Грани Эпохи

этико-философский журнал №85 / Весна 2021

Читателям Содержание Архив Выход

Сергей Мельников

 

Приполярный Урал. Река Косью.
Август 1995 года

«…Спускаясь по левой стороне от реки Оби, живёт народ Calami, который переселился туда из Obiowa и Pogosa. В низовьях Оби до Золотой Старухи, где Обь впадает в океан, находятся реки: Cossa, Berezwa и Danadim, которые все берут начало с горы Камень Большого Пояса и примыкающих к ней скал. Все народы, обитающие от этих рек до Золотой Старухи, считаются данниками государя московского. Река Cossin вытекает из Лукоморских гор; при её устье находится крепость Cossin, которой некогда владел князь Венца, а ныне его сыновья. До этих мест от истоков большой реки Cossin два месяца пути. От истоков той же реки начинается другая река, Cassima, и, протекши через Лукоморье, она впадает в большую реку Tachnin, за которой, говорят, живут люди чудовищного вида: у одних из них, наподобие зверей, всё тело обросло шерстью, у других собачьи головы, третьи совершенно лишены шеи и вместо головы у них грудь или (у других) длинные руки, но без ног. В реке Tachnin водится также некая рыба с головой, глазами, носом, ртом, руками, ногами и другими частями (тела) совершенно человеческого вида, но без всякого голоса; она, как и прочие рыбы, представляет собой вкусную пищу».

Так описывал север Урала барон Сигизмунд фон Гербенштейн в своих «Записках о Московии», изданных в 1549 году.

Урал всегда привлекал к себе своими красивыми местами и таинственными легендами. Но для туристов-водников реки Урала относительно просты, поэтому во времена боевой молодости мы предпочитали ходить в длительные летние спортивные походы на Алтай, в Саяны, в Среднюю Азию, а в более короткие весенние – на Кавказ и в Карпаты.

Но пришло время и Урала. Уральские горы вытянулись больше, чем на две тысячи километров, и протянулся Урал чуть ли прямо с севера на юг, поэтому области Урала очень сильно отличаются друг от друга. Весь Урал в каждой своей части очень красив и своеобразен, но в спортивной отношении, пожалуй, самая интересная область – это Приполярный Урал. Здесь самые высокие горы, здесь находится высшая точка Урала – гора Нáрода, здесь самая настоящая горная страна со скальными вершинами, со снегом и ледниками. Обычно виды Урала связываются с Южным и Средним Уралом, но там совсем другая страна.

Приполярный Урал – самая широкая часть Уральских гор и, наверное, самая малонаселённая из-за своего сурового климата и трудной доступности. Стоит сказать, что окончательно исследована эта область была только в двадцатых годах прошлого (двадцатого) века в связи с геологическими изысканиями молодой Советской страны. И это географическая область в середине Евразии!

Хочется поделиться своими записями, сделанными во время пеше-водного похода по Приполярному Уралу летом 1995 года. Эти карандашные записи были переписаны и отредактированы с частичными комментариями в текущем 2021 году. Показалось интересным посмотреть на эти записки не только с туристической точки зрения, но уже и в какой-то степени с исторической, это взгляд из середины 90-х годов прошлого века.

В спортивном туризме всегда было принято подробно описывать пройденные маршруты, чтобы можно было впоследствии использовать опыт прохождения маршрутов для последователей (да и для себя, если решились повторить маршрут). Когда не было Интернета, проработать новый маршрут можно было только по описаниям предшественников или по рассказам туристов, прошедшим этим путём. Конечно, были и хорошие книжки по туризму, но ими, скорее, пользовались только для общего поиска маршрутов, детальную проработку по ним не всегда можно было сделать. Для нас основным источником информации была Библиотека Московского клуба туристов. И мы привыкли составлять в походах подробные описания. К сожалению, из того похода не сохранились фотографии, поэтому все фотографии исключительно для иллюстраций взяты из Интернета со ссылками на источники, конкретно к тому походу они отношения не имеют.

 

 

День первый

В этом году решили пойти на Приполярный Урал, сплавиться по реке Косью. Это замечательный район для пешего и водного туризма для походов средней сложности. Хотя места малонаселённые и заброска сюда не очень простая.

О Косью я часто слышал в рассказах моих знакомых, они были там несколько раз и обычно проходили маршрут за три-четыре недели; у нас было только две, но мы всё равно собрались, решив, что сумеем за это время добраться до верховьев Косью, откуда можно будет уже сплавиться вниз по реке до железной дороги.

На Приполярном Урале немало рек, пригодных для спортивного сплава, но, на мой взгляд, прежде всего, интересны две из них – Косью и Кожим. Остальные реки или попроще, или каким-то мистическим образом нужно на них угадать пик воды (иначе будет очень мелко), или делать связку из двух – а если есть время и желание, то и из трёх – рек. Заброска в этот район непростая и займёт несколько дней (а ведь ещё и обратно ехать), поэтому в простые короткие маршруты нет смысла идти, если, конечно, нет каких-то других целей, например, рыбалки на реках или озёрах, благо, рыба здесь есть. В этом отношении уникальное преимущество имеют местные туристы для походов любой длительности по Полярному и Приполярному Уралу. Но, с другой стороны, они практически и ограничены этим районом.

Так сложилось, что на Косью мы пошли в 1995 году, а на Кожим – в следующем, 1996. Но поход на Кожим – это отдельная история.

Сам район нашего путешествия проходит частично по бассейнам рек Косью и Кожим – это бассейн Печоры, и частично по бассейнам рек, текущих на восток к Оби.

Приполярный Урал – это настоящая горная страна, которая по географии и пейзажам очень сильно отличается от привычного Южного и Среднего Урала. Это горная страна, хребты и долины которой, в частности, расходятся в разные стороны от высшей точки района (и всего Урала) – горы Нáрода. Горы здесь самые настоящие, хотя по абсолютной величине и не очень высокие, горные долины лежат чуть ли не на уровня моря. Здесь есть полный набор горных ландшафтов: красивые извилистые долины с бегущими по ним ручьями и реками, хребты с поднимающимися пиками, скалы, каменные морены, поля курумника, снежники и ледники, много красивых озёр. Горы Приполярного Урала имеют замечательную особенность: на многие вершины и перевалы есть пути, по которым можно подняться без специального горно-альпийского снаряжения и без специальной технической подготовки, лишь бы позволили физическое состояние и погода. Хотя это совсем не означает, что сюда можно идти без горного туристического опыта. Горы ошибок могут не простить, горный опыт обязательно нужен.

Реки Приполярного Урала не сложны для катамарана, хотя при малой воде может быть много проводок. Для байдарки есть сложные места, но при определённом опыте всё также вполне проходимо.

Приполярный Урал – замечательный район для пеше-водных и пеших походов средней сложности. Здесь летом можно проходить очень интересные маршруты.

В июле-августе погода здесь в основном хорошая, бывают солнечные дни, но можно попасть и в долгую полосу холодных дождей, сказываются близость Арктики и горная преграда влажным западным ветрам. Кроме того, как обычно, погода в горах меняется быстро, и совсем без дождей обойтись не удастся. Летом (конечно, год нá год не приходится) бывает много грибов и ягод.

Ещё нужно обязательно иметь ввиду, что весь этот район входит в заповедник, который называется «Парк Югыд-Ва». И чтобы находиться на его территории, нужно специальное разрешение, которое оформляется или заранее, или на месте. Нахождение в заповеднике без этого разрешения может вызвать проблемы при встрече с егерями.

 

* * *

Ночной поезд Москва – Лабытнанги, знакомый нам по прошлому году (год назад мы сплавлялись по реке Собь – левому притоку Оби; это несложная река, долго текущая практически вдоль Полярного круга; забрасывались этим же поездом, только проезжали дальше). Хорошая тёплая летняя ночь на Ярославском вокзале. Интересно, что такой, вроде бы, знакомый Ярославский вокзал смотрится совсем иначе глазами человека, ждущего посадку на дальний поезд, нежели глазами человека, ежедневно спешащего по рабочим дням на обычную электричку. Нет суеты, нет спешки, нет постоянного поглядывания на часы. Всё спокойно и рассудительно. Такие дальние поездки у большинства из нас – единичные события. Это именно событие, и в этом есть определённая торжественность ожидания, предчувствие романтики путешествия. А главное – нет серой ежедневности и обычного монотонного бега по кругу в вечном беличьем колесе.

Среди туристов мы не одни на вокзале. На наш поезд садится группа водников, молодые парни и девчонки, с большими рюкзаками и катамаранными вёслами.

– Вы куда идёте?

– Не знаем, но едем до «110-го километра»…

– Понятно, на Собь (наш прошлогодний маршрут).

Собь – левый приток Оби – это особенная в географическом и историческом планах река, которая насквозь пересекает Уральские горы, позволяя относительно простым путём попасть за Урал (за Камень!) и выйти в Обь. Правда, всё это вдоль Полярного Круга, поэтому дорога открыта только летом. Река Собь вытекает из цепочки перевальных озёр, которые лежат ещё в Европе, и течёт на восток к Оби в Азию. Примечательно, что из этой же самой цепочки перевальных озёр уже на запад вытекает река Елец (интересно, что Косью и Елец – левые притоки одной реки – Усы). Связку рек Елец – Собь в средние века активно использовали новгородские купцы, торгуя с Сибирью задолго до походов Ермака.

Собь – простая для спортивного сплава река, но очень живописная, с хорошей заброской и несложным выходом, что делает её привлекательной для туристов-водников.

 

День второй

За окном поезда проплывают леса, поля, реки Вологодской, Архангельской области, Коми… Мелькают небольшие станции. Тихо и спокойно. Леса, леса, леса… На станциях нет суеты больших городов. И это создаёт особое настроение. И спокойное миросозерцание.

В поезде – хорошее чувство лени. Ешь, спи, читай, беседуй, гляди в окно на живописные пейзажи. Один-два дня это точно только в удовольствие. Так хорошо ничего не делать (как из подписи к поздравительной открытке: «Как здорово сначала долго ничего не делать, а потом сладко вздремнуть!»). Ничего не давит и не гнетёт. Поезд – это не подготовка к путешествию, это не преддверие отдыха, это уже само путешествие.

И вечный стук колёс.

– Василь Иваныч, а чего колёса стучат?

– Да как чего… Ты, Петьк, формулу площади круга-то помнишь?

– Ну, «пи эр квадрат»…

– Так вот этот квадрат и стучит!

 

Но это всё хорошо для взрослых, наконец-то вырвавшихся в отпуск. Дети в вагоне от этого ничегоделания быстро начинают уставать и изнывать. И придумывать, чем бы им заняться, потому что этим «вечным прыгателям» в поезде откровенно скучно.

 

Днём стоим в проходе вагона, смотрим на убегающие за окном леса. К нам подошёл мужчина.

– Ребята, вы куда?

– На Косью.

– А! А мы в Инте живём.

Так мы познакомились с замечательными людьми – Кузнецовыми Аркадием Михайловичем и его женой Ниной Фёдоровной. Это, вроде бы, случайное знакомство, внесло дополнительное изменение в наш маршрут и очень нам помогло.

 

Небольшое отступление. При подготовке похода мы рассматривали несколько вариантов сплава по рекам Приполярного Урала и остановились в итоге на реке Косью (кстати, «кось» на коми – порог, перекат, «ю» – вода, река, приток; т.е. «Косью» – река с порогами, порожистая река; окончание «ю» присутствует во многих названиях рек уральского севера). Часть информации (к сожалению, немного) мы получили из отчётов библиотеки Московского клуба туристов. Основные же сведения я хотел получить от моих знакомых, которые несколько раз были на Косью, но как специально все они были в разъездах. На наше счастье их первый день после возвращения из похода совпал с нашим последним днём перед нашим выходом и мы – совершенно случайно! – встретились с ними в электричке, и они мне всё рассказали. Как потом выяснилось, их информация оказалась не совсем достоверной, поскольку последний раз на Косью они были несколько лет назад, а сейчас шёл 1995 год со всеми нюансами российской действительности начала 90-х.

По словам моих товарищей, ехать на поезде нужно было до станции Кожим-Рудник, а дальше или искать машину, или идти пешком. Пешком – в нашем случае это был плохой вариант, поскольку у нас было ограничение по времени, а идти было очень не близко. Когда мы брали билеты на поезд, то станции Кожим-Рудник не оказалось в расписании, и мы взяли билеты до станции Косью.

 

Возвращаясь к знакомству с четой Кузнецовых. Как оказалось, Аркадий Михайлович – Главный геолог шахты «Капитальная» в Инте. По его словам, он геолог по профессии и по жизни. Родился в Забайкалье, много поездил по стране, последние лет двадцать они живут и работают в Инте.

Очень хорошо знают окрестности Инты. И сами, по возможности, стараются выходить в горы (но это не совсем близко, поэтому получается не часто) или в близлежащие места за грибами и ягодами. А. М. как главный геолог шахты имеет много знакомых в Инте и на приисках и хорошо знает обстановку и положение дел в регионе. Из разговора с ним выяснилось, что сейчас вероятность уехать в сторону гор от станции Кожим-Рудник практически равна нулю, поскольку в последнее время и особенно в последний год в окрестностях Инты были закрыты многие рудники и прииски. Закрылся рудник и в посёлке Кожим-Рудник (поэтому сейчас и станции такой нет). Теперь там нет никакой добычи, и поэтому машины оттуда вообще не едут никуда, их там просто физически нет. Сложно сказать, что было бы с нами, выйди мы на станции Кожим-Рудник. Наверное, пытались бы как-то добраться до Инты, неизбежно потеряли бы время. Потому что на путь пешком отсюда до верховьев реки Лимбекою у нас просто не было времени (что это за река и зачем нам туда было надо, будет понятно из дальнейшего рассказа).

Аркадий Михайлович очень настоятельно рекомендовал ехать до Инты, и уже в Инте искать машину. По его словам, в рабочий день это будет нетрудно. К тому же он обещал свою помощь в поисках попутной машины, поскольку в Инте у него много знакомых, которые имеют отношение к заброске людей и грузов в те места, куда мы направляемся. И, кроме того, он приглашал нас в гости и – главное! – приглашал посетить настоящую угольную шахту, спуститься в забой. На посещение шахты мы решились не сразу: уж очень неожиданное приглашение на фоне дефицита времени. Но, подумав, поняли, что, скорее всего, у нас больше никогда не будет такой возможности, случай поистине уникальный. Приглашение мы приняли.

 

День третий

Утром миновали Печору. Сразу после Печоры привлекает внимание своими размерами возвышающаяся над лесом Печорская РЛС (Печорская радиолокационная станция). Её хорошо видно из окна поезда. Печорская РСЛ – один из ключевых пунктов ПРО (противоракетной обороны) на севере страны, была построена ещё при Советском Союзе и контролирует всё небесное пространство над Арктикой вплоть до северного побережья Аляски, Канады и Гренландии. Впечатлительно.

За окном уже прохладно, по небу ходят низкие тяжеловатые тёмные тучи. Некоторую надежду на хорошую погоду оставляют редкие синие просветы: может, ещё распогодится? Да мы ещё и не приехали.

В середине дня – станция Инта. Останавливаемся здесь до следующего дня, приняв приглашение гостеприимных супругов Кузнецовых. Инта – большая станция, здесь выходит много пассажиров, мы вписались в их число, так что проводник не обратил внимания, что билеты-то у нас были до станции Косью, и мы с час ехали зайцами.

От железнодорожной станции до самого города километров пятнадцать, на рейсовом автобусе это занимает примерно двадцать минут.

Город Инта, получивший своё название от реки Большая Инта, был построен перед войной в основном заключёнными ГУЛАГа в центре большого угольного месторождения (а само слово «инта» на коми означает «доброе место»). Основная железнодорожная северная магистраль прошла немного в стороне от города, потому что на момент начала её строительства до конца не была разведана карта угольных пластов, а вести железную дорогу поверх возможных месторождений было опасно. После окончательной геологической разведки стало понятно, что провести трассу можно было ближе к городу, но уже было поздно. Тем не менее, город соединён железной дорогой с основной магистралью, поскольку уголь-то вывозить надо; но пассажирские поезда непосредственно до самого города не доходят.

