Грани Эпохи

этико-философский журнал №79 / Осень 2019

Читателям Содержание Архив Выход

Ольга Ерёмина

 

О «Переписке Ивана Антоновича Ефремова»

Заметки автора-составителя

 

 

Уважаемые почитатели творчества Ивана Антоновича Ефремова!

Книга его переписки, подготовленная к печати в 2015 году, выйдет уже в 2016 году. На сегодняшний день я, пожалуй, единственный человек, которые прочитал все 1275 писем, в неё вошедших, не менее трёх раз. Я не могу сказать, что я их изучила, ибо моё чтение по большей части носило специфический корректорский или редакторский характер. Меня заботили знаки препинания, требования оформления, выявление мест, которые нуждаются в комментировании, выделение топонимов и фамилий, которые надо отнести в указатели. Сейчас пришло время цельного взгляда и осмысления.

Все эти письма требуют серьёзного исследования, которое, несомненно, будет длиться не один год. В этих заметках я хочу лишь набросать контуры диалогов, сделать абрисные портреты некоторых корреспондентов, поставить важные для меня акценты, порой выразить своё видение некоторых положений.

Заметки не претендуют на академичность, эти размышления-наблюдения нужны, чтобы читатели могли легче сориентироваться в огромном объёме информации. И нам, составителям, они тоже нужны, чтобы самим отчётливее осознать направления дальнейшего поиска.

 

 

И. А. Ефремов – А. А. Борисяку

 

Алексей Алексеевич Борисяк

 

В книгу включено 41 письмо, написанное Ефремовым академику А. А. Борисяку, создателю и директору Палеонтологического института. Прежде публиковались лишь отрывки из некоторых писем.

Первое письмо отправлено в 1934 году из Верхне-Чарской экспедиции, в нём резко высказаны намерения Ефремова продолжать научную работу не в геологии, именно в области палеонтологии, что он и выполнил по возвращении. Упоминается Мамонтова гора – теперь памятник природы.

Основной массив этих писем относится ко времени работы ЭОН, Экспедиции Особого Назначения под руководством Ферсмана (Наркомат обороны), начавшей действовать осенью 1941 года. Ефремов стал в ней консультантом по Южному Уралу. Прежде об этой экспедиции ничего толком не было известно, и письма помогают понять, что же это было за мероприятие.

Особый пласт – письма из Алма-Аты, где в эвакуации находился ПИН, во Фрунзе, где находился отдельно от ПИНа сам Борисяк. Ярче и точнее охарактеризовать жизнь учёных в эвакуации, чем это сделал Ефремов, трудно. Весь романтический флёр сразу слетает. Прекращается эта переписка с переездом позвоночников и прочих пиновцев во Фрунзе, откуда уже осенью 1943 года все вернулись в Москву.

 

 

К. Уотсон – И. А. Ефремову

 

Дейвид Мередит Сирс Уотсон (слева), далее Иван Антонович Ефремов, Елена Дометьевна Конжукова, Дмитрий Владимирович Обручев, Юрий Александрович Орлов

 

В архиве Ефремова сохранилось одно письмо Д. М. С. Уотсону, знаменитому английскому палеонтологу. И 23 письма адресованы Ефремову от Кэтрин Уотсон, жены учёного. Написаны уже в шестидесятых годах, когда сам Уотсон, страдая деменцией, уехал из столицы и поселился на покое в тихом городке на юге Англии.

Кэтрин Уотсон рассказывает, как и где они поселились, описывает жизнь городка, рассказывает, как они получили книги, отправленные Ефремовым, и как они ищут по магазинам книги, заказанные в Англии Ефремовым. Высказывает своё мнение по разным вопросам жизни.

Её письма свидетельствуют, что прежде между Уотсоном и Ефремовым была переписка, но пока она не найдена. Также ясно, что были письма Ефремова к ней, и ужасно хочется найти эти письма. Тем более, что её дочь (фамилия по мужу – Саттон) была геологом, она продолжила переписку с Ефремовым после смерти матери, но, увы, недолго – до 1972 года.

Сама же Кэтрин пишет изумительным английским языком в стилистике конца XIX – начала XX века, и так как в книге письма даются не только в переводе, но и в оригинале, всем любителям особенностей языка будет что смаковать.

 

 

Дж. Рабчевский – И. А. Ефремову

Джордж, или Георгий, Рабчевский, молодой американский геолог, впервые написал Ефремову, познакомившись с основами тафономии. Рабчевский, сын эмигрантов из России, интересовался русской культурой, Ефремов присылал ему книги по искусству, детские книги – когда у него родился сын Александр, и труды по геологии, выходившие в СССР.

Сохранилось 29 писем Джорджа. Написано было, соответственно, примерно столько же. К сожалению, мы не знаем писем Ефремова Рабчевскому. Как бы хотелось их найти! Видно, как с каждым письмом теплеет тон Джорджа, всё более дружескими становятся его послания. Ефремову он посылает телеграмму о рождении сына, и ему же пишет о большом горе: о смерти второго сына на второй день после рождения. В этом же письме Рабчевский задаёт Ефремову массу вопросов по терминологии, принятой в советской геологии. В это время он читает одну из полученных специальных книг. Видно, как он хочет заглушить горе, уйдя в профессиональные вопросы.

Уйдя из университета, Джордж начинает заниматься спутниковой геологией, то есть поиском полезных ископаемых по спутниковым снимкам. Тогда это было совершенно новое направление в науке.

Друзья! Мы пока не нашли сведений о Джордже Рабчевском. Знаем, что жену его звали Ольга, сына – Александр, дочь – Наташа. Может быть, кому-то удастся отыскать информацию о них, и, возможно, мы найдём хранящиеся у наследников письма Ефремова.

 

 

Ж. Бержье – И. А. Ефремову

 

Жак Бержье

 

13 писем Жака Бержье, яркой и героической личности XX века, на адрес Ефремова известно нам сейчас. Все они короткие и деловые, но парижанин Бержье, то есть одессит Яков Бергер, автор выдающейся книги «Утро магов» (в соавторстве с Луи Повелем), не зря был подпольщиком. Он лишнего не писал.

Я, кстати, никак не могла понять сначала, почему Бержье пишет по-русски.

Бержье ценил Ефремова, он и редакторы его журнала «Планета» просили его прислать статьи.

Книга «Утро магов» оказала сильное влияние на Ефремова. Она упоминается в переписке множество раз.

О чём писал Бержье Ефремов – мы не знаем. Интересно, где хранится архив Бержье? Вот как бы помогли нам любознательные французы!

Бержье ведёт речь о приезде в Советский Союз. Мне думается, что они встречались, но об этой встрече не сказано.

В любом случае, эти отношения – одни из самых интригующих.

 

 

В. А. Милашевский – И. А. Ефремову

 

Владимир Алексеевич Милашевский

 

Искусствоведы, особливо исследующие Серебряный век, могут весьма много почерпнуть из переписки Ефремова. На сладкое им будут два письма Владимира Алексеевича Милашевского.

Прочитав его мемуары «Вчера, позавчера… Воспоминания художника», вышедшие в 1972 году, Ефремов тут же написал ему письмо, и Милашевский живо откликнулся. Его письма наполнены восклицательными знаками и неподдельной радостью. И факты наличествуют. Приглашал Ефремова в гости. Но – увы! Тому оставалось жить очень недолго.

Где хранится архив Милашевского? Наверняка там лежат два или три письма Ефремова. Искусствоведы, подключайтесь!

 

 

Н. Ф. Жиров и И. А. Ефремов

 

Николай Феодосьевич Жиров

 

Фигура Николая Феодосьевича Жирова хорошо известна всем, кто интересуется Атлантидой. Химик закрытого института, после войны он выполнял особое задание в побеждённой Германии и первым вошёл в особый, опечатанный бункер-лабораторию. И получил тяжелейшую болезнь, окончившуюся параличом.

Прикованный к креслу, он увлёкся загадками Атлантиды. Теперь он прославлен как отец атлантологии.

Сам Жиров называл крёстным отцом атлантологии не кого иного, как Ефремова. Иван Антонович мог, как никто другой, побудить человека писать, указать ему на необходимость и своевременность его работы, поддержать в трудную минуту и, что крайне важно, помочь пройти издательские препоны.

