Главная  Альфа и Омега  Библиотека  Тексты  Форум

  
Регистрация в портале  Логин:   Пароль:    

Агни Йога и Теософия. Форум журнала "Грани эпохи"
Правила конференции | Рекомендации для участников форума
Ссылки: Этико-философский журнал "Грани эпохи" | Орифламма | сайт Общества Агни Йоги (NY)
            старый форум (архив)
Вернуться к дереву соообщенийДерево сообщений  ПоискПоиск  Новая темаНовая тема  НастройкиНастройки 
Владимир Сорокин - "День опричника"

02/09/2006 08:23

Сергей Мальцев

Книга вышла - http://www.ozon.ru/context/detail/id/2842339/

Вот отрывок:

Дорога направо сворачивает.

Выезжаю на Рублевый тракт. Хорошая дорога, двухэтажная, десятиполосная. Выруливаю в левую красную полосу. Это – наша полоса. Государственная. Покуда жив и при деле государевом – буду по ней ездить.

Расступаются машины, завидя красный «мерин» опричника с собачьей головой. Рассекаю со свистом воздух подмосковный, давлю на педаль. Постовой косится уважительно. Командую:

– Радио «Русь».

Оживает в кабине мягкий голос девичий:

– Здравы будьте, Андрей Данилович. Что желаете послушать?

Новости я все уже знаю. С похмелья хорошей песни душа просит:

– Спойте-ка мне про степь да про орла.
– Будет исполнено.

Вступают гусляры плавно, бубенцы рассыпаются, колокольчик серебряный звенит, и:

Ой, ты степь широкая,
Степь раздольная,
Широко ты, матушка,
Протянулася.
Ой, да не степной орел
Подымается.
Ой, да то донской казак
Разгуляется.

Поет славный Кремлевский хор. Мощно поет, хорошо. Звенит песня так, что слезы наворачиваются. Несется «мерин» к Белокаменной, мелькают деревни да усадьбы. Сияет солнце на елках заснеженных. И оживает душа, очищается, высокого просит…

Ой, да не летай, орел,
Низко по земле,
Ой, да не гуляй, казак,
Близко к берегу!

С песней бы так и въехал в Москву, да прерывают. Звонит Посоха. Его холеная харя возникает в радужной рамке.

– А, что б тебя… – бормочу, убирая песню.
– Комяга!
– Чего тебе?
– Слово и дело!
– Ну?
– Осечка у нас со столбовым.
– Как так?
– Крамолу ему ночью не сумели подкинуть.
– Да вы что?! Чего ж ты молчал, куриная голова?
– Мы до последнего ждали, но у него охрана знатная, три колпака.
– Батя знает?
– Не-а. Комяга, скажи ты Бате сам, я стремаюсь. Он на меня еще из-за посадских зол. Страшуся. Сделай, за мной не закиснет.

Вызываю Батю. Широкое рыжебородое лицо его возникает справа от руля.

– Здравствуй, Батя.
– Здорово, Комяга. Готов?
– Я-то всегда готов, Батя, а вот наши опростоволосились. Не сумели столбовому крамолу подкинуть.
– А и не надо теперь… – Батя зевает, показывая здоровые, крепкие зубы. – Его и без крамолы валить можно. Голый он. Токмо вот что: семью не калечить, понял?
– Понял, – киваю я, убираю Батю, включаю Посоху. – Слыхал?
– Слыхал! – облегченно щерится он. – Слава тебе, Господи…
– Господь тут ни при чем. Государя благодари.
– Слово и дело!
– И не запаздывай, гулена.
– Да я уж тут.

Сворачиваю на Первый Успенский тракт. Здесь лес еще повыше нашего: старые, вековые ели. Много они повидали на своем веку. Помнят они, помнят Смуту Красную, помнят Смуту Белую, помнят Смуту Серую, помнят и Возрождение Руси. Помнят и Преображение. Мы в прах распадемся, в миры иные отлетим, а славные ели подмосковные будут стоять да ветвями величавыми покачивать…

Мда, вон оно как со столбовыми оборачивается! Теперь уже и крамолы не надобно. На прошлой неделе так с Прозоровским вышло, теперь с этим… Круто государь наш за столбовых взялся. Ну и правильно. Снявши голову, по волосам не плачут. Взялся за гуж – не говори, что не дюж. А коли замахнулся – руби!

