Ольга Ерёмина

 

Три дня в Тобольске

13 сентября 2024

 

Колонка

Я шла по улице Свердлова в сторону кремля. Справа, за рядом частных домов, угадывался обрыв – шестидесятиметровый откос, под которым – я уже знала – синее струение Иртыша, за ним – бескрайняя даль лесов и болот.

 

Иртыш

 

Ласковое полдневное Cолнце тёплого сентябрьского дня подсветило дикий виноград, обвивающий забор частного дома слева: пурпур горел среди насыщенно-зелёной листвы сирени. За двухэтажными кирпичными домами показалась бревенчатая избушка с проваленной крышей, затем ещё дом – видимо, тоже из брёвен, но обложенный кирпичом, со стеклопакетами, создающими ощущение провалившихся глазниц.

Я знала, что старинных деревянных домов в Тобольске осталось мало, и приуныла. Но за перекрёстком всё же показался бревенчатый дом, в глубине квартала ещё один.

 

Деревянный дом

 

В этот момент мимо меня прошла пожилая женщина, за ней русоголовый мальчик лет девяти – видимо, бабушка забирала внука из школы. На самом углу – выкрашенная в яркий голубой цвет колонка. Мальчишка приотстал, навалился на рычаг колонки – школьный рюкзак его съехал насторону, расстёгнутая курточка встопорщилась – изогнулся и поймал губами воду. Выпрямился, улыбаясь, и тут увидел меня.

– Как вода? – спросила я.

– Хорошая, – ответил он и побежал догонять бабушку.

Крапивинская сцена. И Тюмень – родной город Владислава Петровича Крапивина – рядом.

В этот момент я полюбила Тобольск.

Нажала на рычаг колонки, подставила ладонь и глотнула тобольской водицы.

 

Татьяна Антониновна и кремль

В первую столицу Сибири я приехала по приглашению руководителя общественного благотворительного фонда «Возрождение Тобольска» Аркадия Григорьевича Елфимова. Цели у меня были две: и познакомиться с городом, и представить тоболякам свою новую книгу.

Приехала я уже в темноте и ночевала в доме Аркадия Григорьевича на территории парка «Ермаково поле». Рано утром он привёз меня в город – и в косых лучах поднимающегося Солнца я впервые увидела Тобольский кремль: золотистые стены и башни на фоне синего неба.

На ступенях гостиницы «Сибирь» ждала нас экскурсовод Татьяна Антониновна Грязнова – Аркадий Григорьевич попросил её рассказать мне про кремль.

Меня интересовал не только кремль, но и сама Татьяна Антониновна – бодрая, жизнерадостная. Ей только что исполнилось 75 лет, почти половину этого срока водит она туристов по родному городу. Уже в возрасте она сумела закончить исторический факультет и получить новую для себя специальность. Мне хотелось услышать не отстранённую информацию, а живой, проникнутый любовью рассказ. Лучшего гида трудно пожелать: знание и преданность городу звучали в её словах.

Как очевидец рассказывала она о том, что перед кремлём на месте площади и фонтана в советское время был стадион. Как Путин в 2003 году приземлился на этом стадионе – как раз там, где сейчас фонтан. Как гулял по кремлю. Было это накануне восьмого марта – Татьяна Антониновна, смеясь, говорит:

– Привели ему вечером восемь женщин. – Смеётся: – Это не то, что Вы подумали. Он их поздравил с праздником и подарил букеты и золотые часы. Ну, уж не знаю, насколько золотые, но говорят так. Одни такие часы есть у нас в музее.

После этого визита стадион снесли, началось бурное благоустройство. Дорожки сделали, цветы посадили, фонари поставили, фонтан. Вид на кремль преобразился.

Рассказывает мне Татьяна Антониновна историю окружающих площадь зданий, показывает вправо: там знаменитая на весь уголовный мир Тобольская крытая – старинная, ещё с царских времён, тюрьма – вплотную к кремлю. Меня это не удивляет: вспоминаю Волоколамск с его древнейшим городищем, на котором два выдающихся по красоте храма, но большую часть городища до сих пор занимает тюрьма.

Закрыли тобольскую тюрьму в 1989 году, долго здания стояли без призора, пока, наконец, здесь не разместился музей с названием «Тобольский тюремный замок» – один из самых популярных, а музеев в городе тринадцать.

Кстати сказать, на территории тюремного замка, в главном, больничном, корпусе из трёх этажей находится научная библиотека Тобольского историко-архитектурного музея-заповедника и Музей уникальных книг и редких изданий – мне удалось там побывать в этот же день. Побывать и восхититься книжным богатством и оснащённостью библиотеки. Но это было позже.

А пока мы прошли мимо собора – на Софийский, внутренний двор кремля.

Всё звучало занимательно в изложении Татьяны Антониновны, всё было проникнуто личным переживанием. Вот архиерейский дом. После революции – детский дом, потом краеведческий музей. «Я здесь девочкой ходила». Потом мягкой лапой нынешний архиерей при поддержке забрал себе фактически все здания кремля. Вот и это здание теперь – архиерейское. Обещал он не перегораживать территорию заборами и оставить её доступной для туристов – но всё же часть перегородил. Вот на территорию архиерейского садика доступа сейчас нет, да и сада нет – почти всё гранитной плиткой заложили. А из сада раньше поднимались на боевой ход – на стену. А вот здесь было мореходное училище, хоть море и далеко, затем музыкальная школа, сейчас – общежитие для семинаристов. Когда же реставрировали здание, то нашли подземный ход – и прорыли его метров на пять-шесть. Но потом работы остановили…

История древняя и канва современности, под нашими руками становящаяся историей, – пульс эпохи слышно в Тобольске особенно отчётливо.

 

Воскресенская церковь

 

Пройдя мимо Софийско-Успенского собора, мимо монументального памятника Семёну Ремезову, мимо прославленной Рентереи, не спускаясь по Прямскому Взвозу, мы огибаем слева Дворец наместника – и холодный ветер толкает в грудь, и распахивается перед нами пространство.

Мы замираем – и я, увидевшая эту картину впервые, и Татьяна Антониновна, видящая это почти каждый день.

