ГРАНИ ЭПОХИ

этико-философский журнал №97 / Весна 2024

Читателям Содержание Архив Выход

Владимир Калуцкий,

член Союза писателей России

 

Вечера над Тихой Сосной

Легенда о Стенькиной казне

Нынче эта речка исчезла не только с географических карт, но и на местности почти неразличима.

Утечий Колодец.

А в XVII веке она доставила много хлопот царским дьякам. С Утичьим Колодцем и тем временем связана загадочная история, конца которой пока не видно.

Вот, послушайте.

При царе Алексее Михайловиче приключилась Крестьянская война. Поднял её донской казак Степан Тимофеевич Разин. Как водится на всякой войне – много добра на ней награбили. И Стенька Разин, говорят, всё добро переводил в золото, в драгоценные камни. Казну набрал – три воза. При себе держал под отдельной охраной. Охрану доверил своему родному брату Фролу.

А тут насели на Разина царские войска – сил нету. Позвал Степан брата:

– Ехай ты, Фролка, дескать, подальше от сражения, и так заховай мою казну, чтоб кроме тебя того никто не знал. А в помощники возьми моего Рыжего речного беса. Ему скажешь Ключ-слово, он же и будет казну сторожить.

Не знает история – был тот Рыжий речной бес человек или нечистая сила. Неважно.

А важно, что Фролка с золотым обозом неделю шёл лесами да балками от войны. И вышел к Утечему Колодцу.

И тут, вроде бы, устроил он хитрую хитрость. Нанял землекопов, и они Утечий Колодец в двенадцати саженях от устья перекрыли, выкопали новый рукав и пустили по нему воду в Усерд, ниже по его течению.

Во-о-т...

Русло на двенадцать саженей и открылось. Вот в нём и выкопали землекопы большую яму. Яму ту выложили кирпичом, на манер ларя, а оставили понизу проточную дыру. Когда кладка схватилась, в тот ларь и вывалили Стенькину казну. Поверх ларь укрыли каменной же плитой с железным кольцом.

А потом речной отвод перекрыли – и Утечий Колодец вернулся в своё русло. И пошла его хрустальная вода поверх клада, поверх крышки с кольцом. Мы не знаем – как замолчали землекопы, от чего онемела охрана казны, да только Фролка посадил на берегу, у скрытого под водой железного кольца, Рыжего лесного беса. Велел Фролка Бесу "речное устье водить", да сказал ему заветное Ключ-слово.

А сам побежал на войну, стать с братом Степаном плечом к плечу перед царскими стрельцами.

Так их, братьев, разом стрельцы и повязали.

Ну, как водится, повезли бунтовщиков в Москву. Знамо дело, страшно пытали: где разбойничья казна? Степан крепко держал уста, а Фролка сдался. Хитрил, много разных мест называл. Смерть отодвигал. Ну – царские дьяки пытошные листы составляли, потом возили Фролку по тем местам. Много ездили. От Уфы-города до Симбирска и даже до самого Острогожска. Насшибали там по мелочам: там посуду у персидского шаха отбитую Стенькой, там самоцветы из разграбленного сибирского каравана. Оклады ещё серебряные, монеты рымской чеканки.

Но главной казны не нашли.

Опять подняли Фролку на дыбу. Руки выворотили, он и взмолился. Рассказал о Рыжем бесе речном.

Сняли бедного с дыбы, кинули в телегу:

– Веди на Утечий Колодец!

Ну – привёл.

Ходит по лугу, где две реки стекаются, а место не узнаёт. Те ему:

– Опять набрехал, песий сын! Где твой Рыжий бес, где казна?

А беса нету. То ли убежал, то ли невидим стал. Он же вполне может – и не человек вовсе. Фролка говорит:

– Я ж ему Ключ-слово назвал. А без него не найдем! Речка русло сменила – где тут железное кольцо! Да и найдём сами – поднимать крышку нельзя. Там же сквозная дыра в ларе – вмиг всё золото в Усерд вымоет. Тут опять надо Утечий Колодец в сторону отводить. А без Рыжего беса ничего не получится. Вся сила теперь в нём.

Однако мужиков из близи пригнали. Те ходили по лугу, заостренными шестами дёрн тыкали. Ни кольца, ни крышки, ни беса.

Вот так.

Фролку, конечно, казнили.

Но с тех пор много лет окрестные мужики, как уходила вешняя вода, всё бродили по лугу, всё такали палками мягкую дернину.