Вижу двоих наших впереди на красных «меринах». Догоняю, сбавляю скорость. Едем цугом. Сворачиваем. Едем еще немного и упираемся в ворота усадьбы столбового Ивана Ивановича Куницына. У ворот восемь наших машин. Посоха здесь, Хруль, Сиволай, Погода, Охлоп, Зябель, Нагул и Крепло. Батя коренных на дело послал. Правильно, Батя. Куницын – крепкий орех. Чтобы его расколоть – сноровка требуется.

Паркуюсь, выхожу из машины, открываю багажник, достаю свою дубину тесовую. Подхожу к нашим. Стоят, ждут команды. Бати нет, значит, я за старшего. Здороваемся по-деловому. Гляжу на забор: по периметру в ельнике – стрельцы из Тайного Приказа, нам на подмогу. Обложена усадьба со всех сторон еще с ночи по приказу государеву. Чтобы мышь зловредная не пробежала, чтобы комар злокозненный не пролетел.

Но крепки ворота у столбового. Поярок звонит в калитку, повторяет:

– Иван Иваныч, открывай. Открывай подобру-поздорову!
– Без думских дьяков не войдете, душегубы! – раздается в динамике.
– Хуже будет, Иван Иваныч!
– Хуже мне уже не будет, пес!

Что верно – то верно. Хуже только в Тайном Приказе. Но туда Ивану Ивановичу уж и не надобно. Обойдемся сами. Ждут наши. Пора!

Подхожу к воротам. Замирают опричники. Бью по воротам дубиной первый раз:

– Горе дому сему!

Бью второй раз:

– Горе дому сему!

Бью в третий раз:

– Горе дому сему!

И зашевелилась опричнина:

– Слово и дело! Гойда!
– Гойда! Слово и дело!
– Слово и дело!
– Гойда! Гойда! Гойда!

Хлопаю Поярка по плечу:

– Верши!

Засуетился Поярок с Сиволаем, прилепили шутиху на ворота. Отошли все, заложили уши. Грохнуло, от ворот дубовых – щепа вокруг. Мы с дубинами – в пролом. А там охрана столбового – со своим дрекольем. Огнестрельным оружием запрещено отбиваться, а то стрельцы из лучестрелов своих хладноогненных всех положат. А по Думскому закону – с дрекольем из челяди кто выстоит супротив наезда, тому опалы не будет.

Врываемся. Усадьба богатая у Ивана Ивановича, двор просторный. Есть где помахаться. Ждет нас куча охраны, да челяди с дрекольем. С ними три пса цепных, рвутся на нас. Биться с такой оравою – тяжкое дело. Договариваться придется. Надобно хитрым напуском дело государственное вершить. Поднимаю руку:

– Слушай сюда! Вашему хозяину все одно не жить!
– Знаем! – кричит охрана. – От вас все одно отбиваться придется!
– Погоди! Давай поединщиков выберем! Ваш осилит – уйдете без ущерба со своим добром! Наш осилит – все ваше нам достанется!

Задумалась охрана. А Сиволай им:

– Соглашайтесь, пока мы добрые! Все одно вас вышибем, когда подмога подъедет! Супротив опричнины никому не выстоять!

Посоветовались те, кричат:

– Ладно! На чем биться будем?
– На кулаках! – отвечаю.

Выходит от них поединщик: здоровенный скотник, морда тыквой. Скидывает тулуп, натягивает рукавицы, сопли утирает. Но мы к такому повороту готовы – Погода Сиволаю на руки кафтан свой черный сбрасывает, шапку с куньей оторочкой стряхивает, куртку парчовую скидывает, поводит плечом молодецким, шелком алым обтянутым, мне подмигивает, выступает вперед. Супротив Погоды в кулачном деле даже Масло – подросток. Невысок Погода, но широк в плечах, крепок в кости, ухватист да оборотист. Попасть в его харю гладкую трудно. А вот от него в мясо схлопотать – проще простого. Озорно глядит Погода на соперника, с прищуром, поигрывает пояском шелковым:

– Ну что, сиволапый, готов битым быть?
– Не хвались, опричник, на рать идучи!

