог заглянула в свои записи и поправила себя:

- Пожалуй, две вещи. Во-первых, отвечая на твой вопрос, я хочу сказать, что сейчас появилось немало таких людей, как ты.

- Что-то они мне не встречаются, - заметила Аша.

- А теперь встретятся. Я дам твоей маме два телефонных номера: девочки и мальчика. Они дружат между собой, думаю, они с радостью примут тебя в свою компанию.

Аше очень хотелось с кем-нибудь подружиться, но ей уже почти не верилось, что это возможно. Её необычные рассказы о том, другом, мире, а также независимое поведение заставляли сверстников сторониться её.

- Давай с тобой договоримся ещё об одном, - слегка подалась вперёд психолог. - Если у тебя появятся проблемы, начнёт портиться настроение или вдруг возникнут какие-нибудь вопросы, сразу приходи ко мне.

Аша видела: это было сказано искренне, без лицемерия, и потому ответила откровенностью на откровенность:

- Консультация у Вас стоит денег, а денег у нас не хватает.

- С тебя я не стану брать денег. Приходи.

Аша снова взглянула на излучения психолога и поняла, что женщина говорит правду.

- Хорошо, приду, - согласно кивнула она и вышла в коридор, чтобы дождаться там маму.

Ашина мама, Рамина, следуя приглашению психолога, пересела с дивана на стул. Обнаружив, однако, что теперь ей плохо видна пальма, созерцание которой так успокаивало её в продолжение беседы психолога с дочерью, она села на стуле боком, оказавшись лицом к горшку с цветком. Заметив её беспокойство, хозяйка кабинета сказала:

- Давайте всё-таки выпьем чаю с мятой.

Рамина не возражала и, пока готовился чай, повернула стул лицом к пальме. Едва две дымящиеся чашки оказались на столе, психолог заговорила об Аше:

- Вы утверждаете, что Ваша дочь ведёт себя не совсем нормально. Побеседовав с ней, я увидела обратное.

Чтобы убедиться в серьёзности слов психолога, Рамина повернулась к ней лицом и, удостоверившись, что та не смеётся, вздохнула:

- Я же Вам рассказывала вчера. Она не слушается.

- Верно, она не хочет слепо выполнять чьи-либо распоряжения, необдуманно подражая известному способу действий.

- Что в этом плохого? Так всегда было. А как же иначе учить правильно себя вести?

Рамина нуждалась в том, чтобы видеть лицо собеседницы, и, пока шёл разговор, то и дело поворачивала голову. Полагая, что ей так будет комфортнее, психолог поднялась со своего места и встала спиной к окну, как раз возле пальмы. Чашку с горячим чаем она захватила с собой и теперь, сделав глоток, сказала:

- Видите ли, нынче дети пошли другие. Они не могут слепо подражать. Не хотят. Они чётко понимают, что у них есть выбор, и настаивают на том, чтобы действовать по своей воле.

- Так что же делать? - забеспокоилась Рамина. - Они же ещё маленькие и способны натворить Бог знает что.

- С ними нужно разговаривать.

Эта фраза заставила Рамину вновь присмотреться к собеседнице: не шутит ли она. Но психолог, сохраняя невозмутимое выражение лица, пояснила:

- Конечно, нужно не просто разговаривать с ребёнком, но объяснять. Пояснять буквально каждое Ваше намерение относительно него, обосновывать каждое распоряжение. А во многих случаях и советоваться.

- Получается, что я должна вести себя с ней, как со взрослой?

- Именно. Детям многое неизвестно в этом мире, и они постоянно стремятся осознать, зачем им нужно то, чему вы их учите, ставят под сомнение ваш жизненный опыт.

- Не понимаю, - недоумевала Рамина. - Когда человек что-то пытается осознать, он вынужден сравнивать то, с чем он сталкивается, со своим предыдущим опытом. Объясните мне, пожалуйста, какой у маленького ребёнка может быть жизненный опыт.

Следующий момент в разговоре мог стать ключевым. От того, примет ли мать новые знания о мироздании, доступные её ребёнку, зависело их дальнейшее взаимопонимание, их будущая совместная жизнь. А потому психолог отставила чашку с недопитым чаем и заговорила тише, доверительнее:

- Наш опыт хранится не только в нашей памяти, но и в ощущениях. Раньше дети слушались родителей, движимые чувством безопасности, самосохранения. Родители для них олицетворяли собой защиту, выполняли роль посредника между ними и большим незнакомым миром, в котором им предстояло научиться себя вести. Нынешним детям этого недостаточно. Сейчас приходят на землю дети, которые помнят о своём чувственном опыте.

- Откуда? - спросила Рамина.

В её взгляде сквозило недоверие, и потому психолог подошла к полке, висевшей на стене, и показала на одну из книжек:

- Я полагаю, Вы слышали о теории реинкарнации, то есть о неоднократном воплощении человеческой индивидуальности на земле.

Рамина кивнула.

- Было бы нелепо предположить, что человек, каждый раз уходя с земли, ничего не сохраняет в своём сознании.

Рамина с трудом воспринимала эти сведения. Не отрывая взгляда от разлапистых пальмовых листьев, она пыталась согласовать свои прежние представления с новыми знаниями. Но согласие явно не приходило. Поймав её настороженный взгляд, психолог сказала:

- Так же, как растение накапливает питательные вещества и информацию обо всём своём жизненном цикле в своём семени, так и зерно человеческого духа собирает весь свой жизненный опыт в результате каждого воплощения на земле.

- Если всё так, как Вы говорите, почему же раньше дети прислушивались к родителям, а не…

- …к голосу своего духа? - перебила Рамину психолог и, подняв руки ладонями кверху, будто желая показать, что сокровища человеческого духа отныне станут важнее телесной жизни, сказала:

- Да, новые дети сориентированы, прежде всего, на духовное, на творческий подход ко всем жизненным процессам.

Погружённая в глубокие раздумья, Рамина не заметила, что психолог, допив свой чай, вернулась на прежнее место за столом, и потому, обращаясь к ней, стала искать её взглядом:

- Значит, Вы говорите… нужно всё объяснять… советоваться…

- Да. И что очень важно, абсолютно искренне. Никакой игры. Дети сразу улавливают ложь. Для них в отношениях главное любовь, понимание. Они пришли на землю нести любовь и согласны сотрудничать и доверять лишь тем, кто поддерживает в них чувство любви. То, что гасит в них этот огонь, вызывает у них протест, который только кажется бессмысленным. На самом деле, подобное поведение продиктовано их духовным опытом, усиленным стремлением во что бы то ни стало сохранить и умножить в мире любовь.

Старания воспринять как можно больше нового привели к тому, что у Рамины разболелась голова. Опасаясь, что упустила что-либо важное, она попросила:

- Может, Вы дадите мне почитать о том, что говорили?

- С удовольствием, - с готовностью отреагировала психолог и, протягивая Рамине три тонкие книжки одинакового формата, не без гордости сказала:

- Я Вам их дарю. Они написаны мной специально для таких родителей.

- Бестолковых? - улыбнулась Рамина.

- Неосведомлённых. Но любящих. Любовь двигает горами!

 

Глава 7

Призванные гореть (мир иной)

Сегодня их было много и они были неспокойны. Большинство подземного народа не поддерживало их стремления к постепенному исходу из подземелья. Подстрекаемые противниками жизни на свету, они шумели и настойчиво требовали от Араша объяснений, что им даст новая среда существования.

Араш ощущал хаотические толчки, атакующие защитную оболочку его ауры, попытки нарушить его сердечную связь с божественным, с Учителем. «С чем бы они ни пришли к тебе, навстречу им ты должен нести любовь», - об этом наставлении Учителя Араш не забывал никогда. И сейчас он искал в сердцах толпящихся искру встречного понимания. Ану, маленькая Ану, одна смотрела на него тепло, её ищущий взгляд обнажал стремление во что бы то ни стало вновь обрести нерушимую веру в Учение, носителем которого являлся Араш, снова искать вместе с ним истину и находить её в момент объединения сердечных энергий.

Волнение людей усиливалось, и Араш вынужден был что-то немедленно предпринять.

- Кто вы?! - воскликнул он.

Его непривычно грозный голос, сверкающие белым огнём глаза заставили людей попятиться. Тогда он сделал шаг вперёд и снова повторил свой вопрос. Ану молитвенно сложила руки, в её взоре застыли удивление и боль: тот, кому она бесконечно доверяла, как доверяет младенец родителю, казался сейчас немилосердным и чужим. Слеза скатилась по её щеке, когда она тихо, почти шёпотом, произнесла:

- Мы - люди.

- Вы - люди! - торжественно произнёс Араш - так, словно нарекал их новым именем, призывая соответствовать его величию.

Теперь стрелы неприязни прекратили свою атаку - агрессия толпы сменилась недоумением. Кое-кто повернулся, чтобы уйти, некоторые испуганно пятились, нашлись и такие, которые подвинулись к нему ближе и уселись у его ног. Среди них были Ило, Ану и Гла.

Когда не готовые к восприятию Учения ушли, своим обычным мягким и спокойным голосом Араш спросил:

- Так кто такие люди?

Как это часто бывало, ёрзая и размахивая руками, Гла заявил:

- Это башка, туловище, две ноги и две руки. Правильно?

Лицо Араша озарила улыбка, и он спросил:

- И кто у них главный?

- Голова, конечно, - довольный своей сообразительностью сказал мальчик.

- А почему, когда спишь и голова тоже спит, то продолжаешь жить во сне? - спросил кто-то из группы.

Вместо ответа Араш озадачил их новым вопросом:

- Получается, внутри человека есть что-то, что может покинуть тело, пока оно спит?

Как можно было объяснить этим несведущим людям, что импульсы, заставляющие мозг мыслить, а физическое тело функционировать, исходят от нескольких других энергетических тел. И Арашу пришлось начать издалека:

- Я знаю, среди вашего народа есть целители, которые, чтобы исцелить человека, проделывают ряд последовательных действий. Сначала они берут из очага кусочек горящей породы и оборачивают его слоем металлической ткани, затем накладывают следующий слой, и так несколько раз. После всего полученный свёрток они вкладывают в каменное изображение человека. Подведя к нему больного, целитель вынимает свёрток и повторяет всю процедуру в обратном порядке. Только теперь каждый слой ткани он ополаскивает в воде, произведя соответствующее заклинание. Когда, наконец, он добирается до кусочка породы, что был внутри, то с соответствующим напутствием отправляет его в очаг. Так что же это всё означает?

Молодые люди молчали. Они не знали ответа и не представляли, как мог Араш знать о процедуре целительства, которая считалась сокровенной и которую не мог видеть никто посторонний. Между тем, Араш продолжал:

- Давайте представим себе, что каменное изображение человека - это его тело - то, о котором говорил нам Гла, - видимое глазу. Свёрток, сделанный целителем и помещённый в «видимое тело» человека, изображает его невидимые тела, которые размещаются одно внутри другого.

- А горящий кусочек что изображает? - вспомнила Ило.

- Как раз то, что является основой каждого человека - его огненное божественное основание, его дух.

Сердце Араша расцветало благоговением - так было всегда, когда он упоминал о духе или обращался к божественному. Интонации восхищения проникали в его речь:

- Как тепло от раскалённого кусочка проникает сквозь все оболочки, в которые он заключён, так и огонь духа пронизывает все покрывающие его тела.

- Кто греет, тот и главный! - пришёл в восторг от своей догадки Гла.

Поддерживаемый другом, он даже затанцевал от радости. Одобряя его сообразительность, Араш всё же дал понять, что о мощи духовного состояния человека свидетельствует не только его главенство над остальными телами:

- Сила огня духа зависит от его связи с божественным. Чем сильнее эта связь, чем больше единство духа со своей божественной родиной, тем он могущественней.

После упоминания о силе и могуществе - рычагах, неизменно приводящих местных молодых людей в возбуждённое состояние, - в группе возник шум, движение… Казалось, сосредоточенному размышлению пришёл конец, но тут Араш поднял руку и щёлкнул пальцами. Он умел делать это настолько громко, что ослушаться его было всё равно, что земному животному проигнорировать звуки удара бича. Тишина наступила мгновенно, и среди этого почти мистического молчания снова зазвучал вдохновенный голос Араша:

- Всё, что несёт дух своим оболочкам, отображается в телах, заключающих его. Прекрасное, рождённое связью с божественным, оставляет в них частицы своей чистой, побуждающей к прекрасным мыслям, чувствам и действиям, силы. Так человек насыщается прекрасным.

- Отчего же человек бывает такой тварью? - спросил кто-то из группы.

Араш не любил, когда унижали человека, даже в самом испорченном он видел божественное начало, и потому, отвечая, он акцентировал каждое сказанное им слово:

- Каждый человек, сам по своей воле, заражает свои оболочки желаниями и мыслями, которые идут вразрез с велениями его духа. Всё нечистоплотное проявляется в телах человека в виде тёмных огней и может закрепиться надолго, очень надолго. Так портится его характер и так появляются в его теле болезни.

Как всегда то, что находило подтверждение в жизненном опыте слушателей, вызвало у них наибольший интерес, и теперь многие заговорили разом.

Ану встала и подошла к Арашу, ей не давал покоя один вопрос:

- Скажи, что же всё-таки делает целитель?

Объясняя, что целитель, символически ополаскивая оболочки водой, по сути, представляет себе, как в это время очищаются тела человека, Араш вновь заинтересовал всех слушателей. Они заставили повторить рассказ о целителе, теперь уже с подробным объяснением всех его действий, и, в конце концов, задали законный вопрос: «Зачем целитель возвращает кусочек породы в очаг?»

Это был долгожданный вопрос, и сокровенный ответ на него должен был прозвучать в полной тишине:

- Так гаснущий огонь духа

снова призван возгореться

и обновить связь

с божественной родиной,

ибо только огонь духа

делает человека Человеком.

 

Проводник любви

Аша уже бывала в госпитале, летом, когда серое «казарменное» здание скрывалось в пышной зелени клёнов, лип и берёз, а на первый план выступали роскошно цветущие розы и яркие низкорослые летники. Графика зимнего пейзажа была строга и нагоняла уныние. Шагая по расчищенной от снега дорожке к госпитальному зданию, Аша испытывала сомнение: стоило ли ей напрашиваться к Эльдару на работу. Вдруг её поведение, которое порой заслуживало неодобрение брата, рассердит его, и вместо примирения их отношения испортятся ещё больше?

Для начала лучше было молчать. И Аша молчала, пока лифт поднимал её и брата на четвёртый этаж в хирургическое отделение; вежливо улыбалась, односложно отвечая на приветствия коллег Эльдара; терпеливо ожидала, наблюдая, как брат готовил перевязочные и дезинфицирующие материалы.

- Пока я буду на обходе, посидишь в кабинете старшей сестры, - сказал Эльдар.

- Я с тобой. Я же в халате! - вскочила со стула Аша, напрашиваясь к нему в сопровождающие.

Брат остановился, и по его вдруг напрягшейся спине Аша догадалась: сейчас начнётся… Провокация, и в самом деле, состоялась:

- Ты же у нас чистюля. Всяких гадостей не любишь, а там гной и кровь.

Но Ашу это не остановило, от её давешней осторожности не осталось и следа:

- Я потреплю.

В первой же палате, в которой очутилась Аша, она сразу поняла, что брат оказался прав. Несвежий воздух и астральная «плесень» немедленно подняли в ней волну тошноты, заставив задержаться у входа. Она уже хотела выйти, когда внезапно услышала:

- Потерпите, дедушка, голубчик. Сейчас Вашу рану промоем, лекарство туда положим, и болеть перестанет. Вот так…

Не слишком разговорчивый дома, с больными Эльдар говорил почти без пауз, оживляя унылую атмосферу палаты, поднимая дух восьмерых нездоровых людей. В его ауре явно читалось сострадание.

Аше вдруг стало стыдно до слёз. Она поняла, что вела себя нахально - да-да, именно, нахально - по отношению к брату. Огонь сочувствия и веры, так безоглядно отдаваемый им чужим людям, нуждался в восполнении. Но вместо любви и ободрения, которые она могла дарить ему, она сама застывала в ожидании получения.

