П. Ф. БЕЛИКОВ

 

«ВЕЛИЧАЙШИЙ
ПОБЕДИТЕЛЬ В БИТВЕ…»

(Интервью с П. Ф. Беликовым о Ю. Н. Рерихе)

 

Илзе Рудзите Портрет Ю. Н. Рериха.

 

Говорить о Юрии Николаевиче и трудно и, вместе с тем, легко. Трудно потому, что человек он был очень многогранным. Я бы даже сказал, что неожиданно многогранным, потому что круг его интересов распространялся далеко за пределы той научной области, в которой он проявил себя крупным учёным-востоковедом и лингвистом. Неожиданно для себя вы обнаруживали, что ему близки и он прекрасно ориентируется в вопросах, ничего общего с лингвистикой и востоковедением не имеющими. Легко же, или даже скорее радостно говорить о Юрии Николаевиче потому, что воспоминания о нём всегда преисполнены той радостью, которую он нёс людям. Поэтому общение с ним, как мне кажется, каждому давалось легко.

 

Вопр. - Интересно было бы знать, когда и как Вы познакомились с Юрием Николаевичем?

Отв. - Лично я впервые встретился с Юрием Николаевичем только по приезде его в Москву в 1957 году, но заочно, по переписке, знал его много раньше. В 1938 году Николай Константинович написал мне, что они разыскивают книгу Поппе «Грамматика монгольского языка», изданную в Ленинграде в том же году. Я работал тогда в представительстве советской книги «Международная книга» в Таллине, достал требуемую книгу и предложил свои услуги по ознакомлению с советской научной литературой, т.к. заказывал её для Эстонии и следил за всеми каталогами, вплоть до «Книжной летописи». Вскоре пришло письмо от Юрия Николаевича, в котором он благодарил за предоставленную возможность получать нужные издания из первых рук и список разыскиваемых им книг. В то время Индия была ещё колонией Англии, и прямых связей с Советским Союзом не имела.

Вопр. - Выходит, что Вы через Николая Константиновича завязали контакт с Юрием Николаевичем? Сколько мне известно, последний раз он посетил Европу в 1934 году, да и то лишь проездом был во Франции. Какой повод был у Вас обратиться к нему?

Отв. - Признаться, никакого. Какой достаточный повод может быть у 25-летнего человека обращаться с письмом к всемирно известному художнику, учёному и общественному деятелю? Я очень любил искусство Рериха, высоко ставил его научную, культурную и общественную деятельность, выступал иногда с докладами о нём и отлично знал, что таких, как я - тысячи в нашем огромном мире. Поэтому, при всём своём огромном желании я не помышлял писать к нему.

Вопр. - И всё-таки?

Отв. - И всё-таки произошло нечто такое, что похоже на одно из «чудес востока». В один прекрасный день я обнаружил в своём почтовом ящике письмо из Индии от ... Николая Константиновича Рериха. Хотелось верить в чудо, но все «чудеса», связанные с Рерихом, имеют вполне реальное объяснение. Позднее из переписки с ним я догадался, что обо мне сообщил ему один, проживающий в Таллине литератор. У самого этого литератора отношения с Рерихом складывались неважно, и, кажется, не могло быть ничего хуже, чем его рекомендация. Но, тем не менее, Рерих почему-то счёл нужным послать мне письмо. Конечно, это письмо вдохновило меня, и я стал собирать материалы о его деятельности и жизни. Таким образом, у меня с годами сложился большой архив, которым сейчас широко пользуются наши искусствоведы, и который позволил мне создать его биографию, принять активное участие во всём, что связано с творческой деятельностью всех членов его семьи. Но мы отклонились от основной темы нашей беседы - от Юрия Николаевича.

Вопр. - Так оно всегда получается, и так, очевидно, и должно быть. О ком бы из Рерихов в отдельности не зашла речь, невольно переключаешься на остальных членов его семьи, так тесно они связаны в своей культурной деятельности, так духовно близки друг другу.

Отв. - И при этом следует отметить, что каждый из Рерихов отличался яркой индивидуальностью не только в своем творчестве, но и по своему характеру. Да и внешне они мало походили друг на друга, хотя сразу в них можно было узнать одного из Рерихов.

Вопр. - Чем же особенно отличался Юрий Николаевич? Чтобы Вы сказали о его внешности, о наиболее свойственных ему чертах характера?