Серый угор круто обрывается вниз – и перед нами в лучах Солнца – полной дугой – простирается подгорье, опоясанное синей каймой Иртыша. Я знаю, что ширина Иртыша в черте Тобольска от 600 до 800 метров – широченная река. Но с крутояра она выглядит узкой – по сравнению с неоглядными зелёными далями, тонущими в едва заметной дымке, пронизываемой косыми лучами.

 

Иртыш

 

Слева плавной дугой высятся угоры – трудно поверить, что они сложены не из камня, а из суглинков. Величественный амфитеатр завершается вдали знаменитым Чувашским мысом – именно там произошла битва отряда Ермака и хана Кучума.

Долго смотрю я на реку – заметила паром, затем второй – поменьше. Вот отчалил от далёкой пристани прогулочный кораблик… Река живёт.

Мы идём вдоль ограды и стены дворца вправо, и Татьяна Антониновна обращает моё внимание на странную фигуру из какого-то металла, говорит: это ангел. У нас таких последний градоначальник по всему городу наставил.

Я смотрю на это металлическое уродство чёрного цвета – и при всём желании не могу отождествить это с ангелом. Ремезов писал, что Тобольск – ангел Сибири. Но он явно иначе видел этот образ.

– У нас народ их гномами называет. Почему ангелы – чёрные? Мы возмущались – вот их немножко позолотили, но эта краска золотистая уже слезла – вот её остатки.

«А ведь кто-то за это деньги получил, и немалые», – думаю я. В целом не новая идея – поставить по городу небольшие символические скульптуры. Но можно сделать это на хорошем художественном уровне, как в Рязани, где по городу в самых знаковых местах «посадили» грибы с глазами, остроумно и находчиво придуманные. А можно как здесь – фактически испортить городскую среду. Я потом встретила ещё несколько этих якобы ангелов – и каждый раз думала: как мне теперь развидеть это?

На ближнем к Иртышу мысу мы ещё раз остановились, и тут я принялась разглядывать подгорье. Досада и даже обида за прекрасный город омрачила моё сердце: под горой я видела остовы домов – даже сверху были видно, что дома эти старинные, с толстыми стенами, – разбитые крыши, пустыри, заросшие сорным американским клёном.

Да, это та самая часть города – древнейшая, хранившая историю и архитектуру, та часть, где высаживались купцы, где на пристанях и торговой площади бурлила жизнь, откуда отправлялись первопроходцы до самого Тихого океана.

И в советское время здесь тоже бурлила жизнь, работало несколько промышленных предприятий, в том числе крупнейший леспромхоз с полным циклом обработки древесины. В девяностые леспромхоз обанкротился, его закрыли и разорили, как и другие предприятия. Дома – памятники архитектуры – ветшали, жители постепенно переселялись в верхнюю часть города. На территории остались, конечно, частные дома, отремонтированы пара церквей, вдалеке видна школа, в центре выделяется здание музея – это дом, где когда-то жила перед отправкой в Екатеринбург царская семья. Под самой горой, у подножия, построена пара малоэтажных кварталов. Но в основном – разорение. Да, возле церкви на месте торговой площади виден сквер со скамейками, фонарями и деревянными качелями, на языке чиновников именуемыми малыми формами, но сверху это выглядит дробно и неряшливо.

Утрат в городе много, даже чрезмерно много. Ещё в начале девяностых сохранялись три дома, в которых жили декабристы. Два недалеко от кремля, один внизу. В них бы сделать музеи! Беречь – как зеницу ока! Но они растворились как-то совсем незаметно, исчезли, будто и не было. Что на их месте сейчас? Либо пустота, либо современные здания.

Бросаю взгляд вправо, вдоль тюремной стены, – вдали увалы вдоль Иртыша. В конце тюремной стены, на обрыве, – непропорциональная, выкрашенная грязно-жёлтым цветом ротонда. Над увалами, над лесом, внезапно два синих прямоугольника – две городские многоэтажки.

Татьяна Антониновна грустно вздыхает: оказывается, в городе нет главного архитектора. Архитекторы есть, а главного нет. Нет человека, который следил бы за целостностью облика города, который понимал бы, что такое исторический ландшафт, насколько ценен пейзаж, и не дал бы его уродовать неприглядными постройками. Да и хозяина в городе, по сути, нет – за последние годы сменилось пять градоначальников, и все они – не тоболяки, а люди, назначенные сверху. Их желание – как можно скорее уйти на повышение.

Если бы Тобольск относился к категории исторических городов! Как понять законодателей: почему главный исторический город Сибири, центр Тобольской губернии, простиравшейся от Вятки до Тихого океана, единственный город в Сибири, имеющий кремль, к искомой категории не принадлежит? Непостижимо.

Тюремная стена вдруг прерывается металлической решёткой.

– Несколько лет назад оползень был – большой кусок стены съехал под гору.

Да, вижу: нет стены – а дальше снова продолжается. Значит, склоны надо укреплять: лучше всего сажать растения с длинными корнями, расходящимися по поверхности, как мы это делали в Калуге ещё в 1982 году. Облепиху можно сажать, дёрен дальневосточный. Иначе – смотрю я вниз – скоро вновь уползёт. По сути, весь кремль под угрозой оползня.

– Видите – два красных бакена на реке? Там несколько лет подряд образовывался остров. Я каждый раз глядела на него и переживала, что Иртыш мелеет. Как-то смотрю – стадо кабанов по острову бегает. Как они туда попали? Переплыли? Потом исчезли. Потому там бакены и стоят, чтобы мелкое место обозначить.

После экскурсии в душе остаётся смешанное чувство – восторг соединяется с возмущением и недоумением: такое потрясающее место – и в таком небрежении.

Мы прощаемся с Татьяной Антониновной – но только до завтра: она ещё проведёт нас по парку «Ермаково поле».

 

Тобольский индустриальный институт

Филиал Тюменского индустриального университета – просторное здание советской постройки. Меня везёт туда Аркадий Григорьевич – ко второй паре. Нас ждут первокурсники – у них как раз по расписанию история. Встречает Людмила Васильевна Останина – директор, провожает в аудиторию и остаётся с нами. Аудитория полна. Пока выступает Аркадий Григорьевич, я приглядываюсь к студентам. Есть рассеянные, есть внимательные. У некоторых тетради на столах, другие, увидев нас, тетради убрали.

