№78 / Лето 2019
Грани Эпохи

 

 

Александра Ципина

 

Машина времени

Каким фантастичным казалось перемещение во времени и каким прозаичным это было в действительности, когда я просто открыла дверь, пройдя через бокс номер 77-4.

Отправив заявление через Госпортал на получение услуги, мне пришло уведомление явиться к назначенному числу и времени. И теперь я стояла, переминаясь с ноги на ногу, ожидая, когда над дверью назначенного бокса зажжётся лампочка, – «следующий». Мимо сновали люди, кто-то взволнованно торопился, кто-то вальяжно прогуливался ожидая своего времени, поправляя одежду, которую каждый выбирал в соответствии с тем временем, куда направлялся. В выходные тут не протолкнуться, семьи с детьми отправляются на рыцарские турниры или поглазеть на динозавров, тогда очередь в бокс 023-1 становится такой же длинной как хвост рептилии. Но сегодня просто обыкновенный будний апрельский день, среда 2051 года. На мне невзрачный плащик и вязаный берет крупной вязки, в тряпичной сумке лежит платок, дермантиновый кошелёк с мелочью и маленький бумажный кулёк, в который на всякий случай я положила пару пилюлек, без которых в моём возрасте уже не обойтись, мне 78 лет.

Перед переходом я подписала несколько документов, в которых обязуюсь не проносить ничего личного и компрометирующего меня, как путешественницу во времени. Клерк смерил меня равнодушным взглядом и поставил печать на пропуске. И вот я у двери, лампочка загорелась. Толкнув дверь я вышла из овощного магазина. Весенний день выдался довольно приятный, пахло весной и набухшими почками. Свернув налево и пройдя мимо ларьков «Табак» и «Мороженое», я подошла к газетному киоску. Женщина с «халой» на голове вопросительно посмотрела на меня:

– Что Вам, бабуля?

– «Правду», – сказала я, протянув 2 копейки.

Я всегда брала газету, чтобы удостовериться, правильно ли я совершила переход. На главной странице красовался ударник социалистического труда, который добыл очередную тонну каменного угля. Его гордая чумазая физиономия вызвала во мне родительское умиление, над статьёй значилось – 4 апреля 1977 года. Свернув газету трубочкой я сунула её в почти пустую авоську. Поблагодарив, повернула в сторону невзрачных серых пятиэтажек, расположившихся друг за другом. Пройдя по раздолбанному асфальту ряд домов, свернула к дому номер 39 по Дубнинской улице. Как только я вошла в знакомый двор, сердце начало колотится учащённей, тогда я достала пилюльку и сунула под язык. Возможно это и не тахикардия... Двор дома представлял из себя 5 подъездов с одинаковыми окнами и такими же одинаковыми крылечками, у предпоследнего подъезда я замедлила шаг и вскользь подняла глаза на второй этаж квартирки, выходившей во двор, перед окнами которой рос большой толстый тополь, в детстве мне рассказывали, что его посадил мой дед и я этим очень гордилась, так как такого огромного дерева не было ни у одного из подъездов. Постояв немного у крыльца и пытаясь восстановить дыхание, всматривалась в незамысловатые узоры штор, силясь увидеть хоть кого-нибудь в окне. Но что я могла увидеть, глаза мои уже были давно не такими дальнозоркими, как раньше. Тут послышался скрип ржавой дверной пружины, которая предвещала, что из подъезда вот-вот кто-то выйдет. И в самом деле на пороге показалась молодая женщина, выводившая за ручку девочку лет 3-х – 4-х. Девочка держала в руке маленького игрушечного ёжика и с насупленным видом недоверчиво смотрела на отрывающееся яблоко на его спинке. Было утро и её вели в садик. Мама с беспокойством смотрела на девочку и обещала, что вечером, придя с работы, обязательно починит и приделает яблоко на место. Девочка явно переживала и идти в сад совсем не хотела, но послушно переставляла ножки и шла за опаздывающей на работу мамой. Я стояла и наблюдала за этой сценой, видимо, это привлекло внимание молодой женщины, и она вскинула на меня беспокойный взгляд, сильнее прижав к своей ноге дочку.

– Разрешите, – сказала она, пытаясь обойти меня и провести девочку через образовавшиеся лужи у подъезда.

– Пожалуйста, пожалуйста, – как можно дружелюбней пробормотала я, хотя мой язык еле шевелился, и в горле пересохло, как только я услышала её родной до боли голос.

Женщина, немного смутилась от того, что я не сводила глаз с неё и дочки. Я вспомнила, как она говорила, что во дворе все бабушки считали меня очаровательной малышкой, а соседская девчонка просила поняньчить меня, когда я ещё была в коляске. И вот я вижу, как она поспешно удаляется, уводя за собой меня, ту, которой сейчас так мало лет. Вот они идут по дорожке, всё дальше и дальше, а я как зачарованная ковыляю за ними. Но они уже далеко, скрылись за кустами, и я их не догоню...

Присев на лавочку, которую смастерил дядя Коля, наш общественный деятель и инициатор различных благоустройств двора, сижу и привожу чувства в порядок. Время 8 утра. В пожилом возрасте можно сидеть довольно долго и разглядывать прохожих, греться на солнышке, наблюдая за птичками, купающимися в тёплой весенней луже, слушать разговоры прохожих, разглядывать школьников, идущих с уроков. Около 12-ти я увидела его, он шёл своей шаркающей походкой к смешному, несуразному маленькому автомобилю красного цвета. На плече у отца болтался кофр. Поковырявшись с замком, он сел и завёл мотор, который одарил своим размеренным рычанием весь двор. Машина тронулась и выехала со двора. Я сидела и в оцепенении смотрела на удаляющийся «Запорожец». Прошло уже довольно много времени, когда я поняла, что хочу есть. В моём стареньком кошельке ещё оставалась мелочь, и я направилась знакомой с детства дорожкой к магазину.

Вдоль полок выстроились ряды консервов, как будто кто-то построил крепость и отгородился от покупателей этой жестяной неприступной стеной. В многоярусной серой алюминиевой каталке стояли одинаковые стеклянные бутылки молока с синими и кефира с зелёными крышечками, в полупустой витрине-холодильнике лежали хек и треска. А над удивительным плакатом большого быка, который был поделен на части, как штаты Америки, висела табличка «Мясо», но кроме этого плаката, мяса нигде не было видно. Куплю молока, решила я, а в соседнем магазинчике «Хлеб» – булочку с изюмом. В нём мама покупала хлеб и посылала меня, когда я стала постарше. Потихоньку я вернулась к своему «наблюдательному пункту» – лавочке на детской площадке. Сев на неё, я открыла бутылку с молоком и стала жевать булку.

Как было вкусно есть тюрю, которую мама делала мне на завтрак. Налив в суповую тарелку тёплого молока, я крошила туда калорийную булочку, а изюм выковыривала и складывала отдельно, чтобы съесть позже. Мама всегда смеялась над этим «действом». Я любила есть по отдельности, оставляя самое вкусное на потом.

Удивительно, как самое простое может быть настолько ценно и дорого через много лет, как обыденное в прошлом превращается в драгоценность через годы. Как одно слово или взгляд становятся дороже всего на свете. Так я сидела и рассуждала о времени, о себе, о жизни, когда на дорожке показалась дорогая мне пара – мама с девочкой. Они остановились у детской площадке с покосившимися скрипучими качелями.

– Здравствуйте, – сказала я. Мама кивнула в ответ, и взяв на руки девочку посадила на качели. Качели начали мелодично скрипеть, девочка радостно смеяться, когда они вздымались ввысь. Мама улыбается в ответ смеющейся дочке. Я почувствовала, что тоже улыбаюсь и взлетаю, мне стало так легко, радостно и спокойно, когда я услышала свой удаляющийся детский голосок:

– Смотри, мам, бабушка уснула!

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№81 дата публикации: 01.03.2020