Отв. - Прежде всего бросалась в глаза необыкновенная подвижность Юрия Николаевича, мгновенная его реакция на всё окружающее, при полнейшем отсутствии признаков какой-либо суетливости. Это довольно редкое сочетание человеческих качеств. Большую подвижность подтверждают и фотографии Юрия Николаевича, среди них почти нет похожих одна на другую. Подвижность исчезает в статическом моменте фотоснимка, её можно уловить только в живом проявлении человека. Интересно, что когда как-то спросили Святослава Николаевича: почему он, создавший столько замечательных портретов Николая Константиновича и Елены Ивановны, не написал ни одного с Юрия Николаевича, так он ответил, что Юрий Николаевич совершенно не способен позировать, его постоянно отвлекали другие дела, к которым он устремлялся как внешне, так и всеми своими помыслами. В результате сделано лишь несколько эскизов и ни одного законченного портрета.

Вопр. - Юрий Николаевич был большим учёным, лингвистом и востоковедом. Это, вероятно, сказывалось как-то на его укладе жизни, на его общении с другими людьми?

Отв. - На укладе жизни возможно - да. Он много времени уделял научным дисциплинам, собрал уникальную библиотеку и, вообще, старался быть в курсе всего, что мировая наука предлагала нового в области востокознания. Но в общении с людьми - я не сказал бы. Он был очень скромным человеком и не выставлял своих знаний на показ. Его знания тонули в той душевной теплоте, в той деликатности, с которой он к людям обращался. Юрий Николаевич был одинаково внимателен и участлив ко всем, и для него не играло роли, чем человек занимается - близкой ли его интересам наукой или нет. В человеке он искал человека и всегда к нему обращался. Всё остальное, как-то: занятия, образовательный ценз, национальность, мировоззрение - отодвигалось на второй план. Юрий Николаевич, если и опасался чего-нибудь, так это незаслуженно человека обидеть. Повторяю, что главное в его обращении с людьми была деликатность. Но из этого не следует делать вывода о мягкости его характера, о готовности уступать и жертвовать своими убеждениями. Обычно деликатность скорее указывает на отсутствие грубости в характере человека. От всякого проявления грубости Юрия Николаевича коробило.

Вопр. - К такому заключению Вы пришли на основании длительного общения с Юрием Николаевичем или на основании тщательного изучения материалов о нём?

Отв. - Очевидно, имеет место и то, и другое. Непосредственного личного общения у меня было не очень-то много. Жил я всегда в Таллине и в Москве бывал только наездом, что не позволяло видеться с Юрием Николаевичем часто. Недостаток личного общения восполнялся перепиской. Но ключ к разгадке человеческой сущности всегда лежит всё-таки в личном общении. Скажу откровенно, что если бы я лично не встречался с Юрием Николаевичем, то у меня сложилось бы несколько иное мнение о нём, сколько бы я не изучал по документам его жизнь и деятельность. Я не почувствовал бы того, что не передаваемо на бумаге - большой обаятельности личности Юрия Николаевича. Мне не найти другого определения, но именно в самой интонации каждого слова, в каждом жесте Юрия Николаевича заключалось покорявшее собеседника обаяние. Оно как бы обволакивало тебя особой интимностью и наслаивало на слова свою печать и общению придавало необыкновенную доверительность. Каждый собеседник, очевидно, думал, что такое отношение проявляется только к нему. Но это был общий подход Юрия Николаевича к людям.

Вопр. - Можете ли Вы припомнить обстоятельства, при которых Вы первый раз встретились с Юрием Николаевичем?

Отв. - Конечно. Хотя прошло более двадцати лет со дня его кончины, но его образ как живой стоит передо мной. Это и не удивительно. Ведь почти двадцатилетний период отделял мою переписку с ним от того момента, когда я, будучи в Москве, позвонил ему в Институт Востоковедения. Там я Юрия Николаевича не застал, но мне дали его домашний телефон. Я набрал номер, трубку поднял он сам, и я, назвав свою фамилию, напомнил ему, что через меня он получал когда-то советские издания. Но это напоминание оказалось напрасным. Юрий Николаевич отличался завидной памятью. Он назвал меня по имени и отчеству, спросил, где я нахожусь и могу ли сразу к нему приехать? Дело было уже к вечеру, я нанял такси и через полчаса подъехал к дому на Ленинском проспекте, где он жил. Юрий Николаевич уже ждал меня. Он открыл мне двери на мой звонок, мы поздоровались, и он проводил меня в свой кабинет. В кабинете, заставленном книжными полками, царил полумрак, так как горела лишь настольная лампа на большом письменном столе. Указав на полки с книгами Юрий Николаевич промолвил: «Чувствуйте себя как среди старых знакомых, среди книг много тех, которые Вы посылали мне. Они вернулись вместе со мной на свою родину». Проговорив это он как-то особенно тепло взял меня за плечи и усадил на стул. Тут-то я и почувствовал то обаяние, которое исходило от него и от всей окружающей обстановки, и которого никогда не познаешь при самом тщательном изучении документов о человеке. Все разделяющие людей перегородки моментально исчезли, показалось, что ты давно уже сидишь в этом уютном полумраке кабинета, и без всякого напряжения потекла сердечная беседа давно не видевших друг друга людей.