Аркадий Григорьевич дарит институту роскошное издание «Бориса Годунова», выпущенное к 225-летию Пушкина.

Когда слово дают мне, я первым делом прошу тетради открыть. Записывать! Соединять мысль со словом на кончике карандаша – развивать нейронные связи. Ребята достают тетради, сонные немного оживляются.

Я рассказываю о своей дилогии «Котёл Господень», посвящённой событиям русской истории XV века. Задаю вопросы, чтобы понять уровень знаний. Что такое дилогия? Что было в 1380 году? В 1480-м? – Молчат.

Один студент со второй парты, спасая честь курса, отвечает:

– Стояние на Угре.

Один из пятидесяти.

Хорошо, что знает. Грустно, что один. Здесь, в Сибири, события, происходившие где-то на той стороне Урала, безумно далеко, кажутся мифическими, нереальными? Но ведь эти студенты только что со школьной скамьи. Они всё это учили. Должны были учить. Или – как сейчас модно? Мне это не пригодится, я буду учить только то, что надо сдавать.

…Мы сдавали экзамены по всем предметам, и всё учили, и – поверьте – всё пригодилось.

По существу, я говорю не о своей книге, а о событиях русской истории, о наших князьях и воеводах, о великих женщинах эпохи. И рада, что мне удаётся студентов расшевелить.

Под конец говорю об СВО, о писателях и поэтах на войне. Читаю стихотворение Ольги Старушко «Симонов и Сельвинский стоят, обнявшись…». Её я считаю лучшим современным поэтом.

На институтской странице «ВКонтакте» корреспондент подытожил: «Студенты, преподаватели и сотрудники Тобольского индустриального благодарны Елфимову Аркадию Григорьевичу и Ольге Александровне Ерёминой за неоценимую интеллектуальную, духовную и эмоциональную подпитку, которую получили все участники встречи».

 

В научной библиотеке

Неожиданно – пройти под вывеской «Тюремный замок» и попасть в научную библиотеку Тобольского музея-заповедника. Однако в трёхэтажном больничном корпусе Тюремного замка действительно находится музейная библиотека, а в ней – музей уникальных книг и редких изданий.

Главный библиотекарь Елена Владимировна Боркова показывает мне кабинеты, прекрасно оформленные и оснащённые. Я вспоминаю научную библиотеку Кирова – да, там так же основательно всё сделано, но она не музейная, а областная. И с грустью вспоминаю мою некогда любимую Белинку – областную библиотеку Калуги, которая в самом плачевнейшем состоянии (фонды регулярно топит, потолки текут). Поражает меня минералогическая коллекция, выставленная на площадке парадной лестницы. Радуюсь за тоболяков – они могут сюда приходить и свободно пользоваться всеми изданиями.

Собираются те, с кем мне давно хотелось пообщаться, – учителя русского языка и литературы. Мои самые сокровенные слушатели. Много лет я занималась методикой преподавания литературы и русского языка, написала множество статей и книг. Мне казалось важным поговорить с учителями о современном состоянии преподавания этих предметов.

В уютном, сделанном под старину небольшом читальном зале – 25 человек, все места оказались заняты. Я начала рассказывать о своей работе в методике, о выдающихся методистах Геннадии Исааковиче Беленьком и Майе Андреевне Снежневской, с которыми мне посчастливилось общаться, о подготовке к изданию новых учебников литературы, которые волей министерства образования так и не дошли до печатного станка. О проблемах, которые возникают при преподавании.

В какой-то момент я замечаю, что женщины меня слушают, абсолютно не шевелясь. Думаю: может, они устали после работы, ведь уже вторая половина дня, им трудно. Прерываю сама себя, спрашиваю. Нет, это не усталость, это проявление предельного внимания и концентрации. Привожу примеры восприятия современными школьниками произведений русской литературы. Учителя смеются. Перед такой понимающей, чувствующей аудиторией выступать – большое счастье.

Аркадий Григорьевич распоряжается – задавайте вопросы!

Вопросы тонкие и вдумчивые. Просят почитать свои стихи. Читаю. Спрашивают: что даёт мне вдохновение? Я задумываюсь – как-то не приходилось размышлять об этом. Отвечаю: историческая родина, деревня в бывшей Костромской губернии, где родилась моя бабушка Анна Андреевна. Начинаю: «Да куст бузины возле бани, / Да ветка калины в окно…» Вижу на глазах женщин слёзы. У меня даже голос дрогнул. Чувствую ярко: до Урала ли, за Уралом – все мы – русские. И скрепляет нас – Слово.

Слушательницам, которые задавали вопросы, Аркадий Григорьевич дарит на прощание по книге – на обложке портрет выдающегося литературного критика Валентина Курбатова. Это его письма и статьи, связанные с деятельностью фонда «Возрождение Тобольска». Книга подготовлена к изданию Юрием Петровичем Перминовым (Омск), сделана бережно, с большой любовью. Думаю, учителя литературы получат радость от соприкосновения с чистой русской речью.

Елена Владимировна, главный библиотекарь, дарит мне букет цветов – в сине-белых тонах.

Мне хотелось бы ещё побыть здесь, порассматривать всё внимательнее, но Аркадий Григорьевич увлекает меня за собой – надо ещё многое успеть за сегодняшний день.

 

Подгора

Я вышла из машины недалеко от дома, в котором перед отправкой в Екатеринбург несколько месяцев жила семья отрёкшегося от престола Николая II – гражданина Романова. Мне хотелось спокойно пройти по историческим улицам города. Отсюда начинался Тобольск.

В начале XX века здесь, в сетке небольших речек и проток, впадающих в Иртыш, сосредотачивалась вся жизнь: густо населённые улицы, пристани, гостиный двор, шесть рынков – мясной, хлебный, сенной, дровяной, рыбный, толкучий, магазины и оптовые склады, городская дума с управой, банк, полицейское управление, девять каменных церквей и часовня в память об убиении царя-освободителя Александра II.

Что я увидела? Освещённый лучами вечернего Солнца белый кремль. А под ним… Несколько целых зданий, вокруг которых – странные «малые формы»: деревянные детские качели, фонтан, деревянные, с позволения сказать, яйца – и всё это вокруг часовни. Всё это называется «Александровский сад».

