П. Ф. БЕЛИКОВ

Доклад в Новосибирске 25 октября 1976 г.

ПОСЛЕДНЯЯ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ Н. К. РЕРИХА. 1934-1935 гг.

 

cover

Экспедиции Рериха в Азии являются одним из наиболее существенных компонентов его научно-исследовательской деятельности в целом. Этим можно объяснить и неиссякаемый интерес к ним. Книги Николая Константиновича "Сердце Азии", "Алтай-Гималаи", "Шамбала-сияющая", книги Юрия Николаевича "Звериный стиль у кочевников Северного Тибета", "Пути к сердцу Азии" издавались и переиздавались на разных языках. Перечисление публикаций и статей о путешествиях Рериха заняло бы не одну страницу. Сам Николай Константинович писал: «Когда мы основывали институт (имеется в виду гималайский институт "Урусвати"), то, прежде всего, имелась в виду постоянная подвижность работы. Со времени основания каждый год происходят экспедиции и экскурсии [...] Нужно то, что индийцы так сердечно и знаменательно называют "ашрам". Это - средоточие. Но умственное питание "ашрама" добывается в разных местах» (1).

И вот, среди этих "разных мест", которые посещал и исследовал Рерих, в известных нам печатных трудах меньше всего упоминается о его экспедиции к восточным границам Центральной Азии в 1934-35 гг.. Между тем, эта его последняя экспедиция по своим масштабам и значению более всего сопоставима с грандиозной Центрально–Азиатской экспедицией 1925-28 гг. и во многом дополняет её.

Экспедицию 1934-35 гг. сам Николай Константинович обычно называл "Монгольской", поскольку она захватила районы Внутренней Монголии. Финансировалась экспедиция в основном Департаментом земледелия США, который был очень заинтересован в получении образцов и семян засухоустойчивой растительности, предупреждающей эрозию почв. Хищническое землепользование грозило в некоторых районах США губительными последствиями, и Рериху было предложено провести работу по исследованию защитной растительности, сбору её образцов и пересылки семян в Америку.

Но это была лишь одна из задач экспедиции. Многогранность интересов Рериха всегда отражалась и в его путешествиях. В каждом из них чётко различимы, по меньшей мере, три аспекта: научный, художественный и общественно-значимый. Они нашли своё место и в Монгольской экспедиции. Маршрут её может показаться на первый взгляд несколько необычным и даже неоправданным, но складывался он под влиянием сложных обстоятельств времени и места экспедиции. В мае 1934 года Николай Константинович и Юрий Николаевич приехали в Японию, чтобы получить разрешение японских властей провести научные исследования в Маньчжурии. Поскольку ходатайство поддерживалось департаментом США, за разрешением дело не стало. В июне экспедиция, в состав которой вошло несколько специалистов-ботаников, находилась уже в районе Баргинского плато. Исследования проводились как на самом плато, так и на западных склонах Хинганского хребта. В районе между озёрами Далай-нор и Буир-нор экспедиция подошла довольно близко к границам СССР и Монгольской народной республики. Исследования сулили хорошие результаты. Николай Константинович писал: «Барханная Барга - часть Монголии, где ещё "Бог траву родит", - даёт возможность различных полезных наблюдений. Там ещё сохранились остатки лесов, а различные сорта степного ковыля, востреца и других твёрдых по стойкости и в то же время полезных для скота злаков имеются в большом количестве. Прекрасно, что изучение таких стойких против засух и всяких невзгод растений ставится в широком масштабе [...] Барга и нагорья Хингана и в смысле лекарственном дали хорошие материалы. Рядом с этими нахожденьями, конечно, мы встретились и с мирными монголами, к которым тянется вся душевная симпатия. Попутно был посещён один из самых больших монгольских монастырей Ганджур. Само название укрепилось за этим монастырём с 18 века, когда китайский император пожертвовал туда полное собрание тибетских священных книг Ганджур. Мы видели эти томы [...] В ганджурском монастыре Юрий нашёл у старого ламы тибетский лекарственный манускрипт и успел списать его» (2).

