этико-философский журнал №100 / Зима 2024-2025
Сергей Бедрицкий
Представления о мире должны соответствовать, – и будут соответствовать решаемым задачам – если задачи решаются.
Приведу цитату из статьи Л. Н. Толстого «Почему христианские народы вообще и в особенности русские находятся теперь в бедственном положении»:
«Люди мирно живут между собой и согласно действуют только тогда, когда они соединены одним и тем же мировоззрением: одинаково понимают цель и назначение своей деятельности.
Так это для семей, так это и для различных кружков людей, так это для политических партий, так это для целых сословий и так это в особенности для народов, соединённых в государства.
Люди одного народа живут более или менее мирно между собой и отстаивают дружно свои общие интересы только до тех пор, пока живут одним и тем же усвоенным и признаваемым всеми людьми народа мировоззрением».
Сказанное Львом Николаевичем полностью совпадает с тем открытием, которое я сделал для себя: поступки человека определяются и мотивируются его мировоззрением, даже если человек не осознает этого.
Но дальше моё мнение расходится с представлением великого классика.
Он считает, что «Общее людям народа мировоззрение выражается обыкновенно установившейся в народе религией».
Я же полагаю, что любая религия способна быть лишь частью мировоззрения. Хотя бы на том основании, что у каждого её последователя в его сознании всегда будет собственная интерпретация, «отредактированная» форм-факторами воспитания, личного опыта и личных предпочтений.
И можно ли сегодня представить мировоззрение, свободное от научных концепций устройства мира и человека? Даже если кто-то отрицательно относится к религии или к науке – его мировоззрение всё равно представляет их сумму.
После прозорливого указания на фундаментальную роль мировоззрения, Толстой переключает всё своё внимание на неувязки с религией, делая религию всецело ответственной за неувязки с мировоззрением.
Я же предлагаю рассматривать мировоззрение в неразрывной связи с тем, что делает мировоззрение функциональным – с индивидуальным сознанием.
Мы можем заправлять автомобиль самым идеальным топливом (идеальной религией и истинной наукой), но он не двинется с места, если есть неисправности в двигателе (в сознании).
«Сознание неопределимо и непознаваемо», – мы всё же пытаемся наладить и двигатель, поглаживанием по закрытому нами капоту.
То, что человек рождается с «нулевым сознанием» и необходимо опирается на окружение в своём становлении, замаскировало от нас факт того, что относительно деятельного человека его сознание является не следствием, а причиной всего. И нам не разобраться в причинах, не разобравшись с сознанием.
Добро и зло – это абстракции, с помощью которых сознание классифицирует явления. Точно такие же абстракции, как мебель или транспорт. Только, в отличие от транспорта, когда даже внешне несхожие явления, такие как самокат и самолёт, мы объединяем в одно множество по общему признаку «передвижение», для объединения во множество «добро» таким общим признаком является наше чувственное состояние, рождённое восприятием того или иного явления. И таким образом, во множество добро, могут попасть и коньки, и улыбка Кати, – не имеющие никаких других общих признаков.
Отсюда, по структуре, добро и зло для всех людей одинаковы: что-то воспринял – и связал с возникшим чувственным состоянием, – и присоединил к другим явлениям, вызывавшим такое же чувство.
Но, по содержанию добра, по тому, какие именно явления попали в это множество – двух одинаковых людей не найти.
Из сказанного можно сделать гипотетическое предположение, почему оказались неудачными попытки воплотить в жизнь разные версии социально-утопических общественных укладов. Они с неизбежной необходимостью для своей реализации вынужденно полагают существование добра и зла как универсальных конструкций с неизменным содержанием, общим хотя бы для большинства членов социума.
И вот именно «настройкой» на абстрактную сущность добра, – добра, которое в жизни всегда неповторимо-индивидуально, – капитализм побеждает все виды социальных утопий.
Ориентируясь в своих интересах на максимизацию потребления, капитализм стимулирует его рост детальным учётом запросов каждого потребителя. И до уровня, когда потребление удовлетворяет разумные потребности и ещё не принимает извращённых гротескных форм «потребительства» – этой индивидуализацией запросов капитализм практически идентифицирует себя с добром – для любых категорий людей, независимо от их мировоззрения.
Стремясь к добру и не понимая его генезис, люди сами заведомо обрекают на провал все попытки основать уклады или системы, создающие или воспроизводящие добро.
Не понимая генезис добра и зла, люди никогда не позволят капитализму исчезнуть или проиграть в конкуренции с любым другим общественным укладом. А в отсутствии возможности сопоставить капитализм с чем-либо иным в своём движении он может периодически «терять берега» и ориентиры, ибо без сопоставления – о нм нет и знания.
Принципиальное отличие чувств и разума в том, что разум способен работать с универсальными (общепринятыми) алгоритмами, РЕАЛИЗУЯ ИХ В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ.