Улица Мира уложена плиткой, поставлены фонари. Вижу лотки, какие-то палатки, люди ходят. Направляюсь туда. Там, оказывается, фестиваль книги. Торгуют кофе, сладкой ватой, под навесом какая-то лекция идёт. Дети на самокатах катаются. А вокруг – мерзость запустения: остовы некогда величественных домов XVIII века. Обвалившиеся стены, пустые глазницы окон… Подгора, которая дала жизнь Тобольску. Мёртвая улица. И на ней – праздник. На месте городских властей я бы от стыда провалилась под землю. Это же современное воплощение «Пира во время чумы».

Я различаю отдельные архитектурные элементы. Вот профилированный карниз, вот бровки над окнами, барочные элементы… Мёртвая улица. На карте обозначены памятники архитектуры: магазин купца Голева-Лебедева, дом купцов Володимировых, дом-магазин Баскина, дом Пиленкова, дом купца Шохина – всё в руинах, без окон, крыш, в зарослях хмызника, в обломках кирпичей. Разрушение, потеря исторического наследия – это ли не преступление перед всей Сибирью, столицей которой был Тобольск, и перед всей Россией?

Воскресенская церковь – высокая, с причудливыми барочными формами – отремонтирована, напротив неё – прекрасный памятник Алябьеву с его вечным «Соловей мой…».

 

Памятник А. Алябьеву

 

Но вокруг памятника – опять эти диковатые нелепые «малые формы», которые дробят, фрагментируют пространство и убивают впечатление от памятника. За ними дальше – какое-то невысокое сооружение. Оказывается, это летняя эстрада, возле которой стоят три высоких чудовища – сделанные из мохнатого пластика зелёные существа (якобы топиарная скульптура). Местные жители подсказали мне, что это… музыканты. Большего уродства мне встречать не приходилось.

А вокруг меня – там, где была торговая площадь, – вновь разрушенные здания, малые формы и пустота.

Когда-то подгорная часть Тобольска славилась деревянной архитектурой. Теперь её нет – дома обшиты сайдингом, обложены кирпичом или просто снесены. Сохранившиеся бревенчатые дома – с проваленными крышами, вокруг пустыри. Ремонт кремля не компенсирует потери живого старинного города.

Скоро и восстанавливать будет нечего.

Печально дошла я до Прямского Взвоза, поднялась по деревянным ступеням, влилась в арку Рентереи – и поднялась по булыжникам в окружении отвесных кирпичных подпорных стен к собору.

 

07. Арка Рентереи

 

Булыжник, кстати, в большинстве своём вывернут – видимо, дожди размыли. Разломанные места мостовой обнесены флажками. Нет средств на ремонт?

 

Вдоль отвесных стен к Собору

 

Наверху, на площади, гулял народ. Я познакомилась с пожилой парой, приехавшей из Томска, с семьёй из Нарьян-Мара, с туристами из Тюмени и Омска. Люди едут в историческую столицу Сибири – перед ними блеск и нищета.

Я понимаю логику развития города. Когда важнейшим было речное сообщение, когда товары прибывали по воде, когда не было водопровода – развивалась подгорная часть. Когда в советское время построили завод по переработке нефтепродуктов и начали строить современные благоустроенные дома, народ, конечно, стал перебираться наверх. К тому же Иртыш периодически разливается. Сейчас наводнений нет: почти сорок лет назад построенная дамба защищает подгорье. Её длина – 13 км. Что же убило старинную часть Тобольска? Жители говорят – закрытие предприятий, располагавшихся здесь. Самым большим был леспромхоз со своим цехом переработки древесины, с полным циклом – от выращивания и посадки саженцев до готовых изделий. Рамы и двери в домах советского времени в Тобольске сделаны на этом предприятии. По воспоминаниям жителей, возле проходной стоял настоящий паровоз, к нему были подведены трубы – так остроумно была создана здесь автономная система отопления. Но: нет рабочих мест – и люди не стараются селиться внизу.

Но есть же представление о ценности истории? У горожан, с горечью говорящих об уничтожении подгорья, есть. У градоначальников-парашютистов – нет.

 

Тихий вечер

В Тобольске девять вечера. В Москве – семь.

Я тихо вышла из дома Аркадия Григорьевича, который стоит на краю парка «Ермаково поле», и пошла на обрыв.

Темнело, за Иртышом ещё теплился закат. Я выбралась к соснам, растущим по самой кромке отвесной горы, – сердце защемило от восторга и какой-то тайной боли: мир был настолько огромен, такая тишина стояла над горой и в долине, где Тобол сливался с Иртышом, что хотелось стать каплей этой тишины, слиться с ней.

Отсветом заката блестели речки и старицы внизу. Справа, вдалеке, тёмным контуром обрисовывался Чувашский мыс – то самое место, где схватились молодцы Ермака с Кучумом. У подножия мыса, на берегу Иртыша, – деревянный городок, построенный для съёмок фильма «Тобол». За мысом сверкали огни тобольского подгорья – разорённого сердца Сибири. Впереди, за не видимой с угора рекой, за заливными лугами, светились огни двух посёлков по берегам речки Заимской. В небе обрисовалась Большая Медведица. Справа, видимая через прогалы меж деревьями, вставала красная, ещё не полная Луна.

Я прижалась к стволу сосны – он хранил дневное тепло, источал запах разогретой смолы. Мгновенно промчалась ночная птица.

Помимо меня в сгущающуюся темноту пристально вглядывались двое: Менделеев и Суриков. Менделеев – за поляной, бюстом на белой колонне, Суриков – совсем рядом, в окружении лип, подле обрыва.

 

Памятник В. И. Сурикову

 

Только здесь я в полной мере поняла, насколько мала обжитая нами европейская часть России.

 

 

14 сентября 2024

 

В медицинском колледже имени Володи Солдатова

На следующий день меня вновь ждал ранний подъём: семь тридцать по Тобольску – это пять тридцать по Москве. Ну, на войне как на войне.