В книгу включено 30 писем Ефремова Жирову и 27 писем от Николая Феодосьевича. Они хотели встретиться, но так и не смогли увидеться лично. Однако их письма показывают высокий уровень доверия и понимания.

 

 

П. Андерсон – И. А. Ефремову

 

Пол Андерсон

 

Знатоки американской фантастики облизываются в предвкушении. 22 письма от Пола Андерсона! Причём его письма – самые длинные в книге. Каждое почти по четыре страницы машинописного текста. Пиршество подробностей и фактов. Думаю, Андерсон знал, что эти письма со временем будут опубликованы, и потому «раскрашивал» их тщательно, с любовью, живописуя далёкому русскому другу подробности американской жизни.

Писал о своём саде и плаваниях на яхте, о творческих замыслах и встречах на конгрессах фантастики, о проведении рыцарских турниров и своих путешествиях по Европе. Большое место занимает тема поиска и присылки книжных новинок из Америки в Россию. Ефремов тоже посылал Андерсону книги, в частности, большой альбом картин Рериха с предисловием А. А. Юферовой, за что Пол очень благодарил Ивана Антоновича.

Ясно, что Ефремов отвечал американскому коллеге не менее подробно. Но ни одного письма Ефремова Андерсону мы пока не имеем.

Следующим номером нашей программы будет попытка найти наследников Андерсона, переслать им готовую книгу Переписки и просить найти письма Ефремова.

 

 

З. Фосдик – И. А. Ефремову

 

Зинаида Григорьевна Фосдик

 

От П. Ф. Беликова, автора первой биографии Н. К. Рериха, Ефремов в 1970 году узнал адрес Нью-Йоркского музея Рерихов. Написал письмо Зинаиде Фосдик – женщине, бывшей самой верной ученицей Рерихов, участнице одного из этапов Трансгималайской экспедиции. С просьбой прислать репродукции некоторых картин Рериха.

Она ответила быстро: тот ли он Ефремов – который писатель? И он ли путешественник? Его книги, сказал она, есть в их библиотеке.

Переписка завязалась. В нашей книге помещено 7 писем от Зинаиды Фосдик – шесть адресованы Ефремову, седьмое – после его ухода – Таисии Иосифовне. В нём прекрасный отзыв о романе «Таис Афинская».

Американские хранители наследия Рерихов! Те, кто продолжает дело жизни Зинаиды Фосдик! Давайте найдём письма Ефремова – недостающую половину короткого, но столь ценного диалога.

[От редакции. Письма И.А. Ефремова З.Г. Фосдик уже прислали]

 

 

Р. Штильмарк – И. А. Ефремову и Т. И. Ефремовой

 

Роберт Александрович Штильмарк

 

От Штильмарка всего два письма. И чего бы ему писать больше – ведь они общались лично. Но оба – словно поэмы.

Одно написано, когда Штильмарк вернулся из поездки по Русскому Северу, был в Угличе, Ферапонтове – местах, которые он столь любил.

Второе – Таисии Иосифовне – уже после смерти Ивана Антоновича. Как трогательно и ласково он обращается к вдове, поддерживая и окрыляя – нести память о муже.

 

 

Л. Пачини Савой – И. А. Ефремову

Леоне Пачини Савой – слависты знают имя этого итальянца в основном как исследователя творчества Гоголя. Круг его литературных интересов был широк, но нас он интересует как корреспондент Ефремова.

Судя по тону, они, видимо, встречались лично в один из приездов Пачини с женой Идой Бонетти в СССР.

Я хохотала до слёз, когда читала письма экспрессивного итальянца (их всего одиннадцать). Особенно хорош диалог Пачини и книгопродавца, у которого он заказал для Ефремова журнал. Диалог с самоиронией, с юмором и философией.

В части писем приписки делает и жена Ида. Так обычно бывает, когда знакомы семьями. Жаль, что не удалось пока найти свидетельств их встреч – фотографий или писем самого Ефремова.

Дорогие итальянские слависты! Помогите разыскать архив Пачини и письма Ефремова ему! А мы вам взамен – его письма. Они того стоят.

 

 

И. А. Ефремов – Л. И. Хозацкому

 

Лев Исаакович Хозацкий

 

Имя Льва Исааковича Хозацкого хорошо известно биологам, особливо закончившим ЛГУ.

Вот чудный отрывок с воспоминаниями о нём:

Владимир Паевский. Птицеловы от науки

http://www.rbcu.ru/information/272/22633/

«Полной противоположностью Новикову, на первый взгляд, был Лев Хозацкий. Этот худощавый длинноносый человек держался всегда с подчёркнуто военной выправкой, и даже более того – как будто он, как говорят в народе, «аршин проглотил», и это впечатление усиливалось тем, что он постоянно носил морской китель. Представить его одетым просто в костюм было невозможно. Однажды мне посчастливилось – я встретился с Хозацким, когда на нём был не обычный синий, а белоснежный китель (по-видимому, день был особо торжественный). Лекции он читал изысканно академично, ровным спокойным баритоном, строя фразы таким книжным образом, что создавалось полное впечатление, будто он читает научный текст. Однако совершенно таким же образом он и просто беседовал с нами. Самым удивительным был слух о его хобби, а именно о какой-то картотеке, где содержались все известные и неизвестные выражения неформальной лексики русского языка, а попросту – мата, с точной датировкой и привязкой к местности, где такое было услышано. Разумеется, для меня это так и осталось слухами, хотя иногда мне приходилось беседовать с Хозацким на отвлечённые от науки темы.»

Письма Ефремова Хозацкому числом 23 сохранены благодаря Л. Я. Боркину, его ученику (ЗИН). Лев Яковлевич написал о Льве Исааковиче подробную статью к столетию его рождения. Письма же в основном относятся к началу пятидесятых годов.

В 1935 году, когда Палеонтологический институт перевели в Москву, Ефремов хлопотал о том, чтобы собрать всех талантливых палеонтологов, в частности, позвоночников, в ПИНе. Быстров приехал тогда в Москву, но ему не удалось выхлопотать квартиру, и он вернулся в Ленинград. Хозацкому тоже не нашлось квартиры, и он остался в Ленинграде.

После войны, когда палеонтологические кадры поредели, Ефремов обговаривал возможность для Хозацкого работать с научным материалом, собранным в ПИНе. Но таким упорным было сопротивление бюрократического аппарата, с таким невниманием к сути дела строилась отчётность, что эта тема постепенно заглохла.

Ефремов ценил преданность Льва Исааковича науке, и они оставались добрыми друзьями.

К сожалению, от самого Хозацкого известно только одно письмо. Возможно, они хранятся в Пушкинском доме, в архиве Ефремова, и ждут своих исследователей.

 

 

И. А. Ефремов – В. И. Дмитревскому

После Алексея Петровича Быстрова, может быть, именно Владимира Ивановича Дмитревского можно назвать самым близким другом Ефремова. Близким – до определённого времени и степени, потому как время и испытания сводят людей, время и новые испытания их порой и разводят.

Письма Ефремова Дмитревскому (их 118) можно назвать самыми сердечными, самыми задушевными, простыми, открытыми и в то же время чрезвычайно бережными. С момента их знакомства в 1957 году, когда Дмитревский, потрясённый романом «Туманность Андромеды», приехал в Москву знакомиться с его автором, до выхода «Часа Быка» Владимир Иванович – верный друг и сподвижник. Но особенности его характера, обусловленные во многом годами заключения и лагерей, диктовали Ефремову особую тактичность в отношении друга.

Именно Дмитревскому Ефремов много пишет в своём Абрамцевском уединении, рассказывает о творческих замыслах и создании новых произведений. Особенно интересна история создания «Лезвия бритвы», которая в письмах Дмитревскому как на ладони.

К сожалению, пока не найдены письма Владимира Ивановича Ефремову, относящиеся к этому периоду. (Всего известно 5 его писем.)

В начале шестидесятых идут деловые темы – о создании сценария фильма «Туманность Андромеды», соавтором сценария которого был Дмитревский.

И последний блок писем – с ответами Дмитревского – посвящён предполагаемому обсуждению в Ленинграде романа «Час Быка» в то время, когда сам роман ещё не был опубликован.

У Дмитревского была дочка Татьяна. Её след пока найти не удалось. Если бы удалось отыскать её или её родственников, это было бы большой удачей.

