№75 / Осень 2018
Грани Эпохи

 

 

Илья Ципин

 

Неопознанное наследство

Я хорошо помню этот мужской профиль с длинными мягкими волосами, выполненный пастелью на картоне размером 20 х 30. Рисунок был исполнен в светло коричневой гамме с мастерством, которым сейчас художники не владеют. Достался он моей семье от прадеда, который воспитывался в доме графа Строганова. Мать ребёнка была крепостной, но жила в барском доме на каком-то особом положении. Мальчик дружил с дочкой графа, они вместе играли, у них были общие учителя. Отца своего мой прадед не знал. Носил фамилию Григорьев и о своём происхождении особенно не задумывался. У него оказались способности к рисованию. Меценат Строганов был большой знаток живописи и поощрял его увлечение. Когда подростку исполнилось восемнадцать лет, граф отправил его в Италию учиться живописи. Пять лет молодой человек был разлучен с подружкой детских лет, но каждые две недели они писали друг другу письма. Когда Григорьев вернулся из Италии в дом графа, он был поражен красотой подруги своего детства, которой к тому времени исполнилось девятнадцать. Как нетрудно догадаться, неясное для молодых людей чувство теперь вырвалось наружу и с каждым днём становилось всё крепче. Они стали мечтать о женитьбе. Но оба понимали, никогда её семья не согласится на этот брак. Бежав из дома, тайно обвенчались. Вот тут-то и выяснилось, что Григорьев был сыном графа и его крепостной. Муж и жена оказались сводными братом и сестрой. Гневу графа не было предела. Он проклял дочь и внебрачного сына, а самого его разбил паралич. Молодые сняли небольшую квартиру и стали жить на деньги от продажи картин. Среди сувениров, вывезенных из Италии, был и тот самый рисунок, с которого я начал свой рассказ. Мой прадед купил его в своё время за немалые деньги у итальянского антиквара. Он не знал имени художника, но чутьё художника подсказывало ему: рисунок принадлежит одному из старых мастеров и представляет большую ценность. Даже когда семья нуждалась, его не продавали. После смерти прадеда рисунок перешёл к его сыну, тоже художнику. Дед был прекрасным рисовальщиком, его рисунки есть в Третьяковской галерее, и был лучшим в России позолотчиком церковных куполов.

Получив личное дворянство, дослужился до директора позолотной фабрики. Работал до одури, но денег не скопил. Когда он в 1914 году умер, оказалось, что его жена с тремя маленькими дочерьми осталась без всяких средств и пошла работать учителем в женскую гимназию. Хотя она и окончила Смольный, к классическому искусству, в том числе и живописи, была равнодушна. Её больше привлекали модернистские течения, которым тогда предрекали большое будущее. Сошлась с революционерами. Дружила с П. А. Кропоткиным, получая от него из-за границы запрещённую литературу в бандеролях закамуфлированных под переводные картинки. Старинный рисунок поселился в ящике комода. Когда грянула Октябрьская революция, о нём и вовсе забыли.

Вспомнили о нем лишь в сорок первом. В наш дом попала бомба, и мой отец через окно залез в разрушенную квартиру, чтобы забрать хоть какие-нибудь уцелевшие вещи. Забрал серебряные ложки, несколько маминых платьев и... тот рисунок, обсыпанный обвалившейся штукатуркой. На другой день отец ушёл на фронт, а мы с мамой уехали в Казахстан. Серебряные ложки были проданы, одежда износилась, а рисунок уцелел, не было охотников купить его. Так и вернулся он с нами в Москву.

Кончилась война. Отец среди немногих счастливчиков вернулся с фронта. Наступили голодные послевоенные годы. Отчаявшись, отец сменял привезённый им фотоаппарат «Лейка», с которым не расставался, служа в полковой разведке, на полмешка картошки. Больше продавать было нечего. Тут-то и попался ему на глаза рисунок, затаившийся на дне чемодана. Отец положил рисунок в потёртый военный планшет и отправился к знакомому художнику – может, удастся продать его или хотя бы узнать его стоимость. Художник долго смотрел на таинственный портрет, потом отрицательно покачал головой, сказав, что рисунок стоит таких денег, каких у него нет. Посоветовал показать его в Музее изобразительных искусств им. Пушкина. Собственно, музей был закрыт: там располагалась постоянная выставка подарков Сталину. Сотрудники и искусствоведы работали в запасниках. Туда и отправился отец. Когда он показал рисунок специалисту по эпохе Возрождения, у того задрожали руки. Рисунок был оставлен для экспертизы. Отцу велели зайти через месяц. Когда он пришёл, рисунок ему вернули. Правда, его хранили уже в дорогой папке с бронзовыми застежками, что говорило о его ценности. Отцу сказали, что сначала искусствоведы предполагали, что это голова Иоанна Крестителя работы Леонардо да Винчи. Но когда рисунок отправили на официальную экспертизу в ленинградский Эрмитаж, то обнаружилось, что картон, на котором был выполнен рисунок, появился только через сто лет после смерти художника. Вывод был неутешительный: это даже не копия, а мастерски сделанная подделка, написанная даже левой рукой (Леонардо был левша) во второй половине XVII века. Если бы это была копия, музей купил бы её, но подделку купить они не могли. Так рисунок и остался в нашем доме. Прошли годы. Один из близких людей срочно нуждался в операции. Её делал известный профессор, страстный коллекционер. Ему и презентовали в знак благодарности старинный рисунок. Родители мои вскоре умерли. Я был слишком мал, чтобы заинтересоваться именем врача и дальнейшей судьбой рисунка. Что с ним стало? По-прежнему ли он хранится в частной коллекции в нашей стране? Или вообще где-то затерялся? Вывезен ли заграницу? Расспрашивал я разных коллекционеров, но никто из них о том рисунке никогда не слышал...

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№79 дата публикации: 02.09.2019