Грани Эпохи

этико-философский журнал №82 / Лето 2020

Читателям Содержание Архив Выход

Александр Балтин,

член Союза писателей Москвы

 

ТИРАН

(притча)

 

Дворец.

Ночь.

Пышные силуэты дворцовых башен, зазубристых стен; прожекторы выхватывают из темноты тот или иной таинственный контур.

В недрах дворца, за тысячей переходов, лестниц, за бесчисленными анфиладами, в небольшой комнате, на жёсткой койке, сидит, страдая от бессонницы, тиран.

На столе перед ним - вино в графине, фрукты в затейливой вазе, холодное, на большие ломти порезанное мясо.

Тиран наливает вина, отхлёбывает его, жуёт мясо.

Потом говорит - тихо, но уверенно:

- А они и не заслуживают царства Божьего на земле…

Улыбка по лицу его ползёт криво и траурно.

 

Небольшая, пёстрая толпа возле помоста.

Помост сколочен грубо, броско.

На нём - в чёрной форме - некто рослый, кричащий:

- Мы возьмём всё в свои руки! Не верьте нынешним вождям! Кто лучше вас знает, как вы живёте? Не верьте церковникам - что там, за смертью, не знает никто! Жизнь дана, чтобы жить здесь, и только.

Человек захлёбывается речью. Толпа колышется, волнуясь.

- Другой жизни у вас не будет! Да вы и сами понимаете это! И надо жить, жить - по-настоящему, сытно и ладно, в крепких домах, на худой конец - в просторных квартирах. А толстосумы поганые и политики лживые - не дадут вам этого, никогда не дадут.

Кажется, сильнее кричать невозможно, но человеку удаётся:

- А я из массы, я такой же, как вы! Я знаю жизнь! Я воевал!

Он замирает на мгновенье, и выбрасывает словесный козырь -

- Голосуйте за меня, и я не подведу вас!

Публика хлопает, но не очень бурно; вяловато растекаются ручейки уходящих людей.

Человек спускается с помоста, соратники окружают его. Шуршат бумаги.

Слышны голоса -

- Мало, мало опять пришло народа. Что тут делать? Пролетим на выборах, как пить-дать.

Человек-замухрышка - невысокий, с головой, напоминающей по форме баклажан, одетый в запылённую военную форму - подходит к соратникам.

- Мне бы Брукса, - говорит он, будто волнуясь.

Брукс - выступавший партийный лидер - поворачивает к нему голову:

- Вы меня не узнаёте?

- Да нет, узнаю, конечно. Просто робею…

- О, не стоит, я такой же…

- Именно поэтому, - неожиданно прерывает его человек, - я и обратился к Вам. Мне так близки Ваши идеи!

- Кто Вы, друг мой?

- Человек. Обычный человек. Из бедной семьи. Воевал. Немножко учился богословию, потом рисованью. Сейчас зарабатываю на жизнь, продавая акварельки.

- Что ж, достойная биография - для борьбы.

- Я и хотел, - говорит человечек… - Я хотел стать одним из вас. Иногда я говорю речи, мысленно обращаясь к народу, говорю в своей квартирке, и мне кажется, у меня получается. Я подумал, а может, дадите мне возможность…

- А что? - Брукс смотрит на соратников. - Может, в этом что-то есть. Завтра - давай, а? - переходит он на ты.

- Давай, великий Брукс! Я дерзну… и - будь что будет.

 

Эстрада на площади - маленькой, аккуратной, замощённой брусчаткой.

На эстраде - вчерашний человечек.

За ним - ряд соратников, в центре сидит Брукс.

Человечек, оказавшись на эстраде, преображается - он кажется выше ростом, и не видно, какой забавной формы у него голова.

Он начинает тихо, но голос мерно набирает силу, в него вливается пресловутый металл:

- Я воевал. Я был ранен. Я - такой же, как вы, живущий в нищей комнате, зарабатывающий на жизнь продажей акварелек с видами городов. Я - и вот он металл, - я пришёл в партию Брукса, чтобы быть полезным Родине, чтобы служить вам. Поодиночке мы никто, вместе - сила. Только Брукс - с его чистым сердцем и кристальной душой - поможет нам. Только он. Я сделал свой выбор. Сделайте  и вы - единственно правильный, честный выбор.