Железную дорогу на Лабытнанги и на Воркуту (ветка на Воркуту вскоре после Инты уходит на север) в сороковых – пятидесятых годах прошлого двадцатого века также строили заключённые ГУЛАГа. Почти везде вдоль всей железной дороги в лесах – старые кладбища с датами захоронения сороковых – пятидесятых годов. Когда едешь на поезде, то из окна эти кладбища не видны. Но местные жители, когда ходят за ягодами или за грибами, постоянно проходят мимо этих кладбищ. Из окна поезда видны глухие таёжные леса или бескрайние – на десятки километров – болота, через которые идёт насыпь железной дороги. Раньше я как-то не задумывался, кто именно и как строил эту железную дорогу. А строили её в сталинские времена заключённые. И далась, похоже, стране эта железная дорога ценой дороже, чем Николаевская железная дорога столетием раньше. Ценой не в рублях, а в человеческих жизнях.

Инта – шахтёрский город. Первая шахта заработала в 1941 году. И очень помогла стране углём во время войны. В те времена север страны был насильно заселён многими хорошими специалистами Советского Союза (цветом науки, искусства, производства). После войны в Инте был великолепный оперный театр, в котором пели столичные артисты и работали режиссёры столичных театров, профессора консерватории. Была хорошая балетная студия. Со временем люди (те, кто выжил) стали возвращаться на Большую Землю, и искусство в Инте постепенно из профессионально-высокого перешло в обычную художественную самодеятельность. Но всё же уехали не все. Аркадий Михайлович ещё застал в семидесятых годах талантливых изобретателей и артистов, оставшихся в Инте и не хотевших уезжать из города.

В последние годы появляется всё больше информации о сталинском периоде советской истории, о массовых репрессиях, о ГУЛАГе, о перечёркнутых судьбах миллионов людей, единственная вина которых была в том, что они жили в то время. Но для нас почти вся эта информация в основном – «книжная». А здесь соприкасаешься с реальными судьбами втянутых в гигантскую «мясорубку» людей, многие из которых оставались людьми, несмотря на нечеловеческие условия. Тяжёлое соприкосновение…

Сам город Инта при таком беглом знакомстве, как наше, в общем-то, не очень запоминается. С городом нужно знакомиться дольше. В Инте на 1995 год насчитывается примерно пятьдесят тысяч жителей, при Советском Союзе было больше (на 2021 год в Инте, согласно Интернету, жителей в два раза меньше). Дома в основном невысокие – до пяти этажей, хотя есть и многоэтажные; очень чувствуется советская архитектура середины двадцатого века, когда город активно строился. В центре города деревянных домов нет (во всяком случае, их не видно), но частично они остались на окраинах. В промышленных зонах немного грязновато, но этому однозначно очень поспособствовали шедшие всё это лето беспрерывные дожди. Тем не менее, несмотря даже на низкие тяжёлые дождливые тучи и постоянный противный мелкий дождик, город не смотрится грустно, Инта смотрится жизнерадостно!

 

Фото 1. Инта

 

В 1995 году в городе было четыре работающих шахты (по информации из Интернета на 2021 год все шахты в Инте закрыты).

После распада Советского союза жизнь шахтёров в Инте стала заметно тяжелее. Добыча угля сокращается, много месяцев не платится зарплата. Да и относительно зарплата становится меньше. Раньше (при Советском Союзе) редкий шахтёр на юг, на тёплое море свою семью не вывозил, а сейчас редкий шахтёр её куда-либо из Инты вывозит. В городе летом стало много детей, чего раньше совсем не было: раньше, если не на юг, то уж в пионерские лагеря в Центральной России ездили почти все и почти на всё лето.

Инта – не только шахтёрский город, это ещё и центр горной промышленности этого района Урала. На рудниках в горах сейчас положение гораздо хуже, чем на шахтах Инты. Почти вся добыча сворачивается. А в горах в старательских посёлках люди живут уже по очень многу лет – по десять, по двадцать, иные – больше. Вся их жизнь была связана с рудником. И неожиданно рудник закрывается. А ты живёшь в такой глуши, так далеко от человеческого жилья… И вдруг нет работы, денег нет, и есть порой просто нечего, потому что продукты сюда не привезут: их здесь не смогут купить – у возможных покупателей денег совсем нет. И в городе у тебя тоже ничего нет, приехать некуда и не к кому. У тебя панельный домик в старательском посёлке (а чаще комната, в которой живёт несколько человек), который никому, кроме тебя, не нужен, работы нет (и не будет), равно как и зарплаты. Что есть? Рыба в реке?.. Дичь в горах?.. Люди оказываются брошенными. И как быть, и что делать?..

От Инты до Уральских гор больше пятидесяти километров. Вокруг невысокая тайга и болота, много ягод и грибов. Местные жители активно их собирают. Рассказывают страшные случаи блуждания по тайге. Места ведь, действительно, очень глухие, – можно десятки километров пройти и никого не встретить. Несколько лет назад в этой тайге заблудилась женщина из Инты – врач, хотя окрестности города, вроде бы, знала неплохо. Но пошла за грибами и заблудилась. Несколько дней ходила по лесу. Её искали – безрезультатно. Ей повезло, и в очередной день блужданий она случайно вышла на буровую. Вот такие местные истории.

 

Во второй половине дня мы с Аркадием Михайловичем поехали на шахту «Капитальная», где он работает Главным геологом. Нас одели в шахтёрские робы, сапоги (с портянками), каски. Выдали шахтёрские фонари и кислородные аппараты. Кстати, здесь шахтёрские каски двух цветов – красные и белые. Красные каски – у рабочих-шахтёров. Белые – у инженерно-технического состава. Нам дали каски белого цвета. На нас потом шахтёры с иронией посматривали. Не знаю, за кого они нас принимали, но, думаю, невооружённым глазом им было видно, что мы спускаемся в шахту первый раз в жизни.

На нижний этаж шахты спустились в специальном скоростном лифте. На таком лифте, кроме людей, могут поднимать и спускать вагонетки. Глубина шахты более 450 метров от поверхности земли и 360 метров от уровня моря. Это нижний этаж шахты. При спуске в лифте мы промчались мимо старого уже отработанного этажа. Кроме этого лифта в шахте есть специальные подъёмники для угля и много вентиляционных стволов.

При входе в тоннель, прямо у лифта, обязательно положено отметиться в специальном устройстве: человек со своим уникальным номером вошёл в шахту. При выходе из тоннелей перед посадкой в лифт эту процедуру снова нужно повторить: отметить, что вошедший в шахту человек вышел из неё. Это система безопасности, – всегда известно, кто сейчас в шахте. Если человек не вышел, его будут искать.

Сразу от лифта в разные стороны расходятся тоннели, ведущие к забоям. В тоннелях – сильный ветер, специальные вентиляторы прогоняют воздух во избежание скоплений метана. Тоннель укреплён сильными стальными рёбрами, залитыми толстым слоем бетона. Давление сверху толщи грунта настолько мощное, что в тоннелях, проложенных несколько лет назад, стенки тоннеля уходят в землю чуть ли не на метр, и его свод расположен значительно ниже над головой, нежели в относительно новом тоннеле. В коммуникационных тоннелях, ведущих к выработкам, проложены железнодорожные линии для вагонеток. Ширина тоннеля – четыре-пять метров.

Под землёй в сети тоннелей заблудиться без проводника проще простого. Это настоящий лабиринт. Сеть тоннелей раскинулась в глубине земли на несколько километров. Тоннели разветвляются, иногда пересекают друг друга, спускаются или поднимаются на другие уровни. Спуски и подъёмы довольно крутые, наклоны похожи на наклоны эскалаторов в метро.

Давление грунта сверху на тоннель огромно. В некоторых местах потолок поломан, – продавлен и раскрошен бетон, погнуты стальные балки. Особенно велико давление на развилках тоннелей.

Цель всех вспомогательных тоннелей – непосредственно подвести к пластам каменного угля. Сами пласты угля идут немного не параллельно поверхности земли. Здесь наклон не очень большой. Чем больше наклон, тем труднее работать.

В здешних месторождениях не разрабатываются слои угля толщиной меньше двух метров, это признано экономически нецелесообразным. Уголь здесь не антрацит (как, например, в Донбассе), а длиннопламенный. Мы взяли с собой на память по паре кусочков.

Сама добыча угля происходит следующим образом. Вдоль пласта угля прорубаются два параллельных тоннеля на расстоянии между ними в 180 метров. Это ширина комбайна. Затем между этими тоннелями устанавливают (монтируют) комбайн. Работающий комбайн, вырубая уголь, движется вдоль пласта. Сверху положено оставлять слой угля в 10–15 сантиметров. На место взятого угля отбрасывается отработанный грунт. Поскольку эту обработку (то, что осталось от выбранного пласта угля) не укрепляют, то она под колоссальным давлением грунта сверху быстро обваливается. А на поверхности над местами выработок проседает земля. Поэтому нельзя добывать уголь под городом или под какими-либо строениями.

Иногда в пластах угля попадаются очень твёрдые образования. Они имеют какое-то научное название, но шахтёры называют его «лунным камнем». Когда на этот «лунный камень» натыкаются зубья комбайна, то они очень быстро стёсываются, это как напороться на наждак. При этом летят большие снопы искр. Шахтёры эти «лунные камни» очень не любят.

Добытый уголь по транспортёру забирается от комбайна и затем подаётся наверх. При добыче угля в узком коридоре висит облако угольной пыли. Несмотря на вентиляцию, этой пыли реально много. Если вдруг комбайн встаёт по каким-то причинам, то шахтёрам приходится ползать (в самом буквальном смысле, в полный рост идти не получится – просто нет места) по угольному пласту от тоннеля к тоннелю. Физически эта работа очень тяжёлая. Рассказывают, что одна из женщин, работающих наверху, попросилась вниз в шахту посмотреть на работу шахтёров, потому что ей не верилось в рассказы о тяжёлом труде и тяжёлых условиях работы. После посещения шахты она рекомендовала всем женщинам спустились вниз и посмотреть на работу их мужей. По её словам, это было бы очень полезно. После этого они стали больше бы беречь своих мужей. На самом деле – это, действительно, очень тяжёлая работа.

Разведанное месторождение угля тянется в Инте на много-много километров. Сейчас добывают уголь четыре шахты (это на 1995 год). Район добычи угля каждой шахтой раскинулся на четыре-пять километров. Между шахтами обязательно положено оставлять перегородки толщиной не менее восьмидесяти метров. Это главное требование для автономности вентиляции каждой шахты. Вентиляция шахты – это целая наука, поскольку скопления метана, смешанные с угольной пылью, весьма взрывоопасны, и поэтому техника безопасности в шахте – дело совсем не шуточное.

Разведанного угля в Инте много. Только того угля, который будет добывать шахта «Капитальная», по скромным оценкам хватит лет на семьдесят. В Инте собираются строить новую шахту. Правда, в последние годы угольную промышленность сильно лихорадит, денег нет, уголь почему-то не покупают, хотя промышленности-то он, безусловно, нужен. Но вот времена сейчас не очень хорошие.

Кстати, я наконец-то узнал, кто такой маркшейдер. Это тот технический специалист, который, в частности, определяет направление параллельных тоннелей на угольном пласте. Его работа обязана быть весьма точной, в буквальной степени ювелирной. Маркшейдер определяет параллельность тоннелей с точностью до 1’’ (одной секунды в угловом измерении – одной трёхсот шестидесятой доли градуса)!

Перед подъёмом наверх из шахты я в шутку спросил Аркадия Михайловича:

– Вы много лет ходите под землёй. Не встречали ли Вы где-нибудь в старых тоннелях или в старых штольнях духов гор?

Он, улыбнувшись, не очень шутя, ответил:

– Духов гор не встречал. Но среди шахтёров есть поверье, что шахта людей не отпускает. Были случаи, когда люди, уходящие на пенсию, в последний раз спускались в шахту, и с ними что-нибудь случалось. Часто наверх живыми они уже не поднимались. Или поднимались искалеченными.

После подъёма наверх сходили в душ и в сауну. И даже немного позагорали под ультрафиолетовой лампой. Залы отдыха шахтёров когда-то были сделаны очень хорошими, но сейчас чувствуется время финансовой неустойчивости: кое-где нужен бы ремонт, но не до ремонта сейчас.

В кабинете Аркадия Михайловича познакомились с представителем туризма Инты. Нам очень подробно рассказали о верховьях рек Балбанью, Лимбекою и Косью, дали карты.

В дополнение ко всему Аркадий Михайлович провёл нам экскурсию по пункту управления шахтой. Пункт управления находится наверху и чем-то даже напоминает зал управления полётами в ЦУПе.

…Шахта «Капитальная» была закрыта в 2004 году.

 

День четвёртый

С утра за окном пасмурно, идёт мелкий противный дождь. Наши представители вместе с Аркадием Михайловичем пошли разведать обстановку на предмет наличия машины, которая взяла бы нас с собой.

Начальные установки такие: вроде бы, каждый день утром, часов в 8–9 идёт вахтовая машина в верховья Кожима. Но идёт она от дачи Туманова (это по железной дороге чуть раньше станции Инта), следовательно, сегодня мы однозначно на неё не попадаем. Но в самой Инте есть несколько организаций, которые ведут разработки в верховьях Кожима и Балбанью, так что ещё есть надежда уехать сегодня.

И нам здорово повезло – сегодня на прииск Желанный идёт машина, начальник прииска везёт туда свою семью. А прииск Желанный – это же самые верховья Балбанью. Ну вот, действительно, повезло – так повезло. Огромное спасибо Аркадию Михайловичу за помощь!

Договаривались о заброске мы в Проектном геологическом институте Инты, и здесь мы познакомились с сотрудником этого института – Сергеем. Для нас это знакомство оказалось бесценным. Сергею лет тридцать, он турист по жизни и по философии, обошёл все окрестности Инты и близлежащие районы Урала. Причём обошёл практически всё – все долины, все реки, все горы, все перевалы, всё… Летом – пешком и на байдарке, зимой – на лыжах. Но в основном – зимой на лыжах. Он отлично знает все места, куда мы собираемся идти. Он нам рассказал весь наш будущий путь настолько подробно, что мы потом нашли все его данные нам ориентиры (отдельно стоящие скалы, брошенные ржавые вездеходы, остатки буровых, траншеи геологических разрезов и всё остальное) буквально на самих своих местах. Он даже пригласил нас в свой гараж, где – на наше удивление – были все карты и схемы мест, где Сергей бывал. По его рекомендации мы немного изменили свой пеший маршрут до начала сплава по Косью и об этом не пожалели.

На вопрос – не выезжает ли он куда-нибудь в другие места, например, на Кавказ, на Алтай? – Сергей резонно ответил, что нет. Потому что, во-первых, Инта – это не Москва, и отсюда тяжеловато куда-то добираться, поскольку сначала нужно доехать до Москвы и уже из неё ехать дальше, – прикиньте, сколько времени займёт дорога. Во-вторых, здесь Урал под рукой, на выходные легко можно куда-то сходить. И потом, реки всегда разные, – то вода другая, то ещё что, а про погоду и говорить нечего. Два раза пройти по одной реке в одинаковых условиях никогда не получается. Как говорил мудрец Гераклит: «Нельзя два раза войти в одну и ту же реку!»

 

С машиной мы договорились на час дня, отправление от железнодорожного вокзала. Попрощавшись с гостеприимными Аркадием Михайловичем и Надеждой Фёдоровной, поехали на вокзал.

