№73 / Весна 2018
Грани Эпохи

 

 

Илья Ципин

 

Вдвоём по Белой

 

В 17 лет, работая учеником фотографа в лучшей московской фотостудии на Арбате, я получил свой первый трудовой отпуск. Как провести его, не знал. Профсоюзную путёвку в дом отдыха мне не предлагали, да я бы и не поехал туда. Моим любимым писателем был Арсеньев. Его книгу «Дерсу Узала» я перечитал раз десять. Меня манили приключения, неизведанные земли. Но на крохотные отпускные деньги далеко не уедешь.

Кто-то посоветовал мне обратиться в клуб туристов. Там сколачивались группы для дальних походов. Придя туда, обратился к инструктору за советом, куда бы я смог направиться? Он посмотрел на меня и с сомнением, покачав головой, сказал: "Вряд ли кто-то примет тебя в свою команду. У тебя больная нога и ходишь ты на протезе. Пешеходный поход с тридцатикилограммовым рюкзаком за плечами тебе не осилить. Остаётся водный маршрут".

Несколько дней потолкавшись среди туристов-водников, попытался напроситься в их команду. Но сопливого мальчишку, да ещё хромого, никто не хотел брать. Опять обратился к инструктору. Тот, подумав, посоветовал мне съездить в Уфу. Вроде бы в их клубе есть в продаже путёвки на водный маршрут по реке Белой. Может, мне и удастся купить её.

Только окончив своё фотографическое образование, уже успел в «Комсомольской правде» опубликовать три своих снимка. Набравшись храбрости, зашёл в редакцию этой газеты. Сказал, что хочу за свой счёт поехать в Башкирию и сделать там несколько репортажей. Мне выдали письмо на фирменном бланке в том, что я являюсь внештатным сотрудником газеты и редакция просит оказывать мне содействие.

В Уфимском турклубе сотруднику такой крупной газеты, конечно, хотели помочь. Но оказалось, что маршрута по Белой уже два года не существует, и никаких путёвок у них нет. Турбазу на время заморозили, но лодки на ней есть. Однако одному сплавляться по бурной реке с порогами нельзя.

– Знаешь что, – сказали мне в турклубе, – есть один семидесятилетний старик, по профессии гидролог. Живёт он в селе в 40-ка километрах от Уфы. Исходил Белую десятки раз. Вместе с писателем, Гарин-Михайловским, инженером-путейцем. Составлял карту этой реки. Может, тебе и удастся уговорить его пройти её с тобой в последний раз.

На следующий день я был у Николая Сергеевича – так звали этого старика. Жил он в однокомнатном деревянном доме вместе с женой, своей ровесницей. Услышав моё предложение, она приняла меня в штыки, как демона-искусителя. А у старика загорелись глаза. Видно было, как хотелось ему ещё раз спуститься по любимой реке.

Обратной электрички в Уфу в тот день не было. Старики оставили меня ночевать в своём доме. Уложили спать за занавеской, невдалеке от места, где спали сами. Сразу заснуть я не мог и часто просыпался. Слышал их шёпот, продолжавшийся всю ночь. Иногда шёпот становился громче. Они спорили, и я догадывался, о чём идёт спор.

Утром старик разбудил меня. «Собирайся, мы едем на Белую».

Я сходил в магазин, купил соль и сахар. Уложил в вещмешок покупки. В нём ещё лежали три банки тушёнки, прихваченные из Москвы (такого деликатеса здесь не видели), куртка-штормовка и фотоаппарат, с которым никогда не расставался. Ни спальников, ни палатки у нас не было Их мы рассчитывали получить на турбазе. Старик уложил в свой рюкзак топор, котелок и тонюсенькое байковое одеяло.

Сначала нужно было долететь вместе с ещё шестью пассажирами на крохотном самолёте до города Белорецк. Авиабилет в то время был ненамного дороже теперешней поездки в метро. Далее на грузовике-попутке до самой турбазы. Турбаза оказалась сараем, в котором жил сторож. Никаких палаток и спальников не было, а из лодок три дырявых плоскодонки и одно весло.