Вопр. - О чем вы начали говорить?

Отв. - Разговор начал Юрий Николаевич. Он подробно расспросил, как прожил я эти годы, как сказалась на моей жизни война. Узнав о бедах и опасностях, которые мне, как большинству советских людей, пришлось испытать, Юрий Николаевич проговорил: «Если Вы после всего этого остались в живых, значит, Вы ещё будете нужны. Я считаю, что все испытавшие на себе с риском для жизни это трудное время, для чего-то пригодятся. Надо так сделать, чтобы пригодиться. Жизнь была продлена авансом, а всякий аванс нужно погасить делами». Затем я расспросил Юрия Николаевича о неизвестных мне частностях их жизни, и разговор незаметно перешёл на более общие предметы. Тут Юрий Николаевич, как радушный хозяин, предложил пойти в столовую, чтобы выпить чашку чая и подкрепиться. Но, признаюсь, я был так взволнован этой первой с ним встречей, так не хотелось разбавлять её чем-то обыденным, повседневным, что от чая отказался и сказал Юрию Николаевичу о причине своего отказа. Он понял моё состояние и на чаепитии не настаивал, а зажёг верхний свет и стал показывать незнакомые мне картины Николая Константиновича. Особенно сильное впечатление на меня произвело полотно «Гэсэр-хан». Эта картина, созданная в 1941 году, была подарена Юрию Николаевичу ко дню рождения его отцом. К картине так и просились строки Блока:

 

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь пыль и кровь...

 

Мне стала ясна близость данного сюжета натуре Юрия Николаевича. Как и Гэсэр, он был по складу своего характера - воином. Внешний вид кабинетного учёного - был обманчив. Его деликатность была ничем иным, как оружием против царящей в мире грубости. Он не считал, что подобное изживается подобным же. И это доказывал гордый, благородный облик коня и всадника на нём с натянутой тетивой лука. Всадник целился очень далеко, куда-то в пылающее красным заревом небо. Это был скорее вызов грядущему, чем преследование какого-то врага. Смотреть далеко вперёд и быть готовым вступить в бой за лучшее будущее человечества - этим качеством наделил своего героя Гэсэра монгольский народ. Оно было свойственно и Юрию Николаевичу. Всем своим обликом он подтверждал слова нашего поэта:

 

Сердце -

молодость мира -

ты бьёшься в груди,

Настоящее счастье всегда впереди!

(В. Луговской. «Ночь весны»).

 

Сердце у Юрия Николаевича было молодым, и устойчивость он находил, вопреки мнению многих, скорее в полёте, нежели в неподвижности. Первая моя встреча с Юрием Николаевичем затянулась почти до двенадцати ночи. Вообще, от него было трудно уходить. Что греха таить, все мы злоупотребляли его гостеприимством.

Вопр. - Какие темы Вы затрагивали в этой и последующих беседах с Юрием Николаевичем? Как, например, он оценивал современность, интересовался ли устремлениями молодёжи?