Конечно, это было не длинное рассуждение об эгоизме, но всего лишь искра непроявленной мысли, что вспыхнула в Ашином сердце и враз нарушила устойчивость предубеждённого отношения к брату. То, что всегда разводилось ею по разным полюсам - Эльдар и сфера божественного, - в этот момент обрело единство.

Чудотворный магнетизм любви повлёк Ашу к брату, заставляя её забыть о тошноте, о неприглядности использованного перевязочного материала и вида обнажённых израненных тел. Сейчас главной её задачей было помочь ему бороться с недугами, как-то облегчить состояние болящих.

«Как дела?» - начинал Эльдар своё общение с очередным пациентом. И тот в подробностях или без выдавал сводку своего самочувствия. В одном случае Аше, которая ходила теперь вслед за братом, отчёт больного показался недостаточно подробным и она сказала:

- У этого дедушки ещё сердце болит.

Как это часто бывало в состоянии катарсиса Ашина способность прозревать человеческие ауры обострялась. Для брата это не было секретом, а потому на её замечание он вначале не обратил никакого внимания. Но когда у койки очередного болящего она неожиданно заявила: «У этого дяди в правом боку пластинка винтами к костям приделана», Эльдар немедленно вывел её вон из палаты.

- Больше так никогда не делай! - наказал он сестре.

- Почему?

- Потому что я твой старший брат. Я тебе вместо отца, твоя защита.

Эльдар был не на шутку взволнован, и Аша поняла, что никакие её возражения приняты во внимание не будут. И всё-таки:

- Я слышала, что после психолога мама просила тебя, чтобы ты мне всё объяснял.

Очевидно, брат уже несколько овладел собой. Он взял Ашу за руку и, подведя её к одной из дверей отделения, сказал:

- Пока ты без объяснений посидишь в ординаторской, а позже я приду и обо всём тебе расскажу. Лады?

В комнате, где Аше пришлось дожидаться брата, был всего один человек - немолодой мужчина по имени Лев. Сидя за столом, он делал записи, время от времени вздыхая и покашливая. Аша долго крепилась, но потом не выдержала:

- Дядя, у Вас голова болит.

Не отрываясь от своего занятия, Лев пробормотал:

- Точно. Давление, наверное, повысилось.

Повинуясь врачебному инстинкту, он достал из ящика стола тонометр и измерил давление - выяснилось, что оно повышено.

- Девочка, а откуда ты знаешь? - вдруг осенило его.

- Я вижу, - Аша поднялась с дивана и подошла к мужчине.

Показывая пальцем на его голову, она говорила:

- У Вас тут и тут вокруг головы цвет тусклый, и ещё в других местах…

- Ну-ка, ну-ка, в каких местах? - вышел из-за стола Лев.

Сейчас Аша сканировала его ауру, фиксируя всё, что находила аномальным, вслух. Мужчина согласно кивал головой и комментировал:

- Верно, верно. Сердце пошаливает, и в правой почке песочек имеется. Печень? Нет, это, скорее, в желчном желчь застоялась. Вчера на дне рождения был.

Вскоре осмотр пришлось прервать - Льва вызвали в перевязочную. Аша вздохнула: теперь ей совсем уже нечего было делать.

На подоконнике стояли горшки с цветущими сенполиями. Аша уселась на диван и стала трогать опушенные листочки. Они напоминали ей шёрстку малышей-щенков и глядели на неё большими фиолетовыми цветами - глазами…

Аша проснулась оттого, что почувствовала холод - это брат перенёс её сонную в больничный холл и теперь устраивал в кресле под «зонтом» большого пальмового листа. «Крыша» над головой была весьма кстати, потому что брат, устроившись в кресле напротив, начал ей выговаривать. Он сердился на Ашу за то, что она нарушила его запрет и «осматривала» врача, который уже раструбил по всему отделению о том, какое чудо - сестра Эльдара.

- Ты же потеряла море энергии, - досадовал брат. - Люди всегда рады получить что-то даром. Они тебя используют, и в результате ты заболеешь от утечки энергии. Все болезни от недостатка энергии. Её нужно беречь. Это самое драгоценное, что есть у человека.

Понимая, что выговор брата продиктован исключительно желанием защитить её, Аша всё же не могла согласиться с последним утверждением:

- Самое драгоценное - это связь с божественным. Любовь.

Эльдар не любил, когда сестра пыталась заложить в основание практической жизни какие-то свои выдумки или же интуитивные прозрения. Однако сейчас необходимость убедить её в ошибочности сегодняшнего поведения, не затевая выяснений о правоте одной из сторон, заставили его пойти на компромисс.

- Правильно, любовь, - согласился он. - А ты не задумывалась, что любовь тоже энергия?

И тут Эльдару на ум пришла удачная аналогия:

- Помнишь, мы смотрели, как запускают в космос ракеты?

Аша утвердительно кивнула головой.

- Так вот, ракетоноситель отправляет ракету летать вокруг Земли и сам сгорает. Если его энергии будет недостаточно, ракета не получит нужной скорости и упадёт обратно. Так и у человека. Если ему будет не хватать энергии его тела-ракетоносителя, то он не сможет отдавать нужное количество любви людям.

- А почему по телевизору хвалили тётю, которая смотрела на людей и рассказывала про их болезни? - вынырнула из-под пальмового листа Аша.

- А ты не догадываешься?

Аша пожала плечами.

- У тёти телесная энергия, как у слона, а у тебя, как у обезьяны. Вот превратишься в слона, изучишь медицину, тогда и рассказывай.

- Обезьяна в слона не вырастает, - задумалась Аша и вдруг уяснила, что не хочет учить медицину: она заглядывала в учебники брата и подумала, что они совсем непонятные и ужасно скучные.

- А без медицины никак нельзя? - поинтересовалась она.

- Никак. Медицинские знания дают возможность не только находить, в каком месте нарушена деятельность того или иного органа, но и устанавливать причину нарушения.

Аша вздохнула с облегчением. Она решила, что не станет больше изображать «врача-диагноста»: брат показал ей, что сострадание требует ответственного подхода. И самое главное, она почувствовала, что энергия любви в жизни может проявляться по-разному: и так, как у неё, и так, как у её брата. Все её претензии к Эльдару сейчас улетучились, и в порыве нежности она подошла к нему и крепко-крепко обняла, приговаривая:

- Ты - мой самый лучший брат, ты - мой самый сильный защитник

…

 

Глава 8

Соучастие

Солнечным утром выходного дня Аша встретилась с мальчиком, о котором говорила психолог. Одетый в яркий зимний костюм, мальчик занимался тем, что забирался на горку и затем разными способами съезжал вниз. Едва познакомившись с Ашей, он тут же предложил ей поддержать это нехитрое развлечение.

Играть с Полем было здорово. Неистощимый на выдумки, он и Ашу побуждал к проявлению творческой энергии. И у неё получалось съезжать с горки как бегемот, объевшийся сосисок, или сопровождать движение громким хрюканьем - так могла радоваться только свинка, которая, не удержавшись на ногах, одолевала спуск на пятой точке.

В самом разгаре веселья Поля стала звать воспитательница. Она просила его закончить игру и идти вместе с гостьей домой. Поль соглашался, но потом снова принимался съезжать с горки, якобы в последний раз. Это сердило женщину и, в конце концов, она пообещала доложить о его поведении отцу. Поль забеспокоился, вернее, сделал вид, что обеспокоен, и, действительно, готов следовать за воспитательницей домой. Однако когда та повернулась к нему спиной и прошла несколько метров вперёд, мальчик достал из-за пазухи мобильный телефон и сделал звонок. Аша была немало удивлена, когда через несколько секунд идущая впереди фрау Алекс подняла трубку и, откровенно кокетничая, стала беседовать со своим давним поклонником. Поль изображал его так убедительно, что женщина не только поверила его искреннему восхищению, но и согласилась обождать, чтобы встретиться с ним здесь, возле детской площадки, через четверть часа.

- Ура, полчаса наши, - прошептал мальчик, пряча в карман курточки телефон.

И он вновь принялся одолевать обледеневшие ступени горки, чтобы в очередной раз замысловато съехать вниз. Аше кататься надоело. Поглядывая на воспитательницу, которая, переминаясь с ноги на ногу, озабоченно смотрела по сторонам, она спросила у Поля:

- Зачем ты врёшь?

- А ты, что, никогда не врёшь? - удивился Поль.

- Никогда.

- Значит, нарываешься на неприятности, - решил мальчик.

Теперь он стоял наверху горки и, глядя на Ашу сверху вниз, казался уверенным в собственной правоте. Однако Ашу никогда не покоряла чужая убеждённость, у неё на всё имелось своё мнение:

- Если врать, тогда это буду не я.

Поль почесал вспотевшую под шапкой голову и сказал:

- Если с фрау Алекс всегда по-честному, она загоняет: сделай то, пойди туда, вымой уши, руки, ноги… Надо же как-то защищаться!

Аша не могла принять этот аргумент, как оправдание лжи, но в чём-то она разделяла позицию Поля. Ей тоже не очень нравилась фрау Алекс.

Немка была сплошным восклицательным знаком: и длинный рост, и худоба, и, наконец, дополняющее их обилие восклицаний в речи - все говорило о сухости её натуры, о формализме в обращении с людьми.

- Was ist passiert?![1] - кричала она, когда видела, что Поль съезжает с горки задом наперёд.

- Was bedeutet das?![2] - восклицала она, когда Поль в ответ показывал язык.

- Ist gefahrlich![3] - запрещала она поход к деревянному терему, из которого спускалась горка с низкими бортами.

Не секрет, фрау предпочла бы, чтобы Поль превратился в бесчувственного робота - послушного исполнителя её указаний. Но Поль был не таким. Он был очень самостоятельным и смышлёным мальчиком. Когда Аша попала в его комнату, она смогла убедиться в этом.

- Давай играть, - пригласил он к компьютеру свою новую знакомую.

- Давай.

И Аша стала послушно выполнять его указания. Лихорадочные нажатия на клавиши провоцировали некое мелькание на экране монитора: там кто-то от кого-то убегал, кто-то кого-то догонял… Вскоре Аша поняла, что играть на компьютере ей не интересно, и она прямо сказала об этом Полю. Кроме того, она заметила:

- Если кто-то выигрывает, он радуется. Зато тот, кто проиграл, огорчается. Выходит, они не могут быть заодно.

- Значит, это мешает дружить, - задумался Поль.

Сообразив, что завести дружбу с Ашей будет непросто, он старался понравиться ей, искал, чем бы её заинтересовать:

- А что ты больше всего любишь делать?

- Рисовать, - ответила Аша первое, что пришло на ум.

Этот незамысловатый ответ чем-то потешил Поля: он улыбнулся, взялся за компьютерную мышь и немного погодя пригласил гостью взглянуть на экран. А там… цвели диковинные цветы, летали люди, выдувались огромные мыльные пузыри, внутри которых рождались разные удивительные существа… Всё это были собственные графические работы Поля, которые во время просмотра гармонически дополнялись удачно подобранной музыкой.

Многие сюжеты Аше были близки и понятны. Вот только один… Он изображал двух людей, между которыми летали какие-то шарики на верёвочках.

- Это как один человек посылает мысли другому, - пояснил Поль. - Это мне тётя рассказывала, а я нарисовал.

Аше не показалось странным, что один человек может на расстоянии передавать свои мысли другому и тот будет их воспринимать почти так же, как если бы они вели обычный разговор. Поль обратил её внимание на то, что расстояние мысли не помеха.

- И что, мысль может долететь до звёзд? - спросила Аша.

- Может, - подтвердил Поль. - Тётя говорила, что мысль может долететь всюду.

- Получается, она может долететь до божественного, - решила Аша, вдруг вспомнив, как её учил молиться слепой монах.

Случайно, а может, и нет, взгляды детей обратились в один из углов комнаты, где висела старинная икона, и Поль признался:

- А меня бабушка учила молитвам. Но я всё равно люблю по-своему сказать. И, вообще, я всё люблю по-своему.

С этим «по-своему» Аша была целиком согласна. Она и сама всегда стремилась находить самостоятельные решения, утверждаемые порой вопреки настояниям окружающих, которые воспринимали её и остальных людей как набор ожидаемых реакций. В борьбе с такой косностью годились всякие, пускай и не слишком лояльные способы самовыражения.

Скажите, к примеру, как можно было ответить на вопрос: «Wie Ihnen hier gefallt?»[4] , если не понимаешь языка, на котором он задан? В ответ Аша изобразила несколько жестов руками, как будто была глухонемой. Это почему-то оскорбило немку, и она воскликнула:

- Diese Schmach![5]

Диалог состоялся тогда, когда фрау Алекс в очередной раз нагрянула в комнату Поля, чтобы проверить, чем занимаются дети. Поль также не преминул показать ей нелепость её поведения.

- Parfum, Lippenstift, Puder, Lidschatten[6] ... - стал перечислять он, явно намекая на более чем неравнодушное отношение воспитательницы к декоративной косметике.

- Alles hat seine Grenzen! Es hat satt fur mich! [7] - закричала Алекс и выбежала вон.

- Пошла звонить отцу, - прокомментировал Поль её последние слова.

- Тебе попадет? - озаботилась Аша.

- Это потом. Зато сейчас свобода!

 

К совершенству (мир иной)

Плотность материи этого мира угнетала Араша. В то время как на его планете промежуток между зарождением мысли и её утверждением в уплотнённом виде мог быть как угодно короток, в этом мире расстояние между замыслом и его реализацией занимало дни, месяцы, годы. Кроме того, каждое соприкосновение с аурами планетных жителей «засоряло» его собственную, вынуждая Араша тратить на её очищение драгоценную энергию, настроенную на работу в надземных сферах.

С тех пор как люди стали перебираться на поверхность планеты, Араш чувствовал себя, как ловец жемчуга, задержавший дыхание и нырнувший в поисках сокровищ. Да, он выносил «на поверхность» прекрасные огни опыта самоотдачи, но изнеможение его, порой, бывало велико. И тогда ему на помощь приходил Учитель. Посылая поток благодетельной энергии, он укреплял в ученике стремление нести эстафету Света, продолжать деятельное участие по преобразованию жизни на планете. За что бы ни брался Араш, всему он давал толк. Благодаря ему, тяжёлая металлическая одежда была заменена на тканную, изготовленную из листьев прибрежной травы, а письмена на камне - письмом на бумаге. Была отвергнута нездоровая, лишённая солнца, подземная пища и найдена полезная - растительная. Появились первые огороды и, конечно же, разрабатывались лучшие технологии приготовления еды. Последнему немало способствовали молодые люди - старшие приятели Гла, которые выковали и притащили наверх металлическую посуду и теперь нередко столовались в доме Ану. Нельзя сказать, что в результате общения с Арашем их мировоззрение сильно изменилось, но, привлечённые новым и необычным, они охотно принимали участие в строительстве наземной жизни, внося элементы самодеятельности. Это они придумали охранять Солнечный от набегов своих более диких соплеменников, это они, объединившись, нашли способ отстаивать своё право бывать наверху, строить жилища и выращивать растения, это они помогали всем желающим преодолевать семейные табу на выход из подземелья.

Наблюдая за стремительными изменениями в жизни своих соплеменников, с удивлением отмечая объединительные тенденции в их поведении, Ану понимала, что центром происходящего является Араш. Именно его мощная энергия, зовущая к преобразованиям, вдохновляла всех следующих за ним неутомимо трудиться, непрестанно повышая качество труда. Так из молодых и не очень умелых постепенно вырастали новые мастера: ткачи, строители, гончары, земледельцы. Здоровый соревновательный дух лучше всяких принудительных мер заставлял их настойчиво совершенствовать своё мастерство. И всё-таки никто и ни в чём не мог превзойти Араша.

Что бы ни делал Араш, к чему бы он ни прикасался, приобретало иное качество, обостряя в плодах его деяний черты красоты, насыщая их магнетизмом высших, отличных от грубопланетных энергий. Ану не уставала восхищать сокровенная магия его энергетики, но иногда она грустила, а то и сердилась на себя, что не способна ни в чём сравниться с Арашем. Да, она стала признанным мастером кулинарии и пока ей не было равных в окрашивании тканей, но всё же…

- Почему я не могу, как ты? - спрашивала она Араша.

