В.Г.КИРКЕВИЧ
Союз писателей Украины, г. Киев
РЕРИХИ
Из материалов к книге
Публикуется по Сборнику трудов: Международная научно-практическая конференция «Рериховское наследие»: Том II : Новая Россия на пути к единству человечества. СПб., Вышний Волочёк: Рериховский центр СПбГУ; Издательство «Ирида-пресс», 2005, с.328-351.
РОДОВОЙ герб Рерихов
Во время моего пребывания в Нью-Йорке директор Музея Николая Рериха господин Даниил Энтин выразил пожелание узнать, какая связь существует между родом Рерихов и Рюриком. Я воспринял это как его поручение, но различные об стоятельства отодвигали решение столь серьёзной задачи. Пришлось длительное время поработать в архивах, порыться в книгах. Нужно отметить, что советские карательные органы в лице ГПУ без особой подготовки установили связь между эти ми родами при аресте Бориса Константиновича Рериха в Ленинграде. Им не нужно было копаться в родословных книгах или в геральдических справочниках. Они про сто так решили и внесли эту связь в обвинительное заключение.
Для выполнения поручения мне пришлось тщательно исследовать родовой герб Рерихов. Как и в других древних аристократических семействах, чтящих родовые отношения, он был высоко почитаем в родственном кругу Николая Константинови ча. Герб присутствует на титульных листах ряда изданий произведений Н.К.Рериха, существует его витражное исполнение. По возвращении старшего сына худож ника Юрия Николаевича из Индии этот витраж был привезён им с собой, и сейчас это немалое по размерам произведение находится в бывшей московской квартире Ю.Н.Рериха на Ленинском проспекте.
Интересны воспоминания Елены Ивановны Рерих, супруги Николая Константиновича, тоже из старинного российского рода, о первой встрече с мужем в бологовском имении князя П.А.Путятина. В книге дневников З.Г.Фосдик «Мои учителя», где также приведён родовой герб Рерихов, имеется такой фрагмент:
«Елена Ивановна говорит, что расположил он их к себе тем, что дипломатично и тонко завёл разговор о старине своей фамилии Рерих и своего рода, а вся семья Пу тятиных увлекалась старинными родословными»[1].
Николай Константинович, действительно, занимался своей родословной, о чём свидетельствует и его письмо зимой 1900/1901 гг. из Парижа брату Борису, которому ещё не исполнилось и 16 лет:
«Если придёт [к] Тебе [Ли]ля[2], то не забудь попросить её достать из Риги наш герб (просто сургучный оттиск, но отчётливый); мне кажется, удастся здесь уз нать некоторые подробности, ибо герб, кажется, I Х или Х века»[3].
По данным В.Л.Мельникова, единственное сохранившееся обращение Н.К.Рериха к теме фамильного герба - это рисунок «Герб семьи Рерихов» (тушь, бумага, 24x18) в его альбоме с вклеенными рисунками 1893-1895 гг., хранящемся в Государственной Третьяковской галерее[4]. Нужно отметить, что изображение этого герба, репродуцированного в нескольких книгах и находящегося в виде витража в бывшей квартире Ю.Н.Рериха в Москве, выполнялось и одним из лучших худож ников Украины Георгием Нарбутом. Впервые он обратился к нему, по всей вероят ности, в 1905 г., потом использовал при оформлении обложки первой книги «Соб рания сочинения» Н.К.Рериха в 1913 г., а затем рисовал его для книги «Рерих» в издательстве «Свободное искусство» в 1916 г. Что послужило основанием для вы полненных им рисунков герба, мне не известно, очевидно, прототип был предостав лен самим Николаем Константиновичем. Нарбут, увлекаясь геральдикой, до этого принимал участие в разработке гербов, и даже участвовал в Малороссийском Гер бовнике, при этом иногда позволял себе некоторые расхождения с оригиналом и, может быть, фантазии, правда, незначительные.
В.Л.Мельников сравнил герб, выполненный Нарбутом, с гербом кисти Свято слава Николаевича Рериха, изображённым на одном из портретов отца 1920-х гг.: «Герб С.Н.Рериха, выполненный в более традиционной и сдержанной манере, дополняет графичный нарбутовский герб представлением о цвете отдельных его эле ментов»[5].
Семейный герб Рерихи помещали на своей почтовой бумаге 1930-х гг. и на сво их экслибрисах. Нужно отметить, что геральдические изыскания и родовые связи не прошли мимо внимания старшего сына Н.К.Рериха Юрия Николаевича, серьёзного учёного и эрудита. Об этом свидетельствует находящаяся в Международном Центре Рерихов уникальная книга, выпущенная в небольшом количестве, исключительно для научных целей. Она в чём-то схожа с современными рефератами соискателей научных степеней. Название книжки « Studien uber einen Einzelnamen », её автор - E . W . von Rohrig ( als Handschrift ), а издана она в городе Бармене ( Barmen ) в 1907 г. « seiner Liebe Frau » (в прославление Богоматери). На последующей странице я узнал содержание: « Inhalt . Studie I : Der name Rorich . Studi е II : Die Barddiden ». С трепетом прочитал написанные на титульном листе строки: «To dear Father Georges de Roerich » («Дорогому отцу - Юрий Рерих»). Книга была подарена в 1935 г. Юрий Николаевич каким-%то образом встретился с автором книги, о чём можно судить по авторской надписи.
Попробуем «прочитать» родовой герб славного и древнего семейства Рерихов. Многое по этому вопросу приходится обобщать впервые, так что пусть простят меня профессиональные «гербоведы» и генеалоги за возможные погрешности. Может быть, найдутся более профессиональные разработки в архиве самих Рерихов? Это было бы великолепно!
В русский язык слово «герб» проникло из Европы через Польшу. На немецком языке слово « erbe » означает наследство. Зарождение системы родовых гербов, составление их по определённым правилам относят обычно к эпохе крестовых похо дов ( XI — XIII вв.). Вначале на знаменах и щитах рыцарей, закованных с ног до голо вы в железные доспехи, они были опознавательными знаками, позволявшими отли чить врага от союзника, труса от храбреца. Но скоро они, выбираемые изначально произвольно, стали передаваться от отца к сыну и впоследствии превратились в ро довые эмблемы. Потомки гордились заслугами предков и уже не могли произвольно менять свой герб. Каждый элемент получал определённое значение, и специальные должностные лица - герольды - следили на рыцарских турнирах, чтобы никто не использовал чужой герб. Изменить герб могли выдающиеся отличия или, наоборот, недостойные рыцарской чести поступки.
Герб рода Рерихов на почтовой бумаге 1930-х гг.