Погода и скотник ходят кругами, примериваются. И одеты они по-разному, и в положениях разных, и господам разным служат, а коль приглядеться – из одного русского теста слеплены. Русские люди, решительные.

Встаем кругом, смыкаемся с челядью. На кулачном поприще это – в норме. Здесь все равны – и смерд и столбовой, и опричник и приказной. Кулак – сам себе государь.

Посмеивается Погода, подмигивает скотнику, поигрывает плечами молодецкими. И не выдерживает мужик, кидается с замахом кулака пудового. Приседает Погода, а сам скотника – под ложечку, коротким тычком. Икнул тот, но выдюжал. Погода снова вокруг танцует, плечами, как девка срамная, покачивает, подмигивает, язык розовый показывает. Скотник танцы не уважает, крякает да опять размахивается. Но Погода упреждает – слева в скулу, справа по ребрам – хлесть! хлесть! Аж ребра треснули. А от кулака пудового снова увернулся. Взревел скотник медведем, замахал кулачищами, рукавицы теряя. Да все без толку: снова под ложечку, да и по сопатке – хрясь! Оступается детина, как медведь-шатун. Сцепил руки замком, ревет, рассекает воздух морозный. Да все без толку: хлоп! хлоп! хлоп! Быстрые кулаки у Погоды: вот уж и морда у скотника в крови, и глаз подбит, и нос красную юшку пустил. Летят алые капли, рубинами сверкают на зимнем солнце, падают на снег утоптанный.

Мрачнеет челядь. Перемигиваются наши. Шатается скотник, хлюпает носом разбитым, плюется зубным крошевом. Еще удар, еще. Пятится детина назад, отмахивается, как мишка от пчел. А Погода не отстает: еще! еще! Точно и крепко бьет опричник. Свистят наши, улюлюкают. Удар последний, зубодробительный. Падает скотник навзничь. Встает ему Погода сапожком фасонистым на грудь, нож из ножен вытягивает, да и по морде с размаху – чирк! Вот так. Для науки. По-другому теперь нельзя.

На крови – все как по маслу пройдет.

Стухла челядь. Сиволапый за морду резаную схватился, сквозь пальцы – кровушка пробрызгивает.

Убирает нож Погода, сплевывает на поверженного, подмигивает челяди:

– Тю! А морда-то в крови!

Это – слова известные. Их завсегда наши говорят. Сложилось так.

Теперь пора точку ставить. Поднимаю дубину:

– На колени, сиволапые!

В такие мгновенья все сразу видно. Ой, как видно хорошо человека русского! Лица, лица отор
опевшей челяди. Простые русские лица. Люблю я смотреть на них в такие мгновенья, в момент истины. Сейчас они – зеркало. В котором отражаемся мы. И солнышко зимнее.

Слава Богу, не замутнилось зеркало сие, не потемнело от времени.

Падает челядь на колени.

Наши расслабились, зашевелились. И сразу – звонок Бати: следит из своего терема в Москве:

– Молодцом!
– Служим России, Батя! Что с домом?
– На слом.

На слом? Вот это внове… Обычно усадьбу давленую берегли для своих. И прежняя челядь оставалась под новым хозяином. Как у меня. Переглядываемся. Батя белозубо усмехается:

– Чего задумались? Приказ: чистое место.
– Сделаем, Батя!

Ага. Чистое место. Это значит – красный петух. Давненько такого не было. Но – приказ есть приказ. Его не обсуждают. Командую челяди:

– Каждый по мешку барахла может взять! Две минуты даем!