И он без устали повторял:

- Твоя мысль ещё не может так действовать, как моя. Мысль - главный инструмент человека, и её действие определяется её мощью, её целенаправленностью и, самое главное, её содержанием. Представь себе железное орудие. Направленное уверенной и сильной рукой с целью распахать землю, оно приносит благо, а с убийственной целью - несёт зло. Благая мысль должна наращивать силу вплоть до её неотвратимости. Тогда она обязательно произведёт действие и самым наилучшим образом.

Араш советовал Ану тренировать свою мысль везде, где она найдёт возможным. И Ану старалась. В процессе приготовления пищи она усиленно думала о пользе, которую та принесёт; поливая растения, она не забывала говорить им о своей любви и желала им здравствовать; и, вообще, с некоторых пор каждое дело она начинала с мысленных посылок, первая из которых традиционно предназначалась божественному - направляющему и умножающему силы человеческие.

Не только Ану, но и остальные ученики Араша учились управлять своими мыслями. Нужно было видеть радость Гла, который, мысленно воздействуя на участок своего тела, впервые вызвал потепление в нём. Радовался и Араш, наблюдая за растущей в учениках тяге к совершенствованию.

Однажды к нему привели незнакомую женщину. Наслышанная о даре целительства Араша, она пришла, чтобы выяснить подлинность этого явления и доложить о нём своему отцу - одному из лучших целителей подземелья. Сознавая свою особенную миссию, уверенная в своей неотразимости, Дара держалась высокомерно и холодно. Едва появившись перед Арашем, она тут же потребовала от него провести сеанс исцеления. Но Араш, которому была чужда любая демонстративность, отказал ей. Почувствовав себя оскорблённой, Дара вместе с тем ощутила полную растерянность: она не могла вернуться к отцу «с пустыми руками». Сердобольная Ану приютила её в своем доме, и теперь Дара была вынуждена помогать ей по хозяйству, присматривать за её малолетними воспитанниками. Как-то раз, засмотревшись на одного из малышей, Дара, державшая в руке нож для разделки корней бульо, неосторожно махнула им и вместо корня попала себе по пальцу. Потеряв вначале дар речи от боли и ужаса при виде висящей на кусочке кожи фаланги пальца, она через мгновение отчаянно закричала. Все, кто были поблизости, прибежали на этот крик. Среди них был и Араш.

Так Даре впервые пришлось присутствовать на сеансе целительства, в котором она не увидела ничего особенного, - не потому что ей мешала острая боль, но оттого, что на её глазах не происходило ничего такого, что бы заслуживало её внимания. Араш попросту приставил отрезанный палец на место, крепко зафиксировал его повязкой и велел не развязывать в течение нескольких дней. А когда повязка была снята, палец оказался вполне дееспособным, без малейших признаков каких-либо повреждений. Казалось, миссия Дары наверху может быть завершена - она получила то, чего добивалась. Однако теперь её не могла удовлетворить внешняя сторона дела. Пожив некоторое время в высокой атмосфере общения с Арашем, она жаждала не только вникнуть в тайны целительства, но загорелась желанием подражать ему.

Куда девалось высокомерие и самолюбование молодой женщины, с которым она совсем недавно появилась в Солнечном! Даже внешне она постаралась отрешиться от себя прошлой, коротко обрезав волосы и облачившись в простое матерчатое платье. Единственное, что оставалось в ней неизменным - блеск узких тёмных глаз, выдававший в ней страсть к познанию.

Так Дара пополнила группу учеников Араша и стала узнавать то, что было скрыто от глаз. Кроме множества анатомических подробностей человеческого тела, которые ей предстояло изучить, она должна была усвоить сложный состав человека как взаимодействующей системы нескольких энергетических тел. С большим рвением Дара взялась изготавливать при помощи Араша и Ану разнообразные макеты: анатомического строения физического тела человека, а также устроения остальных его тел. Последний был выполнен из полых стеблей растения уду, вложенных, благодаря разнице в толщине, один в другой, и демонстрировал, как одно тело может вмещаться в другом, являя их полное взаимное соответствие.

- Если видимое тело пронизано сетью энергетических каналов, по которым проходит энергия, питающая органы и клетки, то точно такие же каналы имеются и в телах - прообразах физического тела, - пояснял Араш, показывая на трубочки макета.

Собрав макет в единое целое, он затем пронзил трубочки длинной иглой и сказал:

- Как видите, любое повреждение наружного физического тела без промедления отзывается на следующих за ним телах. И наоборот, любое нарушение в движении энергии по каналам внутренних тел непременно вызовет болезненные проявления в физическом теле.

Гла, который никак не мог взять в толк, как внутренние нарушения могут вызывать внешние, подошёл к макету и, вытащив иголку, попытался просунуть её изнутри наружу. Но у него ничего не вышло. Тогда Ило сказала:

- Похоже, что изнутри может вредить только мысль.

- И что она, по-вашему, делает? - продвинул её к дальнейшему пониманию Араш.

- Она… она…

Тут Дара пришла ей на помощь:

- Она мешает движению энергии в каналах. Как камешек, который засел в трубке, по которой течёт вода.

Сейчас все участники мыслительного процесса смотрели на Араша, ожидая подтверждения или опровержения своих догадок, но Араш лишь кивнул головой: теперь, считал он, наступила очередь учеников находить ответы на вопросы.

- Следовательно, для того чтобы вылечить человека… - начала Дара, но Гла - любитель подхватывать мысли на лету и их буквалистски развивать - перебил её:

- … нужно вытащить все камешки!

- Нужно убрать мысль! - сказала Дара, постучав согнутым пальцем по лбу мальчишки.

- Огонь мысли неуничтожим! - поразил учеников Араш. - Его может поглотить только огонь другой мысли - исцеляющей.

- Боже мой! - осенило вдруг Дару. - Значит, ты, когда лечил мой палец, заменил в тонком теле сигнал о его повреждении мыслью о его полном здоровье!

- И при этом представил себе, как восстановились энергетические каналы и ткани, - добавил Араш.

Про себя же он думал сейчас не столько о важности воспитания волевых умений, сколько о сегодняшнем и будущем преображении сердец и умов своих учеников, о мудрости Учителя, указующего верные пути.

 

Глава 9

Встреча

Мелкий сухой снежок задумчиво опускался с небес, сужая восприятие окружающего до камерных размеров. Здание музыкальной школы, возле которой была назначена встреча, своим грязно-жёлтым цветом также не способствовало обострению бдительности. А потому только вплотную подойдя к крыльцу, Аша и Рамина обнаружили там девочку и её бабушку.

Девочка была маленького роста и звали её Еля. Её карие глаза смотрели на Ашу с большим вниманием: казалось, она хочет что-то вспомнить. В самом деле, когда, взявшись за руки, девочки двинулись вслед за Раминой и Елиной бабушкой, Еля сказала:

- Вспомнила! Это тебя я видела позавчера во сне.

Тут Елина бабушка обернулась и скомандовала:

- Девочки! Не отставайте!

И уже обращаясь к Ашиной маме, весьма энергично отчиталась:

- Елечка у нас очень занята. У неё и музыкальная школа, и школа с глубоким изучением иностранных языков, и стихи она пишет... Вот вы нас до дому проводите, она поест и сразу за уроки.

Аша пожала плечами:

- Моя мама тоже хотела меня в пять с половиной лет в школу отвести. А брат сказал, что до семи лет не рекомендуется отдавать детей в школу. Она с ним даже поспорила. Сказала, что с моими знаниями там в первом классе делать нечего. Тогда Эльдар ей пообещал, что через год отведёт меня сразу во второй класс.

Когда Аша договаривала последние слова, она почувствовала, что ток внимания, идущий от собеседницы, прекратился. Аша повернула голову и увидела то же, что и Еля: на них с плаката смотрели огромные глаза цвета морской воды, полные любви и сострадания - они поневоле притягивали взгляд.

- Выставка городских художников. Вход свободный, - прочла Аша внизу плаката.

Что-то подсказывало ей: она непременно должна побывать на выставке. И она стала глазами искать маму, но мамы нигде не было.

- Они пошли туда, - показала за угол выставочного зала Еля.

- А давай, мы забежим, только эту картину посмотрим, - придумала Аша.

Еля не ответила ничего, но стала живо подниматься по ступенькам.

- Надо же, какие маленькие и одни. Видно живопись любят, - сказала одна дежурная другой.

Чтобы никто не расспрашивал о том, где их родители, девочки, не раздеваясь, прошли на выставку. В первом зале картины не оказалось, и они перешли в следующий. Аша уже собиралась идти дальше, но заметила, что Еля задержалась у одной из картин. Рассматривая большое полотно с весенним дождливым пейзажем, она что-то говорила. Аша подошла ближе и услышала:

 

Неисповедимы пути печали -

столько в них скрытых причин.

Ветер солёный и дождь обвенчали

грусть и надежду в просторах долин.

 

Грусть - косые струи дождя, надежда - цветущие ветки вишен… Аша тоже залюбовалась картиной, а потом спросила:

- Так это из-за стихов тебя к психологу водили?

Продолжая рассматривать картину, Еля говорила:

- Они сами придумываются, когда я вижу что-то красивое. Смотрю на картину и просто пересказываю то, что слышу в голове.

- А меня за странные рисунки ругают, а ещё за сны, - разоткровенничалась Аша.

- А знаешь? - повернулась к ней Еля. - Это ведь я тебя позавчера во сне видела и ещё… вот те большущие глаза.

- Точно? - переспросила Аша.

- Вот и ты не веришь. Меня ещё из-за этого к психологу потащили.

Однажды приснилось, что дедушка мой плачет и нога у него громадная, распухла. Утром я ему сказала, а он не поверил. А через несколько дней он ногу сломал. Ему гипс наложили, и нога толстущая стала. Как в моём сне.

- Я верю, - сказала Аша, увлекая девочку за собой в следующий зал. - А мне вот точно никто не верит. Мне кажется, что по ночам я живу на другой планете. Я - мальчик и зовут меня Араш.

Елины глаза заблестели:

- Ну-ну, а дальше?!

Неподдельный интерес собеседницы вызвал в Аше ответный огонь, и она, поспешно приземлившись на один из диванов, стала с увлечением рассказывать обо всём, что помнила из жизни Араша.

- Да, такое придумать ты не могла. Так же, как я свои стихи, - дослушав Ашин рассказ, решила Еля.

- Я никогда ничего не придумываю! - обрадованная поддержке, подтвердила Аша.

- Господи, малютки, да вы даже не подозреваете, какие вы молодцы! - вдруг раздался над девочками высокий мужской голос.

На них, счастливо улыбаясь, смотрел худой лысоватый мужчина. Что-то было странное в этой улыбке, и потому идти за ним девочки согласились с опаской. Они чуть было не повернули назад, когда услышали за спиной:

- Ты только погляди! Наш космист уже детям мозги пудрит!

Но тут мужчина рассмеялся и сказал:

- Девочки, не бойтесь. Я - художник, я вам картины свои показать хочу.

- Белухин, - прочла Аша подпись под одной из картин. - А я думала, ваша фамилия Космист.

- Это меня так прозвали, - улыбнулся художник. - Из-за того, что я пишу на космические темы. Смотрите, вот здесь другие миры, а здесь…

И художник Белухин стал водить девочек от картины к картине, рассказывая им о своём видении мира. Когда Аша вдруг заметила искомый портрет, с которого на неё смотрел обладатель проникновенного взгляда, она сразу же перебила художника:

- Скажите, это Бог?

Художник прищурил глаза, как будто что-то старался припомнить:

- Однажды мне приснились глаза. Да-да, не лицо, а одни глаза. Они пристально смотрели на меня, и взгляд их ежемгновенно менялся. Он был то строгий, то грустный, то полный восторга, то исполненный сострадания. Это так потрясло меня, что наутро я тут же сел писать портрет неизвестного.

Неожиданно для себя Аша вспомнила, где она видела похожий взгляд. Так смотрели на неё, когда она была Арашем, глаза Учителя. Только она собиралась сообщить об этом Еле, как тут её сбил с толку мамин голос:

- Господи, Аша! Вот ты где!

То, что происходило дальше, напоминало дурной сон. Бабушка быстро увела Елю, несмотря на её протесты: ей очень не хотелось расставаться с Ашей. Ашина мама, напротив, будто бы забыла о дочери. Она пристально смотрела на мужчину, который тоже не мог оторвать от неё взгляда, и как-то обречённо заговорила:

- Ну, здравствуй, Белухин.

- Мина, - прошептал художник, виновато улыбаясь.

- Ты знаешь, Белухин, - голос Рамины был полон горечи, - когда я от тебя уходила, думала, избавляюсь от твоих фантазий, от твоих медитаций и нелепых диет. Выходит, нет...

Ощутив нарастающий в теле жар, Рамина стала снимать с себя шапку, шарф, пальто. Аша едва успевала подхватывать вещи и складывать их на диван. Расстегнув воротник кофты, женщина говорила:

- Так вот, Белухин. Взамен я получила какую-то дикую планету, на которой люди живут под землёй, и юного мессию, ведущего их к светлому будущему. И, наконец, сплошное… сумасшедшее… непослушание!

Художник и Аша были потрясены - каждый по-своему. Какой-то незнакомый острый запах, какие-то странные пятна в ауре матери немало встревожили Ашу. Она взяла мать за руку, но та, посмотрев на неё, как на чужую, снова повернулась к художнику:

- Белухин, ты ещё не понял?!

И видя недоумение мужчины, с грустью проговорила:

- Эх, ты! Тонкая натура, называется. Это же твоя дочь, Белухин.

На глазах художника показались слёзы, он протянул руки к Аше, но тут Рамина как будто очнулась:

- Немедленно домой! - скомандовала она Аше и, подталкивая её к выходу, стала на ходу одеваться.

Уже у самой двери на улицу, доселе молчавшая, Аша вдруг заявила:

- Я хочу к папе!

- Не сейчас, - устало проговорила Рамина.

- Я - к папе, - повернула назад Аша.

Столкнувшись с дежурной, она обратила внимание на то, что женщина протягивает ей листок:

- На, возьми, тут адреса и телефоны всех художников. А папа, если захочет, теперь и сам тебя найдёт.

 

Суд божий (мир иной)

Араш спешно взбирался на гору: за его спиной плескалась-догоняла тёмная масса. Верх горы тонул в ослепительном сиянии, и Араш знал, что там - спасение. Когда подъём был завершён, Араш почувствовал, что на вершине горы он не один. Он не видел своих спутников, но знал: так же, как и он, они радуются свету, счастливому избавлению от опасности быть поглощёнными морем тьмы, оставшимся далеко внизу.

Очнувшись от странного сна, Араш ощутил тяжесть на сердце. Недобрые предчувствия заставляли его искать пояснения знаков, шедших из надземного мира, намекающих на события ближайшего будущего. Он поднялся со дна водоёма и попал под своды ночи, слабо освещающие планету светом звёзд и трёх ничтожно малых планет-спутников. Солнечный спал. Три его дома, огород и колодец тонули в объятиях ночного неба и выглядели случайной обмолвкой в общем контексте пространства. Но Араша не могла обмануть иллюзия малости и ничтожности дел человеческих. Он знал, что, возводя Солнечный, утверждает на планете новые течения энергии, связывает всё светлое на ней с огненным единством божественного. Умножение духовности на планете являлось залогом её дальнейшего существования.

Подойдя к первому на планете, дому Ану, Араш опустился на землю у его северной стены. Тоска не отпускала - сдавалось, что тёмное море где-то рядом и готово вот-вот подкатиться к ногам. Огненная нить, связующая сердце Араша с сердцем Учителя, трепетала: зов о поддержке и отеческом совете нёсся в надземные сферы. Но сердце молчало, тяжесть подавляла его. Когда Араш уже было отчаялся получить ответ, в глубине его существа вдруг возник импульс. Стремясь к проявлению, он порождал мысль, горнее происхождение которой не вызывало у Араша сомнений, какой бы странной и несвоевременной она ни казалась. Наполнив сердце, она в конце концов породила решимость.

Араш поднялся и пошёл будить обитателей Солнечного.

Наиболее неохотно просыпались дети, больших трудов стоило уговорить их одеться и следовать за взрослыми. Зато Гла и его приятель, обрадованные возможностью нарушить режим и к тому же испытать небольшое приключение, были бодры и весело шагали во главе отряда.