Отв. - Смотреть в будущее и не интересоваться молодёжью - значит, строить себе пустые фантазии. Юрий Николаевич никогда не был фантазёром. Он всегда исходил из современного положения вещей и, зная, что конкретными носителями будущего являются новые поколения, старался трезво оценить нашу молодёжь. Когда я его спросил, как он относится к излишней жажде материальных благ молодёжью, к погоне за «красивой жизнью», он ответил: «В этом нет ничего страшного. Народ слишком изголодался за войну, хочет жить лучше и, порою, захватывает лишнее. Один раз должно наступить естественное насыщение, и положение изменится. Жажда знания, потенциал которой очень велик, возьмёт верх над потенциалом «красивой жизни». Я верю в это». Вообще-то Юрий Николаевич не идеализировал молодёжь, считал, что ей надо ещё много соблазнов преодолеть, но он верил, что они будут преодолены. Так он немного иронически смотрел на увлечение западными образцами и считал, что такое внешнее подражательство - внешним и останется. Оно не затронет главного в человеке, того, что принесла с собой революция - стремление к справедливости и чувства причастности ко всему, что в мире происходит. Юрий Николаевич точно определил некоторую разбросанность нашей молодёжи, отсутствие у неё чётко намеченных целей. Он говорил, что молодые люди часто бросаются на новинку, не разобравшись хорошенько - что к чему. Своего рода погоня за «модой», за сенсацией. Например, с чувством юмора, он говорил, что «жертвой» такой «моды» он был сам. Его появление в Институте Востоковедения вызвало своего рода сенсацию среди учащихся. Как ни как, а человек приехал из Индии. Заниматься у него посчитали нужным многие, и нередко между ним и будущими аспирантами происходили, примерно, такие диалоги: - Юрий Николаевич, я хотел бы (хотела бы) попасть к Вам на аспирантуру. - Благое желание. Что же Вас так интересует? Какие конкретно, знания я могу Вам передать? Чем лично могу оказать Вам пользу? - Тут обычно наступала длительная пауза, которую прерывал совет Юрия Николаевича: – Знаете ли, подождите ещё годик до того, как решать окончательно, к кому Вам следует определяться. Подумайте хорошенько над тем, что Вам надобно, а тогда уж видно будет - тот ли я человек, который может удовлетворить Ваши интересы.

Вопр. - А может быть, это можно объяснить повышенным интересом к личности Юрия Николаевича, ведь он был одним из «Рерихов», что тоже немало значило?

Отв. - Может быть. Даже, наверное, так и было. Но это как раз и не нравилось Юрию Николаевичу. Любопытство и жажда знания - две вещи разные. Сам-то он хорошо знал уже в 15 лет, что он хочет и у кого ему следует заниматься. Потому-то на двадцать первом году своей жизни он имел уже звание магистра индийской филологии. Юрий Николаевич считал, что до того, как чего-то добиться, необходимо чётко себе представить - что именно ты хочешь. Этого-то как раз и недостает нашей молодёжи. Для неё, действительно, открыты все пути, но это отнюдь не означает, что все их следует испробовать, тем более двигаясь вслепую или руководствуясь подвернувшимся случаем.

Вопр. - Интересно было бы знать, как Юрий Николаевич в целом воспринял жизнь на Родине. Ведь он большую часть жизни провёл за рубежом, получая там высшее образование, работал в иностранных институтах. Вероятно, были некоторые трудности, чтобы переориентироваться?

Отв. - А Юрий Николаевич и не переориентировался. Он остался самим собою, тем более, что ориентация у него всегда была русская. Он следил за всем, что у нас происходило, ему был совершенно чужд «западный образ жизни», как и западнические тенденции мировоззрения, в семье они всегда пользовались русским языком. Когда я у него спросил, не сказалась ли перемена места и условий жизни на его научной деятельности, он ответил: «В Советском Союзе люди науки имеют всё необходимое для своей деятельности и обеспечиваются гораздо лучше, чем в Западных странах. Нужно только, чтобы их работа была направлена на пользу отечества». Это, само по себе разумеющееся условие, было воспринято Юрием Николаевичем в недрах семьи. Его отец писал в своё время: «... исполнилось четверть века наших странствий. Каждый из нас четверых в своей области накопил немало знаний и опыта. Для кого же мы все трудились? Неужели для чужих? Конечно, для своего, для русского народа мы перевидали и радости и трудности и опасности. Много где нам удалось внести истинное понимание русских исканий и постижений. Ни на миг мы не отклонились от русских путей. Именно, русские могут идти по нашим азийским тропам. И Юрий, и Святослав умеют сказать о ценностях народных. Умеют направить молодое мышление к светлым путям будущего. Юрий - в науке, Святослав в искусстве прочно укрепились. Разве для чужих?» (Н. Рерих. «Четверть века»).

Если семья Николая Константиновича чувствовала себя странниками, то, безусловно, оказавшись в России, Юрий Николаевич почувствовал себя как путник, возвратившийся домой. Мне очень запомнились его слова, сказанные им о судьбах России: «Ни одна капля крови, пролитая в революцию или в последнюю войну, не должна быть напрасно пролитой кровью. За это мы все в ответе».

Вопр. - Чувство ответственности, вероятно, было сильно развито у Юрия Николаевича.

Отв. - Безусловно. Грешить для того, чтобы каяться, а каяться для того, чтобы спасаться - Юрий Николаевич не считал достойным человека. За всё содеянное человек должен отвечать, и если он будет об этом знать заранее, то меньше будет необдуманных действий. Если же ты совершил ошибку, то подумай, как её исправить. От твоего покаяния никому легче не станет. «Отпущение грехов» Юрий Николаевич считал смертным грехом религии.

