Грани Эпохи

этико-философский журнал №79 / Осень 2019

Читателям Содержание Архив Выход

Д. Н. Короткевич

 

«Две жизни» Конкордии Евгеньевны Антаровой

 

«Все мы меняемся, если движемся вперёд. Но не самый тот факт важен, что мы меняемся, а как мы входим в изменяющее нас движение Жизни. Если мы в спокойствии и самообладании встречаем внешние события, выпадающие нам в дне, мы можем в них подслушать мудрость бьющего для нас часа Жизни. Мы можем увидеть непрестанное движение всей Вселенной, сознать себя её единицей и понять, как глубоко мы связаны со всем её движением.

Только не думай, что освобождённый всегда должен быть свободным от внешней суеты, от её кажущихся пут, от забот быта и его условностей. Лучше всего служит своему народу тот, кто не замечает тягостей суеты, потому что понял основу смысла своей Жизни: нести силу Света именно в эту суету.

В жизни человека не может быть ни мгновения остановки. Человек растёт и меняется непрестанно. Всё, что носит в себе сознание, меняется, расширяясь. Если же человек не умеет принимать мудро своих меняющихся обстоятельств, не умеет стать их направляющей силой, они его задавят, как мороз давит жизнь грибов, как сушь уничтожает жизнь плесени. И, конечно, тот человек, что не умеет, сам изменяясь, понести легко и просто на своих плечах жизнь новых обстоятельств, будет подобен грибу или плесени, а не блеску закаляющейся и растущей в борьбе творческой мысли».

К. Е. Антарова «Две жизни»

 

 

I. Об авторе

Знакомство с книгой «Две жизни» было бы неполным без знакомства с биографией её автора – Конкордии Евгеньевны Антаровой.

Конкордия Евгеньевна известна в первую очередь как оперная и камерная певица и чуть менее как педагог и писатель. Вместе с тем именно стезя писателя смогла сыскать ей славу, пожалуй, не меньшую, чем её певческий талант, хотя эта слава и не застала её при жизни.

Конкордия Евгеньевна родилась 25 (13 по старому стилю) апреля 1886 года в Варшаве. В одиннадцать лет она потеряла отца. Мать давала уроки иностранных языков, и на вырученные с этого средства и небольшую пенсию они жили. В 14 лет она теряет и мать, став полной сиротой. В это время она обучается в 6-м классе гимназии. Однако Кора не бросила учиться и в 1901 году окончила гимназию, самостоятельно зарабатывая уроками, как это раньше делала её мать.

Юной девушке, оставшейся без всякой поддержки и средств к существованию, было трудно пробиваться в жизни. Не только материальные трудности, но и сильные религиозные чувства, которые были присущи девушке с детства, повлияли на решение юной Коры уйти в монастырь. В монастыре она поёт в церковном хоре. Именно там впервые ярко проявился её природный дар пения. Как пишет в своих воспоминаниях ученица К. Е. Антаровой Марина Стриженова, «уже тогда её голос выделялся из хора – Антарову приходили слушать специально».

Со временем девушка понимает, что путь отхода от реальной жизни не для неё. В этом смысле многое решила встреча с Иоанном Кронштадтским, который сказал молодой девушке, что ей суждено трудиться в миру.

Выявившийся ещё с детства певческий талант, а также любовь к музыке и театру определят развитие всей дальнейшей жизни Конкордии Антаровой. Конкордия с детства мечтала о театре. Подруги по гимназии собрали в помощь Коре денег, и она отправилась на обучение в Санкт-Петербург.

Выдержав большой конкурс, Кора в 1901 году поступила на историко-филологический факультет Бестужевских Высших женских курсов, который окончила в 1904 году. В том же 1901 году, не желая оставлять пение, Антарова поступает на обучение известного профессора Прянишникова в Петербургскую консерваторию.

Учёба требовала немалых денег, которые давались ей с трудом.

«Она поступает учительницей в заводскую школу Александровского завода Николаевской железной дороги. Завод находился в часе езды от города на Шлиссельбургском тракте, и ездить туда приходилось на паровичке. Из получаемых в месяц 75 рублей 40 она платила за уроки пения. Девятнадцатилетняя девушка, привлекательная и талантливая, возвращаясь из школы в город, от голода и утомления нередко сваливалась с ног и оказывалась в больнице. Таково, очевидно, было происхождение тяжёлой болезни, мучившей певицу всю жизнь, – бронхиальной астмы. Но любовь к музыке и театру преодолевала всё, помогала мужественно продолжать борьбу», – пишет Марина Стриженова.

В 1901–1902 Конкордия выступает на сцене петербургского Народного дома (партия Солохи в опере «Кузнец Вакула» П. И. Чайковского). В 1907 году она заканчивает учёбу в Петербургской консерватории и пробует устроиться в Мариинский театр. В комиссии по прослушиванию певцов председательствуют дирижёр Э. Ф. Направник и директор императорских театров В. А. Теляковский. Из 160 прослушанных певцов в театр принята одна Антарова. И это не случайно – у Конкордии был редкий голос, контральто – низкий по диапазону и весьма своеобразный по звучанию, «виолончельного» тембра. Так с 1 мая 1907 года началась её артистическая карьера.

Солисткой петербургского Мариинского театра Антарова проработала только год, после чего её приглашают в Москву в Большой театр, заменить одну из солисток театра, переехавших по семейным обстоятельствам в Петербург. Ей сразу же поручают весь ответственный репертуар для контральто. Несмотря на многочисленность труппы Большого театра, во многих спектаклях замены Антаровой нет. Событием стало её выступление в роли графини в опере «Пиковая дама» – она была признана лучшей в артистическом и вокальном отношении исполнительницей этой роли.

С 1908 по 1930 Антарова является солисткой московского Большого театра. Одновременно с 1908 по 1912 она является участником Кружка любителей русской музыки в Москве, а в 1918–1922 годах посещает оперную студию Большого театра, где изучает актёрское мастерство под руководством К. С. Станиславского.

Станиславский оказал сильное впечатление на Антарову. Она кропотливо записывала в тетрадь все его наставления, которые позже, в 1939 году, она изложит в книге «Беседы К. С. Станиславского в Студии Большого театра в 1918–1922 гг.». В 1946 году Антаровой при Всероссийском театральном обществе был организован Кабинет К. С. Станиславского, а в 1951-ом из-под пера Антаровой выходит книга «Из записей репетиций К. С. Станиславского». Воспоминания знаменитого актёра Московского Художественного театра В. И. Качалова, с которым Антарову связывала тесная дружба, о Станиславском, его знаменитой системе работы с актерами легли в основу её повести «На одной творческой тропе».

Актёрское мастерство помогает Конкордии подчеркнуть её уникальный голос яркими театральными образами. На сцене она одинаково успешно примеряет на себя одежды и голоса как женских, так и мужских персонажей. В постановках Большого театра Конкордия Антарова пела в «Пиковой даме» (Графиня), «Иване Сусанине» (Ваня), «Руслане и Людмиле» (Ратмир), «Русалке» (Княгиня), «Евгении Онегине» (Ольга) и др. В 1930–1932 – солистка Второго ГАТОБа (Москва).

Выступления Антаровой становились проявлением многогранности её личности. Она выступала в симфонических концертах, давала сольные концерты камерной музыки с обширной и оригинальной программой, где пела песни и романсы западных композиторов в своих переводах. Антарова была хорошо знакома с Шаляпиным, Собиновым, Рахманиновым, другими выдающимися деятелями русской культуры того времени.

Между тем наступало время одного из драматических периодов в истории России. Трагедия сталинской диктатуры, тысяч безвинно казнённых и сосланных людей не обошла и дом Конкордии Антаровой. Её горячо любимый муж был расстрелян в ГУЛАГе. Одному Богу известно, ценой каких страданий она пережила эту драму.

Из-за приверженности к религиозным идеям Антарова и ранее находилась под особым наблюдением правоохранительных органов, но теперь в 1930 году Антарову заставляют уйти из Большого театра (формально она уходит сама) и высылают из Москвы. Вдобавок всё пережитое сказалось обострением бронхиальной астмы, всё отчетливее ставившей под вопрос возможность её выступлений в качестве певицы вообще. В один момент она теряет всё: любимого человека и возможность заниматься любимым делом.

Некоторое время Конкордия Евгеньевна работает помощником библиотекаря, даёт уроки, живёт очень простой жизнью.

Дальнейшую судьбу смирившейся с её ударами женщины решил «случай». По воспоминаниям современников любивший посещать Большой театр И. В. Сталин при прослушивании очередной оперы оказался недоволен исполнением какой-то певицы, и поинтересовался, почему не поёт Антарова. После этого Конкордию Евгеньевну вернули в Большой театр.

Вернувшись в 1932 году солисткой в Большой театр, Антарова работает там до 1936 года. В 1933 году Антарова удостоена звания заслуженной артистки РСФСР.

Вместе с тем свободолюбивый дух Конкордии не мог мириться с невозможность открытого выражения своих мыслей. Выход находится в писательской деятельности, результаты с результатами которой она может знакомить только самых близких друзей. Проблема соотношения безграничного потенциала человеческого духа с ограниченностью внешних обстоятельств всегда волновала Антарову и красной линией проходит через её произведения.

Антарова признавалась, что терпеть не может богему. Более того, она утверждала, что в театре чувствуется ложь, рабство и подавленность духа, что, входя в театр, актёр испытывает страх. Однако «когда актёр от личного «я» – которое он считает центром жизни, – и от защиты своих личных эгоистических прав перейдёт к перечислению и осознанию своих обязанностей перед жизнью и искусством, – тогда эта атмосфера исчезнет. Кроме культуры – нет способов борьбы»[1].

После завершения своей сценической карьеры, Антарова направила свои силы в литературное творчество. Во время Великой отечественной войны Антарова живёт в Москве. В сложных военных условиях и был написан роман «Две жизни». Выбор художественной формы произведения, скорее всего, обусловлен существующим в то время в стране режимом. Согласно воспоминаниям современников происхождение романа окутано тайной. Возможной причиной написания многотомного романа в довольно короткие сроки называлось создание его Антаровой в сотрудничестве с духовными Учителями Белого Братства.

Конкордия Евгеньевна Антарова ушла с земного плана 6 февраля 1959 года.

Перед своей кончиной она отправила послание своему ученику С. И. Тюляеву[2]: «Никогда чтобы не было никакого страха: Бесстрашие – верность Учителю. Всегда сохранять полное самообладание. Колебания духа и резкие переходы неуравновешенности ученику особенно вредны. Не требуйте много от людей, но верность, честь и мужество надо соблюдать до конца. При встрече даже с низким человеком всегда думай – «Господом твоим». Найди в нём зерно лучшего и окруженного кольцом огненной светлой мысли. Помни, что, когда подаёшь ему руку, между вашими ладонями лежит рука Учителя. Так поможешь подняться ему выше (любя побеждай)».

Рукопись романа «Две жизни» многие годы хранилась в Москве у Елены Фёдоровны Тер-Арутюновой, считавшей Антарову своей духовной наставницей. Елена Фёдоровна никогда не теряла надежды увидеть роман опубликованным, а до той поры книга распространялась самиздатом. После развала СССР рукопись была отдана в распоряжение Латвийского общества Рериха. Роман впервые был издан в 1993 году.

До публикации «Двух жизней» мало кто знал об этой стороне её жизни, не демонстрируемой широкой публике, но вместе с тем нераздельно связанной с ей жизнью внешней.

«Была в насыщенной жизни Коры Евгеньевны ещё одна сторона – внутренняя духовная деятельность, которая, несомненно, была истоком возвышенности её творчества и всей жизни и которая многих знавших её людей заставляла считать её своим духовным руководителем, не только непререкаемым авторитетом во всех важнейших жизненных вопросах, но и человеком, помогающим по-новому понять глубочайший смысл самого существования на Земле», – пишет М. Стриженова.

Но и на сегодняшний день об этой стороне жизни Конкордии Антаровой известно немного. Хотя она и не была членом теософского общества, но знала и дружила со многими его членами. Несомненно, она была знакома и с распространяемыми самиздатом книгами Живой Этики. В круг её близких друзей входили близкие ей по убеждениям люди, готовые к самоотверженной работе по совершенствованию себя и принесению мира своему окружению.

Как со слов ученика Антаровой Семёна Тюляева, так и из её книг мы знаем, что у Антаровой был Учитель, имевший отношение к Шамбале. Кроме «Двух жизней» в качестве духовного наследия Антарова также оставила две тетради записей бесед с Учителем. Тетради «Беседы Учителя. Как прожить свой серый день» были переписаны рукой Софьи Владимировны Герье – председателя Московского отделения Российского теософского общества, от которой она попала в руки Елены Фёдоровны Тер‑Арутюновой, знавшей Софью Владимировну и выросшей в семье теософов. Тетради адресованы тем, кто осознаёт себя учениками и ищет понимания того, что причина всех его трудностей кроется и в нём самом.

 

 

II. О произведении
«Две жизни» или Живая Этика в примерах жизни каждого дня

Среди художественных произведений, посвящённых духовной тематике, роман Конкордии Евгеньевны Антаровой «Две жизни» занимает особое место.

Для кого-то книга «Две жизни» – это просто приключенческо-мистический роман, мало чем выделяющийся из ряда многих. Вместе с тем в отношении него со всей уверенностью можно утверждать, что то, что читатель найдёт в нём для себя, напрямую зависит от самого читателя, глубины его сознания и тонкости восприятия. Один сочтёт роман посредственной книжицей, а другой откроет в нём для себя источник вдохновения. Но совершенно определённо «Две жизни» – это не просто роман и даже не просто художественное произведение, но именно книга-учение. Развёртывание сюжетной линии происходит параллельно с постепенным ознакомлением читателя с определёнными идеями, которые последовательно закрепляются и углубляются по мере развития сюжета. Отдельно встречаемые идеи нитями сплетаются во всё более масштабное полотно единой красочной картины мироздания.

Интересно, что при этом читателю совершенно не обязательно быть знакомым с определёнными учениями для того, чтобы понять книгу. Она вполне может заинтересовать и того, кто вообще не знаком ни с какими учениями, или даже придерживается атеистических взглядов.

Те же, кто знаком с Учением Живой Этики, найдут в книге отражение идей Учения.

Последовательно книга преподносит и раскрывает доктрину труда, доктрину эволюции, доктрину красоты, доктрину сердца, доктрину напряжения, доктрину Иерархии и Братства, постепенно избавляя от страхов и страстей мира плотного и устремляя к труду на Общее Благо в Беспредельности.

Те же, кто не просто знаком, а является последователем Учения Живой Этики, найдут в этой книге ответ на неизбежно возникающий у всех, приступающих к практике Учения, вопрос: как применять Учение в жизни каждого дня?

Путь героев романа – это путь духовного совершенствования с его взлётами и падениями, достижениями и ошибками, зачастую оборачивающимися драмами жизни для допустивших их. Книга содержит широкий спектр самых разнообразных жизненных ситуаций, в которых читатель может найти схожесть с теми обстоятельствами, в которые попадал или в которых сейчас находится он сам или кто-то из его близких или знакомых. Благодарный читатель получает уникальную возможность посмотреть на себя как бы со стороны и оценить самого себя, понять, что он собой представляет, на каком уровне развития находится, к чему должен стремиться и что для этого следует делать. «Две жизни» можно рассматривать как своего рода энциклопедию жизненных ситуаций, одни из которых отражают сюжетную линию романа, другие встречаются в диалогах героев или их размышлениях или в прочтённых ими книгах.

Читающий на примерах познакомится с проявлением бескомпромиссной верности Учителю, истинной дружбы, основами самого сложного искусства – искусства взаимодействия с людьми, особенностями различных путей поиска Истины, аспектами взаимодействия единомышленников в рамках общины, принципами оборения как внутренней, как и внешней тьмы.

Книга знакомит с яркими и описанными с особой любовью Образами Великих Учителей, самоотверженно трудящихся на благо человечества.

Отдельно стоит отметить способность автора очень точно, кратко, ёмко и красиво описывать глубокие и тонкие явления. Любой, кто когда-либо сталкивался с необходимостью выражения в словах тонких нюансов Пути, знает, как порой сложно бывает подобрать нужное слово, наиболее точно и полно подходящее для передачи мысли, такое, которое покажет отличие от других сходных явлений и не вызовет никаких нареканий и ложных толкований. Такое владение словом доступно только очень мудрому человеку и именно такое владение словом мы встречаем на страницах «Двух Жизней».

Существует мнение, что автором «Двух Жизней» является не К. Е. Антарова, а что книга родилась в результате её сотрудничества с одним из Махатм. Я не берусь утверждать, так это или нет, но кто бы ни был автором «Двух Жизней», это определённо не отвлечённый теоретик, не экзальтированный последователь, а тот, кто обладает всей глубиной опытного знания по излагаемым вопросам. Со всей определённостью подобное произведение не мог написать человек, не имеющий опытного постижения описываемых в книге ступеней самопознания и самоорганизации, как верно и то, что нельзя понять это и оценить, не имея хотя бы частично соответствующего опыта. Человек, никогда не испытывавший восхищения Высшим, в какой бы форме оно не проявлялось, никогда не встававший на трудный путь совершенствования себя, сочтёт сюжет детской сказкой, а описание возвышенных переживаний ненужным пафосом.

«Две жизни» – это книга-пособие о том, как из эгоистического существа стать настоящим человеком, достойно занимающим своё место не только на Земле, но и во всём Едином Потоке Жизни.

В персонажах романа угадываются послужившие их прототипами известные широкой общественности персоналии. Писательский талант К. Е. Антаровой настолько подробно передаёт их образы, что некоторые даже склонны считать сюжет описанием действительно имевших место событий.

Не хочется расстраивать верящих в это энтузиастов, но, конечно же, сюжет сложен не столько реальными событиями, сколько полётом мысли автора романа. Вместе с тем, на мой взгляд, искать в романе соответствие реальным историческим событиям – это путь обкрадывания себя. Не стоит зацикливать внимание на именах, датах и других деталях, это приведёт к отвлечению внимания от главного – постижения и перенятия восприятия момента и самого образа действия.

Книга, просто и красиво несущая основные идеи Живой Этики на примерах действий каждого дня, жизни каждого момента, безусловно, выступает явлением полезным, зовущим и устремляющим, в связи с чем можно смело рекомендовать роман «Две жизни» к прочтению всем, как только подходящим к Учению, так и твёрдо ставшим на путь следования ему.

Конкордия Евгеньевна написала только три части романа и первую главу четвёртой. Почему? Об этом можно только строить предположения, но всё же, мне кажется, что книга не закончена потому, что «в законченности смерть»![3] Иными словами, это призыв к тому, чтобы сознание вместо удовлетворённости завершённым с прочитанной книгой сюжетом оставалось в вечном движении и поиске, но даже не столько в предположении возможного развития истории героев романа, сколько в живом обнажённом внимании к обстоятельствам своей собственной жизни, в том состоянии, которое позволит явить самое верное и необходимое действие в каждый её момент.

Д. Н. Короткевич

19.04.2019

 

 

III. Критикам
Критикам произведения К. Е. Антаровой «Две жизни»

Не судите, да не судимы будете,

ибо каким судом судите, таким будете судимы;

и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить.

Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые.

Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые.

Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь.

Итак по плодам их узнаете их.

Евангелие от Матфея 7:1-2,17-20

 

Каждое явление обследуйте со многих сторон, и особенно опасайтесь однобокого, предвзятого суждения как о личностях, так и о всех явлениях жизни.

Из письма Е. И. Рерих от 24.04.1936

 

Несмотря на то, что произведение Конкордии Евгеньевны Антаровой «Две жизни» снискало отклики в очень многих сердцах, ценится и имеет множество положительных отзывов в рериховской среде, находятся и те, кто не только не считает его полезным, но и даже относит к книгам определённо опасным и вредным. С одной стороны, существование такого спектра диаметральных оценок – вполне закономерное явления для любого значимого произведения, с другой стороны, немного странным является то, что такие неоднозначные взгляды встречаются и в среде последователей Учения Живой Этики.

Что ж, оставим в стороне все сугубо субъективные оценки на уровне «нравится / не нравится» и разберём предметно, что именно в произведении К. Е. Антаровой «Две жизни» подвергнуто критике и почему.

Самым полным, да и, пожалуй, единственным подробным и претендующим на объективное исследование критическим отзывом, на который ссылаются критикующие роман К. Е. Антаровой, является статья О.Я.Черненко «Двойная жизнь» (опубликована в журнале «Грани Эпохи», 2001, №4). Некоторые из тех, кому не понравился роман, даже не могут объяснить, чем он им не понравился, при этом отправляя вопрошающего именно к статье Оксаны Черненко и апеллируя к тому, что там всё подробно проанализировано.

Обратимся и мы к этой статье и проанализируем её. Действительно ли в этой статье мы найдём доказательства того, что книга «Две жизни» К. Е. Антаровой несёт вред и распространяет идеи, противоположные Учению Живой Этики? Это главный вопрос, на который мы должны найти ответ. Если такие доказательства имеются, то они могут быть проанализированы на предмет допустимости, достоверности и достаточности. Оппонирование же к простому выражению субъективных антипатий смысла, согласитесь, не имеет.

Статья О. Черненко разбита на 9 пунктов, каждый из которых предполагался для обозначения отдельной претензии, которую автор выдвигает к роману Конкордии Антаровой «Две жизни». Вместе с тем анализ статьи показал, что в ней содержится несколько основных тезисов критического характера, которые многократно повторяются в тексте статьи, независимо от обозначенных пунктов, в связи с чем данная статья будет построена по принципу выделения и последовательного рассмотрения этих тезисов О. Я. Черненко.

Но для начала дадим общую характеристику статьи О. Черненко «Двойная жизнь».

Уже во вступлении к своей статье Оксана Черненко немного лукавит. Она делает вид, что сама как бы не знает, как относиться к произведению К. Е. Антаровой «Две жизни» и предлагает разобраться в этом вместе с читателями, сопоставляя факты и делая заключения на основе Живой Этики. Но с первых же строк становится очевидным, что в своём восприятии и отношении к произведению К. Е. Антаровой автор статьи уже определилась, и всё последующее изложение будет строиться по принципу обоснования этой уже имеющейся позиции.

В отличие от Оксаны Черненко, я не буду лукавить и сразу скажу, что считаю её статью «Двойная жизнь» необоснованным и незаслуженным осуждением романа К. Е. Антаровой «Две жизни», статьёй, полной необъективности и предвзятости, что и собираюсь продемонстрировать.

Если кратко охарактеризовать то, что делает в своей статье О. Я. Черненко, то она, по сути, повторяет «подвиг» дона Кихота в его непримиримой борьбе с ветряными мельницами, принятыми им за великанов, – она подвергает активному осуждению те явления, которые лишь в её представлении присутствуют в романе «Две жизни».

Интересно, что восприятие романа «Две жизни» Оксаной Черненко становится вполне объяснимым, если произвести в сознании одну простую перемену, которая, судя по всему, в её сознании и произошла, а именно, представить, что речь в романе идёт не о Великих Духах, трудящихся на благо всего человечества, а о тёмных персонификаторах, обманывающих своих последователей. В таком случае действительно безраздельная преданность Учителю станет восприниматься как манипуляция слабыми сознаниями, заповеданная в Учении торжественность – как излишний пафос, умение примениться к сознанию – как хамелеонство и лицемерие, целесообразность – как прикрытие и оправдание для удовлетворения своих собственных интересов, в общем, абсолютно все проявления будут восприниматься через призму подозрительности, неприятия и выискивания того, за что бы зацепиться, чтобы вывести этих «тёмных обманщиков» на чистую воду.

Но попробуем разобраться подробнее.

 

 

  1. Об иезуитизме

 

По мнению Оксаны Черненко, всё произведение К. Е. Антаровой проникнуто идеями иезуитизма.

Для более полного понимания обсуждаемой темы необходимо немного удалиться в историю этого понятия. Кто такие иезуиты? Иезуи́ты – члены «Общества Иисуса» (лат. Societas Jesu). Это мужской духовный орден Римско-католической церкви, основанный в 1534 году Игнатием Лойолой и утверждённый Павлом III в 1540 году, который был призван бороться с упадком католической церкви и отстаивать её единство любыми методами, в том числе и такими, которые, по сути, противоречили библейскому Учению. По большому счёту создание ордена было реакцией на успешность движения реформатора Мартина Лютера, лишающего церковь роли обязательного посредника между Богом и человеком.

Орден был упразднён в 1773 году, затем восстановлен в 1814 году и действует до сих пор, хотя уже и не представляет собой то явление, которое представлял в прошлом. Но сами термины «иезуит» или «иезуитизм» уже давно стали использоваться самостоятельно, вне связи с орденом, и в своём нарицательном значении стали обозначать лицемерных фанатиков, которые не гнушаются ничем для достижения своих целей.

В списке использованной литературы к статье Оксаны Черненко можно найти источник, из которого она черпала свои мысли об иезуитизме. Это статья Е. П. Блаватской «Теософия или Иезуитизм» (журнал «Люцифер», июнь 1888 г.),неверно названная Черненко «Теософия и Иезуитизм», в которой Блаватская выставляет иезуитизм противоположностью теософии. В этой статье, активно цитируемой Черненко, мы находим резкую критику Блаватской собственно иезуитизма католической церкви, причём такого, который характеризовался как «Учение, оправдывающее Воровство, Ложь, Лжесвидетельство, Нечистоту, любую Страсть и Преступление; учащее Убийству, Отцеубийству и Цареубийству, уничтожающее религию, чтобы заменить ее суеверием, покровительствуя Колдовству, Богохульству, Безверию и Идолопоклонничеству... и т.д.»[4].

Действительно, иезуитизм является отвратительным и недопустимым явлением, не имеющим ничего общего с Учением Живой Этики. По сути это антигуманистическая система моральных принципов, возникающая, как правило, внутри замкнутой группы, касты, иерархической организации и служащая сокрытию или оправданию аморальной по содержанию деятельности, направленной вовне этой группы, касты, организации. Иезуитизм в первую очередь характеризуется двуличием, лицемерием, беспринципностью в выборе средств для достижения своих целей.

Но что общего всё это имеет с романом К. Е. Антаровой «Две жизни»? Ответ прост: НИЧЕГО!

Да и сама Оксана Черненко сначала не решается утверждать, что её слова имеют какое-либо отношение к роману «Две жизни», хотя и явно намекает именно на это. Следующий абзац её статьи посвящён именно «Двум жизням», хотя об этом и не сказано прямо:

«Проанализировав современные проявления нынешних «иезуитов» по духу можем сказать, что, приспосабливаясь к новым условиям методы тёмных, так хорошо отработанные братьями иезуитами, остаются прежними. Это, прежде всего, лицемерие, хамелеонство, льстивость, ханжество. Главным их орудием является манипулирование с высшими понятиями – долгом, преданностью, которые они подменяют клятвами и обетами. Пренебрежение свободной волей человека, использование его в своих целях, иезуитски оправдывая это целесообразностью, высшими соображениями, неготовностью ученика, не способного самостоятельно идти без учителя. Избранничество, право изменять вашу жизнь, облагодетельствование вас своим руководством, искажая формулу – готов ученик, готов и ему Учитель. Это постоянная подмена внешним, поверхностным явлением глубинных внутренних процессов. Думаю, не лишним будет отметить и то, как выполнен труд, даваемый якобы из Высшего мира, отсутствие красоты, гармонии, творческого начала».

Но ведь всё вышеперечисленное, повторю, не имеет никакого отношения к «Двум жизням». В действиях положительных героев романа не встречается ни капли лицемерия, хамелеонства, льстивости или ханжества. Нет там и манипулирования долгом и преданностью, и уж тем более они не подменяются клятвами и обетами.

Хотелось бы видеть примеры того, о чём говорит О. Я. Черненко, но их нет. И причина этого проста – отсутствие таковых в романе, и выдача результатов субъективного восприятия, прочитанного за реальность. Апофеозом субъективизма служат слова Оксаны, характеризующие роман в целом: «отсутствие красоты, гармонии, творческого начала». О вкусах, как говорится, не спорят. Но готов поспорить, что для большинства последователей Учения, читавших роман «Две жизни», это совершенно не так.

Признавая «Две жизни» «книгой-бестселлером для многих последователей Живой Этики», «дорогой для большинства из нас», книгой «которая отвечает нашим самым сокровенным чаяниям и помыслам», с «крайне удачной формой изложения», в которой «всё затрагивает в наших сердцах самые волнующие чувства» Оксана Черненко всё же предлагает заново перечитать эту книгу и поразмыслить над ней на предмет того, не является ли она лишь хитрой приманкой тёмных сил, которая способна увести с Пути.

Что можно сказать по этому поводу? Не являются ли процитированные выше славословия роману как раз тем лицемерием, хамелеонством и льстивостью, которые О. Черненко приписывает героям «Двух жизней»?..

Можно лишь предположить, что прочитанная впервые книга была воспринята Черненко сердцем, но спустя какое-то время рассудок вступил в свои права и породил страшный росток сомнения, результатом деятельности которого, по сути, и стала статья «Двойная жизнь». Но это всё предположения, а в сухом остатке имеем только необоснованные и ничем не подтверждённые, а иногда и прямо расходящиеся с содержанием романа намёки О. Черненко на иезуитизм.

 

О тайных обществах

Пытаясь развивать свою идею об иезуитизме, О. Черненко пускается в рассуждения о тайных обществах: «Белые Братья никогда не создавали специальных организаций, особенно подпольного типа, для борьбы за определённый политический строй какой-то страны или разветвлённой сети организаций в разных уголках планеты, которые вели бы некую подпольную работу, пусть даже и для достижения прогрессивных тенденций в развитии народов. Вся деятельность, которую вела Блаватская, Рерихи, как и все предыдущие великие посланники, была направлена на развитие духовности через искусство, творчество, созидание открыто и гуманитарно. Их цели и задачи настолько чисты и прекрасны, что не нуждаются в подпольной деятельности, протестном сопротивлении. Если вы и приведёте примеры поддержки этими посланниками тех или иных политических движений, организаций, даже руководства революциями, то это опять же не означает, что эти организации были созданы нашими Великими Учителями, да ещё как способ подготовки учеников! Они просто их поддерживали на том или ином этапе. Это была деятельность самого посланника с определённой целью. Не смешивайте разных понятий, друзья».