Те уже поняли, что дом пропал. Подхватились, побежали, рассыпались по своим закутам, хватать нажитое да заодно – что под руку подвернется. А наши на дом поглядывают: решетки, двери кованые, стены красного кирпича. Основательность во всем. Хорошая кладка, ровная. Шторы на окнах задернуты, да не плотно: поглядывают в щели быстрые глаза. Тепло домашнее там, за решетками, прощальное тепло, затаившееся, трепещущее смертельным трепетом. Ох, и сладко проникать в сей уют, сладко выковыривать оттудова тот трепет прощальный!

Челядь набрала по мешку барахла. Бредут покорно, как калики перехожие. Пропускаем их к воротам. А там, у пролома, стрельцы с лучестрелами дежурят. Покидает челядь усадьбу, оглядывается. Оглянитесь, сиволапые, нам не жалко. Теперь – наш час. Обступаем дом, стучим дубинами по решеткам, по стенам:

– Гойда!
– Гойда!
– Гойда!

Потом обходим его трижды по солнцевороту:

– Горе дому сему!
– Горе дому сему!
– Горе дому сему!

Прилепляет Поярок шутиху к двери кованой. Отходим, уши рукавицами прикрываем. Рванула шутиха – и нет двери. Но за первой дверью – другая, деревянная. Достает Сиволай резак лучевой. Взвизгнуло пламя синее, яростное, уперлось в дверь тонкой спицею – и рухнула прорезь в двери.

Входим внутрь. Спокойно входим. Теперь уже спешка ни к чему.

Тихо внутри, покойно. Хороший дом у столбового, уютный. В гостиной все на китайский манер – лежанки, ковры, столики низкие, вазы в человечий рост, свитки, драконы на шелке и из нефрита зеленого. Пузыри новостные тоже китайские, гнутые, черным деревом отороченные. Восточными ароматами пованивает. Мода, ничего не поделаешь. Поднимаемся наверх по лестнице широкой, ковром китайским устланной. Здесь родные запахи – маслом лампадным тянет, деревом кондовым, книгами старыми, валерьяной. Хоромы справные, рубленые, конопаченые. С рушниками, киотами, сундуками, комодами, самоварами да печами изразцовыми. Разбредаемся по комнатам. Никого. Неужели сбежал, гнида? Ходим, под кровати дубины суем, ворошим белье, шкапы платяные сокрушаем. Нет нигде хозяина.

– Не в трубу же он улетел? – бормочет Посоха.
– Никак ход тайный в доме имеется, – шарит Крепло дубиной в комоде.
– Забор обложен стрельцами, куда он денется! – возражаю я им.

Подымаемся в мансарду. Здесь – зимний сад, каменья, стенка водяная, тренажеры, обсерватория. Теперь у всех обсерватории… Вот чего я понять никак не могу: астрология, конечно, наука великая, но при чем здесь телескоп? Это же не книга гадальная! Спрос на телескопы в Белокаменной просто умопомрачительный, в голове не укладывающийся. Даже Батя себе в усадьбе телескоп поставил. Правда, смотреть ему в него некогда.

Посоха словно мысли мои читает:

– Спотворились столбовые да менялы на звезды пялиться. Чего они там разглядеть хотят? Смерть свою?
– Может, Бога? – усмехается Хруль, стукая дубиной по пальме.
– Не богохульствуй! – одергивает его голос Бати.
– Прости, Батя, – крестится Хруль, – бес попутал…
– Что вы по старинке ищете, анохи! – не унимается Батя. – Включайте «ищейку»!

Включаем «ищейку». Пищит, на первый этаж показывает. Спускаемся. «Ищейка» подводит нас к двум китайским вазам. Большие вазы, напольные, выше меня. Переглядываемся. Подмигиваем друг другу. Киваю я Хрулю да Сиволаю. Размахиваются они и – дубинами по вазам! Разлетается фарфор тонкий, словно скорлупа яиц огромадных, драконьих. А из яиц тех, словно Касторы да Поллуксы – дети столбового! Рассыпались по ковру горохом – и в рев. Трое, четверо… шестеро. Все белобрысые, погодки, один одного меньше.

– Вот оно, что! – хохочет Батя невидимый. – Ишь, чего удумал, вор!
– Совсем от страха спятил! – щерится Сиволай на детей.