Веками владелец герба сохранял свои отличия вне зависи мости от нахождения в той или иной стране. Значительная часть иностранного дворянства, принявшего российское подданство, получала специальное разрешение на пользование на территории Российской империи своим родовым или пожалованным титулом, но в «Гербовник» не вносилась.
Обычно гербы состоят из следующих элементов: щит, шлем, намёт, корона, нашлемник, щитодержатель, бурелет, де виз, мантия и сень. Рассмотрим, что присутствует в исследуе мом нами гербе.
Щит, который является главной составной частью герба у Рерихов, является вариантом немецкого. Он разделён на три части. Все изображения на щитах делаются с помощью гераль дических финифтей (цветов), металлов и мехов, которые могут изображаться как краской, так и графически, т. е. определённой штриховкой. В свя зи с тем, что графически цвет не изображается, то можно утверждать, что в оригина ле цвет серебряный, что является символом чистоты и невинности.
Крайне редко щит бывает пустым, без изображений. Обычно на щите помеща ются гербовые фигуры, которые делятся на геральдические, имеющие лишь услов ное значение, и на негеральдические, живые существа и предметы, заимствованные из действительности или фантастические. Звёзды, расположенные на гербе Рери хов, служат символом ночи и вечности. В нашем случае они шестиконечные, причём каждый луч разбит на сектор.
Шлем традиционный (хотя и не всегда обязательный) элемент герба, помеща ется над щитом. В отличие от русской, в западноевропейской геральдике его распо ложение зависело от положения владельца герба на иерархической лестнице. У Рерихов шлем не конусообразный русский, и не поздний европейский, а скорее деко ративный, и более древний, бывший в ходу в VII - X вв. Над ним нетрадиционное, редко встречаемое изображение юноши в пажеской одежде, в левой руке держащего масличную ветвь. Три таких ветви изображены растущими в третьей нижней части щита. Между шлемом и юношей изображён бурелет, жгутик из ткани.
Мантия - укрытие над гербом, ведущее своё происхождение от палатки, которую устанавливал рыцарь в ожидании вызова на турнир и где он хранил своё ору жие. И мантия в гербе Рерихов имеется! Она - обязательная принадлежность гер бов коронованных особ, принцев крови, герцогов и князей. В русских гербах мантия могла быть только у княжеских фамилий, а также тех дворянских родов, которые были признаны происходящими от княжеских родов, но по каким-либо причинам утратили подобавший им титул.
Наличие мантии в гербе Рерихов свидетельствует о княжеском происхождении их рода, а нетрадиционные для России шлем и щит указывают на древность герба и происхождение его из Западной Европы. Князь - это родовой частный титул. Он известен со времен Римской империи. Римские авторы, в частности Тацит, так на зывали вождей германцев. От этих первых германских князей ведут своё происхож дение дворянские и княжеские роды, появившиеся во Франкском государстве наряду со служилой знатью.
Предварительное исследование данного вопроса позволяет нам предположить, что первоначальная ветвь рода Рерихов (сравним - Рюриков) пошла от первых франкских князей. В указанной книге E . W . von Rohrig пишет, что Лиможем, одним из крупнейших городов-крепостей Франкского королевства, правили прямые предки Н.К.Рериха. Автор называет их имена: Rorice III умер в 564 г.; его предшественник Ruricius II умер в 553 г.; Ruricius I умер, а скорее убит в 507 г. Другие представители этого рода: Roricus ( Ruricius ) правил Буржем в 512-518 гг.; правитель по имени Roricus , правивший в Узе в 537-538 гг.; был R о ricius I и в Лё Боне - время правления означено 451 г. А самый первый правитель Ruricius известен под 367 г.
Таким образом, не очень богатый и далёкий от власти в России род Рерихов появился ещё тогда, когда на месте Москвы ходили бурые медведи, а на территории Киева находилось лишь небольшое городище, и не было различий между членами племени, потому что ещё не сформировались «феодальные отношения». При Вели ком переселении народов произношение этой звучной фамилии изменялось. До тошный немецкий исследователь приводит примеры её написания - R о ricus , R о richus , R о ric , Rorih , Ruorich и т. д. И здесь же автор в одном ряду называет в рус ской транскрипции имя Рюрик.
В семье Рерихов сохранялись предания о Зеландии времён викингов и скальдов, когда храбрые воины совершали свои опустошительные набеги на побережья Западной и Центральной Европы, ища подвигов, богатства и славы. Не случайно фамилия Рёрих ( Roerich ) переводится как «славой богатый» (« Roe » или « Ru » на североевро пейском наречии означает «слава», а « rich » - «богатый» или «владеющий»). В семье любили рассказывать и о первом носящем это имя рыцаре-тамплиере. Хорошо известно главное предназначение ордена тамплиеров-храмовников - оберегать леген дарную «Чашу Грааля». По семейному преданию, спустя века имя Рерих принадле жало одному епископу (церковные иерархи могли носить и титул князя), а затем шведскому офицеру-аристократу начала Х VIII в., сражавшемуся на стороне Кар ла Х II , но попавшему в плен к русским. Именно он отказался выполнить приказ своего начальства ударить из пушек по позициям Петра I , расположенным у православ ного храма, сказав при этом: «Против Бога не воюю». Так род Николая Константино вича Рериха появился в России.
Таким образом, предки Н.К.Рериха в далёком зарубежье и в не менее далёкие времена занимали господствующее положение в обществе. Это даёт возможность с большой уверенностью предполагать, что если предки Рерихов и Рюриков княжеско го рода и пришли практически из одного региона, имея при этом схожесть родового имени, то они ведут своё происхождение от одного общего ещё более древнего рода.
Священный тройственный союз блистательных искусствоведов
Николай Емельянович Макаренко, Георгий Крескентьевич Лукомский, Борис Константинович Рерих... Трём удивительным людям я посвятил двадцать лет своей жизни. Интенсивный поиск всевозможных материалов, от открыток до статей, от любых упоминаний где бы то ни было, до толстых монографий. Да что говорить, даже нахождение их фотографий было сопряжено с большими трудностями. Но за то, какая радость от находки! Даже если это только одна строчка или упоминание имени. Сколько за этим скрывается! И вот когда за столь продолжительное время я собрал достаточно материалов о них, мне открылась удивительная многокрасочная картина кропотливой, ежедневной, всепоглощающей работы скромных тружеников на ниве культуры. Николай Макаренко, Григорий Лукомский, Борис Рерих решили создать лучший художественный музей на Украине, не уступающий ни по подбору экспонатов, ни по разработке проекта петроградским или московским музеям. Все трое объединились в одном важном для культурного развития общества деле. Все трое были к тому времени признанными авторитетами.
