этико-философский журнал №89 / Весна 2022
Ольга Ерёмина
– Посмотри! Всё для тебя! И природа, и погода! – щедрым жестом обводя рукой окрестности Змеиногорска, облитые ласковым солнцем, говорил мой проводник Инвар Ясень.
Я усмехнулась скептически: солнце само по себе светит, причём тут мой приезд.
Мы поднимались на Караульную гору, господствующую над городом, чтобы увидеть Змеиногорск сверху. В полугоре обернулись.
– Вон там дом, где ты остановилась. Вон пруд и церковь – на неё можно ориентироваться. Дальше – сердце Змеиногорска – Змеиная гора. Или – лучше сказать – Змеиная нора, то, что осталось от горы после двух сотен лет добычи золотой и серебряной руды. Внизу, сразу под нами, старое кладбище, где похоронен Хейдок. А дома его ты отсюда не увидишь, он скрыт за другой горой – Пригонной. А там, вдали, горы постепенно переходят в равнину – там поля!
Вид на Змеиногорск |
Вид на Змеиногорск правее вышки |
Змеиная гора |
Могила Хейдока |
Дом Хейдока |
Мемориальная доска Хейдока |
На вершине дул сильный ветер. Спасаясь от него, мы легли на плоские тёплые камни и стали смотреть в сторону, противоположную городу. Горы плавными волнами поднимались всё выше и выше, с северной стороны покрытые непривычным осиновым лесом с подлеском из непроходимых зарослей шиповника, с южной – степные, полынные, выжженные горячим солнцем августа. Вдали, над сизыми отрогами, возвышался конус Синюхи. Туда мы направляли особенно внимательные взгляды. На неё мы собирались добраться после нескольких дней моей акклиматизации.
Синюха |
Караулка |
Гора Пригонная |
Справа среди других гор выделялась Ревнюха, прославленная тем, что именно из её склона был вырезан монолит, который потом превратился в Царицу Ваз. Гордо стоит Царица в Эрмитаже, и мало кто знает, какой путь она ещё глыбой проделала от Ревнюхи до Колыванского камнерезного завода, как больше десятилетия лелеяли там каждый узор, каждый завиток яшмы, и с каким трудом и бережением везли готовую пятиметровой ширины вазу с Алтая в Петербург.
Беркут, паривший над долиной, подлетел ближе к Караулке и начал описывать над нами круги. Видно, его заинтересовало, что за странные существа лежат на камнях. На людей не похожи – те на ногах ходят.
– Вот и беркут прилетел – познакомиться! Всё для тебя!
Я вновь усмехнулась – что беркуту до меня? Он добычу ищет.
Инвар приехал в Змеиногорск десять лет назад и поселился с семьёй в небольшом доме на окраине. Коренные жители считают его странным: и летом, и зимой он ездит на велосипеде. Казалось бы, в этом нет ничего удивительного: город хоть и маленький, а концы большие. Странно то, что зимой ездит! А сугробы там наметает такие, что ваза из волнистой ревнёвской яшмы, стоящая на высоком постаменте в центре старой части города, оказывается на одном уровне с протоптанными тропинками. И ещё странно, что в свободное от работы время он за символическую плату помогает по хозяйству окрестным старушкам, называя их «подшефными бабушками». И ещё страннее – не пьёт, всегда вежливый, здоровается! И люди к нему постоянно какие-то ездят, он с ними куда-то с рюкзаком ходит…
Полюбил он эти места сразу. А когда вчитался в историю открытия Рудного Алтая, узнал про тайны Змеиной горы, про её серебро и золото, то не просто в память принял, но сумел сердцем ощутить страдания и радости русских искателей. В его рассказах, стихах и песнях история края зазвучала особенно сердечно и проникновенно. Он проводил своих гостей по тем же маршрутам, по которым шли обычные экскурсанты, но гости видели и чувствовали нечто особенное и советовали своим друзьям ехать именно к Инвару.
Одним из таких гостей оказалась и я.
И вот мы идём мимо домиков легендарной Горной Колывани. Сейчас это село, а раньше здесь был город, центр камнерезного мастерства, куда даже бажовский Данила-мастер не постеснялся бы пойти учиться. Колыванские дома разбросаны среди сопок. Мы стремимся к окраине – и вскоре входим в лес – сосновый, но не похожий на наши среднерусские леса. Среди медных стволов сереют замшелые гранитные валуны, напоминая о временах древних, былинных.