Нехорошо он щерится. Ну, да мы детишек не трогаем… Нет, ежели приказ придавить потрох – тогда конечно. А так – нам лишней кровушки ненадобно.

Ловят наши детишек визжащих, как куропаток, уносят под мышками. Там, снаружи, уж из приюта сиротского подкатил хромой целовальник Аверьян Трофимыч на своем автобусе желтом. Пристроит он малышню, не даст пропасть, вырастит честными гражданами страны своей.

На крики детские, как на блесну, жены столбовых ловятся: не выдержала супружница Куницына, завыла в укрывище своем. Сердце бабье – не камень. Идем на крик – на кухню путь ведет. Неспешно входим. Осматриваемся. Хороша кухня у Ивана Ивановича. Просторна и по уму обустроена. Тут тебе и столы разделочные, и плиты, и полки стальные да стеклянные с посудой да приправами, и печи замысловатые с лучами горячими да холодными, и хайтек заморский, и вытяжки заковыристые, и холодильники прозрачные да с подсветкою, и ножи на всякий лад, а посередке – печь русская, широкая, белая. Молодец, Иван Иванович. Какая трапеза православная без щей да каши из печи русской? Разве в духовке заморской пироги спекутся как в печи нашей? Разве молоко так стомится? А хлеб-батюшка? Русский хлеб в русской печи печь надобно – это вам последний нищий скажет.

Зев печной заслонкой медной прикрыт. Стучит Поярок в заслонку пальцем согнутым:

– Серый волк пришел, пирожков принес. Тук-тук, кто в печке прячется?

А из-за заслонки – вой бабий да ругань мужская. Серчает Иван Иванович на жену, что выдала криком. Понятное дело, а то как же. Чувствительны бабы сердцем, за то их и любим.

Снимает Поярок заслонку, берут наши ухваты печные, кочергу да ими из печи на свет Божий и вытягивают столбового с супругою. Обоя в саже поизмазались, упираются. Столбовому сразу руки вяжем, в рот – кляп. И под локти – на двор. А жену… с женой по-веселому обойтись придется. Положено так. Притягивают ее веревками к столу разделочному, мясному. Хороша жена у Ивана Ивановича, стройна телом, лепа лицом, порывиста. Но сперва – столбовой. Все валим из дому на двор. Там уж ждут-стоят Зябель и Крепло с метлами, а Нагул с веревкой намыленной. Волокут опричники столбового за ноги от крыльца до ворот в последний путь. Зябель с Креплом за ним метлами след заметает, чтоб следов супротивника делу государеву в России не осталось. На ворота уж Нагул влез, ловко веревку пристраивает, не впервой врагов России вешать. Встаем все под ворота, поднимаем столбового на руках своих:

– Слово и дело!

Миг – и закачался Иван Иванович в петле...

Ответить   
Автор Ответ
Ирина2
№1  Re: Владимир Сорокин - "День опричника"02/09/2006 09:02
Ответ на   Владимир Сорокин - "День опричника"

Сергей, и? Сейчас много чего выпускают.... Особенно в этой области "окололитературы"
 
Ответить
Сергей Мальцев
№2  Re: Владимир Сорокин - "День опричника"02/09/2006 09:21
Ответ на   Re: Владимир Сорокин - "День опричника"

IMHO, Сорокин в последнее время интересные и глубокие вещи пишет. Вот интервью по поводу выхода книги:

Владимир Сорокин: Опричнина - очень русское явление

Только что в московском издательстве "Захаров" вышла новая повесть Владимира Сорокина "День опричника". Действие ее происходит в 2027 году: на Руси господствует тот же общественный строй, что при Иване Грозном. С писателем беседует обозреватель Граней.Ру Борис Соколов.

Б.С.: Почему вдруг в новой повести вы решили синтезировать средневековое прошлое и недалекое российское будущее?

В.С.: Я произвел для себя некий мысленный опыт. Что будет, если изолировать Россию от мира - если предположить, что будет выстроена Великая русская стена по образцу Великой китайской? России некуда будет погружаться кроме как в свое прошлое. Это будет вызвано идеологической потребностью, поскольку все героические образы для массового сознания в прошлом, в глубоком прошлом. Но без современных технологий такая идеология будет нежизнеспособна. Поэтому, собственно, из моего умозрительного опыта и выводится такая формула - человек в кафтане, разъезжающий на "Мерседесе" с водородным двигателем.