Новые и новые люди подходят к толпе на площади.

Слышны тихие голоса -

- Кто это?

- Новый какой-то…

- Яркий, смотри.

- Да уж куда ярче.

- И впрямь голосовать надо за Брукса.

- А то…

 

Митинг закончен. Люди разошлись. Брукс и соратники около эстрады.

Брукс обнимает нового члена партии.

Он трясёт ему руку.

- Дорогой, - говорит он, - дорогой, а ведь мы даже не познакомились толком…

- О, какая ерунда, - отвечает новый. - Моё имя Теран, но это такие мелочи. Не имя я своё пришёл прославить, но вершить работу справедливости.

- Вот-вот, - восклицает Брукс, - истинные слова. Познакомься с моими ближайшими товарищами - Мером и Билем.

Биль - худой, бледный и жизнерадостный, и кругленький Мер - жмут ему руки…

 

Тиран во дворце - в той комнате дворца, где чувствует себя защищённым ото всего мира.

Он снова пьёт вино, ест кусочки груши, отрезая их ножом.

Он улыбается, отложив и фрукт, и нож.

Он улыбается - криво, конечно - в пустоту.

- Старина Брукс! Доверчивый дурачок… Он и впрямь думал, что меня сильно интересуют эти голодранцы… Но, кроме его партийки, не было другого пути, не было…

 

Человечек с головой, формой похожей на баклажан, продаёт на улице пейзажики. У человечка усталый вид.

Пейзажики ученически банальны, мало кто их покупает, люди идут мимо, не замечая человечка.

 

Класс в семинарии. Ученики в чёрных одеждах сидят ровно, руки сложены на партах. Досиня выбритый, с ассиметричным лицом священник, говорит строго, как судья, оглашающий приговор.

- Все вы ничтожны. Все вы столь ничтожны, что не достойны изучать Слово Божье. И я жалею, что вы таковы. Но я вынужден…

Один из учеников - с головой, похожей на баклажан, - кривит рот…

 

Трибуна.

Человек - в котором и не угадать того - робкого, квёлого - кричит, захлёбываясь словами:

- Мы поведём вас к сияющим вершинам побед, и могучей радости бытового процветанья. Верьте нам - и всё будет больше, чем хорошо.

Толпа внизу, ликующая толпа.

Красные толстые лица лавочников.

Расплывшиеся физиономии их матрон.

Кулуары зала - большого, куда входят и выходят люди, много людей.

Они опускают бюллетени в урны, делая в них пометки.

- Дорогой, Теран, - говорит Брукс, пожимая ему руку. - Кажется, всё идёт, как надо.

- Иначе и не могло быть, мой Брукс, - отвечает Теран. Голова его не кажется похожей на баклажан. - Мы сделаем своё дело.

 

Кабинет в готическом стиле. Сияющий Брукс сидит за столом под собственным портретом.

- Мы победили, мой друг, - говорит Терану, расположившемуся на стуле, напротив. - Мы победили. Во многом - благодаря твоим речам.

Теран улыбается - уже не робко: уверенно.

- Иначе и быть не могло, мой Брукс, - отвечает он. - Но тут же, серьёзнее лицом, добавляет. - Но меня беспокоит одна проблемы. Не знаю, как сказать.

- Говори, говори, дорогой Теран. От тебя я не жду ничего ложного.

- Мер, дорогой Брукс, Мер…

- А что с ним?

- Как ни странно, он потерял чувство Меры. Он берёт деньги, берёт дорогие подарки. Он привыкает к роскоши, мой Брукс. Надо бы повлиять на него, повлиять.

Брукс щурится недовольно.

 

Богатый особняк.

Зала, отделанная янтарём и малахитом - вся она переливается, сверкает.

В центре залы Мер в бархатном халате и Теран во френче.

Теран говорит тихо:

- Мер, меня беспокоит Брукс.