Аркадий Григорьевич привёз меня к четырёхэтажному зданию советской постройки, отремонтированному в духе нашего времени. На ступеньках крыльца яблоку негде упасть – студенты гурьбой входили в колледж. Аркадий Григорьевич увлёк меня за собой, но я успела заметить слева от двери две мемориальные доски – совсем свежие. Бросились в глаза вторые даты – 2023 год. Роман Олегович Чепайкин и Артём Александрович Ширинкин – выпускники колледжа. Судьба отмерила им по 22 года и по ордену Мужества. Один погиб осенью, другой в начале зимы 2023 года – ещё и года не прошло. Теперь лица этих ребят взыскательно глядят на девочек и редких парней, входящих в колледж: учитесь! Ваши знания нужны!

Колледж – старейшее медицинское учебное заведение Сибири, основан в 1878 году. Сначала повивальная, затем повивально-фельдшерская школа превратилась в училище, позже переименованное в колледж.

В 1969 году училищу было присвоено имя Володи Солдатова – юного фельдшера, умершего в 17 лет от возвратного тифа в 1948 году. После окончания училища он попросил отправить его работать в районы Крайнего Севера, поехал в низовья Оби и, когда в ненецких чумах вспыхнула эпидемия возвратного тифа, он – единственный медик на сотни вёрст – самоотверженно спасал человеческие жизни. Болезнь не пощадила его – Володя умер совсем юным. И потому училищу было присвоено имя не Владимира Павловича Солдатова, а – Володи.

Директор колледжа Наталья Владимировна Данилина встречает нас, провожает в аудиторию. Передо мной – девочки и юноши в белых халатах и аккуратных шапочках. У них сейчас предмет не медицинский, но очень важный: история.

Слово берёт Аркадий Григорьевич, давая мне возможность осмотреться, дарит колледжу дорогое издание «Бориса Годунова». В окно светит тёплое осеннее Солнце, пронизывает желтеющие листья. Вчера ещё они были зелёными, но первые ночные холода позолотили их. Взгляды у первокурсниц не тусклые и погасшие, какие я часто встречаю в Москве, а живые, светящиеся. Что я скажу юным?

Разговор надо начать со знакомства. Я спрашиваю: откуда вы? Из каких городов?

Многие из Тобольска, но есть девушки из Тюмени, из Салехарда и небольших северных посёлков – из Ямало-Ненецкого автономного округа, где как раз и спасал жителей в чумах Володя Солдатов.

Я говорю, что всегда с большим уважением относилась и отношусь к людям в белых халатах: моя мама – педиатр. С детства я видела, что быть медиком – это служение.

И я рассказала про мою маму, как она после седьмого класса пошла в медицинское училище в Кинешме, как весь курс после окончания отправили на Кузбасс, на Енисей, в шахтёрский город Берёзово. (Приходилось пояснять, почему шли в училище после седьмого класса и что такое распределение.) Как всех ивановских, кинешемских и шуйских восемнадцатилетних девчонок отправили в разные населённые пункты, как они ходили друг к другу в гости через заторошенный (тут тоже пришлось пояснять) Енисей, тосковали по дому – и как потом почти все остались жить на далёкой от Волги земле, вышли замуж за кузбасских парней и стали сибирячками. А мама моя вернулась в Кинешму, потому что она была единственной дочкой у своей мамы. Но сразу поступила в медицинский институт в Иванове – не очно, а на вечернее, потому что надо было самой зарабатывать на жизнь. Днём работала в детской больнице, а вечером училась. А после учёбы отправилась в посёлок на берегу Волги – на противоположном от Кинешмы берегу, где и родилась я.

И вот помню я: живём мы в учительском доме (отец был учителем), первый этаж, ночь, вдруг шум мотора под окном – трактор, и женский голос: «В Коротихе… ребёнок заболел… жар». Мама в ночь, в пургу, собирается – и едет в Коротиху.

Потом в Калуге – тоже первый этаж. И тоже темнота, и стук в окно: «Лариса Павловна, ребёнок заболел». Мама одевается – и бежит.

Медик – это служение.

В нашей жизни медицинская помощь может понадобиться в любой момент. В Москве стою на остановке – вдруг женщина падает на землю: потеряла сознание. Я кричу в толпу: «Медики есть?» И помощь приходит.

О сегодняшней войне тоже говорю – о том, как нужны там медики.

Так я рассказываю – и вижу: у студентов – удивление и гордость в глазах. Мне хочется обнять этих девчонок, хочется, чтобы в жизни у них получалось всё задуманное – и чтобы думы их были высокими.

Сколько же у меня осталось времени? – Ещё 20 минут, отвечает мне педагог.

Я успеваю ещё кратко рассказать о книге «Котёл Господень», показать презентацию с основными значимыми датами XV века и изображениями главных героев книги.

На прощание мы хотим сфотографироваться, но парты в кабинете придвинуты очень близко к доске, места мало, и мы выходим в коридор. Там на перемене студенческий водоворот – но мы всё же выстраиваемся тесно друг к другу, и преподаватель делает несколько кадров.

Светлое, доброе чувство осталось у меня от встречи со студентами и учителями Тобольска. И ощущение выполненного долга.

 

Сад Ермака

Тобольск весь в рябине. В этом году она отягощена такими пышными гроздьями, что я даже не припомню, видела ли что-нибудь подобное. Сами деревца здесь невысокие, ягоды в сентябре уже не оранжевые, а ярко-алые, огнём горят.

На повороте в городской Сад Ермака справа рябина, слева – ряд густых елей и пихт. Иду по крайней дорожке – справа от меня круто убегает вниз Никольский Взвоз, почти отвесно вздымается за ним угор, увенчанный башнями Тобольского кремля – единственного кремля за Уралом. Построен он был не столько для защиты, сколько для-ради статуса. Люди возле стены, идущие к смотровой площадке, со стороны сада выглядят маленькими человечками. Машины одна за другой ползут вверх по взвозу. Я явственно представляю, что здесь творится зимой в снегопад или гололёд. А тут ещё по осени дорожники затеяли ремонт, выставили красные панели ограждения и занялись бордюрингом. Не успеют ведь до снега! Беда будет зимой.