Н.Е.Макаренко (4 февраля 1877 г., с. Москаливка, теперь Роменский район Сумской области - 4 января 1938 г., Томск) - был одним из крупнейших музееве дов своего времени. До 1919 г. он был помощником главного хранителя Эрмитажа. В 1916 г. выпустил в свет книгу «Художественные сокровища Императорского Эр митажа». Автор более десятка различных монографий и фундаментальных статей. К 1919 г. он успел заявить о себе как археолог-художник и историк искусства, извест ный крупными специальными сочинениями по археологии, исследованием отечественной старины и искусства и широкой художественно-просветительной деятель ностью.
Г.К.Лукомский (2 марта 1884 г., Калуга - 25 марта 1952 г., Ницца) - блиста тельный искусствовед, художник, краевед. Библиография его, составленная в 1928 г., насчитывает не менее полутора сотен довольно серьёзных исследований, большинство из которых и по сей день остаются единственными по данному вопро су. Большинство исследований «странствующего энтузиаста», как называли его друзья, - о Киеве и Украине. Но более всего внимания Лукомский уделял музею Б.И. и В.Н. Ханенко. Даже находясь в вынужденной эмиграции, в Италии, Фран ции, Германии, он писал об этом музее, его создателях и бесценном собрании. В конце 1918 г. он приехал в Киев, где возглавил архитектурный отдел при Всеукраинском комитете памятников истории и старины, но ненадолго, за этим последовали ещё какие-то назначения. Его, как крупного специалиста, наперебой приглашали в различные комиссии и комитеты. Сам Лукомский о том времени рассказывал так: «А.А.Мурашко, служивший заведующим художественно-издательским отделом Всеукраинского издательского комитета при ЦИКе, сильно волновался. Мы, не совсем поняв друг друга, долго пререкались о том, кому быть заведующим, кому по мощником. А.А. согласился быть во главе, но с тем, чтобы Нарбут, я, Рерих и Мака ренко посещали службу хоть один-два часа в день (но мы все были так заняты, слу жа в пяти-шести учреждениях одновременно, что и часа в день уделить было нель зя). Рерих манкировал. Макаренко осматривал и спасал частные коллекции, Нарбут уже заболел. Я работал по изучению церквей, торопился довести работу к осени до конца, в музее Ханенко, где тоже торопился с описями»[6].
Третьим из этой «свято-искусствоведческой» троицы был Б.К.Рерих (28 мая 1885 г., Санкт-Петербург - 4 мая 1945 г., Москва). Любовь к Украине у родного бра та всемирно известного художника зародилась ещё в детстве, когда у его отца, Кон стантина Фёдоровича Рериха, одного из создателей первого в мире общества Т.Г.Шевченко, часто бывали украинцы, в том числе и Б.И.Ханенко. Борис Рерих получил хорошее образование в Рисовальной школе Общества поощрения худо жеств. Профессиональным мастерством он овладел благодаря своему учителю - прекрасному рисовальщику Дмитрию Кардовскому, а на архитектурном отделении Академии художеств он обучался у Леонтия Бенуа. Молодой художник много рабо тал на Украине. Ещё в 1907 г. Н.К.Рерих писал брату: «Будет не бесполезно, если поедешь с Макаренкой на могильники. Он хороший человек и введёт тебя немного в местную археологию»[7]. Так и получилось. А в 1918 г. Николай Емельянович просто забрал своего молодого друга из голодного Петрограда в Киев - поднимать украин скую национальную науку и культуру.
Нужно сказать, что к 1919 г. в нашем городе собрался весь цвет научно-культурного мира восточного славянства. Более всего «свято-искусствоведческая» тро ица любила собираться в доме у Варвары Николовны Ханенко, где всё располагало, атмосфера и обстановка, к продолжительным «спілкуванням», которые заканчива лись далеко за полночь. И довольно часто гости, которые на самом-то деле считали себя хозяевами, оставались ночевать. К тому же обстановка на улицах была доволь но тревожной. Можно было собраться на чай при одной власти, а разойтись при другой. Главное, чтобы не стреляли из пушек по Киеву. На это были способны толь ко банды Муравьёва. На дружеских бдениях бывали Георгий Нарбут и Михайло Бойчук, Александр Мурашко и Кость Шероцкий, Микола Биляшевский и Иван Моргалевский, и Дмитро Дорошенко, и Вадим Модзалевский, и... Проще сказать, кого там не было. Не было места тем, кому чужды были понятия духовности и искусства, неприемлема независимая, процветающая Украина.
Среди многих добрых, подлежащих немедленному исполнению дел вопрос об организации музея на основе крупнейшего собрания произведений искусства на Украине был наиважнейшим... Первым к этому делу подключился Г.К.Лукомский.
Был январь 1919 г. Обстановка в Киеве, как и во всех городах нашей многострадальной родины, была сложной. Все боялись «эксцессов». Варваре Николовне со общили о Лукомском как об опытном хранителе, и она пожелала с ним познако миться. Он в то время проживал у В.С.Кульженко, который приветствовал инициа тиву Григория Крескентьевича стать хранителем коллекции. Дело стало за формальным назначением. В то время в Киеве власть Директории сменилась Совет ской, при которой существовало Управление по делам искусств с Ю.Мазуренко во главе. Делами фактически заправлял всюду успевающий Георгий Нарбут. Луком ский направился к нему: «Нарбута утром часов в девять застал я в умывальной. Че рез дверь поговорили мы с ним и решили: быть комиссии. Он голова , а я пред ставник . Ти, - сказал Нарбут, - повинен сидіти на місті, а комісія буде збиратися один-два рази на тиждень . В комиссию нужно Беляша », - так любовно называл Нарбут Н.Ф.Беляшевского, директора городского музея»[8]. С его согласия Луком ский был официально назначен «охоронцем» со всеми присущими этому полномо чиями государственного чиновника. Вечером Григорий Крескентьевич переехал на постоянное жительство в музей. Был организован комитет музея, куда вошли Ни колай Макаренко, Борис Рерих, Павел Алёшин, Георгий Нарбут и ряд ценных, деятельных и грамотных, помощников.
Но особо кипучую деятельность развила В.Н.Ханенко, приводя всех в восторг и изумление своей энергией, организаторской сноровкой, постоянным неослабе вающим интересом. Она показывала помощникам свои любимые вещи, рассказыва ла о том, где, за сколько, когда и при каких обстоятельствах приобрела она те или иные шедевры. Под руководством петербургских эстетов, умевших переубедить ув лечённую пожилую собирательницу, обстановка жилого помещения постепенно превращалась в музейную. Бывало, что при атрибуции той или иной вещи опытным музейщикам - и тут, безусловно, авторитетом был более опытный и знающий Ма каренко - приходилось Варвару Николовну довольно долго переубеждать. Но всё, что происходило, радовало её. В.Н.Ханенко удостоверилась, что её собрание попало в надёжные руки. Когда Лукомский уехал, то она писала ему, что собрание поддерживают в том же «музейном» виде.