 

 

Переписка И. А. Ефремова и Г. К. Портнягина

 

Георгий Константинович Портнягин

 

Почитатели Рерихов сразу скажут: а, Портнягин! Тот, что был с Рерихами в Трансгималайской экспедиции! И ошибутся. Потому что это не он, а его родной брат.

Из тысяч писем читателей, мешками приносимых почтальоном после выхода романа «Лезвие бритвы», Ефремовы выделил письмо Портнягина, ответил ему – и их переписка стала буквально сокровищем для тех, кто хочет узнать скрытую от большинства внутреннюю жизнь писателя. Пожалуй, Портнягин, скромный директор вечерней школы в городе Кузнецке Пензенской области, владевший английским и китайским языками, после Гражданской войны бывший советским агентом в Харбине, переписывавшийся с Борисом Леонидовичем Смирновым, переводчиком Махабхараты, наиболее полно из всех понимал значение личности Ефремова в последние годы его жизни.

Их переписка сохранилась наиболее полно: 61 письмо Ефремова, 48 писем Портнягина.

Их объединяли не только общие мысли и образы, но и общее дело. Иван Антонович получал от П. Ф. Беликова по почте томики Агни-Йоги, читал их, передавал Портнягину, а тот перепечатывал в нескольких экземплярах. Пересылал их в Москву, и большой круг людей знакомился через Ефремова с Учением Живой Этики. Портнягин говорил: более двухсот человек.

Через Ефремова Портнягин познакомился с Беликовым, ездил к нему в гости, и с Веревиным (или Верёвиным – не знаю, как правильно), учеником Успенского, автора книги «Четвёртый путь». К Веревину, судя по письмам, Ефремов ездил лично. Тот был связан ещё и с розенкрейцерами. Так что не случайной была подмеченная Николаем Смирновым розенкрейцерская символика в книгах самого Ефремова.

Надо понимать, что переписка – всё же не есть полный их диалог, так как Портнягин приезжал в Москву, останавливался у Ивана Антоновича, и многое они обсуждали между собой. Но сохранившиеся письма Ефремова всё же существенно раздвигают представление о границах его личности, в то же время показывая и его корреспондента как человека незаурядного ума и таланта.

 

 

И. А. Ефремов – Ф. фон Хюне

 

Фридрих фон Хюне

 

Переписка Ефремова с выдающимся немецким палеонтологом Фридрихом фон Хюне началась, как я понимаю, после приезда Хюне в Москву на Геологический конгресс 1937 года. Увы, по-видимому, письма Хюне не сохранились, как не сохранился архив Ефремова довоенного и ближайшего послевоенного времени. Это было связано с постоянной опасностью репрессий.

Но письма самого Ефремова в Германию в копиях сохранились.

Для любителей фантастики, литературоведов и прочих филологов они будут скучны и непонятны. Но для историков науки это роскошное пиршество. 25 сохранившихся писем Ефремова и одно – написанное уже в пятидесятых – письмо Хюне как подтверждение верности науке через все препоны геополитики.

Здесь мне не раз приходилось залезать в Википедию, чтобы понять, о какой очередной древней твари идёт речь. Общение Ефремова и Хюне – пример того, как ревностное отношение к науке сближает людей с большой разницей в возрасте и жизненном опыте, заставляя вместе работать ради того, чтобы человечество осознало себя как величайшую драгоценность Земли.

 

 

А. Ш. Ромер – И. А. Ефремову

 

Альфред Шервуд Ромер

 

Имя Ромера много говорит знатокам и любителям палеонтологии. Но для простых людей это терра инкогнита.

Тем не менее, Альфред Шервуд Ромер – известнейший американский палеонтолог и морфолог, автор учебников и монографий. Он на 14 лет старше Ефремова, приезжал в СССР на конгрессы, а после конгрессов ехал встречаться с Иваном Антоновичем. В последний приезд он был в Москве с женой Рут.

Писем довоенного времени не сохранилось, но, очевидно, переписка с Ромером началась тогда же, когда и с Хюне – после 1937 года. И – где письма Ефремова Ромеру??? Они должны быть необычайно интересны, ибо они затрагивали не только сугубо научные темы, но и общечеловеческие вопросы. Вот ещё одно направление поиска. Где наследники Ромера – и в письмах упоминается всё семейство? Где архив и письма Ефремова?

Письма Ромеров – их сохранилось 24, в том числе с приписками Рут и даже полностью от неё – читать грустно, если смотреть на них с позиции Ефремова. Ромеры присылают нечто похожее на отчёты семьи: где, в каких странах они были, где читали лекции, какие природные достопримечательности посетили. Подробно, детально, со смаком. Особенно живописно письмо об Австралии. Как, думаю, тяжело было всё это читать Ефремову, которому во второй половине 60-х годов врачи разрешали уезжать только туда, куда скорая помощь сможет доехать не дольше, чем за 15 минут. Но в то же время как радостно знать и помнить любимое: мир широк!

Какой пир науки и духа – день, когда в квартире Ефремова на улице Губкина собрались Ромер, Олсон, Чудинов – за столом во главе с хозяином дома! Даже сейчас, глядя на сохранившуюся фотографию, зависть берёт. И это в разгар холодной войны. Ещё один пример того, как преданность науке преодолевает все политические препоны.

 

 

Переписка Э. К. Олсона и И. А. Ефремова

 

Эверетт Клэр Олсон

 

Любимым и самым талантливым учеником Ромера стал Эверетт Олсон, которого за невысокий рост прозвали Коротышкой. Вот кто по-настоящему подружился с Ефремовым, кто понял и оценил его в полной мере из зарубежных учёных, так это Олсон.

Он проникся идеями тафономии, сделал конспект книги и издал его в США. Он три раза приезжал в СССР, чтобы встретиться с Ефремовым. Нам известно 53 письма Олсона. Не меньше писем написал в Чикаго, а затем в Калифорнию, куда переехал профессор, и сам Ефремов. Именно эти письма Олсон хотел положить в основу задуманной им книги – он хотел написать о русском учёном как о человеке, и через призму одного русского показать американцам, что есть русское сердце и ум в целом. Но Ефремов ответил: расскажите лучше о палеонтологии, о русских палеонтологах.

И Олсон подготовил книгу «Другая сторона медали». Она до сих по не переведена на русский, первая часть – об американских учёных, вторая построена на переписке см Ефремовым. Именно оттуда мы взяли фрагменты писем, приведённые Олсоном. Их всего 16.

Когда я думаю о нём, мне всегда хочется сказать: умница. Какие сущностные проблемы науки он затрагивал, и как умел шутить, и рассказывать, и серьёзно, вдумчиво отвечать! Он взялся учить русский язык, чтобы читать Ефремова в оригинале. И – представьте себе – одолел «Дорогу ветров»! Потом, правда, в шутку ругал Ефремова за нетехнический язык. (Кто читал эту книгу, знает, как поэтично Ефремов описывает в ней геологические процессы.)

Олсон тоже показывает, что и он не лыком шит. После переезда в Калифорнию описывает сад вокруг их дома, стремясь отобразить цветовую гамму. А в другом употребляет редкое слово и делает приписку: «Вот, поищите-ка в словаре!»

Но ценность переписки в том, что именно с Олсоном Ефремов обсуждал вопросы эволюции на Земле, ему посылал свои размышления о диалектике. Считая одно такое письмо особо важным, он даже просил Олсона известить его телеграммой о получении. И ему он пророчески писал о том, что ждёт наш мир в XXI веке. О Битве Мары и времени, когда вымрут люди, привыкшие честно трудиться.

Особо важной задачей ближайших исследований я считаю необходимость найти наследников Олсона. Тем более, что сын его тоже стал палеонтологом. Зная, как ценил отец дружбу с Ефремовым, он должен был сохранить письма из Москвы.

 

 

Тай Пый – И. А. Ефремову

После месячной поездки Ефремова в Китай в 1958 году у него возникла идея рассказа «Высокий перекрёсток». Для этого он писал письмо китайскому палеонтологу Тай Пыю, спрашивал, как будут по-китайски звучать нужные для рассказа имена и названия. (Писем Ефремова мы не имеем.)

Тай Пый (от него 3 письма) подробно отвечал (интересно, что отвечал в экспедиции в Китайской Гоби, в палатке, без справочников под рукой), и эти ответы показывают, с одной стороны, добросовестность китайского коллеги, с другой – степень заинтересованности Ефремова и метод его работы над художественным произведением, а именно глубокое проникновение в язык, культуру и эпоху страны.

