ГРАНИ ЭПОХИ

этико-философский журнал №97 / Весна 2024

Читателям Содержание Архив Выход

Владимир Калуцкий,

член Союза писателей России

 

Первый пацифист Лукоморья

Ратных изгнав, мир утверди.

Митрополит Иларион

 

 

Тому теперь 970 лет назад, в такой же апрельский день в Киеве, в Святой Софии, Великий князь Ярослав возложил митрополичий клобук на чёрного монаха Илариона. Привёл его в Киев прямо из сельца Берестова, где случайно слушал проповедь попа. Подивился Ярослав: так ладно служил Иларион, что сердце радовалось. То ли проповедь, то ли песня, а то ли молитва. Вернее, – всё сразу.

 

«Мы – народ Твой, тебя ищем, Даждь нам силы, даждь нам пищи, Даждь нам видеть славу Слова, Быждь Тебе саму здорова…»

 

Спросил князь: «Да супружен ли ты, отче? А коли матушкам твоя почила, быть тебе отселе монашествующим».

И завертелось.

До Илариона на Руси держали кафедру греки – Михаил, Леонтий, Иоанн, Феопамт. Как помер Феопамт, хотел Патриарх Константинопольский Михаил Кируларий прислать в Киев нового епископа. Да и прислал уже с целым посольством. Но князь Ярослав Владимирович того посольства дальше крыльца не пустил, а велел ему, через бирюча, отправляться восвояси. Да сказать Патриарху, что государь Ярослав, своей волей, уже утвердил на кафедре русского первосвященника, «яко служения знавца и сердцем кротка, и Богу угодна».

Жест, конечно, опасный. Византийский император Константин IХ Мономах мог обидеться. А что может быть опаснее императорской обиды?

Но Ярослав уже сам себя чувствовал государем, не меньше императора. И митрополита при себе желал иметь навроде патриарха. Чай, у нас тоже есть София. Да и окрестные народы больше уважать будут.

Словом – Великий князь я или кто?

Византия своеволие Киева проглотила.

Или нет?

Поживём – увидим.

А пока Иларион принимал церковь. И вот же пакость какая – семьдесят лет ещё не прошло, как Владимир крестил Русь, а по всем приходам да епархиям развелось такое множество приживал и жуликов, что хоть те церкви закрывай. Вреда от них вере больше, чем пользы. «А иные храмы впусте, а в иных и скот, и в рафли ыграют. А на погостех лярвы да чичиморы да ыдолища с губмы кровавы», – в первом же отчёте Патриарху отписывал митрополит.

Практика такая была – митрополиты писали патриарху ябеды к Рождеству. Вот о церковном нестроении и плакался митрополит. В порядке вещей по тому времени. А Патриарх, понятно, эти ябеды собирал, как досье на каждого митрополита.

И на Илариона тоже.

Но Иларион был не лыком шит. О мелких досадах он плакался, – с великими досадами боролся сам, как мог.

А великие досады губили Русь, подсекали её под корни. Как будто под дёрном тлели распри, то у одного города, то в другом повете вырываясь на поверхность войной. Ещё не успели оправиться от набега польского Болеслава, как сами накинулись на Византию. Ну, пожгли нас там греческим огнём, – так нам того мало! Взяли да и навалились на Ямь? Чем она киевлянам не угодила? Или вот Белгород пожгли. Сами. А зачем?

С Ярославом часами кумекали: как так Русь обустроить, чтобы счастлива была? Поначалу дружно думали, Потом легла между ними трещинка. Размолвка. Ярослав говорил, словно поучал: «Тому беды причиной, что закона народ не чтит. Вот надумал я составить общее правило. «Русская правда» называется. Чтоб и для нас, и для внуков наших, и для потомков. Ведь, утвердись закон, – тут и войнам конец. Потому – по Закону нельзя».

Иларион не то, чтобы спорил. А только гнул своё: «Закон мертвит. Он всегда там, где беда и смерть. Я вот тоже книгу пишу. «Слово о законе и благодати» называется. Я утверждаю, что совершенное общество не нуждается в законах. Скоро Патриарху пошлю, пущай порадуется».

Так определились в Киеве два направления ума. Законники и благодатники. И как-то незаметно в законниках оказалась и великокняжеская рать, и губные старосты с посадскими головами. И писцы – крапивное семя, и купцы – торговые воротилы. Верховодил у законников наследник Ярослава, сын его Всеволод. Это был всадник войны, баловень боевых потех. В свой парубковый отряд он брал только тех недорослей, что могли курицу на лету мечом разрубить. На благодатников Всеволод глядел, как мечник на курицу. И стал великокняжеский терем камнем законников, и там же сочинялась «Правда» Ярослава.

А благодатники тоже как-то незаметно стали кучковаться вокруг церкви сельца Берестено. Тут всё больше виделись калики перехожие, голь перекатная, бродячие берладники да расстриги церковные. Да и сам Иларион обосновался тут же, при сторожке. И как-то вроде перестал быть митрополитом, а всё ж оставался им.

Окончательный разлад между князем и митрополитом положило письмо от Патриарха. Последними словами костерил Михаил Илариона, грозился лично сорвать с его головы митру за ересь и вольнодумство. И требовал от Ярослава прислать Илариона на Патриарший суд. «Как зверь рыкающий встречу, как громом поражу (Аки зверем рыкащи стречахом, аки громы поразихом)».