Директором музея имени Б.И. и В.Н. Ханенко стал Н.Е.Макаренко. Только он смог, развернув бурную деятельность, вернуть в Киев из Москвы (!!!) в 1921 г. зна чительную четвёртую часть коллекции, которую туда в 1915 г. из прифронтового Киева перевез Богдан Иванович. Это вызвало волну негодования и провокацион ных выпадов против этого достойного, не терпящего компромиссов человека. Нача лись придирки, предвзятое отношение ко всему, что он делал. А так как делал он много, то и претензий к нему было достаточно. Он мешал чиновникам, неучам, не годяям. Проверки в музее проходили одна за другой. Макаренко было тяжело - Нарбут умер, Беляшевский ушёл из жизни, Лукомский уехал из страны, а Рерих перешёл на другую работу. Но Николай Емельянович продолжал трудиться, сохра няя музей, приобретая для него экспонаты «ханенковского» уровня, составляя и публикуя каталоги. Однако через некоторое время и его работа прервалась... Но это уже другая история.
Учёный, спасший Святую Софию Киевскую
Имя одного из крупнейших отечественных учёных, Николая Емельяновича Макаренко (4 февраля 1877 г., с. Москаливка, теперь Роменский район Сумской области - 4 января 1938 г., Томск) долгое время было в забвении на родине - участь, постигшая и многих других, отдавших жизнь в борьбе за культуру своего народа. Между тем он сделал для Киева, для Украины, для человечества несказанно много, - и в первую очередь, спас от разрушения Великую Софию.
Жизнь Николая Макаренко была на первый взгляд обыкновенной - учёба и работа. Работа тяжёлая – археолога-землекопа, изнурительная - в библиотеке, за письменным столом. Он являлся помощником главного хранителя Императорского Эрмитажа и составителем каталогов и книг о его сокровищах. Был известен также как автор статей в дореволюционных элитных искусствоведческих журналах и как автор более полусотни различных монографий и фундаментальных статей, уникальных по разработке научных проблем во многих отраслях исторической науки. Его интересовало всё - от украшений эпохи бронзы до саркофага Ярослава Мудрого. С конца XIX в., на протяжении 20 лет, Макаренко ежегодно выполнял ответственные поручения Императорской Археологической комиссии и ряда археологических обществ и руководил экспедициями в различные исторические местности; по сле 1917 г. стал членом Государственной Археологической комиссии, впоследст вии - Академии материальной культуры.
Постоянная работа на Украине началась с начала 1919 г., когда он со своим близ ким другом Борисом Константиновичем Рерихом приехал в Киев. Макаренко смог убедить родного брата всемирно известного художника в том, что их знания станут полезными украинскому народу. Не теряя времени даром, они приступили к плано мерной работе по архитектурно-историческому описанию древних киевских храмов, многие из которых через два десятилетия были разрушены. А в то время, получив от властных структур небольшие деньги, они постарались свести к минимуму последст вия разрушений, вызванных январским большевистским обстрелом Киева.
За что бы ни брался «неутомимый Н.Е.Макаренко» (характеристика Н.К.Ре риха), везде вскоре ощущались положительные результаты. При его непосредствен ном участии на основе уникальной коллекции произведений искусства Б.И. и В.Н. Ханенко в нашем городе был образован музей Западного и Восточного искус ства, директором которого он и стал. Николай Емельянович продолжал формиро вать музей, пополняя его собраниями, конфискованными у помещиков и фабрикан тов, составляя и публикуя каталоги и описания. Этот музей, который сейчас носит имя своих основателей, стал одним из лучших в стране во многом благодаря уча стию Макаренко.
В памяти потомков должна остаться активная позиция учёного по отношению к варварскому разрушению духовных святынь. В двадцатые годы чиновники от куль туры, называвшие себя защитниками интересов «рабочего класса» и «трудового крестьянства», начали создавать так называемые «ликвидационные комиссии храмов». Охочие до церковных сокровищ, собранных столетиями, они мечтали обога титься за счёт разграбления и последующего разрушения храмов. Поэтому в комис сиях всегда было много неумных, а то и нечестных людей. Не таким был Николай Макаренко. На полях одного из протоколов заседания секции при Всеукраинской Академии наук от 20 февраля 1922 г. нервным, но твёрдым почерком выведено: «М.О.Макаренко ргшуче вгдмовився з особистих мотивгв бути пред ставником у лгк відаційній комісії». Такое не прощали, поэтому вскоре пришлось хлопотать руко водству Академии наук об освобождении его из тюрьмы.
Личная жизнь учёного не сложилась. Жена оставила его и сына Ореста. В 1927 г. во время археологических работ в знаменитом Густынском монастыре юно ша утонул в реке Удае. Его могила сохранилась под трапезной монастыря, среди захоронений представителей именитого рода Репниных... Но Макаренко продолжает широкомасштабные поисково-исследовательские работы в Чернигове, Остре, Белоцерковщине, Киеве. Особенно всколыхнули научные круги крупномасштабные работы, проведённые Макаренко на Мариупольском могильнике. Предчувствуя, что вскоре его арестуют, он спешил опубликовать результаты своих исследований. Все го за год он написал и издал в 1933 г. последний свой фундаментальный труд «Маріупольський могильник», в котором убедительно доказывал мировое значение описанной им приазовской скифской культуры. Недаром резюме давалось на не мецком языке, возможно, в последний раз накануне страшного немецкого вторжения на Украину...
Когда в Москве всё-таки решились вернуть столицу из индустриального Харь кова в «Донбасс культуры» Киев, то, прежде всего, обязали местные власти придать ему вид «социалистического города». А для этого нужно было, чтобы золотые купо ла не возвышались над хмурыми домами, в серой «человеческой массе» не было «гигантов духа», а чувство благоговения вызывали лишь партийные вожди. Поэтому в очередной раз Макаренко арестовали и некоторое время держали в переделанном под тюрьму Институте благородных девиц. Тут ему вспомнили всё - и его непримиримость, и политические и эстетические симпатии. Особенно не могли про стить того, что, не имея возможности в одиночку спасти Златоверхий Михайловский собор, он обратился за помощью к мировой общественности в защиту Святой Софии Киевской. Его призыв услышал и подхватил его друг и сотрудник, в прошлом директор Рисовальной школы Императорского Общества поощрения худо жеств в Санкт-Петербурге, академик Н.К.Рерих. Как раз в годы тяжелейших для киевских святынь испытаний и личной трагедии Макаренко Рерих писал: « Бого родица - Нерушимая Стена! В произнесении такого народного названия, этого клика веры, вспоминаются и другие такие же храмы и изображения, неотъемлемые от смысла Руси. И в Печерском храме, и в Златоверхо-Михайловском монастыре, и в монастыре Кирилловском, и во многих других храмах были такие величественные изображения, большею частью не дошедшие до нас среди всяких смятений»[9].