- Что такое? - недоумевает Мер.

- Кажется, он отступает от наших идеалов, и дело народа для него становится ничем рядом с удовлетворением личного тщеславья.

- Что ты, что ты, Теран…

- Это, разумеется, между нами, Мер. Но - тут надо решать что-то, решать…

 

Полуподвальное помещенье, освещённое факелами.

Икс - рослый и крепкий - сидит за столом. Выражение лица - грубое, жёсткое, даже злое.

Теран напротив него - явно, чувствует себя уверенно, явно встречаются не первый раз, и работа подготовительная проделана.

- Ты ручаешься? - спрашивает Икс.

- Всё пройдёт - комар носа не подточит. Главное - одновременность. Боевики твои готовы?

- Они всегда готовы, - отвечает Икс. - Но ты гарантируешь мне кресло министра?

- Естественно, кто лучше тебя справится с обороной?

 

Вспышки огней, мешанина факелов.

Люди в чёрных костюмах в особняке Мера преследуют его, верещащего, бегущего в распахнувшемся бархатном халате.

- Ох-ох-ох, - стонет он, схваченный, и, захлёбывается криком от ударов многих ножей.

- Готов, - констатирует старший, прикладывая пальцы к шее Мера.

 

Квартира Брукса - аскетичная, без излишков.

Стук в дверь.

Бледный со сна Брукс открывает.

Сухой хлопок выстрела, Брукс падает в коридоре.

Икс, убедившись, что он мёртв, уходит.

 

Биль, выбредающий из ночного кабачка.

Машина, резко тормозящая около него.

Полупьяный Биль плюхается в неё, и удавка обрывает его жизнь.

 

Теран и Икс в том же полуподвале.

- Всё? - спрашивает Теран.

- Всё, - отвечает Икс.

 

Кафедра большого, многоярусного зала. Теран на ней. Одет в тот же френч, а вовсе не в чёрную партийную форму.

- Друзья, - голос Терана звучит мощно. - Случилось страшное. Нынешней ночью группы неизвестных расправились с доблестным руководством нашей народной партии. Великий Брукс убит. Мои соратники - Мер и Биль - погибли. В этих условиях я вынужден возглавить партию.

Аплодисменты сотрясают зал.

Теран поднимает руку.

- Не надо, друзья. У нас траур. Похороны будут пышными. Мы никогда не забудем героев. И кровь их будет отомщена.

Публика хлопает.

Слышны крики -

- Да здравствует Теран! Великий вождь Теран!

Он спускается с кафедры, пересекает холл, садится в автомобиль, где его ждёт Икс.

- Ну как? - спрашивает он.

- Всё отлично. Как я тебе и говорил - публика проглотит эти смерти. Твои ребята готовы?

- Они готовы всегда.

- Нужно расширить набор в наши ряды. Тренировочные базы?

- Они способны вместить тысячи тысяч.

- Молодые люди?

- Просто рвутся к нам.

- Отлично. Едем.

Автомобиль трогается.

 

Пёстрое нутро ресторанчика. Шумно, многолюдно.

На стенах - портреты Терана.

Люди пьют, галдят, курят.

Слышны реплики:

- Он забрал власть…

- И что? Ты назовёшь кого-нибудь достойней?

- Не знаю, не знаю… Но если власть в одних руках…

- Всё зависит от рук.

Некто пьяный вздымается горой и вопит на весь ресторанчик:

- Выпьем за нашего вождя! За родного нашего Терана!

Аплодисменты.

Кружки стукают друг о друга.

Люди пьют.

Лица их блестят разгорячённо.

- Не знаю, не знаю, - говорит подвыпивший недостаточно тихо, - в одних руках…

Парни в чёрной форме, сидевшие в углу, подходят к нему.

- А ну-ка давай с нами.

- Чего вы, чего, - пробует сопротивляться человек.

Его выводят под руки.

- В районный аппарат его? - говорит один из парней.

- Зачем? - возражает другой. - Сами кончим.

Они влекут человека в проулок.

Они бьют его - жутко, страшно.