Погода плохая: низкие тяжёлые дождливые тучи, мелкий противный дождик и прохладно. Наша машина задерживалась, поэтому мы, чтобы не мокнуть под дождём и не мёрзнуть под холодным ветром, обосновались в здании вокзала, периодически меняя дежурных на улице, чтобы не пропустить машину. На вокзале получили не очень приятную для нас информацию: места, куда мы направляемся, входят в созданный год назад – в 1994 году – природный парк Югыд-Ва («светлая вода» на коми), пребывание на территории которого возможно только по путёвкам. Мы этого не знали, и путёвок у нас, конечно, нет.

На вокзале познакомились с группой туристов с Украины из Тернополя. Разговорились с их руководителем. Оказалось, что у нас с ними общий интерес – они ждут ту же самую машину для дальнейшей заброски. На Урале они уже почти месяц, до этого были на Чусовой, теперь со Среднего Урала через Печору перебираются на Приполярный Урал. Нас это впечатлило – такой туристический энтузиазм и такая целеустремлённость далеко не всем по силу. При этом они – официально заявленная группа. Объясняется это чисто практическими реалиями жизни постсоветского пространства: чтобы вывезти с собой продукты с территории Украины в Россию (в другую страну!), нужно пройти через таможню, а пройти таможню можно только заявленным группам. Честно сказать, в голове слабо укладывается факт, что в 1995 году Украина – это другое государство, а украинцы – это иностранцы. Бред сивой кобылы. Но это так…

У них несколько вариантов маршрутов на Приполярном Урале. Изначально они хотели идти на Косью или на Кожим. Но их смущают ограничения пребывания на территории национального парка Югыд-Ва. Если российские граждане как-то смогут договориться с егерями, то они, как иностранцы (иностранцы! это украинцы-то, по сути – свои), возможно, тоже смогут договориться, но это может стоить дороже. Они навели справки: стоимость нахождения на территории парка для жителя России в день – 1000 рублей (в ценах 1995 года), для жителя СНГ – 1 доллар, для настоящего иностранца – 5 долларов (курс доллара на тот момент – 4400 рублей). Путёвку можно приобрести или в Инте в дирекции парка, или в любом местном Совете (или как они сейчас называются, но эти Советы ещё найти надо). Поскольку они жители СНГ, то им дороговато отдавать по одному доллару за один человеко-день (людей у них много, а денег – мало), а без путёвок – как мы – они идти опасаются. В итоге они решили идти на реку Лемву, левый приток реки Усы, которая не входит в природный парк Югыд-Ва и по которой можно сплавляться без ограничений. Хотя эта река и не очень интересна для спортивного сплава.

Их руководитель – человек бывалый, с большим туристским опытом. Он бывал даже на плато Путорана и очень красиво и интересно рассказывал о тех местах.

Наконец, с задержкой в два часа пришла наша машина. Но два часа для здешних мест, просторов и расстояний – это, вообще, ни о чём. Честно сказать, я предполагал, что это будет что-то типа крытого «Урала» с кузовом для перевозки людей. Но машина оказалась с обычным открытым кузовом. Наши украинские товарищи быстро договорились с шофёром, и мы все вместе погрузились в кузов. В кузове были какие-то ящики и мешки, накрытые брезентом, но всем нам места хватило. Расселись и укрылись, кто как смог. Кто под тентом, кто под брезентом. Нам предстояло преодолеть в открытом кузове машины около 150 километров под дождём и холодным ветром. До дачи Туманова – это километра четыре вдоль железной дороги в сторону Москвы – старались усесться поудобнее и потеплее ввиду дальней дороги и погодных условий. Постепенно и уселись, и утряслись. По ходу дела обнаружили, что между мешков и ящиков беззаботно спит человек, видимо, сильно нетрезвый (поскольку в лёгкой курточке и без шапки так сладко спать под холодным дождём мог только человек, прилично «взявший на грудь»). Через несколько часов он проснулся, удивился такой неожиданной компании и оказался общительным человеком с хорошим чувством юмора, – проходчик Володя с прииска Желанный – конечной точки нашего автомобильного путешествия.

Дорога к Кожиму, который мы должны будем пересечь, начинается непосредственно от дачи Туманова. Дача Туманова имеет непосредственное отношение к Вадиму Туманову, известному советскому золотопромышленнику, организатору крупных артелей по добыче золота по всему Советскому Союзу от Дальнего Востока до Урала. Вадим Туманов дружил с Владимиром Высоцким, который посвятил Туманову несколько песен. Но «дача Туманова» – это народное название базы золотодобывающей артели «Печора».

Открытый кузов тоже имеет свои плюсы – практически полный круговой обзор, чего не скажешь про виды из окна. Дорога сначала какое-то время петляет по тайге. Это хороший каменно-грунтовой тракт, сохраняющийся в очень приличном состоянии, несмотря на идущие всё лето дожди. По дороге встретили несколько идущих нам навстречу «Уралов» и обогнали видавший виды старенький гусеничный вездеход (о нём речь ещё впереди). Ближе к Кожиму тайга заканчивается, и дорога выходит на простор предгорий Урала, петляя по большим пологим хребтам. Вид сверху на другие хребты и долины хоть и не очень хороший из-за нависших тяжёлых серо-чёрных дождливых туч и тумана в долинах, но всё равно чувствуется мощь и просторы Уральских гор. Сзади за спиной – «зелёное море тайги», впереди – Его Величество Урал.

Надо признаться, ехать в открытом кузове некомфортно. И холодно. Особенно, когда на тебя сыплет мелкий дождик (который, правда, временами прерывается ненадолго), а из кузова тебя пытаются выкинуть резкие порывы холодного пронизывающего насквозь ветра. Самое удивительное при этом то, что десятичасовое путешествие в таких условиях прошло относительно легко.

До Кожима – около семидесяти километров. Добирались два с половиной часа. Небыстро, но быстрее не получится. Незадолго до Кожима украинская группа покинула нас и отправилась налево в сторону Лемвы.

Спуск к Кожиму. Река открывается неожиданно после очередного поворота, хотя долину реки можно было бы угадать заранее. Спуск к реке длинный и очень крутой. Трудно себе представить, как здесь можно будет спуститься по сильной грязи или зимой (а по скользкому льду здесь делать, наверное, вообще нечего). Здесь даже в наших условиях спускаться немного страшновато. А подняться от Кожима наверх в плохих условиях, похоже, просто нереально. Но ведь прииски в горах работают круглый год, и, значит, машины ходят здесь постоянно. Героические в этих местах водители!

Уровень воды в броде через Кожим доходит «Уралу» до верха колёс, дно – каменистое, вода – чистейшая. Река в этом месте разбивается на два рукава, посередине – большой вытянутый каменистый остров, на котором мы остановились.

– Перекур!

Как оказалось, мы ждали тот старенький вездеход, который обогнали по дороге. Этот вездеход принадлежал «зелёным» – так называли здесь егерей природного парка Югыд-Ва. Вездеход двигался чудом, и егеря во время минутной остановки на дороге попросили нашего шофёра подстраховать их на переправе через Кожим.

Через некоторое время вверху на спуске загрохотало, – это был вездеход. Он, как жук, сполз вниз по склону и без труда одолел первый рукав брода, остановившись на острове возле нас. Вблизи было страшно даже смотреть на этот вездеход – старый-старый дедушка, уже давно заслуженно отработавший свой ресурс. Непонятно, как он вообще двигался. Но советская техника не сдаётся! Мужики – егеря – народ весёлый, на все вопросы отвечали с улыбкой:

– А мы ищем себе приключений!

Думаю, нам повезло в том, что мы были пассажирами нужного им «Урала». Поскольку они егеря заповедника, то запросто могли бы полюбопытствовать, а что мы здесь делаем, и есть ли у нас разрешающие документы на пребывание в природном парке? Не сомневаюсь в том, что им с первого взгляда было понятно, что мы туристы и точно не местные. Местных они всех в лицо, наверняка, знают. Но егеря нас ни о чём не спросили.

 

Фото 2. Переправа через Кожим

 

Перекур закончился, вездеход благополучно преодолел и второй рукав Кожима, после чего пошёл вниз по берегу реки в сторону левого притока – реки Лимбекою, которая была совсем близко. Наш же дальнейший путь шёл вверх по Кожиму, т.е. в другую сторону, но, тем не менее, мы двинулись вслед за вездеходом, чтобы подстраховать его при переправе через Лимбекою. И оно того стоило.

Река Лимбекою – левый приток Кожима – вполне полноводная река, особенно после дождливого лета. А по такой воде – сплавная река. В месте брода я бы не решился перейти этот поток в одиночку, только шеренгой в несколько человек. Глубина почти по пояс, течение сильное, в одиночку – снесёт, факт.

Вездеход, дождавшись «Урала», пошёл вброд. Добравшись до середины реки, он вдруг поплыл! Там стало реально глубоко, а вездеход – на удивление! – оказывается, умеет плавать. Плавать-то он умеет, но на беду не вовремя (это уж как водится…) заглох мотор. Вездеход развернуло задом вниз по течению, он проплыл несколько метров и застрял на камнях. Приплыли… Мужики вылезли наверх, развели руками. Делать нечего – надо спасать. Поскольку от нас толку было бы немного, мы покинули кузов, ставший нам уже почти родным. А «Урал» смело вошёл в реку; колёса полностью залило водой. По сильному течению и по камням с уверенным рёвом он объехал вездеход, взял его тросом на буксир и вытащил на другой берег. Но приключения на этом ещё не закончились. Во время спасательных работ у вездехода выбило палец из правой гусеницы, она размоталась и осталась на дне реки. Мужики на «Урале» вернулись обратно на середину потока, сделали из троса петлю и буквально со второго раза (!) подцепили разорванную гусеницу, после чего успешно выволокли её на берег. В течение часа ремонтировали вездеход, и вездеход благополучно завёлся. Просто высший пилотаж! Да ещё в таких условиях. Да, советский человек нигде не пропадёт!

Спасательные работы взяли часа два. К этому времени начало понемногу вечереть и чуть смеркаться. Хоть мы и были рядом с Полярным кругом, и здесь в это время года ещё стоят белые ночи, но низкие тёмные тучи давали о себе знать. К тому же мы изрядно подзамёрзли, – все ведь мокрые от дождя, и ветерок холодноватый, а мы на месте давно стоим, не двигаясь. Побегали туда-сюда по дороге; вроде бы, согрелись.

Поехали дальше. Дорога долго идёт вверх вдоль высокого левого берега Кожима. До реки не очень близко, но видно её хорошо. Места очень живописные, хотя красивым видам сильно мешает хмурая погода. Но облака стали заметно рваться, в них видны синие дырки; и дождь уже не идёт. Несмотря на позднее время по Кожиму вниз прошёл катамаран, мы мысленно пожелали ему удачи.

Наш попутчик Володя (правда, попутчики-то, скорее, мы) к этому времени вполне пришёл в себя и оказался интересным собеседником. Оказалось, он хорошо знаком со всеми мировыми политическими и экономическими событиями, обсуждал всё это очень толково, очень хорошим русским языком, без какого-либо нецензурного слова, и давал очень интересные комментарии к тому, что сейчас происходит в нашей стране; начитан, образован. И говорит с искренним уважением к собеседнику. А ведь он – по его словам – практически не выезжает с прииска Желанный, что во глубине Уральских гор. Вот вам и Богом забытое место, которое «человек красит»…

Временами дорога очень сильно разбита после долгих дождей, – сплошная грязь. «Урал» чудом, с заметным напряжением сил, глухо ревя, выезжает из таких грязевых трясин.

Поздним вечером миновали посёлок старателей на Кожиме, здесь моют золото. Явным образом видна охрана, вооружённая автоматами Калашникова. Здесь всё строго, не забалуешь, близко лучше не подходить.

Дорога свернула в долину реки Балбанью – левого притока Кожима. Долина реки, сначала очень широкая, постепенно сужается, и в сгустившихся сумерках на фоне чуть светлого неба нас обступают высокие хребты с чёткими вершинами по правому берегу реки; по левому берегу, вдоль которого идёт наша дорога, просто возвышается тёмная стена уходящего вверх склона.

По часам наступила глубокая ночь, но темноты как такой нет, есть скорее более или менее густой сумрак, который на фоне постепенно очищающегося от туч неба становится всё более светлым. Определённо сказывается высокая полярная широта. Силуэты окружающих гор видно хорошо.

 

Фото 3. Приполярная летняя ночь

 

Дорога грунтовая, но здесь она в хорошем состоянии. Только некоторые мосты через многочисленные левые притоки Балбанью оставляют жутковато-страшное впечатление. Эти мосты – просто когда-то переброшенные через поток большие брёвна, скреплённые между собой. Когда «Урал», ревя и упираясь, а порой тормозя, скользя и буксуя, перебирается по этим дрожащим, непонятно на чём держащимся брёвнам через бушующий, ревущий и рвущийся в своём каменном русле сильнейший поток, сидящим в кузове становится немного не по себе. Вся надежда только на опытность и твёрдую руку водителя, и на надёжность «Урала». Это настоящий профессионализм.

Как-то незаметно выехали из зоны леса, деревья остались позади. До посёлка прииска Желанный добрались уже в первом часу ночи, перебравшись здесь на правый берег Балбанью, которая в этом месте похожа, скорее, на большой – хотя и бурный – ручей.

Посёлок прииска – это раскиданные по пологому горному склону одноэтажные деревянные домики в одно-два отделения. По-местному – балкú. Если два отделения, то с разными входами. После входа – небольшие технические помещения (коридорчик и кладовка) и дальше небольшая комнатка. Между домиков есть даже волейбольная и баскетбольная площадки. Люди живут, мягко сказать, тесновато. Как они рассказывают, при советской власти жили они, по местным меркам, неплохо: хорошо зарабатывали, крыша над головой была, продукты и что ещё надо – привозили, свежие мясо и рыба всегда были; кто хотел, в отпуска выезжал. Жизнь, конечно, специфическая, но – нормальная, вольная. После крушения Советского Союза с каждым годом становится всё хуже и хуже, добыча заметно сворачивается, снабжение стало совсем плохим, а о зарплате с такой инфляцией даже говорить не стоит. Выживают… И уехать не могут. Кому и где они нужны?

Сам прииск Желанный появился в середине XX века после обнаружении здесь больших запасов кварца и горного хрусталя. Отходами белого кварца выложены некоторые местные дороги. Примечательно, что красивые, хоть и немного несовершенные кристаллы горного хрусталя мы находили в отработках горных пород около обогатительного цеха, здесь это были просто отходы производства, а для нас – хорошие находки.

Начальник прииска, приехавший с нами, предложил нам на ночь свободный балóк. Балóк этот был похож, скорее, на спортзал (тоже штрих местного быта!): в нём были маты, гири, гантели, штанги. Но нам для ночёвки вполне подходил.

Когда вылезли из кузова машины, поняли, что промёрзли до мозга костей. Пока сидели в кузове, это как-то не очень чувствовалось, а после того, как совсем немного прошлись пешком, это почувствовалось очень-очень ощутимо, в буквальном смысле до неудержимой дрожи во всём теле. Было уже совсем поздно, поэтому мнения о наших ближайших планах разделились: кто-то предлагал сразу же лечь спать, а позавтракать уже поутру, кто-то настаивал на том, что сначала нужно приготовить ужин, съесть что-нибудь горячее после такой промозглой дороги и уж потом спать. Тому, чтобы съесть что-нибудь горячее, особо никто и не сопротивлялся. В балкé была печка, но, конечно, ужин быстрее было приготовить на костре, благо хорошо обустроенное костровище было в десяти метрах от балкá (видимо, местные жители летом предпочитали готовить еду так же). Это реально удобнее и быстрее, нежели топить печку. Зимой – другое дело, зимой тепло в доме нужно, а сейчас лето, хоть и холодноватое.

Для жителя средней полосы высокие широты – непривычные, уже август, а здесь в первом часу ночи уже светает, и облака начали подсвечиваться Солнцем. Пока готовили ужин, рассвело, и спать легли уже посветлу.