О насильственной смерти Николая Макаренко рассказывались часто противо речивые вещи. Благодаря материалам ГПУ - КГБ, опубликованным В.Звягель ским, удалось выяснить, что расправились с ним не сразу, а поэтапно, ведь имя учё ного было известно во всём цивилизованном мире. «За участие в деятельности контрреволюционной антисоветской организации» 26 апреля 1934 г. Макаренко арестовывает Киевское ГПУ. По относительно мягкому приговору его высылают в Казань, где он преподаёт в художественном техникуме, подрабатывая в музее. 24 апреля 1936 г. управление НКВД Татарской АССР вновь арестовывает Николая Емельяновича за «участие в контрреволюционной группе фашистского направле ния». В течение ночи была решена его участь - на три года в Томскую колонию № 2. Сломить учёного не удалось, поэтому следует новое обвинение от 17 декабря 1937 г.: он - «участник кадетско-монархической организации». Это уже страшно, через де сять дней ему объявляют окончательный приговор - высшая мера. 4 января 1938 г. его убивают.
О нём у нас помнили единицы, нельзя было найти даже фотографии. По хода тайству учёного-археолога И.Шовкопляса его реабилитировали лишь в 1969 г.
Я - журналист и поэтому часто пишу в жанре, который просто не позволяет «писать скучно». Особенно сложно в газетной статье рассказывать о каком-то учё ном или творце. Они день за днём трудились, не имея времени на интересующие массового читателя «случайные связи» и щекочущие обывательское мироощущение «пороки». И получается, что из-за этого «нельзя писать скучно» иногда рождается новая мифология. В 1988 г. мы с профессором О.Билодедом написали большой очерк о Н.Е.Макаренко, и для того, чтобы его целиком опубликовали, придумали эффектную концовку. Это было необходимо ещё и потому, что тогдашняя цензура запрещала писать о репрессированных, а заведующий отделом идеологии ЦК Ком партии Украины строго следил, чтобы количество крестов на обложке журнала «Україна», опубликовавшего фото Святой Софии, не превзошло одному ему извест ную «норму»... Финальную историю мы придумали в бане, была такая на Отрадном. К сожалению, её давно закрыли, что сказалось на нашем дальнейшем совместном творчестве...
В нашем очерке Мария Кудашева, бывшая со своим мужем Роменом Ролланом на приёме у Сталина, попросила вождя не взрывать киевский Софийский собор по той причине, что «он тесно связан с французской короной» и вообще с историей Франции. Сталин, естественно, пообещал им не трогать святыню. Но после ухода именитых гостей «отец народов» приказал выяснить, кто уведомил французов о та ких исторических связях. Узнав, что писал во Францию Николай Макаренко, он страшно разгневался. Моментально были «приняты меры». Эту «красивую», но од новременно и «страшную» историю впоследствии часто пересказывали в книгах, фильмах, не говоря уже о журналистах и экскурсоводах. Именно после того очерка проснулся интерес к «Репрессированному Возрождению». Так назвал сборник, из данный в 1993 г., его составитель Дмитрий Табачник. Туда и вошёл наш рассказ о Макаренко, но уже без фантастического «кремлёвского эпизода».
А Миколу Макаренко, кинувшегося под гусеницы тоталитарного режима, что бы защитить духовные святыни своего народа, всё-таки отметили памятным знаком (работа скульптора Ю.Богалика). Он установлен на сохранившейся стене Злато верхого Михайловского монастыря, который ему спасти не удалось.
Б.К. Рерих в Киеве
В мае 1920г. последними из интервентов Киев покидали белополяки. Каких только нелепых слухов не распространялось о Киеве в то время. Поляки-де взорва ли Владимирский собор, уходя, ограбили все церкви, из музеев вывезли все книги и тому подобное. Борис Константинович в ответ на встревоженное письмо брата писал, что ничего страшного при отходе не произошло. Просто смесь фактов с леген дами. Как всегда, преувеличения. Газеты и тогда грешили ложными, дешёвыми, раз дутыми, как мыльные пузыри, «событиями». Желание сгустить краски, устроить тенденциозную сенсацию! Владимирский собор, неповреждённый, стоит на месте, да и все прочие церкви тоже. Но нет гарантий для будущего. Хотя новая многообе щающая Советская власть начинает выделять деньги на развитие культуры. Создаются новые музеи, укрупняются старые. Нужны опытные специалисты дореволю ционной закваски. Но их не хватает, поэтому Б.К.Рерих старается успеть всюду.
Как калейдоскоп меняется картина жизни, создаются всё новые отношения - политические, бытовые, военные, социальные... Но это мало тревожит Бориса Кон стантиновича. Он весь в работе. Его можно видеть и в роли учёного-археолога, и в роли архитектора, он то лектор, то художник. С карандашами, которые он очень лю бил, отправляется на киевские улицы, рисует дома и церкви, но в первую очередь людей. Рерих любит выбирать интеллигентные лица с налетом богемы, даже какого- то упадничества. Ведь большинство наших кумиров, живших в то время, были именно такими. Немногочисленные портреты, дошедшие до нас, говорят о большом мастерстве художника. В двадцатые годы, когда они писались, их можно было найти в частных собраниях, потом некоторые из них попадали в музеи. Так, в Городском музее Киева имелись портреты отца художника, Константина Фёдоровича Рериха, знаменитого брата, Н.К.Рериха, и Николая Макаренко. Но всё это в тридцатые го ды пропало, как исчезли и сами люди, а те, кто о них помнил, часто тоже шли вслед за ними в небытие... Что говорить о небольших работах Бориса Рериха, когда гро мадные полотна его старшего брата, известного академика живописи, в те же годы резались на части и фрагментами раздавались ученикам Академии художеств СССР для постановочных набросков и занятий.
Существует мистический закон собирательства: вещь идёт только к ищущему её собирателю, и существует какая-то незримая, но вполне одухотворённая связь между ними. Поэтому нужный предмет или вещь в определённый момент приходят к коллекционеру. Это один из законов, подтверждающий идеалистическую основу нашего бытия.
Недавно один весьма симпатичный специалист по доставанию коллекционных вещей позвонил мне и сказал, что «ему предложили автопортрет Рериха, но не зна менитого художника, а какого-то Б.Рериха . Кто это?»
