№73 / Весна 2018
Грани Эпохи

 

 

Владимир Калуцкий,

член Союза писателей России

 

Закон войны

Я расскажу тебе случай, когда перед командованием стоял вопрос: дать мне звание Героя или расстрелять, как труса.

Шёл июль сорок первого года.

Наш артиллерийский полк пятился назад, прикрывая отступление 247 дивизии. Я был лейтенант, командир батареи 45-миллиметровых орудий.

Чтоб ты представлял. Сорокопятка, как звали пушку на фронте – это орудие калибра немногим больше снайперской винтовки. И даже тем бензиновым танкам, на которых немцы вторглись в Россию, они почти не приносили вреда. Ты ему бьёшь в лобину, душу мать, – а снаряд лишь черкнёт – и свечкой рикошетит в небо. В общем, не зря эти пушки назывались ещё и "Прощай, Родина". Да к тому же у меня из четырёх орудий осталось только два. И личного состава – на один расчёт.

И вот ставит мне командир дивизиона задачу – перекрыть огнём брод на реке Остёр. Танкоопасное направление. Если немцы пойдут – в два счёта дивизия окажется в окружении. «Ты, лейтенант, – говорит, – свои орудия замаскируй на нашем берегу и бей в упор. Главное – не дай им переправиться». Ну, я взял под козырёк. Запрягли своих мухортых лошадок в орудийные передки и двинулись к месту засады.

Как говорится – танки к фронту едут задом.

Ну, приехали. Место удобное. У брода открытое, а дальше – мелколесье. Если поставить пушки справа и слева от дороги, что идёт от брода – можно штук несколько танков сжечь. Хотя не факт, что они тут вообще сунутся. Брод – он хоть и брод, а на середине глубина около метра. Да ещё и наши артиллеристы поработали – они по квадратам расстреляли брод, превратив его в подводное поле из глубоких воронок. Чтобы пройти – надо сначала разведать, так сказать, фарватер.

Признаться, я сначала успокоился. Не полезут танки тут. Непрохоже.

И прочти успокоился. Пушки мы замаскировали, Курим, поплёвывая. Лошадки хвостами предвечерний гнус разгоняют.

Но тут у брода появились немцы. Что характерно – начали размечать брод. Явно не для пехоты. Пехота по воронкам вплавь способна.

Пока я размышлял – на тот берегу появились танки. Стоим, заломив пилотки, считаем...

Скоро бензиновая гарь дошла и до нас. Двенадцать машин скопилось на переправе. Неравный бой предстоит. Ну – сколько мы успеем сжечь. Ну – головную машину. Ну – замыкающую. А они на наш огонь ответят десятком стволом. С землёй смешают.

И тут меня осенило!

Мы разметали камуфляж, дружно взялись, и за пятнадцать минут поменяли дислокацию. Теперь наши пушки стояли в мелколесье по обе стороны дороги на самом берегу, и смотрели стволами на восток.

Ну, как и приехали – к фронту задом.

И что началось потом!..

Танки пошли мимо нас. Все двенадцать выбрались на берег, и, истекая речной водой из всех пазух, поползли вверх по дороге.

Мы расстреливали их сзади. Начав с последней. Как в тире, как на учениях. С тыла сорокопятка легко брала их бензиновые кормы. Они шли, ничего не понимая и не осознавая. Передние на знали, что задние уже горят, а задние не понимали, почему они горят раньше передних.

Словом, прорыв мы ликвидировали за семь минут. У меня даже пульс не участился. А на противоположенном берегу немцы не рискнули сунуться, увидев, что случилось с их панцирмашинами. Да, к тому же, им в тыл ударила какая-то наша потрепанная часть, выходившая из окружения.

Ну, где-то так.

А через полчаса, ближе к сумеркам, подъехал командир дивизиона и батальонный комиссар. Командир пообещал представить меня к званию Героя, каковое тогда полагалось за 5 сбитых машин, а комиссар, с моих слов, начал составлять боевое донесение. Это им полагалось делать каждый день.

И что тут началось.

Оказалось, что я не выполнил приказа. Приказ был – не пустить танки на нашу сторону. А я пустил. Более того – пропуская врага мимо своих позиций на незанятую территорию, я добровольно сдал врагу часть нашей земли. Тем самым тоже добровольно оказался на территории, занятой противником.

Что равносильно сдаче в плен.

Вот такие пироги.

Сняли с меня ремень, забрали табельный ствол, и под конвоем отправили в штаб дивизии. Время суматошное – всё решалось в два счёта. На следующий день трибунал приговорил меня к расстрелу.

Вот тебе и Герой Советского Союза.

На счастье – такие приговоры утверждал командир дивизии. А им тогда был генерал-майор Мухин. Если память не изменяет – Григорий Денисович. Это его дивизию я спас от окружения.

И Мухин возмутился. Если мы таких командиров будем расстреливать – с кем воевать?!

Ну – меня, такого всего без ремня и пилотки, к нему привели. Стою, уже ко всему равнодушный. А он мне в очень крепких выражениях рассказывает, что есть Устав, в котором чётко расписаны все действия офицера в условиях боя. Что есть законы войны, за нарушение которых один приговор: расстрел. И главный такой закон – ни шагу назад, ни пяди своей земли врагу.

– А теперь представь, лейтенант, что ты пропустил танки вглубь России, а у тебя орудийные замки заклинило? Или снаряды бракованные не взорвались? Или снайперы с той стороны положили расчёты?

Да эти двенадцать танков так бы проутюжили наши тылы, как никакая фронтовая операция не способна. Уяснил свою ошибку, герой? А теперь иди – и не греши.

В соседней палатке вернули мне ремень и пистолет и приказали идти на свою батарею. А там солдаты уже и за помин души выпили.

Ну – сел я на мухортую лошадку – и ну гонять её между деревьев да по мелколесью. По щекам слёзы – то ли от ветра, то ли от пережитого.

Я до самой Победы потом грамотно воевал. По Уставу. Четыре ордена имею и четыре медали. Не могу утверждать, но кажется, что от смерти меня уберегли законы войны. А что Героя не дали, ну так зато жив. Тоже не последняя награда.

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№73 дата публикации: 05.03.2018