 

Фото 4. Александр Туманов. Вид на Желанный

 

Перед сном ко мне ещё раз пришло моё ощущение нереальности происходящего. Как будто всё это происходит не со мной, – настолько это необычно, непривычно: горы, тишина, прииск, Приполярный Урал… И я здесь?.. Реально?.. Вспомнилась первая ночь похода прошлого года по Соби (которая течёт практически по Полярному кругу, это ещё севернее). Интересно, что это ощущение нереальности происходящего было со мной практически во всех дальних походах.

 

* * *

Год спустя мы снова оказались в этих местах. Только маршрут был другой: сначала мы прошли пешком по горам вокруг Нáроды, вернулись в Желанный и затем сплавились вниз по Балбанью и Кожиму.

От Инты до Желанного забрасывались уже комфортнее, нежели в этом году – с попутной машиной геологов на крытом «Урале» для перевозки людей. С геологами нас свёл Аркадий Михайлович Кузнецов, о котором я рассказывал выше, с большой радостью мы с ним встретились год спустя после описываемых событий. Как и в этом году, почти целый день мы добирались из Инты до Желанного. В машине сидели сами геологи (несколько человек), наша группа и ещё одна группа туристов. Дорога долгая, и народ, как водится, делился своим: кто где был, кто что видел. Рассказы туристов чем-то похожи на известные охотничьи рассказы, но «не любо – не слушай, а врать не мешай!» Я почти не принимал участия в разговоре. Мне больше нравится в таких забросках в окно смотреть: места очень красивые, хоть и суровые. Северная природа красива, тянет к себе, а мы здесь уже год не были и будем ли когда ещё...

«Урал» то привычно урчал, то ревел в трудных местах; я то вслушивался в разговор, то снова уходил в свои мысли. Заговорили об Алтае, один из туристов произнёс имя Рериха. Стал слушать внимательнее.

Что примечательно: человека лучше слышно, если видишь его лицо. В этом отношении у меня оказалось очень удачное положение: переднее место сразу за спиной водителя, спиной по ходу движения и лицом к сидящим в машине. Ехать не совсем удобно, но зато всё хорошо видно и слышно.

Парень рассказывал о том, что несколько лет назад собрали они специальную группу и решили пойти на Алтай по следам экспедиции Рериха. По слухам, Рерихи искали особые озёра в Катунских горах, на которых живут Алтайские Учителя. Парень рассказывал, что они ходили по горам около месяца, но ничего не нашли.

Ожидая услышать нечто необычное об итоге их изысканий, я был, честно говоря, немного разочарован в своих ожиданиях (а, с другой стороны, что я хотел услышать?). Но тут дремавший у окна геолог, в старом сером свитере, в шерстяной шапочке такого же цвета, небритый, с обветренным лицом, – ну, точно классический геолог из книжки с рассказами о геологах, – который, казалось, и совсем не вслушивался в разговор, вдруг открыл глаза, приподнял от окна голову и негромко, медленно и отчётливо произнёс, чуть кивая головой в такт каждому слогу: «Непозванный не дойдёт...»

Я даже вздрогнул от этих слов. Вот такие бывают неожиданные встречи.

 

День пятый

Проснулись по часам, вроде бы, и не поздно, но в посёлке уже давно наступил день. На улице тихо. Высокая облачность с пятнами синего неба. Хорошо виден весь посёлок прииска, разместившийся на горном склоне в широкой безлесной долине Балбанью. Несмотря на лето, на склонах долины местами лежат пятна серовато-белого снега. Сама река и долина, полого уходящая вниз, – очень живописны.

 

Фото 5. Рассвет над долиной Балбанью, впереди по центру гора Народа

 

Посёлок давно проснулся. Слышны стуки топоров, дымки костров почти вертикально поднимаются в небо (таки готовят еду на костре?), ветра нет.

Пообщались с жителями посёлка (мы для них – новые люди, которые привезли новости с «материка»), все очень доброжелательны, приветливы и открыты. Население очень разношёрстное. Кончено, сами горняки и старатели. Геологи из Воркуты, живут здесь даже с семьями. Туристы (как оказалось, мы здесь не одни).

Паренёк лет шестнадцати, сын геолога из Воркуты, зашёл в гости познакомиться. Он чувствует себя здесь одним из хозяев (в самом хорошем смысле): нужно проследить, чтобы в посёлке всё было хорошо; помочь тем, кому помощь нужна, просто поговорить по душам. Они с отцом живут на прииске с начала лета, поэтом он очень хорошо знает все окрестности, всё исходил. Знает, в том числе, все штольни и выработки, как действующие, так и старые. Пожалел, что у нас мало времени, а так можно было бы сходить на старые штольни, где в отвалах можно найти много небольших непромышленных кристаллов горного хрусталя. Это пять-шесть километров вверх за горой. В следующем году парень собирается поступать в московский ИнЯз. Молодец!

Простились с Желанным и вышли из посёлка вверх по Балбанью. На окраине Желанного немного запаслись дровами: мера вынужденная, т.к. за день до перевала точно не дойдём, а местность впереди безлесная, и газа у нас нет, идём только на дровах. Конечно, хоть леса и нет, но мелкий кустарник – в основном это карликовая берёза – всё же растёт, и для приготовления еды можно на костёр набрать сухих веток. Но со своими дровами точно лучше, да и быстрее, а к нашим рюкзакам это небольшая добавка веса.

Погода тёплая, но пасмурная. Впереди над горами клубятся такие тёмненькие облачка, от которых вполне можно ждать противного мелкого дождичка. Чуть выше Желанного Балбанью протекает через красивое озеро Большое Балбанты («ты» – на коми «озеро»; на манси это озеро называется Яны-Ялпынг-Тур – «Большое Священное озеро»). Вода в озере очень холодная, что неудивительно – река-то горная, да и север, однако.

 

Фото 6. Озеро Большое Балбанты

 

Верховья реки Балбанью, её долина были священным местом для народов коми. По одной из версий название реки Балбанью происходит от слова «балбан», «болван» («каменная баба», «истукан», «идол»), так называли стоящие вдоль реки большие камни, похожие на фигуры застывших людей, которые в религии местных народов считаются священными, «ю» – это «река», поэтому «Балбанью» – это «река духов» или «река богов». Но слово «болван», скорее всего, всё же русского (славянского) происхождения, а название реки с большой вероятностью является калькой с местных названий Хай-яга (на ненецком – «Река духов») или Ялпынг-я (на манси – «Священная река»).

Чуть ниже Желанного по правому берегу Балбанью одиноко возвышается гора Еркусей, или Шаман-гора, обитель духа северного ветра Войпеля, который является одним из верховных божеств местных народов. С ненецкого название горы переводится как «Святой хранитель, хозяин». На плоской вершине Еркусея испокон веков приносили жертвы Войпелю, чтобы он был благосклонен, даровал много оленей и защитил от болезней и бед. У подножия Шаман-горы археологи находили клады монет и другие ценные вещи. Подниматься на вершину горы можно было только с чистым сердцем, добрыми мыслями и благими намерениями. Людей, потревоживших северного духа понапрасну с корыстными целями, Войпель безжалостно обращал в камни. Камней здесь немало…

Начинает потихонечку крутиться мошкá. Вот уж чего-чего, а по мне так противнее мошкú зверя нет. Как писал Павел Бажов в одном из своих рассказов: «В здешних-то местах раньше простому человеку никак бы не удержаться: зверь бы заел либо гнус одолел».

Идём правым берегом Балбанью. Здесь неплохая тракторная дорога, местами сильно болотисто, местами просто грязновато, но в целом проходимо.

Чуть выше, на берегу небольшого озерка стоит чум, сверху поднимается дымок, – здесь живут оленеводы. Вокруг стоят сани (даже летом!), телеги с сеном, лежит хозяйственный инвентарь, но оленей не видно. Как оказалось, олени – выше в горах. Около чума женщины и дети. Чум охраняют несколько очень колоритных больших лохматых псов, которые издалека почуяли чужаков; они с громким лаем бросаются на нас, несмотря на то, что к чуму мы подходить не собираемся и мирно идём мимо. Впрочем, как выяснилось, псы только демонстрируют свою агрессивность – служба у них такая, а людей они совсем не трогают (вот если медведь или волк – тогда да, а людей – нет). Мы позже встречались с их товарищами по службе, они помогают пастухам оленей пасти, так очень даже дружелюбные звери, хотя внешне и страшные на вид.

 

Фото 7. Чум

 

* * *

В этот раз мы прошли мимо чума, а вот год спустя по настоятельному приглашению оленеводов зашли к ним в гости.

Чум – это большое помещение (совсем упрощённо – коническая палатка или шатёр), каркас которого составляют длинные деревянные жерди, покрытые сшитыми оленьими шкурами. Вдоль стен – лежанки, также покрытые шкурами, в центре – железная печка, на которой готовят еду и которая обогревает чум. Но это – очень упрощённое описание, чум – это дом оленеводов, описать его сложно, его нужно увидеть. Стены – это не просто стены, это ковры, это шкуры, это украшения, это красивые ткани с вытканными рисунками. Это своя мифология. Для оленевода чум – это его вселенная, в которой он живёт.

Нам были рады – гости издалека! – можно поговорить, что-то узнать, просто пообщаться. Для оленеводов – это событие. Угощение простое – что есть – но от чисто сердца. Варёная оленина, печенье, консервы, ягоды, чай. И очень большое внимание и уважение к гостям. Разговоры…

Вдруг поймал себя на том, что, слушая, как хозяева говорят между собой на родном языке, я, в общем-то, понимаю, о чём они говорят. Но они говорят на коми!!! А я коми не знаю. Спрашиваю, правильно ли я понимаю, что они сейчас говорили о том-то и о том-то?

– Да, верно.

– Но как же я вас понял, я же не знаю вашего языка?

– А, это просто. У нас почти половина слов из русского языка. Понятно, что слова «олень», «гора», «снег» – наши. Ты их не поймёшь. Но другие слова, которых не было в нашем языке, они пришли из русского. Поэтому ты понимаешь суть нашего разговора.

 

* * *

Вскоре после чума оленеводов мы обогнали вставшую на обед группу туристов-водников. Студенты из МАИ. Как и мы, идут на Косью, но не сразу, сначала у них пеший круг по горам. Как не глухие здесь места, а люди встречаются.

Тропа то выходит на участок старой тракторной дороги, то совсем теряется в болотистой почве. Временами идти тяжеловато, порою по щиколотку проваливаешься в жидкую грязь, порою идёшь по скользким камням, а иногда перешагиваешь с кочки на кочку, внимательно глядя, куда можно безопасно поставить ногу. Болотистые места перемежаются труднопроходимыми зарослями карликовой берёзы, густо стелящейся и постоянно цепляющейся за штаны. Сам по себе кустарник, вроде бы, и невысокий, но местами приходится в самом буквальном смысле продираться через него. Среди лесов карликовой берёзы то тут, то там возвышаются покрытые зеленоватым мхом островки некрупного курумника.

Долина Балбанью начала понемногу сужаться. А из-за гор, из соседних долин к нам стало потихоньку натягивать низкие тёмные рваные тучи, из которых вскоре посыпал мелкий нудный дождь. Но в горах погода меняется быстро, поэтому мы не теряли надежды на хотя бы небольшое улучшение её, всё же идти лучше без дождя (кстати, для меня под дождём лучше плыть, чем идти, на реке обычно ты и так мокрый от валов на порогах; но, конечно, если был бы выбор, то лучше бы совсем без дождя).

Низкие пропитанные водой тучи не внушали надежды на близкие перемены к лучшему; дождь то заряжал сильнее, то немного переставал. Дело шло к вечеру, и, несмотря на белые ночи и пользуясь неожиданной передышкой с дождём, решили встать на ночёвку, благо нашлось хорошее место. Духи Балбанью, видимо, этим вечером были к нам благосклонны, тучи на глазах начали уходить вниз по долине в сторону Желанного и дальше к Кожиму. Пока готовился ужин, некоторые из нас решили на ночь искупаться в ледяной воде Балбанью. Наша команда однозначно набирает силы, и не только моральные!

 

Фото 8. Верховья Балбанью, в центре гора Нáрода

 

Как приятно, сидя у костра, видеть чистое небо над головой. Сейчас, ночью, оно всё равно немного светлое, с чётко видимыми хребтами гор по другую сторону долины. Жаль, что звёзд из-за белых ночей совсем не видно, ведь звёзды в горах – это потрясающе! Ты просто один на один находишься с мирозданием… А Млечный Путь в горах… В городе этого даже близко нельзя представить. Это нечто мистическое. Но это немножко из других переживаний, это из южных чёрных горных ночей, это не летний Приполярный Урал, который, однако, самодостаточен, и который имеет то, чего нет в других местах.

Неожиданное явление в небе заставило нас на какое-то время реально немного напрячься. Над небольшим понижением дальнего хребта вдруг зажёгся прожектор. Во всяком случае, то, что там светило, было похоже на прожектор! Но прожектора здесь не могло быть. Там, в той стороне на перевале ничего не могло быть. Во всяком случае, в нашем понимании этих мест. Но что это? Самолёт? Прислушиваемся, – тихо, ни звука. Что, может, НЛО?!! Мы всякое читали про эти места. Веришь – не веришь, но когда видишь то, что объяснить не можешь, то в голову всякое приходит. Что думать? Минут двадцать мы, люди, имеющие неплохое физико-математическое образование, пытались понять и осознать, что же мы видим? Ведь мистики же не бывает?.. Да, точно?!. А мистики и не было. Это в этих широтах так всходила над низким хребтом одна из планет: то ли Венера, то ли Юпитер. Скорее всего, Юпитер; уж больно большой был… Ночи хоть и светлые, но планетам всё нипочём.

 

День шестой

Утром выглянули из палатки, – что там? А там – переменная облачность, сквозь облака даже проглядывает Солнце. Несильный ветер перегоняет длинные языки тумана из нашей долины за склоны гор. Они медленно ползут по склонам долины, клубясь, цепляются за вершины, видно, думая: спуститься ли обратно вниз или таки переползти дальше? Тепло. Чуть-чуть мошкú, но приемлемо…

Тропа стала заметно суше. Местами встречаются техногенные остатки геологических изысканий: обломки вышек, буров, совсем ржавые бочки из-под горючего, полуобвалившиеся геологические разрезы по склонам, даже останки вездехода. Но, к счастью, для природы это точечные эпизоды. Балбанью на глазах превращается в небольшой ручей, который местами даже можно перепрыгнуть; истоки реки уже близки.

Начинается крутой подъём к перевалу Кар-Кар, лежащем на хребте, который разделяет бассейны рек Кожим и Косью. Тропа на перевал хорошо набита. Навстречу нам сверху спускаются два пастуха, совсем мальчишки, но вооружены хорошо – местные медведи очень интересуются стадами оленей. Говорят, только вчера отогнали медведя, буквально чуть повыше. Так чтобы мы были поосторожнее. Оно, конечно, лето, медведь человека обойдёт; но всяко бывает, можно и в лесу случайно нос к носу столкнуться. И ещё ребята попросили нас, когда дойдём до стада, – а оно сейчас пасётся выше, – остановиться, чтобы не испугать оленей: стоящих людей они не боятся, а вот идущих почему-то опасаются. Пастухов сопровождает несколько собак, лохматых и страшных на вид, но очень дружелюбно виляющих хвостами и чуть ли не приглашающих их погладить, тянут носы и пытаются лизнуть. На всякий случай, погладить не решились.