Не объясняя подробно, кто это, отвечаю, что нужно разобраться, что, конечно, интересует, но нужно посмотреть. Две недели я только и думал об этом портрете. Наконец - то привозят. Рассматриваю - портрет работы Бориса Константиновича. Стоит его подпись. Ниже надпись: «Киев. 1921 г.». Изображён молодой, красивый человек, в бабочке, с богемным обликом. Определить, кто это, пока не удаётся. Что подтверждает наше представление о двадцатых годах как о времени совершенно ту манном, для большинства неведомом. «Иных уж нет, а те далече».
Б.К.Рерих. 1910-е. Снимок из собрания Музея-института семьи Рерихов в Санкт-Петербурге, фонд МСССМ
Эта находка дала стимул для дальнейшего поиска. Оказалось, что можно выйти на остатки архивов киевских издательств, в которых сотрудничал Борис Константинович.
Так, в издательстве «Вукоспилки», что существовало тогда в Киеве, в 1922 г. вышла книжка «У жнива» Степана Васильченко, популярного в Украине в начале XX в. писателя. Это этюд из детской жизни «в одном действии». В типографии «Ки евской Филии Всеукраинских профсоюзов», что находилась на Большой Владимирской улице, 43, было напечатано пять тысяч экземпляров. Обложка, заставки и марка работы «художника Б.Рериха». Поражают своей законченностью все элемен ты малой графики, использованные в этой книжечке, что является очередным свидетельством высокого профессионализма Бориса Константиновича.
Рериху вполне по плечу соседство с признанными европейскими мастерами, например, с таким, как Валлотон. Я имею в виду очень изящный сборник «Стихо творения», куда вошли произведения Эмиля Верхарна, Шарля Бодлера, Поля Вер лена в переводах Валентины Дынник и Луи Шенталя, с предисловием Л.Н. Войтоловского. Эта симпатичная книга, как значится в её выходных данных, есть «изда ние Культотдела Проф. Союза Сов. Раб.», отпечатанное в Киеве в 1922 г. в VII Госу дарственной типографии под наблюдением И.М.Слуцкого. Портреты Верхарна и Верлена - по маскам Валлотона, а обложка и портрет Бодлера выполнены Б.К.Ре рихом. Книга так быстро разошлась, что в следующем году потребовался дополни тельный тираж, теперь уже не в две тысячи, а в одну. В оформлении книги худож ник использовал, и довольно удачно, фактуру обёрточной бумаги, оставшейся на складах ещё с довоенных времён. Чёрный цвет вполне гармонично ложится на зелё но-коричневый и тёмно-зелёный фон. Портрет Бодлера выполнен в стилистическом единстве с Валлотоном. Несмотря на скупость изобразительных средств, он более изящен и индивидуален, показывает характер и раскрывает трагичность жизни французского поэта.
В Киеве петербургский художник создал целую галерею портретов выдающих ся музыкантов Украины, о чём мало известно. Только один портрет Володимира Леонтовича был выпущен ограниченным тиражом в виде открытки. Портреты же Якова Степового и Кирилла Стеценко были напечатаны в журнале «Музика», кото рый в двадцатые годы издавался Музыкальным обществом имени Леонтовича. Эти высокохудожественно выполненные портреты особенно важны сейчас, так как эти выдающиеся музыканты, совершившие переворот в национальной музыке, трагиче ски погибли в самом начале двадцатых годов XX в. Получилось так, что большинст во портретов Бориса Рериха стали уникальными документами эпохи и уникальными свидетельствами личного опыта и мастерства выполнившего их художника.
Как жаль, что творческое наследие Бориса Рериха не выявлено, не систематизировано, его многочисленные рисунки разбросаны по разным архивам и запасни кам, а часто их местонахождение неизвестно. Всё это требует планомерной система тической работы. Недаром художник Борис Алексеевич Смирнов-Русецкий, кото рый был дружен с Борисом Константиновичем, как-то во время моей с ним беседы сказал: «Как хорошо, что есть Вы, волей судьбы занявшийся изучением творчества Бориса Рериха. Появился шанс, что люди узнают об этом незаурядном художнике и прекрасном человеке».
Сделанное им позволяет говорить о большом творческом наследии. Это и порт реты, блуждающие по свету, и картоны церквей, уничтоженные впоследствии пре ступной рукой, и эскизы для печатных изданий, и многое другое, ещё в полной мере не выявленное. Сюда же следует добавить и работу, проведённую под руководством старшего брата Н.К.Рериха. Например, некоторые эскизы для молельни Лившиц в Ницце, долго сохранявшиеся на Мойке, 83, а после смерти Бориса Рериха попавшие в Горловку, где они сейчас экспонируются. Но мы и по сей день не обнаружим име ни Бориса Константиновича ни в художественных словарях, ни в энциклопедиях. Нет там о нём упоминаний! Только в «Листах дневника» Н.К.Рериха и в некоторых изданиях Рериховских обществ можно найти его имя. Но говорить о полноправном вхождении в историю отечественной культуры до сих пор не приходится, и, думает ся, в этом деле следует восстановить историческую справедливость.
Б.К.Рерих в Москве
В воспоминаниях Б.А.Смирнова-Русецкого, изданных в Одессе Е.Г.Петренко, совершенно правильно говорится, что в 1939 г., устав от непрестанного страха ноч ного ареста, постоянной слежки и опасливой оглядки знакомых при разговоре с ним, Б.К.Рерих вместе с женой Татьяной Григорьевной переехал в Москву.
Борису Константиновичу не хотелось тогда писать старшему брату. Насколько это было оправданно, вскоре выяснилось, после того как его вызвали в НКВД и предложили написать письмо брату. Разгадав всю коварность столь заманчивого предложения, он отказался. Их переписка возобновилась лишь в годы Великой Оте чественной войны и сотрудничества СССР с США и Великобританией.
Выдержки из писем Н.К.Рериха тех лет говорят о многом, но более всего об ис тинном, духовном единении братьев Рерихов и их семей. Некоторые из писем во шли в «Листы дневника» Н.К.Рериха[10]:
«Письмо из Москвы от Бори - вот радость!» (7 сентября 1942).
«Мы только что получили очень хорошее письмо от Бор[иса] Конст[антиновича] Р[ериха]от 18 Июня. (Его адрес: Москва, 25, улица Чайковского.)» (14 сентября 1942).
Вот ещё - письма опубликованы как листы дневника «В Москву» и «Москва»:
«Дорогой мой Боря, с Новым, с победным годом! Так и не знаем, дошли ли до Тебя два наших письма и телеграмма? Было ещё письмо Нестерову, посланное через Те бя. <...> Вчера я послал Тебе новогодний номер здешнего журнала «Новости Совет ского Союза». Журнал начал выходить в Дели с Ноября <...>. Каждый должен при нести и средства, и знания, и труд во славу Родины <...>. Велико строительство русского народа! Представь себе, как мы сидим около радио и радуемся. Всегда мы верили в Русскую мощь, так оно и есть» (9 января 1943).