Араш знал, что ведёт людей к высотам - холмам, которые в темноте слабо отличались один от другого. Но дать ответ на вопрос: «Зачем?» он затруднялся. Пока он раздумывал, что сказать людям, кто-то, кажется Ану, воскликнул:

- Смотрите! Там свет!

И правда, над одним из холмов висел белый огненный шар. Поражённые увиденным, люди на некоторое время застыли на месте, но после потянулись туда, привлечённые магнетизмом знака. В том, что это был знак, Араш ничуть не сомневался.

- Мы должны пока побыть здесь, - сказал он, когда его спутники собрались на вершине.

На все последовавшие затем вопросы, Араш отвечал одно и то же: «Скоро узнаете», хотя сам уже предвидел течение событий.

Дети успели уснуть, когда вскрикнул тонкий женский голос, а за ним загомонили-заголосили все разом:

- Ой-ой-ой! Горит! Наши дома!

Некоторые порывались бежать гасить загоревшийся в одночасье Солнечный, но были остановлены другими - теми, кто усмотрел в пожаре не просто случайность, но злой умысел. И уже вскоре все они смогли убедиться в правильности последнего предположения: на фоне яркого пламени обозначились маленькие тёмные фигурки, которые из хаотически перемещающихся человечков превращались в единый отряд, вооружённый точечными огнями факелов. Насчитав до сотни блуждающих огней, Гла вдруг понял, что отряд движется в сторону холма, на котором хоронились обитатели Солнечного.

- Побежали! - закричал он. - Они сейчас придут и прикончат нас!

- Всем стоять! - голос Араша поражал своей мощью.

Поддержанный раскатом грозового неба, он заставил убегавших сначала остановиться, а потом вернуться назад.

Приказом, не допускавшим возражений, зазвучала речь Араша:

- Наш божественный Учитель наказал нам спасаться на этом месте, указанном им. Вы сами видели свет и понимаете, что он - не природного происхождения. Что бы ни случилось, знайте: Учитель с нами! Он защитит и убережёт!

После этой речи молодые люди теснее сгрудились вокруг Араша. Многим было страшно: земные и небесные огни приближались к холму, поддерживаемые оглушительными раскатами грома. Арашу уже была знакома сокрушительная сила гроз на планете, но у него не возникало и тени сомнений в правильности своих действий. Сейчас, когда нагнетение атмосферы стало огненно разряжаться, восстановился ток его связи с Учителем: огонь проявленный способствовал нисхождению потоков огня надземного.

Только участием сил небесных можно было объяснить то, что произошло после.

Факельное шествие, быстро приближающееся к холму, было остановлено ударом молнии. С непривычной частотой затем один удар последовал за другим. Люди бросились врассыпную, но белые зигзаги нагоняли их и поражали, словно были направлены чьей-то карающей рукой.

В ужасе происходящего Араш увидел проявление небесной справедливости, которая всегда предполагала защиту светлых построений от нападок тьмы. Перед его внутренним взором в эти мгновения сияла сфера, в центре которой серебряным огнем пылало ядро. Араш знал, что каждый этап переустройства мира начинается с закладки в основание строительства огненных энергий, утверждающих его мощь, смещающих останки изживших себя построений. Он прозрел в этом ослепительном сиянии главный импульс - импульс возрождения духовных основ, насыщения духовным сознанием всего бытия планеты. Пройдёт не одно столетие, пока сила огненного ядра будет исчерпана и произойдёт закладка новых энергий. А до тех пор всё, идущее вразрез с направлением основных путей эволюции планеты, будет терпеть поражение. Теперь Араш усмотрел весь замысел Учителя по спасению жителей Солнечного. Поток тёмных отрицательных мыслей нападающих, коснувшись сферы светлого строительства, был отброшен обратным ударом, возмутив огненную стихию. Скоординированная волей Учителя, она и явилась исполнительной силой верховного закона.

В мёртвой тишине, которая воцарилась сразу после окончания грозы, полным благоговения голосом Араш сказал:

- Возблагодарим Учителя за спасение! Сердечно благодарю тебя, Учитель, за всё, что ты сделал для нас!

Каждый, кто был на холме, рано или поздно включившись в процесс молитвословия, начинал ощущать прилив бодрости и возрождение надежды. И уже не испуганный, подавленный недавним зрелищем люд возвращался к своим жилищам, но единый отряд, проникнутый мыслью о необходимости продолжения начатого строительства.

Вид пожарища, которое в рассветных лучах поражало своей безобразной чернотой, ещё больше укрепил людей в необходимости действовать. Не взирая на бессонную ночь, они, разбившись на отдельные группы, принялись разбирать, чистить и отмывать то, что уцелело в огне. Уединившись на дне водоёма, Араш посылал им благодетельную энергию божественной любви.

- Да будет Солнечный! Да утвердится на планете жизнедательный обмен с надземным! Да питает вас божественная любовь!

 

Глава 10

Отцы и дети

 

- Руманова, за тобой пришли! - позвала воспитательница.

Аша оторвала взгляд от книжки и увидела… художника Белухина. Он стоял в дверном проёме и улыбался своей странной виноватой улыбкой.

- Я разговаривал с твоей мамой, и она разрешила тебя забрать, - говорил он, пока Аша одевалась.

Аша посмотрела на художника с недоверием:

- Это мама просила, чтобы ты ко мне пришёл?

Белухин покачал головой, и его улыбка стала ещё более смущённой:

- Я сам позвонил… Чего ты на меня так смотришь?

Пытаясь проникнуть в глубины белухинской души, Аша пристально смотрела на мужчину. Но рассмотреть его ауру ей не удавалось, сказывалось целодневное пребывание среди людей.

Темнело, фонари ещё не включили. Морозный воздух холодил все слабо защищённые места. Аша засунула руки поглубже в карманы и спросила:

- Ты зачем нас бросил?

Очевидно, мужчина заранее готовился к ответу на этот вопрос и оттого без заминки проговорил:

- О тебе я ничего не знал. А твоя мама не захотела со мной жить, потому что я не умел заботиться.

- А сейчас умеешь?

- Сейчас?

Белухин вдруг почувствовал, что, отвечая, хочет видеть глаза ребёнка, и потому предложил:

- Давай зайдём в это кафе.

Аше не хотелось в кафе, но она согласилась: серьёзные разговоры взрослые предпочитали вести сидя. Пирожное, которое принесла ей официантка, она есть не стала, зато снова повторила свой вопрос о том, научился ли Белухин заботиться. У Белухина было много времени, чтобы обдумать ответ:

- Я научился заботиться. С годами я больше, чем раньше, научился думать о других. Но я понял, что не должен брать на себя много забот, так как в основном свои силы отдаю искусству и размышлениям о Космосе.

- Тогда зачем ты пришёл ко мне?

Взгляд художника изменился - вместо ласкового и открытого, он вдруг стал беспокойным, словно мужчина не был уверен в том, что говорит:

- Родители не должны бросать детей.

Аша молчала, и он заговорил уже более уверенно:

- Никогда не представлял, что с детьми может быть так интересно. Наверное, когда интересно, забота не в тягость.

Аше пришло в голову, что, когда взрослые не любят детей, им тяжело заботиться о них. И ей стало грустно.

Когда Белухин в очередной раз забирал Ашу из детского сада, он обратил внимание на беспорядок, царивший в её шкафчике.

- Ну и что, что беспорядок? - пожала плечами Аша.

Художник задумался:

- Знаешь, беспорядок - это одна из вещей, за которую на меня сердилась твоя мама. До встречи с ней я никогда не задумывался о необходимости порядка в повседневной жизни.

- А теперь? - заинтересовалась Аша.

Белухин вывел девочку из здания детского сада и, только покинув опустевший детсадовский дворик, заговорил:

- Когда я пишу картины, я всегда знаю, что в ней должен быть полный порядок или гармония. Соседние цвета должны поддерживать друг друга, а не угашать, а все формы располагаться так, чтобы правильно передать мысль, заложенную в картине.

- Ну, да это для тебя очень мудрено, - перебил сам себя художник. - Просто должно быть красиво. Это всегда чувствуется сердцем: красивая картина или нет. Красота - признак божественного. Настоящая красота несёт божественный огонь.

- Это красивое? - показала Аша на ярко освещённую витрину магазина одежды.

Белухин усмехнулся и сказал:

- Здесь нет божественного огня. Он попадает в картины, музыку, тексты, когда тот, кто их творит, соединяет свой сердечный огонь с божественным. Возможно, тебе это не понятно, но, поверь, земная красота отличается от надземной, как кукла от человека.

- А можно посмотреть твои картины? - спросила Аша.

- Те, что на выставке, ты уже видела, а которые дома…

Тут Белухин неожиданно засмеялся:

- Там у меня жуткий беспорядок.

Аше тоже стало смешно, а потом она вдруг сообразила:

- Если у тебя беспорядок, выходит, ты не понимаешь красоту.

- Я просто не замечаю того, что вокруг меня, потому что мои мысли заняты картинами. Но это нехорошо. Ведь если предметы, которые находятся в моей комнате расположены как попало, значит, они создают хаос, то есть беспорядок энергий. Выходит, что, когда я там, беспорядок на меня плохо действует.

Прощаясь с Ашей, Белухин сказал:

- Спасибо, что заставила меня задуматься о существе порядка. Давай договоримся. Я наведу у себя в доме красоту и приглашу тебя в гости, а ты тоже постарайся навести порядок.

- И приглашу тебя в гости, - улыбнулась Аша.

Навёл ли отец желаемый порядок или попросту соскучился по дочери, но однажды после обеда он зашёл за Ашей и повёз её к себе.

В мастерскую они ехали на троллейбусе, заполненном по случаю выходного дня всего наполовину. Несмотря на это Аша ехала стоя, ближе к двери, чтобы хотя бы на остановках дышать свежим воздухом. Белухина тоже сильно беспокоил неприятный запах, который бывает у закисшего в воде белья и который, как он про себя отметил, шёл от человека неопрятного вида, расположившегося посреди салона. А потому на своей остановке Белухин с облегчением выбежал вместе с дочерью навстречу ветру и свету и так же стремительно двигался до самого дома. Наверное, заданный темп сохранился бы и до двери белухинской квартиры, насколько это возможно при пешем подъёме на пятый этаж, если бы не…

На лестнице между третьим и четвёртым этажами проход им преградила полная женщина.

- Наконец-то! - закричала она, брызгая в лицо Белухину слюной.

Аша даже попятилась, ощутив энергетический удар, предназначавшийся отцу. Из перекошенного раздражением рта женщины исторгались истошные вопли:

- Фёдор! Спускайся! Сейчас он у нас за все ответит!

Озадаченный, Белухин хотел миновать агрессивную толстуху, но не тут-то было. Нависая над ним многими пудами своего тела, она являла собой непреодолимое препятствие. Вскоре к ней присоединился не менее упитанный мужчина. То ли от возмущения, то ли оттого, что сильная одышка мешала ему говорить на ходу, едва добравшись до Белухина, мужчина, не проронив ни слова, схватил его за руку и потащил за собой.

Пока они поднимались на четвёртый этаж, его жена злорадно повторяла:

- Вот-вот, пусть полюбуется! Пусть посмотрит, что натворил! И за всё заплатит! За всё, полностью!

Похоже, взрослые, решая свои проблемы, совершенно забыли об Аше. А между тем, в квартире толстяка она почувствовала себя даже хуже, чем в троллейбусе. От испарений злобы у неё разболелась голова, предметы и фигуры людей как бы окутались дымкой, и вместо неясных очертаний перед девочкой вдруг совершенно чётко проявились два рогатых монстра. Вместе с криком из их оскаленных пастей вырывалось багровое пламя, а концы когтистых пальцев выбрасывали вспышки лохматого коричневого пламени.

- А-а-а! Бою-у-сь! - отчаянно возопила Аша, бросаясь вон из квартиры.

За ней, немедленно прервав поток извинений, оправданий и виноватых улыбок, бросился Белухин. Нагнав дочь только у двери собственной квартиры, он тут же прижал её, дрожащую, к себе.

- Сейчас, малыш, сейчас мы войдём, - приговаривал он, поворачивая ключ в замке. - Сейчас всё будет хорошо, - открывал он дверь. - Сейчас всё вытрем, - провожал он по залитому водой полу Ашу.

Но быстро осушить такое количество воды было невозможно.

- Пойди, посиди в кухне, я здесь сам управлюсь, - предложил Белухин Аше.

Однако девочка, которой нет-нет да и мерещились жуткие страшилища, предпочитала отвлечься, заняв себя каким-нибудь делом. Поскольку второй тряпки в доме не нашлось, отец предложил Аше в качестве «промокашки» свою видавшую виды домашнюю рубашку.

Даже не умея как следует выкручивать намокшую ткань, со своим участком работы Аша справилась раньше Белухина, который, пока дочь управлялась в коридоре, пытался осушить залитую по щиколотку ванную.

- Что день грядущий мне готовит?.. - напевал он, шлёпая босыми ногами по мокрому полу, и, прерывая пение, предлагал дочери:

- Ты пойди в кухню, там в холодильнике тортик, мороженое, апельсины - всё для тебя. Достань, поешь…

В кухню Аше идти не хотелось, и она отправилась в единственную белухинскую комнату. Надеясь отыскать выключатель, Аша какое-то время шарила рукой по стенам у входа. Но потом, оставив безрезультатные попытки, стала продвигаться вперёд, постепенно научившись ориентироваться в полумраке.

В комнате пахло краской и ещё чем-то едва уловимым. Этот запах ей вдруг напомнил келью слепого монаха-провидца. Только в келье была ровная атмосфера, наполнявшая её сердце теплом и тихой радостью, а здесь… Впрочем, односложно объяснить, какие энергии составляли ауру помещения, было невозможно. Участки тепла сменяли холодные потоки, откуда-то шли колющие токи, а где-то наступало полное умиротворение. Подойдя к мольберту, Аша провела рукой по стоящему на нём полотну. Тепло шло от него пятнами - вероятно, картина была незаконченной, и потому энергетика её была неровной.

В этом удивительном мире, пробираясь мимо мебели и облепивших её картин, Аша чувствовала себя словно в сказочном лесу. Картины были везде: у дивана и у кресла и просто прислонённые к стенам, которые в два-три яруса - до самого потолка - были увешаны полотнами разного размера. Лишь на небольшом столике у дивана одиноко темнел силуэт прямоугольной формы. Аша уже собиралась пройти мимо, как вдруг боковым зрением заметила в его районе светящееся пятно. Руки протянулись как будто сами и взяли со столика картину. Ашу не удивила её тяжесть, способность мыслить сейчас вообще покинула её - в сердце входило ощущение благодатной полноты, чувство бесконечной красоты мира.

Так с картиной в руках Аша вышла в коридор, на свет, где тотчас же столкнулась с отцом. Продолжая машинально вытирать полотенцем практически сухие руки, Белухин уставился на дочь, попав в плен множества разнообразных ощущений. Глядя в отрешённые глаза ребёнка, державшего в руках образ богоматери, он наполнялся восторгом творца, загораясь немедленно начать писать полотно «Благословляющая». Потом отвергал эту идею, понимая, что эксплуатировать маленького ребёнка, заставляя его позировать, грешно... В какой-то момент перед его внутренним взором возникла заброшенная церковь, в которой он когда-то в детстве под слоем пыли обнаружил старинную икону. Зачем-то он подобрал побитую шашелем доску с потемневшей от времени краской и притащил домой к бабушке. А когда бабушка умерла, забрал икону к себе... Теперь, глядя на отреставрированное, блестящее лаком изображение, он подумал, что должен расстаться с ней, передав её дочери. Эта мысль уколола его в сердце, и, сдерживая заползающую в него тоску, он спросил:

- Нравится тебе?

Ещё не вполне опомнившаяся от своего ступора, Аша согласно кивнула головой.

- Тогда бери её себе, - вздохнул Белухин и неожиданно обнаружил, что уже битых десять минут трёт полотенцем руки.

Он потянулся, чтобы повесить его на веревку, но не успел. Аша поспешно подошла к нему и положила на покрытые влажной тканью руки светящуюся икону.

- Тебе она нужнее, - уверенно произнесла она.