Двести лет искали. Даже для того дела село на Утечем Колодце основали, Уточкой назвали.

Пусто.

А в последнее время, где-то в Московских архивах, открылись те пытошные листы. И вот опять появились на Усерде кладоискатели. Хотя за века Утечий Колодец не только исчез с географической карты, но и на местности превратился в тонюсенький ручеёк-ниточку. А уж сколько он за ушедшие годы менял русло – у-у-у! В Уточке так и говорят: Бес устье водит.

И вот я думаю: вдруг кладоискателям удастся встретить того Рыжего речного беса? Ну и что? Вряд ли договорятся. Ведь главное Ключ-слово Фролка Разин с собой унёс.

 

26.12.2014

 

 

 

Легенда о медной денге

Когда в летописях и старых документах мы читаем о движениях армий, то даже не подозреваем, насколько глубокими и организованными были их тылы. За армиями всегда следовали кузницы, лазареты, торговцы, монахи, мародёры и просто зеваки с надеждой поживиться после брани. Во времена Алексея Михайловича составной частью войскового тыла числились так называемые ездоки – особое воинское сословие. Сегодня мы назвали бы их технической службой. Чаще всего тот стан, где разбивали палатки ездоки, впоследствии называли Ездочным, Ездоцким, или иным производным от этого чина словом.

Для крепостей Усёрда и Верхососенск таким тыловым техническим лагерем был Ездочный стан. Это как раз там, где нынче мы имеем хутор Ездочный. Сегодня уже ушло в туман вечности почти всё из того, по чему можно было бы судить о тех стародавних временах, хотя документы и хранят сухие цифры и буквы вековых записей. Но я ещё застал стариков, которые помнили "предания старины глубокой", и кое-что из их воспоминаний мне удалось записать. Как раз с хутором Ездочным и связана одна из таких бывальщин. Рассказал мне её сельский верхососенский колдун, предсказатель погоды и кузнец Боев. Он уже в семидесятые годы прошлого века был настолько стар, что имя его забыли даже родственники. Так и звали все – Боев. Имел он провальную по объёму память, и когда впоследствии я пробовал совместить его рассказы с событиями истории – это всегда совпадало.

Тем не менее, нынешнюю легенду я передам не в сочетании с узлами исторических событий, а так, как услышал от сельского былинника. И вот его почти дословный рассказ.

"Когда Острогожская елань откололась от царя Алексей Михайловича, то города Усерд и Верхососенск остались ему в вере. Прислал им из Елани полковник атамана Василий Ус прелесть, что мол, идите под руку Степана Тимофеевича, и за то будут вам большие вольности. И направил тот Ус в обход крепостей, на речку Усердец, большое войско. Ну, чтобы наши крепости покорить.

А тем часом от Москвы шёл нам в подмогу князь Львов. И вот князь и полковник и сошлись на косогоре, у Ездочного стана. Сеча там случилась крупная, на весь день. Одначе Львов осилил, того Уса разбил и погнал к самой Острогожской Елани.

А в Ездочном учинил дьяк князя служилым спрос. Ну, затем, что ездочкий стоялый голова на поле, подполковник Миляй Кочерга, от клятвенного целования отшатнулся. Изменил, стало быть.

И начался тут государев розыск. Открылось страшное. Шум пошёл на всю державу. Воевод Верхососенского и Усёрда к делу призвали. Как судей.

А случилась в Ездочном стане не просто измена, а самый настоящий разбой. Ну, сам посуди. Тут у кузнецов тебе и молоты, и давильни, а ещё уголь, полосовое железо, медь в слитках. Зелье в картузах, – да много чего по орудийному делу. Они ведь всю линию от, почитай, Белгорода до Воронежа обслуживали по коновальному да пушкарному ремеслу.

И вот соблазнил лукавый подполковника Миляя Кочергу. Как раз на Москве затеяли тогда серебряную монету заменить медной. Ну – плешак какой-то беглый и подскажи Миляю. Дескать, меди у тебя горы, а печатку я нарисую не хуже государевой.

Так и сделали. Устроили в тайном доме плавильню, приковали к горнам повинных татей с рваными ноздрями. И начал Миляй Кочерга чеканить государеву деньгу.

Но, известно, не он один такой ушлый оказался. Много тогда на Руси повылезало самодельной монеты. От того на Москве случился настоящий бунт, а розыск по нему привёл к многим казням и каторгам.