Чувства способны воплощать в деятельность только свой – неповторимо-индивидуальный алгоритм – на всеобщее обозрение выставляя лишь липовое согласие с универсальными алгоритмами: с коммунизмом, царством Божьим на земле и т.п.
На основании наблюдений можно предполагать, что:
имеют безусловный приоритет над представлениями разума.
И при коллизиях представлений в деятельности, безусловно, воплощаются представления чувственно-образные.
Почему? Предположу, что это связано со стратегиями выживания, в которых чувственно-воспринятое моментально воплощается в действие: хлопок! – съёжился, ещё не зная, что «хлопнуло». – Здесь нет времени и «места» для тактов обмена с сознанием. Настолько, что сознание не только исключается из «принятия решений» – но даже не получает информации «о перехвате управления».
В результате, сознанию достаётся роль наблюдателя, решающего задачу: как связать выполненное человеком действие (от чувств) – с «воплощаемым» планом разума. Именно неудачные, шитые белыми нитками такие объяснения – проявили наличие «внеплановых мотивов» и породили представление о правящем бал подсознании.
Родившись, мы начинаем взаимодействие с окружающим миром с чувств. И до времени становления сознания, с помощью чувств получаем и накапливаем личный опыт. Отсюда – самая исторически ранняя для нас и наиболее «авторитетная» версия мировоззрения – основывается на чувственных представлениях.
В последующей зрелой жизни не все из этих представлений и не всеми людьми заменяются на представления разума. Ибо этого не происходит «автоматически», как с молочными зубами. А необходимость действовать самостоятельно, и её цель не для всех очевидна.
Если сделанные допущения верны, то следствием детского, преимущественно чувственного периода восприятия, может быть последующее тяготение к исключительно материалистическому мировосприятию и мировоззрению.
Благодаря приоритетной (по времени освоения) значимости детского алгоритма восприятия, авторитет «физических» научных представлений о мире может всю последующую жизнь оставаться безапелляционным.
А что такое, если ребёнку дали шоколадку? – С его позиции, несомненно, добро!
Если же стукнул коленку – зло! И зло – вот оно, вот эта табуретка.
Может ли после такого опыта повторяющихся взаимодействий с миром, сложиться устойчивое представление, что добро и зло – приходят извне, что они – свойства окружающего мира?
Согласно моим наблюдениям, может.
Почему в прошлом существовали некоторые табу, отсутствие практической пользы которых для нас очевидно, как очевидно и невежественное, суеверное их основание?
Например, запрещались любые манипуляции с люлькой или коляской ИМЕННО тогда, когда в них не было ребёнка, – с пустой.
Суеверие?
Играть с люльками младших любили старшие дети: выбор игрушек для детворы всех возрастов кажется скудным. С пустой коляской ребёнок мог позволить себе «недопустимые операции», которые после обретения опыта их воплощения, по невнимательности, могли быть повторены уже и с «обитаемой» коляской.
Старшие очень много помогали в уходе за младшими, качали их и в люльках. – Не «священность» коляски поддерживало в детях это табу, это «суеверие» – люди понимали принципы работы человеческого сознания.
«Рыцарь удачно пошутил над тем, над чем шутить не следовало...» (М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита).
Человечество серьёзно остерегается лидерства искусственного интеллекта (ИИ).
В то же время один из его фундаментальных ресурсов – мировой океан, – погибает от мусора. Разумно ли это?
Нужен ли ИИ, чтобы осознать пагубность такой ситуации, и найти способ её исправить?
То есть, разум …человечества оказался беспомощным, неспособным прибрать за собой.
Почему такое возможно?
Потому что разум, создавший ИИ, в своей «человеческой версии» оказался подчинён чувствам – именно они принимают ГЛАВНЫЕ решения, воплощаемые человеком в деятельности.
Поэтому разум, опоясавший планету глобальными сетями, оказался недопущенным к мусору даже с молотилкой: чувства берут своё «как умеют» и имеют нужную для этого власть.
Человечество боится искусственного интеллекта, потому что ещё не имело опыта ОПОРЫ на свой собственный: разум всегда присутствовал, но главной опорой всегда были и остаются чувства.
Возможно, именно по этой причине одним из главных условий духовного познания было «отречение от разума»: явное различие «слова и дела» побуждало не доверять слову.
О последствиях такого отречения я могу судить лишь по ситуации, сложившейся в наших материальных пенатах.
Человечество должно найти условия и методы, чтобы опора на разум стала возможной.
Искусственный интеллект в этом, похоже, не помощник: я пробовал – с огромной производительностью он воспроизводит и реализует алгоритмы тоталитаризма... чувств.
№95 дата публикации: 01.09.2023
Оцените публикацию: feedback
Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore
Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...
Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru
copyright © грани эпохи 2000 - 2020