Б.С.: Когда вы писали "День опричника", думали ли вы о проблеме преемника, которую сегодня столь оживленно обсуждают российские политики и политологи?

В.С.: Нет, я все-таки думал о более отдаленном будущем. У меня действие происходит в 2027 году. "День опричника" - все-таки художественное произведение, а не социологическое исследование. Я думаю, вопрос в том, возможен ли в принципе такой мир, и я по первой читательской реакции понял, что возможен.

Наша русская жизнь всегда полна гротеска. И на первый взгляд "День опричника" - это супергротеск. Кто-то может сказать, что это все-таки фантастический мир, но если вспомнить реальную опричнину, то это такой же супергротеск, если посмотреть на их ритуалы, на их развлечения, на их бытовую жизнь. Так что такой мир вполне может быть, но я вовсе не уверен, что так и будет. Этим, собственно, и хороша Россия, что ее будущее всегда открыто и каждый волен гадать о нем. В этом и проходит наша жизнь.

Б.С.: А что бы могло, на ваш взгляд, стать альтернативой тому миру, что изображен в "Дне опричника"?

В.С.: Демократия в европейском понимании этого слова. Но возможна ли она в России? Это тоже вопрос вопросов.

Б.С.: А почему возникают сомнения, что такая демократия может укорениться в России?

В.С.: Тут многое мешает. Мешает метафизика нашей жизни и государственной власти. В Европе каждый гражданин может сказать: "Государство - это я". У нас же страна делится на государство и на подданных, то есть наш народ не отождествляет себя с государством. Государство - это отдельная машина, это некий идол, которому надо молиться и во имя которого надо жертвовать собой. Мне кажется, именно опричнина сыграла главную роль в формировании в народном сознании такой структуры государства.

Опричнина - это очень зловещее и очень русское явление. Когда Иван Грозный поделил своих подданных на опричнину и на остальных, дав всю полноту власти опричникам, практически он выделил касту жрецов абсолютной власти, которым все позволено. Эти жрецы имели власть и права более широкие, чем у самых знатных бояр и самого высокопоставленного духовенства. Практически было создано государство в государстве со столицей в Александровой слободе.

Парадоксально, что никто из наших величайших писателей-классиков не коснулся этой темы. Алексей Константинович Толстой - и всё! В этом для меня заключается большая загадка. Я думаю, что эта тема настолько позорна и страшна для России, настолько кровава и мрачна, что классики просто не знали, как к ней подойти. Ни одна цензура не пропустила бы описание той реальности, которой, собственно, и жила опричнина, а если это не описывать, то зачем браться за эту тему?

Б.С.: А как же Лермонтов с его "Песней про купца Калашникова"?

В.С.: Согласитесь, что это довольно невинное прикосновение к теме. В реальности с Аленой Дмитриевной могли обойтись гораздо более круто. Однажды Иван Грозный, поглумившись над женой боярина, велел повесить ее над его обеденным столом и не снимать несколько дней. Маркиз де Сад отдыхает...

Б.С.: Не проглядывает ли в вашей повести дальнейшая судьба новых опричников? Известно, что при Грозном почти все они кончили плохо.

В.С.: Почти никто из них не избежал казни - кроме Малюты Скуратова, который погиб при осаде Пайды, придавленный стеной. Конечно, в повести чувствуется, что и опричники не вечны, что их подпирают более молодые. В сцене убийства графа Уварова показано, что честь отправить его к праотцам отдана молодым опричникам. Неслучайно и то, что в гусенице группового секса они стоят в конце и как бы наступают на пятки "старикам". Это закон любого карательного учреждения. В Советском Союзе было примерно так же.

Б.С.: Можно ли назвать "День опричника" политической сатирой?