«Родной Боря, сегодня у нас большая радость - пришло Твоё доброе письмо от 8 Декабря. Итак, Ты действуешь во благо, на пользу народов Союза. Рад, что мои записные книжки Вам по душе. Сделай с ними так, как лучше - на месте виднее. Конечно, покуда есть сила, хотелось бы приложить её на пользу родной земли. Знание, опытность, любовь к славной Родине - всё это надо дать туда, где оно будет особен но полезно. Все мы трудимся с единой целью - во благо народа. Жалко, нет фото с последних картин - Вам они были бы близки. Хлопочем устроить нашу выставку в пользу Русского Красного Креста. Святослав сейчас в поездке с этой целью. Хотел я с этой целью издать книгу «От Гималаев», «Фром Химават», но сейчас трудно с бу магою. Ещё две картины пошли на военный фонд. Думаем о лотерее. Картина «Побе дитель» даёт богатыря, поразившего огромного змея, - на фоне очертания Белухи, «Мстислав Удалой» побеждает косожского богатыря Редедю.
Юрий стремился к делу - ведь у него столько незаменимых знаний и способно стей. Невозможно, чтобы они оставались без приложения. И не в одной восточной науке, но и воинском деле, и в исторической литературе он знает так много, а уж Родину так любит! Святослав развернулся в славного художника. Ты прав, какие бы портреты он мог написать! Сообщай нам всё, что Тебе удастся сделать - чем скорее, тем лучше. Не была ли Татьяна Григорьевна на наших курсах? Не встречали Вы её? Как ладно, что Вы оба работаете в одном строительном деле. Ведь какая стройка предстоит! Радио сообщало, что Фролов сложил какую-то мозаику по моему эски зу. Видаешь ли его? Слушаем радио Щусева, Толстого, Эренбурга - точно бы с Вами говорим. Привет им. Здоровье Е[лены] И[вановны]довольно хорошо. Много она рабо тает - пишет, переводит - всё это на пользу. Всюду всё необычно, вот у нас вчера снег выпал - никогда такого в конце марта не бывало. Торы кругом стоят белые- пребелые! Самоцветы! Как хочется знать о Вашей жизни, а письма идут так мед ленно - ведь это Твоё письмо шло сто десять дней. Итак, действуй, будем ждать Твои добрые вести. Елена Ивановна и все мы шлём Вам наши сердечные приветы. Пе редай мои приветы всем друзьям.
Привет! Привет! Привет!» (28 марта 1943).
Письмо Б.К.Рериха из Москвы было направлено 8 декабря 1942 г. Оно произвело большое впечатление и принесло несказанную радость его близким в Гимала ях. Ещё долго Николай Константинович сообщал об этом своим сотрудникам:
«Имеете ли Вы вести от Б.К.Р.? Мы только что получили его хорошее, бодрое письмо от 8 Декабря - оно в пути было сто десять дней! Видим, что и наши письма к нему дошли. Он хочет печатать мои листки, они там очень по душе пришлись» (5 апреля 1943).
Но радость от получения хорошего письма от брата была недолгой. Больше пи сем от него не приходило. Николай Константинович сильно переживал и почти во всех посланиях в Россию или в Америку расспрашивал о брате:
«Нет ли вестей от Б[ориса] К[онстантиновича]? Ума не приложим, почему пре рвались с 8 декабря прошлого года его письма? Ведь он знает и Ваш новый адрес. Нет ли сведений о нём от [П.М.] Д[утко]?» (28 ноября 1943).
«...Не вернулся ли [П.М.]Дутко? Нет ли вестей о Б[орисе]К[онстантиновиче]? Ведь второй год пошёл, как его письма вдруг прекратились, да ведь и Вы ответа не получаете!» (22 декабря 1943).
«В Красной Звезде сообщается, что Тенишевский Музей в Смоленске разграблен. Там был мой эскиз Царицы Небесной - значит, и ещё один покойник. Вероятно, и стенопись в храме тоже погибла. ТАСС прислал недавно вышедшую монографию умершего Рылова. В ней упоминается об уничтожении моих фресок Масловым. Жаль, что Рылов не знает всей моей заграничной работы и даже не знает, что мы были в Москве в 1926 году. Странно, до какой степени разъединены народы сейчас, вопреки всем путям сообщения. Видимо, Рылов не видался с Б[орисом] К[онстантиновичем], ибо ни о нём, ни о Стёпе [Митусове] не поминает, а ведь жили они в одном городе и долго вместе работали в Обществе Поощрения» (1 июня 1944).
Во многих письмах того времени сквозит беспокойство о брате:
«...Нельзя ли от [П.М.]Д[утко] узнать побольше о его свидании с Б[орисом] К [ онстантиновичем]? Ведь нужно же как-то раскрыть сию тайну. Не мог же Б[орис] К[онстантинович] провалиться беспричинно!» (15 июня 1944).
«...Я всё-таки ещё раз написал Б[орису] К [ онстантиновичу]. Может быть, дой дёт?! Может быть, и Вы что-нибудь узнаете? Ведь Б[орис] К[онстантинович] сам начал переписку, и что же такое могло случиться с тех пор? Вот Юрий получил письмо от русского учёного из Лондона. Из письма видно, что тот пишет туда же, где Б[орис] К[онстантинович], и получает оттуда ответы. Премудрый Эдин, раз реши сию загадку!» (1 июля 1944).
Наконец-то появились какие-то смутные сообщения:
«Спасибо за письмо от 31 Августа. Много в нём неожиданностей. Какая именно болезнь Б[ориса] К[онстантиновича]? Не сообщит ли [П.М.] Д[утко], в чём дело? С какого времени Б[орис] К[онстантинович] в госпитале? Удивителен эпизод с Валенти ною [Дутко]. Всё это печально! Может быть, были и какие-нибудь иные причины?» (15 октября 1944).
«Неужели отсутствие ответов нужно объяснить беспорядком? А между тем обстоятельства всё усложняются, и Вы, наверное, это чуете. Вот уже и снег на го рах. Пока что осень гораздо холоднее прошлого года. По утрам 44 [градуса]. Ещё одна военная зима - эта уже последняя. Валентина [Дутко] пишет, что её муж [П.М. Дутко] будет заходить к Б[орису] К[онстантиновичу] и сообщать о здоровье. Спасибо за это внимание. Бедная Валентина, у ней самой столько тяжёлых пережи ваний!» (1 ноября 1944).