И тут, словно измученный холодом и темнотой путник, который вдруг очутился в тепле у живого огня, Белухин весь размяк и, едва сдерживая слёзы, проговорил:

- Солнышко мое, дорогое…

Заметив так явно обнажившуюся слабость отца, Аша посмотрела на него ободряюще.

- Папочка, ты обещал тортик, - сказала она, подталкивая отца по направлению к кухне.

И Белухина, которого ещё недавно томило чувство сиротства при мысли о том, что ему придётся остаться без иконы, сейчас захлестнула волна несказуемой радости. У него появилась любящая дочь!

 

Глава 11

Нужда (мир иной)

И вновь, ощутив одуряющую тяжесть, идущую от земли, Араш ушёл глубоко на дно водоёма. Стремление отрешиться от этого наполняющего сердце страданиями мира и вознестись в сферы иные приобщало его к источнику благих надземных энергий. Сердечные токи, соединяющие его с Учителем, приносили полные жизни образы, восстанавливая силы, укрепляя его связь с любимой планетой. Сейчас он видел, как в кристально чистом воздухе горят огненные слова Учителя: «Благословляю вас на подвиг!» Как, привлечённые любовью, сбегаются лани и благородные олени, слетаются чудноголосые птицы и блистающие чешуей рыбы. И даже растения на зов огненного сердца подбираются ближе, окружая любящего благоуханием дивных ароматов. Ну а люди - понимающие без слов и всегда готовые к самопожертвованию - устремляются к творчеству: гармоническому единению мощи энергий, заключённых в их пламенеющих сердцах.

Подобно тому, как живительной влагой насыщается тело жаждущего, принося ему долгожданное облегчение, так наполнилось благодатью сердце Араша, вызвав в нём ответно поток горячей благодарности Учителю. Преисполненный любовью и радостью, двинулся он навстречу испытаниям. И они не замедлили.

Уже на следующее утро стук множества деревянных подошв и детский плач заставили мир наземный замереть - от удивления и тревоги, недоумения и сострадания. Казалось, даже редкие птицы, голоса которых иногда напоминали об обитаемости небес, и те потеряли дар произнесения своих речитативов. К Солнечному приближалась толпа женщин с детьми. Страх и агрессия исходили от измученных взрослых, отчаяние и неприятие бьющего по нервам обилия светового потока склоняли детей к постоянным жалобам и плачу. Было очевидно, что люди, только что вышедшие из-под земли, нуждаются в экстренной помощи. Чуть ли не вся община Солнечного проявила деятельное участие, утешая и даря надежду изгнанным из-под земли женам и детям тех самых воинов, которые накануне поджогом Солнечного и стремлением уничтожить его жителей, навлекли на планету гнев грозных надземных сил.

Чтобы ободрить павших духом жительниц подземелья, Араш поспешил «зарядить» энергией любви воду для питья. Проведя рукой над чашей, он затем кивком головы давал понять Гла, что её можно относить страждущим. Не один десяток чаш разнесли Гла и его друзья, прежде чем от стана пришельцев повеяло умиротворением. Тихая песня, убаюкивающая сонных детей, доносилась оттуда, когда Гла, наконец, присел возле Араша.

- И что мы с этой толпой будем делать? - недовольный сложившейся ситуацией, спросил он.

- Жить, - просто ответил Араш, который в это время «заряжал» порошок, предназначенный для выпекания мучных изделий.

- Если бы это были мужчины, хотя бы наполовину… Вот это была бы польза! - настаивал Гла.

- Будут и мужчины, - примирительно говорил Араш. - Напрасно ты недооцениваешь женщин. Ведь они созидательницы: рождают детей, воспитывают их, организуют жизнь семьи…

- А дома кто строить будет? Нам самим сейчас жить негде! - не мог успокоиться Гла.

- Давно ли ты, друг мой, стал жить в доме и питаться хорошо приготовленной полезной пищей? - остановил его Араш.

В его голосе не было упрёка, но мальчик вдруг почувствовал, как облачко стыда выплыло из сердца, заставив умолкнуть десятки просившихся на язык рациональных соображений.

Так почти пятьдесят женщин и более сотни детей самого разного возраста в несколько раз умножили небольшое население Солнечного. Разумеется, кормить их досыта не получалось. Постоянно голодные, взрослые старались забываться в работе, детей же пытались отвлечь игрой и обучением, а чтобы они меньше страдали от голода, их регулярно поили заряженной водой.

Араш понимал, что не готов немедленно решить проблему насыщения своих подопечных. Конечно, можно было постоянно заниматься осаждением тонких материй - «манны небесной» - и таким образом полностью удовлетворять потребности людей в пище. Но лишь в крайних случаях Араш прибегал к подобным опытам, объявляя затем, что достаёт сей съедобный порошок из особых тайных запасников. Он знал, что эти тёмные, диковатые люди, прежде всего, нуждаются в движителях, направляющих их к усиленному труду и получению знаний.

Несмотря на жизнь впроголодь, никто не умер, никто не заболел, и вновь прибывшие стали проникаться доверием к основателям Солнечного. Не удивительно, что маленькие дети потянулись к Арашу сразу, с первого же дня. Кто, как не малыши, чувствуют поток добросердечия? Зато женщины, лишённые мужского внимания, стали соревноваться, дабы завоевать сердца тех немногих юных представителей мужского пола, которых они встретили здесь, в наземном мире. Наблюдая за разгорающимися страстями, Араш старался не допустить прорастания в обновлённом сообществе семян разврата и вскоре был вынужден выступить перед новыми поселенцами с речью:

- Достойные женщины - матери своих детей! Прекрасный мир будущего, в котором вы хотели бы видеть ваших детей, строится только любовью - чистой любовью, исходящей из сердца. Низменные желания порождают низменные действия, а недостойные действия, в свою очередь, заставят в будущем страдать ваших детей. Им придётся пожинать плоды нетерпения и разнузданности, посеянные вами сейчас.

- Зов тела - это зов природы, - раздался из группы сидящих перед Арашем женщин грубый голос.

Рты окружающих раскрылись, обнажая чёрные зубы, - женщины улыбались и при этом согласно кивали.

- Вы - не животные! - выкрикнул из-за спины Араша Гла так часто произносимую учителем фразу.

В отличие от мальчика Араш успел ощутить, что никакие разумные доводы не подействуют на эту находящуюся во власти примитивных желаний массу, и потому, внезапно оказавшись на ногах, он загремел:

- Встать и слушать меня!

Испуганные молниеносным преображением самого привлекательного мужчины в посёлке, с которым не раз в мыслях своих имели телесную близость, женщины поспешили подняться и, разинув рты, продолжали внимать грозному, не терпящему инакомыслия тону Араша:

- Каждый, кто хочет жить в нашей общине, отныне и навсегда будет подчиняться правилам, которые устанавливаются мной и общиной! Отныне и навсегда каждый мужчина и каждая женщина, которые созрели для создания семьи и деторождения, должны будут заключить договор. Они должны договориться о том, что будут жить вместе в любви и взаимном уважении и так же растить детей. И договариваться об этом они будут при свидетелях. Никакие другие формы телесного сближения мужчин и женщин не допускаются! Каждого, кто будет замечен в нарушении этого правила, ждёт изгнание!

Страх перед изгнанием и перспектива медленной и мучительной смерти тут же охладили пыл многих новых представительниц общины. Приутихли и желания юношей, которые красовались перед старшими женщинами, полагая в ближайшем будущем удовлетворить свою растущую похоть.

Наблюдая все это, Араш сокрушался:

- Они должны быть напуганы, они должны быть голодны, чтобы удерживаться от совершения неверных действий. Они подчиняются только насилию, и только будучи поставлены в жёсткие рамки, ведут себя подобно людям.

Эх, люди, люди! Чем заросли ваши сердца?! Какими животными энергиями окружился ваш дух, что и голос его не уловляется вашими очерствевшими чувствами? Как возвратить вас к вашему изначальному богоподобию?

Его собеседник - крепкий, жилистый мужчина утешал его:

- Всё совершается в своё время. Вода возвращается в избранное русло, огонь перестаёт бушевать, а человек научается жить сердцем.

Конечно, Оэль - отец Дары - сейчас лишь повторял то, что некогда слышал от Араша. Привлечённый рассказами дочери о её чудесном исцелении, он поспешил встретиться с «коллегой». Но уже после первого собеседования с Арашем его первоначальные стремления, связанные с получением нового целительского опыта, обрели иное направление. Отныне главными для него стали опыты постижения мироустройства, усвоение истоков и причин наземных явлений и углубление в законы, управляющие миром. Он не уставал записывать лекции и беседы своим бисерным почерком, чтобы после, переписывая их, уточнять отдельные мысли, создавая, в конце концов, при помощи Араша стройную запись Учения любви. И теперь, когда Араш был так разочарован в человечестве этой планеты, Оэль поспешил принести исписанные листки и принялся читать. Слово за словом текла огненная вязь Учения, возвращая Арашу вдохновение действия, очувствование его связи с Учителем. Видя всё это, он приказал Оэлю отныне и до конца дней его утром и вечером читать записи Учения всем желающим.

 

Глава 12

Преображение (мир иной)

Араш не уставал искать. Он искал доходчивые слова, которые открывали бы воспитанникам картину мира, он искал случая продемонстрировать целесообразность той или иной формы поведения, отношений между людьми с разным уровнем сознания и всегда искал возможность насытить эти голодные души любовью. Податливые с готовностью отзывались на его призывы к добру, совместным согласованным действиям и постоянству труда на общее благо. Были и такие, которые, соглашаясь открыто, нарушали затем общие правила, принося общине немалый вред. Араш понимал, что одно-два примерных наказания - изгнание или смертная казнь - могли эффективно остановить попытки насилия, воровства и жестоких драк. Но он не был тем, кто осуждает и приговаривает, его миссией было спасение. И потому крайней формой наказания, по настоянию общины, было принято надевание на человека клетки - конструкции из металлических прутьев, замкнутой несколькими замками, которая крайне ограничивала возможность передвижения и физического действия. По мере того как из-под земли поднималось всё больше и больше народа, носителей клеток прибавлялось. Для особо агрессивных пришлось изобрести что-то вроде тюрьмы - отдельного огороженного участка земли, покрытого навесом, внутри которого взаперти содержались клеточники. Конечно, им не позволялось сидеть там без дела: кто-то мастерил обувь, кто-то прял и плёл из пряжи одежду или изготавливал нехитрую домашнюю утварь. Выполненная работа давала им право получать пропитание.

Добрая Ану вначале очень огорчалась, узнав, что именно ей досталась роль тюремного повара.

- Мне бы для деток готовить, - просила она Араша.

Но учитель не уставал объяснять ей о пользе приготовленной ею еды:

- Ты умеешь насыщать пищу целительными энергиями твоего сердца. Она есть лекарство от жестокости и грубости. Ты сама видела слёзы благодарности заключённых, вкушающих твои приношения.

Дару, в чьи обязанности входил ежедневный медицинский осмотр клеточников, тоже не радовала должность тюремного лекаря. Её тяготило пребывание среди грубых энергий как в мужском, так и в женском отделениях, угнетала фривольность и низменные побуждения этих тёмных людей. Утешало единственное - возможность наблюдать за тем, что делает и говорит находящийся рядом Араш.

А начинал учитель всегда с небольшой проповеди, и, пока он говорил, среди заключённых царило благожелательное молчание. Благость этих минут сохранялась и во время подношения заключённым мучных шариков, обладающих специальным успокоительным действием.

Однажды Дара видела, как, получив свой шарик, один из клеточников вдруг схватил Араша за руку и прижался к ней губами. Слёзы искреннего раскаяния потекли по обросшему тёмными волосами лицу. Прежде чем отойти от рыдающего человека, Араш возложил свою вторую руку ему на макушку и уже через мгновение негромко произнёс:

- Ты свободен.

После этого случая заключённые - всяк на свой лад - старались изобразить перед Арашем покаяние, но чудо освобождения происходило нечасто. Следя за видимой простотой действий учителя при раздаче шариков, наблюдательная Дара догадалась: при возложении руки на макушку заключённого ему передаётся очистительный поток энергии, способствующий освобождению от преступных мыслей.

- Почему ты не делаешь это с каждым? - пристала она как-то с расспросами к Арашу.

- То, что легко открывается, так же легко закрывается, - ответил учитель.

Они сидели под ночным небом у костра и слушали мелодию, которую кто-то наигрывал на свирели. Даре вдруг представились дудочка и отверстия в ней и пальцы музыканта, то закрывающие, то открывающие их. «Человек - не инструмент, - осенило её. - Нельзя по желанию извне заставить его быть таким, как хочется. И всё-таки…»

- Я знаю, что ты можешь повлиять на человека раньше, чем ты его освобождаешь, - настаивала она на своём.

- Когда я произношу проповедь, я, действительно, сопровождаю её подобием гипнотического воздействия. Оно способствует осознанию оступившимися своих ошибок в прошлом и усвоению правильных действий в будущем.

- Значит, осознание, - задумалась Дара. - Чем же бессознательное исправление хуже сознательного, которое всегда сопряжено с долгими страданиями?

Араш пошевелил прутом угли догорающего костра и, когда в нём вновь зардели язычки пламени, сказал:

- Ты хочешь избавить человека от страданий, но ты не представляешь, что тем самым обрекаешь его на еще большие страдания. Ведь не принятые один раз, энергии будут стучаться снова и снова в следующих жизнях - до тех пор, пока не будут прочно усвоены сознанием. Доброта и милосердие, не доступные сердцам жестоким, должны затеплиться в них и, укоренившись, стать основой их существования.

Несмотря на темноту, от Араша не укрылись слёзы, которые текли по лицу ученицы. Не о человеке вообще, но о себе горевала Дара, ощутившая безнадёжность попыток влюбить в себя Араша. Именно теперь она уразумела, что сердце, вмещающее всех, все энергии, не выделяет кого-то одного, но изливает свою любовь на каждого, кто готов принять её. И претендовать на львиную долю этой любви, стать её собственницей она не имеет права. Это всё равно, что пытаться присвоить свет солнца и назвать его - безлично дарящего живительную силу - своим.

- Ты - наше светило, - тяжело вздохнула она.

Араш ничего не ответил, но, когда лёгкое прикосновение его пальцев снизу вверх прошло вдоль её позвоночника, ей вдруг стало необыкновенно радостно. Ведь и ей эти страдания даны для того, чтобы избавиться от чувства собственности и научиться подчинять стихии своих желаний огненной воле сердца.

 

Гипноз

В большом зале музыкальной школы Аша сидела рядом с Елей. Перед началом концерта девочки рассматривали рисунки в Ашином блокноте и оживлённо беседовали, но когда на сцене появился первый выступающий, Елина бабушка попросила девочек прекратить разговоры. И Аша замолчала - вовсе не оттого, что боялась строгости Елиной бабушки, но потому что никогда прежде не слышала такой музыки.

Вначале звуки рояля, как рассыпанный бисер, не хотели складываться в единый узор. Аша «ходила» пальцами по спинке винилового кресла впереди неё и привыкала к этому странному волнующему звукоряду. Сменился очередной выступающий, и мелодия скрипки неожиданно обнаружила в глубине её души некое сокровище. Как будто в свете луча заискрились, заиграли разноцветные грани. Ашины глаза закрылись, и перед внутренним взором, как это иногда уже случалось прежде, предстал яркий узор. Музыка менялась - менялись узоры, их ритм и цветовая гамма.

По окончании последнего выступления, перекрикивая шум аплодисментов, Еля тормошила подругу:

- Ашка, ты что, спишь?

Но Аша только качала головой, ей не хотелось рассказывать о своих видениях при Елиной бабушке: недоверие, а скорее, неверие, взрослых всегда разрушало очарование впечатлений, подаренных надземным миром. И тогда Еля предложила пройти в класс, где она занималась игрой на фортепиано.

Едва за девочками затворилась дверь, как Еля сразу же уселась за инструмент, намереваясь продемонстрировать Аше свои умения, но после передумала и поднялась с чёрного лакированного табурета:

- Хочешь попробовать?

По-видимому, Еля верно уловила Ашину мысль, потому что подруга тут же заняла её место. Аша всегда мечтала понажимать клавиши пианино, но в детском саду этого делать не позволяли.

