Главная  Альфа и Омега  Библиотека  Тексты  Форум

  
Регистрация в портале  Логин:   Пароль:    

Агни Йога и Теософия. Форум журнала "Грани эпохи"
Правила конференции | Рекомендации для участников форума
Ссылки: Этико-философский журнал "Грани эпохи" | Орифламма | сайт Общества Агни Йоги (NY)
            старый форум (архив)
Вернуться к дереву соообщенийДерево сообщений  ПоискПоиск  Новая темаНовая тема  НастройкиНастройки 
Re: Вопросы, вопросы.....

02/11/2005 09:56

Anonymous
Ответ на   Вопросы, вопросы.....

Я тихо и терпеливо молчу, когда кто-нибудь восхваляет других учителей, кроме тех, которых я считаю своими, когда кто-то приносит дань благодарности и уважения тем людям, к которым я лично отношусь с прохладцей. у меня не возникает желания громить и низвергать по персоналиям. Почемы Вы так нетерпимы к проявлению простого уважения и благодарности ушедшему человеку? Почему Вы указываете мне, кому я должна поклоняться, а кому нет? Почему Вы требуете, чтобы я исповедовала Ваши убеждения? Кто из нас тут сумасшедший и кто раб? а?


Я не указываю и не требую, а советую. Мне сама эта терминология (указы и требованиа) чужда, я не припомню ни одного случая, когда я употреблял бы ее. Вот еще один добрый совет: подумайте, почему в Вашем сознании мое сообщение странным образом преломилось в сторону указаний и требований, которых у меня не было. Это как фрейдовские оговорки, которые высвечивают скрытые механизмы психики. Если Вам этот совет не нравится, просто игнорируйте его.

Не разгром и низвержение, а восстановление сильно нарушенной соизмеримости. Вот что о нем написали или к нему приложили вверх по ветке: "благодетель человечества", "податель Света", "вряд ли найдется человек, сделавший для свободы, для возможности осознать прошлое и пойти в будущее, больше, чем он", "решил, что больше никогда не соврет и жизнь положит, чтобы мы узнали правду", "форум этот, как и все другие рериховские и другие тому подобные форумы, стал возможен лишь потому, что были такие люди, как А.Н.Яковлев", "Миллионам советских людей именно он дал шанс прожить часть своей жизни - на свободе", "Александр Николаевич Яковлев прожил жизнь мощно, свободно и мудро".

Короче, отец новой русской демократии. Мелюзга вроде Солженицына, Сахарова, А. Зиновьева, Варлама Шаламова, а до них - О. Мандельштама, А. Ахматовой, и др. копошится где-то там внизу.

Обратите также внимание, что я энергично выступил не против Яковлева, а против абсурдного преувеличения его роли в новейшей русской истории. Самого Яковлева я оценил на "неплохо", т.е. на троечку, чего он вполне заслуживает за долговременное верное служение советскому режиму в рядах советской номенклатуры, соединенное с желанием смягчить его. Ох и долго же до него доходило, что с советами что-то не то (даже хрущевские разоблачениа и последовавшая оттепель не сломили веры Яковлева в коммунизм, как ето произошло с огромным числом других людей):

"Александр Николаевич Яковлев к концу жизни подводил печальные итоги - собственной жизни и жизни страны... он говорил о революции как общественной истерике, ведущей страну в тупик. Октябрьский переворот 1917 года именовал контрреволюцией, перечеркнувшей все надежды Февраля. Он утверждал, что при Ленине сложились две партии, коммунистов и чекистов, но вторые оказались сильнее, на горе людям и стране".

Это цитата из статьи, приводимой ниже; по-моему, она дает доброжелательную, но сбалансированную оценку деятельности Яковлева (за исключением последнего абзаца, где пафос заносит автора в разреженные сферы, где обитают титаны типа Толстого и Достоевского: "Ибо такой судьбы, такой глубины прозрений, таких знаний и такой беспощадности к себе не обрел никто из российских политиков ХХ века."). Подчеркивания мои.