Выбрав лодку покрепче, стали соскабливать с оставшихся двух вар, замазывая им дыры на нашем судёнышке. Взяв имеющееся на базе единственное весло и вырубив шест, отправились в трёхнедельное плавание. Мой старик, я стал называть его Дедом, расположился на корме с единственным веслом, которое служило рулём, а я с шестом, стоя на носу лодки, отбиваясь от выступающих из воды камней.

Быстрое течение подхватило нас. Это теперь Белая легко доступна туристам. Они сплывляются по ней, купив путёвку, одевают спасательные жилеты и шлемы на случай, если их судно перевернётся на порогах. Мы же, шестьдесят лет назад, о таких предохранениях и не слышали.

Река была зажата горами, покрытыми тайгой. Это было как раз то, о чём я мечтал. Погода стояла прекрасная. Мы ловили рыбу, варили уху, ели картошку, сдабривая её тушёнкой, захваченной мной из Москвы. Эти три банки нужно было растянуть на три недели похода. Собирали грибы и ягоды. Ночи в горах очень холодные, поэтому мы почти до утра засиживались у костра. Очень странным был этот наш тандем. Семидесятилетний, много повидавший старик и семнадцатилетний, ничего ещё не видавший мальчишка. Эта разность в возрасте ни его, ни меня не пугала. Конфликты не возникали. Дед управлял лодкой, разжигал костёр, готовил еду, а я взял на себя физическую работу.

Старик рассказывал, как он вместе с Гарин-Михайловским несколько лет составлял карту этой реки. Я с интересом слушал рассказ об этом замечательном человеке. Я читал его «Детство Темы» и «Гимназисты». Палатки у нас не было, и мы, нарубив лапника, тесно прижавшись друг к другу, накрывшись тонюсеньким одеялом, засыпали. Утром, проснувшись, видел уже вставшего Деда, заваривающего на костре чай из малиновых листьев. Малина в изобилии росла по берегам реки.

Только один раз нам удалось по-настоящему выспаться. На одной из ночёвок обнаружили заброшенный, крохотный охотничий домик с железной печуркой.

В горах было много узких пещер. Я, ничего не сказав Деду, пошёл их осматривать. Заинтересовала одна с входом шириной метра в полтора. Фонаря у меня не было, и по своей мальчишеской глупости рискнул полезть по её совершенно тёмному проходу. Пещера сужалась и резко уходила вниз. Спасло меня то, что когда-то я прочитал об индейцах, спускающихся в узкие пещеры ногами вперёд. Решил воспользоваться их примером. Проползя метров десять, свалился в глубокую и очень узкую яму, в которой развернуться уже бы не смог. То, что я лез ногами вперёд, и спасло меня. Больше один по пещерам я не лазал.

На десятый день нас нагнала группа туристов из шести человек на трёх байдарках. Они с удивлением оглядели нашу дырявую плоскодонку. Даже им, на новеньких байдарках пройти этот маршрут было непросто.

Мы устроили общую ночёвку в заповеднике Шульган-Таш. Невдалеке от нашей стоянки стоял домик, в котором жили три егеря, охранявшие заповедник. К нашему костру подошёл один из них, с головой, закутанной в шерстяной платок. У него страшно болел зуб. Достал огромные ржавые клещи, прокалил их на костре и попросил нас вырвать мучающий его зуб. Никто из нас не отважился произвести эту операцию. Бедняга, утром сев на лошадь, поехал к фельдшеру, до которого нужно было добираться через тайгу два дня.