Ашины пальцы давили на белые и чёрные костяные клавиши. Она прислушивалась к звукам, но понимала, что музыки не получается. Музыкой, скорее, можно было назвать падение капель за окном. Они дружно слетали с сосулек и ударялись о жестяной подоконник, создавая некий солнечно-водяной ритм. Слепящий свет, блеск сосулек, игра капель - открыли ещё одно сокровище в Ашиной душе. Так красота внешняя пробуждает сокровенные накопления, побуждая к творению новых индивидуальных форм красоты.

- Огнём играет лёд под солнцем,

хрусталь изысканной капели

звучит, звенит в моем оконце

простая музыка свирели,

- вдруг продекламировала Еля.

Можно было не сомневаться - она чувствовала то же, что и Аша: созвучие душ всегда воодушевляет, вызывая радостную готовность к совместному сопереживанию.

Оторвав взгляд от окна, Аша и Еля посмотрели друг на друга и... рассмеялись. Они хохотали так заливисто и громко, что даже не заметили, как дверь отворилась и в класс вошел долговязый парнишка с футляром в руке.

- Девчонки, ну-ка брысь отсюда! У меня сейчас урок, - скомандовал мальчик и стал выкладывать на стол скрипку, ноты из папки и, наконец, дневник.

На яркой обложке дневника красовался странный чудик. «Наверно, инопланетянин», - подумала Аша. А Еля, обращаясь к мальчику, неожиданно выдала:

- Мы - не девчонки!

Мальчик обернулся и с недоумением уставился на подружек:

- Вы ещё здесь?

Его недовольство не укрылось от Ели, но она вовсе не спешила выйти из класса - напротив, не отрывая глаз от больших в роговой оправе очков незнакомца, продолжала настаивать на своём:

- Мы - не девчонки, а просто маленькие взрослые. На нашей планете все такого роста.

Еля говорила и при этом водила своим тонким пальчиком туда-сюда - прямо перед носом у паренька.

- Не заливай, - ухмыльнулся он.

Но Еля, словно пытаясь внушить собеседнику свои мысли, говорила раздельно и внятно:

- Мы здесь инспектируем.

- Кого? Нашу школу? - улыбнулся мальчик.

- Нет. Всех землян, - весомо и с расстановкой проговорила Еля.

- Послушайте, инспектора, валите отсюда. Сейчас мой препод придёт и скажет, что я не готов к уроку.

Тут Еля легко вздохнула и на выдохе произнесла: «Не получилось». А после засмеялась. Вслед за ней рассмеялась и Аша. И, взявшись за руки, девочки выбежали из класса.

- Что у тебя не получилось? - поинтересовалась Аша, едва они оказались за дверью.

- Я когда-то видела по телевизору, - понизила голос Еля, - одного гипнотизёра. Он говорил мальчику, чтобы он спал, а сначала водил у него пальцем перед глазами. Однажды я попробовала так с кошкой Муркой, и она уснула.

- Просто кошка Мурка устала от твоих фантазий, - где-то рядом прозвучал знакомый голос: он принадлежал Ашиному брату Эльдару.

Аша догадалась, что брат разыскивал её, чтобы отвести домой, но сейчас её занимало другое.

- Ты умеешь делать гипноз? - спросила она.

- Не умею. Этому на другой медицинской специальности учат, - на ходу отвечал Эльдар.

- А может девочка быть гипнотизёром? - не отставала от него сестра.

- А может щенок работать сторожевой собакой? - иронично переспросил Эльдар.

И Аша поняла, что он снова, как тогда в больнице, намекает на то, что все чрезвычайные проявления энергии требуют немало сил и соответствующей подготовки. И тогда она сказала Еле:

- Знаешь? Давай не будем спешить. Возможно, ты и научишься гипнозу, но потом... когда вырастешь.

- А пока будете послушными девочками, оденетесь и пойдёте домой, - встретила их Елина бабушка.

Ни на что другое Аша и не рассчитывала. Чего можно ожидать от взрослых, для которых дети - это, в первую очередь, «кушать, спать, гулять»? А ведь стоило им улыбнуться, проявить внимание к ребёнку и, глядишь, секретная дверца в мир, полный чудесных тайн, приоткрылась бы, и знание, не осознаваемое малышом, было бы озвучено на понятном ему языке. Игнорирование же детских «фантазий» заставляло дверку захлопываться, скрывая за ней неясную память об ощущениях и правдивых образах, принесённых юным существом из надземного. Будьте внимательны к детям, взрослые!

 

Глава 13

Свобода воли (мир иной)

Большой камень, возле которого устраивался Оэль для провозглашения истин высшего Учения, утром был холоден, а вечером оживал в лучах заходящего солнца. Зная магию вещей, а именно то, что они впитывают всю окружающую энергию-информацию, Оэль сохранил камень и тогда, когда для чтения Учения было построено специальное помещение - светлица. Просторная светлая комната с бурым, неправильной формы камнем у дальней стены заполнялась лишь до половины, когда подходило время чтения, и возглашающий огорчался. Стягивая с себя белую накидку, которую надевал, дабы подчеркнуть свою особую миссию, он вопрошал Араша:

- Если сказанное тобой и записанное на этих листках так полезно, почему ты не заставишь всех ходить в светлицу для прослушивания истин?

Увы, только малая часть приходящих посещала светлицу ради научения свободному движению к совершенству. У остальных преобладало обыкновенное любопытство. Что уже говорить о тех, чья нога никогда не переступала порога этого небольшого храма? Араш видел это и потому отвечал:

- Когда человек приходит добровольно, им движет любовь к истине, всякое же принуждение любовь убивает. Нельзя Учение о любви постигнуть без любви.

С той же настойчивостью, которая позволяла Оэлю изо дня в день утром и вечером находить в себе огненный порыв к служению, он искал путей к приумножению слушающих:

- Быть может, если бы отсутствующие слышали прекрасные слова Учения, они воодушевились бы к постоянному восприятию.

Араш показал на участок травы, видневшейся сквозь распахнутые двери светлицы:

- Эти стебли одинаково освещены и одинаково орошаются влагой, но одни из них тянутся кверху, а другие стелются по земле. Одни и те же слова воспринимаются людьми по-разному. Пропущенные через сердце, через огонь любви, они, в самом деле, способны изменить сознание человека к лучшему. Услышанные же из интереса, любопытства ради, скользят они по поверхности мозга, не задевая сокровенных глубин души, не создавая сколь-нибудь заметных изменений в мышлении и устремлениях.

И стал тогда Оэль не только объявлять во всеуслышание любимые им истины, но и беседовать со слушателями, дабы пробуждённые познавали глубже, а прикоснувшиеся имели бы шанс проникнуться сердечно, уверовав в то, что прежде воспринималась их мозгом как иллюзия, не имеющая оснований в жизни каждого дня.

Усваивать сердечные истины, перестраивая мышление в соответствии с ними и действуя затем изо дня в день в их духе, оказывалось непросто. Несмотря на то что Оэль постоянно делал акцент на необходимости реализации высоких истин в повседневной жизни, он и сам не однажды шёл на уступки привычкам своего мышления. Стремясь во что бы то ни стало увеличить число прихожан, пусть даже в нарушение закона свободной воли, он искал обходные пути для заманивания в светлицу новичков. Некоторым его проектам не суждено было воплотиться. Запрещение их Арашем вызывало на лице Оэля скорбное и упрямое выражение. Зато когда ему удавалось убедить учителя в полезности некоей своей инициативы, он весь зажигался радостным порывом к осуществлению замысла. Немало времени и сил ушло у основателя светлицы на то, чтобы добиться от ткача изготовления роскошного и яркого полотна, призванного задрапировать заднюю стену светлицы. А уж с росписью стен ему вызвался помочь сам Араш, решив возобновить самую первую фреску Солнечного, уничтоженную при пожаре.

Горел огонь в светильнях, превращая феерию ночи в дневное действо. Блестела краска в металлических плошках, отливая синевой и серебром, киноварью и охрой. Намеченные на штукатурке контуры воспаряющих фигур звали к воплощению замысла.

Не успел Араш сделать и нескольких мазков, как обнаружил, что в дверном проёме маячит некая таинственная фигура. Повинуясь приказу Оэля, незнакомец вскоре был вынужден переместиться в зону света. В представлении он не нуждался.

- - А-а-а, это малёвник, - разочарованно произнёс Оэль, указывая в сторону худого, длинноволосого человека. - Сколько его помню, никогда не жил под землёй долго. Периодически исчезал, а по возвращении что-то малевал на стенах. Одним словом, ходок.

Араш не разделял скептицизма говорившего. Только что увидев незнакомца, он сразу почувствовал в нём силу неисчерпаемой творческой энергии, рождавшей синие искры в его ауре. Такому человеку можно было доверять. И потому, когда малёвник приблизился к краскам, Араш посторонился, в то время как Оэль бросился наперерез, готовясь удалить незваного гостя из светлицы. Однако Араш остановил его.

Словно чаши с драгоценным напитком поднимал с пола и подносил к лицу малёвник сосуды с красками, кои затем рассматривал, нюхал и даже, зачерпнув пальцем, отправлял в рот. С таким же благоговением брал он в руки кисти из хистячьего меха и, проведя рукой по мягкому волосу, обмакивал их в краску.

От Араша не укрылось то колоссальное напряжение, с каким за художником следили прищуренные глаза Оэля. Произведение, призванное украсить светлицу, не должно было рождаться в атмосфере недоверия и враждебности, поэтому Араш поспешил увести своего ученика прочь.

Едва ночное небо тысячами звёзд замерцало над головой Оэля, его страхи и тревоги стали исчезать, и полное доверие к учителю вдруг открыло створки его сердца, разрешив потоку радости излиться вовне. Чувство благодарности и смущение перед откровенным признанием недолго боролись в его душе. Вскоре он уже прижимал свои сухие горячие губы к руке учителя, шепча слова признательности. Не ведал он, что Араш сейчас смотрит на него кротким и грустным взором, ибо чувство, зародившееся в душе Оэля, было навеяно им, Арашем, с целью отвлечения мысли ревностного ученика от художника и возможных следствий его творческих усилий.

Лишь к вечеру следующего дня позволил Араш единственному посетителю светлицы - Оэлю - нарушить одиночество малёвника.

Прекрасные человеческие фигуры в белом - под стать самому Арашу - возносили огонь к небесам, превращая яркий земной красный в серебряно-голубой небесный. Изумлённый красотой не виденной прежде росписи, Оэль теперь с уважением взирал на её создателя, скорчившаяся фигурка которого ютилась в одном из углов. Малёвник почивал. Чтобы не обеспокоить его, Оэль на цыпочках пробрался к своему месту у камня. То и дело поглядывая на восхитивший его шедевр, он приступил к ритуалу вечернего чтения. Увлекшись Учением, он по укоренившейся привычке принялся читать его вслух и не заметил, как измождённый работой малёвник проснулся и нашёл в себе силы встать и подойти к нему. Оэль не видел детской простодушной улыбки счастья, которая свидетельствовала о том, что её обладатель услышал, наконец, то, о чём всегда мечтал услышать, - то, что безмолвно озаряло его сердце многие годы. Малёвник был человеком Света.

 

Перемены

- Ма, кто приходил? - полюбопытствовал Эльдар, когда стук захлопывающейся двери возвестил об уходе визитёра.

- Курьер, - задумчиво проговорила Рамина, на ходу рассматривая большой коричневый конверт.

Она прошла в комнату и там, с тем же задумчивым выражением лица, вскрыла его.

- Странно, очень странно, - говорила она, просматривая бумаги.

Любопытство пересилило нежелание Эльдара прерывать работу над рефератом, который не столько писался, сколько вымучивался уже более двух часов. Он поднялся с дивана и подошёл к матери.

- Ничего себе! - вырвалось у него после чтения первого же документа.

- Ты, что, не рада? - удивился он, глядя на мать, которая, машинально перебирая бумаги, была по-прежнему углублена в какие-то свои размышления.

- С одной стороны, рада, - начала Рамина.

Она на время умолкла, а потом, очнувшись от своих раздумий, повернула лицо к сыну:

- Это удивительно... просто непостижимо. Покойный двоюродный дедушка никогда не пылал к нам любовью. Я и не помню его совсем, зато помню, что мама рассказывала, как ходила к нему после войны просить хлеба для детей. Он всегда был состоятельным. Тем не менее, бабушке твоей он отказал и сказал, что в своём доме попрошаек не потерпит. С тех пор бабушка к нему больше не ходила. А теперь вот целую квартиру завещал…

- Видать, совесть заговорила, - воодушевился Эльдар и, подбежав к Аше, схватил её за руки и стал ими хлопать в ладоши, приговаривая:

- Ашка, танцуй! Теперь у всех будут отдельные комнаты и много-много места!

Однако Аша не знала: хорошо это или плохо. У неё никогда не было отельной комнаты, и потому она спросила:

- Мы, что, там будем радоваться больше?

Ни на секунду не задумываясь, брат пообещал:

- Ну конечно!

Уверенность Эльдара не убедила Ашу. Возможно, интуитивно она чувствовала, что всё зависит от людей, а не от окружающей обстановки, что, если люди не меняются, никакие условия извне не сделают их счастливее.

День переезда был трудным для мамы и Эльдара, но не для Аши. Пока взрослые хлопотали, она с интересом рассматривала фургон, в который грузили домашние вещи. Здесь, на улице, они выглядели иначе. Лишившись привычного окружения, они словно растерялись, как теряются люди перед неизвестным.

- Ничего-ничего, - приговаривала Аша, поглаживая по шелковистой гриве льва Бонфи. - Скоро приедешь и будешь снова жить в знакомой комнате.

Однако вряд ли можно было назвать обстановку новой квартиры знакомой. Здесь была своя мебель, свои занавеси, покрывала и светильники. О старом жилье напоминали разве что личные вещи Румановых. Аша чувствовала себя неуютно. Мама старалась подбодрить её:

- Смотри, в какой комнате ты будешь жить! Она самая светлая, а из окна виден парк. Смотри, какая красота!

Но комната, казалось, была враждебно настроена к девочке. В ней пахло чем-то химическим, увядшими хризантемами и, похоже, пробивался отвратительный запах плесени.

- Мне здесь не нравится, - заявила Аша, поворачиваясь, чтобы уйти.

Но мама остановила её:

- Ашенька, детка, ты скоро привыкнешь. Давай ты сейчас ляжешь спать, а утром увидишь: всё будет по-другому.

В голосе матери, в её лице ощущалась такая усталость, что Ашин порыв - немедленно покинуть неприятную комнату - поутих. В конце концов, сон тоже был формой ухода от реальности.

Когда свет погас, стало явственно ощущаться чьё-то присутствие. Запах плесени усиливался. Аша натянула на голову одеяло и замерла. Страх не отпускал. Затаив дыхание, она старалась укрыться от надвигающейся тьмы. И вдруг почувствовала, как чёрные крылья опускаются на неё и топят в удушающей безысходности.

Не помня себя от страха, Аша с воплем выбежала в коридор. И тут же столкнулась с мамой. Мама прижала её к себе, но расспросить не успела - в коридоре появился Эльдар.

- Аша, что за фокусы? - подошёл он к сестре.

Потрогав её лоб, он заключил:

- Здорова. Наверное, просто устала. Пусть идёт спать.

- Она боится, - крепче обняла дочь Рамина.

- Всё ясно, - сказал Эльдар, сообразив, что в эту ночь Аша будет спать с матерью.

Но когда через сутки ситуация повторилась и они втроём вновь сошлись в коридоре, Эльдар выплеснул своё недовольство на сестру:

- Где же ты собираешься спать? Снова матери не дашь выспаться?

Не переставая всхлипывать, Аша пробормотала:

- Где не будет страшно.

- Ну-ну, давай, - скептически заметил брат.

С плохо скрываемой иронией он затем наблюдал, как Аша обходила комнаты, присаживаясь на кровати и диваны, чтобы определить, где чувствует себя комфортнее. В конце концов, поведение сестры стало его раздражать:

- Мама, что ты с ней церемонишься? Есть такие вещи как долг, необходимость…

- Она ещё маленькая, - заметила мать, обнимая Ашу за плечи.

Но у девочки на сей счёт имелось иное мнение:

- Это придумали взрослые. Ничего такого нету, а есть только любовь.

Уверенность человека, умудрённого опытом жизни, которая сейчас звучала в голосе сестры, рассердила Эльдара:

- По-твоему, каждый может делать, что захочет?!