Начало работы открывало заманчивые научные перспективы. Однако вскоре дали себя знать обстоятельства иного порядка. Экспедиция совпала по времени с японской агрессией на северный Китай, с территории которого уже готовились японские провокации против СССР и Монгольской народной республики. В своих неблаговидных целях японские милитаристы широко использовали услуги продажных антисоветских элементов из среды русской белоэмиграции. Последняя не могла не заметить появления на Дальнем Востоке просоветски настроенного Рериха, также как и Рерих не мог пройти равнодушно мимо её предательской деятельности. Позже Николай Константинович замечал в своих письмах: «Помню, когда на одной лекции на Дальнем Востоке я тепло помянул Горького, то раздалось человеконенавистническое рычание...» (3) и: «В Харбине целая банда японских наймитов вроде Василия Иванова, Юрия Лукина, епископа Виктора, Аристарха Понамарева клевещет ценою на все тридцать серебренников» (4). Злостная кампания, внезапно поднятая против Рериха, инспирировалась, конечно, самими японцами. В неопубликованных "Листах дневника" Николая Константиновича есть запись: «Когда японская газета "Харбинское Время" поместила по моему адресу ряд клеветнических статей, я запросил по этому поводу министерство иностранных дел в Токио, на что из министерства мне было отвечено: "Всё происшедшее есть следствие полного невежества и непониманий сотрудников газет и враждующих групп русских эмигрантов в Харбине [...] Мы счастливы уверить Вас, что подобные инциденты не повторятся» (5).

Однако, "не долго счастье продолжалось", специально организованные инциденты не могли не повториться, и вскоре никто иной, как сама японская цензура наложила запрет на уже отпечатанный сборник Рериха "Священный дозор", в который были включены статьи патриотического характера. Весь тираж сборника был арестован, а в работе экспедиции возникли препятствия, вследствие которых дальнейшее пребывание её в Маньчжурии стало просто невозможным. Это и вынудило Рериха перебазироваться на ещё свободные от японской оккупации территории.

В марте 1935 года экспедиция вошла через Калган в юго-западную часть Внутренней Монголии, где и продолжила работу на окраинах Гобийской и Алашаньской пустынь. Характерна запись Рериха, сделанная в Калгане: «Калган даже по значению своему - врата. Он и есть врата в милую нам Центральную Азию. Все горы и возвышенности, окружающие Калган, уже действительно средне-азиатские. Самый воздух этого плоскогорья уже тот самый, который доходит и до великих высот. Караван, выходящий за Калганские стены, ведь это тот самый средне-азиатский караван» (6).

Два граничащих с Центральной Азией ареала дали экспедиции Рериха богатейший материал. Специалистами было изучено свыше трёхсот сортов пригодных для борьбы с эрозией почв растений и составлены редкие гербарии. В Америку послали около 2000 посылок с семенами, чем и были исчерпаны договорные обязательства Рериха перед Департаментом земледелия США. В декабре 1935 года Николай Константинович и Юрий Николаевич, после полуторагодичного отсутствия, вернулись в Кулу.