В.С.: Мне кажется, что это все-таки художественное, а не сатирическое произведение. Я не ставил себе никаких политических целей, но если кто-то прочтет повесть как политическую сатиру, я не против. Но я хотел сделать нечто большее чем политическая сатира. Цель сатиры - настоящее, а моя повесть - это скорее попытка такой художественной футурологии, осуществляемая при помощи художественных средств.

Б.С.: Скажите, вот есть в повести стихи про графа Уварова:

Ищут давно,
Но не могут найти
Графа какого-то
Лет тридцати.

Это не только пародия на известное стихотворение Маршака, но и вообще на любые бездарные стихи, ценные только своей политико-сатирической составляющей?

В.С.: Да, но пример сатиры у меня - это скорее куплеты пограничников по поводу перекрытия трубы:

Мы задвижку перекрыли -
Как велел нам государь.
Ну, а недруги решили
Газ у нас сосать, как встарь.
Мы им "нет!" сказали разом,
Навострили зоркий глаз -
Насосался русским газом
Дармоед "Европа-газ".

Б.С.: Вы презентовали "День опричника" в Екатеринбуге. До этого не раз ездили по городам Сибири, Поволжья. Чем привлекает вас российская провинция?

В.С.: Мне становится все более и более неуютно в Москве. Здесь стало невозможно разговаривать на улице - из-за шума машин. А это уже тревожит. Мне кажется, что Москва теряет свои оригинальные черты и превращается в гипермегаполис, который трудно назвать городом. А жить в мегаполисе как-то не очень уютно, ибо он существует лишь для товарообмена. В нем лишь деньги зарабатываешь. Хорошо, что жизнь человека не сводится только к этому. Поэтому русская провинция мне сейчас более приятна, чем Москва. Она притягательна людьми, которые более искренни, непосредственны и менее меркантильны, чем москвичи. И там можно поговорить на улице.

Б.С.: Неужели в провинции все так замечательно и нет никаких проблем?

В.С.: Плохо в провинции то, что там довольно мало интеллигенции и мало по-настоящему культурных центров. Мне представляется, это все следствие патологической советской идеи об укреплении вертикали власти, которой наше государство продолжает придерживаться до сих пор. От этого нищают регионы и улучшается жизнь столичных чиновников. Москва, как громадный насос, все высасывает из России - и деньги, и идеи. Это печально. Во многом "День опричника" - это повесть о Москве.

Борис Соколов
 
Ответить
Сергей Мельников
№3  Re: Владимир Сорокин - "День опричника"02/09/2006 09:46
Ответ на   Re: Владимир Сорокин - "День опричника"

IMHO, Сорокин в последнее время интересные и глубокие вещи пишет.

Если Сорокин начал писать глубокие вещи, то, должно быть, Волга вспять потекла. :о)
 
Ответить
Ирина2
№4  Re: Владимир Сорокин - "День опричника"02/09/2006 09:59
Ответ на   Re: Владимир Сорокин - "День опричника"

Да, проблема выбора Россией дальнейшего своего пути сейчас все более и более обостряется. До сих пор (так и хочется сказать "доселе" ) мы все больше осуществляли "свободу от" - сначала от Советской Власти, потом от разгула "дикого капитализма" с его криминальным переделом и коррупцией. Сейчас, имхо, начинается период "свободы для"... Сорокин прав - нам не сровсем подходит калька с европейской демократии, как системы ценностей, потому что у нас это быстро превращается в распущенность и вседозволенность. Словом проблема очень сложная, с одного края домострой и мракобесие, с другого - разрушение генного фонда через наркотики и сексуальные извращения. Но Вы правильно и своевременно подняли эту проблему - сейчас в России тем, кто умеет думать, надо напрягать эту способность и искать свой путь, чтобы избежать большой и дурной крови в будущем.
 
Ответить
Ирина2
№5  Re: Владимир Сорокин - "День опричника"02/09/2006 10:02
Ответ на   Re: Владимир Сорокин - "День опричника"

Это не только у Сорокина, примерно о том же пишет например Ю.Никитин, да и многие другие. Уровень самой литературы может быть невысок, но уровень проблемы совсем другой
 
Ответить
Аркадий
№6  Re: Владимир Сорокин - "День опричника"07/01/2010 17:13
Ответ на   Re: Владимир Сорокин - "День опричника"

Удивляюсь, как можно спокойно обсуждать эту мерзость, тем более на страницах этого форума.