Ясно представляю, как ползут в эту гору сани, а рядом с лошадьми шагают мужики в тулупах, в руках – уздечки. Ежели воз тяжёл, то пара мужиков упирается в него снизу, чтобы не скользил назад, толкая по мере сил. Или летом – телега… А если вниз – как бы тяжёлые сани, разогнавшись, на ноги лошади не наехали, не покалечили бы. Придержать надоть…

С мыса влево – распадок, по которому течёт речка Курдюмка, вправо – откосы Троицкого мыса, а впереди – крыши подгорья, серый чертёж улиц, белый корабль церкви Михаила Архангела и вдали – зелёная дуга окоёма. Если продлить прямую, то придём к точке, где в Иртыш впадает Тобол.

На мысу три памятника: мраморный обелиск в честь Ермака, плита с красной звездой в память красноармейцев и памятник павшим за Советскую власть.

За обелиском амфитеатр из густо-зелёных елей, пихт и высокого кедра. Меж ними светится золотом липа. Я замираю от восторга.

Но картина не статична: в вершинах елей, обильно увенчанных шишками, озабоченная суета: клесты, изгибаясь, вылущивают семена из шишек, перепархивают с дерева на дерево, проносятся и мимо меня: я едва успеваю их заметить, как они скрываются в гуще ветвей.

Увлёкшись клестами, я поздно замечаю белку: в картинной позе, подняв хвостик, она стоит на дорожке. Увидев, что я на неё смотрю, она мгновенными прыжками скрывается в траве. В этот момент дунул ветер – с липы полетела стайка листьев – так и хотелось воскликнуть: не опускайтесь на землю, покружитесь в воздухе ещё! Но листья упали на дорожку. На меня пахнуло густым запахом разогретой смолы и хвои. Вот она, смола: на коре кедра затесь, из неё сочатся янтарные капли. Сибирь.

 

Ершов и Достоевский – это же памятники!

Михаил Владимирович Переяславец, действительный член Российской академии художеств, сотрудничая с фондом «Возрождение Тобольска», сделал для города два памятника: Ершову и Достоевскому. Оба они поставлены в верхней части города, на соседних улицах: на улице Семёна Ремезова и на Октябрьской.

Памятник Петру Павловичу Ершову, большая часть жизни которого прошла в Тобольске, находится в небольшом сквере, за памятником – жилая пятиэтажка, на первом этаже которой – помещение «Свободного молодёжного театра». Ершов возле театра – уместно и логично. Сам памятник привёл меня в восхищение: изящный, тонкий, остроумный. Пётр Павлович в сюртуке, в левой руке он держит перо, подобное перу жар-птицы, в другой – книгу. Справа конёк-горбунок, а «возле ног его лежит чудо-юдо рыба-кит». На чуде-юде уместились и Тобольской кремль, и мужики с сохой, и бабы, и ребятишки – всё как в сказке. Видна рука большого мастера! Хочется рассмотреть, потрогать каждую деталь памятника.

 

Памятник П. П. Ершову

 

Но слева от него, за берёзками, видно иное: отвратительная и по замыслу, и по исполнению так называемая городская скульптура, грубая и вульгарная. Кит – уродливый, рядом с ним сластолюбивый царь, сующий босую ногу в котёл, где он вот-вот должен свариться, вдалеке же, ещё левее, на отлёте, – Иванушка с коньком-горбунком. Над монстрообразной рыбой-китом сделан мостик, и – самое обидное: группы туристов влезают на этот мостик и на нём фотографируются – в памяти остаётся не остроумный памятник Ершову, а страхолюдная голова кита под лесенкой. Вероятно, эта скульптурная группа – тоже инициатива «парашютистов»: человек, любящий свой город, такого уродства не допустил бы.

Памятник Достоевскому составил бы честь любому столичному городу. Фёдор Михайлович изображён сидящим на длинной колоде, ладони его сложены накрест на левом колене, слева от фигуры на колоде – раскрытая книга (то самое Евангелие, которое подарила Достоевскому в Тобольске жена декабриста Фонвизина, положив в разрезанный переплёт деньги), кандалы и цепи.

 

Памятник Ф. М. Достоевскому

 

Памятник Ершову – игривый, весёлый, а здесь – лаконизм, в котором мощь, скорбь и милосердие.

За правым плечом Достоевского, вдалеке, в углу площади, высится Петропавловская церковь, построенная в 1774 году. Фёдор Михайлович видел её. За спиной Достоевского – гостиница «Георгиевская». Её эклектичный, в современном вкусе, фасад убивает впечатление от памятника. Поэтому туристы предпочитают фотографировать работу Переяславца так, чтобы на заднем плане виднелась церковь. Но это ж как надо извернуться!

Вероятно, одновременно с созданием кричащего фасада гостиницы было проведено благоустройство площади – так, как это понимают сейчас чиновники: пространство вокруг памятника было выложено плиткой, по всей площади во множестве были воткнуты фонари высотой почти с фигуру Достоевского. Выкрашенные в блестящий чёрный цвет, они ещё более дробят пространство и лишают восприятие фигуры цельности.

Это печальная история о том, как город обладает двумя скульптурными жемчужинами – и власти сделали всё, чтобы эти жемчужины нивелировать.

Что можно было бы сделать вокруг Достоевского? Возможно, низкое освещение – с прожекторами по углам, направленными на фигуру героя. Этот вопрос должен решать главный архитектор города – но, как вы помните, мой уважаемый читатель, его нет в Тобольске!

Ещё об одном шедевре Тобольска хочется мне замолвить слово – о Спасской церкви, старейшем из сохранившихся кирпичном храме города, заложенном в 1709 году. Здесь в 1844 году отпевали декабриста Александра Петровича Барятинского. Википедия говорит, что храм сейчас находится на реставрации. Колокольня второй половины XIX века в лесах (причём в 2015 году она уже была в лесах – в тех же самых, правда, сейчас уже подгнивших), и выглядит эта колокольня как совершеннейший новодел.

Я объездила всю Центральную Россию и Русский Север, знаю много прекрасных строений, в конце концов, писала книгу об архитектуре Золотого кольца. Но у меня захватило дух от восторга, когда я увидела тонко профилированные наличники – удивительные украшения окон. Это шедевр сибирского барокко!