Кстати, так же подробно потом отвечал ему Пермяков, переводчик последнего китайского императора, о значении выражения «Час Быка».

К сожалению, рассказ «Высокий перекрёсток» не был написан. Возможно, черновые наброски до сих пор хранятся в архиве.

 

 

И. А. Ефремов – Ю. Н. Зайцеву

Юрий Николаевич Зайцев – личность на редкость интересная. Его отец был одним из первых советских авиаторов, сражался в Испании, затем стал телохранителем Сталина, потом – исчез. Только жене платили до её смерти пенсию. И человек из органов на запросы сказал: мол, не делайте больше запросов. Сделал Ваш муж для страны больше Зорге.

Сам Юрий Николаевич закончил юридический факультет МГУ, в 50-х годах работал в МУРе. Когда в доме, где жил Иван Антонович, произошло какое-то происшествие, он пришёл туда в качестве следователя, познакомился с Ефремовым – и дружил с ним до самого его ухода.

После МУРа Зайцев работал юристом в Министерстве внешней торговли, одна командировка – в Прибалтику – длилась несколько месяцев, и оттуда-то он писал письма Ивану Антоновичу и всему семейству. Из молодых отвечала ему Ольга, жена Аллана, и тогда-то написал ему 6 писем Иван Антонович.

Между прочим, Зайцева очень интересовала пещера Кон-и-Гут, что в Средней Азии (в «Туманности Андромеды» – один из подвигов Геркулеса), и Ефремов писал рекомендательное письмо старому коллеге, чтобы взяли Зайцева и его товарища в экспедицию. С этим старым товарищем – отдельная история. Ну, кто будет внимательно читать письма и заглядывать в указатели, тот всё поймёт. Да и сам Юрий Николаевич не прост был.

Когда Ефремову нужны были дефицитные в то время лекарства, Юрий Николаевич подсказал, что писать надо прямо на главное аптечное управление, напечатал письмо и отнёс его в центральную аптеку, и получил таким образом нужные лекарства.

До самой своей смерти в 2013 году Юрий Николаевич бережно хранил письма Ефремова, фотографии и другие документы, с ним связанные. Книги Ефремова с дарственными надписями молодому другу занимают целую полку. Нам разрешила снять копии с этих писем жена Зайцева Элеонора Вячеславовна, которую Иван Антонович ласково называл Ёлочкой.

 

 

Переписка И. М. Майского и И. А. Ефремова

 

Иван Михайлович Майский

 

Академик и дипломат Майский жил на даче в Мозжинке, под Звенигородом. Другие жители академического посёлка не особенно с ним общались, побаивались. Как с ним познакомился Ефремов – не знаю, скорее всего, в академическом санатории «Узкое», там набиралось сил и проходило лечение избранное общество.

Так или иначе, Ефремов два года снимал у академика второй этаж дачи в Мозжинке. Там и была написана «Туманность Андромеды». И за одно это мы можем быть благодарны даче Майского и ему самому.

Часть писем посвящена житью на даче: Ефремов пишет Майскому, когда тот отдыхает в Прибалтике, о том, какова погода, как идёт ремонт и сколько денег он должен за съеденную клубнику. Часть писем написана позже, носит дружески-почтительный характер, с церемонными приветами жене Майского. (Всего 11 писем.) От академика такие же дипломатически выверенные письма, числом пять.

 

 

Е. П. Званцева – И. А. Ефремову

От Елизаветы Петровны Званцевой, литературоведа и преподавателя университета из Горького, сохранилось 3 письма. Читаю я их – и такая досада берёт!

Да, Елизавета Петровна была первым филологом, чья диссертация (1968) полностью посвящена исследованию творчества Ефремова. Из писем ясно, что какое-то издательство детской литературы заказало ей книгу о Ефремове – не о его творчестве, а о его жизни. И было это в начале 72 года. Книга была даже поставлена в план. И вот Елизавета Петровна просит Ефремова подобрать материалы. Собирается приехать в Москву для личной беседы, но не получается: заседания кафедры, подготовка дипломников. Потом она просит: мол, Иван Антонович, Вы всё сами напишите, мне толчок нужен, а как Вы напишете, так я быстро книгу сделаю. Но до рокового октября остаётся уже совсем немного…

Так вот: ненаписанная книга Званцевой для меня лично – пример неверной расстановки приоритетов, неправильной оценки времени, отпущенного каждому человеку (и себе самой в том числе). Вот тот случай, когда надо всё бросить и посвятить себя главному. Урок для всех нас.

 

 

Переписка И. А. Ефремова и Б. Устименко

 

Борис Петрович Устименко

 

Борис Устименко был одним из сотен читателей, которые прислали Ефремову письма после выхода романа «Туманность Андромеды». Но Устименко был не просто представитель восторженной молодёжи, он был моряк Тихоокеанского флота, мечтавший стать писателем, и в душе у Ивана Антоновича проснулись светлые воспоминания молодости. Он ответил Борису, и завязалась многолетняя переписка. Моряк несколько раз приезжал в Москву, познакомился со всем семейством Ефремовых. Иван Антонович при необходимости готов был ему помочь «гульденами и пиастрами», и, видимо, помогал.

Ефремов пишет ему на английском, побуждая моряка учить иностранный язык, посылает занимательные книги для чтения.

Борис со временем перевёлся в торговый флот, плавал по всему свету, затем перешёл на Балтийский флот. Учился на филологии заочно в университете во Владивостоке, потом – в Ростове-на-Дону. Закончив плавать, хотел было жить в Киеве, но не задалось, и поселился в Белгороде-Днестровском, где и живёт по сей день. Работал там журналистом в районной газете.

Устименко сохранил 50 писем и открыток от Ефремова, опубликовал их в книжке, изданной там же, в Белгороде-Днестровском, 5 лет назад. (Тираж мизерный, днём с огнём не найдёшь. То есть почти 40 лет после ухода Ивана Антоновича.)) Копии переслал Таисии Иосифовне.

От самого Устименко Иван Антонович сохранил 7 писем, в основном тех, где Борис детально рассказывает об учёбе в университете, о драматичных эпизодах морской жизни. Меня, сухопутную, потрясло описание сражения русских и иностранных моряков в Кейптауне, и рассказ о том, как во Владивостоке на рейде утонули несколько рыболовецких судов, когда после шторма ударил мороз, и суда обледенели. Только один капитан матами и угрозами заставил команду скалывать лёд – и лишь это судно осталось на плаву.

Письма же Ивана Антоновича год от года меняют тон: сначала это добрые напутствия молодому моряку, потом приглашение приехать и обсудить жизненные вопросы, потом, когда начинается киевская эпопея в жизни Устименко, Ефремов понимает: судьба его подопечного пошла не так и не туда. И высказывает это резко и определённо.

Последние письма – уже бытовые, когда Ефремов понял, что попытки его помочь Борису сделать судьбу не удались, что, как бы он ни вкладывал свою энергию, энтропия внутри каждого пересиливает влияние извне.

Но усилия Ефремова не пропали даром. Эти письма могут помочь читателю – вырваться за пределы обыденного круга.

 

 

Микаэла Денис – И. А. Ефремову

 

Арманд и Микаэла Денис

 

О, Кения, о, Африка! Как мечтал о тебе Ефремов в юности!

И вот Африка вошла в его жизнь – в образе прекрасной женщины, наполовину англичанки, наполовину русской. Женщины, которая дружила с леопардами, лечила людей руками и могла с помощью неведомого чувства безошибочно найти нужную книгу в одном из магазинов города.

Микаэла Денис была женой известного кинорежиссёра-анималиста Арманда Дениса. Вероятно, ему Ефремов написал, когда посмотрел фильм со знаменитым среди любителей Ефремова эпизодом поцелуя змея. Этот эпизод писатель с натуры изобразил в романе «Таис Афинская». Арманд снял сцену в тридцатых годах, она вошла в один из фильмов (разыскан Джигаром и Алексеем Афанасьевым и есть на сайте Ноогена».)

Как я поняла, Ефремов написал Арманду, который поселился в Найроби, но тот был уже болен, и за него ответила жена.