Один из них выхватывает нож, и несколько раз всаживает в человека, повторяя: - За Терана! За Терана! За Терана!

 

Комната во дворце тирана.

Вино, фрукты, мясо на столе.

Тиран говорит сам себе:

- Мне легко было превратиться в тирана. Просто поменять одну букву в имени, и - утратить его, стать символом. А им и нужен символ. А царства Божьего не заслуживают они.

 

Класс в семинарии. Смирно сидящие ученики в чёрных длинных одеждах. Белизна стена. Синеватые окна тускло отсвечивают.

- Вы не достойны, - так же строго, даже  зло, говорит священник, - даже произносить слово - Бог. Вы не достойны. И мне противно учить вас - тупых, ленивых…

С заднего ряда встаёт молодой человек с головой, формой напоминающей баклажан.

- А Бога нет, - говорит он - почти также зло, как священник.

- Что? - восклицает тот - даже несколько растерянно.

- Что слышал, - скалясь, отвечает молодой человек. - Никакого Бога нет. Всё это байки. И даже хуже - ложь.

Лицо священника багровеет.

Он идёт к ученику - быстро-быстро, насколько позволяет сутана; он хватает его - тот не сопротивляется - за шиворот, тащит по коридору, втаскивает в кабинет ректора, и толкает сильно, надеясь, что ученик упадёт на колени. Тот не падает.

- Вот, - говорит священник. - Я не решусь повторить, что изрёк сей гнус.

Ректор за столом, заваленным бумагами - стар, лыс, одутловат. Мутные глаза поднимает на ученика.

- И что ты сказал?

- Что Бога нет, - отвечает тот, пожимая плечами…

Стены семинарии - высокие, белые. Ворота распахиваются - даже, кажется, гневно.

Из них выталкивают молодого человека с узелком. Он оборачивается, зло глядит на ненавистное зданье, и спускается в город, сияющий на солнце черепицей крыш.

 

Город - старый, готический, огромный; город, растущий, включающий в себе элементы многих стилей - вздымаются небоскрёбы, мелькают зазубренные стены кремля, машины катятся, много машин, и везде - на стенах домов, и на специальных установках над ними, над входами в церкви и на фронтонах старинных зданий - портреты тирана. Большие и огромные, они вездесущи и обязательны, и люди заходят в храмы, не крестясь, но снимая шапки, и глядя в лицо отца проникновенно.

С трибуны некто худой, аскетичный вещает уверенно -

- Что Бога нет - можно считать доказанным. Но - мы не можем - так уж мы устроены биологически - без Высшего. Наш бог - наш Тиран. Все церкви посвящены ему. В них мы читаем его биографию и поклоняемся его героическому прошлому. Мы осмысливаем его великолепное настоящее, ведущее нас от победы к победе.

Аплодисменты.

Лектор сходит с трибуны.

 

Во дворце тирана.

Тиран за круглым небольшим столом обедает, запивая мясо вином.

- Отменное, - говорит он, прихлёбывая. - В годы моей юности не было такого.

Перед ним стоит бывший священник, ныне лектор, выбритый также, до синевы.

- Что ж, - говорит тиран, - ты славно потрудился. Да-да. Я даже не буду вспоминать, как ты меня выбросил из семинарии - за шкирку, как нищего.

Он замолкает, и лицо лектора становится ещё бледнее.

- А может быть, вспомню. Никто не знает - кто и чего заслуживает.

- Вы знаете, - лепечет бывший священник, - вы знаете всё.

Тиран делает глоток вина.

- Ладно, - итожит он. - Теперь от тебя больше прока - как когда-то вреда. Готовь достойную смену. Читай свои лекции. Кажется, они по нраву народу.

Он машет рукой, и лектор исчезает.

 

Ночь.

Дворец.

- И чего же они достойны? - спрашивает сам себя тиран, и глаза его вспыхивают.

- Ни один, кстати, - произносит он задумчиво,- не лёг костьми за веру, не отдал жизнь. Все перекрасились. Иные, правда, в эмиграцию дёрнули. Но самых крикливых я и там достал. А в семинарии теперь - музей мужества. Моего, конечно. Ибо - ничего другого они не достойны.