Перед музеем |
||
Ваза ревнёвская яшма |
Екатерининский кунштадт |
Памятник Ермаку |
Дорога лежит вдоль речки Локтевки, потом уходит от неё на урочище Колыванстрой. Здесь до Великой Отечественной войны был создан рудник, где добывалась вольфрамовая руда. В посёлке жило около пяти тысяч человек. В семидесятые годы рудник был закрыт. Теперь здесь почти не осталось даже развалин. Только гигантские отвалы породы, громоздящиеся над дорогой, и монумент «Героическим труженикам Колыванстроя от благодарных потомков».
От бывшего посёлка дорога круто забирает вверх, слева, ещё далеко, высится Синюха. Причудливы нагромождения скал. Нас обгоняет уазик, с упорством взбирающийся по полуразмытым колеям.
– Обычно здесь проезжает и проходит много народа! Местные жители любят отдыхать на Моховом озере, и туристы туда едут. А сегодня – за целый день лишь одна машина. Тишина, покой, ты ведь хотела, чтобы народу было как можно меньше! Так что всё для тебя!
Причём здесь «всё для меня», – уже привычно думаю я. Просто сегодня понедельник, первое сентября, все детей в школы ведут, и не до отдыха на природе.
Но Инвар прав: я действительно хотела побыть в одиночестве, хотела поговорить от души, проговорить то, о чём иногда боялась даже думать. А он поразительный слушатель – понимает даже то, о чём ты не говоришь, и отчётливо озвучивает твои собственные мысли.
Синюха меж тем приближается. Дорога резко сворачивает влево и вверх, в сухой сосновый лес. Перед нами высятся, наслаиваясь огромными оладушками, скалы, и сразу за ними – озеро. К нему-то и ехал уазик с отдыхающими.
Но почему его назвали Моховым? Ни одной мшинки не видно вокруг. Живописно лежат на синей воде свежие листья водяных растений. Серые величественные скалы, сосны, укрытая сухими иглами земля. Озеро в каменной чаше отражает голубизну неба. Как прекрасно оно, должно быть, в лунные ночи и часы утреннего тумана! Но нам здесь ночевать не придётся. Ещё не вечер, и нас ждёт Синюха.
Мы отдыхаем. Инвар купается, и я, раззадоренная, тоже спускаюсь вниз с гранитной ступени, словно специально выточенной для ритуальных омовений. Окунаюсь по плечи – ледяная вода обжигает. Пьём густой текучий мёд из бутылки и делаем несколько глотков воды.
После Мохового озера наше настроение меняется. Мы словно отделились от мира людей, шагаем по широким гранитным ступеням торжественно, как будто древние жрецы Солнца. Вот и ритуальные ворота – две скалы вплотную придвинуты к дороге с боков. Я перехожу невидимую черту, но хочу сфотографировать эти Ворота, пячусь, чтобы выбрать нужный ракурс, и тут же двумя ногами наступаю в глубокую вязкую лужу – единственную лужу на всей абсолютно сухой дороге! Вот тебе урок: здесь не место мирскому, здесь – только в полном сосредоточении. Инвар Ясень смотрит молча и пристально.
Его посох звонко отбивает такт по голым камням.
Если идти всё время по дороге, то придёшь на карьер, где добывают камень. Тропа на Синюху сворачивает влево, в заросли трав и кустарников, незаметно. Я говорю своему проводнику у одной приметной берёзы:
– Может быть, здесь пора свернуть?
Инвар оглядывается: действительно, пора! И даже приходится пройти немного назад. Он восхваляет мою внимательность, а я думаю: он прекрасно знал, где свернуть. Он просто хотел меня проверить.
За светлой, поросшей травой поляной среди пихт начинается резкий подъём на гребень, подобный широкой крепостной стене, обращённой боевой частью стены в сторону Горного Алтая. Влезаем на гранитные валуны, продираемся сквозь колючий кустарник – ветви его сплетаются на уровне наших плеч. Я прохожу сквозь заросли так, словно решаю вопрос смысла своей жизни. Но как его решать: прорубаться, закрыв глаза, или осторожно искать тропу, отгибая мешающие ветки?
Сколько длился наш путь через заросли: часы или годы? Сколько длится борьба с не отпускающими нас страстями?