Как же жаль, что мы не знаем писем Ефремова к ней! Сохранился ли дом Денисов в Найроби? Сохранился ли архив? А ведь именно письма Ефремова и его книги на английском языке, посланные Микаэле, заставили её прилететь в Москву – всего на один день, ради встречи с Иваном Антоновичем! С помощью своих способностей она хотела вылечить его, и Таисия Иосифовна свидетельствует, что после её посещения ему действительно стало лучше. И, может быть, если бы она могла провести несколько сеансов…

Письма Микаэлы (числом 11) порывисты, сердечны, искренни. И как бы хотелось найти вторую половину переписки!

 

 

Переписка И. А. Ефремова и Г. Пермякова

 

Георгий Георгиевич Пермяков

 

В книгу вошло 3 письма Ивана Антоновича писателю из Хабаровска Георгию Пермякова (псевдоним – Ланин) и пять писем к нему.

Честно говоря, я как составитель книги, принявшая немало усилий к розыску писем, не люблю думать о переписке с Пермяковым. Потому что он сам писал сразу после смерти Ивана Антоновича Таисии Иосифовне, что у него сохранилось 30 писем Ефремова, обещал ей прислать копии, но так и не сделал этого. Потом намеревался передать (или продать – так как в девяностых годах материально было плохо) письма в музей Хабаровска, но так и не сделал этого, потом умер – и где эти письма теперь, никто не знает. Мы обращались в музей Хабаровска – там их нет. И у дочери Пермякова тоже нет.

Почему он не передал письма Ефремова (копии) хотя бы вдове? Думаю, ему не позволило это сделать самолюбие. Ефремов ведь не считал нужным скрывать свои мысли там, где этого требовало дело, не гладил по шёрстке. В одном из опубликованных писем он жёстко критикует одно из произведений Ланина. И – надо подчеркнуть! – такой разбор показывает тщательность подхода Ивана Антоновича к критике, его ответственность за свои слова.

Я знала неких докторов наук, которые говорили: ну, Вы сами напишите отзыв на свою диссертацию, а я его подпишу. Полное нежелание знакомиться с текстом и отвечать за свои слова. А Ефремов отвечал, потому и стремился ограничивать поток рукописей, которые ему присылали на рецензию из издательств, ибо спустя рукава не считал возможным, а всерьёз такая работа требовала уйму времени, которого и так оставалось мало.

Письма Пермякова обстоятельны, художественны, вызывают уважение к его труду, особенно к работе над биографией Арсеньева, и, несомненно, будут особенно интересны любителям истории Хабаровского края и любителям фантастики.

 

 

Н. В. Манохин – И. А. Ефремову

Четыре письма от Николая Васильевича Манохина – пример, когда короткая, односторонне сохранившаяся переписка открывает нам огромную, богатую событиями, вживлённую в мировую историю судьбу.

Николай Васильевич родился в 1888 году, стало быть, на 20 лет был старше Ефремова. Он, уроженец станицы, на месте которой сейчас Донецк, инженер, автор нескольких технических книг, ещё до Первой мировой войны волею судеб оказался жителем Праги. Там он познакомился с движением Соколов, о котором в России практически неизвестно, но которое оказалось столь созвучно изложенному в романе «Лезвие бритвы», что Манохин, прочитав роман на русском языке, написал Ефремову.

Видимо, он получил обстоятельный ответ, потому что отвечал не менее подробно, рассказал свою интереснейшую биографию.

Детей у Манохина не было, жена к тому времени уже умерла. Смогут ли среди жителей Праги, так гордящейся уважением к истории, найтись энтузиасты, что узнают хотя бы год смерти Николая Васильевича? О том, чтобы найти его архив, остаётся пока только мечтать.

Письма же Манохина, несомненно, будут ценным открытием для историков Донецка.

 

 

И. А. Ефремов – И. И. Пузанову

 

Иван Иванович Пузанов

 

Иван Иванович Пузанов, выдающийся зоолог, доктор биологических наук, профессор Одесского университета – личность интереснейшая (биография его – отдельная песня). Родился он в 1885 году, стало быть, старше Ефремова на 23 года. Но подлинным учёным возраст не важен, важно – отношение к науке, преданность ей и неустанный поиск.

Когда они познакомились – не знаю, но в начале пятидесятых годов их переписка имеет уже дружеский, весьма близкий, даже с лёгким подшучиванием, характер. Ефремов знал, насколько бескомпромиссно боролся Иван Иванович с лысенковщиной, которая коснулась и палеонтологии, и ценил это. Пузанов писал стихи к картинам – «пинакопоэзы», сатирические стихи, расспрашивал Ефремова о «кисе-гиике», камышовом человеке, о котором рассказывал когда-то Сушкин, и с ним Ефремов хотел задушевно поговорить о «высоких людях».

Писем к Ивану Ивановичу – девятнадцать, от него почему-то всего два. Ефремов дорожил дружбой с таким ярким зоологом, непременно должен был сохранить его письма. Где они? В неразобранных архивах у Таисии Иосифовны или сданы в Пушкинский дом, где лежат уже сорок лет без движения и даже без описи?

Насколько высоко ценил Ефремов Пузанова, можно судить по письму к его сыну после кончины Ивана Ивановича. Ефремов настаивал, чтобы архивы отца была переданы не в Академию наук Украины, а в АН СССР, так как личность учёного взросла на лоне российской науки, и его научные труды имеют значение более крупное.

Куда в действительности попал архив Пузанова, я не знаю. Младший его сын, Сергей Иванович, 1926 года рождения, военный геодезист, видимо, жив. Может быть, удастся его разыскать, и он прольёт свет на этот вопрос.

 

 

Переписка И. А. Ефремова и П. Ф. Беликова

 

Павел Фёдорович Беликов

 

Имя Павла Фёдоровича Беликова известно всем, кто соприкасался с изучением творчества Рерихов. Он автор первой книги о Н. К. Рерихе, вышедшей в серии ЖЗЛ.

Ефремову он написал в середине 60-х годов по совету С. Н. Рериха, когда надо было внести ясность в вопрос, касающийся книг Олеся Бердника, использовавших рериховскую тематику.

Ефремов ответил, и переписка завязалась. От него известно 20 писем. Павел Фёдорович был достаточно осторожен и сдержан (известно 13 писем) – впрочем, понятно, почему: имя Рерихов тогда не приветствовалось, и даже в ЖЗЛ имя Елены Ивановны было практически под запретом.

Несколько раз Беликов приезжал по делам в Москву, встречался с Иваном Антоновичем. Удивительно, но он пересылал Ефремову книги Агни-Йоги, даже у него самого бывшие в единственном экземпляре, и считал, что книги не пропадут в безалаберности почты, что они сами себя защитят. И они не пропали. Иван Антонович либо заказывал с книг фотографии и с них делал распечатку (то есть распечатывал Портнягин), либо отдавал сразу Георгию Константиновичу, а тот перепечатывал.

Из писем также ясно, что Ефремов помогал неопытному в делах общения с издательствами Беликову решить вопрос с изданием ЖЗЛ. «Молодая гвардия» издавала почти все произведения Ефремова, он знал редакторов и советовал, что считал нужным, Павлу Фёдоровичу. Также Беликов направил к Ефремову молодого искусствоведа А. А. Юферову, с которой не мог найти общий язык при подготовке большого альбома картин Рериха (языки искусствоведения и эзотерического знания тогда никак не сочетались). Александра Алексеевна была составителем и писала к этому альбому предисловие (кстати, содержательное, ценное мыслями и тонкими наблюдениями). Ефремов тут послужил трансформатором, тем более, что Юферова обожала не только Рериха, но и Ефремова – с детства, с книги «На краю Ойкумены». Одним из отдалённых следствий этого общения явилась статья «Иван Ефремов и Агни-Йога», вышедшая в 1990 г. в журнале «Наука и религия» и подтолкнувшая Н. Н. Смирнова к более детальной разработке темы.

 

 

Переписка И. А. Ефремова и Е. П. Брандиса

 

Евгений Павлович Брандис

 

Евгений Павлович Брандис – личность известная в кругах любителей фантастики. Автор книги о Жюле Верне в ЖЗЛ. Посмотрела сейчас Википедию – там почти ничего не сказано о его огромной организаторской работе в области изучения фантастики, нет характеристики его творчества, но сделан акцент на том, что он чуть ли не полицейский провокатор. Что он струсил, вызванный в Большой дом. А как бы повёл на его месте каждый из нас? Брандис же вместе с Дмитревским писал книгу «Через горы времени» – о Ефремове, с Владимиром Ивановичем, психика которого была переломана годами лагерей, общался с ним тесно и постоянно, да и не только один Дмитревский был такой. Так что Брандис из первых рук знал, что может сделать с человеком машина репрессий.