Вопр. - Кстати, каково отношение к религии было у самого Юрия Николаевича? Мне приходилось слышать о его приверженности к буддизму. Насколько это отвечало действительности.

Отв. - Юрию Николаевичу, как всем членам семьи Рериха, были чужды всякие религиозные предрассудки, всякая церковная обрядность. Он уважал чужие убеждения, те нравственные положения религии, которые сходятся с общечеловеческими положениями о морали. Выработанные веками, они крепко вошли в сознание человека. В Индии, где до сих пор религия играет подавляющую роль в становлении нравственности, уважение к ней традиционно. Но это отнюдь не означало принадлежности или особой симпатии Юрия Николаевича к каким-либо церковным институтам. Будучи историком культуры и изучая историю религий, Юрий Николаевич сам придерживался научного мировоззрения, отличительной чертой которого было самое широкое допущение всего нового. Отрицание и узость горизонта, где бы они не проявлялись - в науке или религии - были ему не свойственны.

Вопр. - В начале беседы Вы упомянули о некоторых неожиданных для Юрия Николаевича увлечениях. В чём они заключались?

Отв. - Неожиданными они скорее были для нас, чем для него самого. Например, ожидать в учёном подлинный интерес к военному делу - для нас непривычно. Между тем, Юрий Николаевич серьёзно изучал военное дело всю свою жизнь. Среди книг его библиотеки были специальные труды о современных методах ведения войны. И интерес этот, что называется, был «врождённым». В одном из писем ко мне Николай Константинович сообщил, что ему случайно попал в руки сельскохозяйственный журнал со статьёй агронома Шаховского, и просил узнать не Яков ли это Михайлович из Пскова, муж тётки Елены Ивановны, с которым они потеряли связь после революции. Я съездил в Печеры, где указанный Шаховской проживал, и установил, что Шаховские являются близкими родственниками Рерихов. Яков Михайлович мне и поведал, что один из сыновей Рерихов так увлекался в детстве военными, что не иначе, как сделал воинскую карьеру. На это я ответил, что один сын Николая Константиновича - учёный, второй - художник, и оба ни малейшего интереса к военному делу не испытывают. Однако, когда я сообщил Николаю Константиновичу о своём разговоре с Шаховским, он ответил мне, что, действительно, Юрий Николаевич с детства интересовался всем, что касается военного дела. Позднее я узнал, что в Париже он окончил специальную Офицерскую школу, во время азийских экспедиций организовал по всем правилам их военную охрану и по сейчас следит за всеми новинками тактики и стратегии воинского дела. Так что, когда в начале Отечественной войны Юрий Николаевич подал заявление на имя нашего посла в Лондоне - И. М. Майского - заявление о готовности вступить добровольцем в ряды Красной Армии, он имел соответственную подготовку, и двигало им не одно патриотическое чувство. Мне приходилось говорить с Юрием Николаевичем о возможной опасности новой войны. В такую возможность он не хотел верить, но не исключал такого безумия со стороны врагов Советского Союза. «Молодёжь должна быть ко всему готова» - вот его слова. Юрий Николаевич был истинным патриотом своей Родины.

Вопр. - Юрий Николаевич получил большую известность как лингвист-востоковед. Что он сделал в этой области, и каков был его путь учёного?