Рабочие заносят в семинарию предметы - длинные и продолговатые - кровать, тумбу, шкаф. Во дворе один человек в чёрном - но это партийная форма, а не сутана - говорит другому, одетому так же: - Комната нашего вождя будет воссоздана точно.В этой комнате ему приходили в голову гениальные мысли. Вы понимаете, что нарушить хоть что-то из той обстановки - равнозначно кощунству.

- О да, - отвечает второй.

Рабочие несут полотна, на которых изображён тиран.

 

Он выступает с трибуны.

Зал огромен.

ОН - про него говорят теперь с придыханием, обозначая закатываньем глаз его недостижимое величье.

И вот говорит Он:

- Жизнь, как известно, даётся один раз. И этот факт неоспорим. Но именно из него вытекает необходимость жить хорошо. А жить хорошо - значит жить сытно. Сытость, сытость и сытость - вот наш девиз. Сытость плюс комфорт обеспечат нам материальное процветание на тысячу лет вперёд. Всё, что против сытости - долой.

Зал скандирует: - Долой, долой, долой!

- Успехи нашего животноводства и земледелия, а также торговли, велики. Но они растут. Они будут расти, поддерживая нашу сытость. Герои труда - и герои еды - другие герои нам не нужны.

Аплодисменты.

 

В застенке на каменном полу окровавленный Икс. За столом - писарь с лисьей мордочкой.

Здоровенный палач бьёт Икса ногой в живот.

Икс стонет.

Дверь с железным скрипом отворяется, входит тиран.

- Теран, - обращается к нему Икс моляще, - ты что, забыл, что это я помог тебе…

-Терана никакого больше нет, - говорит тиран. - И даже кощунственно думать, что ты чем-то мог помочь мне.

И - обращаясь к писарю – спрашивает: - Он сознался?

- Нет ещё, - подобострастно отвечает писарь. - Но сознается. Дело времени.

- Не надо. Уже одно то, что он мог помыслить, будто помог мне, достаточная улика. Уничтожьте его.

Икс стонет. Дверь захлопывается за тираном.

 

На эстраде - полнокровный бритый конферансье. Фрак сидит на нём великолепно.

- Итак, - провозглашает жизнелюб, - мы открываем наш замечательный конкурс обжор.

Аплодисменты.

Конферансье ныряет в боковой проход, бархатный занавес раздвигается.

Огромный стол, на нём - горы снеди и кувшины с вином.

Два толстяка, встав с кресел, раскланиваются.

Садятся вновь, и каждый берёт по гусиной ножке.

По залу ползёт шорох:

- Правый потолще будет. Победит, небось.

- Не, левый вместительней.

- Разве можно столько съесть?

- Можно!

Толстяки едят.

Курятина, гусятина, баранина.

Шумные глотки вина.

Варёные яйца, караваи.

Масло сыр.

Опять - курятина, гусятина, вино.

Аплодисменты.

 

Длинные составы - составы серые, бесконечные, целиком въезжающие в огромные, псевдо-вокзальные пространства.

Составы страшные, - когда они отходят с вокзальных задворок, простоволосые женщины бегут рядом, заламывая руки, и люди в чёрных формах отгоняют их.

Составы идут и идут, они въезжают в огромные пространства лагерей, останавливаются, и вытряхивают живой человеческий мусор - по классификации крупнейшего философа страны.

Солдаты, многочисленные солдаты охраны.

Они сбивают этот мусор в ряды, и гонят  к огромным, мрачным, с крохотными окошками домам - гонят навсегда, ибо срок теперь один - пожизненный.

 

Правый толстяк с состязания обжор багровеет лицом, хрипит, куриная косточка застывает у него в руке.

Толстяк падает лицом в миску с салатом.

Его противник вскакивает, кричит счастливо - Я победил!

Аплодисменты.

Занавес закрывает сцену.

Выходит жизнерадостный конферансье.