Но я, собственно, не об этом. Когда задушевная дружба Ефремова с Дмитревским постепенно стала угасать, отчётливее проступили отношения с Евгением Павловичем, не отмеченные такой страстной приязнью, но ровные, устойчивые, надёжные. Брандис сохранил 26 писем Ефремова и передал их вдове. От него известно 14 писем, в том числе написанные уже после смерти Ефремова Таисии Иосифовне. Историки фантастики много почерпнут из этих посланий.

Что особенно ярко характеризует Брандиса, так это чёткое осознание: после 1972 надо переиздать книгу «Через горы времени», но это не должно быть прямое переиздание: книгу надо переработать. Ибо писать про Ефремова, не упоминая последних романов, и особенно «Часа Быка», невозможно. Он постоянно думал над тем, чтобы дописать книгу, даже когда Дмитревский охладел к этому вопросу. Уже после смерти Дмитревского и своей тяжёлой болезни он собирал материалы к биографии Ефремова, добивался, чтобы книгу поставили в план издательства. Но не успел. Жизнь конечна.

Уважение к творческому подвигу Ефремова, самоотверженность и преданность делу – вот о чём бы я написала, характеризуя Евгения Павловича. Кто стал его наследником? Где сейчас его архив, в котором он много лет собирал материалы о Ефремове? У Евгения Павловича есть дочь Марианна Евгеньевна Тайманова, переводчица с французского языка на русский.

 

 

Переписка И. А. Ефремова и А. Ф. Бритикова

 

Анатолий Фёдорович Бритиков

 

Бритиков – на 18 лет младше Ефремова, почти ровесник Таси, молодой и энергичный. Научный сотрудник Пушкинского дома. В 1970 году выходит его монография «Русский советский научно-фантастический роман», где, конечно, речь идёт и о Ефремове. Видимо, в процессе подготовки этой книги (которая есть часть диссертации) и завязалась их переписка. Лично они познакомились, видимо, в Ленинграде, куда частенько наведывался Иван Антонович, пока здоровье позволяло.

Если письма Брандиса довольно церемонны, то переписка с Анатолием Фёдоровичем живая, быстрая, действенная. От Ефремова 32 письма, от Бритикова – девять.

Ефремов часто просит его добыть литературную информацию, какую не найти в обычных библиотеках. Много спрашивает о Серебряном веке (им Иван Антонович интересовался с пристрастием), просит найти фотографию дочери Лидии Чарской, с которой он вместе учился в университете.

По инициативе Анатолия Фёдоровича в Пушкинском доме создаётся фонд Ефремова, куда Бритиков самолично привозит взятые у Ефремова материалы – письма читателей, рукописи, документы. В переписке об этом сказано недвусмысленно.

Последние его письма – печальные, исполненные досады – отражают изменение отношения к фантастике у тех, кто стоит у руля культуры. О том, что ему запрещают заниматься фантастикой, что в планах издательств кардинально сокращается доля подобных произведений. В зенит вступала эпоха застоя.

В 2001 году Клара Бритикова, жена Анатолия Фёдоровича, получала за него присуждённую ему посмертно «АБС-премию». Коллеги-фантастоведы! Кто знает, здравствует ли Клара (отчества не знаю)? Есть ли у неё наследники? Думаю, важно было бы, чтобы у них тоже хранилась книга с письмами Анатолия Фёдоровича. А может, у них ещё какие-то документы остались…

 

 

А. Майерс – И. А. Ефремову

 

Алан Майерс

 

Английский переводчик с русского языка Алан Майерс написал Ефремову 24 письма. (Может, и больше, говорю сейчас о сохранившихся.) Время – шестидесятые годы.

Тон его писем лёгок и доверителен, он приезжал в СССР, и, возможно, виделся с Ефремовым. Женой его была Диана Майерс, по происхождению, как я поняла, грузинка из СССР. Любопытный случай произошёл весной 2015 года, когда переводчица Патриция Донеган взялась за корректуру писем на английском. Она с неожиданным смущением сказала мне по телефону, что лично знает одну из упоминаемых персон: в университете современный русский язык у них преподавала именно Диана Майерс, и ей приходилось бывать у неё дома. Правда, Алана она не видела.

Письма от Майерса короткие, преимущественно деловые, иногда с рассказами о личной жизни, правда, на мой взгляд, с оттенком некоторой самовлюблённости (хотя, может, мне это показалось). Особенно часто он пишет о Стругацких, высказывает своё мнение по поводу «Улитки» и других вещей. Ефремов в письмах другим корреспондентам недоумевает: и чего этот Майерс в «Улитке» нашёл такого особенного? При этом Иван Антонович ценит Майерса и предлагает американскому составителю книг по фантастике обратиться к Алану за помощью.

Обращаюсь к британским славистам: помогите найти архив Майерса и письма Ефремова к нему! Или хотя бы установить контакт с наследниками.

 

 

А. Кларк – И. А. Ефремову

 

Артур Кларк

 

Представляю, как огорчатся те, кто уже приготовился съесть вишенку с торта.

Таисия Иосифовна говорила, что сохранилось 6 писем от Артура Кларка, автора знаменитой «Космической одиссеи». С ними в 90-х годах работала Л. Г. Михайлова, списывалась с Кларком, получая его разрешение на публикацию, переводила письма. Мы на сегодняшний момент не нашли оригиналов писем Кларка, обнаружились только два перевода, сделанные Ларисой Григорьевной. Они и публикуются – правда, в приложении, так как оригиналов не нашлось. (В оглавлении надо сразу смотреть Приложения.)

Кларк пишет Ивану Антоновичу, что должно писать правду, как и должно быть среди друзей. Значит, он считал себя другом Ефремова.

Цейлонский адрес с воодушевлением рассказывает московскому другу о том, как восторженно встречают фильм «Космическая одиссея», говорит о духовных основах романа. Отзыв Ефремова, по-видимому, был скептическим.

История отношения двух крупных фантастов ещё ждёт своего исследователя.

Кто сейчас владеет архивом Кларка? Можно ли запросить копии писем Ефремова? Наверняка кто-то может знать ответ на этот вопрос.

 

 

И. А. Ефремов – Б. А. Вадецкому

 

Борис Александрович Вадецкий

 

С Борисом Александровичем Вадецким, известным писателем, занимавшим высокий пост в ССП, Ивана Антоновича роднило многое: и непролетарское происхождение, и родственность биографии: от беспризорничества на юге России и любви к морю до пути в литературу.

Они дружили, и дружили крепко. Часто встречались, и сохранившиеся письма Ефремова Вадецкому написаны в основном тогда, когда они не могли встретиться, а с телефонной связью в то время было туго.

В основном тексте книги одно письмо Вадецкому, хранившееся у Эльги Борисовны Вадецкой. И уже когда книга была свёрстана и готова в печать, внук Бориса Александровича Алексей Максименков прислал ещё 14 писем Ефремова деду, относящиеся как раз к 50-м годам, от которых переписка сохранилась фрагментарно. Благодарю его и одновременно наших верстальщиц, которые сумели втиснуть письма в Приложения (без детального оглавления). К сожалению, эти письма остались пока без комментариев (а там есть что комментировать) и без росписи имён в указатели. Так что работа исследователей не закончена.

По словам Эльги Борисовны, её отец как секретарь Союза Писателей имел право брать книги в Ленинке, в закрытом фонде. Он давал свои бланки Ефремову, и тот от имени Вадецкого заказывал нужные ему книги. Как я понимаю, книги Иван Антонович читал с бешеной скоростью и запоминал их довольно подробно (о его феноменальной памяти уже много говорилось раньше).

В письмах Вадецкому упоминается, что Елена Дометьевна Конжукова активно работала над докторской диссертацией. Прежде я об этом не слышала ни от кого. Интересно было бы узнать тему.

Вадецкий приезжал на дачу в Абрамцево, где Иван Антонович жил, когда писал «Лезвие бритвы». И ушёл он из жизни совсем рано, в 55 лет, и это было как тревожный звоночек для его друга.