Стада пока не видно, но постепенный набор высоты уже позволяет сверху посмотреть на окрестности: внизу слева хорошо видно озеро, из которого вытекает Балбанью и невысокий перешеек – перевал в истоки реки Лимбекою, той самой, в низовьях которой мы были при спасении вездехода егерей национального парка. Название реки «Лимбекою» с коми переводится примерно как «Река, берущая начало у ледника». Изначально мы предполагали идти в верховья реки Манараги как раз через этот перевал из долины Балбанью в долину реки Лимбекою, из которой почти тут же есть несложный перевал в долину реки Манараги. Этот путь из долины Балбанью в долину Манараги считается более лёгким, нежели путь через перевал Кар-Кар. Но в Инте Сергей, инструктировавший нас, посоветовал идти всё же через Кар-Кар: да, это сложнее, но не настолько, чтобы не пройти по красивым местам, лёгкий путь менее живописен.

Вскоре дошли мы и до оленей. Или они спустились к нам. Стадо идёт неспеша, без пастухов. Олени очень любопытны, хоть и осторожны. Нас боятся, но в в больших овальных глазах горит явный интерес: это что здесь такое редко виданное и потому непривычное? И, вроде бы, не опасное? А что у них за спиной? Все олени – невысокие, как большие телята (если сравнивать с привычными нам коровами). Самцы – с красивыми рогами. Много маленьких оленят. Проходя мимо нас, стадо глуховато похрюкивает.

Для нас встреча со стадом – это небольшой незапланированный привал, но мы – совсем не против. Сняв рюкзаки, спокойно посидели минут двадцать, пока бóльшая часть стада не прошла вниз. Оленей в стаде много, очень много, на глаз – сотни голов. Предположу, что сосчитать их в практически невозможно; а вот как считают их пастухи? Или не считают?

 

Фото 9. Олени

 

Дожидаться последнего оленя мы не стали. И когда плотность стада стала совсем маленькой, мы – к ужасу задержавшихся – встали и пошли дальше. Олени вежливо – с пониманием – уступали нам тропу.

Вскоре к нам подошла группа туристов-школьников, гуляющих по горам без рюкзаков; их палатки мы видели внизу перед подъёмом на перевал. Они оказались выпускниками одной из школ города Лысьва, что в Пермской области. Руководитель – молодой парень – учитель географии. По словам ребят, они не первый раз в этих местах. Да и по родному Уралу немало походили. Повезло ребятам с учителем!

Рассказали, что вчера видели, как медведь пытался напасть на оленя. Но пастухи заметили зверя вовремя и отогнали его выстрелами. Медведь так впечатлился стрельбой, что буквально за несколько минут даже не взбежал, а взлетел вверх по длинному крутому осыпающемуся каменистому склону.

До перевала нам было с ними по пути, потом наши дороги расходились: ребятам – подъём на Нáроду, нам – вниз в долину реки Манарага.

Вокруг настоящие скалистые горы, с пиками, вздымающимися в небо, с ледниками и снежниками. Для меня Приполярный Урал стал откровенным открытием Урала как настоящей горной страны. До этого я был немного знаком с Полярным, Северным, Средним и Южным Уралом. После Кавказа или Алтая Уральские горы там были похожи на большие или очень большие холмы, где-то заросшие лесом, где-то – нет; со скалами, с утёсами, с каменистыми плато, с полями курумника, но без скалистых пиков, без больших снежников и ледников. Приполярный Урал изменил всё. Здесь были самые настоящие горы, как на Кавказе или на Алтае – с пиками, со снежниками и ледниками. Пусть по абсолютной высоте они не очень велики (высшая точка Приполярного Урала – да и всего Урала – гора Нáрода чуть ниже 2000 метров), но поскольку долины лежат почти на уровне моря, относительная высота даёт ощущение настоящей горной страны.

Последний взлёт на перевал Кар-Кар тяжеловат и крут. Торопа пропадает среди навала камней, но перевал виден хорошо, поэтому направление – куда идти – понятно. Но идти – это, скорее, карабкаться по скользкому курумнику, а временами даже по большим обломкам скал, заросшим скользким мхом и зеленовато-серым лишайником. А за плечами хорошего веса рюкзак (там ведь ещё и катамаран и всё, что нужно для сплава), поэтому крутой подъём по большим камням временами напоминает элементы акробатики с силовыми упражнениями. Но при некоторой осторожности и определённом внимании это относительно безопасно.

 

Фото 10. Подъём на перевал Кар-Кар

 

Перевал Кар-Кар лежит на небольшом хребте, который разделяет бассейны рек Кожим и Косью. По местным меркам довольно высокий – 1240 м и даже имеет первую категорию сложности – 1А. Название в буквальном смысле означает, что перевал связывает два горных кара; карами обычно называются цирки или большие горные чаши. Перевал – просто горная классика, это плавное понижение в водораздельном хребте шириной около метра. В обе стороны от перевала можно без труда прогуляться по гребню. С перевала открывается великолепный вид на гору Манарага. «Манарага» на языке коми – «медвежья лапа». И, действительно, пики Манараги похожи на растопыренную когтистую лапу медведя. Отличный панорамный вид на долину реки Манарага и на раскинувшуюся во все стороны, куда только глаз может достать, горную страну Приполярного Урала с возвышающимися пиками и пятнами снега на них, с глубокими долинами между этими пиками. А сзади – отличный вид на блюдца озёр в цирке под нами и на долину Балбанью, уходящую вдаль к Желанному.

 

Фото 11. Перевал Кар-Кар

 

Фото 12. Вид с перевала Кар-Кар, вдали по центру гора Манарага

 

Перевал Кар-кар находится у подножия высшей точки Урала – горы Нáрода (1895 м), до неё отсюда всего несколько километров по гребню, она хорошо была видна из долины реки Балбанью. Почему высшая точка Урала называется именно так, даже сейчас не совсем понятно. Кто-то выводит её название от реки Нáрода, которая берёт начало у подножия этой горы, бурно бежит на восток и входит в бассейн Оби. Кто-то называет гору – Нарóдная, от слова «народ», вроде бы, именно так в честь советского народа назвал её в 1927 году советский геолог Александр Алёшков, первооткрыватель месторождений горного хрусталя в этих местах. Как бы то ни было, и в Инте, и в Желанном мы слышали от геологов название Нáрода. На языке коми гора называется Нáрода-из («из» – гора), но это название с большой вероятностью пришло из русского языка. На языке манси гора называется Поэнг-Урр, что просто значит «Самая высокая гора».

 

Фото 13. Гора Народа

 

Фото 14. Вид на восток с горы Народа, исток реки Народа, бассейн Оби

 

Подъём на Нáроду от перевала Кар-кар не представляет особой технической сложности, какого-либо специального снаряжения не нужно, нужна только хорошая обувь для хождения по горам. Но нужно будет идти вверх по камням, по курумникам, по снегу, т.е. хорошая физическая подготовка с опытом походов по горам лишними точно не будут. Мы на Нáроду не пошли, поскольку были ограничены во времени, а такой радиальный выход занял бы целый день.

Бросается в глаза необыкновенный оттенок лежащего снежного языка – чистейший голубой цвет! У нас зимой снег бывает порою синеватого цвета, а здесь – чистый яркий голубой. И сам снег чистый, без грязи, несмотря на лето; наверное, здесь совсем недавно был снегопад.

По верованиям местных жителей весь массив Нáроды и окружающие горы так же, как и верховья реки Балбанью, были священными местами, куда могли подниматься только шаманы с сакральными целями.

 

Пронизывающий насквозь, проникающий чуть ли не до костей сильный холодный ветер явно подгоняет нас к спуску с перевала. И если подъём на перевал был крутоват, то спуск – ещё круче. И по наклону, и по эмоциям, и по впечатлениям. Едва заметная, просто намеченная в камнях тропка уходит налево вниз. Наклон большой, но если не спешить, если идти аккуратно и внимательно, то не страшно. Правда, кое-где приходится буквально просто сползать по камням. Но такой крутой участок не очень долгий, вскоре тропа выполаживается.

Часть нашей команды, задержавшись на перевале и не заметив тропы, начала спускать напрямую по камням и обломкам скал. В это время мы уже вышли на пологую часть и наблюдали за ними снизу. Надо сказать, это зрелище было волнительное и переживательное, потому что по камням по крутому склону спускаться труднее, нежели лезть вверх. Крутизна большая, и камни большие, а тут ещё и тяжёлый рюкзак за спиной. Реально опасно. Но наши товарищи благополучно одолели этот очень непростой участок и вскоре стояли рядом с нами.

Уже после возвращения из похода я как-то встретил своего старого знакомого, который одно время увлекался походами в одиночку. Я рассказал ему о нашем походе на Косью, а он мне поведал свою историю спуска с этого перевала, которая случилась с ним несколько лет назад. Он точно так же шёл на Косью из долины реки Балбанью через перевал Кар-Кар. Но шёл один и в тот день не встретил никого ни из пастухов, ни из туристов. И погода тогда оказалась очень непростая. Накануне, несмотря на лето, в горах выпало много снега. А на самом перевале лежало даже около метра снега. Ни о каких тропинках, понятно, и речи не было, всё вокруг было белым-бело. Глазу красиво, но идти очень трудно. На перевал он поднялся, чуть ли не грудью пробивая дорогу в снегу, а спускаться начал так же, как и наши товарищи, напрямую по камням и по скалам, потому что какая там тропа, где её под снегом найти... На одном из больших камней он поскользнулся, не смог удержаться и пролетел вниз метров шесть, упал на спину (рюкзак он на спуске снял со спины, чтобы легче было удерживать равновесие). Упал мягко, на толстый слой снега. «Лежу на спине и боюсь шевельнуться. Никакой боли, вроде, и не чувствую, но это, может быть, и от адреналина, а, может быть, просто шок. Боюсь пошевелиться, потому что если что-то не так, если что-то сломал, то это всё, это мучительный конец. В такую погоду сюда никто не пойдёт, и если я не смогу встать, то где-то здесь меня и найдут. Потом… Не совсем живого… Просто замёрзну… Пролежал минут двадцать. Но не вечно же здесь лежать. Попробовал руки… Вроде, ничего… Ноги… Тоже ничего… Приподнялся… Спина работает, кости целы, ничего не сломал, ничего не потянул... Встал. Пошёл. Пронесло… Ф-ф-ф-у-у-у… Больше зарёкся ходить в дальние походы в одиночку». По его словам время лежания на снегу под перевалом морально было очень тяжёлым, с раздумьями о жизни, с сильнейшим нервным напряжением и с физическим ощущением полной беззащитности человека перед природой, если он один и некому помочь. И это не с кем-то и не где-то. Это именно с тобой и именно сейчас. И ты сам на это пошёл… Больше в одиночку он в походы не ходил.

 

А мы идём дальше, к реке Манарага. Нам ещё предстоит непростой путь по курумнику, по большим камням, спуск по скользкой траве на крутом склоне. После перевального цирка с цепочкой небольших озёр перед нами во всей красе предстала внизу блестящая лента реки, петляющая по глубокой долине. Вниз ведёт чуть заметная тропка по крутому травянистому склону, которая то и дело теряется в густой жестковатой траве. Спуск вниз, – казалось бы, что тут может быть сложного? Но так непросто идти вниз по мокрой траве, скрывающей чуть ли не на каждом шагу скользкие шатающиеся камни, когда навалившаяся за день усталость (очень умноженная подъёмом на перевал) делает рюкзак значительно тяжелее... Каждый шаг требует внимания и полной собранности. Давно замечено, что подниматься по горным склонам часто даже проще, чем спускаться вниз. При каждом шаге ногу нужно ставить очень аккуратно. Куда наступаешь – на камень (прочно ли стоит? можно ногу ставить?), на траву (не скользко?), на ложбинку между камнями, в которую так и норовить провалиться и потом застрять в этой щели ступня. Через какое-то время ощущаешь себя почти кузнечиком – потому что колени по ощущениям как будто лучше сгибаются назад, а не вперёд. Про стопы вообще лучше молчать… Потому что зафиксировать стопу в нужном положении труд ещё тот: она запросто может подогнуться в любом направлении. А про спину под рюкзаком даже и говорить нечего… Подбрасываешь рюкзак в попытках перераспределить вес с плеча на плечо, но легче всё равно не становится.

 

Фото 15. Спуск с перевала Кар-Кар в долину реки Манарага

 

Но вот она – река Манарага. Спустились, дошли. Отсюда пока о сплаве речи нет, воды совсем мало и очень мелко. Нужно идти дальше вниз по реке до того места, где можно будет встать на воду. После небольшого отдыха, напившись вкуснейшей чистой холодной воды, пошли дальше вдоль правого берега.

 

Фото 16. Долина реки Манарага, верховья

 

* * *

Год спустя, перед сплавом по Кожиму, мы сделали хороший пеший круг вокруг горного массива горы Нáроды. До реки Манараги мы шли тем же путём. Но, спустившись к реке, мы пошли не вниз, а вверх к верховьям. Там есть тропа, вскоре после перевала переходящая даже в заметную тракторную дорогу, которая нам оказала медвежью услугу: мы увлеклись хорошей дорогой и не заметили нужную нам тропу, уходящую в сторону, в обход Нáроды. На поиски нужной тропы потратили полдня. Но нашли.

 

Фото 17. Истоки реки Манарага

 

Неожиданным оказалось встретить в этих глухих нелюдимых местах остатки былых разработок и следов человеческой жизни. Обрушенные штольни, когда-то уходящие вглубь земли; ржавые рельсы, ведущие в эти штольни; остатки вагонеток на рельсах; совсем трухлявые уже железные бочки из-под топлива; какие-то непонятные бывшие металлические конструкции; остатки строений… Едва различимые, почти полностью сгнившие брёвна, давным-давно заросшие мхом и лишайником, по расположению напоминающие очертания бараков или каких-то строений; большие куски ржавой колючей проволоки, огораживающие территорию, наводили на мысль, что мы, возможно, на месте бывших рудников, в которых добывалось что-то очень ценное (золото, самоцветы? это ж Урал!) или – что прозаичнее, но гораздо трагичнее – бывшего когда-то здесь лагеря ГУЛАГа. Всё это дополняло необъяснимое ощущение бывшего когда-то здесь окружающего невыносимого безнадёжного и безысходного человеческого страдания или тяжёлого труда, ощущение это едва уловимо, тем не менее, оно как-то явно чувствовалось в воздухе, и этим надрывным страданием словно было пропитано всё это место. Ощущения эти, конечно, субъективны, но что было, то было.

 

Фото 18. Заброшенная штольня

 

Это было единственное место, напоминавшее лагерь тех времён, через которое мы тогда прошли. Дальше были горы, переправы через бурные горные реки, непростые перевалы, свежие медвежьи следы на тропе и даже свежий – чуть ли не дымящийся – медвежий помёт под ногами. Но это всё было в какой-то степени обычно, естественно и вполне одолимо, даже медведи (но лучше не встречаться), а вот ужас человеческого страдания и безысходности – это стояло над всем…

 

* * *

Итак, спустившись с перевала Кар-Кар, мы пошли вниз правым берегом реки Манарага. Еле угадывающаяся тропа, высокая жёсткая трава, блюдца неглубокой воды и местами глухо чавкающая, затягивающая ботинки, болотная грязь; ну и на «сладкое» – мошкá: ест с аппетитом, но пока терпимо. Больше достаёт тяжеленный рюкзак, который на фоне усталости даже не знаешь, на какое плечо повесить: и так не так, и этак плохо. Скорее бы дойти до ночлега…

Встали на ночлег. Прошли после перевала, в общем-то, немного, но здесь южный склон гор, поэтому лес здесь начинается гораздо раньше, нежели на северном склоне в долине Балбанью. Практически, почти сразу после спуска в долину начинают появляться деревья. Их сначала немного, и это ещё не лес, но они есть, и сухих деревьев и сучьев на дрова – хватает. Сбросив рюкзаки, облегчённо вздохнули и перевели дух. Состояние – не описать: это надо именно быть там, и после перехода через перевал, и сбросить рюкзаки… Ночлег!