Отв. - Путь был весьма прямолинеен и в то же время достаточно широк. Юрий Николаевич не относился к узким специалистам, избравшим одну часть обширной науки востокознания. Он является скорее энциклопедистом в области истории культуры большого региона, охватывающего на севере Сибирь, на юге - Цейлон, на Востоке - Японские острова и на западе - Балканы и Египет. Будучи ещё гимназистом, он занимался у известного русского египтолога В. А. Тураева и у монголоведа А. Д. Руднева. В Лондоне он поступает в индо-иранскую школу восточных языков при Лондонском университете. Продолжает своё востоковедческое образование в Гарвардском университете, где получает звание бакалавра индийской филологии. Завершает его в Парижском университете, где совершенствуется в санскрите, тибетском и монгольском языках, слушает курсы китайского и персидского языка. Среди его учителей были всемирно известные востоковеды Д. Росса, Г. Ланман, П. Пеллио, С. Леви, А. Месперо, В. Минорский и др. Юрий Николаевич сразу же поразил широтой своих культурных интересов. Интересы эти получили дальнейшее развитие и благодатную почву для практического применения в экспедициях, предпринятых его отцом. Юрий Николаевич в совершенстве владел русским, английским, французским, немецким, греческим, латинским, тибетским, монгольским, санскритом, пали, хиндустани, иранским языками, знал китайский, испанский, итальянский и многие другие языки и местные наречия. Ему были доступны любые первоисточники, как и разговорный язык в живом общении с аборигенами исследуемых стран. Из работ Юрия Николаевича широкую известность приобрели: «По тропам Центральной Азии», эта книга переведена также на французский язык и вскоре появится на русском. «Звериный стиль у кочевников Тибета», «Голубые Анналы», в этом переводе с тибетского в обширном предисловии Юрий Николаевич уделяет особое внимание запутанной хронологии Тибета VII - IХ вв., и она стала событием в мировой тибетологии. Им внесён большой вклад в этой области. Перу Юрия Николаевича принадлежит четыре монографии по тибетскому языку, в которых, на основе живой тибетской разговорной речи, прослеживаются фонетические, тональные, морфологические и синтаксические особенности тибетских диалектов. Много места Юрий Николаевич уделил изучению Центрально-Азиатского эпоса о Гэсэр-Хане, писал статьи по археологии, тибетскому буддизму, народным религиозным верованиям, истории азийских стран, фольклору и т.д. Им составлен большой тибетско-санскрито-англо-русский словарь, который подготовлен к печати Институтом Востоковедения Академии Наук СССР. Известны его исследования культурных связей Индии с другими азиатскими странами, как-то: Китаем, Тибетом, и исследования тибетско-китайских отношений, взаимовлияния тибетского и монгольского языков, эллинистические влияния на восточное искусство. Юрий Николаевич также изучил сложнейший буддийский астрологический трактат «Калачакра» и перевел религиозные тексты с различных языков Азии. В 1945 г. им была опубликована большая статья «Индология в России», в которой разбиралась история возникновения и развитие русско-индийских культурных, политических и научных связей. Кроме того, Юрий Николаевич вёл обширную педагогическую и организационную работу.

Вопр. - Ведь он возглавлял организованный его отцом Институт Гималайских исследований «Урусвати»? Что бы Вы могли сказать об этой деятельности Юрия Николаевича?

Отв. - Он был бессменным директором и участником большинства экспедиций института «Урусвати». Институт этот был единственным, занимавшимся комплексным изучением Гималайского региона, и универсальность знаний Юрия Николаевича помогала ему быть активным руководителем всех сотрудников. Они охватывали область археологии и смежных с нею наук и искусств, область естественных наук, включая как древнюю, так и современную медицину и фармакологию, область лингвистики и фольклора. При институте функционировала биохимическая лаборатория, проводились исследования космических лучей, была собрана обширная библиотека со множеством древних манускриптов, был открыт музей, где собирались многочисленные научные находки экспедиций. Издавался ежегодник «Урусвати», отображавший многообразную научную деятельность института. Институт «Урусвати» обменивался научной информацией с 385 институтами, университетами, музеями, научными учреждениями всего мира. Координировать всю эту деятельность и руководить ею было не просто, но Юрий Николаевич успешно справлялся с этим. В 1940 году «Урусвати» пришлось законсервировать, т.к. вторая мировая война нарушила все международные связи. В настоящее время Святослав Николаевич Рерих прилагает все усилия к возобновлению его деятельности, для чего привлекаются учёные социалистических стран.

Вопр. - Как консервация института «Урусвати» сказалась на научной работе Юрия Николаевича? Ведь он лишился привычной базы своей деятельности.

Отв. - Надо сказать, что чисто научная деятельность Юрия Николаевича мало пострадала. Работа в «Урусвати» брала много времени на организационные вопросы, теперь его можно было посвятить систематизации собранных материалов и подготовке к печати собственных трудов. В 1948 году, после кончины Николая Константиновича Рериха, Юрий Николаевич уезжает из Кулу и продолжает свою научную деятельность в институте Калимпонга, где сотрудничает с известным индийским тибетологом Рахулой Санкритаяна. К этому времени относится публикация важнейших трудов Юрия Николаевича по тибетологии и буддизму.

В 1957 году, наконец, осуществилась заветная мечта Юрия Николаевича - переезд на Родину и начало научной деятельности в Институте Востоковедения Академии Наук СССР, где он возглавил сектор истории религии и философии Индии и занял ведущее место в советской тибетологии. За короткий срок своей работы в Институте Юрий Николаевич подготовил к печати и отредактировал несколько книг и много статей на различные темы. В мае 1960 года, в разгар его интенсивной деятельности, неожиданно для всех смерть вырвала Юрия Николаевича из наших рядов.