- Итак, - возглашает он лучезарно. - Победил Бигль. Тит оказался слабее. Он умер. Но - попрошу заметить, сограждане - он умер абсолютно счастливым. Ибо величайшая власть в мире - власть нашего родного тирана - позволила ему есть вволю. Никто не виноват, что он оказался слабым в этом величайшем удовольствии - еде.

Аплодисменты.

 

Маленькое кафе в уютном проулке.

Двери открывают люди в форме.

Они быстро обходят кафе, всё тщательно обозревая, и присутствующие понимают, что произойдёт сейчас.

И действительно - входит Он.

Они - все присутствующие встают, лучась счастьем.

Он делает мановение рукой, и все садятся.

Официант - белый, как позёмка и такой же струистый, - изгибаясь, спешит с подносом, на котором стоит бокал вина и лежит груша на блюдечке.

Тиран садится в специальную нишу, к окну.

Напротив него - статный красавец - начальник охраны. Он стоит, смотрит почтительно.

- Садись, Грив, - говорит тиран.

Тот садится, но держится строго, осанисто.

Тиран медленно режет грушу, ест её, запивая вином.

- Знаешь, Грив, - говорит он, - в те годы, когда я жил, продавая акварельки, это кафе было единственным местом, доступным мне. И два раза в неделю я заходил сюда - выпить вина и закусить его грушей.

Он вдыхает аромат сочного плода.

- Люблю груши, - добавляет он, отрезая ещё кусочек и запивая его…

Лицо Грива выражает подобострастие.

 

Небольшая комната в одном из стандартных домов.

- Мы должны действовать, как зилоты!

В комнате накурено, и лица присутствующих возбуждены, а глаза блестят.

Все люди, собравшиеся здесь молоды, длинноволосы.

Речи их - взрывные, но динамит сей условен, и… кому он страшен?

- Мы должны освободить страну… Зилоты будут нам примером.

Не устрашимся - как они - дурного Рима чёрной власти тирана.

Выведем нашу страну к рубежам света.

Сигаретный дым витает слоисто.

- Да! Да! Да! - слышны страстные голоса.

Дверь распахивается от мощного удара, щеколда отлетает в сторону.

Группа солдат, не произнося ни слова, быстро и точно скручивает молодых людей.

Из-за двери слышно - хотя источник звука не ясен:

- Даже мысли подобные будут тотчас делаться известными. А до действий и вовсе не дойдёт. И не надейтесь на публичные казни. Они, как известно, у нас отменены. Пожизненное всем - без суда. Вина очевидна.

Ни слова не произносящие солдаты выводят молодых людей.

Ночь.

Дворец.

Тиран глядит на грушу.

Откладывает её, произнося -

- Хватит, пожалуй. Даже любимые фрукты - и те надоедают. Что уж о другом. Впрочем, нет: власть не надоедает никогда.

Он зевает.

- Был бы Ты, - говорит тиран в потолок, ибо окон в помещении нет, - я б спросил: ну и как Тебе моё царство на земле?А лучшего они не заслуживают. Сытость, сытость и комфорт, и никакой войны - и ты - их бог. А Тебя, - он вновь глядит в потолок, - мы давно отменили.

Тиран зевает и ложится на узкую койку.

Из потолка начинает сочиться красно-бурая жидкость.

Капли падают на лицо тирану, блестят чёрным, переливаются.

Он вскакивает, недоумевая:

- Что такое? Канализацию прорвало?

Крупный кусок штукатурки падает с потолка, бьёт тирана по голове.

Вот он - такой же маленький, как когда-то, с головою, формой напоминающей баклажан - простёрт на полу.

И капает с потолка, капает буро-красная, отливающая чёрным субстанция, пока он весь не оказывается под нею - чтобы уже не встать никогда.

 

 


№55 дата публикации: 02.09.2013

 

Комментарии: feedback

 

Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore

 

 

 

Редакция

Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...

Приложения

Каталог картин Рерихов
Академия
Платон - Мыслитель

 

Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru

 

Subscribe.Ru

Этико-философский журнал
"Грани эпохи"

Подписаться письмом

 

Agni-Yoga Top Sites

copyright © грани эпохи 2000 - 2020