Когда Алексею Михайловичу донесли про воровство подполковника, Миляя Кочерги, в наказание за круговую поруку молчания велел переписать государь всех войсковых обывателей Ездочного стана из служилого в крестьянское сословие. И когда спустя тридцать лет ходоки от Ездочного были у царя Петра Алексеевича с просьбой записать их, как всяких воинских людей порубежья, в однодворцы, царь не записал. Он подтвердил обиду Алексея Михайловича.

Да, а Миляя Кочергу тогда рвали ноздрями, на лбу жгли клеймо "Воръ" и отправили в Мангазею писчиком к протопопу, на покаяние. А вот гнездо его царь не тронул. Бабы да дети за семейного голову не в ответе.

А по округе царевы дознатчики ещё долго ходили по домам, людей трясли. Всё выгребали фальшивую монету. Да её нынче много запрятано в кубышках по огородам! Сам, бывало, ковырну заступом, и тут она, запретная. Я вот был анадысь в школе, там у них музей. Так видел медные монеты. Не знаю, может и нашенской чеканки, миляевские. У царевых-то ребро было с насечками. А тут плоские кругляши, как лепёшки".

... Я потом сам убедился. Медная денга в школьном музее явно не с царского монетного двора. Самоделка. Но ведь в этом её особая ценность!

14.02.2015

 

 

 

Легенда о богатырском споре

Ещё тридцать лет назад на месте нынешнего мелколесья располагалось новооскольское сельцо Липовый Лог. А ещё раньше места эти принадлежали помещику Андрияну Лаврентьевичу Слесареву. Этот Андриян выбился из мещан во времена Крымской войны, получил офицерский чин, и по выходе в отставку купил у казны выморочное имение Липовый Лог. Говорили, что раньше оно принадлежало потомкам бояр Траханиотовых. И в семье отставного майора, весной 1884 года, родился мальчик, наречённый Василием.

Не стану утомлять вас историей детства и взросления мальчика. Достаточно сказать, что он получил морское образование, а к началу Первой Мировой войны вошёл в круг первых русских авиаконструкторов.

И так сошлось, что жизнь с юных лет вела Василия Адрияновича чуть не рука об руку с земляком, отпрыском известной русской фамилии, Михаилом Владимировичем Шидловским. Они и Морской корпус закончили одним курсом, и службу начали на одном корабле "Наездник", на котором и совершили полное кругосветное плавание.

Несколько раз и отпуск они проводили разом, гостя друг у друга. Благо – от Бирюча до Липового Лога всего три десятка вёрст.

В начале нового века судьба на время развела однокашников. Шидловский пошёл по коммерческой части, а Слюсарева увлекла конструкторская стезя. Он уже нащупывал свою дорогу в небо, построил прототип аэродинамической трубы.

Тогда мощная инженерная школа сложилась в Киеве, где и обосновался Василий Андриянович. И здесь познакомиться с его опытами приходил студент Игорь Сикорский. Они быстро сошлись. Особенно в спорах и рассуждениях о полёте мухи внутри бумажного цилиндра. Здесь рождались расчёты конструкции крыла, подъёмной силы.

А летом Слесарев в Петербурге случайно встретился со старым товарищем Шидловским. Тот служил в больших чинах при Русско-Балтийском вагонном заводе. Слово за слово, и Михаил Владимирович уговорил земляка перейти на службу в столицу. Он заверил, что на Руссо-Балте открывается возможность конструировать аэропланы.

Слесарев идеей загорелся, В Киеве он зажёг ею и Сикорского. Побросав недоделанные дела, учёбу, эти двое перебрались в Санкт-Петербург.

Шиловский слово сдержал. Он принял друзей на должности конструкторов. Тогда это значило – уметь наладить на заводе производство лицензионных иностранных аэропланов. Но и Сикорский, и Слюсарев надеялись, что им позволительно будет проектировать и отечественные летательные аппараты. Эта уверенность лишь укрепилась, когда в конструкторское бюро пришёл новичок – лейтенант Виктор Владимирович Дыбовский.

Этот лейтенант уже имел опыт действующего пилота. Впрочем, он и теперь не оставлял лётного дела, считая главным его, а не конструирование. Хотя со временем он всё больше уходил в расчёты, превращаясь в первоклассного теоретика лётного дела.

Вот так исподволь, на непрофильном предприятии, Михаилу Владимировичу Шидловскому удалось собрать мощный интеллектуальный кулак. Руссо-Балт выпускал пока вагоны и автомобили, но все понимали, что производство самолётов здесь – дело самого ближайшего времени.