Сверх обязательной программы, экспедицией был проделан также большой объём другой научно-исследовательской работы. Для института "Урусвати" собрали образцы ценных лекарственных растений, собрали много материала для восполнения коллекций этнографического и археологического отделов института. Многое из найденного подтверждало уже ранее сделанные Николаем Константиновичем и Юрием Николаевичем выводы, которые опровергают тенденции некоторых китайских историков, бездоказательно декларирующих о монопольном культурном влиянии Китая на своих западных соседей. Ещё после Центрально-Азиатской экспедиции Юрий Николаевич писал о: «... существовании в Тибете кочевой культуры и о сродстве этой культуры с среднеазиатским культурным миром" (7). Эти же мысли часто подчёркивает в "Листах дневника" Николай Константинович. Для его взглядов, его деятельности вообще характерно постоянное обращение именно к Центральной Азии. Было бы ошибкой преуменьшать ту роль, которую сыграла в жизни и деятельности Рериха Индия, однако нельзя пройти и мимо того обстоятельства, что, приехав в 1923 году в Индию, он поселился на границе с Тибетом, а книги и статьи, написанные Николаем Константиновичем и Юрием Николаевичем в Индии, содержат гораздо меньше сведений о ней, чем о Центральной Азии. В 1928 году, сразу же после Центрально-Азиатской экспедиции Рерих опять таки выбирает для местожительства и института "Урусвати" долину Кулу, граничащую с Малым Тибетом. Все экспедиции, организованные Рерихом, имели маршруты именно к "Сердцу Азии". Ни одной экспедиции в южном направлении от Гималайской гряды, т. е. собственно в Индии, Рерих не провёл. Я не буду останавливаться на этом, весьма знаменательном для научной деятельности Рериха обстоятельстве, поскольку оно выходит за пределы темы настоящего доклада, и лишь хочу подчеркнуть, что в Монгольской экспедиции внимание Рериха также в основном обращалось к той же Центральной Азии.

Монгольская экспедиция, как и все другие, значительно обогатила тематику художественного творчества Николая Константиновича. По путевым эскизам были созданы японские пейзажи, запечатлены на полотнах Великая Китайская стена, перевалы за Калганом, пещеры Баин-обо, Цаган-Куре, холмы Чахра и многое другое. И опять таки примечательно, что одновременно, находясь в этой экспедиции, Рерих вспоминает и повторяет в своих картинах сюжеты Центрально-азиатского путешествия: стан в Тибете, Чантанг, Брамапутру, Танглу, Цайдам и множество других. В сознании художника всё это объединяется в одно неразрывное целое, что подтверждает и постоянный источник его творческого вдохновения - народный эпос. Работая над картиной "Бум Эрдени", художник в "Листах дневника" (8) прослеживает пути распространения монгольского эпоса и проводит далеко идущие аналогии эпического наследия народов Центральной Азии, Средней Азии, Алтая , Сибири.

Сибирским учёным - историкам, археологам, этнографам должны быть особенно близки слова Рериха: «Главное не то, что захоронено в прошлом, что запылено в старинных книгах, переписанных и недописанных. При новом строительстве важно то, что ещё сейчас вращается в жизни. Не по полкам библиотек, а по живому слову измеряется состояние духа» (9).

Новое строительство - это то, что предвидел Рерих в Сибири, то, что в небывалых масштабах развёртывается у нас на глазах. И перед сибирскими строителями во всей своей остроте и сложности стоит один из актуальнейших вопросов нашего времени - вопрос охраны окружающей среды. В этом отношении Монгольская экспедиция представляет особый интерес. На всю серьёзность проблемы защиты, рационального использования и восстановления природных ресурсов Рерих обратил внимание широкой общественности именно в прямой связи с этой экспедицией. Николай Константинович, предложивший Пакт по охране Культурного достояния народов, писал тогда: «... нужно уметь беречь не только рукотворные ценности человечества, но и продолжать ту же заботливость и ко всем истинным источникам жизни. Поэтому оживление пустынь, как в своём буквальном значении, так и в переносном духовном понимании, является благородною задачей человечества. Да цветут все пустыни» (10).

Рядом с этой цитатой уместно процитировать небольшую заметку, появившуюся с месяц тому назад в газете "Известия": «Сахара - самая большая в мире пустыня - расширяет свои границы. Начиная с 1925 года её пространство увеличилось на 350.000 квадратных километров. По подсчётам учёных, к концу нынешнего века площадь Сахары увеличится ещё на 20%. Обследование, проведённое по инициативе ООН, показало что причиной столь интенсивного наступления пустыни является не изменение климатических условий, а деятельность людей, которые неправильно используют прилегающие к пустыне зоны. В специальном докладе ООН подчёркивается, что по вине человека на земном шаре возникло тринадцать миллионов квадратных километров пустынных территории» (11). После этого как-то сами собой приходят на память заключительные строки стихотворения одного поэта начала нашего века: «И когда, наконец, корабли марсиан у земного окажутся шара, то увидят сплошной золотой океан, и дадут ему имя - Сахара» (12). За полвека мы ушли так далеко, что с высоты новейших космических достижений можем улыбаться марсианским кораблям. Однако, за это же время, к "золотому океану" Сахары прибавились мёртвые пространства обычных морей, рек и океанов и загрязнения атмосферы, действительно, глобальных масштабов. И это не только парадокс нашего века, но и нависшая над человечеством реальная угроза мировой катастрофы.

И Рерих особенно отвечает, особенно нужен нашей современности тем, что его творчество, его деятельность являет нам редчайший пример соизмеримости. Мы ощущаем в них великое назначение человека и великую его ответственность, беспредельность перспектив и строжайший учёт реальных возможностей, умение - не затерять малое в большом и отразить большое в малом. В нашу космическую эру особый смысл приобретают слова Рериха: «В конце концов, опять - ищите ближе. А в особенности тогда, когда хотите посмотреть в даль» (13).

Думается, что нет ничего более близкого к человеку, чем он сам. Отсюда вытекает и то значение нравственных проблем, которое придавал им Рерих, то его неустанное стремление сочетать любую т.н. "практическую деятельность" с высокой этикой. Не случайно, занимаясь поисками засухоустойчивых трав в монгольской экспедиции, он писал: «Велика засуха почвенная. Но ещё более велика засуха духовная. Будем думать, что в заботах оросительных будут приняты во внимание не только орошения почвы, но и вдохновения духа человеческого. Ведь без этих духовных орошений не состоится ни лесонасаждение, ни травосеяние, ни открытие подлинных источников. В любви процветут пустыни» (14).

В гармоничном, целесообразном сочетании большого и малого, частного и общего решались Рерихом и социальные проблемы нашей эпохи. Со всей конкретностью он утверждал: "В дни наибольших глубоких смятений надо спешно переменять то, что подлежит перемене... Каждое сердце человеческое в глубине своей отлично знает, где есть польза общая, польза ближним, а вместе с тем и польза самому себе. Ибо в созидании нигде не сказано о саморазрушении. Истинная общая польза есть польза и самому себе, ибо сам-то он будет часть общественности"(15).

Великие социальные движения нашей эпохи и её поворотный этап - Октябрьская революция - были восприняты Рерихом как закономерный и необратимый процесс развития общественной жизни. В этом историческом процессе он не только предвидел, но, в сфере своей деятельности, и активно содействовал освобождению народов Востока от рабской колониальной зависимости. Именно это обстоятельство определяло враждебное отношение к Рериху со стороны идеологов и политиков старого, буржуазного мира. Мы имеем документальные доказательства того, что задержка Центрально-Азиатской экспедиции Рериха перед Нагчу, чуть было не стоившая жизни всем её участникам, была тщательно подготовлена и проведена британским министерством иностранных дел именно после того, как Рерих в 1926 году посетил Москву, побывал здесь в Сибири и недвусмысленно высказал свои симпатии к новому советскому строю. Целью англичан было - не допустить просоветски настроенного Рериха в Индию. Тем не менее, Рерих всё-таки проник туда и значительно расширил там свою научную и общественно-прогрессивную деятельность. Политические взгляды Рериха не давали покоя и некоторым американским дельцам, так как популярность русского художника, учёного и гуманиста в Америке всё возрастала. И вот, пользуясь длительным отсутствием Рериха в Монгольской экспедиции, в которой он месяцами был изолирован от внешнего мира, эти деятели, во главе с бизнесменом Луи Хоршем, попытались "покончить" с Рерихом, но уже на свой "американский манер". Используя оставленные Рерихом доверенности, путём разных махинаций с паями, они прибрали к своим рукам Музей имени Рериха в Нью-Йорке со всем его имуществом и коллекциями, в числе которых было и свыше тысячи картин самого художника. Этот удар в спину был нанесён с целью парализовать деятельность Николая Константиновича и скомпрометировать его имя в Америке, которая играла не последнюю роль в финансировании научно-исследовательской работы Рериха. В конечном итоге эта враждебная акция провалилась. В Нью-Йорке был организован новый Музей им. Рериха, который процветает и по настоящее время. Однако возникшие тогда финансовые затруднения помешали изданию многих трудов, подготовленных к печати институтом "Урусвати", помешали они и публикации материалов о Монгольской экспедиции. В Нью-Йорке так и не увидел света подготовленный Николаем Константиновичем сборник "Да процветут пустыни", в который должны были войти очерки, написанные им в путешествии. Вот почему всё значение Монгольской, последней научно-исследовательской экспедиции Рериха, до сих пор не выявлено. Между тем, хотя она и уступает по своим масштабам Центрально-азиатской, но, тем не менее, занимает исключительное место в общем плане исследовательской деятельности Рериха и, в частности, в его оценках богатого исторического прошлого народов Центральной Азии.

Если мы обратимся к карте, то убедимся, что Рерих был единственным в мире путешественником, который не только пересёк Центральную Азию с севера на юг, но и со всех сторон исследовал подходы к ней: с юго-запада через Хотан и Синьцзян, с северо-запада через Алтай, с севера через Монголию, с юга через гималайские перевалы, с севера-запада из Маньчжурии и с запада с территории Суйюаня. Это беспрецедентное обстоятельство до сих пор должным образом не учитывалось, хотя оно уже само по себе представляет не малый научный интерес. Мне хочется выразить уверенность, что материалы Монгольской экспедиции Рериха будут один раз вызволены из забвения и займут достойное место в общих оценках научной, общественной и художественной деятельности Николая Константиновича.

 

 

Использованная литература:

1) Н. Рерих. Нерушимое. Рига, 1936, стр. 76.

2) Н. Рерих. Священный дозор. Харбин, 1934, стр. 94-96.

3) В. Булгаков. Встречи с художниками. Л., 1969, стр. 269.

4) Письмо Н. К. Рериха к П. Ф. Беликову от 19. 10. 1938. Архив автора.

5) Н. Рерих. Очерк "Свет побеждает тьму". Архив автора.

6) Н. Рерих. Врата в будущее. Рига, 1936, стр. 121.

7) Ю. Н. Рерих. Звериный стиль у кочевников северного Тибета. Прага, 1930, стр. 25.

8) Н. Рерих. Нерушимое. Рига, 1936, стр. 131.

9) Н. Рерих. Пути благословения. Нью-Йорк, 1924, стр. 131.

10) Н. Рерих. Священный дозор. Харбин, 1934, стр. 96.

11) "Известия", М., 1976, 25 сентября.

12) Н. Гумилев. Шатер. Ревель, 1921, стр. 18.

13) Н. Рерих. Твердыня пламенная. Париж, 1933, стр. 49.

14) Н. Рерих. Нерушимое. Рига, 1936, стр. 298.

15) Н. Рерих. Твердыня пламенная. Париж, 1933, стр. 229.

4/X 1976 г.

 

 

Публикуется впервые (по фотокопии авторского экземпляра доклада).
Архив и публикация А. Н. Анненко.

 

***

Доклад сделан на первой Всесоюзной конференции «Рериховские чтения» (Новосибирск, 25-27 октября 1976 года). Организаторы: Востоковедческая комиссия Президиума СО АН ССР, Институт истории, филологии и философии СО АН СССР и Новосибирская картинная галерея.

Тезисы доклада опубликованы: Беликов П. Ф. Последняя научно-исследовательская экспедиция Н. К. Рериха // Рериховские чтения: К 50-летию исследования Н. К. Рерихом Алтая. Тезисы конференции СО АН СССР. Отв. Редакторы В. Е. Ларичев, Н. Г. Велижанина. Новосибирск, 1976. С. 94-97

 

cover   01   02  03  04  05

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

45 дата публикации: 24.03.2011