Действительно. Предлагаем последовать совету Черненко и не смешивать разных понятий, а именно того, на наличие чего в романе она совершенно безосновательно намекает, и того, что в нём действительно имеет место быть. В «Двух жизнях» не пишется о создании и деятельности некой тайной организации подпольного типа для влияния на события планетарного порядка. Но это, с другой стороны, и не означает общедоступности для каждого. Доступ определяется уровнем сознания и зависит от самого человека, его развития, его уровня стремления[5]. Так было всегда. Подвергать и этот принцип критике означало бы подвергать критике само понятие эзотеризма и само существование Братства на Земле и его ашрамов в разных частях планеты.

В учении деятельность Братства описывается просто:

«Международное Правительство никогда не отрицало своё существование. Оно не обнаруживало себя манифестами, но действиями, которые не упущены даже официальной историей. Можно назвать факты из французской и русской революции, а также из англо-русских и англо-индийских сношений, когда самостоятельная рука извне изменяла ход событий. Правительство не скрывало наличие послов своих в разных государствах. Конечно, эти люди по достоинству Международного Правительства никогда не прятались. Наоборот, они держались на виду, посещали Правительства и были замечены множеством людей. Литература охраняет их имена, приукрашенные фантазией современников.

Не тайные общества, которых так боятся Правительства, но явные лица, посылаемы указом Невидимого Международного Правительства. Каждая подложная деятельность противна международным задачам. Единение народов, оценка созидательного труда, а также восхождение сознания утверждаются Международным Правительством самыми неотложными мерами. И, если проследить мероприятия Правительства, то никто не обвинит его в бездействии. Факт существования Правительства неоднократно проникал в сознание человечества под различными наименованиями.

Каждый народ оповещаем лишь один раз. Посольство бывает лишь один раз в столетие – это закон Архатов. Устремление явления Невидимого Правительства подлежит соотношению мировой эволюции, почему в основу заключений полагаются точные математические законы. Нет личного желания, но непреложность законов материи. Не хочу, но знаю. И потому решение при волнении потока всё же неизменно.

Можно взойти на гору с севера или с юга, но само восхождение остаётся неизменным» (Агни Йога, 32).

Остаётся только добавить, что в «Двух жизнях» не содержится ничего того, что противоречило бы вышеизложенному описанию.

О том, что, подвергая критике иезуитизм, нужно отделять его от законно существующего сокрытия от неготовых сознаний, всегда сопровождавшего сокровенные знания, хорошо сказано в письме Елены Ивановны Рерих:

«Вы правильно возмущаетесь иезуитской формулой – «цель оправдывает средства», ибо эта формула тем ужасна, что воспринявшие её не брезгуют ничем и пользуются истинно гнуснейшими средствами для достижения чисто личных и корыстных целей. Но во всех Учениях и даже в христианстве оправдывалось священное сокрытие, когда оно применялось для охранения Святыни и на спасение ближнего или Общее Благо. Откуда же весь эзотеризм всех Учений? Так, каждое новое освещение истины, каждое новое нахождение в науке всегда должно было скрываться от невежественных сознаний. Ведь и сейчас один из самых выдающихся учёных сказал, что они не могут выдать сейчас всех своих нахождений, ибо общий уровень человечества не позволяет этого. Вспомним все ужасы Инквизиции, все войны из-за новых Откровений. Откуда все эти сложнейшие символы в трудах провозвестников или великих тружеников науки, над которыми и посейчас глумятся невежды, но которые вызывают глубокое изумление и восхищение в умах, разбирающихся, хотя бы даже частично, в их глубоком смысле? На горе человечества ключ ко многим из них утерян, и лишь редчайшие умы могут найти его и повернуть хотя бы на один или два оборота. Думаю, что сейчас нет на Земле того, кто мог бы повернуть его на все семь оборотов. Вся Тайна хранится в Твердыне Знания.

Так вдумайтесь во все причины, породившие следствия, потрясающие сейчас весь мир, и каждое явление обследуйте со многих сторон, и особенно опасайтесь однобокого, предвзятого суждения как о личностях, так и о всех явлениях жизни» (из письма Е. И. Рерих Е. А. Зильберсдорфу от 24.04.1936).

Если же Оксана Черненко в принципе не согласна с идеей о том, что Те, кто значительно более других продвинулись по лестнице эволюции и чьи знания открывают для них возможности, недоступные обычным людям, как, впрочем, и сопровождающий их уровень ответственности, могут жить по несколько иным законам, чем те, по которым живут существа, такого уровня не достигшие, или если ей претит идея о «Невидимом правительстве», влияющем на ход мировых событий, то ей следовало бы предъявить подобные претензии в первую очередь к Махатмам и данному Ими Учению.

Таким образом, тезис О. Я. Черненко об иезуитизме в «Двух жизнях» как необоснованный, не подтверждённый отвергается.

 

 

  1. Об особенностях изложения романа «Две жизни»

 

  1. Возражения О.Я.Черненко самой себе

«Некоторые особенности книги К. Е. Антаровой «Две жизни» – так назван целый раздел статьи О. Я. Черненко «Двойная жизнь». В обозначенной таким названием разделе мы снова не обнаруживаем ни одной чётко сформулированной, аргументированной и обоснованной претензии к роману К. Е. Антаровой.

Вместо этого автор статьи пускается в абстрактные рассуждения, основанные на субъективных предположениях, и спорит с предполагаемыми оппонентами.

Вначале О. Я. Черненко зачем-то оппонирует с предисловием к книге, составленным издателем (хотя всё оппонирование и сводится лишь к выражению простого несогласия с мнением издателя о книге). Затем О. Черненко начинает спорить с абстрактными оппонентами, вводя свои размышления парадоксальными словами «Иногда, не желая признавать точку зрения на книгу К. Е. Антаровой как искажение мысли Живой Этики, говорят о том, что…».

Во-первых, мы впервые встречаем сформулированное обвинение от О. Черненко: книга К. Е. Антаровой искажает мысли Живой Этики. Как же она обосновывает это утверждение? Парадоксально, но никак!

Вместо того чтобы обосновать свой тезис о том, что книга К. Е. Антаровой искажает мысли Живой Этики, Черненко, не приведя ни одного маломальского обоснования, по сути, предлагает принять этот тезис в качестве отправной точки и пускается в разбор возможных в отношении её тезиса возражений.

Отмечу, что по общим правилам логики, именно человек, делающий какое-либо утверждение и желающий, чтобы именно оно считалось истинным, должен привести обоснования своего утверждения. В обратном случае мы могли бы иметь довольно абсурдную ситуацию, когда некто будет с лёгкостью порождать абсолютно необдуманные, произвольные, а в равной степени возможности и ложные утверждения, и будет требовать от других обосновывать своё с ними несогласие.

Но даже если бы можно было допустить такой подход, то цель соблюдения объективности с необходимостью требовала бы приведения всего спектра возможных возражений, ставящих под сомнение истинность постулируемого тезиса. Вместо этого мы видим, как О. Черненко сама подобрала или выдумала несколько несерьёзных «возражений» в отношении её тезиса и демонстративно их «победила», тем самым создав иллюзию того, что её утверждение об искажении К. Е. Антаровой мыслей Учения Живой Этики верно.

Но давайте разберёмся, какие же аргументы, по мнению О. Черненко, приводят несогласные с её утверждением?

Начнём с первого:

  1. «Иногда, не желая признавать точку зрения на книгу Антаровой как искажение мысли Живой Этики, говорят о том, что именно книга «Две жизни» привела многих к Учению Живой Этики, что она воодушевила, дала толчок к духовному устремлению, помогла избрать путь. Всё это в принципе просто замечательно. Только откуда среди последователей Учения Агни Йоги так много поверхностных, суетливых, возбуждённо-восторженных людей. Именно их чаще видно и слышно, именно по ним судят, скорее всего, обо всех последователях Учения Живой Этики.

Приход к идеям какого-то Учения, даже самого совершенного, ещё не означает, что мы действительно идём указанным нам этим Учением путём. Кроме того, я думаю, что пить мутную воду и оставаться здоровым нельзя, особенно если вы начинаете с этого» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Честно говоря, логика О. Черненко представляется в данном случае весьма странной. Ведь она, по сути, берёт действительно положительный эффект от романа «Две жизни» и пытается безосновательно выставить его в негативном свете. Напомню, что Елена Ивановна Рерих даже в отношении книг, в которых было далеко не всё хорошо, но которые при этом могли многим принести пользу, несомненно, эту пользу признавала и подчёркивала. В качестве примера моно вспомнить её отношение к книгам Крыжановской:

«Но конечно, к Бел. Бр. Крыжановская не была близка, и потому, наряду с некоторыми замечательными страницами, в её романах встречается столько вульгарного и пошлого.

Но всё же я предпочитаю её серию о Магах многим современным романам, ибо книги эти всегда будят воображение читателя и устремляют его к необычному....» (из письма Е. И. Рерих от 03.09.1935).

«Ведь и книги Крыжановской сделали своё доброе дело. Наряду со страшной пошлостью книги эти содержат истинные жемчужины. Ведь самое важное, самое ответственное – это умение дать каждому по сознанию. Самое страшное – дать больше, нежели сознание собеседника может вместить. Дать неподготовленному сознанию слишком много – всё равно, что дать ребёнку играть с заряженным револьвером» (из письма Е. И. Рерих М. Е. Тарасову от 08.11.1934).

При этом, отмечу, что речь шла о книгах, содержащих наряду с жемчужинами много «вульгарного и пошлого». Елена Ивановна отмечала важность отрыва сознания большинства от обыденности и устремления его к Свету, даже если это делается не идеальными средствами. Сравним это с подходом О. Черненко и её словами о «мутной воде». И это при том, что ни одного основания для подобного заключения, ничего противоречащего Учению Живой Этики в «Двух жизнях» О. Черненко приведено не было!

Но вернёмся к странной логике О. Черненко. Она апеллирует к тому, что среди приходящих к Учению много поверхностных людей, не обладающих необходимыми для практики Учения качествами. Ущербность этой логики можно продемонстрировать двумя встречными тезисами. Во-первых, О. Черненко не была обоснована и доказана причинно-следственная связь между чтением «Двух жизней» и появлением среди последователей Живой Этики «поверхностных, суетливых, возбуждённо-восторженных людей». Даже для утверждения самого факта появления большого количества таких людей нужно как минимум располагать данными серьёзного социологического исследования, не говоря уже о том, что трудно представить себе объективный механизм оценки людей по уровню их «поверхностности»… Причин же, вызвавших это предполагаемое явление, может быть очень много. Какие основания обвинять в этом «Две жизни»? Во-вторых, не только в Учении не выдвинуто такого требования, но и элементарной логике вещей противоречила бы ситуация, если бы к Учению подходили только люди, уже развившие в себе набор эволюционных качеств и не имеющие недостатков. Конечно же, у подходящих есть недостатки, но это естественная закономерность, никак не связанная с прочтением романа «Две жизни» или вообще с его существованием. Ведь именно преодоление своих недостатков и развитие эволюционно-положительных качеств и является по сути тем, что составляет понятие «Путь», тем, чем и занимаются последователи, собственно практикой Учения.

Таким образом, книга «Две жизни», отрывая сознание людей от обыденности, устремляет их к Свету, пробуждает интерес к изучению теософии и Живой Этики. И это есть определённо тот положительный эффект от книги, за который можно только порадоваться.

  1. Следующим контраргументом, который О. Черненко сама выбирала для себя в качестве подлежащего победному разгрому, является тезис о том, что книга была написана ещё до распространения книг Живой Этики, и что К. Е. Антарова, возможно, ещё не была с ними знакома.

О. Черненко даже соглашается, что это «можно было бы принять за аргумент», если бы это действительно было так. Но если это не так, то… То что?! – так и хочется спросить автора «Двойной жизни», постоянно обделяющего свои тезисы чёткостью и завершённостью формулировок. Видимо, О. Черненко хочет сказать, что в связи с тем, что она опровергла очередной самостоятельно подобранный контртезис, то это подтверждает верность её тезиса.

Что можно сказать по этому поводу? Во-первых, опровержение одного или даже нескольких контртезисов ещё не означает автоматическую верность оспариваемого ими тезиса. Только опровержение всех контртезисов, причём не произвольно выбранных, а именно всех существующих, может иметь значение в вопросе истинности основного тезиса. И то этого недостаточно, т.к. строго говоря, это докажет лишь неверность контртезисов, но не верность оппонируемого тезиса, который для снискания лавров истинности всё равно должен будет озаботиться приобретением исчерпывающего обоснования.

О. Черненко хочет сказать, что если бы К. Е. Антарова не была знакома с Учением Живой Этики, то этим можно было бы объяснить несоответствие её книги Учению. Но поскольку по косвенным признакам, имеющимся в романе, К. Е. Антарова всё же была знакома с Учением Живой Этики, то «следовательно, мы не можем никак уйти от сопоставления»[6] Учения с книгой. Так кто же против такого сопоставления? Но только О. Черненко не делает никакого сопоставления, она лишь апеллирует к нему, знакомя нас лишь с его воображаемым «результатом», а точнее, необоснованным и сугубо субъективным предположением.

Интересно, что «опровергая» контртезис о том, что К. Е. Антарова не знала об Учении Живой Этики, О. Черненко приводит целый ряд подтверждений обратного: «В книге масса намёков на терминологию, мысли, идеи Учения Агни Йоги. Попытка дать понимание общинности, заботы об Общем Благе, используется понятие целесообразности, наименование народа – Иван стотысячный, а иной раз намекнут даже и на понятие сердца». Получается, что О. Я. Черненко признаёт наличие в «Двух жизнях» многих идей Живой Этики, даже называет их и перечисляет. Парадоксально, что при этом она не приводит ни одного примера того, что книга «Две жизни» расходится с Учением Живой Этики, однако именно этот ничем не подтверждённый тезис О. Черненко пытается обосновать в своей статье. Показательный пример необъективности и предвзятого подхода.

  1. Следующим контраргументом О. Черненко рассматривает аргумент о том, что «Две жизни» являются художественным произведением, которое имеет право на художественный вымысел.

Отвергать факт того, что произведение действительно является художественным, О. Черненко, естественно, не может, тем ни менее она решительно отказывает его автору в праве на художественный вымысел: «В любом случае здесь не могут быть под их образами высказаны противоположные их Учению идеи. В сказке может быть иносказание, образность, но точность смысла просто обязана быть».

И снова мы видим совершенно ничем не обоснованное постулирование того, что в «Двух жизнях» содержатся идеи, противоположные Учению. Сложно сказать, что О. Черненко понимает под «точностью смысла», которая, по её словам, должна быть сохранена даже в сказке, но снова несохранение этой точности смысла пока существует только в воображении О. Черненко. В романе К. Е. Антаровой мы видим идею добра, побеждающего зло, приоритет Общего Блага, повествование о существовании Иерархии Светлых Сил, идею о том, что только наши действия определяют наше будущее (Карма). Какую ещё точность смысла не смогла найти в романе К. Е. Антаровой О. Черненко? Это так и останется тайной, т.к. автор «Двойной жизни» последовательно воздерживается от приведения обоснований и доказательств своей позиции.

Но всё же несколько слов по поводу художественности произведения, полагаю, должно быть сказано. Во-первых, художественные произведения в принципе не обязаны соблюдать точность и достоверность в изложении тех или иных событий. Нельзя этого от них требовать. На то они и художественные произведения, а не документалистика. А вот то, насколько художественный вымысел расходится с реальностью, и также то, несёт ли такое расхождение пользу или вред – это уже отдельный серьёзный вопрос, требующий подробного сравнительного анализа и беспристрастного исследования. Ничего подобного со стороны О. Черненко проведено не было, поэтому её вывод остаётся для нас лишь её субъективным мнением. И если уж говорить о мнениях, то я лично не встретил в произведении «Две жизни» таких проявлений художественного вымысла, которые шли бы в разрез с идеями Живой Этики.

Использование в «Двух жизнях» формы именно художественного произведения, наоборот, помогло более полно использовать возможности произведения по раскрытию и донесению идей Учения Живой Этики читателям. Вряд ли этого удалось достичь бы посредствам документалистики.

Художественный вымысел в ряде случаев намеренно используется для того, чтобы донести тот или иной аспект понимания, а иногда представляет собой символизм и аллегорию.

Мир знает много книг, в том числе религиозных и культовых, буквальное прочтение некоторых мест из которых лишено смысла. Такие фрагменты как бы специально указывают на то, что их следует понимать аллегорически. В качестве всем известного примера может быть приведена Библия. Но чтобы кто-либо не начал возмущаться сопоставлением именно с этой книгой, приведу пример более близкий. Принадлежащее перу Е. П. Блаватской произведение «Из пещер и дебрей Индостана» лишь отчасти является документальным путевым очерком путешествия по Индии второй половины XIX века, но во многом содержит художественный вымысел, к которому автор прибегает для лучшего донесения читателю той или иной мысли. К слову, схожесть этого произведения с «Двумя жизнями» в том, что в своём произведении Блаватская также пытается передать Образы Махатм (как внешний, так и образ мысли и действия) через художественный сюжет.

Если говорить об аллегориях и символизме в «Двух жизнях», то для примера можно упомянуть описываемый в романе цвет глаз Махатм, который совсем не обязательно должен соответствовать действительности, но обозначен для того, чтобы указать на преобладающую энергию, а узкая шапка дервишей, которая в начале книги сильно сдавила голову Лёвушки, вполне может быть понята как аллегория недопустимого узкого и слепого религиозного фанатизма. Часто же сменяемые наряды могут символизировать события не одного, а нескольких воплощений, а тип нарядов и выполняемые в них роли указывать на особенности этих воплощений и т.д.

Да, читатели «Двух жизней» именно должны помнить, что читают художественное произведение и не требовать от него точного и доподлинного соответствия действительности во всех его аспектах. Именно такое восприятие и позволит более сосредоточить внимание на главном в произведении – на основных идеях и принципах, на том, что каждый может положить в основание своих действий каждого дня.

Что же касается аргументов, которые действительно могли бы быть приведены против статьи О. Черненко, то главным аргументом, который не предъявляет к своему тезису О. Я. Черненко, является аргумент об отсутствии достоверных, объективных и достаточных доказательств, подтверждающих её утверждение о том, что роман К. Е. Антаровой «Две жизни» искажает Учение Агни Йоги. И именно этот аргумент, превращающий всю её статью «Двойная жизнь» не более, чем просто в выражение субъективного мнения её автора, мы и предъявляем О. Я. Черненко.

 

  1. О «несуразностях» и «необходимости домысливания»

Но вернёмся к статье «Двойная жизнь». Быстро исчерпав «успешно побеждённые» контраргументы против своего так до сих пор ничем не обоснованного тезиса о противоречии «Двух жизней» Учению Агни Йоги, Оксана Черненко не находит ничего лучшего, чем выказать своё недовольство стилем изложения произведения. Другими словами это и не назовёшь… Видимо, когда доводов совсем нет, то для придирок приходится выискивать и привлекать всё, что угодно, даже такую сугубо субъективную вещь как стиль изложения произведения…

О. Черненко говорит о том, что в книге много «несуразностей повествования» и даже приводит пример: «Возьмём самую первую сцену пира и похищения Наль. Например, по реакции Али младшего создаётся впечатление, что он и Наль горячо любят друг друга, Наль, кажется, любит Николая только детской любовью, но далее говорится о том, что она и Николай на самом деле оба любят друг друга и жестокие законы фанатичного народа разлучают наших Ромео и Джульетту. Хотя в следующих главах во второй книге даётся её растерянность, даже страх перед мало знакомым ей мужчиной, который должен стать её мужем. Таких несуразностей в тексте можно найти довольно много и при дальнейшем анализе книги вы сможете отметить их неоднократно».

Что можно на это сказать? Можно только выразить сожаление о том, что О. Я. Черненко не смогла совместить в своём сознании совершенно не противоречащие друг другу явления. О том, что Николай был самозабвенно влюблён в Наль, мы узнаём еще в самом начале романа, когда он наблюдает за её приездом в дом Али, спрятавшись за деревом. По описаниям реакции Наль на Николая (покраснение щёк, взгляды) мы также понимаем, что она влюблена в него. Возможно, это и детская влюблённость в силу её возраста, но от этого не менее искренняя. Естественному развитию их отношений изначально препятствовали законы того общества, в котором она проживала, никогда не одобрившие бы брак европейца с индийской девушкой, поэтому они и решаются на рискованный побег. А в том, что несомненно любящая Николая Наль, по сути, ещё ребёнок, всю жизнь проведшая под опекой её родственников, осознавая полную перемену своей жизни, едущая в поезде в новый мир, с законами и обычаями которого она даже не знакома, в момент осмысления всего это отчасти испытывает временный страх перед своим будущим мужем, так в этом нет совершенно ничего ни удивительного, ни противоречивого.

Все несуразности, по сути, как мы видим, находятся не в тексте романа «Две жизни», а в сознании О. Черненко и являются порождениями её предвзятости…

Но то, что пишет О. Я. Черненко дальше, в силу своей необоснованности уже начинает граничить с паранойей. Судите сами: «Невольно рождается мысль, что это, возможно, и не несуразности, а хорошо продуманный ход, который и вводит нас в область постоянных предположений и собственных домысливаний, когда из разных посылок, этаких манков, ведущих вас то в одну сторону, то в другую, вы выбираете наиболее вам близкие и желаемые.

В книге К. Е. Антаровой нам всё время дают некие обтекаемые, абстрактные понятия, которые в принципе что-то напоминают нам очень знакомое и родное, хотя могут быть истолкованы и иначе. Мы с вами всё время, исходя из своих побуждений, сами выбираем то, что нам хочется в этом видеть. Мы постоянно ставимся в положение домысливающих, дописывающих произведение за автора. Зомбированные уверением, что всё это дано через Высокий Источник, мы не позволяем себе ни секунды сомневаться в том, заложена ли действительно в тексте некая высшая мысль, высшая целесообразность в описываемых событиях и поступках героев, которую мы должны во всём этом действе предполагать, угадывать, вскрывать. <…>

Да, нас с самого начала очень умело заставляют входить в область недоговорённостей с собственным толкованием их. Это прекрасный ход автора! Вы всё время при чтении книги готовы предполагать иное тому, что читаете, благо для нас в тексте полно таких манков <…>

Именно так нас и заставляют всё время думать, что всё это именно так, как нужно и то, что нужно. И под этим соусом в наше сознание вводятся мысли совершенно противоположные нами предполагавшимся, но мы всё это съедаем в сомнамбулическом экстазе и уже не хотим ни видеть, ни знать ничего иного».

Иными словами О. Черненко осуждает стиль изложения книги, предполагая, что он намеренно используется для зомбирования читателя и введение в его сознание идей, противоречащий Учению Живой Этики. Никаких доказательств наличия в книге идей, противоречащих Живой Этике, конечно же, не приводится. При этом О. Я. Черненко почему-то забывает, что подобным стилем, предполагающим активную работу сознания читающего, написаны многие произведения, рождённые в результате сотрудничества с Махатмами, и если уж говорить объективно, то это как раз должно служить доводом в пользу совсем не той идеи, которую пытается продвинуть автор «Двойной жизни». Но в этом тезисе О. Черненко умудряется войти в противоречие даже сама с собой. Ведь как может книга зомбировать и внушать ложные идеи, если при этом одновременно книга «вводит нас в область постоянных предположений и собственных домысливаний, когда из разных посылок, этаких манков, ведущих вас то в одну сторону, то в другую, вы выбираете наиболее вам близкие и желаемые» и «мы с вами всё время, исходя из своих побуждений, сами выбираем то, что нам хочется в этом видеть»? Если книга предоставляет читателю самому выбирать понимание происходящего в силу развитости и особенностей его сознания, то о зомбировании говорить не приходится. Если же О. Я. Черненко сама выбрала увидеть в книге нечто дурное и вредное, то не должно ли это в силу отмеченной ею же особенности книги говорить о том, что она лишь выбрала то, что ей самой ближе? При этом обвинять в этом книгу было, по крайней мере, неразумно.

 

  1. О литературном творчестве

Продолжая в том же духе, О. Я. Черненко продолжает примерять на себя роль литературного критика в оценке романа как литературного произведения, не стесняясь в оценках:

«Ведь шероховатости стиля выражены, прежде всего, в плоских, однобоких образах. Ни один герой не раскрыт в своих внутренних, глубинных исканиях. В его душе не происходит ни борьбы, ни душевных переживаний, кризисов, обновлений, побед и поражений. Одни определяются как обуянные страстями и низкими желаниями, другие прекрасны и чисты сами по себе, как данность. Яркий и образный язык использует две, максимум три краски и образы остаются ходульно-плоскими, безжизненными.

<…>

Если же книга написана через общение с Высоким Источником, то вопросы только увеличиваются. Литературная шероховатость могла быть от торопливости при создании книги? И почему так торопились с написанием этой книги? Наверно, здесь могли быть учтены временные особенности, политическая обстановка, сложности судьбы самой Антаровой. Возможно. Тогда, учитывая обстановку в нашей стране в те годы, эта книга не предназначалась для печати, конечно. Но Великий Источник, наверно, понимал, что эта обстановка рано или поздно переменится, и книга всё же встретится со своим читателем. Даже за период такой подпольной жизни, её всё же кто-то должен ведь был прочитать. Пусть издатель определяет язык произведения ярким и образным, мы можем иметь другое мнение, но он всё же признаёт его шероховатости и литературную неотшлифованность. Но я не могу вместить в своём сознании, как Высокий Источник не может нести в себе простой способности к литературному творчеству? Неужели среди членов великого Белого Братства не нашлось Индивидуальности, способной выполнить эту работу? Зачем наполнять мир несовершенством?

Вспомним, каким слогом обладала Е. П. Блаватская, каким удивительным языком передано нам Учение Живой Этики, настолько одарены, талантливы были и Николай Константинович, и Елена Ивановна Рерихи. Как Высшее может быть передано столь несовершенным языком? Как высшие совершенные Существа, наши великие Учителя, сотрудники Белого Братства могли дать миру такое ущербное в художественном отношении произведение? Ведь единство источника для многих очевидно, как утверждает издатель!

<…>

Большую часть повествования занимают подробности быта, внешних действий, как спали, что ели, как одевались, какие вещи кому дарили, в каком тоне друг с другом общались и т.д.».

Пожалуй, раздел статьи О. Черненко честнее было бы назвать не «некоторыми особенностями книги К. Е. Антаровой «Две жизни», а «некоторыми особенностями восприятия О. Я. Черненко романа К. Е. Антаровой «Две жизни». Ведь, по сути, в нём речь идёт исключительно о субъективном восприятии О. Черненко текста романа, о том, что ей кажется красивым или не некрасивым, глубоким или не глубоким, раскрытым или не раскрытым, ярким или плоским… О вкусах не спорят. Но выдавать своё восприятие за общую для всех действительность и, более того – ставить это основанием для обвинения романа «Две жизни» в расхождении с Учением Живой Этики, – это уже явный перебор, всё отчётливее обнажающий всю необъективность и необоснованность утверждений автора «Двойной жизни».

Но всё же отдельные мысли О. Черненко требуют комментария.

Хотя о вкусах и не спорят, но, справедливости ради, всё же отметим, что по нашему мнению, образы героев романа «Две жизни» переданы настолько ярко и ёмко, что подобные заявления О. Черненко о «столь несовершенном языке» вызывают, по меньшей мере, удивление... Если О. Черненко вспоминает об «удивительном слоге» Е. П. Блаватской, то можно с уверенностью сказать, что произведение К. Е. Антаровой в плане слога ничем не хуже, если не сказать больше…

Что же касается возможности участия в создании романа представителей Белого Братства, то стиль изложение и язык романа не только не отрицают такой возможности, но, по нашему мнению, скорее подтверждают её.

В «Двух жизнях» читается тесное переплетение как художественной интерпретации жизненного опыта самой Конкордии Антаровой, так и наставлений того, кто настолько умудрён опытом, что оный вряд ли можно быть приписан самой К. Е. Антаровой.

Если бы О. Черненко была чуть более осведомлена о возможных механизмах взаимодействия представителей Белого Братства с авторами тех или иных произведений, то она знала бы, что языковой, как и понятийный аппарат в основном определяется именно способностями приёмника. Высокий Дух лишь использует накопления человека.

Также необходимо чётко осознавать то, что сам по себе факт сотрудничества с Белым Братством не исключает возможностей ошибок в произведении. Как бы это кого-то не удивляло, особенно О. Черненко, но это так. И данный факт также объясняется всё теми же особенностями взаимодействия, которые определяются не столько высотой Источника, сколько чистотой и подготовленностью «проводника». Учитель может действовать только в рамках сознания ученика, и если сознание ученика не допускает определённого явления, то оно не может быть явлено на страницах произведения. Даже некоторые ошибки могут быть допущены из-за сильной уверенность в них ученика.

Сомневающемуся можно напомнить о факте наличия ошибок даже в работах Е. П. Блаватской, тесно сотрудничавшей в их создании с Великими Учителями, на которые впоследствии указывал Владыка Елене Ивановне Рерих в дневниковых записях, а также ошибочность отдельных представлений самой Елены Ивановны, которую лишь впоследствии Владыка раскрывал ей по мере готовности её сознания к восприятию…

В романе можно обнаружить отражение обстоятельств жизни самой Конкордии Антаровой. Так частые переодевания и гримировка в первом томе коррелируют с её работой в театре, а внимания к подробным деталям внешности, мимике персонажей, возможно, имеют своей причиной глубоко отозвавшиеся К. Е. Антаровой курсы актёрского мастерства Станиславского. Талант певицы сказался на подробных описаниях певческих данных персонажей романа. Даже работа помощником библиотекаря добавила аспекты описаний многочисленных сцен с книгами, а тесное знакомство с представителями теософского общества и их идеями отразилось в романе такими подробными классификациями делений по Лучам.