Аша утвердительно кивнула.

- Конечно, если человек любит, он ничего плохого не сделает, - попыталась примирить детей Рамина.

Однако Эльдар не сдавался:

- Если бы она любила нас, то не морочила бы по ночам голову.

- А я и не морочу, - возразила ему Аша. - Я уже нашла.

- И ты будешь здесь жить? - усмехаясь, поглядел на сестру Эльдар.

Ашин выбор вызвал возражения и у матери. В самом деле, из пяти комнат выбрать самую тесную, ныне служившую кладовой для вещей Румановых, казалось полной нелепицей.

Когда Рамина рассказала об этом у себя на работе, женщины посоветовали ей позвать священника, чтобы «очистил» квартиру, а одна сотрудница пообещала прислать знакомого биоэнергетика, чтобы тот указал негативные зоны.

Рамина была довольна, когда женщина-экстрасенс пришла в отсутствие Эльдара. То, что она говорила, непременно вызвало бы у него протест:

- В комнате, которую вы отвели дочери, умирал старик. В ней никому жить нельзя, - перво-наперво сказала она.

Проводя рукой вдоль стен, она говорила:

- В ней нужно сделать капитальный ремонт: убрать все до кирпича. В крайнем случае, выбросить отсюда все старые вещи и как можно чаще зажигать открытый огонь. Что касается выбранной девочкой комнаты - это, действительно, самое энергетически чистое помещение, так как до вашего приезда оно практически пустовало.

Аша с интересом выслушала то, о чём рассказывала гостья, а потом вдруг сказала:

- А я Вас знаю. Вас зовут Дара.

Женщина внимательно посмотрела на Ашу и рассмеялась. Маму тоже рассмешила очередная Ашина фантазия. Она не уразумела причину радости гостьи, чьё сердце нежданно наполнилось трепетным благоговением, ибо эта маленькая девочка напомнила ей любимого Наставника.

 

Глава 14

Жизнь без конца (мир иной)

Чем мог отравиться Гла, не знал никто. Вечно голодный, мальчишка зачастую тянул в рот что ни попадя. Теперь он лежал на ложе из сухой травы и стонал. Каждый раз, взглянув на зеленоватый цвет его лица, Ило принималась плакать, но Араш не позволял ей замыкаться в страдании. Он заставлял её отпаивать брата специальными отварами, обкладывать мешочками с разогретой на огне кристаллической почвой.

- Твоя мысль должна быть направлена к выздоровлению брата. Она поддержит в нём процесс восстановления равновесия, гармонии внутренних ритмов. Хаос всегда стремится нарушить гармоническое построение. Но божественное созидающее начало ведёт непрестанную битву с силами разрушения, и, поддержанное мыслями добра, побеждает.

Когда Гла полегчало и он уснул, перестав метаться на своём шуршащем ложе, Ану увела Ило к себе, чтобы успокоить и накормить. В её отсутствие Дара решила подежурить у постели мальчика, но Араш заверил её, что всё обойдётся и больного можно оставить одного.

Они шли молча. Длинные тени ложились впереди и, казалось, указывали путь к храму Оэля. Араш чувствовал напряжённость ауры своей спутницы и даже знал, чем она вызвана. Однако проявить то, что её беспокоило, предоставлял ей самой.

Наконец, Дара не выдержала.

- Не понимаю, - взволнованно произнесла она. - Не понимаю, почему ты позволил ему так мучиться? Я знаю. Я точно знаю, что одним своим прикосновением ты мог бы вылечить его.

Араш остановился и, повернувшись к своей спутнице, сказал:

- Я бы нарушил течение его жизни.

- Но он мог бы умереть, - переживала Дара.

Араш ощущал колющие токи осуждения, идущие от неё, но по-прежнему не торопился успокаивать женщину - её мысль должна была созреть. Так и не прервав гнетущее молчание, он снова зашагал по направлению к светлице. Когда Дара поравнялась с ним, он сказал:

- Жизнь каждого человека имеет определённую задачу. Это сокровенное задание охраняется духом человеческим, который постоянно побуждает человека к его выполнению. Человек в своей жизни не всегда руководствуется велениями духа и должен пережить страдания, чтобы утвердиться на избранном задании.

- Но смерть… смерть не даст ему утвердиться, - глухим голосом произнесла Дара, переступая порог светлицы.

Оэль, который в это время готовился к вечернему чтению, оторвался от записей и вопросительно посмотрел на входящих:

- Смерть так же преходяща, как и любое другое явление в беспредельной жизни человеческого духа.

Дара поискала глазами отца, но взгляд её привлекла коленопреклонённая фигура малёвника. Он возился у камня алтаря, что-то зачищая, вытирая, полируя. Не оборачиваясь к входящим, он пробубнил:

- Когда я умер…

- Умер? - не поверила Дара.

Она подошла к художнику вплотную и услышала поразительные вещи:

- Получилось, я не понял, что умер. Как во сне: летишь куда-то… впереди свет, а потом… он…

Тут малёвник вернулся к прерванному занятию, продолжая полировать камень.

- Кто «он»? - не выдержала затянувшейся паузы Дара.

- Не знаю.

Похоже, у малёвника пропала всякая охота рассказывать дальше, и Дара переключила своё внимание на расписанные им стены. Она заметила, что кроме первой фрески, в светлице появилась и вторая - на противоположной стене. На ней изображалось нежгучее пламя, сквозь которое проходили люди. Будучи изначально недостаточно чистыми, из огня они выходили в белых одеждах с сияющими лицами. Над огнём, в небе, высилась величественная фигура небесного Учителя, призывающая людей к очищению.

- Это он? - вырвалось у Дары.

Малёвник и на этот раз не смог дать вразумительный ответ. Он что-то проворчал себе под нос и, как будто понимая, что от него не отстанут, поднялся на ноги. Указывая рукой на стены, художник говорил:

- Он сказал мне нарисовать эти картины. Ещё дал задание: сделать картину на камне.

Оэль подошёл к дочери и сейчас, когда малёвник оставил своё место у алтаря, смог, наконец, рассмотреть выполненный на его передней части барельеф.

- Знала бы ты, сколько мы спорили, - покачал он головой. - Я ему говорю: изобрази мужчину - учителя, а он мне твердит, что алтарь нужно посвятить божественной любви и что символом этой любви он видит женщину. Спорили - чуть не разодрались. Когда пришёл учитель Араш, сказал, что мы оба правы.

Дара присмотрелась к увиденному впервые барельефу (незаконченную работу малёвник прятал под покрывалом) и заметила, что кроме прекрасной пары там изображен ребёнок. Умостившись на руках матери и отца, в ручонках, протянутых к зрителю, он держит чашу с огнём, символизируя чистоту и высокое горение связывающего всех троих чувства, а также самоотверженное приношение любви на алтарь человечества.

Отшлифованный особым способом, неинтересный прежде, камень теперь приобрёл блеск, отчего изображённые на нём фигуры приобрели особенную живость. Не в силах оторвать взгляда от завораживающей её красоты, Дара позвала малёвника, чтобы выразить своё восхищение. Но тот не отозвался. Когда во второй раз женщина не получила отклика на свой зов, она сама направилась к малёвнику, собираясь отчитать его за невежество.

Художник, как это часто бывало, лежал на боку, подтянув колени чуть ли не к подбородку - сказывалась многолетняя привычка ночёвок под открытым небом. Не успела Дара поравняться с ним, как вдруг между ней и лежащим выросла фигура отца. Едва взглянув на малёвника, Оэль наказал дочери разыскать Араша.

С недобрым предчувствием подходила Дара к учителю, который оказался неподалёку от храма. Он стоял недвижно, устремив взгляд за горизонт.

- Малёвник умер, - бесстрастно сообщил он подошедшей к нему Даре.

Чтобы не закричать, женщина прикрыла рот ладонью. Отняв руку от лица, она затем схватилась за белую ткань одежды на груди Араша. Кулаки её сжались, глаза потемнели, а дыхание стало прерывистым от волнения:

- Ты и теперь смиришься с этим… несчастьем?! Скажешь: он выполнил все задания и… Зачем ему теперь жизнь?!

Араш прижал к себе рыдающую Дару и, успокоительно поглаживая её по спине, заговорил:

- Художник, побывав в надземном мире, действительно, получил конкретные задания. Напряжённая работа последних дней и подсознательная установка на то, что все жизненные задания им выполнены, ослабили его организм.

Пока Араш говорил, Дара совсем успокоилась: отчаяние сменила тихая грусть.

- Странно, - задумалась она, - под землёй я видела столько смертей… Никогда не было так больно.

Араш отстранил от себя Дару и громко позвал Оэля. Когда тот появился в дверях светлицы, учитель велел отцу и дочери оставаться снаружи и никого, ни под каким предлогом внутрь не пускать.

Ожидали долго. Дара наблюдала за бурым облаком, которое постепенно затягивало солнце. «Надвигается непогода, - подумала она. - Опять все младенцы в посёлке будут плакать». Но облако, подгоняемое неистовыми воздушными потоками верхних слоев атмосферы, прошло стороной, вскоре обнаружив приветный лик солнца. Вот солнечный луч упал на порог храма, и там…

Не только Дара, но и её отец потеряли дар речи. В тёмном проеме они увидели… две фигуры.

- Однако всё вспомнил, - косноязычно говорил малёвник, улыбаясь. - Большое задание осталось. Там.

Дара поняла, что он указывает на дома Солнечного. «Расписывать дома? Разве может это задание быть грандиозней того, что он уже сделал?» Дара вопросительно посмотрела на Араша.

Учитель заботливо положил руку на плечо воскрешённого художника:

- Изображение алтаря должно воплотиться в жизни. И нашему творцу предстоит принять в том самое деятельное участие. Пожелаем ему удачи!

 

Затмение

На празднование дня рождения Поля Ашу взялся отвести Белухин. Подходя к зданию ресторана, принадлежащего отцу Поля - господину Соловьёву, Аша обратила внимание на странное название, значившееся на вывеске.

- Лукулловы пиры, - прочитала она вслух.

- Лукулловы пиры, - улыбнулся Белухин. - Значит, кормят тут отменно, и голодной ты сегодня отсюда не уйдёшь.

Гостей вышел встречать Поль в сопровождении фрау Алекс. Вездесущая немка в отсутствие матери, ныне пребывающей на гастролях за границей, широко улыбалась и чётко выполняла распоряжения хозяина: всех родителей, сопровождавших своих чад на детский праздник, приглашать к застолью. Как ни отнекивался Ашин отец, ссылаясь на свою условную занятость и непарадную одежду, фрау не позволила ему уйти и, раздобыв в гардеробной бархатный малиновый пиджак, собственноручно напялила его на ковбойку Белухина.

Заметив, как неловко чувствует себя отец под взглядами холёных, прекрасно одетых гостей, Аша отказалась покинуть его и занять своё место за детским столом. Вместе с Белухиным её усадили как раз напротив хозяина - господина Соловьёва.

После бокала вина Белухин заметно порозовел, его движения стали раскованней, а голос громче. Аша решила, что теперь она может идти к детям. Но отец, осведомлённый о её неважном аппетите, поставил ей одно условие: съесть «витаминный» салат. Он не знал, что сырые овощи и орехи дочери были буквально «не по зубам». Ещё вчера у Аши начал шататься молочный зуб, и каждое накусывание причиняло боль.

Осторожно пережёвывая пищу, Аша поневоле прислушивалась к разговорам взрослых. Гости не уставали нахваливать изысканную кухню ресторана, в то время как его хозяин щедро делился своими дальнейшими проектами. Узнав, между прочим, что Белухин - художник, он тут же предложил ему создать серию картин для украшения одного из залов. Картины по его замыслу должны были отвечать духу старинных натюрмортов, изображающих обилие великолепных яств.

- В столовой, где сквозь дым ряды окороков,

Колбасы бурые и медные селедки,

И гроздья рябчиков, и гроздья индюков,

И жирных каплунов чудовищные чётки… - декламировал он стихи Верхарна.

Аша не знала, кто такие каплуны, но почему-то после стихотворения её начало тошнить. Возможно, этому способствовал противный вкус крови, который она ощутила во рту. Аша потрогала зуб языком - он теперь еле держался. Дожидаясь паузы в разговоре, чтобы обратить на себя внимание отца, Аша внимательно слушала говорящих.

- Ну не могу я, не могу! Я никогда не писал мёртвую природу, - не соглашался Белухин, нервно теребя салфетку.

- Да бросьте Вы ломаться! Вот моя соседка говорит, что видела Ваши работы на выставке. Хорошие работы, говорит. Правда, Нинель?

Учтиво блеснув белоснежными фарфоровыми коронками, Нинель охотно закивала.

- Ну вот! А Вы говорите, - расплывался в радушной улыбке Соловьев. - Художник должен уметь писать всё!

Огорчённый отсутствием взаимопонимания, Белухин налил в бокал вина и залпом выпил. Аша легонько дёрнула его за рукав, но отец не уловил её сигнала. Соловьёв тоже выпил и, удовлетворённо выдохнув, сказал:

- В конце концов, никто Вас не заставляет писать шедевры. Я и на копии старинных мастеров согласен. Оплатим Вам командировку в центральные музеи, и творите на здоровье.

Эта новая мысль, казалось, примирила Белухина с рабской необходимостью потакать чужим прихотям. После очередной порции вина он дал своё согласие и, немного успокоившись, обратил, наконец, внимание на дочь, которая продолжала теребить его за малиновый рукав.

Белухин охотно сопроводил Ашу в туалетную комнату и там с помощью чистой салфетки выдернул злополучный зуб, после чего уже не настаивал, чтобы дочь ела. Перед тем как отправиться к детям, Аша спросила отца:

- Папа, зачем ты соглашаешься, если сам не хочешь?

Белухин замялся:

- Видишь ли… Соседи требуют больших денег на ремонт затопленных потолков. А у меня их нет. Они грозятся: если не отдам им всех денег, подадут на меня жалобу в суд.

В бильярдной, где Аша нашла маленьких гостей именинника, Поль заправлял игрой на мини-бильярде. Каждый из них по очереди ударял по шарам, и в том редком случае, когда шар залетал в лузу, удачнику полагался приз. Аша тоже получила пушистого жёлтого котика после того, как совершенно случайно ударила длинным кием по одному из белых шаров. Приглаживая блестящий синтетический мех на спинке котика, она вдруг подумала, что отец напоминает ей шар, по которому все ударяют: мама, которая, случается, отзывается о нём не слишком лестно, Эльдар, полагающий, что мужчина, не сумевший обеспечить семью, вообще, недостоин внимания, соседи снизу…

- Вот вырасту, - решила Аша, - буду делать только то, что люблю и умею лучше всего.

Когда детей позвали есть десерт и они вернулись в зал, веселье было в самом разгаре. Играла музыка, танцевали пары, только Белухин и ещё несколько человек составляли компанию Соловьёву, который не вполне искренне заявлял, что в отсутствии жены ни с кем другим танцевать не желает.

Аша заметила, что отец говорит во весь голос, стараясь перекричать громко играющий ансамбль. Когда она подошла к нему, он уже встал из-за стола и, возбуждённо жестикулируя, обращался к Соловьёву:

- Вы чувствуете себя хозяевами жизни! Но вы ошибаетесь! Вы - хозяева мёртвой жизни: натюрмортов из вещей, домов и нефтяных скважин. Живое не принадлежит вам! Вы кидаете жалкие подачки тем, кто, в самом деле, способен влиять на живое: облагораживать, звать к вершинам духа, к завоеванию новых горизонтов, и воображаете, что именно вы являетесь главными действующими лицами человеческой истории. Тьфу! Я плюю на вас!

Несмотря на то что изрядно выпивший отец вел себя недостойно, Аша чувствовала, что гордится им: он избавился от страха и теперь никому не позволит принуждать себя к несвойственным ему поступкам.

С плохо скрываемым презрением Белухин был выпровожен из ресторана вместе с дочерью. Холодный воздух несколько отрезвил его, и он решил, прежде чем сесть в транспорт, немного пройтись пешком. Вцепившись в нейлоновый рукав его куртки, Аша старалась помочь ему сохранить равновесие. Когда походка отца стала немного ровнее, Аша спросила:

- Ты, что, отказался от картин?

