
Владимир Калуцкий,
член Союза писателей России
Гвоздь программы
Совсем заросла дорога на малую родину моих старинных друзей. Да, собственно, из них один Лёнька остался – дед Лука Михайлович умер прошлой осенью. В самую ту пору, когда я у них привык капусту покупать. На хуторской престольный праздник, на Рождество Богородицы. Говорят, что те, кто преставился в Великий праздник, сразу попадают в рай. Что ж – Лука Михайлович заслужил. Из трёх войн голову целой вынес, хотя в колхоз так и не вступил. Его батюшка числился в единоличниках, и сын с дорожки не свернул.
Самому Луке Михайловичу хоть военную пенсию платили – а внук Лёнька остался без копейки. Хотя слово «внук» к этому шестидесятилетнему мужику мало подходит.
Похоже, Лёнька с детства задержался в развитии. Потому школу оставил после двух классов. В армию его не взяли, а когда утонули на здешнем пруду его родители – остался он навсегда при дедушке, Луке Михайловиче. Так и прожил он лучшие годы в тени старика. Не женился, не работал, не высовывался.
И вот теперь он один.
И тут открылись у него дремавшие таланты.
Во-первых – войти хозяйкой в его крепкий дом захотели разом много баб – и хуторских, и пришлых. И Лёнька вошёл в раж – всех пропустил через известное испытание.
И всех выставил за порог. И тут только поняли, что он – «не дурак, сам себе на уме».
Во-вторых – не в пример деду-недотёпе завел он живность, как я узнал чуть позже. И поросята, и курочки, и кролики сегодня хрюкают в притворе, валяются в пыли у крыльца и прыгают вдоль забора. Уже провёл газ на подворье, пробил колодец. И ещё запустил в ход старый дедов вездеход «ЛУАЗ», что вручили ветерану вместо «Запорожца» ещё тридцать лет назад.
Я год не был здесь, а не узнал двора и дома. Улица заглохла и заросла, а дом и пятак вокруг двора ухожены и обкошены. И называть «Лёнькой» этого тщательно выбритого, в синей рубашке с чистым воротником, в отглаженных брюках мужчину, встретившего меня у калитки, мне теперь неловко.
Он первым начал:
– Да не тушуйся, земляк! Лёнька я был, так и останусь. Небось – опять капусту выбирать будешь?
– Буду. Только неловко, право. Если честно, даже не знаю, как тебя… Вас…, тебя, то есть – по батюшке.
– Отец мой был Алексей Лукич, царство ему небесное. Так что я – Лексей Лексеич.
Со двора, жеманно придерживая юбку, мимо нас постаралась протиснуться женщина. Интересная такая, насколько интересными могут быть деревенские вдовы. Она ласково улыбнулась хозяину:
– Так я всё, Алексей Алексеевич? Отрубей поросятам запáрила, наволочки выгладила. Коли чего ещё – ты кликни только…
Она пошла, покачивая бёдрами, а Лексей Лексеевич засмеялся легко, словно ему нос пощекотал солнечный зайчик:
– Слабый пол, ёлки-палки. Помнишь такую присказку: «Сватались к царевне сорок царевичей и сорок королевичей – и ни одному она не отказала!». Так это про Наташку Кострыкину.
Хозяин говорил без умолку, и мне показалось, что он решил вылить на меня весь словарный запас, накопившийся в нём за годы молчания при старом Луке. Мы сходили на грядки, ощупали упругие, как женские груди, качаны поздней капусты, потом посидели в доме, потом подошли к ЛУАЗУ. Машина стояла при спущенном переднем колесе:
– Вот беда! – показал Лексей Лексеич на колесо: – такой резины нынче днём с огнём не сыскать. А без машины при моём хозяйстве – как без рук.
– Так купите новую…
– Что ты, что ты! – замахал на меня руками хозяин. – Тут другая беда. Стал я теперь видеть вещие сны. Что интересно – все сбываются!
– Так это же хорошо! Говорят, предупреждён, значит – спасён.
– Да кабы! У меня ж не как у людей. Сон-то вещий, только снится он мне уже после события!
– То есть?
Лёнька загорячился, забежал передо мной, заговорил прямо в лицо, мешая ступать:
– Вот представляешь, накопил я почти сто тыщ. Ну, думаю – куплю себе старенький вездеходик. А сунул руку в тайничок проверить – а там пусто.
И в ту же ночь! Представляешь – в ту же ночь вижу сон, как какая-то баба у меня деньги ворует. Ну – что бы ему присниться на день раньше! Я бы перепрятал.
– Наташка спёрла?
– Не… Не думаю. Во сне видел – к делу не пришьёшь.
Он угомонился, притулился на капот моей «семёрки». Я уже сидел за рулём, когда Лёнька пожал на прощание руку:
– Капуста через месяц созреет. Твои кочаны никому не продам. Или вот вещий сон, – опять закипятился он. – Еду я из города, и – бац! Гвоздь поймал. А где её теперь возьмёшь – такую резину? Так главная подлость ночью случилась. Вещий сон. Будто еду я из города, а на дороге – гвоздь. Аж проснулся в холодном поту. Ну? А если бы сон приснился перед поездкой? Да я бы тот гвоздь седьмой дорогой объехал!
Ваши комментарии к этой статье
№71 дата публикации: 01.09.2017