Но, конечно, это не произведение, состоящее только из впечатлений и опыта Конкордии Антаровой, оно наполнено изложением идей и наставлений её Учителя.

Повторюсь, что кто бы ни был автором «Двух Жизней», это определённо не отвлечённый теоретик, не экзальтированный последователь, а тот, кто обладает всей глубиной опытного знания по излагаемым вопросам. Со всей определённостью, подобное произведение не мог написать человек, не имеющий опытного постижения описываемых в книге ступеней самопознания и самоорганизации. Но и для того, чтобы понять это, также необходимо иметь определённые опытные накопления…

В очередной раз цепляясь к художественному изложению романа, О. Черненко пишет: «Ещё одна отличительная черта этой книги – обилие наставлений и поучений, часто довольно длинных монологов, после которых тот, кого наставляют, прозревает в один миг. Как лёгок и стремителен путь таких учеников, достаточно разъяснения учителя, его укоров и выговоров и человек меняется, как по мановению волшебной палочки!» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Оставив в стороне такой субъективный фактор, как неверие О. Черненко в саму возможность мгновенных изменений, отметив лишь, что она исключена быть не может, мы вынуждены снова констатировать, что утверждение О. Черненко расходится с содержанием романа «Две жизни».

Далеко не все персонажи романа, которых наставляют Учителя, мгновенно прозревают и изменяют своё поведение. В романе достаточно персонажей, которые внемлют только после неоднократных увещеваний (Леди Катарина, старая княгиня, «человек-змея» в общине Роданды, Деметро, профессор Зальцман). Есть даже такие, которые раскаивались, но, впоследствии, возвращались к своим прежним делам (Жанна, Дженни, Альфонсо да-Браццано).

 

 

  1. Об особенностях создания романа «Две жизни»

 

В разделе статьи «Двойная жизнь», обозначенном как «Вопросы ясновидения и яснослышания, изложенные самой К. Е. Антаровой» О. Я. Черненко вновь не приводит ни одного доказательства того, что книга «Две жизни» хоть чем-то расходится с идеями Живой Этики. Вместо этого она делится с нами возникшими у неё вопросами и недоумениями, приправленными, как обычно, необоснованными обвинениями в сторону романа К. Е. Антаровой.

Честно говоря, набор недоумений и необоснованных рассуждений, изложенный О. Черненко в этом разделе её статьи, носящем название «Вопросы ясновидения и яснослышания, изложенные самой К. Е. Антаровой», даже не оставляет почвы для каких бы то ни было комментариев, но всё же не оставим и его без внимания.

Продолжая, судя по всему, придираться к стилю и языку произведения, О. Черненко выказывает недовольство отсутствием чётких определений, «обтекаемым, аморфным и расплывчатым способом выражения мысли».

О. Черненко раздосадована тем, что К. Е. Антарова не даёт определение понятию «ясновидение», как будто К. Е. Антарова обязана была это сделать, тем, что она употребляет в одном месте словосочетание «невидимые помощники», а в другом «невидимые хранители», что говорит о непонятном «втором мире», что О. Черненко называет «настораживающим смешением понятий и неточностью терминов».

«Если вы говорите о Великих Учителях, не имеет ли смысл придерживаться хотя бы их терминологии», – пишет О. Черненко.

Остаётся только удивляться, как с такими требованиями к чёткости и постоянству терминологии О. Черненко ещё не выдвинула претензию Е. И. Рерих, терминология в работах которой частенько отличалась от той, что использовала в своих работах Е. П. Блаватская, или к «Учению Храма», терминология которого отличалась от терминологии и Е. П. Блаватской, и Е. И. Рерих.

Человеку, который действительно постиг определённое понятие или явление, не сложно использовать для его обозначения различные термины, не противоречащие и не исключающие друг друга и не путаться в них. Путаница возникает обычно в умах как раз тех, кто не понимает, чьё сознание привязано к одной единственной форме и не способно распознать одно и то же явление, проявленное в других формах и обличиях.

Должно ли широкое сознание ограничиться определёнными формами для того, чтобы стать понятнее сознанию узкому? Практика показывает, что это не метод Белого Братства. Наоборот, использование различных форм позволяет с большей вероятностью донести понимание до большего количества воспринимающих сознаний…

Что же касается кажущихся О. Черненко обтекаемости, аморфности и расплывчатого способа выражения мысли, то странно, что автор «Двойной жизни» не заметила всего этого в избытке наполняющим её собственную статью…

Отдельного внимания заслуживают слова О. Черненко об Учении Живой Этики: «Там всё дано исчерпывающе, просто и доступно, несмотря на всю глубину и серьёзность излагаемого материала».

Вырисовывается парадоксальная картина: для О. Я. Черненко Живая Этика проста и доступна в понимании, в то время как «Две жизни» вызывают постоянное непонимание и недоумение. Уж не хочет ли она сказать, что «Две жизни» – куда более сложное и серьёзное произведение? Простота языка «Двух жизней» самоочевидна любому читателю, поэтому слова О. Черненко о сложности вызывают лишь удивление.

Словами же об исчерпывающем изложении Учения Живой Этики О. Черненко лишь расписывается в очередной раз в непонимании основ Учения Живой Этики. В самом Учении говорится, что оно не содержит законченных положений: «Спросят – почему учение не имеет законченных положений? Отвечайте – ибо в законченности смерть» («Озарение», 2, 6.5). И это понятно, ведь как иначе можно говорить об одном из основных понятий Учения – о Беспредельности?!.

«Никогда не давайте всеисчерпывающую формулу, дайте некоторое место свободе воли» (Агни Йога, 220) – так гласит Учение. Но для Оксаны Черненко Учение просто и исчерпывающе…

В этом разделе статьи О. Черненко признаётся, что «уже обожглась на подделках». О чём это должно нам сказать? В первую очередь, о том, что она уже демонстрировала ранее неразвитость своего сердечного распознавания. Да, это в некоторой степени объясняет подозрительность О. Черненко по отношению к «Двум жизням», тем ни менее, учитывая всю предвзятость и необоснованность её претензий к роману К. Е. Антаровой, можно, скорее, заключить, что в случае «Двух жизней» она, давая волю своим страхам и сомнениям, перестраховывается и «на воду дует»…

«О каких двух мирах говорит Антарова?» – задаётся вопросом О. Черненко. Но если бы она внимательно читала «Две жизни», то знала бы ответ, что два мира – это «мир земли» и «мир неба», как об этом и написано в «Двух жизнях»: «Тот знает правду Истины, кто пред Ней, в Ней и для Неё действует. Привыкнув действовать в Истине, человек перестаёт различать два мира – земли и неба; тогда для него существует только один новый мир, мир слиянного неба и земли, в котором он живёт, мыслит и действует. Перейти в эту психику человек может только тогда, когда он долгое время жил, утверждая себя и встречного живущими в двух живых мирах – неба и земли» («Две жизни», т.3, гл.32).

По сути «второй мир» – это синоним понятия «Мир Тонкий» в Живой Этике, под которым не всегда понимается мир астральный, но часто именно совокупное обозначение всех тонких миров по отношению к миру плотному, в общем, очень расплывчатое и абстрактное понятие, за существование которого О. Черненко, будь она последовательна, должна была бы обрушиться с критикой на само Учение.

О. Черненко не имеет никаких достоверных подтверждений того, что К. Е. Антарова обладала яснослышанием, и что именно посредствам его был записан роман «Две жизни», тем не менее, она выдвигает это предполагаемое утверждение в качестве объекта своей критики, зачем-то прибавив сюда ещё и ясновидение.

К. Е. Антарова не говорила о наличии у неё яснослышания или ясновидения, но в приводимой О. Черненко цитате говорила в целом о потенциальной возможности всех людей к восприятию сознанием сердца: «Всякая земная жизнь человека может услышать Голос Безмолвия и записать речь невидимого сотрудника второго мира. Ибо каждая форма земли есть Жизнь, временно принявшая земную форму. Следовательно, в каждой форме может – сочетаться сознательно два мира, и сердце и сознание есть та среда, где сознание может действовать в двух мирах».

Основное недоумение О. Черненко вызывает то, что кто-то может слышать голос невидимых сотрудников. Она представляет это таким редчайшим явлением, что чуть ли не раз в столетие подобные вещи должны существовать. Это не может быть доступно каждому – настаивает О. Черненко. Но если говорить о потенциальной возможности, то именно так и есть, именно каждый может реализовать связь с Высшими Силами. Другое дело, что на практике это зависит от чистоты и прогресса ученика, от накоплений его прошлых жизней. Но ведь и К. Е. Антарова не утверждает ничего иного, что вынуждена признать и сама О. Черненко. Стало быть, речь снова о необоснованных обвинениях…

Учение само даёт инструкцию для всех: «Кто-то молодой спросит: «Как понимать Агни Йогу?» Скажите – как распознание и применение к жизни всесвязующей стихии огня, питающей зерно духа. Спросит – как же мне подойти к этому познанию? «Очисти мышление и после познай три наихудших свойства твои и предай их сожжению в огненном устремлении. И тогда избери Учителя на земле и, познавая Учение, укрепи тело данными лекарствами и пранаямой. Увидишь звёзды духа, увидишь огни очищения центров, услышишь голос Учителя Незримого и вступишь в прочие тончайшие понимания, преображающие жизнь. Помощь тебе, вступивший, готова и поручение дано» (Агни Йога. 185).

Тезис О. Черненко немного противоречив: «И в Надземном, и в «Огненном опыте», «У порога нового мира» говорится о том, что невидимые сотрудники мыслями наполняют пространство, они посылают их в помощь и поддержку, при этом обращаясь к нашему духовному разуму, нашему высшему «Я», которое уже может откликаться на зов из Башен, т.е. само наше высшее «Я» способно улавливать посылаемую мысль!, но никто и никогда не передаёт речь, да ещё так, чтоб её записывали!! «…записать речь невидимого сотрудника второго мира...!!» Разве это не пример неуловимого переворачивания истины?»

Довольно странно признавать возможность передачи мысли, но отрицать возможность передачи речи. Неужели в понимании О. Черненко нет никакой взаимосвязи между мыслью и словом, а мысль для неё является бесформенной абстракцией, которая не может быть воспринята, выражена и преобразована в слова? Неужели зря в Агни Йоге так много написано о передаче мыслей? Неужели не слышала О. Черненко ничего о том, как речь передавалась Е. П. Блаватской или Е. И. Рерих? Снова отрицание, порождённое незнанием?

«Разве Высшие Силы влезают в наши сознания, шепча в нашем мозгу свои указания и наставления, пренебрегая нашей свободной волей, диктуя послания и диктанты?» – спрашивает О. Черненко. И снова перед нами пример неоконченного тезиса, что О. Черненко пытается вменить К. Е. Антаровой, но на самом деле постоянно практикует сама. В законченном виде тезис должен был завершиться выводом о том, что если всё это происходит, то мы имеем дело вовсе не с Высшими Силами. Но в том-то и дело, что ничего подобного не происходит. Какое отношение слова О. Черненко о «влезании в сознание», о шепоте в мозгу и указаниях, пренебрегающих свободной волей, имеют к К. Е. Антаровой? Ответ всё тот же – никакого. О чём в таком случае могут говорить нам эти слова О. Черненко, кроме как о необъективности, предвзятости и способности к оговорам?..

Почему-то допуская саму возможность общения с Высокими Духами в принципе, О. Черненко тем не менее отказывает допускать её в случае с К. Е. Антаровой. Почему? Просто потому, что не считает её достойной. Достойными она считает неких абстрактных людей «высоко духовно развитых, прошедших свой путь уже в предыдущих воплощениях», но отказывается верить в их существование здесь и сейчас.

Но какие основания у О. Черненко судить К. Е. Антарову? Может быть, она умеет безошибочно определять уровень духовности людей или может видеть опыт их прошлых накоплений? Что она знает о её жизни, полной лишений и о том, как их переносила К. Е. Антарова? Вот уж, действительно, «нет пророка в своем отечестве»…

Елена Ивановна Рерих писала о том, что количество людей с тонкой организацией будет со временем только нарастать. Не все из них будут высокие йоги, будут и не менее полезные медиаторы: «Высокий медиатор может достичь многих ступеней йоги. Лишь самые высокие ступени ему недоступны – такие, как дальние полёты в Сферы Высшие и Космическое Сотрудничество и Строительство. Но для непосредственной эволюции на Земле медиаторы могут даже иметь больше приложения, нежели йог, оявленный на Космическом Строительстве. В грядущую эпоху Земля наша обогатится многими замечательными медиаторами. Очень советую Вам, родные, не слишком подчёркивать ограничения медиаторов и медиумов – наживёте много врагов Учению и себе. Некоторую разницу между йогами и медиумами следует знать, но не во всех подробностях их ограничений. Лучше говорить, что медиатор может достичь многих ступеней, и медиум, при страстном очищении своего нравственного существа и устремлении к истинному знанию может стать медиатором. Ведь решительно все достижения духовные разнятся в качестве и степени напряжения. Никто, кроме высокого Йога-Архата, не может определить, где кончается медиаторство и начинаются высокие достижения Огненной Йоги, ибо это сокрыто от глаз физических» (21.01.1951, письма Е. И. Рерих в Америку т.3).

За последнее столетие с трудом можно найти другое эзотерико-художественное произведение, как среди отечественной, так и среди зарубежной литературы, которое можно было бы поставить в один ряд с романом К. Е. Антаровой «Два жизни» как по количеству, глубине и простоте выражения заложенных в нём мыслей, так и по силе его воздействия на читателя. Уже одно это, по-моему, должно говорить о многом.

Я не берусь утверждать о том, что К. Е. Антарова достигла высот духовности, но предлагаю в этом и подобных случаях всем и, в том числе, О. Черненко прибегать к принципу, заповеданному Учением: «Явление горения духа так многоразлично. Лишь по горению духа можно различать. Но пусть лучше ошибётесь, пусть преувеличите возможности блага, лишь бы не умалить» (Агни Йога, 310).

 

 

  1. О приоритете внутреннего над внешним

 

Одним из основных тезисов О. Я. Черненко является утверждение о том, что в романе «Две жизни» больше внимания уделяется описанию внешних явлений, чем внутренних процессов. Но не просто уделяется внимание, а именно отдаётся приоритет, именно внешнее постулируется более важным, чем внутреннее.

Роман описывает как внутренние, так и внешние процессы, но при этом вовсе не даёт оснований утверждать, что внешнее подменяет внутреннее или является более важным по отношению к нему.

Если со слов О. Черненко «большую часть повествования занимают подробности быта, внешних действий, как спали, что ели, как одевались, какие вещи кому дарили, в каком тоне друг с другом общались и т.д.»[7], то остаётся только сожалеть, что она как читатель обратила внимание преимущественно только на внешнюю сторону событий, в то время как каждое внешнее событие в романе являет собой результат и звено в цепи внутренних причин и следствий, формируемых героями романа.

 

  1. Тема воспитанности и такта

В рамках обозначенной темы отдельно О. Черненко останавливается на теме воспитанности и такта. В одноимённом разделе статьи «Двойная жизнь» О. Я. Черненко утверждает, что в романе К. Е. Антаровой требование к внутреннему развитию заменено требованием к соблюдению внешнего такта.

С одной стороны, она соглашается с тем, что воспитанность и такт полезные и даже необходимые качества для ученика, но, по её утверждению, на этом всё останавливается и все требования к ученику сводятся к внешнему такту и воспитанности, которые и ставятся во главу угла.

Это уже становиться закономерностью, но дальше утверждения дело не идёт, и ни одного доказательства того, что в «Двух жизнях» во главу угла ставится внешняя воспитанность и такт, а не внутренние изменения ученика, не приводится. О. Черненко просто предлагает согласиться с тем, что это так: «Должна здесь же заметить, что автором иной раз используется слово и «самовоспитание», «самообладание», но вы согласитесь со мной, что в данном произведении говорится, прежде всего, о внешней воспитанности».

Однако в очередной раз утверждение О. Черненко оказывается лишь проявлением её субъективного и предвзятого восприятия, не имеющего ничего общего с реальностью.

Давайте непосредственно обратимся к роману «Две жизни», выдержки из которого ясно продемонстрируют, что утверждения О. Черненко о том, что от ученика в книге требуется только внешняя воспитанность и такт, а требований к внутреннему развитию вообще не выдвигается, что внутреннее является второстепенным по отношению к внешнему, не соответствуют действительности.

Выдержка и такт в романе относятся к начальным стадиям самодисциплины[8], к развитию качества самообладания. Самообладание в свою очередь является необходимым качеством, развитие которого должно предшествовать любой ступени опыта, связанной с раскрытием внутренних сил, с взаимодействием с мощными энергиями. Иной порядок означал бы угрозу духовному и физическому здоровью самого ученика, в первую очередь. И, конечно, внешняя воспитанность и такт в этом случае не являются лишь внешней формой – самоцелью, но являются именно следствием и проявлением внутренней работы над собой: победы над раздражением, гневом, грустью, страхом и т.д. Любой человек, имеющий практический опыт работы над собой, подтвердит, что достижение внешнего спокойствия, выдержки, такта невозможны без изменений «внутреннего человека». Без внутреннего изменения такая вешняя маска не сможет продержаться долго.

«Но он забыл, что до того, как он сможет подойти к какой-либо ступени знания, где есть возможность раскрытия в себе сил, надо ещё самого себя очистить, привести в порядок и гармонию хотя бы физический проводник, а там уже начинать думать о гармонии организма с духовными токами, которая поможет достичь первой ступени самодисциплины – самообладания.

Всё в ученичестве упирается в первейшие правила самовоспитания: выдержка и такт. Когда достигнута внешняя воспитанность, побеждено раздражение и на место встали все понимания бдительного контроля над собой, только тогда явилась возможность встать в поле зрения Учителя. Огонь лампы перестал мигать ежесекундно и может быть замечен» («Две жизни», т. 3).

Даже если разобрать ту цитату, которую О. Черненко приводит в пример в своей статье («Кроме того, вслушайтесь в то, как это определяется: «Такт, обаяние внешних манер общения и отсутствие язвящего слова в речи»), то, почему-то, она не замечает и не приводит поясняющих слов романа в отношении цитируемого фрагмента. Насколько это говорит об объективности О. Черненко – судите сами...

Давайте ознакомимся с пояснением: «Каждая встреча, где была одна внешняя лицемерная вежливость, а в душе думал: «Скорей бы ты ушёл», была таким же выпадом из дежурства, как и встреча, где ты подал ковш добра, но раздражился или был неприятен в обращении.

Третий момент – язвящее слово, которое сорвалось с уст ученика, должно показать ему самому его неполное доброжелательство. Следовательно, надо понять, что в такой момент человек не только выпал из ученического дежурства перед Учителем, но и выпал из единения со всеми кольцами невидимых сотрудников» («Две жизни», т. 3).

Из приведённой цитаты мы видим, что вежливость и такт не должны быть только внешним проявлением. Такое проявление по сути своей будет являться лицемерием и ненадлежащим поведением ученика. Явно виден приоритет внутренних качеств и второстепенность внешних по отношению к ним. В частности, допущение язвительности рассматривается как недостаточное развитие доброжелательства, т.е. все внешние проявления рассматриваются как развитость или неразвитость соответствующих внутренних качеств.

По мнению О. Черненко, Учение Агни Йоги ставит целью самосовершенствование, в то время как в романе «Две жизни» в качестве цели обозначена воспитанность. Но со всей определённостью это утверждение не находит подтверждения в тексте романа. Его герои стремятся не только самосовершенствоваться, но и через совершенствование себя участвовать в совершенствовании окружающего мира.

Приведём еще несколько фрагментов романа, демонстрирующих явный приоритет внутреннего развития над внешними проявлениями:

«Привычка жить только в безделии теперь тяготит вас. Но всё, о чём вы думаете, все ваши мечты о новых сиротских домах, о приютах и школах – это внешняя благотворительность. И она не даст вам, как и всё внешнее, ни покоя, ни уверенности. Вы в себе должны найти независимость и полную освобождённость. Только тогда, когда внутри себя вы поймёте всю полноту жизни – вы найдёте смысл и во внешней жизни. Она станет тогда отражением вашего духа, а не внешним местом, куда вам хотелось бы втиснуть ваш дух» («Две жизни», т. 1).

«Ей было ясно, что только её внутренний мир, её духовная высота и благородство важны для их будущей общей жизни. Она больше не думала о внешних факторах жизни, поняв однажды и навсегда, что внешняя жизнь приходит как результат внутренней, а не наоборот» («Две жизни», т. 2).

Можно вспомнить, как, как Иллофиллион пояснял Лёвушке смысл внешних обязанностей, называя их «условными». Так внешняя неопрятность рассматривается, прежде всего, как отсутствие внутренней гармонии (будь то невнимательность, хаотичность мышления или же лень), а сохранение опрятности рассматривается как забота о тех, с кем ты вступаешь в контакт, и необходима для того, чтобы не вызывать в окружающих людях раздражение и дисгармонию своим видом. Самое же простое внешнее приветствие должно быть не простой вежливостью, но проявлением полного внутреннего доброжелательства:

«– Очень похвально твоё прилежание, Лёвушка. Но кто же тебя освободил от самых элементарных обязанностей быта, в условностях которого ты живёшь сейчас на земле? Твоя голова растрёпана, на тесёмки туфель ты наступаешь, и почему встречающиеся тебе люди должны страдать в своих эстетических чувствах, натыкаясь среди такой дивной красоты природы на неряшливо одетое, непричёсанное существо. В твоей комнате стоит большое зеркало не для того, чтобы ты проходил мимо него, а для того, чтобы ты выходил из своей комнаты на люди, приведя в полный порядок свою внешность. Это первая из условностей, от которой тебя никто не освобождал. Не о себе ты должен думать, оправляя перед зеркалом складки своего платья, но о людях, для которых твоя внешность может быть предметом раздражения, если неряшливость бьёт в глаза или ты смешон в своей одежде. Запомни, друг, что в нищету впадают чаще всего неряшливые. И даже высокоразвитым духовно их неряшливость мешает продвигаться вперед в их духовном пути. Всякая неприбранная комната отвратительна высоко развитому и чистому человеку. Вторая условность: «здравствуй», которое говорят люди друг другу, – кто же освободил тебя от этой общепринятой вежливости в Общине. Здесь ты ещё глубже должен понять это слово как привет любви, как поклон огню и Свету в человеке. Это не только простая условность внешней вежливости для тебя, но остов твоего собственного доброжелательства, которым ты обливаешь всего человека в момент встречи с ним. Начинай, мой дорогой друг, через все привычные людям щели их условного общения друг с другом вносить своё высокое благородство. Становись звеном духовного канала, общаясь в тех формах, которые не отталкивают людей и не затрудняют им восприятие твоего образа, а привлекают их» («Две жизни», т.3).

В романе «Две жизни» действительно уделяется много внимания необходимости самоконтроля своих внешних проявлений. И это вполне объяснимо, т.к. людям даётся то, что им ближе и проще применить непосредственно. Здесь можно провести параллель с тем, что в общей системе йоги первой ступенью («яма») практикуется та, которая включает в себя набор требований к поведению ученика. Отдаётся ли при этом в йоге или в романе приоритет вешнему над внутренним? Определённо нет!

«– Независимость и полная освобождённость должны жить в ваших сердцах. Ничто внешнее не может задавить человека, если сердце его свободно от страха и зависти. Те же или эти внешние рамки, те или эти условно тяготящие обстоятельства – всё это только иллюзии. Внутри пустой, ни в чём не уверенный человек, не имеющий понятия, что он всё в себе носит и сам своими внутренними, ни от чего и ни от кого, кроме самого себя, не зависящими силами творит свой день, – только такой невежественный человек может жаловаться на свои обстоятельства, стесняться людей или обычаев. Вам надо не только понять, что ничто давить вас не может, но надо научиться так владеть собой, чтобы во всех обстоятельствах не терять внутренней силы спокойствия и свободы, уверенности и мира. Тебе, Наль, надо забыть гарем и осознать себя не женщиной Востока или Запада, а человеком. Смотри на всех одинаково, сознавай каждого тем встречным, которому ты должна быть примером мира и света. О страхе забудь. Навсегда научись сегодня быть среди людей, внешне нося условное твоей современности, а внутренне подавая каждому каплю вечной красоты. А ты, крошка Алиса, играй сегодня, тоже внешне соблюдая этикет воспитанной леди, а внутренне тащи каждого в великое раскрепощение, выливая море звуков. Сопровождающая звуки великая красота твоей артистичности будет стирать с сердец людей их несносный налёт уныния, зависти и страстей. Забудь и ты навсегда о страхе, особенно о страхе перед игрой и пением. Наоборот, зови в музыке каждого к духовному напряжению, к действию, к героизму, к борьбе» («Две жизни», т. 2).

«– Я очень хотела бы принять Ваше предложение, но...

– Но не знаете, как это согласуется с этикетом. С этим не стоит считаться. Во-первых, Вы уже немало вещей сделали не по этикету, а во-вторых, парк, где мы будем, так велик, что вряд ли Вы рискуете встретить там знакомых. А в-третьих, надо всегда выбирать не условное и внешнее, ничего не стоящее, а те глубокие, в себе скрытые ценности, которые требуют забот и внимания человека вообще. А иногда заставляют нас прислушиваться к их требованиям особенно бдительно, принуждают пренебречь всем внешним и отдать себе точный отчёт, что творится в нашем сознании. И в этих случаях обстановка, в которой мы никогда не бывали, может внезапно осветить нам самим неясные порывы» («Две жизни», т. 2).

«Важно не быть пустым или шатким внутри, когда ты начинаешь свой новый творческий день. Важно кончать свой день, утверждаясь всё сильнее в верности тому, что ты избрал себе как жизненный путь. Кончая его, совершенно чётко отдать себе отчёт, в чём ты был твёрд, в чём отступил от светлой идеи, для которой живёшь и трудишься. Важно – жить каждый день, трудясь так легко и честно, как будто бы это был твой последний день жизни. Если человек носит в себе понимание, что всё внешнее – это изменяющаяся оболочка, что важна не она, а важна никому не видимая сила в человеке, его убеждённость, вера и верность, – никакого героизма не понадобится. Любовь поведёт человека весело и радостно» («Две жизни», т. 2).

В качестве примера верховенства внешнего приличия над внутренней составляющей О. Черненко указывает сцену ссоры из романа, произошедшую во время обеда Лёвушки и Иллофиллиона с Лизой и её тёткой в ресторане:

«Вспомним сцену ссоры тётки и Лизы в ресторане, им И. солгал насчёт Лёвушкиной болезни. Не хотелось бы снова рассматривать литературные шероховатости, но всё же замечу, что тётка сразу же нам отвратительна, а Лиза нежная и несчастная, трогательная, что не мешает ей на фразу её тётки об отношении своего отца к занятиям музыкой с ненавистью выдать целую тираду оскорблений в адрес тётки. Но во внешне светской беседе особенно подчёркивается элегантность и приятность внешних манер. После вспышки ненависти и злобы И. выводит обеих женщин из ресторана. Внешне вежливо подаёт тётке её вещи, элегантно наклонившись и выдаёт такую фразу: «…Постарайтесь скрыть от всех под улыбкой своё бешенство».

Конечно, никто никогда не будет призывать пренебрегать правилами приличия, выплёскивать на окружающих своё дурное расположение духа, тем более устраивать семейные скандалы прилюдно. Но давайте здесь поупражняемся в применении даваемого нам Еленой Ивановной указания о совмещении противоположностей. И подумаем, что ведь уже всё произошло, наверно, не стоило раздувать подобного скандала, прежде всего, и сделала это всё та же трепетная Лиза, которая почему-то почувствовала, что может это сделать при И. Зачем ложно прикрывать свою ненависть и распущенность светской улыбкой, уже после того, как устроила прилюдно скандал за столом грязно обзывала в ответ свою племянницу?

Всё уже произошло, этот всё прозревающий учитель не приложил ни малейшего усилия для предотвращения этой грязной сцены, но как усерден он в придании внешнего благополучия, приличия. Никто не призывает к распущенности, но и ложная порядочность не менее отвратительна» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Начнём с того, что совершенно понятна вспышка возмущения Лизы, которая много лет находилась под гнётом тётки. Она бы и сейчас промолчала, как и делала это много раз, но тётка уничижительно отозвалась о её матери, на что Лиза и среагировала: «Я бы и сейчас промолчала, если бы Ваша наглость не была так возмутительна» (К. Е. Антарова «Две жизни» т. I). Возможно, близость Иллофиллиона, в котором она видела в некотором роде своего защитника, также помогла Лизе проявить то праведное возмущение, что давно скрывалось внутри.

Порыв возмущения несправедливостью был тем, что должно было случиться рано или поздно в случае укрепления Духа Лизы. Тем не менее, позже Иллофиллион всё же отчитает и саму Лизу, указав ей на те моменты, в которых не только её тётка, но и она сама была не права.

Итак, О. Черненко утверждает, что «этот всё прозревающий учитель не приложил ни малейшего усилия для предотвращения этой грязной сцены». И снова утверждение О. Черненко расходится с содержанием романа. Иллофиллион именно предпринимал действия для предотвращения подобного развития событий. Почему-то О. Черненко забыла, что Иллофиллион уже предотвратил возможное возникновение подобной ситуации в той же сцене, но некоторое время ранее и сделал это успешно:

«На щеках Лизы горели пятна, в глазах стояли слёзы. Она, должно быть, ненавидела тётку и страдала от каких-нибудь черт её характера. И. мгновенно налил капель в воду из своего пузырька и подал ей, сказав почти шёпотом, но так повелительно, что девушка мгновенно повиновалась:

– Выпейте, это сейчас же Вас успокоит.

Через несколько минут девушка действительно успокоилась. Красные пятна на щеках исчезли, она улыбнулась мне и спросила, куда я еду» (К. Е. Антарова «Две жизни» т. I).

Но возмущение Лизы было вполне справедливым. Растущий дух Лизы должен был возмутиться многолетним гнётом тётки рано или поздно, поэтому перед Иллофиллионом не стояла задача предотвратить возмущение, но лишь придать ему более гармоничную форму, для чего он и успокаивал девушку. Тем не менее, есть ведь и свобода воли, о которой наверняка не преминула бы напомнить О. Черненко, если бы Иллофиллион употребил бы какое-либо действенное воздействие на Лизу или её тётку ради предотвращения скандала. Поэтому во второй раз предотвратить скандал не удалось.

Бездействовал ли в этот раз Иллофиллион? Конечно, нет. Он быстро прекратил общую трапезу и разъединил двух испытывавших ненависть друг к другу дам:

«Девушка с мольбой взглянула на И. На наш стол, несмотря на грохот колёс и шум вентиляторов, кое-кто уже стал обращать внимание. И. подозвал лакея, заплатил за всех и за всех же отказался от кофе. Он встал, достал наши шляпы и, твёрдо взглянув на тётку, сказал ей очень тихо, но повелительно:

– Встаньте, дайте пройти Вашей племяннице. Поезд сейчас остановится на станции, мы пройдём с ней по перрону. Вы же ступайте в ваше купе через вагоны. Придите в себя, Вы потеряли всякий человеческий облик. Постарайтесь скрыть от всех под улыбкой своё бешенство.

Говоря так, он стоял, склонившись к ней в вежливой позе, подавая ей её упавшие сумочку и перчатки.

Ни слова не отвечая ему, она встала и прошла мимо столиков к выходу, не дожидаясь нас» (К. Е. Антарова «Две жизни» т. I).

Можно ли об этом сказать «не приложил ни малейшего усилия для предотвращения этой грязной сцены» или всё же здесь уместнее обратить к О. Черненко её же собственные слова: «Никакие обстоятельства или отношения среди людей не могут быть оправданием лживости»[9] ?..

То же, что О. Черненко назвала «усердием в придании внешнего благополучия, приличия» было проявлением внешней тактичности, целесообразность которого может быть объяснена двумя причинами.

Во-первых, Иллофиллион всё же не хотел позорить тётку Лизы публично. Она очень ценила своё положение, и нанесение ей подобного репутационного урона могло в будущем сказаться на её готовности идти на уступки в отношении судьбы Лизы и её собственной. А как мы это узнаем из дальнейшего развития сюжета, Иллофиллион уже тогда заботился о будущей судьбе Лизы. При этом отметим, что, в отличие, от внешней вежливости, слова, с которыми он обратился к тётке Лизы, и которые окружающие не могли слышать, были довольно суровы, и, пожалуй, даже могли быть восприняты ею как грубость или оскорбление.

Во-вторых, нельзя забывать, что Левушка и Иллофиллион в то время всё еще уходили от преследования, и излишнее внимание к их персонам было совершенно ни к чему и могло нарушить весь их план.

Говоря о теме необходимости контроля учеником своих внешних проявлений, можно отметить, что искреннее недоумение и возмущение О. Черненко на самом деле имеют своей причиной недостаток знаний и являются примером её неспособности вместить то, что Е. П. Блаватская называла «великим парадоксом», с которым сталкивается ученик в начале своего пути:

«Парадокс вполне можно назвать естественным языком оккультизма. Более того, парадокс глубоко проникает в самое сердце вещей и потому неизбежен при любой попытке выразить словами истину, реальность, лежащую в основе внешних проявлений жизни.

Парадокс присутствует не только в словах, но и в действии, в самом течении жизни. Парадоксы оккультизма следует пережить на собственном опыте, а не только услышать об их существовании. Но в этом кроется величайшая опасность, ибо человек рискует заблудиться в интеллектуальных спекуляциях относительно истинности пути, напрочь позабыв при этом, что дорогу может осилить только идущий.

Один удивительный парадокс ожидает ученика в самом начале пути и затем подстерегает его каждый раз в новой и всё более причудливой форме за каждым поворотом дороги. Я говорю здесь об ученике, который ищет верный путь и проводника, способного указать его, а также стремится сформулировать правила жизни, коих ему следует придерживаться. Ему суждено открыть для себя, что альфой и омегой, началом и концом всей жизни является бескорыстие, и почувствовать истинность сказанного о том, что лишь в бессознательном самозабвении человек может услышать своим горячим сердцем голос истины и реальности бытия.

Но поначалу ученик узнает только один закон оккультизма, который можно назвать одновременно и наукой жизни, и искусством жить, – закон, который должен стать его проводником к искомой цели. Ученик весь горит энтузиазмом и храбро ступает на горную тропу. Но тут выясняется, что учителя отнюдь не поощряют его страстные эмоциональные устремления и его всепоглощающее желание достичь Бесконечности на внешнем уровне земной жизни и сознания. Если они и не умеряют его пыл, то, во всяком случае, дают ему понять, что первоочередной и непреложной задачей для него является подчинение и установление строгого контроля над собственным телом. Ученик с удивлением узнаёт, что он вовсе не должен жить погруженным в возвышенные мечтания, воображая, что он уже достиг того эфира, где витает дух истинной свободы, и что ему не следует забывать о своём теле, физической личности и деятельности; напротив, от него ждут решения гораздо более приземлённых задач. Всё его внимание и воля должны сосредоточиться на внешнем уровне; он должен постоянно помнить о себе – о своём теле и разуме. Ему следует научиться контролировать каждый свой жест, выражение собственного лица, сделать волевыми все невольные движения. Объектом для его наблюдений и изучения должна стать повседневная – внешняя и внутренняя – жизнь. Вместо того чтобы перестать обращать внимание на то, что называют обычно досадными мелочами, курьёзами памяти и случайными оговорками и рассеянностью мысли, ему приходится каждый день уделять этим мелочам всё больше внимания, пока ему не начнёт казаться, что самый воздух, которым он дышит, отравлен ими, что он вот-вот окончательно потеряет из виду великий мир свободы, к которому стремится, и каждый день, и каждый час его жизни пропитывается горьким вкусом эгоцентризма, а сердце начинает болеть от напряжения и безысходности» (Е. П. Блаватская «Великий парадокс» («Lucifer», vol. I, № 2, October, 1887, p. 120–122).

Как мы можем видеть, описываемые в романе «Две жизни» требования к ученику, которыми так возмущается О. Черненко, на самом деле являются обычной практикой, и О. Черненко просто «заблудилась в интеллектуальных спекуляциях относительно истинности пути».

 

  1. Взаимосвязь внешности с внутренним содержанием.

Также О. Черненко критикует «Две жизни» за то, что положительные герои в романе всегда имеют привлекательную внешность, в то время как герои отрицательные всегда показаны через отсутствие внешней красоты:

«И так любой положительный с точки зрения автора герой красавец просто на загляденье! <…> Отрицательный герой отталкивающ сразу и во всём. Надо признать, что это единственное представление для читателя о героях, только по их внешнему виду, который заменяет нам весь внутренний мир представляемых образов. Предполагается, что вы улавливаете намёк автора по описанию внешности героя и домысливаете сами его внутренний мир, его побуждения, даже дофантаризуете путь, который этот герой прошёл до описываемых событий в книге.

<…> Не станем описывать всех действующих лиц произведения, их достаточно много, но принцип во всем один: внешний портрет, данный в меру собственного представления автора о положительных и отрицательных героях и ни слова о глубинных внутренних переживаниях» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Что касается соответствия между внутренним миром и внешностью, то она действительно прослеживается в романе. Только она является следствием не обделённости автора литературным талантом, как преподносит это О. Черненко, а следствием знания эзотерического закона, видимо, О. Черненко незнакомого, который гласит «Что внутри, то и снаружи». Ссылающаяся на Е. П. Блаватскую О. Черненко должна бы об этом знать, т.к. Е. П. Блаватская уделяла внимание этому вопросу, описывая как та или иная энергия проявляется во внешности физического тела человека. Действительно, если энергия человека гармоничная, то это сказывается и на его внешности, в том числе, и на его восприятии другими людьми. В романе не раз описывается, как даже внешне преображался человек под влиянием внутренних изменений, вплоть до того, что становился непохожим на самого себя.

Правда в романе описывается и исключение из общего правила, тоже почему-то проигнорированное О. Черненко и расходящееся с её утверждением об исключительности в распределении внешности между положительными и отрицательными героями: служители тёмной стороны также могут быть очень красивы и иметь внешне очень привлекательный вид, правда за счёт знания и использования в своих целях оккультных законов. И это исключение продемонстрировано несколькими персонажами на страницах романа.

 

  1. О раскрытии внутреннего мира героев романа

«Мы не имеем ни одного примера того, как в наших героях проходят серьёзнейшие глубинные внутренние переживания и изменения в результате их неустанного труда над собой, своей низшей природой, чтобы мы могли предположить под этим понятием воспитания, самовоспитания, воспитанности именно те истинные внутренние процессы, о которых говорит нам наше Учение. Поэтому не будем обольщаться введением в повествование знакомых нам понятий, ведь изобразить на бумаге можно всё, что угодно. Давайте стараться видеть за словами суть», – пишет О. Черненко.

Да, действительно, «изобразить на бумаге можно всё, что угодно»… И, в первую очередь, эти слова мы можем отнести к статье самой О. Черненко «Двойная жизнь», в которой мы находим такие необоснованные утверждения. Действительно, давайте видеть суть. А суть заключается в том, что утверждение О. Черненко снова не соответствует действительности.

О. Черненко заявляет, что ни один из героев не раскрыт в своих внутренних исканиях и переживаниях. Однако в романе встречается целый ряд образов, раскрытых именно через свои внутренние переживания. Иногда на страницах романа даже развёртываются целые трагедии жизни персонажей, которые почему-то прошли мимо внимания О. Черненко. Есть в книге описания как успешного оборения себя в результате внутренней борьбы, когда человек внутренне преображался почти до неузнаваемости, так и трагедий победы самости. Вспомнить хотя бы душераздирающие переживания леди Катарины или внутреннее бунтарство Дженни. Практически все персонажи романа встречаются с шансом внутреннего изменения себя, шансом стать лучше, и либо проходят это испытание (с лёгкостью и честью или завоевав его как «пиррову победу»), либо нет. Поэтому и заявление о статичности образов (если хорош, то хорош во всём, если плох, то плох во всём) также не соответствует действительности, содержание романа явно опровергает это утверждение.

Приведём опровергающие утверждения О. Черненко примеры внутренней борьбы Лёвушки и Анны, которая закончилась победой благодаря безграничному доверию руке ведущей:

«– О, это было бы ужасно. За целых пять лет я не провёл с ним и двух месяцев, если сосчитать те редкие дни жизни, когда он приезжал ко мне в Петербург. Я жил надеждами. Наконец, сбылась моя мечта, я должен был прожить с ним лето и даже часть осени, – и снова я одинок...

Тоска, раздражение, протест владели мной. Мне думалось, что встали чужие люди между мной и братом. Увлекли его интересы чужого народа, а я, брат-сын, оказался брошен, забыт и не нужен. Буря, вихри страстей рвали моё сердце! Ревность, как дикие кони, таскала мою мысль от одного события к другому, от одних лиц к другим...

Мой товарищ молчал. Долго молчал и я. Наконец, раздражение стало стихать. Я перестал ломать свои руки, и преданность брату, благодарность за его любовь и заботы взяли верх над грубыми мыслями моего эгоизма и отчаяния.

Я вспомнил лицо брата там, на дороге под величественным деревом, когда Али высаживал из коляски Наль. Тогда меня поразило лицо незнакомого мне человека, человека недюжинной воли, чьи брови слились в одну сплошную линию. И этот человек был не моим братом-добряком, которого я знал. Это был незнакомец, чей поток энергии идёт, как лава, сметая всё на пути. Тогда я был просто поражён и не сделал единственного вывода, который сделал бы всякий более опытный человек. А, может быть, быстрота и необычайность последующих событий похоронили тот вывод в моём сознании, который сейчас стал мне ясен: я понял, что я совсем не знал моего брата, что всё то, что он отдавал мне – круглому сироте, стараясь вознаградить меня за бедность детства без материнской ласки и нежности, – была только маленькая часть сознания моего брата...

И вдруг, как маленький мальчик, я разрыдался. Я почувствовал себя ещё более одиноким, обманутым чудесной иллюзией, которую я сам себе создал. Я принимал брата-отца за то существо, которое всецело принадлежало мне, у которого первейшей заботой был я и который всю ценность жизни видел во мне.

До этой минуты я полагал, что и он, как я сам, начинал и кончал свой день, идя мысленно рядом со мной и делая все дела обиходной жизни только для того, чтобы в конце какого-то периода времени увидеться со мной и уже не разлучаться больше всю жизнь.

Теперь, в огромной борьбе, я разглядел в моём брате за своими собственными иллюзиями лицо другого, незнакомого человека. Я увидел целый ряд не наполненных мною его интересов, его спаянность с другими, едва знакомыми мне людьми.

И в первый раз мелькнул у меня в сознании вопрос: «Что такое вообще брат? И кто настоящий брат? Какую роль играет родство людей по крови? Что ближе: гармония мыслей, чувств, вкусов или привязанность единоутробия?»

Я не замечал, что слёзы продолжали литься из моих глаз. Но теперь это были уже не бурные рыдания ревнивого разочарования, а какой-то сладкий оттенок получили мои слёзы. Не то я что-то временно похоронил детское и прекрасное, не то я разрывал в себе старые привычки воспринимать людей как опору лично себе – я как будто врастал в новую и чуждую ещё мне шкуру мужчины, где слова «мать», «отец» и соединенная с ними нежность отходили на второй план. Не то я сладко мечтал о семье, которой не знал всю жизнь, где я сам должен стать опорой.

Трудно рассказать теперь о тех переживаниях юноши. Но, пожалуй, одну из капель горечи прибавляло сознание, как я юн, как ребячлив и неопытен в делах жизни и как плохо я воспитан.

Я приложил все усилия, чтобы остановить слёзы. Стыдно было плакать так безудержно перед чужим мужчиной. И когда мысль перешла от сожалений о самом себе на брата, я вспомнил опять и письмо Али, и недавние слова Флорентийца. Я вытер слёзы и, не глядя на моего спутника, тихо сказал:

– Простите меня, я не в силах был сдержаться.

Я ждал обычного, быть может, дружеского соболезнования. Но то, что я услышал, ещё раз показало мне, как плохо я разбирался в людях.

– Не раз в жизни я плакал так же горько, как плакали Вы сейчас. И верьте, детство мы все хороним нелегко. Иллюзии любви и красоты, создаваемые нашим воображением, до тех пор терзают нас, пока мы не завоюем себе сами полной свободы от них. И только тогда рушатся наши иллюзорные желания всякой красивости во вне, когда в нас оживёт всё то прекрасное, что мы в себе носим. Все толчки скорби, потерь, разочарований учат нас понимать, что нет счастья в условных иллюзиях. Оно живёт только в свободном добровольном труде, не зависящем от наград и похвал, которые нам за него расточат. В том труде, который мы вынесем в свой обычный день, как труд любви и радости, отдав его укреплению и улучшению жизни людей, их благу, их счастью» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 1).

«– Но Анна? – перебил я И., не будучи в силах выдержать более. – Неужели Анна могла сомневаться, выйти ли ей за Браццано?

– Нет, не здесь крылись её сомнения, тоже едва не унесшие и её. Она, видя кажущуюся внешнюю инертность Ананды, решила, что он не видит, как её преследует турок, и просила ей помочь освободиться от него. Ананда ей ответил, что причина её страданий в ней самой, что ей надо проверить в себе, насколько она уверена теперь в том пути целомудрия, который сама – добровольно и вопреки совету Ананды – избрала. Что надо в себе решить ясно вопрос, идёт ли она путём радостной любви, желая найти путь освобождения. Или она идёт к целомудрию только потому, что любимый ею не может быть ей мужем? Если она идёт путём отречения и отказа, ограничения и отрицания вместо утверждения жизни, где любя побеждают и творят в радости, – она не дойдёт до тех путей, где сможет слиться в труде и творчестве со своим возлюбленным.

Анна, не углубляясь в смысл слов Ананды, решила, что любимый ею её по-настоящему не любит. Впала в сомнения, так ли, вообще, она повела свою жизнь: бунтовала, требовала, ревновала, усомнилась в том, кого любила. И ты видел сам финал драмы этой души за роялем, – закончил он.

Нам принесли завтрак, подали кофе. Вновь оставшись одни, мы возобновили разговор.

– Ты видел внешнюю сторону драмы у рояля. Я тебе расскажу то, чего ты не мог видеть. Своими сомнениями, слезами, ревностью и горечью Анна разбила вокруг себя устойчивую атмосферу чистоты и мира, в которой был бессилен да-Браццано.

Чтобы его злая воля и грязные мысли могли стать действиями, было необходимо, чтобы в душе и мыслях Анны были щели, в которых можно бы было зацепиться его злу. Её разлад предоставил Браццано эту возможность. Владея силой привлекать к себе такие же злые токи других людей, он вызвал вокруг неё целую тучу злых сил и их мыслей, внушавших Анне, что любимый ею – шарлатан, что никакой иной реальной жизни и радости, как жизнь земли и страстей, не существует, что не для абстрактных величин живут люди, а для своих близких, плотью связанных. И пока Анна играла первую часть сонаты, в ней доходило горе до отрицания Бога, его путей, высоких людей с их недоступной честью. Она готова была всё, чем жила годы, признать фикцией. И здесь-то пришлось Ананде, всем сосредоточенным вниманием и волей, вызвать образ того его дяди – вельможи и доктора, – о котором я тебе говорил.

Ты по личному опыту знаешь, что можешь услышать и увидеть Флорентийца, если сосредоточишь на нём своё внимание и всю чистую любовь. Но передать другому человеку своё виденье, если он не обладает этой высшей психической силой, задача очень тяжёлая для физического тела человека. Это сделал Ананда для Анны, спас её, вернул ей силы жить и снова войти в полное равновесие духа» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 1).

 

  1. О методах работы над собой

Поскольку О. Я. Черненко считает, что в «Двух жизнях» выдвигается требование только к внешним проявлениям вежливости, то, продолжая свою мысль, она утверждает, что воспитанием внешних манер можно загнать глубоко вглубь своего естества все плотские страсти. Истинное развитие предполагает кропотливую долгую работу на собой с помощью тех методов, которые предлагаются в Учении Агни Йоги.

Мысль это верная, но снова не имеющая отношения к роману «Две жизни». Ведь в романе не только не утверждается приоритет внешних проявлений внутреннему развитию, но и не говорится, что внутренние изменения происходят быстро и легко.

По утверждению О. Черненко в «Двух жизнях» вообще не даны никакие способы и методы совершенствования и работы над собой. Однако и это не так. Даются в «Двух жизнях» и методы работы над собой, методы, безусловно, внутренней работы и, безусловно, соответствующие Учению Агни Йоги. Это в частности отказ от личного и самоотверженное служение Тому Высшему и Вечному, что есть в каждом человеке. Также для оборения своих негативных качеств и прохождения испытаний в романе используется одна из самых сущностных и действенных практик Агни Йоги – предстояние перед Учителем.

«Как развить в себе бдительное внимание к этим трём, наиважнейшим в самодисциплине приспособлениям? Если ты будешь давать своему вниманию эти три задачи как таковые, то весь твой трудовой день пройдёт ещё более затруднённым, чем тебе подали его твои обстоятельства. Но если ты будешь просто стоять в своих мыслях рядом с Учителем и будешь действовать, всё время ощущая себя в Его присутствии, то никаких специальных задач твоей бдительности тебе прибавлять не придётся» («Две жизни», т.3).

Напоследок приведу ещё одни наставляющие слова из «Двух жизней»:

«Иди радостно. Просыпаясь утром, благословляй свой новый расцветающий день и обещай себе принять до конца всё, что в нём к тебе придёт. Творчество сердца человека – в его простом дне. Оно в том и заключается, чтобы принять в дне все обстоятельства как неизбежные, единственно свои, и их очистить любовью, милосердием, пощадой. Но это не значит согнуть спину и позволить злу кататься на тебе. Это значит и бороться, и учиться владеть собой, и падать, и снова вставать, и овладевать препятствиями, и побеждать их. Быть может, внешне не всегда удаётся их побеждать. Но внутренне их надо всегда победить любя. Старайся переносить свои отношения с людьми из мусора мелкого и условного в огонь Вечного. Ищи всюду Бога и законов Его.

Ломай вырастающие перегородки условного между собой и людьми. И ищи в наибольшем такте всех возможностей войти своим сознанием в положение того, с кем общаешься. И ты всегда найдёшь, как тебе разбить препятствия предрассудков, нелепо встающих между людьми, открыть всё лучшее в себе и пройти в храм сердца другого. В себе найди цветок любви и брось его под ноги тому, с кем говоришь. И только в редких случаях встречи с абсолютно злыми людьми останутся без победы твоей любви. Таково моё тебе духовное завещание, Алиса» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 2).

Если и в этих словах О. Черненко сможет найти приоритет внешней вежливости над внутренней работой над собой или иезуитизм, то в таком случае можно предположить, что с тем же успехом она сможет найти иезуитизм даже в одном из камней-оснований практики Агни йоги – каноне «Господом твоим»…

 

 

  1. Об Образе Учителей в романе «Две жизни»

 

  1. Преподнесение Образа Великих Учителей

Следующее замечание О. Черненко относится к тому, что она не довольна тем, как в романе преподнесены Образы Великих Учителей. По её словам Великие Учителя показываются в романе как «обычные земные учителя», которых она предлагает называть «наставниками», что, по мнению О. Черненко, «ужасно искажает Образ Великих Учителей, снижая его значимость». Отдельно О. Черненко останавливается на описании Образа Махатм в романе, передаваемого через их действия. Их облачение в различные одежды, представление вымышленными личностями и даже их поспешные перемещения воспринимаются О. Черненко как нечто, умаляющее Великие Образы.

Пожалуй, это тоже можно было бы отнести к списку недовольств способом изложения. Читавший роман мог бы напомнить О. Черненко изложение планетарной роли Учителей, содержащееся в третьем томе романа, но в основном Учителя действительно показаны в романе в простых и доступных образах. Возможно, О. Черненко считает, что Махатмы должны быть показываемы исключительно в образах недоступных божеств, но это лишь вопрос несоответствия субъективных ожиданий, а не противоречия романа Учению.

Почему в романе показаны не заоблачные незримые Учителя, а Учителя во плоти? Ответ прост. Для того чтобы на более близком и доступном пониманию обычного человека примере показать отношения Учителя и ученика. Чтобы читающий видел возможность и верил в реальность её осуществления. Именно это должно создавать должное устремление. Также и Христос ходил среди людей и жил с ними их простой жизнью, показывая свою близость им, но одновременно являясь и примером для бесконечного устремления и подражания в области Духа.

«Не нужно в понятие Учителя вносить надземные предпосылки. Он будет тот, кто подаст лучший совет жизни. Эта жизненность охватит и знание, и творчество, и Беспредельность» (Агни Йога, 43).

«И не были ли в своё время Сами Великие Владыки именно земными Учителями? И не также ли люди восставали тогда против признания Их? Теперь же все Они возведены в Божественных Аватаров теми же самыми противниками» (11.08.1934 Е. И. Рерих А. И. Клизовскому).

О. Я. Черненко, ищущая любую возможность показать книгу «Две жизни» в дурном свете, даже приводит две цитаты из книги «Иерархия»:

«Никогда человечество не задумывалось над явлением жизни Архата. Принято видеть Архата в области облачной. Рекорды мышления ужасны и смешны. Истинно, Мы – Братья человечества – не узнаём себя в представлениях человеческих. Наши Облики так фантастичны, что Мы думаем, что если бы люди применили фантазию на противоположное, то Наше Изображение приняло бы верную форму.

Кармическая связь точно исчезает, когда мышление представляет себе Архата. Всё в другом масштабе, всё невероятно, всё не отвечает действительности. Скажем – идя к высшим мирам, Архат беспределен во всех проявлениях. Возносясь, Архат возносит все высшие и тончайшие энергии с собою.

Мы можем Наши истинные Лики показать только близким. Наши лучи можем послать только самым близким, да, да, да!» (Иерархия, 12).

«Понимание Нашего Облика человечеством так претит действительности» (Иерархия, 18).

Удивительно умение О. Черненко находить в подтверждение своих тезисов цитаты, которые при внимательном прочтении указывают как раз на обратное тому, что она утверждает.

Махатмы ясно пишут, что представления о Них настолько фантастичны, что «если бы люди применили фантазию на противоположное, то Наше Изображение приняло бы верную форму».

Говоря о помощи героев романа окружающим их людям, О. Черненко заявляет, что вся деятельность героев в романе сводится к «внешней суетливости»:

«На протяжении своего путешествия на пароходе до Константинополя они лихорадочно действенны, и их поступки должны нам говорить о великой их самоотверженности и жертвенности. Но мы при этом не задумываемся, что все эти самоотверженные поступки в принципе своём всего лишь внешняя суета. Они настаивают на том, чтобы быть во время бури на палубе четвёртого класса, но почему хорошо вышколенная команда капитана не может одна справится со своими обязанностями, они что, первый день в море и бурь никогда не переживали? Да, да, домысливайте, друзья, что это всё особенное, и только наши герои всех и спасли. В последствии И. и его спутники постоянно кого-то лечат, кому-то помогают, как жили все эти люди без них, просто трудно после всего этого представить, а в дальнейшем, наверно, и вовсе пропадут без их опеки!» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

И в этих утверждениях мы в очередной раз встречаем полное искажение Оксаной Черненко содержания романа в угоду своей предвзятости.

Во-первых, в романе действия Махатм никогда не описывались как лихорадочные или суетливые и т.п. Наоборот, даже в самых напряжённых ситуациях они действуют всегда спокойно, чётко и выверено. Причём видно, что автор специально уделяет вниманию именно такому преподнесению Образа Махатм, что особенно заметно при сравнении с описанием других персонажей романа. Это не вопрос субъективных восприятий, а факт, в котором может убедиться любой беспристрастный исследователь.

Во-вторых, помощь Иллофиллиона и его спутников в первую очередь была адресована не капитану и его команде, а людям, которых нужно было успокоить, проинструктировать, а при необходимости оказать и медицинскую помощь. Для этого просто не хватало рук, и герои романа действовали в качестве добровольцев. Однако при этом и в спасении парохода они сумели поучаствовать. О. Черненко говорит о том, что мы додумываем особенность бури и чудесное спасение благодаря героям романа. Не нужно ничего додумывать, нужно просто внимательно читать книгу и иметь непредвзятый взгляд. А непосредственно из содержания романа мы узнаём, что буря на море была действительно экстраординарной, такой, которую вообще мало кто встречал. Об этом говорит сам капитан парохода:

«– Боюсь, что первое впечатление от знакомства с морем не будет для вас приятным, – сказал мне капитан. – Барометр показывает такую небылицу для этого времени года, что, если бы я не сам его выбирал и выверил, я мог бы думать, что он шарлатански сделан. Надо ждать не только бури, но бури, редко бывающей вообще. Как ни прекрасно моё судно, – думаю, что мне придётся немало побороться с ветром, морем и ливнем в эту ночь. Вам же придётся наглухо закрыть свою каюту, и я ещё прикажу матросам закрыть вас запасными щитами, так как предполагаю, что волны будут захлестывать и эту палубу.

Я ужаснулся. Высота парохода с нашей палубы напоминала хороший трехэтажный дом. Думалось мне, совершенно невозможно увидеть волны такой высоты» (К. Е. Антарова, «Две жизни» т. I).

О том, что корабль был спасён благодаря сверхъестественной помощи, мы также прямо читаем в романе:

«Море представляло из себя белую кипящую массу. Временами вздымались высоченные зелёные стены воды с белыми гребнями, точно грозя нас залить сразу со всех сторон и похоронить в пропасти. Но резкая команда капитана и искусные руки людей резали водяные стены, и мы ухали вниз, чтобы благополучно выскочить снова вверх.

Но вот я заметил, что капитан вобрал голову в плечи, крикнул что-то И. и налёг всем корпусом на колесо. Мне почудилась снова высокая белая фигура Флорентийца, коснувшаяся рук И., который двинул колесо так, как хотел капитан и чего он сам не мог добиться от своих помощников. И вот пароход послушно повернулся носом вправо. Сердце у меня упало. На нас шла высочайшая гора воды, на верху которой кружился водяной столб, высотой, казалось, подпиравший небо.

Если бы вся эта гора ударила нам в борт, судно неминуемо опрокинулось бы. Благодаря ловкому манёвру пароход прорезал брюхо водяной горы, и вся тяжесть её обрушилась на кормовую часть парохода. Раздался грохот, точно выпалили из пушек, судно вздрогнуло, нос задрался вверх, точно на качелях, но через минуту мы снова шли в пене клокотавшего моря, где волны были ужасны, заливали палубу, но не грозили разбить нас» (К. Е. Антарова «Две жизни»).

В-третьих, что касается утверждения О. Черненко о том, что «И. и его спутники постоянно кого-то лечат, кому-то помогают, как жили все эти люди без них просто трудно после всего этого представить», то остаётся только удивляться, как Оксана Черненко смогла разглядеть в действиях героев романа помощь людям, причём постоянную, в то время как она же ранее утверждала, что никакой реальной помощи людям от Махатм в романе не содержится и читатели должны её лишь додумывать… Выходит, что деятельность всё же имеет место быть, да такая активная, что её для О. Черненко становится даже слишком много…

По словам О. Я. Черненко, тот недостойный Образ Махатм, который изображён в «Двух жизнях», ни в коем случае не может соответствовать действительности:

«Книга «Две жизни» описывает нам путь учеников в ашрам учителя. При этом они бегут от преследования, всё время гримируясь и переодеваясь, меняя свой облик, борются с колдунами и помогают всем встречным на пути. Если я скажу вам, что ничего подобного на пути к нашему Великому Учителю не может быть, вы с улыбкой мне заметите, ведь это художественное произведение, здесь всё дано в иносказательной форме. Почему в иносказательной?» – пишет О. Черненко.

Я же в свою очередь спрошу: а почему это О. Я. Черненко решила, что подобного быть не может? Может быть, где-то в Учении говорится о невозможности такого положения дел? Нет, не говорится. Тогда, может быть, О. Черненко сама имеет опыт пути к ашраму Учителя? Думаю, что вряд ли. Тогда к чему эти «авторитетные заявления», на деле оказывающиеся очередным субъективным и необоснованным тезисом?..

Что же говорит на этот счёт Учение? Вспомним притчу о вопрошающем, которая учит нас тому, что «всё возможно!»:

«Притча о вопрошавшем. Дгулнор считался самым мудрым. Он имел счастье получить Учителя из Священной Подземной Страны, но тот был лишён языка и правой руки.

Устремившийся ученик задал вопрос, и Учитель кивнул головой. Ученик задал два вопроса, и Учитель дважды кивнул. Скоро ученик задавал непрерывно вопросы, и Учитель непрерывно кивал.

Три года продолжалось вопрошание, и три года кивал Учитель. «Значит, по опыту Твоему, всё бывает?» И Учитель не только кивнул, но и поклонился в землю и, открыв на груди одежду, показал изображение Благословенного, дающего обеими руками.

Так была утверждена мудрость и было возвеличено творчество жизни.

Истинно, в едином вздохе понимаем пространство. И никакое слово не передает необъятность. И никакая мысль не вместит Света.

Но, встав перед Солнцем на восходе его и приняв луч в сплетение солнечное, можно ощутить победу над океаном, ибо можно коснуться Светом до Света духа.

Но это сознание лишь в духе, который может сказать: «Я всё отдал, чтоб всё принять». Итак, не отрицание, но лишь утверждение имеет над собою Руку Будды» («Озарение», 2.2.6.19).

На самом деле книга «Две жизни» вовсе не описывает нам путь учеников в ашрам Учителя. Она описывает духовный путь учеников в различных жизненных обстоятельствах и на различных стадиях их опыта. Ашрам в этом смысле – лишь место на пути в беспредельности. И фрагмент с переодеванием совсем не обязан быть иносказательным, и в своём прямом значении вовсе не являет собой нечто недопустимое для Махатм. Даже о спешной смене платьев в зависимости от места следования упоминается в Учении, когда говорится о непреложности и подвижности плана:

«О непреложности и о подвижности плана. Условия эти особо трудны для совмещения, хотя граница их обозначается ясно пониманием луча солнечного сознания. Для проведения плана в жизнь нужно каждый час быть готовым к подвижности.

Сколько раз Мы, направляясь в Египет, оказывались в Монголии. Сколько раз, находя рукопись, Мы запирали её обратно. Сколько раз, начав складывать стены, Мы обращали их в кучи. Сколько раз, повернув коня к дому, Мы опять устремляли его в темноту ночи, ибо, переночевав дома, Мы бы лишили план непреложности. Кажущаяся изменчивость – не более как вибрация жизни. Пути к вехам непреложности дышат и волнуются, подобно волнам.

Утверждая план, Наше существо уже готово к кратчайшему пути. Только что надев европейское платье, Мы готовы достать монгольский кафтан. Только что определив местожительство, Мы готовы отплыть. Такая подвижность может рождаться лишь из сознания непреложности плана» («Озарение», 2.2.6.17).

То же, что часть сюжета герои романа скрываются от преследователей, так это объясняется не их неспособностью противостоять натиску тьмы, но необходимостью увести по ложному следу преследователей, чтобы те потеряли след и в дальнейшем не подвергали постоянному риску жизнь брата Лёвушки – Николая и его молодой жены. Есть ли в этом что-либо недостойное или невозможное для Великих Учителей? Полагаю, что нет.

Возможно, нам действительно можно было бы согласится с О. Я. Черненко в том, что К. Е. Антаровой не стоило вкладывать в уста Али такие слова как «Старая дурища». Но способно ли это перечеркнуть или свести на нет весь смысл и пользу романа «Две жизни»? Определённо нет!

К тому же в таком случае мы должны будем выдвинуть аналогичные претензии и Авторам «писем Махатм», использующим такие выражения как «надуманный глупец»[10], «дурацкое, ребяческое и глупое» письмо[11], «различные слабые людишки»[12], «груда глупой болтовни»[13] и т.п.

Одой из претензий О. Черненко является то, что в общину Али, описываемую в третьем томе «Двух жизней» входят «самые разношёрстные люди», чего, по мнению О. Я. Черненко, в действительности быть не может. Конечно, такое положение нельзя понимать буквально. Описание многих из находящихся в общине категорий лиц явно никогда не были бы приняты в общину Махатм, находясь на том уровне сознания, который нам демонстрируется. Для чего же в таком случае даётся описания многочисленных разнородных групп, составляющих общину? По-моему, вполне понятно, что в качестве описания представителей групп людей в общине Али нам даются описания различных групп людей, которых мы можем встретить в жизни, рассказываются особенности их мировосприятия и возможность взаимодействия с ними.

Говоря о теме противостояния тёмным силам, О. Я. Черненко утверждает, что это противостояние Великих Учителей и их противников в романе «Две жизни» напоминает противостояние магов. Вот, что она пишет: «Здесь любопытно то, как с этим низким колдуном справляются наши герои. Во-первых, все плохие плохи от того, что на них действуют вещами с наговором. Жанну даже зомбируют этим. Стоит только другими вещами, как жидкость, порошок снять наговор и человек становится милым и приятным, трогательно благодарным своим спасителям. Сила учителей проявляется в способности останавливать взглядом, сделать сердечный припадок и, конечно, пользование магическим порошком и жидкостью. Друзья мои, индийские факиры могут больше. Не говоря о том, какими способностями обладает человек, развивший в себе всю силу духа. Не кажется ли вам, что в данном случае нам описывают всего лишь столкновение одних магов с другими, только первых называют колдунами, а вторые, шутя, принимают титул магов» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

«Оккультизм – не магия», – говорила Е. П. Блаватская. Конечно, при детальном рассмотрении мы можем увидеть в романе «Две жизни» отличия в средствах и методах противостояния представителей Света и представителей тьмы. Более того, это различие в романе специально подчёркивается. Низшим методам чёрной магии противопоставляется сила Любви и Знания. Конечно, основное отличие лежит на внутреннем уровне – это мотивы поступков. В случае чёрной магии он эгоистичен, а случае же действия Махатм – это всегда Общее Благо.

Теперь о средствах. Да, Знания позволяют Махатмам действовать и без применения внешних предметов – напрямую воздействуя на энергетику. И мы находим тому примеры в романе, когда под взглядом Махатмы агрессия представителей тьмы, способная нанести существенный вред людям, пресекалась удалённым воздействием на их тело, вызывающим боль или временный паралич. Но мы помним и о законе целесообразности. Использование оккультных сил требует больших затрат энергии и прибегать к ним стоит только в случае действительной необходимости. Если же можно решить вопрос меньшими затратами, то почему бы этого не сделать? Поэтому мы и наблюдаем применение заготовленных порошков, помогающих очистить предметы от запечатлённой на них злой воли. Было бы глупо предполагать, что Махатмам не известны физические средства, способствующие нейтрализации магического воздействия.

Приведём пример того, как пример противостояния Света и тьмы в романе показывается как противостояние злой воли и Силы Любви и Знания:

«Я застал уже конец разговора. Сэр Уоми говорил:

– Все эти так называемые тёмные силы – не что иное, как невежественность. Люди, стремящиеся подсмотреть силы природы – при известном напоре одной воли, – отыскивают их. Обычно это люди, одарённые развитыми более, чем у других людей, психическими силами. Но так как их цель – знание, служащее только их собственному эгоизму, их страстям и обогащению в ущерб общему благу – они отгораживаются в отдельные группы, называя себя самыми различными умными именами. Они подбирают себе компаньонов непременно с большой и упорной волей, обладающих силой гипноза.

Это очень длинная история, о ней в двух словах не расскажешь. Тянется она к нам из древнейших времён, и очагов её лжи и лицемерия очень много, слывущих под именами колдунов, алхимиков, провидцев и т.д.

Ближе к делу, скажу о данном случае. Почему скрючился и лопнул кинжал? Потому что так называемый «наговор» на нём был сделан на смерть упорством воли. То есть если бы человек, которому был дан этот кинжал в руки, встретил препятствие к выполнению внушенного ему приказания, он убил бы всякого мешавшего ему.

<…>

Та сила знания, где не упорством воли, а любя побеждают, скромная часть которого известна мне, помогла мне в одно мгновение победить и уничтожить все труды злой воли невежды, истратившего на свои заклятия годы своей жизни и считавшего свою чёрную магию величием и вершиной знания» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. I).

 

  1. О служении прогрессу

О. Я. Черненко выражает своё сомнение в том, что герои романа «Две жизни» служат прогрессу. Она утверждает, что это нам только абстрактно внушается, но мы не видим никакого этому подтверждения.

Конечно, если бы О. Черненко внимательно читала третий том романа «Две жизни», то она была бы в курсе описания деятельности Учителей в планетарном масштабе как проводников и распределителей высоких энергий, приходящих на нашу планету из космоса. Но оставим это в стороне и обратим внимание на основное содержание романа «Две жизни».

Отвечая на тезис О. Черненко можно только выразить сожаление о том, что она не только не поняла основную идею романа, но и, скорее всего, имеет довольно абстрактные представления о практике Агни Йоги вообще.

Практика Агни Йоги, по сути, заключается в том, чтобы во все обстоятельства жизни, с которыми сталкивается человек, он в меру своих способностей и возможностей нёс Свет, выбирая из своих действий то, которое будет в данных обстоятельствах наиболее целесообразным, полезным, эволюционно значимым, а также устремляя именно к таким действиям других. А основу обстоятельств жизни слагают людские взаимоотношения.

«Наука, вернее, искусство человеческих отношений есть самое трудное достижение, но и самая необходимая дисциплина. Без этой дисциплины нет строительства, нет и продвижения на духовном плане» (из письма Е. И. Рерих американским сотрудникам от 04.02.1935).

«Ведь самое трудное искусство есть искусство творить отношения между людьми. Ни одно искусство не требует развития такого терпения и такой утончённой чуткости. Нужно уметь проникать в сознание, в сердца и настроения всех окружающих и приходящих; нужно уметь почувствовать тот основной тон, на котором возможно объединиться с ними и объединить их с другими. Но если в сердце заложен великий магнит любви, то всё облегчается, ибо искренность этого чувства покоряет самые заскорузлые сердца. Сердцу, прикоснувшемуся к Красоте, близок должен быть этот язык сердца» (из письма Е. И. Рерих Р. Я. Рудзитису от 29.05.1936).

В многочисленных встречах и взаимодействиях и прилагается Учение к жизни – жизни каждого дня. И основная идея романа К. Е. Антаровой – продемонстрировать это. Если О. Черненко не смогла усмотреть, как в разговорах, мыслях и действия герои романа постепенно всё более отходят от своего личного «я» и к тому же устремляют тех, с кем взаимодействуют, то это вопрос неспособности видеть, а не отсутствия прогрессивных и эволюционно направленных действий героев романа «Две жизни».

Здесь необходимо отметить, что именно в искусстве человеческих взаимоотношений требуется, кроме прочего, обладать таким качеством как тактичность. Елена Ивановна Рерих очень ценила в людях это качество, неоднократно обращая на него внимание своих респондентов и сотрудников. Приведу лишь несколько цитат из писем Елены Ивановны:

«Каждую великую идею так легко погубить бестактными действиями» (из письма Е. И. Рерих американским сотрудникам от 20.07.1931).

«Также совершенно необходимо проявление высшей тактичности в обхождении с людьми» (из письма Е. И. Рерих американским сотрудникам от 21.10.1931).

«Многое можно изменить и пресечь тактичным подходом» (из письма Е. И. Рерих американским сотрудникам от 31.01.1934).

Но требование тактичности от героев романа К. Е. Антаровой почему-то вызвали у О. Черненко неприятие.

Не сумев увидеть те многочисленные действия, направленные к эволюционному развитию, которыми наполнена вся деятельность героев романа, сознание О. Черненко цепляется только за один фрагмент сюжета «Двух жизней», в котором она усмотрела «намёк на служение делу прогресса», который тут же и подвергает критике:

«В первой главе книги «Две жизни» говорится: «Женщины его семьи образованы и ходят у себя дома без паранджи, и это целая революция для здешних мест. Много раз ему угрожали муллы и другие высокопоставленные фанатики за нарушение местных обычаев всякими репрессиями. Но он всё также ведёт свою линию, борясь за свободу угнетённых женщин и всего народа» (О. Черненко «Двойная жизнь»).

В этом фрагменте описывается деятельность Учителя Али.

В своей близорукости Оксана Черненко обвиняет К. Е. Антарову в том, что описанный ею образ Учителя Али на самом деле не способствует прогрессу страны и не борется за свободу женщин, так как этого нельзя добиться простым снятием с женщины паранджи.

«Что толку снять с женщины паранджу, что считается для её сознания быть опозоренной, если её интересы, чувства, помыслы ограничены мелким домашним мирком?» – пишет О. Я. Черненко.

Но объективный и внимательный читатель сразу заметит, что данные рассуждения О. Черненко опираются лишь на её собственное предвзятые представления о романе, но никак не на сам текст «Двух жизней». Для того, чтобы разоблачить необъективность О. Черненко, хватило бы и того фрагмента романа, который она привела, т.к. в нём указывается на то, что одним из направлений деятельности Али, являющихся революционным в той местности, было предоставление образования женщинам. Ясно сказано, что «женщины его семьи образованы», но О. Черненко почему-то, наперекор содержанию романа, рассуждает о том, что снятие паранджи не даст ничего, «если её интересы, чувства, помыслы ограничены мелким домашним мирком». Факт образованности женщин семьи Али полностью снимает возможность таких рассуждений и лишний раз показывает нам необъективность автора «Двойной жизни».

Если же мы немного расширим ту цитату, которую приводит О. Черненко, то увидим лишь умножение подтверждений её необъективности:

«Он здесь почти единственный, ведущий европейский образ жизни. Дом его прекрасно и с большим вкусом обставлен. Очень элегантная смесь Азии и Европы. Женщины его семьи образованны и ходят у себя дома без паранджи, и это целая революция для здешних мест. Много раз ему угрожали муллы и другие высокопоставленные религиозные фанатики за нарушение местных обычаев всякими репрессиями. Но он всё так же ведёт свою линию, борясь за свободу угнетённых женщин и всего народа. Все, до последнего слуги, в его доме грамотны. Им всем предоставляются часы полного отдыха и свободы среди дня. Это здесь тоже революция. И я слышал, что против него теперь собираются поднять религиозный поход. А в здешних диких краях это вещь страшная» (К. Е. Антарова «Две жизни» т. I, гл. 1).

Как мы можем видеть, лишь аберрация сознания могла увидеть в этих строках только снятие паранджи. Именно образование поставлено на первое место, причём образование не только членов своей семьи и женщин, но и слуг. Отношение к этим двум угнетаемым категориям населения, как к полноправным гражданам, да и вообще, как к таким же, как и все людям, действительно было не только революционно, но и отражало основы Учения Белого Братства.

Воздействовать на местное население Али пытался и через предметы искусства, но и это тоже выпало из внимания О. Черненко.

Но О. Черненко идёт дальше в своих рассуждениях: «Даже если допустить, что Учитель переворачивает жизнь целой страны к прогрессу (вот уже десять лет живя в этой стране), то не странны ли методы, которыми Он всё это делает? Не развитие науки, искусства (о школах Али Махоммета упоминается им же самим один раз в разговоре его с Лёвушкой, и этого достаточно, чтобы мы с вами домысливали его деятельность как нам будет ближе), которые только одни и могут внести сдвиг в сознание народа, и тогда сам народ откажется от паранджы на женщине, а странные и таинственные действия, суть которых мы только можем подразумевать»[14].

Пожалуй, это наиболее показательный в смысле предвзятости фрагмент статьи О. Я. Черненко, уподобляющий её больному рассудком «рыцарю печального ордена», отчаянно бросившемуся в сражение с великанами, за которых он принял мельницы.

Продолжая в своих утверждениях противоречить самому содержанию романа, О. Черненко заявляет, что способствовать прогрессу страны стоило бы через образование, а также через развитие науки и искусства.

Выше мы уже приводили цитаты из романа «Две жизни», которые подтверждали, что герой романа Учитель Али не только был приверженцем искусства, но и пытался продвинуть сознание соплеменников именно через образование. Дополним ещё несколькими цитатами, ясно демонстрирующими деятельность Али как в сфере распространения образования и науки.

«Я давно тружусь, чтобы пробудить самосознание в этом народе, разбить ужас фанатизма и пробить брешь, хотя бы к самой начальной культуре и цивилизации. Я открыл здесь несколько школ, отдельно для мальчиков и мужчин, и для девочек и женщин, где бы они могли выучиться грамоте на своём и русском языках и зачаткам, самым элементарным, физики, математики, истории. Все мои начинания встречались и встречаются в штыки, и не только тёмными муллами, но и царским правительством. С двух сторон я слыву революционером, неблагонадёжным человеком» (К. Е. Антарова «Две жизни» т.1).

«Весь дом освещался электричеством, о котором тогда едва знали и в столицах. Али был яростным его пропагандистом, выписал машину из Англии и старался присоединить к своей, довольно мощной сети своих друзей.

Но даже самые близкие друзья не решались на такое новшество, и только один мой брат, да два доктора радостно осветили свои дома электричеством» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 1).

Как мы видим, утверждения О. Я. Черненко явным образом расходятся с текстом романа «Две жизни». Даже приводя цитаты, которые прямо противоречат её утверждениям, О. Черненко не замечает или не хочет замечать этого, продолжая выдвигать свои совершенно безосновательные обвинения.

Никакой логике не поддаётся возражение О. Я. Черненко о построенных Али школах: «О школах Али Махоммета упоминается им же самим один раз в разговоре его с Лёвушкой, и этого достаточно, чтобы мы с вами домысливали его деятельность, как нам будет ближе». С каких пор количество упоминаний стало являться критерием истинности факта? В любом случае для здравомыслящего человека этого было бы достаточно для того, чтобы как минимум не отрицать факт деятельности Али в сфере распространения образования и не строить домыслы на его отрицании, пренебрегая содержанием романа.

Говоря об отмене паранджи, О. Черненко заявляет, что «эта борьба с предрассудками проявляется в пренебрежении вековыми традициями народа», вмешательства в которые, по её мнению, никогда бы не допустили настоящие Учителя.

В подтверждение О. Я. Черненко даже цитирует приводимые Еленой Ивановной Рерих в книге «Основы Буддизма» слова Готамы Будды: «Готама не отворачивался от жизни, но проникал во все будни трудящихся. Искал расположить их к учению, предоставлял им участие в своих общинах, принимал их приглашения и не боялся посещений куртизанок и раджей, двух центров светской жизни в городах Индии. Старался не оскорблять понапрасну традиционных обычаев; мало того, он искал возможность дать им своё учение, находя опору в особо почитаемой традиции, не поступясь при этом основными принципами».

Безосновательно и самопроизвольно сузив деятельность Али только до отмены паранджи, О. Черненко вызывающе вопрошает: «Неужели у Великого Учителя космического масштаба нет других дел, как заниматься срыванием паранджи с восточной женщины? Вот оно, смешение великого и ничтожного».

Но даже если мы оставим в стороне разящую необъективность и предвзятость О. Черненко в сужении её восприятия только до темы избавления женщин от паранджи, то не со смешением великого и ничтожного мы имеем дело, а с неумением Оксаны Черненко отличить великое от ничтожного, неумением, граничащим с умалением. Как можно иначе объяснить то, что автор «Двойной жизни» не распознала в действиях Али шаги по реализации одного из основных направлений приложения сил, указанных в Учении Живой Этики?

Снятие паранджи с женщины О. Черненко называет «пренебрежении вековыми традициями народа», приводя при этом цитату из «Основ Буддизма»: «Старался не оскорблять понапрасну традиционных обычаев; мало того, он искал возможность дать им своё учение, находя опору в особо почитаемой традиции, не поступясь при этом основными принципами». Но невдомёк Оксане Черненко, что равновесие Начал и есть тот основной принцип, которым нельзя поступиться.

Вопрос о равновесии Начал и необходимости занятия женщиной надлежащего ей положения настолько фундаментален в Учении Живой Этики, что для его изложения потребовалась бы отдельная книга, поэтому ограничимся лишь несколькими цитатами на эту тему:

«Равновесие Начал есть Основа Бытия, нарушение этого закона ведет к гибели. И сейчас Белое Братство будет всячески утверждать Женщину. Потому Грядущая Эпоха, Эпоха Майтрейи, будет Эпохою Женщины. И женщине придется вооружиться мужеством, и, прежде всего, закалить сердце своё от неразумного даяния, ибо во всём нужно соблюсти Золотое Равновесие. Женщина должна утвердить себя, и потому Меч Духа дается сейчас именно в руки Женщины» (из письма Е. И. Рерих Н. П. Рудниковой от 08.03.1935).

«Правдивая история показывает нам, что в древности процветали именно те народы, у которых почитание Женского Начала стояло на должной высоте. Как Сказано нашим Вел[иким] Вл[адыкой]: «Права утверждающие не значит права имеющие». Истинно, захват прав грубою физическою силою не есть право космическое» (из письма Е. И. Рерих А. И. Клизовскому от 31.05. 1935).

«...В руках женщины спасение человечества и планеты. Женщина должна осознать своё значение, свою великую миссию Матери Мира и готовиться к несению ответственности за судьбы человечества» (из письма Е. И. Рерих американским сотрудникам от 03.03.1930).

Остаётся только удивляться, как эта тема прошла мимо внимания Оксаны Черненко…

 

  1. Об этике героев романа

Очередным тезисом Оксаны Черненко является обвинение героев романа в том, что они постоянно лгут. Предлагаю ознакомиться с этим обвинением О. Черненко целиком:

«Друзья мои, разве не удивляет вас то, что путешествуя, всё время переодеваясь, убегая, учителя, ведущие Лёвушку, постоянно лгут. Они лгут всем встреченным на пути: то, называя друг друга друзьями, то братьями, то барином и слугой. В поезде двум дамам И. (Иллофиллион) не задумываясь, мимоходом оправдывает Лёвушкину рассеянность только что прошедшей якобы болезнью. Одно это могло бы нас уже насторожить, не усыпи наше внимание кучей мало к чему относящихся и плохо с собой связанных красивых слов о судьбах народов, подвиге, спасении, мужестве, да уже выработанная за время чтения привычка додумывать мотивы и сами поступки наших героев. Мы воображаем себе, что это иносказание, что в принципе они братья, что они в принципе могли быть друзьями в предыдущих жизнях. Что то, что испытывает некие боли Лёвушка в какие-то моменты (мы уж предположим, что это за боли, намёк понят) и есть та болезнь, на которую ссылается И... Это мы не знаем, а всезнающие учителя знают. Но это мы с вами додумываем, этого нет в этой книге! И почему в нас поселяется уверенность, что Великий Учитель мог опуститься до такой низости как вводить в заблуждение всех встречных?» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Для начала начнём с очевидного. Представление себя друзьями или братьями отнюдь не является неправдой, тем более, если учитывать, что позднее из книги мы узнаём, что Лёвушка встречался с Иллофиллионом и другими учителями уже не одну жизнь (и тут снова утверждение О. Черненко расходится с содержанием романа). Слово «брат», к слову, может использоваться в целом ряде значений, отнюдь не означающих наличие отношений кровного родства, однако, определённо, означающих близость, как например «брат по оружию». Кроме того восточная духовная традиция часто использует символизм родственных связей для обозначения тех или иных отношений духовного взаимодействия и родства.

Что же касается допущения слов неправды, то, несмотря на всю очевидную их в контексте безобидность, всё же остановимся на этой теме подробнее.

Начнём с того, что Агни Йога ничего не запрещает: «Запомните – не имеем запретов» (Озарение, 3.5.1).

Может быть показан вред явления, его последствия, но не дан безусловный запрет. Напомним, что и наставление о неупотреблении алкоголя или мяса могут иметь в определённых случаях послабления и исключения.

«Всякий запрет относителен и неубедителен. Вред и польза должны быть показаны по сущности» (Озарение, 3.5.11).

Да, ложь по общему правилу как явление вредное не допускается. С этим никто не собирается спорить. Но давайте разберёмся, как сказано, в сущности: что же такое ложь, не допускаемая, и может ли неправда быть допущена. Сравним два явления: неправдивые слова, сказанные ради собственной выгоды и неправдивые слова, сказанные с благой целью. Для того чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо углубиться в структуру действия. Любое действие состоит из внешней формы, в которой оно находит своё выражение, и руководящего мотива его совершения, внутреннего намерения. И только совокупная оценка этих двух составляющих может дать справедливую оценку поступка, в том числе определив его пользу или вред. При этом именно внутренняя составляющая имеет большее значение.

Вот, что по этому поводу говорится в Учении:

«Урусвати знает, что намерение разнозначаще действию. Скажем ещё ближе – намерение многозначительнее действия» (Братство, ч.2, 362).

«Люди понимали, что добродетель не есть просто доброе деяние. Они отлично знали, что лишь созвучия напряжений лучших качеств дают синтез восхождения. Они знали, что лишь побуждение будет утверждением добродетели. Никакие внешние деяния не могут свидетельствовать о побуждениях. Опыт над психической энергией покажет, насколько может отличаться деяние от побуждения. Никакие блестящие слова и действия не скроют побуждения. Можно назвать много исторических примеров, когда даже полезные деяния не могли быть оправданы вследствие недостойного побуждения. И, наоборот, многое, оставшееся неразгаданным и заподозренным, сияло прекрасным побуждением. Такие свидетельства о сущности жизни будут подтверждаться всеначальной энергией» (Братство ч.1, 63).

«Имеет значение не само действие, поступок или проступок, но причины, вызвавшие его, и состояние сознания. Одно и то же действие может быть вызвано и страхом, и бесстрашием. Кармически значение действия определяется мыслями и действиями, которые показывают сущность того, что человек выносит из глубины своей на свет дня. Кармически значительные действия, подобно плавникам дельфина, на время мелькнув на поверхности моря, снова уходят в его глубину, чтобы снова опять появиться. Корни действий этих глубоко, и только по этим корням можно определить значимость проступка» (Грани Агни Йоги, 1959, 177).

«Мотив – причина, поступок – следствие. Мы Смотрим не на следствие, а на причину, на мотив, руководивший действием» (Грани Агни йоги, 1966 г., 670).

«Внешние действия людей могут быть совершенно одинаковы, но мотивы различны и диаметрально противоположны. Мотив – это движущая энергия действия. Как Свет и тьма, могут различаться между собою энергии, которые движут человеческими поступками. Поэтому для Нас не поступки важны, но мотивы, то есть причины, породившие действие. И цель Наша – научить учеников безошибочно разбираться в этих причинах или мотивах, как своих собственных, так и других людей. Определив сущность причины, легко уже будет понять природу или характер действия. Только развитое чувствознание исключает возможность ошибок. Понять сущность данного человека – это значит определить те мотивы, которые руководят его действиями. Добрые и злые поступки проистекают из самой природы человека, ибо добрый выносит добро или свет из глубины своего сердца, а злой – злое. Чувствознание проистекает от способности чувствовать излучения сердца. Только долгий опыт познавания человека обостряет способность чувствознания. При соприкосновении с людьми нужно чаще спрашивать своё сердце и отмечать особенно первое впечатление. При этом рассудок очень мешает, создавая предвзятое суждение и заглушая знаки сердца. В своих собственных мотивах разбираться легче, но требуется качество правдивости и честность признания. Самообман – явление весьма печальное. Оно ведёт к самообольщению и погружает человека в мир призраков» (Грани Агин Йоги, т.7, 1966 г., 555).

«Сам по себе поступок не столь важен, как отношение к нему и мотив» (Грани Агни Йоги, т.7, 1966 г., 042).

«Многими запрещениями можно запугать и потушить устремление, да иногда так называемые допущенные неосторожности, сделанные с благим намерением, принесут больше пользы, нежели вреда» (из письма Е. И. Рерих от 06.05.1934).

«Пожурить придётся, но сделано было не с плохим намерением, а во всех случаях решающим фактором является именно побуждение» (из письма Е. И. Рерих А. М. Асееву от 06.05.1937).

«Моё название было «Тайны», но к чему-то они изменили. Впрочем, намерение было доброе, а это главное» (из письма Е. И. Рерих от 01.01.1945).

«Она и Дедлей прекрасно работают, и хоть дела их не имеют такого же размаха, как у других подобных учреждений (возглавляемых лам. и другими), работающих в этой области, но внутреннее значение их совсем иное – там отсутствуют коммерческие эгоистические мотивы. А вы знаете, что именно мотивы принимаются во внимание» (из письма Е. И. Рерих – К. Кэмпбелл от 23.11.1944).

Итак, мы поняли, что мотив важнее внешнего действия, и именно по нему это самое действие и подлежит оценке. Каковы же были мотивы героев романа представляться вымышленными персонажами или иногда прибегать к иной незначительной неправде? Описываемые О. Черненко события относятся только к первому тому романа, а именно к тому времени, когда Лёвушка со своими спутниками уходят от угрожающего их (и не только их) жизням преследования религиозными фанатиками, теми, кто усердно идёт по следу и расспрашивает всех о том, не видели ли они людей, отвечающих определённым приметам. Конечно, в такой обстановке объяснимо не только переодевание, но и представление вымышленными персонажами, чтобы не привлечь внимание или направить его по ложному следу. Делают ли это они ради некой личной выгоды? Нет. Они делают это для того, чтобы помочь спастись молодой семье, жизнь которой в будущем (как мы узнаем позже из содержания романа) должна принести свой вклад в прогрессивное развитие человечества. То есть мы имеем бескорыстный мотив помощи ближнему и способствования Общему Благу. И все эти мысли прямо и логически вытекают из содержания романа. При этом основания предполагать какой-либо негативный, либо просто корыстный мотив в данном случае отсутствуют и не имеют под собой опоры на текст романа.

Так допустимы ли слова неправды, если за ними стоит добрый мотив?

Приведём несколько жизненных примеров. Недалеко от места обитания Махатм в Гималаях обитают немногочисленные местные жители. Они знают о том, где и Кто живёт по соседству, но когда путешественники или любопытствующие спрашивают у них про Махатм, то те полностью отрицают знание Их места жительства. Что это: допустимая неправда или ложь, лицемерие и иезуитизм? Польза или вред от такого действия?

Или вот ещё пример из Учения. В Учении упоминался йог, который чтобы скрыть свой йогизм, мог даже съесть мясо, которое он не допускал в пищу. Но если есть мясо не нужно, а йога прямо спросят о том, йог он или нет, то что ответит йог, который не должен выдать своего йогизма?

Ответы приходят сами, если есть понимание основных принципов. Там где ограниченное запретами сознание увидит лицемерие и иезуитизм, там зрящий в суть явлений, будет оценивать мотив и пользу.

В одном из писем Елена Ивановна рекомендует за разъяснениями о Карме обращаться к буддизму: «Также о Карме вопрошатель может найти в буддизме много ценнейших разъяснений. Он поймёт, что Карма очищается или отяжеляется мыслями и побуждениями, поступки – фактор второстепенный; именно мысль творит Карму. И если было бы иначе, то человек, находясь в существующих условиях, никогда не мог бы выйти из её заколдованного круга» (из письма Е. И. Рерих от 30.03.1936).

Но если мы последуем совету Е. И. Рерих, то у опытных практиков Дхармы найдём следующие слова: «Ложь тоже не возбраняется, если она служит спасению живого существа от неминуемой гибели или защите того, что принадлежит Трём Драгоценностям[15]. Обманывать же ради собственной выгоды недопустимо»[16].

В дневниковых записях Елены Ивановны Рерих имеется запись от 26.10.1922, когда в ответ на замечание Е. И. Рерих о том, что ей пришлось сказать неправду, Учитель успокоил её ответом: «Ради добра», тем самым подтвердив по сути всё то, о чем было сказано выше.

Полагаю, что по этому вопросу сказано достаточно для того, чтобы к нему больше не возвращаться.

Выявила ли в данном случае О. Я. Черненко в поведении героев романа «Две жизни» какое-то несоответствие заветам Агни Йоги? Нет. Что же вменяется им? Предполагаемый и домысливаемый О. Черненко негатив.

Теперь вернёмся к приведённым ранее словам О. Черненко и тому, что она называет «додумыванием». О. Черненко вновь и вновь возвращается к своему парадоксальному тезису-обвинению в том, что в романе К. Е. Антаровой многие вещи не пишутся прямо и читатель должен сам их додумывать.

Парадокс в том, что О. Я. Черненко при этом сама додумывает негатив и на основании своих домыслов пытается предъявлять претензии автору «Двух жизней».

Напомню ещё раз наставление Учения на тот случай, когда мы не знаем о чём-то доподлинно: «Пусть лучше ошибётесь, пусть преувеличите возможности блага, лишь бы не умалить» (Агни Йога, 310).

К чему же призывает нас О. Черненко? К тому, что мы предполагать благой мотив (как этому учит Аги Йога) не должны, а вот додумать негатив, о котором не сказано, – должны.

Не имеем ли мы здесь пример того, как О. Я. Черненко требует от нас поступать таким образом, который прямо противоречит Агни Йоге (не говоря уже об очевидной предвзятости такого подхода)?

Теперь перейдём к следующей рассмотренной О. Черненко сцене романа, после которой она к обвинению во лжи добавит и обвинение в угрозе и шантаже:

«И в следующей сцене мы прилагаем все усилия, чтобы не видеть истинного смысла происходящего. Это сцена после обморока Лизы, когда её тётка не признавалась в своём преступлении против неё. И. разоблачает её в том, что она избила племянницу, та не признаётся и И. угрожает ей тем, что сделает фотографический снимок на чувствительной пластинке и передаст его судебным властям. Что же происходит дальше? Тётка сдаётся и предлагает деньги за его молчание, но И. готов пойти с ней на сделку только при условии, что она оставит дом сестры и пойдёт работать. Здесь много вкраплений, которые дают понять, что И. имеет представление о карме, её действии, что благодаря своей великой жертве он возьмёт часть преступления на себя и т.д. Оценка этой сцены среди наших единомышленников потому так неоднозначна, что, как и во всей книге, здесь ювелирно смешиваются великое и ничтожное. Если И. может взять на себя часть кармы этой женщины, то он Великий Учитель, только не понятно, для чего такая жертва ради склочной женщины? Но если он Великий Учитель, то он должен понимать, что всё имеет смысл только тогда, когда делается по доброй воле и вполне сознательно. А он в данном случае никак не принимает в расчёт внутреннее несогласие тётки, которая только подчиняется силе в данном случае. И как действует эта сила?

«Лиза всё ещё не приходила в себя. И. встал со своего места, наклонился к девушке и отбросил тяжёлую прядь волос с её багровой щеки. Щека вздулась; на ней были ссадины, огромный кровоподтёк становился почти чёрным. И. взял фотографический аппарат. Но в ту минуту, как он хотел его открыть, рука тётки коснулась его руки, и она едва слышно сказала:

– Я согласна начать работать».

Вы не знаете, как называется это действо? Обычно всё это называется шантажом, не сделаешь так как надо, я доставлю тебе ещё большие неприятности. И всё это на фоне таких благородных слов, призывов, рассуждений, с великой заботой о встреченном на пути человеке» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Рассмотрим этот фрагмент сюжета более детально.

Объективное изложение обстоятельств и перспектив развития ситуации с целью предоставления человеку права самому сделать верный выбор – не может быть названо шантажом. Кроме того шантаж – это угроза с целью извлечения выгоды для себя, своих близких, но не для того, чтобы человек сделал то, что будет лучше для него самого. После демонстрации подобного неумения рассмотреть пользу в описываемых в романе ситуациях, понятно, почему О. Черненко говорит о том, что никакие действия, ведущие к прогрессу, героями романа не осуществляются…

Страшно подумать, что бы Оксана Черненко могла с таким же подходом написать в отношении такой всем известной книги как Библия.

Например, слова Христа «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестёр, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Евангелие от Луки 14:26). О. Черненко, вероятно, окрестила бы призывом к ненависти и шантажом (а ведь Христос геенной огненной угрожал и за меньшее), а потом ещё пустилась бы рассуждения о том, что в этой странной книге (Библии) постоянно что-то не договаривается и читателям приходится домысливать всё самим. Почему читатели, например, должны домысливать, что быть учеником Христа это хорошо… Почему мы вообще должны додумывать, что Христос совершил что-то очень значимое для эволюции человечества? Он ведь просто ходил и разговаривал с людьми, а мотивы и результаты мы должны домысливать…

Прошу прощения за подобное сравнение, но оно должно показать всю предвзятость подхода, демонстрируемого О. Черненко при «анализе» романа «Две жизни».

Говоря о шантаже и возвращаясь к теме додумывания, О. Черненко пишет: «Как любое чистое и доброе сердце вы отзываетесь на эти прекрасные рассуждения и проглатываете самый неприкрытый шантаж, в вашем сознании укладывается мысль, что Великий Учитель, и вы знаете, кого имеют в виду под именем И.!, способен на такие грязные поступки! Что? Ради великого дела и из высших соображений? Друзья мои, тогда не напоминайте даже о том, что вы последователь Учения, которое называется ЖИВАЯ ЭТИКА!» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Эти слова – прекрасный пример того, как О. Черненко демонстрирует ровно то, в чём пытается обвинить К. Е. Антарову. Она не пишет прямо, заставляя нас додумывать логический вывод из её слов. А вывод этот вполне укладывается в то, что мы, позаимствовав ненадолго подход О. Черненко, можем назвать шантаж. Если Вы не согласны с О. Черненко, значит, Вы никакой не последователь Живой Этики! – вот такой незамысловатый вывод…

Но оставим субъективность восприятия на совести Оксаны Черненко и перейдём к тем её тезисам, которые вновь прямо расходятся с содержанием романа Антаровой.

Во-первых, Иллофиллион подчёркивает добровольность решения, которое должна принять тётка Лизы. И оно, как мы сможем убедиться в этом ниже, было принято тёткой Лизы совершенно добровольно. При этом она, конечно же, должна была исходить из тех обстоятельств и перспектив, которые обрисовал ей Иллофиллион, но решение всё же было принято полностью добровольно, насколько бы оно нравилось или не нравилось ей самой.

«– Ах, если бы Вы могли понимать, что Вам надо бояться только самой себя, Вы бы сумели тогда защитить сына от всех бед и вывели бы его в люди. А не был бы он, по Вашему примеру, приживальщиком, обещая стать негодным человеком. Вы боитесь лишиться крова вашей сестры, отравленного для неё Вами. Но поймите же, ведь я не угрожаю, не запугиваю Вас, а на самом деле открою всё о Вас Вашим родным. И они не будут более терпеть Вас в своём доме ни минуты, и Вы останетесь на улице. Если уйдёте добровольно, я обещаю Вам достать работу. Вы должны понять, что трудиться обязаны все, а Вы в особенности» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. I).

Во-вторых, Иллофиллион вовсе не берёт на себя часть кармы этой женщины, как это утверждает О. Черненко. Рассмотрим эти фрагменты внимательнее:

«Воцарилось недолгое молчание, вслед за которым тетка прошипела:

– Сколько возьмёте за своё молчание?

И. рассмеялся, я не мог тоже удержаться от смеха и закричал:

– Да это целый роман!

Вероятно, мой смех особенно раздражил такую сейчас старую и безобразную даму. Когда я на неё взглянул – точно змея меня укусила, так злы были её глаза.

– Я совестью не торгую и взятки ни за какие услуги не беру. Девушке Вы нанесли своей пощёчиной и моральный, и физический вред. За моральный удар Вы ответите жизни, он не останется безнаказанным и вернётся к Вам с той стороны, откуда Вы его никак не ожидаете. От Вашего собственного ребёнка Вы получите такую же пощёчину, какую нанесли чужому ребёнку. А за удар физический Вы ответите судебной власти и понесёте заслуженное наказание, – говорил И., доставая из саквояжа, на который я присел, футляр с фотографическим аппаратом» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. I).

«– Я повторяю Вам, – чрезвычайно спокойно, но с непоколебимой волей возразил ей И., – что единственное условие, на котором я согласен покрыть Ваш грех и взять на себя таким образом часть Вашего преступления, это условие Вашего немедленного отъезда из дома Вашей сестры и лично Ваш труд. Вы должны сами зарабатывать себе хлеб и научить тому же Вашего сына» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. I).

Как мы видим из текста романа, Иллофиллион говорит о том, что существует кармическое воздаяние для тётки Лизы («ответ жизни»), и она его неминуемо получит со стороны своего собственного ребёнка. При этом в отношении пощёчины Иллофиллион не говорит о том, что что-то прощается женщине, и что она за этот поступок не ответит когда-либо в будущем, в той или иной форме, но лишь о том, что он не расскажет о её преступлении, тем самым освобождая от её от кары со стороны государственного аппарата (а вовсе не от кармы) и как бы беря на себя часть её преступления, фигурально выражаясь (как покрывший преступление), как он сам об этом говорит.

Но напомню, что О. Черненко не против даже вмешательства в карму и взятия Учителем на себя части кармы грешника, если это делается ради достойной цели. Чем же не достойна цель исправления к лучшему сразу четырёх жизней: тётки и её сына, Лизы и её матери?

В-третьих, тётка Лизы по доброй воле принимает решение, а не лицемерит, сохраняя внутреннее несогласие, подчиняясь внешней силе, как пишет об этом О. Черненко. Согласие возникает в результате внутренних изменений, произошедших в ней под влиянием слов Иллофиллиона.

Почему-то О. Черненко не упоминает, что перед тем, как согласиться работать между Иллофиллионом и тёткой Лизы состоялся диалог, в результате которого она, сначала непримиримо возмущавшаяся, пришла к пониманию своего положения и добровольно приняла его предложение:

«Тётка молчала. Я несколько раз оглядывался на неё, и мне казалось, что слова И. действовали на неё успокаивающе. Глаза её перестали лить ненависть, расстроенное и безобразное от злобы лицо становилось спокойнее, и даже какое-то благородство мелькнуло на нём, как сквозь серую пелену дождя виднеется бледный луч солнца» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. I).

В дальнейшем её описании мы отчётливо читаем признаки искреннего раскаяния:

«И. посмотрел на неё. Должно быть, его взгляд затронул что-то лучшее в её существе; она закрыла лицо руками и прошептала:

– Простите меня. У меня такой бешеный характер; я сама не понимаю минутами, что говорю и делаю. Но если я даю слово, я его держу честно. И это, может быть, единственное мое достоинство, – сквозь опять полившиеся слёзы проговорила она» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. I).

Я уже не говорю о том, что к тому времени мы уже знаем, в отличие от самого Лёвушки, что его спутник умеет читать мысли людей и не обманется напускным раскаянием.

Таким образом, О Черненко в разрез с содержанием романа додумала шантаж, вмешательство в чужую карму, нарушение свободы чужой воли и лицемерие.

 

  1. О соблюдении принципа свободы воли

Одной из тем, красной линией проходящих через всю статью О. Я. Черненко, является тема нарушения свободной воли. Особое внимание О. Черненко уделяет ей при рассмотрении отношений между учителем и учеником. Она постоянно намекает на то, что учителя нарушают свободную волю учеников, возмущаясь недопустимостью такого действия. Однако подтверждений насилия описываемых в романе Учителей над свободной волей учеников мы в статье О. Черненко не находим.

Что касается свободы воли, то пренебрежение свободной волей человека не только не встречается в романе, но наоборот, встречается очень кропотливое соблюдение этого принципа. Можно вспомнить, как герою романа Лёвушке предлагалось самому сделать выбор, и в случае его отказа ввязываться в опасное даже для жизни мероприятие ему не только никто не являл никакого осуждения, но и предлагалось всё посильное содействие. Великие Учителя в романе не раз обращали внимание тех или иных действующих лиц на то, что это их собственное добровольное решение и вытекающее из него действие, которое они должны принять и совершить самостоятельно.

Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров. В частности О. Черненко предъявляет претензию о нарушении свободы воли Лёвушки:

«Обратимся к тексту и посмотрим, как это происходит с Лёвушкой. Сначала его брат, вроде как ради развлечения гримирует его и переодевает в старика, и это для того, чтобы просто сходить в гости к соседу. Сам хозяин пира Али посещает братьев перед их приходом в его дом и принимает это как само собой разумеющееся, даже даёт указания как себя вести в этом маскараде. Далее Лёвушка, сам того не предполагая, оказывается вовлечённым в опасное и противоправное действо с похищением Наль. Оказывается, его использовали как отвлекающий манёвр, сделали участником похищения, а, следовательно, его могут схватить все те плохие люди, что живут в этой стране как участника преступления. Об этом он узнает только задним числом. Ему уже ничего не остаётся, как выполнять и все последующие поручения, тем более, что теперь от этого зависит ещё и жизнь горячо любимого брата. <…> Я вижу здесь обычное пренебрежение свободной волей, его просто используют в своих целях, ставят в условия, когда он вынужден принимать уже сложившиеся обстоятельства, проще говоря, им просто манипулируют» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Но если мы на самом деле обратимся к тексту романа, то увидим, что Али подробно объясняет Лёвушке ситуацию, в которой он оказался, и сосредотачивает его внимание на том, чтобы принять самостоятельное решение:

«Я давно тружусь, чтобы пробудить самосознание в этом народе, разбить ужас фанатизма и пробить брешь, хотя бы к самой начальной культуре и цивилизации. Я открыл здесь несколько школ, отдельно для мальчиков и мужчин, и для девочек и женщин, где бы они могли выучиться грамоте на своём и русском языках и зачаткам, самым элементарным, физики, математики, истории. Все мои начинания встречались и встречаются в штыки, и не только тёмными муллами, но и царским правительством. С двух сторон я слыву революционером, неблагонадёжным человеком. Я говорю тебе это для того, чтобы ты ясно составил себе представление, в какое положение ты попал; и отдал себе отчёт в своих дальнейших действиях и поступках. Я вперёд тебя предупреждаю: на тебе не висят никакие обязательства, ты совершенно свободен в своём выборе и поведении. И что бы ты ни услышал от меня, ты сам добровольно выберешь свой путь. Сам нанижешь в ожерелье Матери-Жизни ту жемчужину, цвет и величину которой создаёшь своим трудом и самоотверженной любовью. Если ты захочешь устраниться с пути борьбы за брата и Наль – тебя твой «лорд Бенедикт», – чуть улыбнулся Али, – отвезёт в Петербург, где ты будешь в совершенной безопасности. Если же верность твоя последует за верностью твоего брата – ты сам определишь ту помощь и роль, которые пожелаешь принять в борьбе за него» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 1, гл. 3).

В дальнейшем Учителя также спрашивают Лёвушку о его воле, уважая свободу волеизъявления:

«– Вот, Лёвушка, тебе предстоит решить сейчас один сложный и очень важный вопрос, если ты хочешь идти с нами и следовать за твоим верным другом Флорентийцем.

Много говорить я сейчас не буду. Надо, чтобы ты поправился и сам решил: хочешь ли ты повиноваться тому, куда я и И. будем тебя звать? Хочешь ли, легко, просто, добровольно повиноваться нам, имея одну цель в виду: стать близким другом и помощником Флорентийцу?» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 1, гл. 21).

Насилием над волей воспринимает О. Черненко и организацию брака Наль и Николая:

«Хотелось бы обратить ваше внимание особо на сцену перед пиром, когда наши герои собрались в саду у Али старшего. В предлагаемой вашему вниманию сцене, происходящей во второй главе книги, интересны следующие моменты. «В начале такая детски весёлая, девушка становилась заметно грустнее, и её глаза всё чаще смотрели на дядю с мольбой и недоумением». Далее: «Брат взял цветок и пожал протянувшую их ему ручку. Али молодой вскочил, как тигр, со своего места. Из глаз его буквально посыпались искры. Казалось, что он бросится на брата и задушит его. Али старший только взглянул на него и провёл указательным пальцем сверху вниз, – Али молодой сел со вздохом на прежнее место, опускаясь точно в полном бессилии». Потрясающая сцена! Только просмотрите в своём воображении её, каков жест! «Провёл указательным пальцем сверху вниз»! Вспомните данный нам ранее портрет, какой взгляд у этого человека, это же жест властного и жестокого магистра, главы ордена. Но, если не давать волю воображению, а следить только за фактами, то мы с вами оказываемся свидетелями самого обычного насилия, и не только над свободной волей человека, но и просто физического. Из неких высших соображений, этот, как утверждается, могущественный человек, которому почему-то навязывают отвратительный брак его племянницы, решает судьбу этих людей, не учитывая ни в малейшей степени их личных побуждений, желаний, наклонностей.

Всё это оправдывается опять же высшими соображениями, Наль станет доктором, будет приносить людям пользу, избежит законов этого жестокого мира религиозных фанатиков. Простите, но язык, как известно, без костей, сказать может всё, что угодно. И опять же! Есть плохие, и им хорошие будут приносить пользу, лечить их, и всё за них же и решать в этой жизни. Всё всего лишь в двух измерениях, какая плоская двойственность во всём, какая двойная жизнь!

Если он так могущественен, то почему ему навязывают это брак? По всему видно, что он богат, разве он не имеет достаточно прав на сироту племянницу, чтоб дать ей достойное образование? Кто может остановить его, если он поедет вместе с ней в путешествие, потом даст ей возможность учиться в Париже? Почему она не могла быть счастлива там вместе со своим двоюродным братом, для которого расставание с ней хуже смерти? Столько вопросов от этих несуразностей. Мы не обращаем на всё это внимания потому, что подразумевается некая высшая целесообразность. Это не та целесообразность, о которой говорят наши Учителя, для разумного использования энергии мысли, развития духа. Здесь обычное смешение понятий и явлений. Целесообразность есть тогда, когда есть совмещение противоположностей, синтез, а здесь всё время перехлёст, то в одну, то в другую сторону. И это не литературные шероховатости, это сознательное выстраивание действия, сознательное запутывание нас, при котором мы должны, в конце концов, принять в сердце своём, что земной учитель имеет право менять нашу жизнь по своему усмотрению (он ведь лучше знает), что нами могут манипулировать (ведь из высших соображений и всё для нашего же блага), что пренебрежение вашей волей и вашими желаниями – самая нормальная вещь в этом мире! Именно здесь играют на наших самых вульгарных представлениях об отношении Учителя и ученика. Естественное и разумное послушание Учителю, доверие к нему смешивается с самым неприкрытым насилием над учеником.

И факт остается фактом: Али Махоммет организует и совершает похищение племянницы, ему доверенной, подставляя при этом не о чём не догадывающегося мальчика, причиняет боль и страдание искренне верящим в него людям, навязывая им свою волю» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

В этом большом фрагменте мы видим смешение сразу нескольких претензий О. Черненко к роману. Это и нарушение свободы воли, и так называемое «домысливание». Но попробуем разобраться во всём по порядку.

Если же мы обратимся к содержанию романа «Две жизни», то обнаружим, что в отношении Наль и Николая Али не «решает судьбу этих людей, не учитывая ни в малейшей степени их личных побуждений, желаний, наклонностей», а как раз наоборот – учитывает их желания, т.к. они любят друг друга. Но их бракосочетание, т.к. сочетание Наль с европейцем вызвало бы бурю негодования местных групп религиозных фанатиков, которые руководимы мулами, противостоящими просветительской деятельности Али, направленной против невежественных религиозных догматов и угрожающей им потерей власти. Ревностные фанатики неминуемо не успокоились бы, пока не покарали смертью молодую пару ещё до того, как официальные власти, с которыми у Али отношения как раз были более-менее налажены, успели бы вмешаться.

Что касается целесообразности, то непонятно, почему это вызывает непринятие у О. Черненко, при том, что в Агни Йоге именно целесообразностью и предписывается руководствоваться. Просто О. Черненко домысливает, что раз целесообразность в романе подробно не раскрыта, то никакой целесообразности в действительности и нет, и на этом основании выдвигает роману претензию. При этом она не осознаёт, что предположение отсутствия целесообразности является таким же «додумыванием», как и предположение о её наличии. Вместо положительного О. Черненко домысливает отрицательное, и в свете самой же ею додуманного отрицательного содержания, роман приобретает для неё негативный оттенок…

Если говорить о целесообразности, то и сама О. Черненко частично усматривает её в будущей работе Наль как доктора – работе, возможности реализации в которой она точно была бы лишена, если бы вышла замуж за сватавшегося к ней соплеменника. Если бы О. Черненко внимательно читала и другие тома «Двух жизней», то могла бы добавить и то, что у Николая и Наль должны родиться одарённые дети, которые принесут много пользы людям.

Если уж разбираться в сути явления, не раскрытой в романе, то значение этого брака может быть объяснено как космически справедливое и точное сочетание проявлений Начал, за которым стоит рождение и формирование качественно нового человечества. Мы не будем углубляться в эту обширную и глубокую тему, но тех, кого она заинтересует, отправим к наставлению, содержащемуся во втором томе «Учения Храма», названному «Духовный Брак».

Что же касается отношений между Учителем и учеником, то принятие на себя учеником добровольного подчинения требованиям Учителя, является проявлением никак не иезуитизма, но давно известной традиции Востока, вполне логично объясняемой разностью уровней знания. Поясняется это в достаточной степени и в самом романе:

«Но, помнишь, я говорил тебе, что у человека, признавшего кого-то своим руководителем, должно быть полное, добровольное подчинение требованиям Учителя в некоторых вопросах, которые не понятны самому руководимому в данный момент, о которых ученик не может знать столько, сколько знает Учитель» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 2, гл. 5).

«Я объяснял тебе, что закон беспрекословного повиновения, добровольного, не создан в ученичестве, чтобы давить волю ученика; но чтобы защищать его от чересчур рьяного его же желания служить всем и каждому и – по недостатку знания – набирать долгов и обязательств свыше меры. Этот закон ограждает ученика от разбрасывания. Он помогает ему стойко и радостно стоять у тех мест, где его поставил Учитель, и не бегать от одного места к другому только потому, что кто-то ему прокричал, что он нуждается в его помощи больше другого, и надо всё бросить и бежать оказывать помощь именно ему.

Ученик в дне своего дежурства у Учителя должен сознавать себя стоящим на страже с примкнутым штыком именно у того порохового погреба, где его поставил Учитель. Он не может перебегать с места на место. Если же получит указание Учителя переменить место, даже изменить весь метод или путь, – то здесь указаний мелочного характера ждать не должно.

Надо самому понимать, что у порохового погреба не годятся подошвы с гвоздями, а по горам не карабкаются на резиновых подошвах.

В ученичестве нужна наибольшая самостоятельность в активных действиях простого дня» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 3, гл. 9).

Подтверждение того, что свобода воли в отношения именно Учителя и ученика должна сочетаться с пониманием Иерархического принципа, говорится в Агни Йоге:

«Ученик не должен быть одержимым, и Учитель поработителем. Между тем, требуется осознание Иерархии и согласованность действий, совмещение свободной воли с признанием Учителя. Обычно смущаются слабые умы. Конечно, условия и ограничения противоречат свободе в её вульгарном смысле. Но осознание целесообразности и культура составляют великое значение Учителя. Принять понимание Учителя будет прохождением первых врат эволюции» (Агни Йога, 43).

Поскольку сознание О. Черненко было смущено необходимостью для ученика следовать указаниям Учителя, то вывод из приведённой выше цитаты напрашивается сам собой…

 

  1. О вмешательстве в чужую карму

Тема вмешательства в чужую карму не даёт покоя О. Черненко, и она постоянно к ней возвращается. Разберём ещё один фрагмент из статьи О. Черненко, в котором она объединяет тему вмешательства в чужую карму с темой домысливания:

«Но ведь есть закон Кармы, основополагающий космический Закон, которому подчинены все, даже наши Великие Учителя, пусть не карме Земли, у них своя карма, но они не могут нарушать Законов. Тогда давайте рассуждать, почему И. так вмешивается в судьбу Лизы и её тётки, которых их собственная Карма проведёт по созданному ими же пути и научит всему? Почему необходимо вмешаться, не просто помочь и оставить их на своём пути, а вмешаться? Да, они сострадают Лизе с её великим талантом, (хотя и здесь это, прежде всего, путь самой Лизы!), её родителям, которым тётка отравляет жизнь. Всё так механически просто? Всё в двух красках и на плоском полотне? Как свела этих людей родственными узами Карма? Почему именно так сложились их отношения? Неужели эта женщина – исчадие ада, а Лиза и её родители ангелоподобны? Нас по обыкновению оставляют со своими предположениями, и мы снова и снова обманываться рады и додумываем, что как-то там всё же так, что «… сознание, что он делает именно то, что нужно, и так, как нужно, не нарушалось во мне ни на минуту» как говорил при обыске в кабинете брата Лёвушка.

Вспомним слова Елены Ивановны в одном из её писем: «Кроме того, Владыки никогда не вторгаются в карму человека и потому не делают никаких исключений. Лишь карма может привести человека в Их Общину. И если такая карма налицо, то никто и ничто, кроме самого человека, не сможет воспрепятствовать осуществлению её» (Е. И. Рерих, Письма в Европу. 6.5.34)» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Вновь приходится констатировать, что претензии О. Черненко к роману часто сводятся к чисто субъективному недовольству стилем изложения К. Е. Антаровой. Она возмущается тем, что в романе не содержится подробного отчёта в отношении каждого персонажа о том, какие кармические отношения связывают его с Махатмами и другими героями романа. Возможно, когда О. Черненко сама решит написать подобное художественное произведение, она сможет сделать это лучше и учтёт все свои же пожелания, высказанные в сторону К. Е. Антаровой. Пока же мы лишь можем констатировать, что отсутствие изложения именно в том виде, в котором это хотелось бы видеть О. Черненко, отнюдь не означает наличия каких бы то ни было противоречий романа с Учением.

Ответ о том, что Учитель делает то, что является наиболее целесообразным (как того и требует Учение) приходит О. Черненко, но она отказывается его принимать, называя «додумыванием». Однако, как мы уже имели возможность убедиться в этом выше, О. Черненко парадоксально отказывается «додумывать», что герои романа поступают в соответствии с Учением Агни Йоги, но при этом не стесняется в додумывании того, что герои романа поступают обязательно не так, как того требует Учение.

Было бы смешно, если бы не было так грустно. Ведь в данном случае даже простое размышление, не искажённое предвзятостью, могло бы исключить подобные придирки. Повествование в первом томе романа «Две жизни» ведётся от лица Лёвушки. Именно через его последовательное описание мы постепенно всё больше и больше узнаём о жизни его Друзей. Изначально Лёвушка не пытается искать в своих знакомых что-то необычное, пытаясь объяснить что-либо непонятное для себя в их поведении или реакциях через обычные причины, существующие в рамках его представлений о мире. Человек, от лица которого ведётся повествование на момент сцены с Лизой и её тёткой не мыслит категориями кармы и воплощений и даже не задумывается об этом. И Махатмы не форсируют события, лишь постепенно дозированно знакомят Лёвушку с новой для него информацией. Как же мы можем требовать от автора, чтобы Лёвушка на начальных страницах первого тома романа уже давал подробные пояснения о схеме кармических взаимосвязей?..

Такое пояснение о кармических связях могло бы быть дано много позже. И именно так и было сделано в отношении кармических взаимосвязей отдельных персонажей романа. Но, опять же, какие основания требовать этого в форме исчерпывающего отчёта и в отношении каждого из тех, с кем взаимодействовали Учителя?.. Это лишь очередная необоснованная претензия О. Черненко.

Что касается претензии О. Черненко о вмешательстве в чужую карму, то на всём протяжении романа Учителя ни разу не «вторгаются в чужую карму». При встрече Они никогда не вторгаются в чужую карму, но лишь подсказывают и указывают направления, всегда оставляя выбор за самим человеком.

С одной стороны существует закон свободной воли, и понятно, что О. Я. Черненко так ратует за невмешательство в чужую карму. С другой стороны, непонятно, где ей удалось обнаружить подобное вмешательство в «Двух жизнях».

Да, Махатмы избегают вмешательства в чужую карму, но только то, что понимать под таким вмешательством, О. Черненко определила сама. Пытаясь разобраться в этом вопросе, мы приходим к тому, что под вмешательством, которое она иногда вообще называет «вторжение», О. Я. Черненко имеет в виду в принципе вообще любую помощь от Махатм. Под «постоянным вмешательством в жизнь встречных людей» О. Черненко понимает даже «одно назидание» или «одно увещевание», которые меняли их жизненный путь.

Страшно подумать, в каком же преступлении против свободы воли и постоянном вмешательстве в карму Черненко должна в таком случае обвинить Христа, ходившего среди людей с проповедями…

Конечно же, такое представление не соответствует действительности. Наставление, совет о том, как поступить, никогда не рассматривались в качестве вмешательства в карму. Само предложение изменить свою жизнь отнюдь не есть её изменение, это не «механическое изменение их жизненного пути», как это называет О. Черненко, т.к. выбор всё равно остаётся за свободной волей человека.

Кроме уже названных назиданий и увещеваний в качестве примера вмешательства в чужую карму О. Черненко говорит об иногда применявшемся Махатмами «Двух жизней» насилии. Что понимается под этим? Да, действительно в исключительных случаях со стороны Махатм-героев романа имело место действие по немедленному пресечению грубого невежества, исходившего от сознательных служителей тьмы. При этом Махатмы не меняли карму тёмных (хотя и предлагали им добровольно оставить путь тьмы), но лишь пресекали их конкретные вредоносные действия. Было бы глупо отрицать право Махатм на это, ведь по большому счёту именно зарождение тьмы на планете и явилось основной причиной появления Братства.

Разберём один фрагмент из «Двух жизней», который, по мнению О. Я. Черненко, является примером вмешательства в чужую карму. Это касается сюжета о будущем воплощении пастора (отца Алисы) в качестве её сына:

«А далее идёт наставление в понимании закона перевоплощения и Кармы. «Пастор отходит от земли ненадолго. Если Алиса сумеет во всём героизме и мужестве сердца проводить его как отца, чтобы принять его же для новой земной жизни как сына, – он вернётся скоро в земную жизнь. Если женская сила доброты и любви сумеет возвысится так, чтобы не о себе думать, а из себя приготовить самоотверженное место, где снова воплотится её отец, он вернётся счастливым на землю и выполнит тот труд, который сейчас сделать не успел. И целый круг жизней, затянутый сейчас тяжёлой петлёй злых предрассудков (каких, почему?), освободится и развяжется, перейдёт в счастье и свет. Если же Алиса не победит эгоистической любви к отцу, будет плакать и цепляться за него, как это делаешь ты, – целая вереница жизней будет обречена ждать новых возможностей, чтобы сочетание кармических связей вновь пришло в гармонию».

Прошу прощения за такое длинное цитирование, и за то, что не удержалась от попутных вопросов, но это того стоит. Какое своеобразное понимание законов Кармы и перевоплощения!! Мы знаем, что эгоистично убиваться по ушедшим с нашего плана, верно, мы притягиваем их к себе, но чтобы это повлияло на карму и ритм воплощения, да ещё целой вереницы жизней, которые будут «обречены» ждать новых возможностей?

Давайте подумаем о том, что речь идёт не об обывателе, безвольное сознание которого может унести с собой любая направленная мысль. Или мысль Алисы и Сандры так могущественна, что способна изменять индивидуальную карму пастора и целой вереницы жизней?» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

В общем-то, можно было бы говорить о своеобразном понимании О. Я. Черненко действия Законов Кармы и перевоплощения, однако здесь речь, скорее, об элементарном непонимании ею текста романа.

В романе не идёт речь о том, что Алиса повлияет на карму и воплощение пастора своей мыслью, а о том, что если она не справится с собственным эгоизмом, то не сможет быть тем человеком, той матерью, которая сможет обеспечить гармоничное рождение и в будущем дать должное воспитание пришедшему духу. Именно в этом смысле Пастор вынужден был бы искать другие возможности.

И в этом смысле «целая вереница жизней», которая «будет обречена ждать новых возможностей» – это другие духи, которые должны были воплотиться в одно с пастором время и явить взаимодействие в будущей жизни. Они либо также не будут воплощены, либо будут, но тогда их кармическое взаимодействие с пастором будет опосредовано целым рядом воплощений. Поэтому то, о чём говорил Махатма Алисе, было предложением реализовать лучшую возможность развития сразу для многих духов.

Разберём одно из утверждений О. Черненко о вмешательстве в чужую карму:

«Истинная жертвенность состоит не в том, что вы обеспечите куском хлеба встреченного на пути человека, это просто нормальный поступок с чистым и искренним сердцем человека, у которого есть возможность помочь встречному, и он это делает. Труд каждого дня не предполагает, что вы должны вмешиваться в жизни встреченных вами людей и прилагать все усилия, чтоб они изменили свои жизни так, как вы это видите наилучшим образом для них. Какая близорукость! Уровень их сознания вообще не принимается в расчёт!» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Но ведь на самом деле никто не «прилагает все усилия», чтобы встречные изменили свои жизни. Именно, как это хорошо сказала О. Черненко, высокий дух, у которого есть возможность помочь встречному, это и делает – помогает. И именно в этом и заключается труд каждого дня.

Знакомясь с постепенно раскрывающимся пониманием Оксаной Черненко вопроса вмешательства в карму, мы всё более сталкиваемся с проявлением непонимания ею некоторых основополагающих моментов.

Она говорит о долгом самостоятельном развитии в себе положительных качестве и борьбе с качествами негативными, как об истинном пути совершенствования. Подвигом каждого дня, героизмом и мужеством она называет «преодоление своей низшей природы, победу над своими слабостями, напитывание себя высшими энергетическими накоплениями, мужественное выстаивание перед невежеством, подлостью, самостной злобой павших или просто еще неразвитых сознаний с сохранением своих высших этических принципов» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Но ведь никто этого не отрицает. Наоборот, беря это за основу, мы приходим к тому, что на практике именно во взаимодействии с другими людьми и проявляются наибольшие возможности для работы над своими качествами, в том числе, и в попытках помощи им. Если же развитие собственных положительных качеств и оборение отрицательных мы будем рассматривать, как самоцель, как процесс, оторванный от помощи ближнему, то не есть ли это путь эгоизма, а вовсе не путь Общего Блага, заповеданный Живой Этикой?

Поэтому именно поддержка во встречном высшего из доступных ему проявлений и пресечение невежества и есть каждодневная практика агни-йога, его участие в общей и Единой Жизни, без искусственного отстранения от неё.

Поэтому на следующий вопрос-претензию Оксаны Черненко: «Я буду очень благодарна тому, кто объяснит мне, что такое деятельность любви и мира? В чём она проявляется? Раздавать пилюли больным, стыдить и увещевать негодников? Бежать от преследователей и называть всё это героизмом ради спасения брата? В этой книге нам даётся только внешний рисунок, который, как пустая скорлупа яйца мгновенно хрустнет и рассыплется на мельчайшие осколки при первом же желании посмотреть, а что же там внутри» можно ответить следующим образом: деятельность любви и мира есть деятельность, усиливающая в окружающем гармоничное проявления Духа. А проявлений такая деятельность может иметь бесконечное множество в зависимости от конкретных обстоятельств. И названные примеры также вполне могут быть формами проявления этой деятельности.

Безусловно, нельзя бросаться помогать всем встречным, исходя из своего лишь понимания того, что для них лучше, как пишет об этом О. Черненко. Для этого нужно как минимум быть уверенным в том, что ты знаешь, как именно лучше. И именно в этом неотъемлемую роль играет Учитель, который действительно больше видит и знает.

Напомню уже ранее приводимую цитату на эту тему из «Двух жизней»:

«Я объяснял тебе, что закон беспрекословного повиновения, добровольного, не создан в ученичестве, чтобы давить волю ученика; но чтобы защищать его от чересчур рьяного его же желания служить всем и каждому и – по недостатку знания – набирать долгов и обязательств свыше меры. Этот закон ограждает ученика от разбрасывания. Он помогает ему стойко и радостно стоять у тех мест, где его поставил Учитель, и не бегать от одного места к другому только потому, что кто-то ему прокричал, что он нуждается в его помощи больше другого, и надо всё бросить и бежать оказывать помощь именно ему.

Ученик в дне своего дежурства у Учителя должен сознавать себя стоящим на страже с примкнутым штыком именно у того порохового погреба, где его поставил Учитель. Он не может перебегать с места на место. Если же получит указание Учителя переменить место, даже изменить весь метод или путь, – то здесь указаний мелочного характера ждать не должно.

Надо самому понимать, что у порохового погреба не годятся подошвы с гвоздями, а по горам не карабкаются на резиновых подошвах.

В ученичестве нужна наибольшая самостоятельность в активных действиях простого дня» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 3, гл. 9).

В представлениях О. Я. Черненко люди должны жить как бы сами по себе, а Махатмы обитать где-то сами по себе, действуя, но где-то вдали и как-нибудь обще и абстрактно, не вступая в активное взаимодействие с людьми.

Интересно, что бы О. Черненко сказала о факте происхождения книг Живой Этики? Ведь Учитель сам нашёл Елену Ивановну и стал диктовать ей текст книг. Это ли не «вторжение в карму»?..

Рассмотрим достаточно большой фрагмент из статьи Черненко, который демонстрирует, с одной стороны, причины её возмущения, с другой – непонимания:

«Как говорит И. в очередном своём наставлении Лёвушке во время его болезни на пароходе: «Разве ты узнал бы, что есть не только люди-обыватели, ищущие земли и её благ для себя? Но есть ещё и люди, воплотившие в себе весь дух как огонь творчества сердца, как вечную деятельность любви и мира на общее благо людей?» Какой покров возвышенности, явного перекликания с идеями Агни Йоги. Но вы вдумайтесь, даже в этой фразе заложено понимание того, что есть люди ничтожные, которых надо направлять, увещевать, заставлять делать так, а не иначе. И наши водители этим и оправдывают всю свою внешне-слащавую суету. Эти люди-обыватели должны, конечно, век быть нам благодарны, если мы такие благородные снизойдём к ним и облагодетельствуем их высшим пониманием жизни, потрудимся ради них. Вспомните, как Лёвушку тошнило от этих людей, которые в панике теряли облик человеческий, а потом строили из себя Дон Жуанов и весело флиртовали с женщинами. А мы с вами, такие окрылённые духовными исканиями, высшими устремлениями прям такими и созданы Отцом нашим Небесным? Мы вот такими готовенькими героями, в праздничной упаковке, и появились на этой земле грешной? Нет, мы также с вами проходили этот путь, также были слепы, самонадеянны, из воплощения в воплощение изживали все низшие, самостные свои проявления. Да и теперь, что уже ангелы только от того, что устремились по пути постижения духа? Значит, каждый проходит свой путь (ведь и подчёркивает автор это в книге, всё есть в этом коктейле), и путь каждого, его карма уникальны, самоценны. Это те ступени восхождения, которые не перескочить только от одного увещевания и наставления. А если путь каждого так важен, прежде всего, для самого идущего, то при чём здесь вся ваша суета, господа водители? Почему вы тогда постоянно влезаете в жизни этих людей, тем более так мало вами ценимых?

Далее И. говорит: «… люди, воплотившие в себе весь дух как огонь творчества сердца, как вечную деятельность любви и мира на общее благо людей» Эти люди просто в себе воплотили, как и почему они так отличаются от предыдущих людей, нигде и никогда не указывается в этой книге. Согласитесь, если все люди как данность разделены на плохих и хороших, то хорошие, конечно, просто обязаны исправлять плохих, чтоб те стали хорошими» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

К сожалению О. Черненко просто не осознаёт или не хочет принимать реальности. А она практически всегда была таковой, что подавляющее большинство населения планеты составляют именно люди-обыватели. Эволюция всегда осуществлялась самоотверженным меньшинством[17].

Все произведения Блаватской и Рерих приводят нас к заключению, что если бы человечество было оставлено на собственное попечение, то оно давно бы пришло к гибели. Об этом свидетельствуют катастрофы человечеств, предшествующих нашем. «Но по счастью, эволюция никогда не совершалась большинством, а была ведома меньшинством самоотверженным, готовым претерпеть выпады невежд»[18]. Только периодическое вмешательство представителей Братства на время отрезвляет его и даёт надежду на продвижение по эволюционной лестнице. Но это вмешательство проявляется не только явлениям Мессии раз в столетие, но и постоянной работой Братства в разных концах Земли.

Да, есть люди с более и менее развитым уровнем сознания. Это данность, это факт. Причины этого лежат в далёком прошлом. Когда-то потенциально равные в возможностях развития, каждый шёл своим путём и каждый прошёл больше или меньше по лестнице эволюционного развития. И герои не сразу появились «в праздничной упаковке», но прошли долгий и сложный путь совершенствования в прошлых жизнях. И именно те, кто накопил достаточно опыта и обретают законное право помогать и наставлять тех, кто в своём пути продвинулся не так далеко, доносить до них вечные истины. А право наставляемых помощь принять или ею пренебречь. По этим правилам живёт уже не первое человечество на этой Земле…

Говоря о вмешательстве в чужую карму, необходимо припомнить не только все попытки Братства, посылающего народам Мессий, но и пойти немного дальше. Если бы Оксана Черненко хорошо знала теософию, то она могла бы воскресить в памяти описываемые Блаватской Е. П. в «Тайной Доктрине» события, произошедшие в середине третьей коренной расы. Ведь именно тогда Агнишватта наделили человечество разумом, запустив одновременно для него и действие Закона Кармы. Не будь столько существенного вмешательства в обычный ход эволюции человечества, мы бы, пожалуй, и до сих пор не смогли бы развить разум, достаточный для того, чтобы считаться разумным существом по меркам современного человечества. Оксана Черненко не могла бы написать статью «Двойная жизнь», если бы не существенное вмешательство Высших существ в ход естественного течения эволюционного процесса! Какие после этого могут быть претензии к помощи Махатм, тем более, если она ничем не нарушает свободную волю людей?..

Мы сталкиваемся с тем, что человек, рассуждающий о «механической простоте» и «двух красках и на плоском полотне», сам довольно «плоско» понимает действие кармического механизма. В понимании О. Черненко карма людей существует отдельно от действенной помощи Махатм, по причине чего она и называет их действия вторжением в Карму. Ограниченность сознания не позволяет воспринимать помощь как неотъемлемую часть кармической цепи, что в принципе снимает вопрос о вторжении в Карму… Инициатива помощи, объяснение причины которой О. Черненко ищет в произволе Махатм, есть лишь следствие причин, заложенных самими получателями помощи в прошлом. Сама встреча людей с ними уже служит указанием на то, что причины этой встречи заложены в прошлых жизнях таких людей.

 

  1. Отношения «Учитель – ученик»

Отдельной критике подвергается О. Я. Черненко вопрос об отношениях Учителя и ученика в романе «Две жизни». По утверждениям О. Черненко Учителя в романе не только нарушают свободную волю ученика, манипулируют его преданностью, но и сами первыми проявляют инициативу в вопросе обучения, в дальнейшем регламентируя жизнь ученика во всех мельчайших подробностях, не оставляя место самостоятельности.

Мы знаем, что согласно Агни Йоге, «готов ученик – готов ему и Учитель». По утверждениям О. Я. Черненко в романе К. Е. Антаровой излагается противоположная точка зрения.

Однако это противоположение содержится только в сознании О. Черненко. Что касается формулы «готов ученик – готов ему и Учитель», то она не только не искажается, но и неоднократно утверждается в романе. И вновь подкреплю слова несколькими примерами:

«Если человек не живёт в лени, стараясь назвать её созерцанием, если он ищет выливать свою простую доброту во все дела и встречи, если он готов принять на себя слёзы и скорби встречного, если он, хотя бы в чём-нибудь сумел развить свою верность до конца, если его искания Бога не были личной жаждой совершенства, а несли людям бескорыстный труд, мир и отдых – человек вошёл в ту ступень духовной зрелости, когда мы, индусы, говорим: «Готов ученик – готов ему и Учитель» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 3, гл. 7).

«Но не считай, что в психике ученика что-то меняется именно в тот момент, когда он видит и находит Учителя. Я говорил тебе нашу пословицу: «Готов ученик – готов ему и Учитель» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 3, гл. 9).

«Идёт Жизнь – Вечное Движение в формах и без форм. Если ты понаблюдаешь все открывшиеся твоему взору башни Труда, ты увидишь тот же целесообразный и закономерный труд Гармонии на них на всех. Может ли быть хоть кто-либо забыт? Может ли хоть один человек быть обойдённым? Может ли помощь к нему опоздать? Может ли небесный труженик остановиться в пути? Изменить по своему усмотрению путь несомого им человеческого сознания? Всё движется в строго определённых каналах Мудрости, Её полном милосердии. И все перемены внешней и внутренней судьбы человека – есть ответ ему на его зрелость. Готов человек – готов ему ответ Жизни. И этот ответ всегда целесообразен, хотя бы на бытовом языке он и оценивался «незаслуженным» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 3, гл. 27).

«– Друзья мои, вы ждали моего возвращения, как ждут «чудес». Вы и сейчас ждёте, что я буду вас «выбирать», увезу тех, кто мне понравился, кого я сочту «готовым» к новой жизни, вернее, к новой форме труда. Ваш настоятель много раз старался объяснить вам, что зов Учителя не есть выбор. Готов ученик – готов ему и Учитель. Готов дух человека, созрел он – готова и новая форма труда и деятельности для него. Никто не может «вести» человека. Он сам идёт. И в зависимости от того, как он сам идёт, Учитель может ему ответить, освещая – с той или иной силой – горизонт его духовного пути» (К. Е. Антарова «Две жизни», т. 3, гл. 32).

Как видим, утверждения О. Я. Черненко расходятся с содержанием самой книги.

«Чаще же всего среди людей бытуют вульгарные представления об учительстве, сложенные на основе отношений учитель-ученик прежних, да и нынешних, обычных оккультных школ, изучающих просто оккультные науки, да по навязанным нам представлениям произведениями литературы и кино.

И вот в книге «Две жизни» мы с вами получаем очередное смешение понятий. Давая образы Великих учителей, нам навязывают своё понимание отношений учителя-ученика с земной точки зрения» (О. Я. Черненко «Две жизни»).

«Своё» понимание» – это, видимо, понимание, отличное от понимания отношений «учитель-ученик», присущего самой О. Черненко, т.к. если бы понимание этих отношений противоречило Учению Агни Йоги, то это можно было бы подтвердить конкретными цитатами. Но именно такую попытку и предпринимает О. Черненко.

За основу критики она взяла фрагмент цитаты из слов К. Е. Антаровой, приведённый в предисловии к изданию романа «Две жизни» в редакции Издательства «Сиринъ» (1999 г.): «Она говорит, что мысль Учителя «проникает» в сознание ученика, и «ученик должен создать в себе ту воспитанность, выдержку, спокойствие при всех обстоятельствах», которые помогут «Учителю выстроить мост нерушимой гармонии к сознанию ученика» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Перед ним О. Черненко приводит две цитаты из Учения и предлагает нам согласиться с тем, что приведённые ею параграфы Учения говорят об обратном тому, что пишет К. Е. Антарова. Ознакомимся с этими параграфами:

«Утвердиться сердцем на Владыке есть первое условие на пути к Миру Огненному. Невозможно прийти к Вратам завещанным без этого огненного условия. Ведь Руководство должно быть осознано духом и сердцем, ибо только принятия Руки Владыки недостаточно без отдачи сердца Владыке» (Мир Огненный, ч.III, 106).

«Открытый, готовый отряхнуть лохмотья ветхого мира, устремлённый к новому сознанию, желающий познания, неустрашимый, правдивый, преданный, зоркий на дозоре, трудящийся, целесообразный, чуткий приближается ученик к Учителю. Он нашёл стезю доверия. Майя не прельщает его. Мара не устрашает его. На земном лоне найден камень давних миров.

Украшена жизнь, и утверждено умение, и уничтожены лишние слова.

Учитель, мне удалось перенести стрелу зноя и перенести ужас холода. Ушли мои земные силы, но открыто ухо моё. И тело Света готово вострепетать по зову Твоему. И руки мои готовы принести самые тяжкие камни для храма. Знаю три Имени, знаю Имя лик Сокрывшей, сила моя притекает.

Так обратился ученик к Учителю» (Агни йога, 125).

Однако никакого противоречия «Двух жизней» с приведёнными цитатами из Учения не усматривается.

Из контекста статьи О. Черненко можно заключить (и снова мы должны предполагать, т.к. у неё эта мысль чётко не сформулирована), что противоречие она находит в том, что, как ей кажется, К. Е. Антарова утверждает, что именно учитель проявляет инициативу по установлению связи с учеником, в то время, как Учение утверждает, что именно ученик путём труда по преобразованию себя должен подготовить себя к тому, чтобы стать достойным встречи с Учителем («готов ученик – готов ему и Учитель»).

И мы должны были бы согласиться с О. Черненко, если бы не тот факт, что ничего из того, против чего спорит О. Черненко, в словах К. Е. Антаровой не утверждается.

Приведём слова К. Е. Антаровой из предисловия издательства к книге «Две жизни», на которые ссылается О. Черненко, в более расширенном виде:

«Трудно ученику, живущему в суете большого города, в уплотнённой квартире, среди бурных и мелочных вибраций, создавать ту атмосферу, где царила бы хоть минимальная гармония, и мог бы в ней звучать Голос Безмолвия.

Но этот путь всегда даётся тем людям, в которых должно выработаться полное мужество и которым необходима для их вечного пути вся героика чувств...

Проникновение мысли Учителя в сознание ученика, – это труд обоюдный. И первым условием, чтобы труд Учителя был активно полезен на земле, – необходимо ученику создать в себе ту воспитанность, выдержку, спокойствие при всех обстоятельствах земной жизни, которые помогли бы Учителю выстроить мост нерушимой гармонии к сознанию ученика».

Так мы видим, слова, на которые так выборочно ссылается О. Черненко, относятся не к установлению отношений учитель-ученик, а к процессу проникновения мыслей Учителя в сознания ученика, т.е. речь о том, как ученику, который уже обрёл Учителя, лучше воспринять мысли Учителя. Этот процесс назван трудом обоюдным, в котором ученик должен («первым условием») сделать всё от себя зависящее, чтобы позволило сделать Учителю всё зависящее от него.

Никакого противоречия с положениям Учения это утверждение не встречает.

Оксана Черненко формулирует свой тезис следующим образом: «Именно ученик выстраивает мост нерушимой гармонии к Учителю, а не иначе!».

Однако такого утверждения нигде в Учении не содержится, поэтому авторство этого тезиса мы вынужден отнести к О. Черненко. Да, для того, чтобы стать учеником, человек должен самостоятельно развиться до определённой ступени готовности, с этим никто не спорит. Но, во-первых, взаимодействие с Учителем – всегда процесс обоюдный.

И этот момент указывается в той же цитате К. Е. Антаровой в предисловии к книге «Две жизни», на которую ссылается О. Черненко: «Проникновение мысли Учителя в сознание ученика, – это труд обоюдный».

«Сын Мой, когда Близость Мою Утверждаю, несмотря на все твои несовершенства, занятость личным, именно тогда Поднимаю сознание твоё к Нашим высотам и вырываю его из слоёв магнитных притяжений той сферы, в которой живёшь ты обычно. Конечно, это возможно лишь при устремлении обоюдном, с обеих сторон, ибо серебряный мост должен иметь устои на обоих берегах. И устремление твоё бессильно повисло бы в пространстве без ответа с Моей стороны. Но Ответствую всегда, но по силе, степени, глубине и напряжению твоего устремления. Каков зов, таков и отклик – это условие кармическое» («Грани Агни Йоги», 1957, 205).

Во-вторых, этот вопрос не может рассматриваться полноценно в рамках лишь одного воплощения. Если смотреть на процесс шире, в разрезе не одного, но многих воплощений, то однажды обретённый учитель и в следующих воплощениях ищет своего ученика и может способствовать их встрече, с целью продолжения его продвижения. Но об этом О. Черненко попросту ничего не знает, поэтому и цепляется за общее правило, которое отнюдь не нарушается, если рассмотреть его применение за рамки одного воплощения.

О подобной практике упоминает и Буддийская традиция. О том, что отношения Учителя и ученика не ограничиваются одним воплощением, пишет и Е. И. Рерих: «На Ваш вопрос о выборе Учителя отвечу – конечно, единственно верный Учитель есть Учитель Незримый, но много ли тех, кто могут получить непосредственный доступ к такому Учителю? Это не значит, что Учитель Незримый недосягаем, ибо, воистину, Он есть ближайший. Но только близость эту не все могут выдержать. Она открывается без ущерба и вреда лишь тому, кто носил Образ этого Учителя на протяжении многих веков в сердце своём. Без этого векового сердечного накопления и магнитной связи трудно воспринять Лучи, посылаемые Учителем Незримым, они могут разрушить неподготовленный приёмник» (из письма Е. И. Рерих В. И. Ливскому от 31.12.1936).

Но даже сам по себе пример Елены Ивановны служит нам подтверждением этой мысли. Мост связи с ней Владыка настраивал с самого детства, Сам первым проявляя инициативу. Когда настало время передачи Учения, то Он Сам обратился к ней со словами «Возьми ручку и запиши!». Если бы мы приняли за истину тезис Оксаны Черненко, то должны были бы вслед за ней предъявить претензии и к отношениям Учитель-ученик, которые существовали у Матери Агни Йоги и Владыки. Таким образом, мы приходим к ложности тезиса О. Черненко, а записи Елены Ивановны, проливающие свет на то, что её связь с Владыкой длилась на протяжении целого ряда воплощений, подтверждают высказанное выше мнение.

Что же касается романа «Две жизни», то в нём мы прослеживаем аналогичную ситуацию, т.к. выясняется, что герои романа встречаются уже не первую жизнь.

Рассмотрим следующее утверждение О. Черненко:

«И далее определяется задача ученика, которым воспользовался Учитель, он должен быть воспитан, так как неприятный в общении ученик (плохо воспитанный, то бишь) в понимании Антаровой «…не может так ПРОНИКНУТЬ в дух встречного, чтобы ПЕРЕВЕРНУТЬ всю его психику и ПРИСОЕДИНИТЬ его к числу слуг бескорыстия, неосуждения, мира и света». Напрягите всю свою память, вспомните, где и когда хоть кто-то из наших Ведущих говорил, что мы должны переворачивать психику(!) встречного, присоединять его хоть к чему-то? Проникать в сознание, воспользоваться, перевернуть и присоединить? А как насчёт свободной воли, коли не захочет человек присоединяться? А как по поводу миссионерства, зазывательства, а говорить по сознанию? Но нет, нам предлагают, как минимум, переворачивать психику! К слову сказать, психика – это особая форма отражения действительности, результат специфического взаимодействия живых систем с окружающей средой. Психологи и изучают, как добиваться того или иного результата этого взаимодействия, не отстают от них в этом и наши братья иезуиты, которые ещё задолго до того, как эта область человеческой деятельности стала изучаться оформленной наукой, изучали её законы и успешно использовали. Именно Игнатий Лайола называется первым основателем методов психологии для использования в своей деятельности» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Показательным является вырывание О. Черненко слов из контекста и представление их в угоду своим домыслам. Приведём расширенную цитату из слова К. Е. Антаровой, приведённых в предисловии к роману издательством «Сиринъ»:

«Если ученик получает задание нести цветы определённых духовных даров и разбрасывать их в защиту, привет и встречу своим окружающим, а также ведомым и неведомым ему врагам и путникам, то – в силу мирового закона отдачи Света – в нём самом должна светить, действовать и греть гармония.

Если же в его, ученика, духе не сияет Свет, имеющий силу поглощать подаваемое ему Учителем, – его служение человеку равно нулю.

Он может «передать» слово Учителя. Но так как оно не согрето теплотой собственной любви и заботы ученика, оно не может быть ни понято, ни принято до конца тем, кому подано; и не может так проникнуть в дух встречного, чтобы перевернуть всю его психику и присоединить его к числу слуг бескорыстия, неосуждения, мира и Света.

Активная роль ученика очень велика в деле служения Учителю, в деле защиты человека.

Надо стоять на такой высокой безличной точке, так всматриваться в людей, так усердно и бескорыстно бросать им цветы, данные Учителем, чтобы в атмосфере ученика не было времени для мелькания тех или иных личных чувств, то есть для мигания его духа и Света».

Из приведённой цитаты мы ясно видим, что, во-первых, речь идёт не о любом ученике, а именно о том, которому дано задание нести духовные дары людям, о том, который для этого уже достаточно созрел. И для этого, ученик должен быть не просто воспитанным и приятным в общении, как преподносит это О. Черненко (подобных требований в данной цитате мы не находим), но именно в нём самом должен сиять Свет и гармония, которыми он должен пропитать передаваемые им встречным слова Учителя, чтобы они были поняты и приняты.

Прочитав приведённые выше слова О. Черненко, мы, пожалуй, должны были бы для себя заключить, что психология в принципе является иезуитской наукой, а её основателем является Игнатий де Лойола – основатель ордена иезуитов. Конечно же, мы понимаем, что это не так.

Психология буквально переводится с греческого как «учение о душе». И по этому поводу можно сказать, что все посланные в мир представители Братства всегда обращали свои слова и действия прямо к душе встречного. В современном «цивилизованном» мире, стремящемся дистанцироваться от религиозных понятий, учение о душе трансформировалось в науку о психике, но суть от этого не поменялась. На вопрос О. Я. Черненко о примере того, «кто, где и когда из Ведущих говорил о переворачивании психики встречного и присоединении его хоть к чему-то?», можно припомнить слова Христа: «Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл Я принести, но меч» (Евангелие от Матфея 10:34-35). Разве можем мы отнести их ко внешнему миру и войне в нём, а не к миру внутреннему? Они относились именно к людским представлениям, их мыслям, которые Христос и планировал взбудоражить, произведя революцию в сознании обывателей. Говорил ли он о присоединении? Определённо он призывал к единению с Богом и звал за собой, называя себя Путём. Так и термин «перевернуть», используемый О. Черненко, означает лишь силу воздействия просветительского слова на сознание обывателя.

 

  1. Преподнесение образа Е. П. Блаватской

Отдельно останавливается О. Я. Черненко на описании одного из персонажей романа – Натальи Владимировны Андреевой, прототипом для образа которой явно служила Елена Петровна Блаватская.

По мнению О. Черненко, образ великой женщины подвергается в романе «веренице постоянных, злобных унижений». О. Я. Черненко недовольна всем, начиная с описания внешнего вида до характеристик характера персонажа.

На самом деле, это лишь результат неоправдавшихся субъективных ожиданий и представлений самой О. Черненко. Даже если мы оставим в стороне тот факт, что речь идёт о художественном произведении и описываемые в нём персонажи отнюдь не обязаны с точностью соответствовать своим прототипам, то мы должны констатировать, что в романе не содержится не только «злобного», но и вообще ничего унижающего в образе Натальи Владимировны. Она показана достойной ученицей Великого Учителя, обладающей большими знаниями и мощной энергией, проявления которой, правда, не всегда отличаются гармоничностью.

Но в этом нет ничего удивительного, как, впрочем, и унижающего. Если бы О. Черненко была знакома с описанием Е. П. Блаватской теми, кто был знаком с ней лично, то нашла бы скорее подтверждение отдельных описываемых в романе черт её характера и манеры поведения.

Исходя из своего мнения о представленном в «Двух жизнях» образе Е. П. Блаватской О. Черненко делает далеко идущий «вывод»: «Проведя анализ предыдущих событий и высказанных идей мы можем теперь легко видеть через отношение автора к образу Елены Петровны Блаватской об истинном источнике, давшем книгу «Две жизни» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Кроме того, что «вывод» О. Черненко основывается исключительно на её субъективном восприятии (как романа «Две жизни», так и образа Е. П. Блаватской), можно добавить разве что то, что с равным основанием О. Я. Черненко должна была бы предъявить претензию к «письмам Махатм» и усомниться в их Источнике, ведь в письмах Махатмы называют Елену Петровну «больной и несчастной Старой Леди»[19] с «бунтующими конечностями»[20] и «нервами, доведёнными до состояния скрипичных струн»[21], называют одно из её писем «дурацким, ребяческим и глупым»[22] и оправдывают перед своими респондентами её «состояния нервного возбуждения» и «вспышки темперамента»[23].

 

  1.  «Волшебные пилюли»

Говоря об использовании героями романа физических явлений и предметов, способствующих психическим феноменам, следует остановиться и на теме использования ими «волшебных пилюль».

«Попутно вспомним, что через все события проходит и тема волшебных пилюль. У этих учителей почти на все случаи жизни и состояния человеческого организма есть специальные средства, просто чудесного действия. Так соблазнительно иметь такие пилюли! Нам ведь всегда хочется, чтобы все беды нашего плотного тела решались принятием таблетки, которая сделает за нас свою работу. Вы возразите сразу же, так ведь это для слабых и начинающих, это как лечение. Да, возможно, только я не думаю, что это настолько важно, что стоит постоянно акцентировать на этом наше внимание на протяжении всего повествования. Чудодейственные лекарства решают за нас все проблемы! Я всё думаю о том, что чистая мысль, негасимая устремлённость и осознанный радостных труд ради Общего Блага, когда мы совершенно забываем о себе и тяготах собственного тела, всё это даёт нам столько сил и здоровья для выполнения наших дел, что по сравнению с этим пилюля лишь бесполезный витамин» (О. Я. Черненко «Двойная жизнь»).

Дополним это мнение ещё одним камнем в сторону «Двух жизней» Антаровой, которым служит оценка этой книги Натальей Дмитриевной Спириной. В связи с тем, что практически оценка целого произведения, по сути, сводится Н. Д. Спириной именно к теме использования «волшебных пилюль», то не будем останавливаться на оценке Н. Д. Спириной отдельно и приведём разбор этой темы здесь вместе с аналогичным тезисом О. Черненко.

Вот, что писала Н. Д. Спирина о книге «Две жизни»: «И таких явлений очень много, так же как и книг, дающих ложные представления об Учителях. Недавно появилась книга Антаровой «Две жизни», в которой описываются Учителя в таком виде, что мы только можем поражаться. У одного из них на белой чалме – огромная бриллиантовая брошь в виде павлина; одеты они в парчовые и бархатные одежды, утопают в роскоши. Там постоянно описываются обеды, ужины и всё, что они едят и пьют. С одной стороны, эти «учителя» что-то говорят и правильное; а с другой – мы читаем о том, как к «учителю» приходит ученик, который очень взволнован, возбуждён, и чтобы его успокоить, «учитель» вынимает пилюльку из золотой, усыпанной драгоценными камнями коробочки и вручает её ученику, который, проглотив её, моментально успокаивается. То же происходит, когда ученик устаёт – пилюля «учителя» даёт ему силы. Таким образом, нам не надо стараться овладеть собой, научиться терпению, развивать свою психическую энергию, как это указано в книгах Учения Живой Этики. В подобных книгах даётся извращённое представление об Учителях и о путях духовного совершенствования» (Н. Д. Спирина «Жизнь без смерти»).

С одной стороны нельзя не согласиться с тем, что неотъемлемой составляющей и основой пути самосовершенствования и духовного роста является нелёгкая работа над собой, над развитием положительных и оборением своих негативных качеств. Никакие таблетки или иные средства не могут эту работу отменить или заменить. Однако, с другой стороны, в «Двух жизнях» применение «волшебных пилюль» и не преподносится в качестве эталона духовного пути. Почему же в романе встречается описание употребления этих пилюль?

Большинство случаев применения пилюль в романе касаются одного из его главных персонажей – Лёвушки. Остальные употребляют пилюли достаточно редко и в исключительных случаях. И в этом смысле Лёвушка являет пример пути в области постепенного формирования своего сознания и действий, но в части применения пилюль он являет собой пример частного случая, возможного, но в силу своей исключительности вряд ли могущего служить примером для большинства.

Чем же характеризуется случай Лёвушки? Дело в том, что Лёвушка изначально показан как пример безграничного доверия и преданности Учителю. Та устремлённость, с которой Лёвушка бескорыстно и полностью самоотрешённо действует, исполняя волю Махатм, несомненно, открывает для его развития лучшие и наибыстрейшие возможности.

Но давайте для начала ответим себе на вопрос о том, возможно ли существование подобных пилюль, которые оказывали бы существенное влияние на энергетику всего организма: тонизировали или успокаивали и т.д.? Даже из текста Учения Живой Этики мы можем заключить, что Махатмы тысячелетиями вели исследования, раскрывающие воздействия тех или иных растений, минералов, предметов на психическую энергию человеческого организма, и имеют очень богатую аптеку всевозможных средств.

В каких случаях Лёвушка употребляет пилюли? Не сам он проявляет инициативу, но получает каждый раз на то указание Учителей. И случается это в тех случаях, когда Они видят, что собственных сил Лёвушки не хватает или может не хватить, и что при его стремлении к выполнению поставленной Учителем задачи его физическое тело может просто не справится. Нужно отметить, что и все случаи употребления пилюль другими людьми также относятся к случаем крайней нужды.

Отменяется ли для Лёвушки необходимость нелёгкого процесса преобразования себя употреблением пилюль? Конечно же, нет. И тут можно отметить два момента. Во-первых, мы можем с уверенностью предположить, что такое благосклонное отношение к Лёвушке Махатм и оказываемая ему помощь являются во многом следствием его заслуг в предыдущих воплощениях, которые он как раз и проводил в нелёгком преобразовании себя. Во-вторых, самым основным качеством ученика является как раз преданность Учителю, и именно это качество являет Лёвушка полной мерой, что позволяет получать от Махатм встречное облегчение пути. В-третьих, именно безграничное доверие и преданность Учителю даёт ту быстроту и лёгкость, с которой Лёвушка проходит ситуации и испытания, которые другие проходили бы как череду мучительных страданий…

Может ли кто-либо с твёрдой уверенностью утверждать, что если бы кто-либо из нас обладал всеми вышеперечисленными качествами и заслужил нахождение рядом с одним из Махатм, то не получил бы при необходимости помощи в виде «волшебной пилюли»?

Конечно О. Я. Черненко, критикуя саму идею полного доверия и беспрекословного подчинения Учителю, не может ни принять, ни понять возможность облегчения пути полному преданности и самоотдачи ученику...

Точнее, О. Черненко не отрицает идею доверия Учителю, и даже соглашается с тем, что «точное следование указаниям Учителя, который, действительно, знает и видит гораздо больше и дальше вас, разумно и необходимо», но при этом отрицает применение этих идей в романе «Две жизни», утверждая, что Учителя в романе настолько вмешиваются в жизнь учеников, что «скрупулезно и шаг за шагом выстраивают его жизнь». Однако данное утверждение попросту не соответствует действительности и не находит своего подтверждения в тексте романа.

Несколько слов может быть ещё добавлено по теме роскоши и употребления придающих сил средств. Н. Д. Спирина и О. Черненко считают это совершенно недопустимым в описании образа Махатм. Но это не более чем их ожидания и представления. Мы можем прибегнуть к историческим рекордам и в жизнеописаниях Великого мистика – графа Сен-Жермена[24], являвшего собой одно из немногих известных открытых явлений Махатм миру. Там мы сможем найти наличие практически всего того, чего, по мнению Н. Д. Спириной и О. Черненко, не может быть. По описаниям граф Сен-Жермен посещал светские званые вечера и обеды, вёл образ жизни, который многими воспринимался и описывался как роскошный.

Его современники писали о нём:

«Выглядел он лет на пятьдесят, телосложения был умеренного, выражение его лица говорило о глубоком интеллекте, одевался он очень просто, но со вкусом; единственной уступкой роскоши являлось наличие ослепительнейших бриллиантов на его табакерке, часах и туфельных пряжках».

«Он роскошно жил в Вене с 1745 по 1746 год, был вхож в любое общество, а премьер-министр императора (Франца I), принц Фердинанд Лобковиц был его лучшим другом. Он же и познакомил его с французским маршалом Белл-Излем, посланным королём Людовиком XV с особой миссией к Венскому двору. Белл-Изль, состоятельный внук Фуке, был столь очарован блистательным и остроумным Сен-Жерменом, что не замедлил пригласить его посетить Париж».

Сен-Жермен обладал коллекцией алмазов редких размеров и красоты. Кроме музыкального и прочих талантов граф был известен и как великолепный химик, если не сказать алхимик. Все авторы, независимо от своего отношения к Сен-Жермену, постоянно упоминают и настойчиво подчёркивают его невероятное умение с помощью неведомой чудодейственной силы исправлять всевозможные изъяны и дефекты драгоценных камней. Как говорят, он мог расплавить дюжину маленьких бриллиантов и сделать из них один большой, а также изучал преобразование металлов.

Многие также упоминают «чудодейственный эликсир» графа Сен-Жермена, который позволял сохранять здоровье и молодость как ему самому, так и тем, кому он его давал.

«Среди некоторых заявлений, несомненно удостоверяющих потрясающие достоинства и способности графа, выделяется одно, сделанное фаворитке госпожой фон Жержи непосредственно после её первой – по прошествии стольких лет неведения – встречи с графом, которое гласит о том, что ещё тогда, в Венеции, она получила от него чудодейственный эликсир, благодаря которому вот уже четверть столетия она сохраняет в неизменности всё своё чудесное очарование ранней юности. Пожилые господа, которых мадам де Помпадур спросила относительно этого удивительного случая, подтвердили, что это правда, добавив при этом, что моложавый и цветущий вид госпожи фон Жержи, резко контрастируя со старческим обликом её сверстников, говорит сам за себя».

«В Турне его «интервьюирует» известный шевалье де Зайнгальт, пред которым Сен-Жермен предстает в армянской робе, с колпаком на голове; его длинная борода спускается до пояса, а в руках он держит жезл из слоновой кости – словом, полный наряд некроманта. Сен-Жермен окружён многочисленными пузырьками и всецело поглощён процессом создания шляпок на основе химических реакций. Заметив, что Зайнгальт чувствует недомогание, граф предлагает ему бесплатное лекарство – свой эликсир, который, как оказалось, представлял собой не что иное, как эфир; Зайнгальт вежливо отказывается, произнося многочисленные отговорки. Это место действия двух авгуров. Поскольку Сен-Жермену отказано выступить в роли врача, он решает продемонстрировать свои способности алхимика, берёт монету в 12 су у другого авгура, кладёт её на раскалённый уголь и раздувает пламя стеклодувной трубкой; монета расплавляется и охлаждается. "Вот, – говорит Сен-Жермен, – можете взять назад Ваши деньги". "Но это же золото". "И чистейшее". Авгур номер два не верит в такое превращение и смотрит на всё это действо как на трюк; тем не менее, он кладёт монету в карман и, в конечном итоге, дарит её знаменитому маршалу Киту, тогдашнему губернатору Нойхэтеля. И снова, в поисках новых методов получения красителей и осуществления своих производственных планов, Сен-Жермен появляется в Санкт-Петербурге, Дрездене и Милане».

Здесь же можно вспомнить и претензию Оксаны Черненко о том, что Махатмы в романе К. Е. Антаровой переодевались и иногда представлялись чужими именами. Так граф Сен-Жермен «появлялся в европейских столицах под различными именами, такими как маркиз де Монтферрат, граф Белламор в Венеции; шевалье Шенинг в Пизе; шевалье Велдэн в Милане, граф Салтыков в Генуе, граф Тародь в Бад-Швальбахе и, наконец, как граф Сен-Жермен в Париже», в то время как его реальное происхождение и титул всегда были окутаны тайной.

Теперь представление вымышленными именами уже не кажется столь недопустимым, а «волшебные пилюли» и бриллианты из «Двух жизней» такими уж неуместными и невозможными, какими их преподносят критика романа…

 

  1. Обеты и клятвы

Ещё один момент в книге вызывает недоумение О. Я. Черненко. Она не может понять, зачем Учителя используют обеты и клятвы, если истинная связь с учителем превыше всех словесных обещаний. В этом случае можно пояснить, что никакого противоречия в этом нет ни по логике, ни по соответствию Учению, ведь одно другого не исключает. Восточная традиция всегда прибегала к обетам на начальных стадиях ученичества, поэтому здесь нечему удивляться. Пока не окреп дух настолько, чтобы не нуждаться во внешних «костылях» обеты и клятвы служат теми «подпорками», которые временно, на уровне воли, помогают поддерживать верный курс.

 

 

  1. Критика обоснованная

Есть правда среди необоснованной критики, которой подвергает О. Я. Черненко книгу «Две жизни», и тезис, который я необоснованным признать не могу, более того, который я сам отметил для себя во время чтения романа К. Е. Антаровой. Это излишнее внимание к теме Семи Лучей, которым наполнен третий том «Двух жизней».

В романе есть прекрасные слова, напутствующие будущего писателя: «В образах своих произведений старайся раскрыть сознанию человека, что ни один из идеалов, носимых в уме как теория, не может иметь активного воздействия на сердце и дух встречного. Только мир и простая доброта собственного сердца могут вплести во встречу то общение без предрассудков и условностей, где откроется щель для луча Любви» (К. Е. Антарова «Две жизни», том III, гл. 29).

Но, к большому сожалению именно упомянутая теория о Семи Лучах, не находящая отклика в сердце (в отличие от остального содержания романа), и наполняет немалый объём третьего тома «Двух жизней». К. Е. Антарова характеризует Лучи, разделяет по ним Владык и виды их деятельности, уделяя этим изложениям довольно много внимания. Это вполне объяснимо, т.к. во время написания романа К. Е. Антарова тесно общалась с представителями теософского общества, в котором в то время были популярны эти идеи, которые, видимо, и были заимствованы ею.

Вместе с тем, необходимо отметить, что такой подход не близок Агни Йоге. И мы упоминаем об этом, т.к. читатели «Двух жизней» также должны об этом знать, чтобы не впасть в неполезные представления по этому вопросу.

Приведём несколько цитат, из которых станет ясен подход Агни Йоги по этому вопросу.

«Высший, или полный, Архат действует тем или иным лучом в соответствии с выполняемым Им заданием. Но и Братья и Сёстры Братства в разной степени пользуются различными лучами при выполнении своих задач. Так, в Тибете имеются изображения Тар – Зелёной, Жёлтой и Белой, названных так по цвету лучей их заданий, тогда как их основной луч иного цвета (из письма Е. И. Рерих Писаревой Е. Ф. от 24.05.1938).

«О всяких диаграммах лучей могу сказать, что конечно, каждый Архат имеет своё светило и свой синтетический луч, ибо обладает спектром лучей Светила, под которым зародилась Его Монада. Но Архат может сотрудничать и с Сокровенным Лучом Великого Солнечного Иерарха. Яро нельзя ограничивать Архатов одним Лучом. Они могут временно работать на одном луче, избранном для удобства, но вся радуга тонов доступна им» (из письма Е. И. Рерих Е. Инге от 10.10.1954).

«Урусвати знает, что неправильно понятый символизм немало вредил и представлению о Нас. Символические лучи, которые как бы ограничивали Нашу деятельность, уже разбивали идею единства. Каждый может иметь свою излюбленную область, но невозможно сказать, что Он действует лишь по одному лучу. К тому же сами названия этих лучей совершенно произвольны. Вы знаете, каким путём произошли такие наименования. Также знаете, как они проникли в литературу и смутили многих. Невозможно пресечь такие искажения, но со временем они сотрутся и дадут место более правильному определению.

Лучи существуют, но каждый вооружён психической энергией и, тем самым, уже не может быть ограничен в своих возможностях. Иначе можно дойти до такой нелепости, что спасать человека будет дозволено, схватив его за левую, но не за правую руку. Можно дойти до таких измышлений, что вместо расширения возможностей получится умаление.

Люди иногда ради цели, которая им кажется доброй, способны загнать сознание в лабиринт непроходимый. Но пусть эти разделители подумают – наносят ли они вред или пользу? Умаление и выдумки ограничивающие не полезны. Самые точные Учения страдали от всяких толкований, рассекающих истину. Мы хотим, чтобы труд Наш понимался в полноте и единстве. Только при этом можно представить сотрудничество, которое лежит в основании Братства.

Мыслитель указывал, чтобы не делили истину легкомысленно. Он говорил: «Рассечь идею равно рассечению живого организма» (Надземное, 482).

Ещё одним моментом, который необходимо отметить и о котором не упоминает О. Черненко, является неверное представление в романе воплощений Великих Индивидуальностей. Возможно, это вполне допустимо для художественного произведения, от которого не требуется доподлинной точности, вместе с тем последователям Учения Агни Йоги из работ Е. И. Рерих известна немного иная информация, поэтому читатели, незнакомые с работами Е. И. Рерих, просто должны понимать, что в отношении воплощений Великих Учителей в «Двух жизнях» не содержится информация, которой можно руководствоваться, как достоверной. Так, к примеру, Флорентиец (Венецианец), Али и Санат-Кумар – Один и Тот же Владыка, а не разные существа, как это преподнесено в романе К. Е. Антаровой.

Вместе с тем, полагаю, что упомянутые недостатки романа не только не носят критического характера, но и никоим образом не могут перечеркнуть содержащегося в нём Света и пользы. А ведь именно по ним мы только и можем оценить комплексные явления как положительные или отрицательные…

 

 

  1. Заключение

Нами было продемонстрировано многократное несоответствие утверждений Оксаны Черненко, касающихся содержания произведения Конкордии Антаровой, непосредственному содержанию романа. Как мы могли убедиться, на страницах своей статьи «Двойная жизнь» Оксана Черненко сама демонстрирует многое из того, в чем обвиняет К. Е. Антарову: не договаривает, заставляя читателей домысливать самим выводы из её слов, лжёт, манипулирует сознанием, демонстрирует неоднократный отход в своих средствах и методах от наставлений Живой Этики.

С одной стороны, благой мотив О. Я. Черненко «защитить Высокие Имена» мог бы служить оправданием написанной ею статьи, но «ученик не должен себя успокаивать злым исходом и добрым намерением. На весах являются, как тяжкие гири, легкомыслие, небрежение, умаление приказа» (Агни-Йога, 647). Тот уровень необъективности, предвзятости, который явлен Оксаной Черненко в «Двойной жизни», приправленный откровенной неправдой, а порой и отступлением от заветов Живой Этики, не позволил О. Я. Черненко объективно оценить произведение Конкордии Антаровой, и не позволил ей увидеть Свет там, где омрачённое предвзятостью сознание увидело тьму…

Несколько слов следует добавить и об оценке «Двух жизней» Натальей Дмитриевной Спириной. Основательница Сибирского Рериховского общества и ученица Б. Н. Абрамова Н. Д. Спирина, безусловно, является тем человеком, к авторитетному мнению которой прислушивались и прислушиваются многие, а непосредственно членами Сибирского Рериховского общества слова Натальи Дмитриевны воспринимаются за неоспоримую истину.

Уважая большой опыт Натальи Дмитриевны и её значимый вклад в общее дело постижения и распространения Учения Живой Этики, всё же не могу согласиться с такой несправедливой и поверхностной оценкой произведения К. Е. Антаровой, которую она дала. И для этого есть все основания.

Что объединяет статью О. Черненко и отзыв Н. Д. Спириной? Отсутствие того, о насущной необходимости чего многократно говорится в Учении, а именно отсутствие «глаза доброго». Напомню тем, кто, возможно, забыл, в чём суть этого завета-принципа лишь несколькими из множества возможных цитат:

«Мой ученик обязан иметь глаз добрый. Надо в удвоенное стекло смотреть на всё доброе и в десять раз уменьшать явление несовершенства, иначе останетесь прежними» («Зов», Июнь 15, 1921).

«Критика легка, но искусство трудно. И ученик, прочитавший сердцем книги Живой Этики, должен понять, как важно являть на своём пути глаз добрый. Одной критикой никогда ничего не создавалось» (из письма Рерих Е. И. от 21.01.36).

«Каждое умаление, даже неосознанное, уже приносит свою худую карму. Первое наставление Учителя, данное нам, было: «В десять раз увеличивать всё хорошее и в два раза уменьшать все худое», тогда только приблизится более или менее верная оценка. Как часто люди берутся судить лишь по очевидности и тем самым совершают тяжкий проступок против справедливости» (из письма Е. И. Рерих Р. Я. Рудзитису от 19.08.1937).

«Глаз добрый необходим на пути Учения. Лучше ошибиться, нежели обвинить незаслуженно. Лучше быть преданым, нежели предать» (из письма Е. И. Рерих – Б. Н. и Н. И. Абрамовым от 10.10.1953).

Именно так следовало бы действовать последователю Учения, находить и усиливать то небольшое доброе, то во всём имеющееся проявление Света, что скрыто за многими несовершенствами. Так поступал Николай Константинович, так же поступала и Елена Ивановна, в том числе в оценке произведений тех или иных авторов. Ведь всегда важно признать полезность, если она есть. Не только в мистических романах Крыжановской Елена Ивановна находила то, что может быть полезно читателям, что может дать толчок развитию сознания, но и даже у критикуемого ею Ледбитера признавала наличие полезных фрагментов в его книгах.

На удивление ни у О. Я. Черненко, ни у Н. Д. Спириной мы не находим ни одного положительного слова о «Двух жизнях». Ни одного! Но самое удивительное в этом то, что роман Антаровой совершенно не относится к тем произведениям, в которых нечто хорошее нужно выискивать и рассматривать в удвоенное стекло, преуменьшая множественные явления несовершенства. Дело обстоит как раз наоборот. «Две жизни» полны самых светлых мыслей, идей и советов, последовательно знакомят читателя с существованием Законов Кармы и перевоплощений, излагают суть эволюционного развития Земли и человечества как аспекта эволюции Вселенной, знакомят с существованием Братства Великих Духов, объединённого самоотверженным трудом на благо всего человечества, учат труду как основе бытия, расширяя сознание до понимания необходимости бескорыстному труда на благо ближнего и всего человечества, учат распознаванию Красоты и Радости во всех проявлениях мироздания, учат почитанию и преданности учителю и Иерархии, учат слушать своё сердце, учат побеждать в себе целый ворох негативных качеств, препятствующих восхождению духа, и развивать противоположные им качества позитивные, устремляют к Общему Благу и Беспредельности. И всё перечисленное не проскальзывает где-то между строк, а составляет основное содержание романа. Другими словами, почти всё содержание «Двух жизней» посвящено изложению идей Учения Живой Этики и примерам их воплощения в жизни каждого дня. Отрицать это означало бы отрицать объективную реальность и тем самым расписываться в собственной необъективности!

Кто-нибудь может назвать другое такое художественное произведение, настолько же наполненное идеями Живой Этики и примерами их воплощения в каждодневных ситуациях?!

Если говорить о суждении по плодам дел, то даже с учётом всех имеющихся в произведении неточностей и недостатков, можно со всей твёрдостью утверждать, что книга со всей очевидностью несёт пользу, а значит и стоящий за ней Источник принадлежит к Свету.

Никакие из имеющихся в «Двух жизнях» неточностей и недостатков не идут ни в какое сравнение с той превалирующей пользой, которую несёт произведение!

Почему всё это осталось незамеченным ни Н. Д. Спириной, ни О. Черненко, и почему они не сказали об этом ни слова? Путь этот вопрос останется на их совести, я же могу взять на себя смелость утверждать, что произведение Конкордии Антаровой «Две жизни» было незаслуженно подвергнуто обструкции некоторыми представителями рериховской среды. Его репутация должна быть восстановлена, и книга, которая приносила, приносит и ещё принесёт пользу многим из тех, кому она попадётся на жизненном пути, должна занять заслуженное место на книжной полке последователя Живой Этики.

24.07.2019

 

 

Примечания:

[1] Из воспоминаний ученицы Антаровой – Марины Стриженовой.

[2] Тюляев С. И. – искусствовед-индолог, доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат премии имени Джавахарлала Неру.

[3] Листы Сада Мории ч. II. Озарение. II. VI. 5.

[4] Е. П. Блаватская «Теософия или Иезуитизм» (журнал «Люцифер», июнь 1888 г.).

[5] «Место очерчено приблизительно правильно, но непозванный не дойдёт» (Надземное, 16).

[6] О. Я. Черненко «Двойная жизнь».

[7] О. Я. Черненко «Двойная жизнь».

[8] «Какое же духовное продвижение возможно без дисциплины!» (из письма Е. И. Рерих К. И. Стурэ от 28.02.1935).

[9] О. Я. Черненко «Двойная жизнь».

[10] «Письма Махатм», письмо № 20 (ML-49) [К. Х. – Синнетту], 5 августа 1881.

[11] «Письма Махатм», письмо № 35 (ML-41) [М. – Синнетту], получено примерно в феврале 1882 г.

[12] «Письма Махатм», письмо № 101 (ML-57) [К. Х. – Синнетту], получено 6 января 1883 г.

[13] «Письма Махатм», письмо № 18 (ML-9) [К. Х. – Синнетту], получено 5 июля 1881 г.

[14] Написание слов «Махоммет» и «паранджы» может служить показателем уровня культуры автора цитируемых слов – примечание автора.

[15] Три Драгоценности – Будда, Дхарма (Учение), Сангха (Община), – прим. автора.

[16] Эти слова принадлежат известному тибетскому учителю Джигме Гьялве Ньюгу и приводятся его учеником Патрулом Ринпоче в книге «Слова моего всеблагого учителя», – прим. автора.

[17] «Считаю, что эволюция совершается малым меньшинством. Не удивляйтесь, что такое же отношение существует между проявленным и хаосом. Тем не менее, космическая эволюция неустанно совершается. Так и среди человечества нужно видеть, что лишь меньшинство готово принять переустройство жизни, но переустройство всё же совершается. Так можно сказать, что лишь немногие готовы следовать путём эволюции, но их ясное сознание даёт достаточную энергию» («Надземное», 645).

«Никогда ни одно великое начинание не было поднято большинством. Большинство примыкает, когда основа уже твёрдо заложена несколькими тесно спаянными людьми. Так было, так есть и так всегда будет. Ибо, истинно, по закону эволюции всё ведущее не может быть в большинстве. Ибо лишь синтетическая мысль творит, но именно синтез недоступен и противен массам. Всё, что исходит от масс, не может быть созидательным, и, следовательно, каждое такое движение осуждено на кратковременное существование. Потому не будем обманываться внушительной внешностью, таящей в себе все признаки великого разложения» (из письма Е. И. Рерих Г. Г. Шкляверу от 15.11.1934).

[18] Н. К. Рерих «Парапсихология» (статья от 01.01.1938).

[19] «Письма Махатм», письмо № 17 (ML-31) [К. Х. – Синнетту], получено 26 марта 1881 г.

[20] «Письма Махатм», письмо № 17 (ML-31) [К. Х. – Синнетту], получено 26 марта 1881 г.

[21] «Письма Махатм», письмо № 18 (ML-9) [К. Х. – Синнетту], получено 5 июля 1881 г.

[22] «Её письмо в Б.Г. [«Бомбей Газетт»] было дурацкое, ребяческое и глупое» («Письма Махатм», письмо № 35 (ML-41) [М. – Синнетту], получено примерно в феврале 1882 г.).

[23] «Письма Махатм», письмо № 22 (ML-26) [К. Х. – Хьюму], Конфиденциальное сообщение К. Х. о Старой Леди, получено в Симле осенью 1881 г.

[24] В качестве одного их таких обращений к образу Сен-Жермена может быть предложена статья Блаватской Е. П. «Граф Сен-Жермен» (журнал «Теософист», май 1881).

 

 


№79 дата публикации: 22.09.2019

 

Оцените публикацию: feedback

 

Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore

 

 

 

Редакция

Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...

Приложения

Каталог картин Рерихов
Академия
Платон - Мыслитель

 

Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru

 

Subscribe.Ru

Этико-философский журнал
"Грани эпохи"

Подписаться письмом

 

Agni-Yoga Top Sites

copyright © грани эпохи 2000 - 2020