- Какие теперь картины?! - махнул рукой Белухин.

Аше показалось, что он уже не рад своей бурной демонстрации вольнодумия, спровоцированной алкоголем. И чтобы хоть как-то подбодрить его, она повторила от кого-то ранее услышанную фразу:

- Свободные художники не продаются!

Белухин вымученно улыбнулся и, в свою очередь, проявляя заботу о дочери, спросил:

- Ну что, зуб уже не болит?

- Зуб у меня вот, - показала Аша на карман пальто.

Белухин остановился и, повернувшись к дочери, взял её за плечи:

- Детка, ты права! Никогда не сдавайся! Даже если все зубы придётся по карманам рассовать!

Отстранившись от Аши, Белухин вдруг запел и, стараясь попадать в ритм бравого марша, зашагал ещё бодрее. Аша снова гордилась отцом и, как могла, подпевала:

- Смело товарищи в ногу! Грудью окрепнем в борьбе…

 

Глава 15

Знание (мир иной)

- Под землёй несчастье! - однажды разнёсся по Солнечному слух. - Страшная эпидемия неизвестной болезни. Люди мрут так быстро, что трупы не успевают сжигать.

Едва до Араша дошло это известие, он сказал:

- Я должен им помочь!

- Мы с тобой, - заявили Дара и Оэль, но были остановлены Арашем.

Им так же были отвергнуты и все другие предложения о помощи. Тягостные предчувствия томили его.

Перед грядущими испытаниями Араш решил погрузиться на дно водоёма, чтобы очисть ауру от чуждых энергий, приобщиться к живительным токам родной планеты. Однако на берегу что-то остановило его. В тёмной воде тонул тусклый свет трёх небольших спутников этой неприветливой планеты. Красная луна зловеще мерцала сквозь рваную пелену ночной облачности. «Кровь плотного тела», - мелькнуло в голове у Араша. Бледный свет наиболее удалённой планетки-спутника вдруг вызвал у него мысли о смерти. Вести от ближайшей к планете жёлтой луне Араш не дождался - небо окончательно затянули облака. Но и без этой последней подсказки ему уже было известно всё, что ожидает его под землёй.

Не успел Араш спуститься в одну из нор мира печали и мрака, как двое подхватили его под руки и куда-то повели.

Факелы освещали низкие, грубо обработанные своды, серо-бурые стены коридора и одинаковые чёрные дыры по обе стороны - вход в индивидуальные норы местных жителей. Откуда-то доносился лязг металла, слышался детский плач, неясные голоса взрослых, но громче всего звучало эхо шагов идущих. Один, два, три... - всего три тысячи шестьсот семьдесят шагов насчитал Араш до цели - широкого арочного проёма в конце одного из пройденных коридоров.

В огромной пещере, куда попал Араш и два его провожатых было удивительно светло. Свет многих масляных светильников позволял разглядеть обстановку - вещи, ещё хранящие следы бодрящих энергий старинного надземного житья, предшествующего катастрофе. Здесь даже было некое подобие изысканного ложа, на котором лежал коротенький бледный человечек с маленькими злыми глазами. Одного взгляда на него Арашу было достаточно, чтобы уразуметь, какая бездна низменных интересов кроется в этой вялой немощной оболочке.

Человечек оценивающе оглядел инородца с головы до ног и, похоже, озлобился ещё больше. Привыкшая довлеть над подчинёнными, его энергия столкнулась с алмазно-твёрдой защитной оболочкой ауры Араша. Князёк отвёл взгляд от незнакомца, неловко сполз с ложа и, прохрипев «за мной», двинулся во внутренние помещения. Там, в одной из комнат, обставленной с невиданной на современной планете роскошью, на огромном красном ложе затерялась фигурка - точная копия подземного диктатора. Страдалец был при смерти, и Араш открыто сообщил об этом отцу.

- А ты здесь для чего? - грубо спросил правитель: нетрудно было догадаться, что молва о воскрешении малёвника уже дошла и сюда.

Араш смотрел на умирающего и отчётливо понимал, что, даже если бы хотел, не сможет вернуть к жизни сына диктатора: искра духа покинула того задолго до этого момента. Страстная приверженность к дурманящему порошку, половому разврату и одуряющей праздности превратили некогда смышлёного живого мальчика в полоумного распущенного негодяя.

- Я не смогу вернуть его к жизни, - твёрдо сказал Араш.

- Это твоё последнее слово? - мрачно взглянул на него правитель и, не дожидаясь утвердительного ответа, скомандовал стражам:

- В яму его!

Очутившись в непроницаемой тьме глубокого и узкого колодца, по пояс в ледяной воде Араш почувствовал некоторое облегчение. Но тут же осознал: в колодце он не один. Какая-то живность плескалась в воде и, добравшись, до него «прилипала» к ногам, намереваясь напиться крови. Араш не стал дожидаться плачевного результата. Он сделал глубокий вдох и с мыслью о любимом Учителе задержал дыхание. При этом тело, получившее мощный заряд высокой энергии, стало терять вес, поднимая его наверх.

Когда появилась возможность ухватиться руками за край колодца, Араш позволил себе выдохнуть и стал настраиваться на последнее решающее усилие. Едва он напрягся, чтобы подтянуть тело наверх, как почувствовал на своих запястьях захват чьих-то сильных рук, которые очень быстро вытащили его из злополучной ямы. В потёмках, царивших в коридоре, Араш обнаружил себя в обществе двух мощных коренастых мужчин - благодаря им он только что покинул яму с кровососами. Рядом находился третий - более рослый и стройный, жестами призывающий следовать за ним. Приблизительно через две с половиной тысячи шагов худощавый провожатый полез в одну из нор, и Араш понял, что должен ползти за ним.

Зрелище, которое представилось взору Араша, было удручающим. В углублении, выдолбленном в массивном камне, на толстом слое угольной пыли покоилось тело недавно умершей женщины, а у основания камня сидели, обнявшись, две маленькие девочки. Их грустные глаза смотрели на Араша с огромной надеждой: отец пообещал, что приведёт человека - чудотворца, который воскресит их мать.

Отец, девочки и их мать, чьё тонкое тело ещё не покинуло видимого плотного, являли собой редкий для этой планеты союз чистых и согласных между собой тружеников. Сердце Араша радовалось и горевало одновременно. Он отвёл мужчину в сторону, подальше от девочек и тихо проговорил:

- Я мог бы вернуть к жизни Вашу жену, но её физическое тело стало непригодным, оно слишком истощено болезнью.

Предваряя рыдания, готовые вырваться из горла молодого человека, Араш до боли сжал его ладонь и заговорил ещё тише, чем прежде:

- У Вас остаётся немного времени, чтобы найти с помощью друзей и знакомых другое пригодное тело: возможно, только что умершего человека или же того, кто категорически не желает жить. Если Вы любите свою жену, не обращайте внимания на возраст и внешность человека. Как только найдете его, сразу же доставьте сюда.

Молодой человек и несколько верных друзей метались от норы к норе, расспрашивая родственников и знакомых о самочувствии близких, о больных и лежащих при смерти, но никого подходящего не находили. Умирающие и больные не желали расставаться с надеждой на выздоровление; те, кто ещё недавно от безысходности жизни кричали, что покончат с собой, категорически отказывались отдавать своё тело; старики в ответ на предложение сердились, заявляя, что им ещё жить да жить.

Отчаяние подкашивало ноги ищущего. Он уже почти сдался, когда почувствовал, как кто-то подталкивает его к незнакомому жилищу. Миновав лаз-коридор, он очутился в тёмной, практически пустой норе, у дальней стены которой ютилось скорчившееся существо - безногий слепой подросток.

Девочка стонала, её изнуряли боли в отрезанных по колено ногах. Страдая после смерти родителей от голода и одиночества, она была рада освободиться от нестерпимо мучившего её тела. Когда несчастную принесли к Арашу, она подтвердила, что не желает более оставаться в искалеченном теле и охотно уступит его нуждающимся.

Оставшись наедине со своими пациентами, Араш волевым усилием усыпил девочку. Когда тонкое тело спящей выделилось для путешествия в надземный мир, Араш испросил высшего соизволения отсоединить серебряную нить, связующую тела. Лишь сердечно ощутив токи, согласующиеся с его устремлением, он произвёл освобождающую операцию и не медля стал побуждать тонкое тело женщины внедриться в новое неполноценное, но обладающее достаточной жизненной энергией тело.

Нелёгкий процесс ассимиляции с новым телом, в том числе пробуждение и трагическое поначалу осознание иных возраста и физических возможностей, был достаточно длительным. Когда женщина окончательно собралась с духом, чтобы встретиться с близкими, Араш позвал мужа и дочерей и объявил им:

- Ваша мама решила, что будет отныне вашей любящей и заботливой сестрой. Любите и берегите её!

- Я буду любить и заботиться о вас, - подтвердила слова Араша калечка, в незрячих глазах которой стояли слёзы.

Предвидя полное расстройство жизни этой некогда прекрасной семьи, Араш предложил:

- Ну-ка, пошли со мной наверх!

Страх перед неизвестным мелькнул в глазах мужчины, но, скользнув взглядом по жалкой фигуре девочки-инвалида, он, вдруг махнув рукой, велел дочерям собираться. И вскоре уже странная процессия неторопливо двигалась по подземным коридорам. Впереди шли те самые крепкие парни, которые вытащили Араша из колодца: один из них нёс женский труп, другой - девочку-инвалида. Позади них брели мужчина и две маленькие девочки. А замыкал шествие Араш. Он не опасался, что его увидят: никуда не исчезая и не прячась, он умел, когда нужно, создать впечатление невидимости физического тела.

Несколько раз стража останавливала идущих и, убедившись в безвредности похоронной процессии, пропускала их дальше. Так они дошли до тайного неохраняемого лаза из подземелья и, коротко простившись с любимым некогда телом жены и матери, стали карабкаться наверх.

Если бы Арашу была неведома преданность сердец его учеников, он был бы крайне удивлён трогательным приёмом, оказанным ему и его спутникам на поверхности планеты. Однако для недавних подземных жителей, не привыкших к такому теплу и радушию чужих людей, он оказался просто-таки шокирующим. Необыкновенными казались и предсказания Араша о жизненных перспективах созданного им симбиоза души и тела:

- Сначала душа и тело будут «спорить» между собой. Плотное тело, усвоившее определённые привычки, отвечающие прежнему образу жизни и, самое главное, обладающее иным строением нервов, будет поначалу болеть; возможно раздражение и уныние. Постепенно это пройдёт. А через некоторый долгий период, когда весь состав плотного тела - частица за частицей - заменится в соответствии со структурой, продиктованной тонким душевным телом, к «пересозданному» таким образом человеку вернётся прежний облик, разумеется, за исключением ног.

В результате пережитого девочка-инвалид стала понемногу прозревать, что в дополнение к рассказам её мужа-отца, укрепило славу Араша-чудотворца.

- Не следует народу говорить о чуде, - наставлял он Оэля. - Необходимо указывать на неисчерпаемость знаний и повторять, что только большие знания, правильно применённые, дают соответствующие следствия.

 

Любовь действующая

У кабинета, где делали прививки, Аша сидела рядом с молодой женщиной в тёмных очках. В плохо освещённом помещении это казалось, по меньшей мере, странным. Не менее странно выглядел ребёнок, лежавший на руках женщины: он был достаточно большим, для того чтобы играть роль «ручного» дитяти. «Неправильно» выглядели и его запрокинутая назад голова, и выражение бледного худого лица с уставленным в потолок взглядом серо-голубых глаз.

- В некотором царстве, в некотором государстве... - заводила мамочка сказку... - От улыбки станет всем светлей... - пела она после.

Так она не прекращала забавлять сына, единственной реакцией которого была блуждающая загадочная улыбка.

- Гришенька очень плохо видит, и, чтобы он не боялся, он должен слышать мамин голос. Правда, Гриша? - поясняла женщина окружающим, одновременно обращаясь к мальчику.

О чём бы она ни говорила, что бы ни делала, её бодрое, жизнерадостное внимание ни на минуту не отвлекалось от сына.

- Он понимает то, о чём Вы ему рассказываете? - спросила её Ашина мама.

- О да! Гришенька всё понимает. Он - добрый и разумный мальчик. Правда, Гришенька?

Женщина, которую её соседка называла Аллой, казалась мадонной с иконы, целостный образ которой ощущался Ашей как сочетание милосердной любви и жизнеутверждающей силы, зовущей на подвиг. Её открытое благожелательное восприятие мира возвращалось радостной готовностью к немедленной отдаче добра и светлой улыбки. Создавалось впечатление, что ничто не может заставить её потерять тот здоровый юмор, который свидетельствует об отсутствии страха и саможаления. Так, посмеиваясь, говорила Алла об огромном чёрном синяке под глазом, оказавшимся за очками:

- Это ничего, пройдёт. Это от иглоукалывания. Вот так я зрение спасаю.

Было очевидно, что женщина со всеми своими проблемами готова справляться сама, но Аше непременно хотелось как-нибудь проявить участие в делах этой юной матери, и она вызвалась идти в прививочный кабинет вместе с Аллой и Гришей.

- Аша, сейчас не наша очередь, - удерживала её мама.

- Девочка, выйди из кабинета! - прогоняла её медсестра.

- Я только Гришу за ручку подержу, чтобы он не боялся, - настаивала Аша.

- Пусть подержит, пусть, - уважая Ашино стремление к проявлению деятельного добра, согласилась Алла.

Тонкий розовый аромат, который исходил от женщины во время ожидания, вдруг пропал, и Аша поняла, что его источает не парфюмерия, но сама прекрасная сущность его обладательницы. Наблюдая за Аллой, Аша догадалась о причине исчезновения запаха: женщине пришлось изрядно напрячься, чтобы удерживать во время укола вырывающегося из её рук сына. Ашина «помощь» ничего не значила по сравнению с усилиями матери по удержанию и последующему утишению мальчика. Едва он закричал от боли, Алла ровным, бодрым и даже строгим голосом стала призывать:

- Гриша, настоящие мужчины не плачут! Гриша у нас будет солдатом! Солдаты не плачут! Солдаты едят кашу и маршируют. Солдаты ничего не боятся!

Радостная уверенность, звучащая в голосе матери, укрепила в мальчике чувство защищённости, и очень скоро его расстройство прошло, сменившись обычным безучастным выражением лица.

Аше непременно хотелось дождаться, пока Алла и Гриша соберутся, чтобы отправиться домой, а потому свой черед делать прививку она пропустила. Конечно, Рамину раздражало своеволие дочери, однако, следуя рекомендации психолога («влезть в её шкуру», распознать мотивы её поведения), она постаралась переключить внимание на теперешних Ашиных фаворитов. Заметив, что Алла одевает сына не по сезону легко, Рамина озаботилась:

- Ему не будет холодно?

- Что Вы, - улыбнулась Алла. - Он холода не боится. Я мёрзну, а он - нет. Правда, Гриша?

Не было сомнений, что женщина говорит правду, и всё же торчащая из воротника лёгкой курточки голая шейка мальчика подчёркивала его полную беспомощность.

- Я сейчас, - сказала Аша и, вытащив из маминой сумки новую мохеровую шапочку и такой же шарфик, стала отдавать их Алле.

- Пусть будет Грише, - сказала она.

Женщина с удивлением поглядела на Ашу:

- Что ты, девочка. Гришеньке не холодно.

- Всё равно, - настаивала Аша, - пусть тогда носит зимой.

Алла вопросительно посмотрела на Рамину.

- Пускай, - слегка вздохнула та.

Тогда Алла улыбнулась Аше и сказала:

- Спасибо тебе, девочка. Гришенька тебе очень благодарен за подарок. Правда, Гриша?

Когда настал Ашин черёд одеваться, Рамина спросила:

- Ну, и в чём ты собираешься идти на улицу?

Вначале Аша как будто пропустила мимо ушей этот вопрос и, только облачившись в куртку, повернулась к матери:

- Гришина мама любит Гришу, она ему отдаёт все силы - всё, что у нее есть. Ты тоже меня любишь. Правда же?

- Люблю, - улыбнулась мама, представляя, как Ашина голова «утонет» в её берете.

 

Окончание

 

 

____________________

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№45 дата публикации: 10.03.2011