 

 

И. А. Ефремов – Э. Б. Вадецкой

 

Эльга Борисовна Вадецкая

 

Из трёх дочерей Вадецкого Иван Антонович ещё при жизни отца опекал Эльгу: хлопотал о её учёбе в университете, помогал устроиться в интересные археологические экспедиции, писал ей, настойчиво побуждая писать популярные книги об археологии.

Именно образ Эльги Иван Антонович имел в виду, когда писал Веду Конг в «Туманности Андромеды».

Когда она прислала для публикации копии трёх писем и мы отнесли их Таисии Иосифовне (в её архиве этих копий не было), Таисия Иосифовна была поражена той заботливости и нежности, которая звучала в письмах. Это, пожалуй, единственные сохранившиеся на данный момент не деловые письма Ефремова женщине. И редкий случай в нашей книге, когда адресат сам прокомментировал написанные ему письма.

Эльга Борисовна стала известным археологом, доктором наук, специалистом по Южной Сибири, написала, помимо монографий, несколько интереснейших популярных книг о своей любимой науке. Последняя книга – «Древние маски Енисея» – открывается посвящением Ивану Антоновичу.

Вадецкая живёт и здравствует в Петербурге, и те, у кого есть возможность поблагодарить её уже за то, что она вдохновила Ивана Антоновича на создание образа прекрасной археологини, не упустите возможности сделать это.

 

 

Переписка И. А. Ефремова и А. П. Быстрова

 

Алексей Петрович Быстров

 

Писем Ивана Антоновича Быстрову – 25, от Алексея Петровича – 16. Жаль, что не все сохранились, он был тонкий ценитель языка и сам писал превосходно.

Всё это было уже опубликовано в книге «Переписка с учёными. Неизданные работы». Подробный разговор об отношениях Быстрова и Ефремова есть в нашей книге в серии ЖЗЛ. Добавить вроде бы нечего.

И в то же время есть что.

На фоне отношений с десятками других людей, которые хорошо отслеживаются по интонациям в переписке, многолетняя дружба с Быстровым, близость с ним профессиональная и человеческая – предстаёт особенно ценной, уникальной. Взаимопонимание настолько глубокое – при этом с осознанием разницы темпераментов и методов работы – что в потерю этого понимания сначала не верится, а потом оно ощущается как личная драма.

И предельная откровенность последних слов – суровая, подводящая итог и своей жизни в науке, и жизни в ней Быстрова.

Осмысление переписки, вынутой из общего контекста отношений, и тоже в глубоком узле таковых – «две большие разницы».

 

 

А. Н. Рябинин – И. А. Ефремову

 

Анатолий Николаевич Рябинин

 

Сохранилось 8 писем Ефремову от Анатолия Николаевича Рябинина, доктора геолого-минералогических наук, палеонтолога. Все они написаны в 30-х годах и носят сугубо деловой характер, речь идёт о подготовке к изданию книги по палеонтологии. Ответов Ивана Антоновича мы не знаем, и, возможно, уже не найдём: Рябинин умер в 1942 году в блокадном Ленинграде. Как и Александра Паулиновна Гартман-Вейнберг, железная леди советской палеонтологии. Так что стремление Ефремова собрать после войны палеонтологические силы в Москве было не случайным: он понимал, как мало осталось представителей старой научной гвардии.

 

 

Переписка И. А. Ефремова и В. А. Обручева

 

Владимир Афанасьевич Обручев

 

Эта часть уже была опубликована в книге «Переписка с учёными. Неизданные работы» в девяностых годах.

Ефремов писал патриарху географии Владимиру Афанасьевичу Обручеву с величайшим почтением, ценя его неиссякаемую жажду познавать и желание помогать и поддерживать молодые силы (Обручев способствовал публикации исследований Ефремова в академических сборниках). Присылал критические заметки по поводу новой книги Обручева. (И старик прислушивался к критике.) Рассказывал об изысканиях в Монголии, о том, что есть тафономия. Сохранилась даже одна телеграмма, посланная Ефремовым и подписанная всем коллективом Монгольской экспедиции – с известием, что отряд идёт по маршруту, когда-то пройденному Обручевым.

От Ефремова – 11 писем, от Обручева – восемь.

Для меня как автора-составителя примечательна история одного комментария. Ефремов пишет, что хорошо бы поставить палеонтологические раскопки «в Вашей «Долине бесов»».

Что за местность Ефремов имел в виду? Сноска так и напрашивается, но какая? Если он пишет Обручеву «в Вашей», значит, Обручев знает о ней. Нахожу упоминание Долины бесов в книге Обручева «От Кульджи до Кяхты». Читаю главу, чтобы локализовать место. Пишу в ЖЖ, подключаются друзья – путешественник и знаток карт А. Ф. Сайфутдинов, д. б. н. Игорь Фефёлов из Иркутска, ещё некоторые. Находят старые китайские карты. По современным картам уточняем, что это часть Гашунской Гоби (точнее указано в комментарии). И так было не раз, когда одна сноска требовала целого исследования и подключения специалистов разных профилей.

 

 

И. А. Ефремов – Д. В. Обручеву

 

Дмитрий Владимирович Обручев

 

Дмитрий Владимирович, сын Владимира Афанасьевича, был ближайшим коллегой Ефремова по Палеонтологическому институту. Молодой Обручев занимался древними рыбами.

Письма Ефремова ему короткие, деловые. Видимо, отношения у них были довольно официальные, с прохладцей. В одном просьба перевести на английский какое-то важное письмо. Много им переписываться не было необходимости: они постоянно встречались в институте.

Одно письмо резко выделяется из общей массы – это письмо 1943 года, когда Ефремов убеждает Дмитрия Обручева, только что защитившего в Москве докторскую диссертацию, не приезжать в эвакуацию во Фрунзе. Пишет откровенно. И Обручев внял его убеждениям – в эвакуацию не вернулся.

 

 

Переписка И. А. Ефремова и Ю. А. Орлова

 

Юрий Александрович Орлов

 

Этот пласт писем был опубликован в книге «Переписка с учёными», затем был выложен на сайте «Нооген», и все заинтересованные могли познакомиться с нею.

Известно 8 писем Ефремова к Орлову и 5 писем от Юрия Александровича.

Большинство уз них относятся к эпохе Монгольской экспедиции. Они длинные, подробные, содержат множество точных сведений о состоянии экспедиционных машин, оборудования, о сроках приездов сотрудников и планах.

Директор ПИНа Орлов, когда-то в Ленинграде пришедший в Геологический музей, где уже работал молодой и напористый Ефремов, с Иваном Антоновичем постоянно общался на работе. Ситуация в ПИНе в 50-е годы, особенно в связи с лысенковщиной, была непростая (ПИН относился к биологическому отделению АН СССР).

Последний обмен письмами связан с невольным уходом Ефремова из ПИНа и ситуацией, которая там сложилась. Короткие заметки не подходят для детального разбора отношений между Орловым и Ефремовым, а точнее, между чиновником от науки, вынужденным заниматься хозяйственными делами, и рыцарем чистой науки.

Рыцарская позиция Ефремова находит подтверждение в его письмах палеонтологу Тверодохлебову в Саратов (в них поднимается тема чистоты рук учёного).

Эти письма ещё требуют изучения, потому как вопросы, затронутые в них, продолжают оставаться актуальными, особенно в наше время.

 

 

Переписка И. А. Ефремова и П. К. Чудинова

 

Пётр Константинович Чудинов

 

Петру Константиновичу Чудинову не было нужды переписываться с Иваном Антоновичем. Ефремов был его научным руководителем и, можно сказать, патроном, жили они в последнее десятилетие в соседних домах, Чудинов был завсегдатаем дома Ефремовых. Несколько писем написаны, когда Чудинов был в Очёрской экспедиции, прославившей его имя в палеонтологии. Соотношение известных писем: 5 от Ефремова, 2 от Чудинова.

 

 

И. А. Ефремов – Галине Яремчук и А. А. Ситанской

Галина Яремчук, украинская девушка, прислала Ивану Антоновичу свои рисунки к его произведениям. Он оценил её талант, ответил, и завязалась переписка. Ефремов с его пониманием уникальности каждого талантливого человека стремился максимально возможно поддержать пишущих ему интересных молодых людей. Он критиковал и одобрял рисунки Галины, обсуждал с ней её жизненные планы, выписывал для неё журналы по искусству за свой счёт, посылал краски. Он же заказал ей экслибрис для своей библиотеки, и получившаяся кентаврица (кентаврида?) – одна из лучших работа Галины. Замечательны её иллюстрации к «Лезвию» - они есть на сайте «Нооген».