 

Фото 19. Долина реки Манарага

 

Поставили палатки в расширении долины реки Манарага, место живописное, журчат ручьи, а по склонам гор видны нитки водопадов, от которых доносится глуховатый шум. Уходящая вниз долина реки заметно сужается.

Низкая рваная облачность, но тепло. И всё больше мошкú, которая, видимо, изрядно оголодала за малым числом туристов. Но современные достижения цивилизации – репелленты – пока работают.

После рюкзака спина не то, что не гнётся, а просто никакая. Всё болит, но болит приятной физической болью от усталости после правильной трудной работы.

Завершив день вечерней прогулкой, посидели у костра. Потравили туристские байки, вспомнили былые подвиги. Мне припомнилась разница в восприятии времени, которое в привычных условиях обычно течёт по нашему пониманию, а вот в экстремальных случаях время может восприниматься по-другому. Когда-то об этом мне рассказал мой друг, много ходивший в горные походы. В одном из сложных походов по Кавказу они вышли на ледник с очень крутым склоном, а о страховке толком не позаботились, поленились. И мой товарищ сорвался с этого ледника и стал на спине быстро скользить вниз. А впереди была пропасть. Он летит по леднику и не может остановиться. Пытается зарубиться ледорубом – и не может. Летит дальше и пытается зарубиться… и никак… И летит… А там – пропасть! Наконец, зарубился и остановился… по его ощущениям он летел вниз по леднику несколько минут. А со стороны это было видно так: он сорвался и через секунду зарубился ледорубом.

У меня был случай в Саянах на сплаве по горной реке. Я шёл на каяке и вошёл в порог типа «бочки». «Бочка» – это такой пенный котёл после падения реки с крутого камня, закручивающийся назад, в котором пена и вода, когда ты туда рухнул, с большой встречной скоростью бьют тебя спереди и толкают назад. А сзади ещё по корме бьёт срывающийся со слива ревущий поток. Очень часто байдарка в таком пороге переворачивается, и её начинает крутить в пене и воде бушующего потока, и выбраться оттуда непросто. Но надо знать, что внизу есть течение, которое тебя может вынести, главное – до него нужно дотянуться лопастью весла. Я про это знал. Рухнул я в эту «бочку», и начало меня в пене крутить (порог-то хороший был). Меня крутит, я пытаюсь лопастью весла дотянуться до глубинного течения, и не могу. Меня крутит в пене, дышать нечем, пытаюсь поймать нижнее течение – и не могу. Пытаюсь… и не могу. Я не знаю, сколько меня там крутило, по ощущениям долго… Но поймал веслом нижнее течение, и вынесло меня из этой «бочки». Казалось, что я там провёл несколько минут. А вот как это виделось со стороны: я вошёл в «бочку», провалился в пену, над пеной мелькнула лопасть весла, и я вышел из порога. Секунда-две… Вот такое восприятие течения времени в разных условиях.

После костра мы с большим удовольствием залезли в спальники.

А с середины ночи пошёл дождь, который не закончился и утром. Он лил, лил, лил…

 

День седьмой

Утром проснулись под монотонную дробь дождя по тенту палатки. Вылезать наружу совсем не хотелось, хотелось ещё какое-то время полежать в тёплом спальнике, нежели оказаться под холодной взвесью частого мелкого дождя и ходить по промокшей насквозь траве, сбивая на себя с полностью промокших кустов крупные капли влаги. Оно надо? Конечно, такая погода – нормальна для походных условий (тем более, что это Приполярный Урал), но ведь всегда есть надежда, что дождь скоро пройдёт. Будет сыро, но хотя бы сверху ничего литься не будет. И дождь, действительно, вскоре закончился; мы приготовили завтрак на дровах, сохранённых ещё с вечера под тентом, и вышли дальше.

Низкие тучи закрывают вершины гор, сама долина заполнена плотным холодным туманом, всё сыро, но есть надежда на улучшение погоды, поскольку нам в спину дует несильный ветерок, которому вполне по силам разогнать и туман, и низкие тучи. И как это часто бывает в горах, через пару часов тучи стали рваться, в голубые дырки облаков стало проглядывать Солнце, и жизнь вместе с окружающей природой заиграла совсем другими красками, яркими красками, жизнь стала налаживаться.

 

Фото 20. Долина реки Манарага

 

Появилась хорошая торная тропа, отдельно стоящие деревья дружно стали собираться в настоящий лес, пока в основном лиственный. Долина Манараги не очень широкая, но очень красивая. По левому – хорошо видимому для нас – берегу долины вверху в горах между небольшими вершинами много симпатичных ниш, полок, цирков, в которых глаз так и хочет поместить красивый замок, смотрящий за долиной. Место просто сказочное, замок бы отлично смотрелся на крутом горном склоне. Другое дело – нужен ли здесь кому-то замок?

И какое-то мистическое ощущение (наверняка, это проявление шестого чувства!) того, что вся долина живая и внимательно смотрит на тебя, проникая в самую твою суть, словно оценивая – кто ты, что за человек, зачем пришёл сюда, чего от тебя ждать, и чем поделишься?

 

У каждого народа есть свои поверья, сказания, мифы о духах природы. Духи природы следят и управляют той местностью и тем ландшафтом, в которых живёт народ. У русского народа – это лешие, водяные, полевые. У народов, живущих в горах, кроме леших и водяных есть ещё духи гор, перевалов и горных долин. У каждой вершины, каждого перевала, у каждой горной долины есть свой собственный дух природы, который следит и оберегает вверенную ему вотчину. На Алтае, например, духа горной долины называют труднопроизносимым для русского языка словом «Ыйык».

Однозначно здесь должны быть духи долины Манараги и окружающих гор, духи, которые сейчас внимательно следят за нами; и нам надо ещё заслужить их благосклонность и доброе расположение.

По местным легендам предками народа коми была легендарная «чудь белоглазая», которая людьми была только наполовину, вторая их половина принадлежала миру духов. Когда пришли тяжёлые временам, чудь покинула эти места. По одной из легенд, – они ушли под землю, завалив за собою входы. Но время от времени кто-то из чуди выходит из-под земли и помогает попавшим в беду людям. Николай Константинович Рерих в книге «Сердце Азии», говоря, правда, об Алтае (но следы чуди в разных легендах прослеживаются и на Урале, и на Алтае), пишет:

«Старик ведёт нас на каменистый холм и, указывая каменные круги древних погребений, торжественно говорит:

– Вот здесь и ушла чудь под землю. Когда Белый Царь пришёл Алтай воевать, и как зацвела Белая берёза в нашем краю, так и не захотела чудь остаться под Белым Царём. Ушла чудь под землю и завалила проходы каменьями. – Сами можете видеть их бывшие входы. Только не навсегда ушла чудь. Когда вернётся счастливое время, и придут люди из Беловодья и дадут всему народу великую науку, тогда придёт опять чудь, со всеми добытыми сокровищами».

Может быть, и в долине Манараги есть тайные ходы чуди?

У коми много разных духов, которые заведуют всем на свете. Но для нас сейчас главные из них – духи лесов, рек и гор. При встрече с ними обязательно нужно сохранять спокойствие и избегать ярких эмоций, особенно негативных. И иметь в виду, что вы-то встреченных духов можете и не почувствовать, и, тем более, не увидеть, а вот они-то отлично видят вас всегда. Сами по себе духи не злые и не добрые, они просто здесь живут, это их земли. И ко всем пришедшим они относятся в соответствии с внутренним состоянием гостя, поэтому доброжелательность и радость будут хорошим пропуском в их владения. Главная задача духов – охрана природы, не только от людей, но и от стихийных бедствий (хотя временами они сами их и инициируют, но тут духам виднее). Они следят за гармонией и балансом в окружающем мире и действуют так, как будет лучше для этого мира.

Ворса – леший. Хозяин леса. Может представиться в любом виде, но обычно любит предстать одиноко стоящим деревом или принять облик лесного зверя, чаще всего – медведя (кстати, возможно, неслучайно накануне туристы видели медведя?). А может оказаться и человеком, обычно мужчиной, ведь женщины в лесу в одиночку не ходят. Поэтому нужно быть повнимательнее со встречными, особенно с одиночками. Ворса – повелитель деревьев, полян, лесных зверей и птиц, а также погоды в лесу. С Ворсой нужно вести себя по-доброму, по-хорошему, тогда в лесу можно ничего не бояться и надеяться на удачу. В добрые старые времена охотники входили в лес со словами: «Я тебе табак, ты мне – белок. Я тебе пироги с грибами, ты мне – зайцев и дичь». И несли и табак, и пироги с грибами. А возвращались и с белками, и с зайцами.

Вакуль – водяной. Хозяин всех вод, рек и озёр («ва» на коми – вода). Обычно представляется в образе щуки или другой большой рыбы, которая может говорить человеческим голосом (точно так же, как золотая рыбка; Александр Сергеевич Пушкин, наверняка, общался с северными водяными; да и Емеля имел опыт известного общения со щуками). Но может предстать и в человеческом облике. Правда, в отличие от лешего, в облике женском – русалкой с длинными распущенными волосами. Водяной и леший не очень ладят между собой, сказывают, потому, что леший в воду деревья бросает (что есть, то есть – лежат деревья в воде).

Духи гор на Урале немного отличаются, например, от алтайских горных духов. Здесь это, скорее, духи горных недр и сокровищ. Вспомните известную Хозяйку медной горы – Хозяйку Уральских гор, хранительницу руд и драгоценных камней. Она может предстать в облике красивой женщины в богатой одежде с золотом и самоцветами. А может в виде змейки или ящерки.

Есть и другие природные духи. Дружить с ними непросто, но быть в мире однозначно нужно.

Как не вспомнить Владимира Высоцкого:

 

«Мы ребята битые,

Тёртые, учёные.

Во болотах мытые

Да в омутах мочёные.

Водяные, лешие,

Души забубённые.

Ваше дело – пешие,

А наше дело – конные.

Зря на нас клевещите,

Умники речистые!

Всё путём у нечисти,

И даже совесть – чистая».

 

А мы под внимательным присмотром хозяев долины идём дальше. Вскоре после правого притока реки Манараги – ручья Олений – подходим к вагончику с надписью «Приют Олений». Внутри грязновато, но есть работающая печка, крыша не течёт, поэтому в случае необходимости здесь можно остановиться.

В лесу вдоль тропы изобилие подосиновиков и подберёзовиков, на обед – отличный наваристый грибной супчик из самых крепеньких, самых красивых грибочков, собранных буквально за 5 минут. Для жителей мегаполисов и их окрестностей такое изобилие грибов совсем непривычно, а в северных лесах это почти обычное дело. Помнится, были случаи на северных озёрах, когда на острове сначала приходилось собирать (даже точнее сказать – убирать!) грибы, чтобы поставить палатку. Но особо запомнилось Прибайкалье, хребет Хамар-Дабан: на некоторых лесных полянах белых грибов было столько, что в самом прямом смысле приходилось по ним идти, поскольку ногу поставить было просто некуда. Вот уж там точно можно было бы белые грибы косой косить!

Долина реки Манарага здесь очень широкая и заметно болотистая. К реке несётся множество ручьёв с горных склонов, которые все вместе создают глуховатый шум, словно висящий в воздухе. Хорошая тропа давно разбилась на множество мелких тропинок, которые все потом как-то дружно растворились в болотистых лугах с кочками. Идти тяжеловато: твёрдые кочки, между которыми чавкающая грязь, временами покрытая лужицей маслянистой воды. По кочкам идти невозможно и приходится на каждом шагу с трудом выдирать ноги из хлюпающего засасывающего месива, которое так и норовит оставить в себе обувь. «Не дай Бог никому», – как говорил герой известного фильма. А тут ещё тяжёлый рюкзак, давящий вниз и больно оттягивающий плечи… Но зато глаз радуют живописные пики и округлые вершинки небольших горных хребтов, окаймляющих с обеих сторон долину реки.

Встретилась группа туристов-пешеходников. «Привет, привет! Людей, наконец-то, увидели!» Ну да, людей здесь не так часто встретишь. Хотя людей, думается, чаще, чем медведей. Да и людей уж точно приятнее встретить. В любых горах, где бы ты ни был, при встрече всегда здороваешься (об этом даже не задумываешься, это само собой происходит). А если совсем далеко от жилья, то не спеша поделишься и впечатлениями, и особенностями пройденного пути: ведь нам идти туда, откуда они пришли, а им – с точностью наоборот; дополнительная свежая информация точно никому лишней не будет. В горах всегда так.

На фоне усталости поскорее хотелось бы закончить пеший путь, встать на берегу Манараги и начать собирать катамаран. Но воды в реке пока ещё совсем мало, очень мелко, по сути – каменное русло с текущей поверх тонкой полоской воды. Обычно в верховьях горных рек в начале сплава много проводок, порой чаще даже пешком по реке идёшь, чем плывёшь, но здесь катамаран пока придётся всё время нести. Так что как бы ни хотелось встать, нужно идти дальше вниз по долине.

К вечеру наши желания и наши мысли из ментального плана перешли на физический, материлизовались. Обрывистые ниточки тропочек собрались в хорошую тропу, которая, чуть-чуть пропетляв по появившемуся леску, привела нас к реке к отличной стоянке на самом берегу. Воды в реке – не сказать, что много, но временами, с проводками, конечно, – плыть уже можно. Стоянка явно обжита многочисленными поколениями туристов-водников, с началом сплава мы точно угадали.

С каким же физически приятным удовольствием – даже с наслаждением! – можно сбросить въевшиеся в плечи и в спину тяжёлые рюкзаки, понимая, что завтра уже не нужно будет «вставать под рюкзак»!

К ночи небо совсем расчистилось и похолодало. Сидишь у костра – хорошо, тепло, а отходишь подальше – и холод начинает забираться под одежду, особенно почему-то спина оказывается к нему чувствительна; приходится одеваться потеплее. А когда что-то моешь в речной воде, реально – чуть ли не до самых костей – промерзают руки.

Как хорошо после такого трудового дня оказаться в тёплом сухом спальнике, сладко потянуться и… подумать о жизни. Несмотря на усталость, спать почему-то не очень хочется, в голову мысли всякие приходят. Вот, спрашивается, чего тебе дома сидится, чего не хватает – без этих тяжёлых физических нагрузок, без оттянутых рюкзаком плечей, без негнущейся вечером спины, без дождей, от которых, по сути, до конца не спасает никакая защита, без мокрых насквозь ног после дня хождения по болоту, без безжалостно съедающей заживо мошкú, без окоченевших на холодном пронизывающем ветру сбитых о камни рук, без корней и камней, которые вдруг оказываются под спальником (и никакой коврик из пенки не помогает)? А порой и спальник бывает мокрым, и сухой комплект одежды оказывается совсем не сухим, и даже – тоже бывает – ночью просыпаешься в луже от идущего с вечера дождя, стараясь по возможности не прикасаться к мокрой ткани палатки, которая так и норовит прилипнуть к тебе сверху. Вот зачем всё это, если бы можно было бы просто дома сидеть, чай пить, телевизор смотреть и потом нырнуть в такую тёплую и сухую постель? Вот чего тебя сюда занесло, чего не хватало? Философствовать на эту тему можно долго, но точно знаешь, что вернёшься домой и очень скоро будешь думать, – а когда бы и куда бы можно было бы ещё сходить?

 

«Так оставьте ненужные споры –

Я себе уже всё доказал…»

 

День восьмой

Проснулись рано. После сна осталось радостное чувство общения с какими-то добрыми силами, хотя совсем не помнится, снилось ли что-то. Скорее всего, снилось, во сне общались с кем-то добрым, внимательным, мудрым. Может, и правда – духи долины к нам благосклонны?

Отличный солнечный день. Совсем тихо, ветки кустов и деревьев, с большими висящими на них прозрачными капельками росы, даже не шелохнутся. Со стороны горы Нáрода встаёт Солнце, вливая жизнь в долину реки и играя радужными бликами на капельках. Какой простор! Не спеша, наслаждаясь, втягиваешь в себя глубоким вдохом ещё холодноватый утренний воздух, наполняясь его прозрачно-хрустальной звенящей чистотой. Ах, как хорошо! Жизнь налаживается, однозначно!