Неожиданно мы оказались на перевале – на высоте ровно в одну тысячу метров над уровнем моря. Над подстилкой из мелкого кустарничка поднимались пышные красные шишечки кровохлёбки лекарственной. И внизу, в долине, был виден весь наш путь. На юго-восток гора обрывалась почти отвесно, в лиловой дымке вставали всё более высокие горы – ось Алтая. Там, за хребтами, сияла снегами и льдами Белуха, призывая в новую дорогу. А над нами в отчётливом вечернем свете гранитными пластами лежала Синюха, и ещё 200 метров оставалось до её вершины.
– Через час мы будем наверху, – спокойно сказал проводник.
От седловинки – вверх, с напряжённым биением сердца. С юности я много путешествовала, была на Кавказе, Тянь-Шане, в Карпатах и Хибинах, на Урале и в Крыму. С гордостью храню значок «Альпинист СССР». Но тогда все люди старше тридцати шести мне казались старыми, не годящимися для серьёзных маршрутов. И вот теперь я, солидная дама, мама троих детей, словно смотрю на себя со стороны: так ли я стара, как в юности думалось об этом возрасте?
Вот поднялись на 180 метров. Рюкзаки – на низкий, колючий, увешанный красными ягодками барбарис. Вершина – над нами, это скальный массив высотой больше 10 метров. Подходим ближе, и вот уже лезем по восточной стороне, вжимаясь в выглаженный ветрами гранит всем своим телом. Свист ветра.
Солнце бьёт в глаза – мы на вершине. Небольшая гранитная площадка. Вся долина, откуда мы пришли, залита ослепительным оранжевым светом, практически ничего невозможно рассмотреть. На другой стороне мир плавает в слоях голубого и лилового, только Белое озеро сияющим серебристым зерном лежит на север, меж двумя другими останцами Синюхи.
– Всё для тебя, Оленька!
У меня подкашиваются ноги, и я ложусь на гранит. Сердце сжимается от божественной красоты и невыносимого несоответствия ей человека. Меня пронизывает ощутимая физическая боль, и я поспешно спускаюсь, почти сползаю вниз, к рюкзакам.
– Ночевать мы будем во-он там! – Инвар показывает вниз, на едва видимую поляну у подножья горы, с восточной стороны. – Это короткая тропа, её называют Бабья. Спускаться надо быстро, темнеет.
И вот Инвар перепрыгивает по курумнику с камня на камень, а я аккуратно спускаюсь-сползаю, отстаю, а тело вздрагивает от вполне ощутимых ударов. Словно током бьёт. Кончаются валуны – тропа становится глинистой, круто падает вниз меж деревьев. Вот источник с иконой Святого Николая. Над горой уже зажигаются звёзды, но видно пока хорошо. Заблудиться невозможно.
Мы сидим у костра далеко за полночь. У ручья сооружён по-сибирски мощный стол с лавками, старое кострище, земля прочно утоптана. Мы вернулись в мир людей. Но возбуждение не даёт заснуть. Утром тучи набегают на Синюху, но вскоре рассеиваются, и я уже сама произношу:
– Всё для меня!
За кустами слышатся голоса, и вот группа пожилых женщин подходит к нам. «Газель», на которой они приехали, осталась за ручьём. Мы показываем им Бабью тропу, они бодро разбирают оставленные прошлыми восходителями посохи, отпускают несколько шуток и прощаются с нами.
…На четвёртый день непростого пути мы подходим к горе Большухе, что царит над жемчужиной Рудного Алтая – Колыванским озером. Здесь оставили свой след люди каменного века, и население эпохи бронзы, и скифы. Возле Большухи, словно изваянная древним мастером, высится Ангел-скала – так назвал её десять лет назад мой проводник. Название прижилось, и туристам теперь так её и представляют. Мы замечаем под ногами раскрытый навстречу солнцу цветок сон-травы. Я останавливаюсь в изумлении: сон-трава в сентябре? Цветёт? Невероятно! Один, два, три, четыре цветка!
– Ну, теперь-то ты веришь, что всё для тебя?
– Теперь верю.
Через несколько дней после моего возвращения в Москву Инвар Ясень вновь собирает свой рюкзак. Он отправляется в Большой Поход. Так он называет своё ежегодное путешествие из Змеиногорска к Белухе – 450 километров пешком, с ночёвками только в палатке, соединяя Змеиную, истощённую людьми гору с величавым покоем Белухи.
И вновь посох странника звенит по камням древнего пути.
Сентябрь 2014
№63 дата публикации: 02.10.2015
Комментарии: feedback
Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore
Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...
Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru
copyright © грани эпохи 2000 - 2020