Но Великий князь – не мальчик на побегушках. С какой это стати мы отдадим нашего митрополита на волю их зверя рыкающего? Снизошёл Ярослав до церковной сторожки. Сказал Илариону: «Поняй-ка ты, владыка, в Новгород. Я давно замыслил там школу открыть, мест, эдак, на триста. Будешь там заодно и мою «Правду» преподавать. Вот, я тебе новый экземпляр принёс. А патриарху уже написал, что тебя в Киеве нету, и «Слово» твоё я сжег на Подоле... Кстати, сколько у тебя списков «Слова» осталось? Сам сожги. И, чтоб не забыть: я велел всем, прельщённым твоим «Словом» благодатникам нательные крестики носить опрокинутыми. А ежели какого увидят гридни с обманным крестом, – того бить кнутами и крест божий срывать. Уж не обижайся, владыка. А иначе с вами, еретиками, как? Что может быть крамольнее твоих слов: «ратных прогнав, мир утверди»? Да если мы военных изгоним с Руси – Лукоморье какое-то получится!»

И уехал Иларион в Новгород. Добирался митрополичий поезд от Киева на Ладогу почти три недели. А когда прибыл владыка в Новгород, то обомлел. Чуть не весь город ходил с перевёрнутыми нательными крестиками.

Новгород признал приоритет Благодати над Законом!

А скоро Иларион открыл в городе школу. Первую общеобразовательную на Руси. На 300 мест. Он выписал «из немцы, ляхи и чехи» учителей квадриума, сам преподавал гомилетику, агиографию и пиитику. Здесь Иларион создал несколько стихотворных работ, положивших начало тому отношению к писателям, какое мы нынче знаем по формуле: «Поэт в России больше, чем поэт».

В Новгороде Митрополит счастливо жил несколько лет, пока его не затребовали в Константинополь, на выборы нового Патриарха.

На этом можно бы поставить точку.

Но я вынужден просить вас переместиться теперь из Новгорода в Константинополь. А там случилась большая беда. Совершенно случайно патриарший список «Слова о законе и благодати» попал в руки нового императора Михаила Стратионика. И того взорвало! Те же крамольные строки «Ратных изгнав, мир утверди» привели базилевса в бешенство. На глазах патриарха он рвал список и топтал его сафьяновыми сапожками в жемчугах. Император требовал назвать имя автора! Он так орал на патриарха, что тот умер.

Император растерялся. Кого теперь возводить на Патриарший престол? Да любой из православных митрополитов мог оказаться автором крамолы.

Почти два года Константинопольский патриарший престол вдовстовал. На Покров 1058 года Михаил провёл церковный собор. Он внимательно вглядывался в бородатые лица первосвященников никейского и сербского, каппадокийского и болгарского, килийского, и вифинийского... Пожалуй, только лицо Киевского митрополита вызывало доверие. «Вспомнить бы только, как его зовут. Пожалуй, этого славянина вполне можно возвести на Патриаршую кафедру. У нас ведь целый император Юстиниан был славянином. Да и сам я болгарский полукровка. Сработаемся. А прочие вполне могут оказаться волками в овечьей шкуре. Грамотеи чёртовы, книжные черви».

На суд Собора и вынес Михаил имя Иллариона. Но собор трижды отклонил его предложение. И Михаил сдался.

Патриархом избрали Константина Лихуда, игумена императорского монастыря.

Спустя шестьсот лет потомки этого Михаила ещё наделают на Руси беды.

А пока митрополит Иларион возвращался на Русь. Он даже не подозревал, из-под какой грозы вышел сухим.

Гроза нагнала в Киеве. Новый Великий князь Всеволод Владимирович даже не пустил Илариона в покои. Передал через бирюча, что прощает всех благодатников и велит впредь с нательными крестиками не баловать. Повелел Илариону тут же, не мешкая, отправляться к прежнему месту – в Новгород. Иларион послушался. Уже у Полоцка нагнал митрополита княжеский воевода Урюм, снял с владыки митру. Дескать, теперь на Руси новый митрополит. Грек Ефрем, волею Божией. Бо не доросла ещё Русь до общенационального пастыря.

...Вот теперь, кажется, всё. В Новгороде Иларион дописал «Молитву к Богу от лица всей новопросвещённой Руси». На Пасху 1062 года он в последний раз отслужил в Новгородской Софии и один, пешком, пошёл умирать в село Берестово. Здесь и погребён в скромной могилке под дубовым крестом. Нынче от захоронения ничего не осталось. Да и села того нет.

Но осталось «Слово о законе и благодати». Как вера в то, что можно жить счастливо и без ратных.

Кто-то, может быть, с ним не согласен.

Я согласен до последнего слова.

 

 


№94 дата публикации: 01.06.2023

 

Оцените публикацию: feedback

 

Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore

 

 

 

Редакция

Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...

Приложения

Каталог картин Рерихов
Академия
Платон - Мыслитель

 

Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru

 

Subscribe.Ru

Этико-философский журнал
"Грани эпохи"

Подписаться письмом

 

Agni-Yoga Top Sites

copyright © грани эпохи 2000 - 2020