Редкие облачка тянутся вниз по долине. Вокруг вьётся немного мошкú, но она пока ненавязчива, она даже не кусается, она сейчас просто как лёгкая – только для вкуса – приправа к походу, к реке, к горам, к горьковатому дымку разведённого костра. Приятно побаливают натруженные накануне мышцы. И как приятно потянуться, широко, прогнувшись назад и раскинув в стороны руки…

В лучах восходящего Солнца перед нами во всей красе предстала гора Манарага.

 

Фото 21. Вид на Манарагу

 

Манарага – словно кисть растопыренных пальцев. Правда, кисть не совсем обычная, ведь пальцев – семь! Обычно «Манарага» на русский язык переводится как «Медвежья лапа». Но это с ненецкого, там «манна» означает переднюю часть медвежьей лапы (т.е. с когтями), а «раха» – «подобный». А на коми Манарага называется «Сезимъюра» – «Семиголовая»: «сизим» – семь, «юр» – голова.

Манарага доминирует над окрестностью, смотрится она просто волшебно! Высота её 1663 м. Часто она называется Царицей Уральских гор, а до 20-х годов прошлого века считалась высшей точкой Урала. Несмотря на то, что для восхождения на Манарагу есть относительно несложный путь (не требующий специального снаряжения), говорят, что гора далеко не всегда позволяет взойти на себя, препятствия могут быть совершенно разными, гора сама решает – кому можно взойти на неё, а кому – нет. И упоминание медведя здесь, конечно, совсем не случайно: этот зверь всегда очень почитался местными народами, которые наделили его острым умом и богатырской силой и сложили о нём много легенд.

 

После завтрака собираем катамаран. Днём на Солнце всё жарче и жарче. И, на наше счастье, почти совсем нет мошкú, т.е., больше её не стало.

После обеда встали на воду. Начало сплава! Не сказать, что воды в реке много, но плыть можно. Как это обычно бывает в верховьях горных рек, первое время сам сплав чередуется с проводками плавсредств по мелким местам, когда часто приходится спрыгивать с катамарана в воду и проводить руками – а то и перетаскивать его – по совсем уже мелким участкам. Как долго это может длиться – это как повезёт, всё зависит и от реки, и от уровня воды, и – да много от чего зависит. Но зато мы уже на реке, мы уже сплавляемся (ну да, пусть временами).

 

Фото 22. Река Манарага

 

Нам везёт, многочисленные правые и левые ручьи и притоки настолько быстро наполняют Манарагу водой, что мы всё реже и реже встаём на ноги для проводок по мелководью. Непрерывно чередующиеся каменистые шиверы всё больше доставляют удовольствие от их преодоления на плаву. Катамаран слегка подпрыгивает на небольших валах шивер, а мы наслаждаемся красотой живописной долины реки. Вот уже между шиверами появляются быстротоки – так называются участки реки со спокойной гладкой, но быстро текущей водой. Вода Манараги – прозрачнейшая, её как будто и нет. Под катамараном совсем близко – только, вроде бы, руку протяни – плавно с хорошей скоростью назад уносится каменистое дно реки с тенями от ряби на поверхности. Воды всё больше и больше, и вот уже река несётся вниз, то плавно и величественно следуя поворотам русла, наваливаясь в поворотах на берега, то разбиваясь об обломки скал, вздыбившимися посреди реки (водники называют такие камни «троллейбусами», – и, кстати сказать, на них лучше не наскакивать), то плескаясь и спотыкаясь на шиверах.

Перед одним из самых красивых и сложных участков реки – перед каньоном Манараги – река немного успокаивается, словно притупляя нашу бдительность, будто заманивая и набирая силу. Долина реки в этом месте широкая (хоть горы всё равно недалеко), всё спокойно и тихо. Плыви и плыви...

 

Фото 23. Долина реки Манарага

 

И вдруг, неожиданно, начинается каньон Манараги – долина мгновенно сужается, и начинается серия порогов с большими валами и кривыми сливами, с «троллейбусами» в русле, с лежащими справа и слева скальными обломками, и с вертикальными скальными берегами реки. Но главная струя – чистая, без камней, и воды много, хотя поток бешено несётся, ревя и неистовствуя. Для катамарана особой сложности нет, да и для байдарки при должном опыте – вполне проходимо. Но расслабляться точно не стóит, при сплаве по горной реке внимание и аккуратность должны быть всегда, иначе река найдёт твоё слабое место. А каньон красив, пройти его – одно удовольствие!

Вскоре после каньона река Манарага (правый приток) и ручей Косьювож (левый приток), сливаясь вместе, должны родить реку Косью. Но мы поняли, что идём по Косью, совершенно не осознав – из-за многочисленных проток – места слияния Манараги и Косьювожа. Вот такой знáчимый момент прошёл (проплыл?) совсем мимо нас. Воды в реке много, о проводках в этом походе можно уже забыть. Но камни в русле лежат, и при сплаве нужно быть внимательным, расслабляться нельзя, нужно постоянно маневрировать, обходя камни, чтобы не оказаться на одном из них. Слезть-то с камня, конечно, можно, но лучше всё же на него не садиться.

 

Фото 24. Начало Косью, слияние Косьювожа и Манараги

 

Несмотря на отличный солнечный день – благодаря безоблачному небу, – мы таки изрядно подмёрзли под окатывающими валами каньона Манараги. Дело шло к вечеру, и мы встали в хорошем месте на левом берегу Косью. Пока вставали, переодевались, ставили лагерь, – пережили жаждущую вкусной тёплой – нашей!!! – крови атаку голодной мошкú. Мошкá, правда, с заходом Солнца и – как следствие, похолоданием – исчезла. Иначе сказать, приостановила пиршество до утра.

Вокруг палаток – ягоды: черника и голубика. И немало: не только наелись, но и набрали на компот!

С этого места очень красиво смотрится растопыренная медвежья лапа горы Манараги. Утром, перед отплытием, мы видели её с одной стороны, теперь видим с другой – с обратной стороны. Реки Манарага и Косью вместе делают огромную петлю, огибающую царицу Уральских гор, давшую названию реке Манарага.

 

Фото 25. Закат на Косью с видом на Манарагу

 

И уже на десерт – ближе к ночи над горами всплывает огромная круглая бело-жёлтая Луна. Она как отменная вишенка на великолепном торте красот и великолепия Уральского Севера!

 

День девятый

Утром открыли глаза – через тент палатки пробивается хороший солнечный день. При этом ухо смущает мелкий и частый-частый дробный стук по тенту. Дождь? В солнечное утро? Нет, это мошкá подтверждает своей активностью отличную погоду и открыто намекает, что за ночь она изрядно проголодалась. Прикажете подавать (т.е. выгонять из палаток) завтрак?

Сначала Косью довольно спокойна: небольшие шиверки чередуются с быстротоками, но хорошее течение сохраняется, поэтому скорость по воде у нас хорошая. Временами встречаются отдельные пороги, порою даже бурные, но все они с чистыми проходами, поэтому для катамарана особой сложности не представляют. Долина реки заметно расширяется, окружающие горные хребты понемногу понижаются и расходятся в разные стороны. Но горный характер Косью ещё не закончился, вскоре река входит в длинный участок бурных шивер-порогов с изобилием крупных камней в русле и приличных валов. Сплав становится немного напряжённым из-за невозможности ослабить внимание даже на короткий срок: велика вероятность на большой скорости наскочить на камень, приходится постоянно маневрировать, это участок с хорошим спортивным водным слаломом. Особенно внимательными нужно быть на крутых не просматриваемых заблаговременно поворотах и в протоках между островами, поскольку в добавление к камням в воде совершенно неожиданно перед самым носом могут оказаться лежащие поперёк русла упавшие деревья. Нам повезло, все проходы у нас были свободными от таких деревьев, но по берегам мы проходили под уже изрядно наклонёнными к воде большими раскидистыми лиственницами, которые последними силами пытались своими корнями удержаться за размываемый рекою берег и которые рано или поздно точно лягут в реку, создав очень неприятное препятствие для сплава. Река своим бурным течением на поворотах, усиливающимся после дождей и паводков, постоянно подмывает берега, унося с собой растущие близко к воде деревья. Это известная постоянная проблема сплава по таёжным рекам. Помнится, однажды в Саянах в верховьях реки Кантегир при сплаве на байдарках на повороте мы увидели прямо перед собой огромную упавшую лиственницу, висящую совсем низко над водой и перегородившую всю реку. Под ней мы по габаритам не смогли бы пройти, и при сильном течении у нас было всего несколько секунд на принятие решения. Мы осознанно перевернули байдарку, пройдя под лиственницей вверх килем и плывя рядом с байдаркой. Тогда всё обошлось. За свою походную жизнь мы несколько раз попадали в подобные ситуации, когда приходилось переворачивать байдарку и нырять под нависшие над водой деревья. Но лучше, конечно бы, без этого.

 

Фото 26. Косью

 

Фото 27. Косью

 

Фото 28. Косью

 

Фото 29. Косью

 

Фото 30. Косью

 

Фото 31. Косью

 

Фото 32. Долина Косью

 

К середине дня подошли к избе Алякринского. Изба хорошо видна издалека на высоком правом берегу Косью. Прямо под ней – бурная шивера, которая заканчивается большой спокойной заводью со спокойной глубокой водой и небольшим, но очень удобным пляжиком с хорошим выходом на берег. Наверняка, изба поставлена именно в этом месте неслучайно.

Здесь мы встретили группу водников на двух катамаранах. На первый взгляд, вполне естественно на реке встретить группу водных туристов. Нюанс был в том, что они шли вверх по Косью! Они не спускались, а поднимались вверх, и это на катамаранах-то! Изначально им маршрут виделся хоть и трудноватым, но интересным: подняться вверх по Косью и Манараге, перевалить в верховья Балбанью, спуститься до Кожима и пойти вниз по Кожиму (т.е. практически полностью пройти наш путь от прииска Желанный, только в другую сторону и дальше по Балбанью и Кожиму), задумывалась вот такая замечательная «подкова». Такие маршруты практикуются в труднодоступных районах: подъём вверх по одной реке, затем волок в бассейн другой реки и сплав по второй реке. Но такие связки, как правило, предполагают первую реку – по которой нужно будет идти вверх против течения – относительно спокойной, по которой можно подняться, и ходят такие связки обычно на байдарках, чтобы можно было на вёслах подниматься вверх против течения. А тут катамараны… Да и Косью – горная, однако, река… Они шли от железнодорожной станции Косью, преодолели множество шивер и порогов, но впереди их ждали гораздо большие трудности. Я вообще не представляю, как можно тащить катамараны вверх по порогам и шиверам Косью или по каньону Манараги; проще собрать плавсредства и просто подниматься по берегу пешком, – так точно будет проще, легче и быстрее. В итоге, поднявшись до избы Алякринского, они, всё взвесив, приняли мудрое решение: дальше не идти, постоять здесь недельку, походить по окрестностям, половить хариуса и спуститься обратно вниз по Косью. Часть группы ушла исследовать озёра по левому берегу Косью. Говорят, эти озёра богаты хариусом, пелядью, гольцом, окунем и щукой. Так ли это, расскажут вернувшиеся исследователи. Кстати, наших друзей-туристов, как оказалось, несколько раз проверяли егеря заповедника на предмет наличия у них путёвок-разрешений на пребывание в заповеднике Югыд-Ва. Но у них-то путёвки были…

Изба Алякринского. Изба была построена в 1972 году в память о ленинградском художнике Андрее Алякринском, пропавшем без вести в ноябре 1967 года на пути к Манараге. Он тогда поднимался в одиночку вверх по Косью, шёл рисовать зимние эскизы Манараги. Избу построили его друзья в память о нём, после того, когда стало понятно, что Андрей не вернётся. Надпись на избе говорит: «Этот дом мы построили в память о художнике Андрее Алякринском, пропавшем без вести на пути к Манараге в ноябре 1967 года».

В избе печь, нары в два этажа, чердак, пристройка для дров, отличная площадка перед избой, рядом над крутым берегом Косью – деревянный стол со скамейками.

Изба поставлена в очень красивом месте на высоком берегу реки над обрывом, от избы с высоты открывается чудный вид на окрестности, а внизу рвётся через камни Косью, тяжело вздыхая валами на глубоким местах и выдыхая глухим рокотом живой горной реки. Место для избы было выбрано с душой.

Изба больше обжита зимой туристами-лыжниками. Летом, как правило, в ней не останавливаются: прошедшие годы (наверное, вместе с туристами) изрядно добавили копоти и грязи, поэтому летом лучше остановиться рядом в палатке. На стенах – вымпелы, памятные знаки, фотографии. На столе – тетради с записями и рассказами о группах, побывавшими тут.

После обеда сел за деревянный стол у избы над Косью, чтобы привести в порядок дневниковые записи похода. Ветерок, Солнце, простор, а воздух, – вдыхать, втягивать, пить!.. Писать трудно, поскольку писать совсем не хочется, всё внимание притягивают простые, вроде бы, таёжные виды, но подсознательно – глубоко внутренние… Очень спокойно и хорошо. Состояние мистического созерцания. Полное ощущение Мира Тонкого, близкого в этих местах. Здесь не мешают загрязнённые ментальные слои городов. Необыкновенное – точнее, совсем непривычное – ощущение абсолютной чистоты.

Наше внутреннее и внешнее (или наоборот, внешнее и внутреннее, – это как кому ближе) так переплетены, что иногда их разделяет совсем незримая грань. Пару лет спустя после описываемых событий я встретил того знакомого, о котором я вспоминал на перевале Кар-Кар (который упал с него в снег). Совершенно случайно (!) он подарил мне свою фотографию из того своего одиночного похода по Косью. Он тогда как раз встретился с туристами у избы Алякринского, и они его сфотографировали. Над его головой хорошо был виден какой-то висящий в воздухе летающий объект в виде диска – НЛО, – как он рассказывал, он его чувствовал весь поход, но не видел, а вот фотоплёнка «взяла».

Чувства и воспоминания…

Но стоит хорошая тёплая солнечная погода, сверху – чистое голубое небо. Нечастые порывы ветра сдувают мошкý, которая хоть и немного, но таки достаёт. Внизу глухо шумит шивера. Абсолютно чистая серовато-синяя вода неудержимым мощным потоком рвётся по камням, после шиверы успокаиваясь, закручиваясь воронками и тяжеловато вздыхая в глубокой заводи. В заводи река меняет свой цвет, вода становится изумрудной. На Солнце она так и светится глубоким густым зелёным цветом, солнечные блики заставляют прищуриваться. Шивера создаёт постоянный немного неровный шум, который то усиливается в коридоре реки, созданным высокими берегами и стеной тайги, то немного затихает. На другом берегу Косью тайга смотрится сплошной серо-зелёной стеной. Здесь в основном растёт лиственница, немного ели и берёзы, всего остального – ещё меньше. Над тайгой и над рекой висит залитое солнечным светом бело-голубое небо, вдали поднимаются уже невысокие горы.

Обзор со скамейки у избы в общем-то невелик: лента Косью в полкилометра между речными поворотами, лес вокруг, чистое небо и низкие горы у горизонта. Но очень хорошо, спокойно и тихо. Очень далеко от цивилизации; чистая атмосфера – не только воздушная, но и ментальная. Всё это создаёт хорошие условия для тихого миросозерцания, даже немного ленивого.

Замкнутость обзора и ласковое спокойствие обращают мысли и внимание внутрь себя, точно мысли отражаются от неба, от леса и от реки и вместо того, чтобы лететь в пространство, они тут же возвращаются обратно. Состояние спокойного созерцания, и центр этого состояние – я, словно центр чаши. Бесконечность бескрайнего неба не притягивает к себе, глазу просто на за что зацепиться в этой солнечной синеве.

Во второй половине дня решили подняться на невысокую на глаз безымянную вершину, которую хорошо было видно с берега. Для этого надо было подняться немного вверх по Косью, затем свернуть от реки и пойти напрямую вверх через лес. Но сориентироваться нужно было ещё от избы, поскольку в лесу ничего увидеть уже нельзя.

Бóльшая часть нашего пути должна быть безлесной. Но у своего подножия вдоль берега гора покрыта изрядной полосой тайги. И идти, точнее сказать, – пробираться и продираться через эту тайгу непросто. Упавшие деревья, бурелом, болотистые участки, множество разного размера камней, часто очень скользких из-за растущей на них травы или мха, постепенно возрастающая крутизна подъёма. Но, как оказалось, физические препятствия были здесь не основными. Главное – в этом лесу жила мошкá… Мы почему-то думали, что с мошкóй мы уже много встречались и как-то умеем с ней обходиться. Но мы очень, очень сильно ошибались! В этом лесу мошкá, похоже, не видала живой крови много лет и страшно оголодала. У реки её всё же сдувало ветром, а в лесу ветра не было. Никакого. Шевелящаяся чуть звенящая плотная туча кровожадной кровососущей ужасно голодной мошкú облепляет всё, что может облепить. А облепить она может всё. И плевать хотел этот лесной ненасытный плотоядный монстр с миллионами острейших челюстей на все репелленты и иные средства. Его первобытному зверскому аппетиту они никак не мешают. Прежде всего достаётся открытым местам: лицу, глазам, губам, ушам, шее, рукам. Но эти кровопийцы без какого-либо труда заползают и под одежду, и в носки, откуда их достать гораздо сложнее (по правде сказать, совсем не достать). А погода солнечная, жарко. И мы поднимаемся вверх. По лбу, по груди, по спине большими каплями льётся пот, который только возбуждает и увеличивает аппетит этого почуявшего лёгкую добычу людоеда. На каждом шагу натыкаешься на новые и новые густые звенящие тучи мошкú, она покрывает тебя густым шевелящимся слоем, ползёт… ползёт… заползает… и грызёт, мерзко и противно тебя грызёт, грызёт, грызёт… Её счищаешь с себя, счищаешь, счищаешь… но толку с этого никакого, спасения нет. Одно желание – скорее наверх, выйти из леса. В надежде на то, что на безлесных участках есть ветер, который сдует эту кровососущую нечисть и приятно охладит искусанную и изгрызенную вконец кожу.

Лес с живущей в нём мошкóй – будто страж горы, который проверяет идущих вверх на прочность и верность их устремлений при движении к цели. Мы прошли через этот лес (стараясь при этом не думать, что возвращаться обратно нам нужно будет через него же). В награду за это мы получили возможность насладиться сверху чудесным видом. Под нами лежала огромная – в десятки километров – долина Косью. Бескрайнее бушующее серо-зелёное море, прорезанное сильно петляющей, блестящей на Солнце стальной лентой реки с белыми участками кипящих шивер. Это «море тайги» было налито в чашу гор, окаймляющих горизонт. В пределах видимости было разбросано много-много разной величины озёр, похожих на блестящие блюдца. Но главное – это был необыкновенный простор, был воздух – лёгкий, пропитанный, напоённый Солнцем, запахами леса и каменисто-лишайниковым запахом гор. Это было что-то сродни полёту, казалось, стоит только раскинуть руки, взмахнуть ими, – и они превратятся в крылья, и ты полетишь! Где-то далеко внизу, километрах в пяти блестела на Солнце металлическая крыша избы Алякринского. И был разительный контраст между тем настроением, которое было при созерцании ограниченного пространства у избы Алякринского, взглядом, направленным внутрь себя, и бескрайностью, беспредельностью нашего положения над тайгой, над рекой, над озёрами и даже над далёкими горами. Мы были частью огромного неба, мы были растворены в нём. Мы его наполняли собой, и оно наполняло собой нас. Вверху был просто другой мир, который не только нельзя увидеть внизу, но и, пожалуй, невозможно представить по рассказам других, это нужно хотя бы раз в жизни увидеть и пережить самому, и самому его прочувствовать.

 

«Весь мир на ладони – ты счастлив и нем…»

 

Сколько же взглядов есть на наш мир, о которых мы даже не догадываемся и не предполагаем их существование. Как бедно наше узкое представление о богатстве и возможностях нашего мира, мира, в котором мы живём. И ведь чем больше узнаёшь, тем больше понимаешь, что очень многого не видел и очень многого не знаешь. И тем парадоксальнее (и грустнее, к сожалению) заключённое в своём тесном мирке сознание, которое по этому маленькому своему мирку дерзает делать глобальные выводы обо всём огромном мире в целом, ни капли при этом не сомневаясь, что мир может быть вовсе не такой, каким он видится «со своей кочки» или даже «со своей колокольни».

Ничего нового я, естественно, не открыл. Очень и очень многие всё это видели много-много раз. И – уверен – испытывали похожие чувства. Но сейчас меня поразил и восхитил контраст между видом сверху на долину Косью и видом на реку со скамейки от избы. Там почти замкнутое пространство с обзором в несколько сотен метров, и здесь бескрайний простор с обзором на десятки километров.

Заканчивая это лирическое отступление, приведу несколько слов из Части 1 «Мира Огненного»:

«485. Испытание качества мысли относительно различных физических условий даёт огненное понимание многих вещей. Сопоставляя мышление рудокопа в глубокой шахте с мышлением лётчика на высшем уровне полёта, найдём необыкновенную разницу мышления, как в методе, так и в напряжении. Стоит произвести наблюдения над мышлением согбенного жнеца и мышлением всадника; мысли одного и того же порядка преломляются в них совершенно разно. Физические условия как аккомпанемент для мелодий духа. При строительстве нужно собирать всё воображение, чтобы найти созвучия столь разных условий. У народов огненное, коллективное сознание представляет поучительное зрелище».

 

* * *

А до вершины нашей горы мы всё-таки не дошли. Видимо, в этот раз не были готовы, поэтому вершина нас к себе не пустила. Хотя причины были, на первый взгляд, внешние. Как это часто бывает в горах при восхождении на вершину, очередной взлёт кажется последним перед вершиной, но в реальности он оказывается только очередной ступенью. И таких ступеней бывает несколько. Следующая ступень обычно открывается только после того, как ты одолел предыдущую. И сколько таких ступеней на незнакомой горе, никто не знает. Точно так же было и в нашем случае. Сколько нам ещё идти до вершины – непонятно, а вот наступающий вечер уже сильно ограничивал нас по времени. Но ещё больше смущали быстро натягивающиеся от горизонта тёмные тучи, которые явно и недвусмысленно грозили пролиться хорошим дождём. Нам совсем не хотелось в надвигающейся вечерней темноте под дождём спускаться вниз по крутому склону, а потом ещё и по лесу по камням и скользкой траве (за мошкý молчу). И мы повернули назад.

Спустились к реке кратчайшим путём: сверху хорошо было видно, куда лучше идти. И уже по берегу Косью вернулись к избе Алякринского. Уставшие и довольные.

Наши коллеги-туристы в заводи после шиверы ловили хариуса. Показали с десяток приличных пойманных рыбин. Уха у них сегодня точно будет.

Вечером тучи рассеялись, как пришли они с одной стороны горизонта, так и исчезли за второй. Ночью сквозь тент палатки ярко светила полная Луна, висящая прямо над нами.

 

…В конце 1990-х изба Алякринского сгорела.

 

День десятый

С утра пасмурно, и всё-таки накрапывает небольшой дождичек. Но тихо и безветренно. И между дождевыми каплями таки умудряется виться мошкá. Что ж, хоть и утро, но кушать-то всем хочется.

После избы Алякринского в целом река становится заметно спокойнее, хотя шиверки и быстротоки всё ещё разнообразят сплав. После одного из островов, который река в обеих протоках обходит с хорошим течением, видим уникальное явление, которое до сих пор не видели нигде. Две очень глубокие полноводные струи, встречаясь после острова, закручиваются с двух сторон течениями, которые сталкиваются на большой скорости и образуют большой реальный водоворот с уходящей вглубь воронкой. Провал вниз с крутящейся воронкой виден издалека. Диаметр воронки – метров десять. На вид – страшновато. Катамаран, может, и не затащит; но кто знает? Покрутит точно. А для байдарки могут быть проблемы. Под воду, наверное, всё же не затащит (но как знать?), а вот перевернуть вполне может. Правда, если близко к этому «катаклизму» не подходить, то и проблем никаких точно не будет. Мы походить не стали. Но, несмотря ни на что, место очень красивое!

Горы расходятся всё дальше и дальше и вскоре совсем исчезают, уходя куда-то назад и в стороны за горизонт. Река всё больше и больше успокаивается, меняя свой горный характер на равнинную реку. Пейзажи всё больше напоминают картины Южного Урала, для меня – реку Белую в Башкирии: высокие скальные стенки по берегам, повороты на девяносто градусов и относительно спокойное течение… Хотя и здесь встречается какое-то подобие порожков. И разнообразят сплав каменистые шиверы, которых становится всё меньше. А вокруг – тайга.

Вскоре Косью становится совсем равнинной рекой. Гор уже совсем не видно, их едва-едва можно угадать в синей дамке на горизонте. По берегам видны таблички заповедника, оборудованные стоянки, избы. Осталась позади какая-то база отдыха, стали встречаться люди по берегам.

На реке появляются многочисленные острова с протоками между ними. Не всегда даже можно понять, где идёт главная струя. На одном из таких островов мы и встали на ночь. За день прилично устали, т.к. впервые за всё время сплава нам пришлось грести весь день, раньше ведь нас река на себе несла.

 

Фото 33. Острова Косью

 

А здесь Косью с её островами и протоками напомнила мне Катунь в начале Уймонской долины. Только Катунь мощно катит свои воды, несмотря на то, основной ли это поток или побочная протока, а Косью в своих боковых протоках уже успокоилась, хорошее течение есть только на главной струе.

 

День одиннадцатый

Вчера вечером решили закончить сплав сегодня, поэтому встали пораньше, чтобы пройти за день побольше и попробовать сегодня же закончить маршрут. В общем-то, у нас был ещё один день (мы планировали вернуться домой в воскресенье), но Косью становится малоинтересной для спортивного сплава, и лишний день грести на катамаране по спокойной воде среди заросших кустарником равнинных берегов, островов и проток – не очень интересно.

Вскоре после выхода минуем большой левый приток – реку Вангыр. Косью здесь типично равнинная река, которая недавно вырвалась из гор: есть течение, есть каменистые перекаты, но всё больше островов и проток. Вспомнили группу туристов, встреченную у избы Алякринского, они шли снизу и говорили, что до Вангыра у них несколько раз проверяли путёвки, разрешающие пребывание на территории заповедника Югыд-Ва. Нам совсем не хотелось встречаться с егерями, чтобы потом как-то с ними разбираться, поэтому моторка, поднимающаяся снизу, немного напрягла, – не егеря ли? Но моторка совершенно спокойно прошла в стороне от нас вверх по Косью. Потом было ещё несколько моторных лодок, идущих вверх по реке, но им до нас также не было никакого дела.

Островов и проток становится всё больше и больше. Но основное русло при этом нетрудно отслеживается по хорошему течению, хотя даже с воды видно, что Косью закладывает очень приличные петли, вырвавшись на оперативный вольный простор после каменных горных теснин, в которых не забалуешь. Отчасти ради того, чтобы срезать очередную большую намечающуюся петлю, отчасти ради того, чтобы особо не светиться на основном фарватере (потому как егеря заповедника вряд ли будут идти протоками), в одном из мест мы свернули в протоку между островами. Чуть позже мы на собственном опыте осознали, что короткий путь – не есть самый быстрый путь по времени. Мы очень быстро заблудились в бесконечной сети проток, и заблудились основательно. Очень долго блуждали, сворачивая из протоки в протоку, где-то даже перетаскивали катамаран по откровенному мелководью, пытались отслеживать хоть какое-то течение. Казалось бы – ну где здесь можно заблудиться?! Оказалось – очень даже можно, и есть где! Конечно, это были не дебри Амазонки, но Косью постаралась на память о себе заманить нас в водно-островные дебри. Протоки сливаются, разливаются; острова, протоки… острова, протоки... Куда плыть – не понятно. Временами после слияния нескольких проток даже появляется заметное течение и загорается надежда, что вот-вот – и мы выйдем, наконец-то, в главное русло. Но нет, протоки, протоки, острова. Мы даже остановились на обед на одном из таких бесконечных островов…

А после обеда как-то сразу и совсем неожиданно, выйдя из-за очередного острова, вдруг оказались на главном русле! И сразу много воды и сильное течение.

По берегам всё чаще встречаются признаки приближающейся цивилизации: то стоящее в воде стадо коров, на обращающее на нас никакого внимания, то ферма, то какие-то строения. И вот слева по берегу – посёлок Косью. Приплыли…

 

Фото 34. Река Косью у станции Косью

 

Уже вечереет, усиливающийся ветерок нагоняет тучки, из которых вскоре начинает идти мелкий противный дождик. Природа нам под конец в очередной раз напоминает, кто есть истинный хозяин Приполярного Урала. И с этим не поспоришь…

На берегу стоит старое здание водокачки, построенное в 40–50-х годах, добрая советская архитектура. Кирпичная башня, арки. Строили монументально. В окно видно, что на противоположной стене висит большой портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского. На стене сбоку – ещё один портрет, но он висит так, что из окна не видно, чей это портрет. По размерам он явно больше портрета Ф. Э. Дзержинского. Иосиф Виссарионович? Всего сорок лет назад здесь царила империя ГУЛАГа. Внешние признаки (а, может, и призраки?) с тех пор здесь так и остались. И осталась железная дорога, построенная ценою жизней десятков тысяч людей. Здесь это как-то по-особому ощущается. Прошло ведь всего мгновение по историческим меркам. А сейчас уже четыре года как нет Советского Союза. За такие новости в те времена расстреляли бы на месте…

Железнодорожная станция Косью маленькая, но уютная. Будем ждать ночных проходящих поездов.

 

День двенадцатый

Ночью сели в поезд Воркута – Москва. Проснувшись утром, вновь ощутили себя в цивилизации, пусть ещё и поездной.

И старый-старый «эффект поезда» после выхода из похода: начинают чувствоваться и болеть полученные ушибы, ранки, царапины, которые до этого не ощущались совсем.

Зашла женщина в купе – предлагает книги. Разговорились. Оказалось, она – бывший геолог, с болью в сердце говорит о развале советской геологии и о разбазаривании ценнейших геологических изысканий, – всё, что можно, продают за валюту заграницу. В Советском Союзе геология была традиционно сильна, а сейчас очень многие геологи ушли – жить ведь на что-то надо, нужно искать заработок, чтобы семьи кормить; наука рушится, специалистов в профессии нет, они вынуждены выживать, кто как может. К сожалению, похожая картина и в технических науках, близких нам. Да и в других науках тоже. Печально это всё…

 

День двенадцатый

Днём – Москва, Ярославский вокзал. Поход по Приполярному Уралу и Косью закончен («Потому что всегда мы должны возвращаться…») и записан в наш походный актив.

Вечером позвонили в Инту Кузнецовым – всё хорошо, вернулись домой.

С Аркадием Михайловичем мы ещё раз встретились в Инте через год при заброске в верховья Кожима.

1995, 2021

 

 


№86 дата публикации: 01.06.2021

 

Комментарии: feedback

 

Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore

 

 

 

Редакция

Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...

Приложения

Каталог картин Рерихов
Академия
Платон - Мыслитель

 

Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru

 

Subscribe.Ru

Этико-философский журнал
"Грани эпохи"

Подписаться письмом

 

Agni-Yoga Top Sites

copyright © грани эпохи 2000 - 2020