Вопр. - Действительно, это было большой неожиданностью для всех. Известны ли Вам подробности его болезни и кончины?

Отв. - Я как раз приехал в Москву за три дня до роковой даты - 21 мая. В Москве находился и Святослав Николаевич с Девикой Рани. Он приехал со своей первой выставкой в Советской России, подготовку которой вёл Юрий Николаевич. Ничто не предвещало печального конца. Вечером все ужинали у Юрия Николаевича. Он был как всегда весел и оживлён. Я засиделся после ужина. Разговаривали на разные темы. Помню, что я подошёл к репродукции картины Николая Константиновича «Ангел Последний», и Юрий Николаевич рассказал мне историю возникновения сюжета этого произведения. На картине изображен «последний суд» и объятая пламенем Земля. Я спросил его: «Неужели, в результате последних достижений в науке, наша Планета не заслуживает лучшей участи, как быть расколотой атомом пополам?» - «Нет! Этого не должно случиться. Здравый смысл восторжествует, и опасность будет отведена» - был категоричный ответ Юрия Николаевича. Хотя он и был несколько усталым, но как всегда полон энергии, и говорили мы больше о планах на будущее, которые больше всего занимали Юрия Николаевича. На другой день, т.е. накануне его кончины, я говорил с Юрием Николаевичем по телефону. Он приглашал меня опять отужинать с ним и Святославом Николаевичем. Но я был занят в тот вечер. Конечно, все свои занятия я бы отложил, если бы знал, что увижу его в живых последний раз. Но, как говорится, «не знаем ни дня, ни часа», и мы сговорились встретиться у него на квартире на следующий день к вечеру. Когда на следующий день к назначенному часу я явился, на звонок почему-то дверь отворил Святослав Николаевич. Он встретил меня словами: «Час тому назад умер Юрий Николаевич». Меня сразили эти слова. Святослав Николаевич проводил меня в спальню, где на простой походной кровати, на которой обычно спал Юрий Николаевич, лежало его бездыханное тело. Вскоре прибыл вызванный из клиники им. Склифосовского автомобиль, я помог положить тело Юрия Николаевича на носилки, и мы вынесли его из навсегда опустевшей квартиры, в которую я входил всегда с великой радостью. В этот вечер квартиру посетили Индийский Посланник, представители института и другие лица, чтобы выразить Святославу Николаевичу и Девике Рани своё соболезнование.

Вопр. - Кто же был с Юрием Николаевичем при последних минутах? Какая помощь ему была оказана и что показало вскрытие? Я слышала, что вместе с ним жили приёмные дочери Н. Рериха, они не могли оставить Юрия Николаевича без присмотра?

Отв. - Прежде всего, необходимо уточнить о «приёмных дочерях». Вокруг имени Николая Константиновича всегда складывалось много легенд, легенда о «приёмных дочерях» уже посмертного происхождения. Дело в том, что во время обратного маршрута экспедиции в Индию, в Урге в состав её была включена Л. Богданова, женщина 23 лет, о чём имеется соответствующая запись в «Ведомостях служебного состава экспедиции», из коей следует, что причиталось получить 700 ам. долларов по окончании маршрута. Л. Богданова взяла с собою, с согласия Рериха, свою 15-летнюю сестру. По окончании экспедиции сёстры Богдановы остались служить у Рерихов. Им было поручено ведение хозяйства. Только в 1957 году, вместе с Юрием Николаевичем, они вернулись обратно в СССР. Никаких разговоров об удочерении вполне взрослых женщин Рерих никогда не заводил и представлял свою семью, как состоящую из жены и двух сыновей. Так что возникшая уже у нас в Союзе версия о «Приёмных дочерях» относится к области «творимых легенд»[1] . Сёстры Богдановы, действительно присутствовали при кончине Юрия Николаевича. Ещё накануне вечером он почувствовал боли, но приписал их позднему ужину. На утро боли не стихли. Вызвали ведомственного врача. Он предложил сделать укол, укрепляющий сердечную деятельность, но от укола Юрий Николаевич отказался. Врач обещал наведаться ещё раз. Разыскали постоянно пользовавшего Юрия Николаевича доктора. Тот, не найдя ничего угрожающего, дал болеутоляющее средство и ушёл. Когда Юрию Николаевичу стало хуже, около него оказались только сёстры Богдановы. Перепуганные женщины были бессильны чем-либо помочь. Посетивший вторично ведомственный врач должен был констатировать смертельный исход. Конец наступил внезапно. Медицинское вскрытие показало лишь следы атеросклероза, на что ранее Юрий Николаевич не жаловался.