Но… вот передо мной фотографии 2015 года. На них – вокруг Спасской церкви стоит забор, вставлены окна, на стеней свеженаписанный образ Спасителя, несколько ухоженных могил с крестами рядом. Храм в советское время пребывал в достаточно приличном состоянии: там находились мастерские художников.

Минуло девять лет: забора нет, рамы перекосились, окна частично выбиты или выпали, из стен выкрашиваются кирпичи, кресты рядом покосились. Крыша есть, но простая двускатная, без купола, причём доски под крышей так и остались некрашеными и уже почернели. Со стороны улицы Семёна Ремезова, чтобы не видно было плачевного состояния самого драгоценного храма города, насадили сквер и наставили всё тех же малых форм, которые опять-таки раздробили пространство. В результате храм воспринимается как груда кирпича.

Напомню: в реестре объектов культурного наследия это № 7200000090.

 

Спасская церковь

 

На душе радостно от встречи с прекрасным городом – и горько.

 

Как мы в «Ермаковом поле» липы сажали

К обеду приехали гости из Тюмени – Александр Леонидович Вычугжанин с женой. Завтра Александру Леонидовичу предстоит представлять четырёхтомное издание «Тюмень – столица деревень».

А пока мы вместе направляемся в помещение фонда «Возрождение Тобольска» – там слушаем рассказ экскурсовода о выдающихся людях, жизнь которых связана с Тобольском, и об издании рукописей Семёна Ремезова. Драгоценнейшие книги! Затем едем в парк «Ермаково поле», где нас ждёт неутомимая Татьяна Антониновна Грязнова, чтобы провести нас по всем его дорожкам.

О парке, созданном заботами Аркадия Григорьевича, написано очень много, даже книга отдельная издана – об истории возникновения парка, о растениях, посаженных там. По сути, это ботанический сад, сочетающийся с ландшафтом английского парка, – и во всё это вложены тобольские смыслы.

 

«Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора…»

 

– написал великий Тютчев. Солнечный осенний день заволакивал дали, открывающиеся с прибрежных увалов, чарующей дымкой. Нагретые сосны пахли особенно нежно. Ровный газон, редкие для здешней полосы деревья, сосны на обрыве, откуда распахивается перед нами долины Иртыша, аллея пихт – и соразмерные камерному пространству парка памятники, знаменующие важные вехи жизни Тобольска.

 

Долины Иртыша

 

Вот статуя Ермака, дубы за ним – как русское войско.

 

Памятник Ермаку

 

Напротив – клумба степных маков, неожиданно пышно для здешнего сентября цветущих, символизирует степные народы.

 

Степные маки

 

Памятник Сурикову, который специально приезжал в Тобольск, работая над картиной «Покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем»: Василий Иванович стремился передать стальной цвет Иртыша в ненастье. Картина удивительно символичная, и в ней диво – Тобольская крепость на горе, крепость, которая будет построена позже. Но она уже есть – в небесном плане. Осталось только осуществить…

Памятник Сурикову – уменьшенная копия того памятника, что стоит в Москве на Пречистенке. Автор его – Михаил Владимирович Переяславец. Это третья работа выдающегося скульптора в Тобольске.

Каждый изгиб дорожки в парке продуман, перспектива заканчивается высокой белой колонной – монументом в честь великого сына Тобольска Дмитрия Ивановича Менделеева. Пышные бархатцы цветут у подножия памятника. Я по своему обыкновению срываю три цветка – будет мне дома память.

Наш гид рассказывает о парке со знанием дела и одновременно с добрым юмором. Особая доля шуток достаётся дереву, которое не растёт на широте Тобольска. И здесь, в парке, оно погибло, но от корня пошли побеги – и дерево отродилось. Листья у него длинные, тонкие, как у ивы, серебристые. Это лох узколистный.

В руках у Татьяны Антониновны замечаю несколько крепеньких подберёзовиков: пока мы головами крутили, она сумела заметить грибы. Позже она так и уехала домой – с букетом в честь дня рождения и подберёзовиками.

В парке этом, у оврага, где весной поют сибирские соловьи, раньше стоял ещё памятник Алябьеву работы Сергея Мильченко – ныне он находится на городской площади. Теперь он – достояние города. Аркадий Григорьевич мечтает поставить у себя ещё один памятник – немного другой. Но чтобы Алябьев был непременно!

За деревьями замечаю две фигуры: это встреча Ершова и Кюхельбекера.

Возле монументального креста инициативу рассказа у Татьяны Антониновны перехватывает сам Аркадий Григорьевич: повествует о кресте и часовне в честь Димитрия Солунского. И с особой любовью – о памятнике Аввакуму (скульптор – тот же Сергей Мильченко, который делал Алябьева), что находится в полукольце берёз за алтарной частью часовни. Огнепалый протопоп, почти год проживший в Тобольске на пути в Даурию, стоит на символическом срубе со сложенными на груди руками – одежда его завивается пламенем. В лице не исступлённый фанатизм, но страдание и вера. Удивительной силы скульптура!

Действительно, гуляя по парку, можно проследить всю историю города.

Пихтовой аллеей, посаженной эвакуированными в Тобольск детьми блокадного Ленинграда, мы возвращаемся к воротам.

Александр Леонидович Вычугжанин находит свою липу – ту, которую он посадил несколько лет назад (на каждое дерево прикреплена табличка с именем гостя), обнимается с ней, фотографируется. Мне и ещё двум гостям только предстоит посадить по липе – такова традиция, заведённая Аркадием Григорьевичем. Места для посадки возле его дома уже не осталось, и мы едем за ворота – там по склону холма спускается аллея из липок. Нас уже ждёт рабочий, которые привёз саженцы и по канистре воды на каждую липку, выкопал ямы и внёс туда удобрение. При нас рабочий кронирует вершины.

Втроём мы берём – каждый своё дерево – и ставим в лунки. Прикапываем, утаптываем, делаем валик, чтобы вода не убегала, и льём воду – по целой канистре. Мне радостно: на тобольской земле будет расти моё дерево.

Но день ещё не окончился. Мы едем ужинать – тоболяк, москвичка и два тюменца. Говорим о литературе и читаем стихи – я свои, а Аркадий Григорьевич – неожиданно, но к месту – Маяковского.