Ефремов написал 28 писем Галине и ещё 6 – её матери, Аделаиде Адольфовне Ситанской. Он хотел вытащить Галину из западенского захолустья в Москву или Ленинград, но что-то не заладилось у девушки с этим решением. Она, судя по письмам, вышла замуж, но то ли муж её бросил, то ли она сама ушла – для той части Украины с её патриархальными традициями, тем более в то время, это было скандалом. Иван Антонович ещё пытался сделать что-то для Галины, но уже, видимо, понимал: вытащить человека из болота может только он сам, как Мюнхаузен тянул сам себя за волосы.

Галина Яремчук живёт сейчас в том же городке под названием Полонное, работает, как мы узнавали, в районной библиотеке, и на письма, отправленные ей, не ответила. Что происходит в душе человека, перед которым были открыты многие возможности, которого готов был поддерживать выдающийся писатель и который не смог или не захотел воспользоваться, попытаться раскрыть самого себя в этой жизни?

 

Иллюстрации Галины Яремчук

 

Иллюстрации Галины Яремчук

 

 

И. А. Ефремов – Г. М. Прашкевичу

 

Геннадий Мартович Прашкевич

 

Геннадий Прашкевич был одним из молодых, которых поддержал Ефремов. Но об этом случае мне намного легче писать, чем о Галине Яремчук или о Борисе Устименко. Прашкевич стал геологом, палеонтологом и, в конце концов, известным писателем. А ведь он написал Ефремову, когда был ещё только школьником!

К письмам от Ивана Антоновича мы добавили ещё письмо от Рождественского, ученика Ефремова, где ефремовский дух поддержки молодых начинаний звучит особенно ярко.

Геннадий Мартович сам публиковал адресованные ему письма, написал несколько книг, где рассказывал о Ефремове. Он сумел оценить, какой человек стоял у истоков его творческой биографии.

Г. М. Прашкевич при подготовке тома прислал нам не только копии писем Ефремова, но и два письма от Елены Дометьевны Конжуковой, жены Ивана Антоновича, с которой он вместе работал в Очёрской экспедиции Чудинова. Пока это единственные письма Елены Дометьевны, которыми мы располагаем, и они приоткрывают для нас странным образом возникшую завесу тайны над образом этой женщины, которая так много значила в Жизни Ефремова. Она пишет Геннадию из отпуска, с берега Чёрного моря: «Я много гуляю и много думаю» (цитирую по памяти). Вот это «много думаю», адресованное школьнику, тронуло меня необычайно: я представляю, как тяжело ей было принимать то, что случилось в её жизни. Её письма мы в общий свод не включили. Однако проблема остаётся. Должна существовать (если она не была уничтожена) переписка между Иваном Антоновичем и женой: они часто бывали врозь во время экспедиций то одного, то другого, и, конечно, писали друг другу. Но это уже тема, выходящая за рамки заявленных заметок.

 

 

И. А. Ефремов – П. С. Воронову

 

Павел Стефанович Воронов

 

К великому моему сожалению, мы знаем имена актёров и певцов, телеведущих и прочих невнятных персонажей, но редко знаем имена людей, всю свою жизнь честно трудившихся ради блага всего человечества.

Павел Стефанович Воронов был одним из таких людей. Горный инженер, геолог, доктор геолого-минералогических наук, профессор, заведующий кафедрой «Структурной и морской геологии» (1970-1995) в Горном институте Ленинграда. Огромный вклад он внёс в изучение геологии районов советской Арктики, был одним из первых зимовщиков в Антарктиде. А это, ей-ей, в тех условиях и при том уровне связи было не легче, чем полететь в космос.

В его семье бережно хранятся 8 писем от Ивана Антоновича Ефремова. Павел Стефанович, понимая их ценность, сам их прокомментировал, его сын при передаче копий нам уточнил некоторые детали.

Воронов написал Ефремову, не будучи знакомым с ним лично, Иван Антонович откликнулся и пригласил его заезжать в гости, ежели тот будет в Москве. Личная встреча их состоялась, последовала переписка. Как бы интересно было найти письма самого Воронова! Где они, в каких архивах?

Кстати: почему-то в Википедии о Павле Стефановиче нет отдельной статьи. Вот уж кто-то, а Воронов этого достоин.

 

 

Нокаридзу Иида и Рю Мицусэ – И. А. Ефремову

Переводчик с русского на японский Нокаридзу Иида написал Ефремову 8 писем, от Ивана Антоновича сохранился один ответ (видимо, был черновик, так как письмо важное). Иида перевёл на японский язык основные книги Ивана Антоновича: «Звёздные корабли», «Туманность Андромеды», «Час Быка», «Лезвие бритвы».

 

И сохранилось одно письмо от известного японского писателя-фантаста Рю Мицусэ. На русский язык переведён его рассказ «Возвращение героев».

Эти письма обладают особым японским ароматом, довольно церемонны, но в то же время с ноткой сердечного личностного отношения.

 

 

О письмах-завещаниях Т. И. Ефремовой – поясняю

 

Иван Антонович и Таисия Иосифовна Ефремовы

 

Тексты, которые позволила опубликовать Таисия Иосифовна, были напечатаны ещё Чудиновым, а затем повторены нами в книге ЖЗЛ со ссылкой на чудиновскую публикацию. Нам для этой книги ТИЕ писем ей не давала. Их вряд ли можно отнести к переписке – это письма-завещания, они не ждут ответа и носят совершенно иной характер.

 

 

Россыпь

Мои заметки разрослись необычайно. Пора закругляться. Но всё же хочется сказать о некоторых любопытных письмах.

Одно письмо от великого педагога XX века Сухомлинского с благодарностью за роман «Туманность Андромеды».

 

Василий Александрович Сухомлинский

 

Два замечательных письма от фантаста Сергея Снегова.

 

Сергей Александрович Снегов

 

Одно письмо от Казанцева.

 

Александр Петрович Казанцев

 

Одно – душевное и исключительно интересное биографически – от Елены Благининой. В нём ещё страница – видимо, отрывок другого письма, которое полностью не сохранилось.

 

Елена Александровна Благинина

 

Одно от Олеся Бердника – и восемь писем ему.

 

Олесь Бердник

 

Два замечательных письма в Саратов палеонтологу В. П. Твердохлебову.

Четыре письма от Филиппа Вениаминовича Бассина – психолога и нейрофизиолога. С ним Ефремов лично общался довольно тесно. Последнее из писем Бассина адресовано уже одной Таисии Иосифовне.

 

Филипп Вениаминович Бассин

 

Достойны внимания четыре письма от Джанет Саттон, дочери Уотсонов, одно письмо от Э. Сальсэдо из Каракаса.

Три письма Ефремова, адресованные Балдеву Сингху в Индию.

Переписка с издателями, редакторами, сохранившиеся письма читателям и от них.

Всё это как россыпь драгоценных камней, из которых складывается мозаика времени.

 

 

О стилистике писем

Произведения Ефремова написаны классическим стилем, ровным, без употребления экспрессивного синтаксиса и несобственно прямой речи, которая обычно придаёт тексту эмоциональность. Здесь истоки характеристики Алексеем Толстым стиля Ефремова как холодного и блестящего, именно потому Кассиль говорил, что книги Ефремова сначала производят впечатление переводов.

Переписка показывает нам Ивана Антоновича как мастера русского языка, который умел выразить все возможные оттенки чувств: и официальную холодность, и горячую признательность, и гнев с негодованием, и ласку и приязнь. Особого упоминания стоят цитаты из стихотворений – и XIX, и начала XX века, того самого Серебряного. Цитирует Ефремов, естественно, по памяти и довольно точно. (В комментариях приводятся тексты с указанием источников.) Это ещё один аспект изучения переписки.

«Ино ещё побредём».

 

Декабрь 2015

 

Подбор фотографий Ольги Цыбенко.

 

 


№64 дата публикации: 04.01.2016

 

Оцените публикацию: feedback

 

Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore

 

 

 

Редакция

Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...

Приложения

Каталог картин Рерихов
Академия
Платон - Мыслитель

 

Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru

 

Subscribe.Ru

Этико-философский журнал
"Грани эпохи"

Подписаться письмом

 

Agni-Yoga Top Sites

copyright © грани эпохи 2000 - 2020