Я сумел прочесть чуть менее 30 страниц. После этого я понял, что дальше читать не буду. Дальше я лишь наискосок пробежал остальные полсотни страниц за короткое время.

Писатель предстал передо мной в образе больного извращенца, не отдающего себе отчета в том, что его литературные изыски (технике которых можно отдать должное) будут растлевать поколение 16-18-20-летних, находящихся в самой светлой, самой лучшей поре своей жизни и не имеющих еще должного иммунитета, погружая их во всю эту беспредельно циничную мерзость. Но я все же больше склоняюсь к тому, что Сорокин цинично и сознательно желает, чтобы вся эта порожденная им грязь и извращения стали нормой для будущих поколений. Ни одного светлого сюжета, ни одной чистой мысли не нашлось места в его дерьме под названием День Опричника. Подумалось также, что многие из "братков" и всякой шушеры, подвизающейся в сфере секьюрити, с удовольствием внесут в свою жизнь стереотипы мышления и поведения Комяги, и в этом есть не малый социальный вред.

У меня создалось впечатление, что опус этот написан давно, не ранее 80-90 годов и возник вопрос, почему автор решил это написать? Любому действию предшествует веская причина (либо понуждение, денежное, моральное, силовое…). Возможно, была в его жизни ситуация, изрядно напугавшая автора, которая и побудила написать эти фантастические предположения и обобщения. Где-то была инфа о том, что на него заведено уголовное дело, что могло породить у Сорокина разные фобии, вылившиеся в эту чернуху. Если же этого не было, то написать подобное мог только человек, ненавидящий Россию и все русское, чтобы опорочить, опошлить, осквернить исторические корни, выбить почву из под ног, дабы не захотелось никому из его читателей иметь что-либо общее с обосранными им реалиями и продолжать оскверненные традиции.

На мой взгляд, все это - абсолютная нереальность и по сути порнография. Автор откровенно глумится, прикалывается, смеется над Россией. Зачем, ради чего написана эта фантасмагория? Ведь любящий страну свою так писать не будет! Ради того, чтобы показать гнусность опричнины – сторожевых псов власть предержащих? Но к чему эти чрезмерные цинизм, мерзость и гнусь, кстати весьма далекие от реальной жизни, которыми автор прямо-таки наслаждается, смакует? Сложилось впечатление, что автор испытывает своего рода оргазм, купаясь в порожденных им испражнениях (мне аж захотелось побыстрее помыться после прочтения, но, по-моему, отмыться уже не получится...). Короче, все это неправдоподобная вариация будущего, гротеск с претензией на политический памфлет, наполненный грязным сарказмом и, кажется, даже ненавистью автора ко всему русскому. Во всяком случае перспектив для развития России, какого-то намека на что-то светлое даже не рисуется. Впереди лишь беспросветный мерзкий, гнусный тупик, исчадие ада, пропитанное наркоманией, деградацией, насилиями, извращениями.

И удивительней всего то, что большая часть читателей и критиков с умным видом рассуждают о прелестях этого опуса. Неужели мы утратили элементарное стремление к лучшему, к красоте и готовы наслаждаться смакованием откровенного дерьма?


 
Ответить
Модератор
№7  Re: Владимир Сорокин - "День опричника"11/01/2010 20:33
Ответ на   Re: Владимир Сорокин - "День опричника"

Аркадий, здравствуйте!

Я не стал реагировать (сразу после появления на форуме Вашего сообщения) из желания посмотреть найдётся ли желающий поддержать разговор, начатый ещё в 2006-м (!) году. Если бы Вы были внимательны, то заметили бы, что инициатора темы и тогда никто не поддержал, т.ч. Ваше возмущение не только опоздало, но и напрасно.

С уважением,
Модератор


 
Ответить

Agni-Yoga Top Sites
Авторские права © 2003 "ГРАНИ ЭПОХИ". Все права защищены.