-----------------------

http://www.vybory.net/Society/m.96859.html

Александр Освободитель

Судьбы русских политиков в ХХ веке нередко поражают своим драматизмом и тем, что можно назвать трагедией перемены участи. Несчастный Николай, погибающий в екатеринбургском подвале вместе с семьей и верными слугами. Немой, свихнувшийся Ленин, умирающий в Горках под ласковым присмотром чудесного грузина. Вспыльчивый Хрущев, кроющий предынфарктным матом бывших партайгеноссен, которые запрещают ему писать мемуары. Вознесшиеся и низвергнутые, они для нас - вечное напоминание о слабости земных царей и главных секретарей ЦК. И о слепоте людской: никто из них, умирая, так до конца и не понял, чему служил и за что расплатился.

Александр Николаевич Яковлев не был ни царем, ни генсеком, хотя по масштабу личности и силой характера, мягко говоря, не уступал руководящим товарищам из последнего политбюро. Но он единственный среди всех российских вождей первого и второго ряда до конца понял, чему поклонялся, - и каялся размашисто, щедро. В отличие от царских министров, казненных большевиков ленинской гвардии и даже говорливого Горби с его перестройщиками, мечтавшими построить капитализм под руководством КПСС, он клеймил идею, которой служил почти всю жизнь. Идеологию российского рабства, которая в его годы называлась коммунизмом, а в прежние времена - царской монархией. На восьмом десятке лет и позже, до самой смерти он стал апологетом русской свободы.

Порой это выглядело комично. Как это так, спрашивал я себя, мне в 18 лет все было ясно с этим чужим государством и родной страной, а он прозрел лишь стариком. Но Александр Николаевич не лгал, рассказывая о том, как медленно, мучительно пробивался к своей свободе. Ибо его идеализм и вера в коммунистическую утопию были нешкурного свойства.

Он вступил в партию на войне. Он дрался с фашистами не в политотделе на Малой Земле, а на Волховском фронте, морпехом, где служил командиром взвода - должность в те первые годы самая смертельная. За эту партию он проливал кровь и после тяжелого ранения вернулся домой инвалидом. А потом была карьера фронтовика из глухой ярославской деревни, выбившегося в люди. И он, победивший на справедливой войне самое гнусное государство за всю мировую историю, если не считать сталинского СССР, ощущал свою кровную причастность к освобождению человечества от нацизма. А значит, и к родной партии, и к родной стране. Да, собственно, когда началась война, ему было 18 лет. Первую свою партийную должность в Ярославском обкоме он получил в 27.

Его путь наверх был извилист, поскольку дикие на слух посты, которые он занимал, соединялись с мужественными, хотя и осторожными поступками. Читая дневники Твардовского или Кондратовича, легко убедиться, что в рамках дозволенного и порой за этими рамками первый заместитель заведующего агитпропом делал все что мог. А его знаменитая статья "Против антиисторизма", опубликованная в "Литературке" в глухом 1972 году, была подобна локальному взрыву в застойном болоте и стоила автору партийной карьеры, хотя и на свой лад.

Номенклатура своих не сдавала, и автор антишовинистической статьи отправился не в горьковскую ссылку, а послом в Канаду, где и протомился [!] целых десять лет. Должно быть, там, в Канаде он все и понял - про страну и мир, вернувшись в СССР уже вполне сформировавшимся реформатором. Оставалось лишь переждать гонки на лафетах и дождаться Горбачева.

Горби перестраивал страну - вплоть до полного ее исчезновения с политической карты. Ельцин боролся с привилегиями, с Раисой Максимовной и с Горбачевым, падал в речку и когда выбирался на берег, ему подгоняли танк. Александр Николаевич Яковлев был другим: немногословным, несуетливым, нетщеславным, невластолюбивым. Он был мудр и, наблюдая весь этот цирк конца российского тысячелетия, не скрывал тревоги. Делал что мог: когда уже ненавидимая им номенклатура подняла голову после статьи Нины Андреевой, Яковлев переубедил генсека и организовал отрезвляющий ответ в "Правде". И номенклатура опустила голову, разглядывая свои мокрые штаны.

Он отменял цензуру. Рассекречивал, к изумлению и ярости большинства народных избранников, пакт Молотова-Риббентропа. Он круто разошелся с Горбачевым сразу после вильнюсских событий, выйдя из президентского совета на другой день после назначения. С апреля 91-го он предупреждал бывшего шефа о возможности путча, но не был услышан. Он сохранял дистанцию с ельцинским окружением и самим патроном, ясно осознавая границы свободолюбия нового царя, его человеческие слабости и уроки родной истории, которая так просто не позволит выбраться из вечного рабства. Кажется, задолго до Путина он предугадывал очередные заморозки на нашей почве и считал этот период почти неизбежным. И было что было, а он делал что должно.

Его покаяние было действенным. Порой он сетовал по мелочам, вспоминая как рекомендовал Крючкова на пост председателя КГБ
. А смыслом жизни стала Комиссия по реабилитации жертв политических репрессий, став во главе которой он спасал не жизнь, но честь миллионов граждан - жертв ленинского и сталинского террора. Углубляясь в архивы, погружаясь в кровавый смрад наивного своего детства, юности, молодости, он видел время целиком, во всем его однообразии пыток, расстрелов, тюрем и лагерей. Стариком он судил себя и свою биографию, увлеченный этой небывалой самолюстрацией, и готов был щедро делиться с обществом своими новыми знаниями. Он вспоминал, информировал, предостерегал. Писал книги. Издавал многотомное собрание "Россия. XX век. Документы." Слушателей и читателей оказалось мало. Слишком мало, чтобы в новом веке страна свернула на путь свободы с привычной проторенной колеи.

Историк по образованию, Александр Николаевич Яковлев к концу жизни подводил печальные итоги - собственной жизни и жизни страны. Его последние выступления, здесь и на Западе, ныне читаешь как завещание, но не политическое, а нравственное. Оттачивая формулировки, он говорил о революции как общественной истерике, ведущей страну в тупик. Октябрьский переворот 1917 года именовал контрреволюцией, перечеркнувшей все надежды Февраля. Он утверждал, что при Ленине сложились две партии, коммунистов и чекистов, но вторые оказались сильнее, на горе людям и стране, - и это звучало как жгучая современность, напоминая об Августе, о Ельцине и о Путине. На Западе его слушали с огромным интересом. Здесь изредка интервьюировали в малотиражных газетах, а в высоких кабинетах при управляемой демократии уже общались через секретарш, и тут Яковлев становился насмешлив и говорил разные русские слова. Он все знал про новую эпоху, потому что полжизни прожил в ней. Александр Николаевич грустил, но не удивлялся.

Из той когорты, что воевала, начинала путь при Сталине, росла при Хрущеве, шла к вершинам власти после Брежнева, он был последним. Не считая Язова с Варенниковым... Вообще говоря, он был единственный. Ибо такой судьбы, такой глубины прозрений, таких знаний и такой беспощадности к себе не обрел никто из российских политиков ХХ века. По-волжски окающий, этот человек с густым голосом и веселыми глазами на изборожденном морщинами лицом мог бы стать гордостью благодарной своей страны, если бы страна была другая. Если бы она изменилась и пожалела о своем прошлом вместе с ним. А он ушел почти незаметно, наш последний герой, даровавший нам свободу в конце 80-х и с бесконечной горечью осознававший, что ничего случайного в нашей истории не было. Трагедию перемены участи он пережил спокойно. Трагедию России он переживал с болью, потому что не видел ей конца.

Илья Мильштейн






Ответить   
  1. Re: Вопросы, вопросы..... - Anonymous от 02/11/2005 09:56
    1. Re: Вопросы, вопросы..... - ninniku от 03/11/2005 08:14

Agni-Yoga Top Sites
Авторские права © 2003 "ГРАНИ ЭПОХИ". Все права защищены.