В мае одиннадцатого или двенадцатого года все четверо на две недели сумели вырваться в отпуск. В Бирюче Михаил Владимирович открывал на городском кладбище фамильный склеп. Как раз умерла его бабушка, и это печальное событие друзья отмечали в поминальном застолье. Перед тем по непонятной прихоти все четверо у городского цирюльника обрились наголо и теперь во дворе особняка на улице Дворянской сидели за наливками с головами, блестящими, как бильярдные шары. Как водится, говорили о небе, об аэропланах.

И тут Михаил Владимирович представил друзьям своего гимназического товарища, а теперь городского учителя рисования, Фому Титовича Какичева. И дальше я сошлюсь на воспоминания учителя.

Оказалось, что ещё несколько лет назад Михаил Владимирович заказал своему товарищу сделать копию картины Васнецова "Три богатыря". Задумал он иметь в своём столичном дому такую память о малой родине. И теперь учитель на извозчике привёз громоздкую раму. Слуги водрузили её на поминальный стол, и сняли упаковочную ткань. И когда упало покрывало, все с интересом уставились на полотно.

Работа уездного учителя вызвала восхищение. В знак признания его своим в компании решено было тут же отправиться к цирюльнику, обрить и Фому Титовича. Что и проделали, через час вернувшись к столу с огромной корзиной вина и провизии. И тут, у выставленных на обозрение "Трёх богатырей", разгорелся спор друзей о своих проектах. И тогда хозяин дома предложил конструкторам так и назвать их будущие аэропланы – по именам русских богатырей. Идею подхватили, но всем троим захотелось строить "Илью Муромца". Отметив при этом, что самолёт "Алёша Попович" – как-то мелковато...

Тогда решили к Илье и Добрыне добавить Святогора. И бросить жребий.

Жребий простой. Каждый делает бумажного журавлика и запускает вдоль стола. Чей журавлик улетит дальше – тому проектировать "Святогора". Чей ближе – тому "Илью Муромца". И третьему достаётся "Добрыня".

Учитель с интересом наблюдал за толканием бильярдных шаров. Журавлик Дыбовского лететь отказался и просто юркнул под стол, под скатерть.

Журавлик Слесарева легко вспорхнул. Подхваченный порывом ветерка, он поднялся на уровень крыши и улетел за забор, на улицу. Сикорский сразу согласился на проект "Илья Муромец".

...Вот, собственно, и вся легенда. Шидловский и его товарищи уехали в Петербург, увезли картину "Три богатыря". А учитель Какичев записал в свой дневник историю почти мальчишеского спора чудаковатых гостей своего гимназического друга.

А история имела громкое продолжение. Конструктор Слесарев создал свой гигантский самолёт "Святогор". Его конструкторские параметры и доныне поражают воображение. Жаль, что самолёт совершил всего лишь испытательный полёт. Империя не была готова поднять такой проект. Зато пошёл в серию "Илья Муромец" Игоря Сикорского. И "Добрыня" Виктора Дыбовского поднялся в воздух. Правда, попозже, уже в советское время. Самолёт за изящество даже попал на почтовую марку.

Россия же растоптала судьбы своих замечательных сыновей. Шидловского убили в 1918 году, Слесарева – в 1921, Сикорский и Дымовский умерли на чужбине.

И ещё в продолжение истории. 23 декабря 2014 года Россия отметила 100-летие со времени создания Дальней Авиации. Той самой, что зародилась в споре бумажных журавликов во дворе особняка в Бирюче, по улице Дворянской, 15. Именно в этот день особняк снесли...

 

На снимке: дальний бомбардировщик "Святогор"

01.03.2015

 

 


№62 дата публикации: 01.06.2015

 

Оцените публикацию: feedback

 

Вернуться к началу страницы: settings_backup_restore

 

 

 

Редакция

Редакция этико-философского журнала «Грани эпохи» рада видеть Вас среди наших читателей и...

Приложения

Каталог картин Рерихов
Академия
Платон - Мыслитель

 

Материалы с пометкой рубрики и именем автора присылайте по адресу:
ethics@narod.ru или editors@yandex.ru

 

Subscribe.Ru

Этико-философский журнал
"Грани эпохи"

Подписаться письмом

 

Agni-Yoga Top Sites

copyright © грани эпохи 2000 - 2020