Возвращаясь, я вижу: над местом слияния Тобола и Иртыша поднимается кроваво-красная Луна. Огромная – в перигее. Но ещё не полная.

 

 

15 сентября 2024

 

Фестиваль «Книги в городе. Тобольск».

Утро третьего дня недвусмысленно напомнило, что мы в Сибири: холод и сильный ветер заставили меня надеть на себя всё тёплое, что у меня с собой было. А фестиваль «Книги в городе», на котором нам предстояло выступать, проходил не в помещении, а на той самой разрушенной улице Мира в подгорье. Там стоял металлический каркас с натянутым на него полиэтиленом, и ветер свистел как раз вдоль улицы, и с горы ползли мохнатые клочья облаков, из которых сеялся дождик.

Но в десять часов под куполом начал выступать Аркадий Григорьевич Елфимов. На пластиковых стульях сидели около полутора десятков человек – здешняя интеллигенция. Это воскресное утро люди решили посвятить книге, подготовились, оделись по погоде, но предыдущие дни раздразнили теплом, и для многих подобный холод оказался неожиданным.

Аркадий Григорьевич привёз все сокровища, изданные фондом «Возрождение Тобольска» за последнее время. Это дорогие, ценные, редкие книги, фактически – произведения полиграфического искусства. С некоторыми я уже познакомилась в помещении фонда, некоторые увидела только сейчас.

С одиннадцати слово взял Александр Леонидович Вычугжанин – он рассказывал о серии книг «Тобольск и вся Сибирь», в которой вышел четырёхтомник «Тюмень – столица деревень». К сожалению, я не смогла его послушать полностью: туча от кремля сползла в долину, стало так стыло и промозгло, что я побежала к соседнему ларьку купить кофе. Там меня перехватила Анна Никифоровна Щербинина – корреспондент газеты «Тобольская правда» – старейшего (я не удивлена) периодического издания Урала, Сибири и Дальнего Востока. Анна Никифоровна отвела меня в помещение, где временно разместились книжные магазины (почему не продумали быстрый перенос эстрады с улицы в случае холода?), мы притулились возле подоконника, и на меня нацелился диктофон. Анна Никифоровна задавала вопросы, я добросовестно отвечала. Но она не знала, что я тоже когда-то была корреспондентом: вскоре уже она отвечала на мои вопросы о газете и городе. Мама её преподавала старославянский и древнерусский в местном педагогическом институте – теперь этот институт на грани закрытия.

Мы с Анной спелись: она начала читать «Не лепо ли ны бяшеть, братие…» – я продолжила – она подхватила – и так мы дочитали зачин «Слова о полку Игореве» до конца. После этого я узнала, что «Тобольская правда» выходит три раза в неделю (это очень много!), что там несколько сотрудников, но две трети материалов пишет Анна – «Сколько у меня псевдонимов!», что живёт она в частном доме, выкопала в лесу пихту, два кедра и можжевельник, посадила возле участка – и теперь у неё свой хвойный лесок. На одном кедре уже шишки созревают, но ей досталась только одна-единственная: то белки прибегают, то птицы прилетают – кедровки – и уносят весь урожай. Однажды Анна напугала кедровку, и та уронила добычу: «Наконец и мне шишка с орешками досталась». Анне не жалко: пусть кедровки будут сыты! Зато как хорошо!

Ещё мы успели обсудить псевдотопиарные фигуры псевдомузыкантов – Анна Никифоровна сказала, что местные жители называют этих существ «зелёными человечками».

Анна Никифоровна знает в городе каждую собаку. В редакции газеты шутят, что в Тобольске даже Иртыш вскрывается именно тогда, когда по мосту проезжает Анна Никифоровна, – так, чтобы она смогла сделать фото и написать репортаж.

Мне хотелось говорить с этой женщиной ещё долго. Но подходило время моего выступления. На прощание я спросила у неё, что это за человек сидит среди зрителей – я первым делом обратила на него внимание: седой, с белой бородой, по национальности похожий на ханты или манси, он был скульптурен и выразителен. «Это же наша знаменитость – лучший косторез! – ответила Анна Никифоровна. – Он сам точно не знает, кто он по национальности, он из детского дома».

Меня звали – и я заспешила к микрофону. В этот момент вдруг тучи разошлись, выглянуло Солнце, над Прямским Взвозом засиял голубой лоскут – и жить стало как-то веселее. И слушателей прибавилось, подошли девушки и юноши – судя по одежде, волонтёры, тоже подсели.

Рассказывала я об истории России, о своей книге «Котёл Господень», о событиях XV века. Слушатели оказались активными – задавали вопросы, кидали реплики.

Однажды я ездила в Тверскую Карелию – перед нашей группой выступала карельская сказительница. После встречи она сказала мне печально: «Какая нынче группа неотдатливая». После встреч – этой и предыдущих – с тоболяками я думала: какие же люди – отдатливые! Силы тратишь на рассказ – и сама от них силами наполняешься!

После встречи рядом со мной оказался юноша лет семнадцати – поражённо говорил он, что никогда не слышал ничего подобного. Я сказала ему, что подарила книгу в научную библиотеку Тобольска, что вход в неё бесплатный для всех, что находится она в Тюремном замке – парень об этом не знал… Надеюсь, что он откроет для себя эту библиотеку.

После я подошла к косторезу и поблагодарила: он просидел все три часа наших выступлений, меня же он слушал с неослабным вниманием, а это дорогого стоит!

– Вы три часа нас слушали, так что хотелось рассказывать именно для Вас. Можно мне обнять Вас?

– Это можно!

Потом уже я узнала, что это действительно выдающийся человек – зовут его Минсалим Валиахметович Тимергазеев. Резные фигурки его работы – лучшее продолжение тобольских традиций резьбы по кости.

И вновь Аркадий Григорьевич торопит: приехали ещё гости – семья пчеловодов из Саргатки, из Омской области. Все вместе мы спешим на обед.

…А вечером меня ждёт самолёт.

И вот я в Москве. Сразу окружают меня – как всегда, неотложные! – дела. Но звучит в моей душе отзвук Тобольска – и долго ещё ему предстоит звучать.

Сентябрь 2024

 

 

---

№100 дата публикации: 05.12.2024

 

Оцените публикацию: feedback

 

Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore