Андрей Пузиков
ВЕТЕР
Рассказ
От автора:
Мне было 24 года, когда я написал этот первый в своей жизни рассказ. Через год, в 85-м, я его слегка поправил. С тех пор он лежал, дожидаясь своего часа, и только теперь, 23 года спустя, я решил, что его стоит опубликовать. Я внёс в него только незначительные корректорские правки.
Декабрь, 2007.
-------
Тяжёлые серые тучи, надвигаясь друг на друга, громоздились в огромное серое здание невиданных форм и пропорций. Вдруг, словно взорвавшись, здание разлетелось с невообразимой быстротой, обнажив маленький клочок неба, как окошко в какой-то иной, голубой мир. Но тут же новая туча захлопнула окошко, будто пытаясь запереть в клетке успевшего проскочить солнечного зайчика. Сверкали молнии, дождь хлестал мокрую землю, и суеверные люди молились от страха. Ветер резвился, ошалелый от своей грандиозной бушующей игры. Он строил дворцы из туч, освещая их молниями, и тут же разрушал как карточные домики. Ему было весело, он ликовал и смеялся, и смех его громовыми раскатами катился по земле. Какое ему было дело до людей, прячущихся от страха в своих хрупких домишках, с которых так легко было сорвать крышу. Он презирал их и если разрушал, то только случайно, не заметив в своих бешеных играх. Что было ему, стихии, до букашек, прижавшихся к земле.
Ветер проносился над землёй и, окунувшись на мгновенье в океан, поднимал к облакам столбы воды и пены. Он создавал огромный храм из водяных колонн и, полюбовавшись на своё творение, забывал о нём, и летел к скалам, где гордым полётом его встречали буревестники - единственные, не боявшиеся его, обитатели Земли. Он уважал их за смелость и любил с ними играть. Конечно же, Ветер играл с ними в полсилы, он не хотел их гибели, ведь он совсем не был злым. Ветер любил эти маленькие тёплые комочки, так легко увёртывающиеся от него и так красиво парившие над водой. Ему без них было бы просто скучно. Но иногда, не рассчитав свою буйную силу, Ветер слишком сильно бросал один из комочков на скалы, и тот, не успев увернуться, ударялся о камни, испуская последний крик. И были в этом крике: досада на крылья, что оказались так слабы, и последнее прощай, а, может быть, - до свидания:
- До свидания бушующий и прекрасный мир, я создан для тебя и потому вернусь!
И была в этом крике вся бесконечность бытия с её радостями и печалями, и только не было обиды, ведь птицы любили ветер, а разве можно обижаться на того, кого любишь, даже если он несёт тебе гибель.
Ветер жил и резвился, не заботясь ни о прошлом, ни о будущем, ведь он - стихия, и в запасе у него - вечность.
Когда в небе появилась первая деревянная птица, Ветру было смешно смотреть на её неуклюжее, некрасивое тело, и он с презрением разбил её о землю. Потом их появлялось всё больше и больше, но они были трусливы и боялись ветра, так что ему наскучило обращать на них внимание. Но время шло, и гадкие утята превратились в красивых и сильных железных птиц. Они больше не боялись Ветра и, спеша по своим непонятным ему делам, уже сами не обращали на него никакого внимания.
- Странно, - подумал Ветер. - Они ведут себя так, будто их дела важнее моих, - и даже немного обиделся.
Однажды Ветер увидел нечто странное: над землёй летел человек, уцепившись за треугольный лоскут материи, словно гусеница за сухой листок. Ветер швырнул его в сторону, но лоскут, к его изумлению, не завертелся в воздухе, а, ловко вывернувшись, летел дальше. Это выглядело забавно, и Ветер стал швырять его то с одной, то с другой стороны. Сзади он не дул, ведь он был честный ветер. Но лоскут ловко увертывался и ещё выше взлетал в небо. Он уже не казался листком с уцепившейся за него гусеницей, а скорее был похож на огромную бабочку и своей отвагой напоминал ему его друзей буревестников. И тут ветер понял, что именно человек, пугливая букашка, как он всегда думал, управляет лоскутом, и это он, Человек летит, а не лоскут.
- Ты разве меня не боишься? - спросил Ветер, впервые заговорив с Человеком.
- Нет, - ответил Человек.
- Но ведь я могу тебя убить.
- Я не хочу умирать, но и смерти не боюсь. Я люблю стихии: ветер и дождь, солнце и снег.
- Я не понимаю тебя!
- И не поймёшь. Ты слеп в своем эгоизме. Ты думаешь, что я просто мешок из крови и костей, но ты ошибаешься. Я нечто гораздо большее, и если ты можешь разбить моё тело, то над моей душой ты не властен.
- Ты лжёшь! - воскликнул Ветер и разорвал лоскут ткани. Он был уверен, что увидит страх перед смертью в глазах этой самоуверенной букашки. Но вместо страха увидел лишь досаду. И тогда, Ветер с уважением, ведь он был совсем не злой и уважал всё, что не понимал, подхватил человека у самой земли, закружил и плавно опустил.
- Я хочу понять тебя, - сказал он.
- Чтобы понять меня, надо стать человеком.
- Но разве это возможно?
- Всё возможно. Стоит только очень захотеть.
Нахмурился Ветер. Затянули серые тучи небо. И понял Ветер, что не будет отныне ему покоя.
- Стоит только захотеть, - шелестели деревья.
- Очень захотеть, - кричали в небе молнии.
- Очень, очень, очень, очень, - повторяли волны, набегая друг за другом на берег.
Густой, как молоко, туман плотным ковром закрыл низины и овраги. Верхушки высоких деревьев словно парили над этой белой ровной поверхностью. И, казалось, сама тишина заполнила лес своим естеством, и вечность распростёрла над миром свои крылья. Ветер спал. Ему снилось что он – человек и, уцепившись за лоскут материи, летит среди бушующей стихии. Ему впервые стало страшно, он вздрогнул, нарушив безмолвие леса, и проснулся. Ветер расправил крылья, разорвав в клочья туман, но не взлетел. Он вдруг понял, что не знает куда лететь, раньше он об этом не задумывался и летал бесцельно. Но теперь всё изменилось, и назад пути уже не было, раздумья длились недолго. Ветер не привык отступать и вскоре он уже стучался в дверь, если так можно назвать огромную каменную глыбу, закрывающую вход в пещеру. Здесь жил дух колдовства. Когда-то эта пещера была открыта, и чёрный дым и огонь, вырываясь из неё, разлетались по всей Земле. Несметное множество колдунов со всех концов земли притягивали к себе этот огонь и творили колдовство, повергая в ужас людей. Но вот уже несколько веков как старый дух, забытый людьми, заперся в пещере, дожидаясь лучших времён.
- Ты зачем пришёл? - спросил дух колдовства.
- Сделай меня человеком, - ответил ветер.
Гримаса, напоминающая улыбку, скривила лицо старого духа. К старости он стал добрее и даже научился улыбаться.
- Ты ведь можешь всё, - продолжал Ветер, - а я прошу так мало.
- Только глупец, для которого власть над другими, гора драгоценностей и обладание женщинами являются высшими идеалами, мог придумать, что я могу всё. Только высший дух, дух из духов - сама Жизнь может сделать кого-либо человеком. Но только при одном условии - ты должен сам этого хотеть. Путь долог и труден, и только сильный дойдёт!
- Но куда идти, кто укажет путь?
- Путь? - усмехнулся старик. - Ты спрашиваешь, меня, старого духа колдовства? - и громко рассмеялся.
Ветер нахмурился.
- Не кипятись, это совсем не тайна, по крайней мере, для тех, кто умеет слушать своё сердце, ведь только оно ведает всеми путями Вселенной. Спроси у него, - и, словно подавая пример, старик прислушался к чему-то внутри себя.
Усмешка исчезла, и он добавил:
- Помогай другим и проси помощи, но никогда не сворачивай со своего пути. И чем дальше будешь идти, тем сильнее будет разгораться огонь в твоём сердце, и ничто уже не остановит тебя, - лицо его снова скривилось. - Я, кажется, стал сентиментальным. Оставь меня!
-----
Старик замолчал, лицо, изборождённое морщинами, застыло. Глаза были закрыты, и мальчикам показалось, что он заснул. Что-то жуткое было в этом каменном неподвижном лице, освещаемом живыми язычками пламени костра. Горящие веточки трескались, и пучки искр, кружась в танце, устремлялись вверх, постепенно исчезая на фоне ярких, колеблющихся в тёплом потоке звёзд. И этот треск не нарушал, а наоборот усиливал тишину.
Мальчики, боясь шелохнуться, смотрели на старика, ожидая продолжения рассказа. Но он молчал.
- А что же дальше? - спросил Алексей, вздрогнув от неожиданно громко прозвучавшего собственного голоса.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем старик ответил:
- А дальше была жизнь, долгая жизнь. Непросто стать человеком.
Старик встал и, не сказав больше ни слова, растворился в темноте за костром. В той темноте, из которой появился каких-нибудь двадцать минут назад.
- Странный дед, - прошептал Вовка. - Может он колдун?
- Колдунов не бывает, - уверенно объяснил Сергей. - Рассказал вам старичок сказочку, как маленьким деткам, а вы и ушки развесили.
- Сам-то развесил не меньше других, - не унимался Вовка.
Мальчики долго спорили о колдунах и ещё о чём-то. И только Алексей, обычно любивший поспорить на любую тему, сидел неподвижно и о чём-то думал. В костре догорала забытая картошка, а за деревьями огромный красноватый диск луны медленно выплывал из-за горизонта.
Алексей откинулся на спину. Миллиарды звёзд сияли над ним, и ему показалось, что нет ни костра, ни Серёжки с Вовкой, ни его самого, лежащего на лесной поляне, а есть какая-то сущность, летящая куда-то среди звёзд, и что он и есть эта сущность. Холодок пробежал по всему телу. Ему показалось, что он прикоснулся к Вечности.
- Лёшка, ты что, уснул, бежим скорее, нас наверно уже по всему лагерю ищут, - ворвался голос Сергея.
Алексей очнулся, резко вскочил и помог ребятам потушить костёр. Через минуту они уже бежали по тропинке, ведущей к лагерю, рассовывая на бегу по карманам горячую, чёрную от сажи картошку.
Алексей пришёл в себя. Воспоминания угасли. Солнце было уже высоко и нестерпимо жгло. Сколько он прошёл за день, определить было трудно. Всё та же иссушенная солнцем земля, твёрдая и ровная как асфальт, простиралась кругом до самого горизонта. Всё та же жёсткая и колючая трава, пахнущая полынью, словно лишай покрывала эту плоскую сухую равнину. Во рту пересохло, и нестерпимо хотелось пить. Молодой человек встал, снял рубашку, подставив солнцу чёрное от загара тело и, намотав её на голову в виде чалмы, двинулся дальше. Вот уже двое суток, как он не пил ни глотка воды. Алексей шёл и шёл, уже не чувствуя ни боли в ногах, ни усталости. Единственное физическое чувство, ещё не покинувшее его, было нестерпимое ощущение жажды. Степь напоминала гигантскую вогнутую чашу. Горизонт плавал в раскалённом воздухе. Жара усиливалась. Алексей шёл на восток, просто потому, что надо было куда-то идти. Какое-то смутное чувство подсказывало ему, что именно там спасение.
Умереть от жажды на этой гигантской раскалённой сковородке в свои девятнадцать лет было бы слишком досадно, бессмысленно и не солидно. Но страха смерти не было, может быть, от того, что раскалённое солнце и нестерпимая жажда уже не оставляли места для иных чувств, а может быть, от того, что Алексей совсем не собирался умирать, и мысли о возможной смерти вносили лишь романтический аккорд в эту совсем не романтическую перегретую реальность.
Вдруг у самого горизонта Алексей ясно различил тонкую струйку дороги. Радость всколыхнулась в груди, несмотря на рассудок, быстро подсчитавший, что до вечера всё равно не дойти, а сил вряд ли хватит ещё на одни сутки. Змейка дороги то исчезала за пляшущим в струях горячего воздуха горизонтом, то опять появлялась, когда Алексей проходил по очередной возвышенности. Приближаться же она упорно не хотела. Он шёл и шёл, не замечая ничего вокруг, как вдруг обнаружил, что солнце уже село, и жара начинает спадать.
- Надо отдохнуть, - мелькнула вялая мысль.
Ноги подкосились сами собой, и Алексей рухнул на жёсткую землю, тут же впав в забытье.
- Мама, где мой медвежонок и машинка? - спрашивает двухлетний мальчик.
- Их уже нет, Алёшка, у тебя же много новых игрушек.
- Я не хочу новые, куда деваются старые игрушки?
- Они теряются, не мешай, мне завтра сдавать черчение.
- Теряются, - задумался мальчик, пытаясь вникнуть в смысл нового слова.
Тут, как всегда, на помощь пришла фантазия. Мальчик представил себе угол комнаты, где в картонной коробке и рядом с ней на полу лежат его игрушки. Вот они начинают быстро перемещаться с места на место. Это он сам берёт их, играет и кладёт на место, но сейчас он представляет себе всё в ускоренном темпе. Игрушки перемещаются всё быстрее и быстрее, постепенно отдаляясь всё дальше и дальше в угол. Очертания их стираются, и они растворяются где-то в углу, как бы уходя в какой-то иной мир, иное пространство. Мальчик вдруг понимает, что так и должно все быть в жизни, и ему уже не жалко потерявшиеся игрушки.
- Папа, а Земля большая? - мешает работать отцу четырёхлетний мальчик.
- Большая, - отмахивается отец.
- Но ведь где-нибудь она кончается?
- Конечно, кончается, не мешай, у меня завтра лекция.
Мальчик задумался. Он представил себе Землю, огромную плоскую Землю, похожую на льдину с изломанными краями. Вот он идёт по ней, подходит к краю и падает. Тут же он представил вторую льдину - Землю ниже первой и падает на неё.
- Но ведь Земля одна! - возникает мысль.
Вторая льдина исчезает, и он продолжает падать.
- Но что же дальше? - возникает новый вопрос.
- Будешь падать всегда, - отвечает мальчик сам себе и силится это представить.
Впервые чувство беспредельности бытия проникает в его сознание, ведь, к счастью, ещё никто не успел ему втолковать, что нельзя объять необъятного.
Воспоминания гаснут. Алексей открывает глаза и встаёт. Яркий диск полной луны освещает сухую плоскую степь. Недалеко на земле он ясно различает маленькое белое пятнышко. Нагибается и с удивлением смотрит на белый цветок, покачивающийся на длинной тонкой ножке.
- Этого не может быть, - мелькает мысль. - Да ведь это же сон! - внезапная догадка обжигает мозг.
Алексей оглядывается и замечает, что земля, Луна и всё вокруг какое-то неясное, расплывчатое.
- Раз это сон, то я могу …, например, взлететь! - и Алексей, оттолкнувшись от земли, с радостью и трепетом ощущает, что он действительно летит.
Страх высоты, на мгновенье возникший где-то внутри, тут же исчезает, Алексей, прилагая ощутимое усилие, летит всё выше и выше, и уже не Луна, а Солнце светит над ним. Он летит над зелёными лугами и лесами, голубыми реками и озёрами. Радость до краёв переполняет всё его существо. Вдруг он понимает, что он - Ветер, тот самый Ветер из рассказа странного старика. Он летит всё дальше и дальше, пересекая горы и моря, но вот всё начинает темнеть, сон ускользает. Алексей мучительно пытается его удержать, но уже поздно. Картины гаснут, и он чувствует, как постепенно возвращается в собственное измученное тело. Он окончательно проснулся. Яркий диск полной Луны всё так же освещает сухую плоскую землю. Только нет никакого цветка на длинной тонкой ножке, и нестерпимый холод сковывает всё тело.
- Надо идти, чтобы согреться, иначе совсем замёрзнешь, - решает Алексей.
Он встаёт и, тяжело ступая свинцовыми ногами, идёт всё дальше и дальше. Только одна мысль сверлит мозг:
- Не сбиться бы с направления.
Память отказывается регистрировать время. Сколько он идёт, пять минут или пять часов, Алексей не знает. Что-то попадается под ноги. Он спотыкается и падает. Сколько лежит - не помнит, холода уже не чувствует.
Голова проясняется. Алексей обнаруживает себя сидящим на большом булыжнике, через который споткнулся. Как поднялся и сел, он не помнит. Голова окончательно прояснилась. Она ещё никогда не была такой ясной. Тела Алексей почти не ощущает. Холодно и ясно он оценивает всё, что с ним произошло за эти три дня, свои сны и полусознательное ночное движение. Спать не хочется, идти дальше - тоже. Холодное спокойствие и полное безразличие к собственной судьбе овладевает Алексеем. Он сидит на камне среди ярких звёзд, погрузившись в глубокое размышление о жизни и смерти, о вечности и беспредельности, Боге и относительности восприятия собственного бытия. Вдруг перед ним прямо на глазах вырастает куст, рядом - второй, чуть подальше - третий. Галлюцинация, это от усталости - холодно и спокойно регистрирует происходящее рассудок. Кусты исчезают, и вместо них перед ним возникает старик, тот самый, что рассказывал про Ветер. Старик пристально смотрит ему в глаза.
- Ты меня помнишь? - спрашивает он.
- Конечно, Вы рассказывали нам про Ветер у костра.
На лице старика появляется странная улыбка.
- Мы с тобой встречались гораздо раньше, вспомни!
Алексей напрягается и, вдруг, понимает, что он совсем не Алексей, вернее Алексей он только сейчас в этой жизни, а раньше он был Ветер и теперь это помнит так ясно!
- Я узнаю тебя, Дух колдовства. Зачем ты пришёл?
- Ты не смог стать человеком. Ты отказался от борьбы, и я пришёл, чтобы вернуть тебя обратно. Я не могу сделать из тебя человека, но я могу вернуть тебя в состояние стихии.
- Ты что-то путаешь, старик. Я не отказался от борьбы.
- Тогда ты, человек, умрёшь здесь посреди степи, и твои кости истлеют на солнце.
- Ты стал стар и опять что-то путаешь, старик. Даже если умрёт тело, мой дух - бессмертен.
- Зануда, - процедил сквозь зубы старик. - Действительно, совсем как человек.
Старика не стало, и только его саркастическая улыбка медленно растворялась в пространстве на фоне усыпанного бриллиантами звёзд иссиня-чёрного неба.
В висках, словно молот, стучит кровь. Алексей открывает глаза. Солнце уже взошло, и первые лучи мягко скользят по его лицу.
- Скоро начнётся жара, - думает он. - Надо идти.
Алексей встаёт и оглядывается. Никакого булыжника рядом нет.
- Наверное, я опять бессознательно шёл, - думает он. - Только бы не в обратную сторону.
Алексей поднимает глаза к горизонту и вздрагивает. Дороги нет. Он поворачивается назад и видит дорогу. Просто он её уже прошёл и упал метрах в ста от неё. А вон и булыжник лежит у обочины. Алексей, тратя последние силы, почти бегом, устремляется к дороге. В глазах потемнело, поплыли искры. Он понимает, что поступает глупо. Дорога - всего-навсего колея, и неизвестно, когда по ней проехала последняя машина, и когда будет следующая. Но всё же и такая дорога хорошо, ведь она непременно выведет к шоссе или посёлку, а значит, к людям, если, конечно, хватит сил дойти, и Алексей идёт. Впереди в сотне метров какое-то тёмное пятно.
- Неужели лужа?
Это, действительно, лужа, вернее, то, что осталось от неё - жидкая грязная жижа, заполняющая колею дороги, и только тончайший слой воды блестит поверх грязи. Алексей падает на колени и, стараясь не мутить воду, осторожно сосёт губами. Но со дна тут же поднимается муть, и Алексей продолжает заглатывать воду вместе с глиной и зеленовато-бурой водной растительностью. Он встаёт и, чувствуя облегчение, быстро идёт дальше. Не пройдя и ста метров, видит, как из-за возвышенности показался какой-то водоём, возможно искусственный, метров двадцати в диаметре. Радость встряхивает Алексея, но в этот момент страшная боль сводит желудок. В глазах темнеет от головной боли. Его начинает рвать. Он падает. Его рвёт зеленовато-желтой желчью вперемежку с грязной водой, выпитой из лужи.
- Это конец, - твердит кто-то внутри.
- Нет, врёшь, я - живучий, - отвечает сам себе Алексей. - Надо только встать и пройти каких-нибудь пятьсот метров, оставшихся до озера.
И молодой человек, приложив нечеловеческие усилия, всё же встаёт, делает два шага, спотыкается и падает. Глаза почти ничего не видят, голову сжимает нестерпимая боль.
- Надо встать, обязательно встать и сделать первые шаги, они самые трудные, потом будет легче, - твердит себе Алексей и встаёт, и делает эти первые шаги, и, действительно, становится легче.
Он, пошатываясь и боясь споткнуться, идёт вперёд.
- Только бы не упасть, снова подняться сил уже не хватит.
И чем дальше он идёт, тем становится легче. Не останавливаясь, он входит в воду и окунается с головой. Но сразу не пьёт. Предыдущий опыт его кое-чему научил. Он ещё раз окунается и выходит из воды, на которой мутными пятнами расплывается грязь, поднятая со дна. Алексей отходит метров на пять в сторону и, нагнувшись, с трудом поддерживая тело ослабевшими руками, осторожно пьёт воду. Он делает всего несколько глотков и встаёт. Ему становится совсем легко, пить больше не хочется, и обручи больше не сжимают голову.
Рядом с озерком растёт кустарник, и Алексей ложится в его тени. Кажется, он узнает это место - самое трудное позади. Алексей засыпает, и снится ему, что он - ветер и летит в голубом просторе над прекрасной Землёй, покрытой цветами. А рядом со спящим молодым человеком торчит из земли маленький белый цветок на длинной тонкой ножке, каким-то чудом выросший на этой опалённой солнцем земле.
Калининград, 1984
С творчеством автора можно познакомиться на его сайте: http://www.zovnet.ru
Ваши комментарии к этой публикации
Ваши комментарии к этой статье
№33 дата публикации: 01.03.2008