Вопр. - Вероятно, Святослав Николаевич очень переживал кончину Брата? Ведь он остался последним из семьи, и на него ложились дополнительные заботы.

Отв. - Конечно, смерть Юрия Николаевича принесла ему большое горе. Прошло почти три года, как они последний раз виделись в Индии. Накопилось многое, чем хотелось поделиться между собою. В первых встречах многие важные разговоры откладывались. Теперь им уже не состояться никогда. Намечалась совместная поездка в Ленинград, где также были показаны картины Святослава Николаевича. Ленинград - город, где прошли детские и юношеские годы всех Рерихов. С тоской смотрел Святослав Николаевич из окна гостиницы «Астория» на Исаакиевскую площадь. Их квартира была совсем рядом, и дорога в гимназию, по которой они ходили с братом, пересекала её. Вероятно, он вспоминал те далёкие годы, и она напоминала ему о многом безвозвратно ушедшем. Но смерть есть смерть, а жизнь есть жизнь, и она требует живого к себе отношения. Внешне Святослав Николаевич оставался спокойным и выдержанным, как и всегда. По его распоряжению была передана уникальная библиотека брата Институту Востоковедения, на основе которой организовали Кабинет Имени Юрия Николаевича, функционирующий и поныне. По ходатайству же Святослава Николаевича за сёстрами Богдановыми была пожизненно закреплена квартира, где жил Юрий Николаевич, а самим сёстрам определены пенсии. Судьба Культурных ценностей и предметов искусства, которые годами собирала семья Рерихов, пока что осталась открытой. По мысли Святослава Николаевича, они должны принадлежать русскому народу.

Мне навсегда запомнились слова Святослава Николаевича, сказанные им по случаю скоропостижной кончины брата: «Он ушёл из жизни полный творческих сил и неосуществленных планов. Когда-то такой же неожиданной была для нас и смерть отца. Но потом мы поняли, что, может быть, так и следует оставлять жизнь. Уходить из неё на подъёме своих дел, уходить, так сказать, на гребне волны. Подхваченные другими, все начатые дела будут продолжены».

Жизнь Юрия Николаевича не знала спадов, и покинул он её в стремительном взлёте волны. Прошло более 20 лет со дня его кончины, и мы можем констатировать, что начатые им дела нашли своё продолжение, а его имя высоко поднято отечественной наукой и вечно останется вписанным в её анналы.

 

Примечание [П. Ф. Беликова]:

 

* * *

Публикуется по авторской версии 1981 года.

История публикации отражена в переписке П. Ф. Беликова.

4 ноября 1981 года П. Ф. Беликов писал: «К юбилею Ю. Н. [Рериха] у нас готовятся, но нет ещё окончательных решений. Я готовлю одну работу о Ю. Н., которая будет дана в виде интервью со мной…»

18 ноября 1981 года: «Посылаю Вам своё "интервью" с Шевелевой (Татьяна Калугина - А. А.). Можете воспользоваться фактами, слегка перефразировав их. Извините за множество опечаток. Сейчас так я работаю, ничего не поделаешь. К тому же начал лечение электропунктацией, пробудились атрофированные мышцы и боль адская. Даже нет сил перечитать написанное, не то что исправить… То, что я Вам до срока послал "интервью", пусть будет между нами. О Юрии Николаевиче Вы могли слышать и от меня и помимо меня...»

23 декабря 1981 года: «Таня начала писать о Юрии Николаевиче, но ничего у неё не получалось, ведь она его никогда не видела. Тогда я предложил ей взять у меня интервью и записал сам вопросы и ответы. Посылаю их Вам, т. к. с её стороны будут лишь незначительные изменения и стилевая правка… Появление в печати будет только через несколько месяцев….».

Публикуемый текст не отменяет значения важной работы, проделанной для публикации в «Огоньке» Татьяной Львовной Калугиной (Шевелевой).

Опубликовано: «Величайший победитель в битве…»: Памяти востоковеда Ю. Н. Рериха (П. Ф. Беликов. - Беседовала Татьяна Калугина) // Огонёк. - 1982. -  № 9. Полный текст: «Величайший победитель в битве» //Татьяна Калугина. Пути восхождения. - Библиотека «Огонек». - 1984. - № 44. - С. 29-42.

 

Публикуется по тексту из Архива П. Ф. Беликова (Таллинн. Эстония).

Примечание и публикация А. Н. Анненко (Абакан).

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№53 дата публикации: 11.03.2013