С новыми попутчиками мы решили осмотреть главную достопримечательность Белой – Капову пещеру. Она одна из самых интересных пещер в мире. На её стенах были обнаружены рисунки носорогов, мамонтов, лошадей, сделанных 14 тысяч лет назад. Сейчас её посещают многие, но полвека назад пещера была закрыта для туристов. И только благодаря моему Деду, которого знали по всей реке, нам удалось проникнуть в неё. Вход в пещеру загораживала решётка с огромным замком. Из пещеры вырывалась бурная подземная река Шульган. Для нас открыли решётку. Соорудив из бересты факелы, фонари в ней бесполезны, стали пробираться под тёмными сводами. Я шёл первым и вдруг оказался по горло в воде. Это было озеро. Вода в нём совершенно прозрачная из-за неподвижности воздуха, дно сливалось с берегом. В самом глубоком месте озеро достигает 35-ти метров. Мне помогли вылезти из воды, отжать одежду, и мы двинулись дальше. Впереди второй этаж пещеры. Подниматься туда надо по деревянным стремянкам с уступа на уступ. Некоторые ступеньки были сломаны. Преодолев два пролёта, дальше лезть я не рискнул. Мои спутники оставили меня на одном из этих уступов, а сами полезли выше. Уступ, на котором я сидел, был шириной чуть более полуметра. Мой факел спутники забрали с собой. Он был им нужнее. Я остался сидеть в кромешной темноте, свесив ноги вниз. Ни одного шороха, ни одного звука. Не знаю, сколько времени прошло? Может, двадцать минут, может, полчаса. Эту кромешную темноту и тишину выносить уже не мог и стал потихоньку подвывать. Мой вой, многократно усиливаясь, эхом раскатывался под сводами пещеры. Мои спутники, напуганные этим воем, стали спускаться. На этом приключении закончилось наше путешествие с ними. Угнаться за их байдарками на нашей утлой плоскодонке было невозможно.

Горы становились всё ниже. Тайга редела. Стали попадаться хутора.

Первый из них был из двух домиков. В них жила башкирская семья. Мы остановились у них на ночёвку. Моего Деда знали по всей реке, и он пользовался уважением.

Нас усадили за стол. А для придания веса в наших глазах своей семье был приглашён «свадебный генерал» – киномеханик передвижки из соседнего хутора. Киномеханик достал из кармана слипшиеся конфеты «подушечки» и угостил этим лакомством детей. Для нас зарезали барана. На столе рядом с жареной бараниной поставили эмалированный таз. При керосиновой лампе разглядеть, что налито в нём, было невозможно. Я решил показать себя большим знатоком мусульманских обычаев. Полез полоскать перед едой пальцы. В тазу был налит знаменитый башкирский мёд.

Горы закончились. На пути встречались деревушки. Ребята, стоящие на берегу, кричали нам вслед: «Кака деревня». Я спросил у Деда, почему они спрашивают нас о какой-то деревне? «Местные ребята очень вежливые, – отвечал он. – Надо первыми поздороваться. Русского языка они не знают, а первое, что они слышат от проплывающих мимо туристов – «Какая деревня?» – и принимают это за русское «здравствуйте»».

Во втором хуторе, в котором мы заночевали, жила семья лесника Кузнецова. На крытом досками дворе стояли три крепкие избы. Большая конюшня. Крестьянам в то время держать своих лошадей не разрешали, но лесников этот запрет не касался. На скотном дворе три коровы и много овец. За домом большая пасека. Кузнецов, ровесник моего Деда, когда-то работал у него и у Гарин-Михайловского проводником. Нас накормили пшённой кашей, заправленной огромным куском сливочного масла собственного изготовления. Сидеть с нами за столом он и его жена больше двух минут не могли. Всё время вскакивали и убегали во двор. То роились пчёлы или овцы забирались в огород. Потом нужно доить коров. Это были маньяки работы, не позволяющие себе ни минуты отдыха. Ни до, ни после не видел я таких рук, какие были у Кузнецовых. Сплошная мозоль. Вот тогда я и понял, кто такие были «кулаки».

Перед тем, как писать этот рассказ, я заглянул в карту, и на ней, вместо бывшего хутора нашёл большое село Кузнецово.

Дальше плыть было уже не так интересно. Пошли поля, деревни и большие посёлки.

Доплыв до города Саловат, Дед вернулся в свою деревню, а я уехал в Москву.

Два года мы с ним переписывались, потом потеряли связь.

Я стал профессиональным фотожурналистом. Исходил на плотах и байдарках множество сибирских рек. Получил разряд кандидата в мастера спорта по экстремальному туризму. Были походы сложные и очень сложные. Но больше всего мне запомнился этот первый поход с Дедом.

 

P. S. Мне 80 лет. Всю свою жизнь проработал фотокорреспондентом. Изъездил весь СССР вдоль и поперёк.

Ходил с рыбаками на полгода в море, делая фото-книгу о их жизни. Пересекал экватор.

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№73 дата публикации: 07.03.2018