«Валентина пишет, что Б[орису] К[онстантиновичу] стало настолько лучше, что его перевезли домой. Спасибо ей. Кем служит её муж? Может быть, и ещё будут вести от Б[ориса] К[онстантиновича]? Я писал ему ещё два раза, но ответа не было. Впрочем, и телеграмма и письмо Грабарю тоже без отклика. Пора нам научиться терпению. Будем помнить, что у наших корреспондентов имеются свои причины» (15 ноября 1944).
«К сожалению, энигма о Б[орисе] К[онстантиновиче] разрешилась печально. 9 марта от Татьяны Григорьевны [Рерих] получилась из Москвы телеграмма: Борис тяжко болен, находится в госпитале. Телеграмма шла одни сутки. Сейчас же мы те леграфировали. Вероятно, положение критическое» (15 марта 1945).
«Опасаемся, дойдёт ли наша телеграмма жене Б[ориса] К[онстантиновича]. Дело в том, что через четыре дня с нас запросили копию этой депеши, - не значит ли сие, что где-то она заблудилась? Ведь этак мы не получим дальнейших сведений о Б[орисе] К [он стантиновиче]?! Странно, очень странно, напишите им открытку» (1 апреля 1945).
Буквально через две недели:
«О болезни Б[ориса] Константиновича] получена ещё одна нерадостная теле грамма: «Борис опасно болен мозговой болезнью. Если течение болезни позволит, наде юсь через один-два месяца перевезти его домой из госпиталя». Кто мог думать, что именно мозговая болезнь приключится, а мы думали о почках - он ими с детства болел. А выходит - мозг; видно, трудна была жизнь. И вполне ли поправится? Если вообще оправится. Думали, почему они не пишут, а где тут писать, верно, не до писем было. Может быть, Д[утко] узнает ещё какие-нибудь подробности - будем признательны» (15 апреля 1945).
И вот самые печальные строки из «Листов дневника» от 17 мая 1945 г. Название письма «Борис»:
«Дорогая Татьяна Григорьевна! Грустную весть сообщили Вы нам. Печально и за милого, любимого Борю и за него как отличного деятеля-строителя. Мало кто остаётся из этой хорошей группы. И Боря и я ещё так недавно мечтали опять поработать вместе, и вот судьба решила иначе.
Сохраните все памятки и сообщите нам в случае переезда. К сожалению, почта очень медленна, а телеграмма Ваша дошла с большим опозданием. Когда будете пи сать, лучше пошлите копию и на имя Зинаиды Григорьевны [Фосдик] - кто знает, какая весточка скорее дойдет. Так хочется нам знать все подробности болезни и всех обстоятельств.
Последнее письмо Борино было от 8 Декабря 1942-го, и оно предполагало скорое продолжение (он шёл в Комитет по делам искусства). С тех пор все вести прервались - словно бы что-то случилось. Между тем 24 Апреля 1944-го Грабарь прислал хорошее письмо через наше посольство в Вашингтоне. Затем ВОКС писал Зинаиде Григорьевне о том, что московские художники пишут мне коллективное письмо. Мо жет быть, оно в пути или пропало - так трудны сообщения. Но всё же письма от ВОКС сравнительно быстро доходят до Зинаиды Григорьевны - значит, та линия как будто благополучнее. Поэтому и это письмо посылаю Вам и прямо, и через Зи наиду Григорьевну.
Вы чуете, как нам хочется знать всё касаемое Бори, его работ, его болезни. И Елена Ивановна, и Юрий, и Святослав всегда так любили Борю и ждут Ваших сведений. Что Щусев? Что Бабенчиков? Кто был близок к Боре? Неужели голодовки ото звались на болезни мозга? Или как-то иначе зародилось заболевание? Теперь и болез ни-то особенные. Обо всём, что вместится в письмо, напишите. Хоть и долго пойдёт оно, но всё же будем уверены, что оно где-то плывёт. Шлём Вам наши сердечные мысли и будем ждать. Искренно с Вами».
В каждом последующем письме американским сотрудникам Николай Констан тинович горестно сетует о смерти брата.
«Дошла из Москвы запоздалая, грустная телеграмма - Б[орис] К [ онстантино вич] перешёл в лучший мир. Хотя мы после вести о тяжкой мозговой болезни имели мало надежды, но всё же печально, что не исполнилось его последнее желание ещё по работать вместе. Где останется архив? Посылаю Вам копию нашего письма, пожа луйста, перешлите Татьяне Григорьевне. Из ВОКСа Вы получаете сравнительно благополучно и быстро. Может быть, Ваша линия лучше. ТАСС недоумевает, куда деваются все мои статьи, им пересылаемые. Ни ответа, ни привета! А вернее всего - просто неразбериха» (1 июня 1945).
«Вот какие дела - сейчас из Москвы дошла телеграмма от Татьяны Григорьев ны: Детали болезни слишком трагичны для меня, простите молчание. Не приедет ли кто-либо? Может быть, Д[утко] узнает, в чём дело? Очевидно, там что-то очень грустное» (15 июля 1945).
Из деликатности не станем обсуждать, как переживал художник смерть Бориса, который был младше его на одиннадцать лет, был и братом, и сыном. Мне кажется, что это самая большая потеря в жизни Н.К.Рериха. 18 мая 1945 г. он пишет о ней своему коллеге и другу Игорю Грабарю:
«Пишут из Америки, что Анисфельд и Бенуа умерли. А теперь пришла к нам те леграмма из Москвы, что 4 мая мой брат Борис скончался. Думаю, много кто ушёл за эти трудные годы».
Н.К.Рерих беспокоился о судьбе семейного архива, который хранился у Бори са. Он так тяжело переживал смерть брата, что смог пошутить только спустя полго да. Примечательно, что это светлое воспоминание связано с Украиной:
«Улыбнёмся к Новому Году. На днях поминали мы лондонскую легенду о том, что я не Рерих, а Адашев. И такая чепуха ползала по миру. Забавно, чего только не быва ло! Ещё в студенческие годы пришлось ставить живые картины на кавказском вечере. Понравились. Подходит Блох из Новостей : Вы ведь кавказец? - Нет, я - питерский . - Ну, я всё-таки напишу, что вы кавказец, картины-то очень хороши . Через год с Микешиным ставили картины на украинском балу в Дворянском Собрании. Опять вышло, и на этот раз газеты назвали меня Украинцем. Вот вам и биография! Впрочем, мы были и ещё Украинцами, когда у нас собиралось нелегальное общество имени Шевченко. Дид Мордовцев и прочие щирые, добрые люди. Живы ли? Тут же Микешин зарисовал председательствовавшего моего отца, и все подписались. Этот лист должен быть в моём архиве у Б[ориса] К[онстантиновича] - если архив вообще существует. Странно, о последних днях Б[ориса] К[онстантиновича] мы так и не имеем сведений. Даже неправдоподобно» (1 января 1946).
Ещё одно упоминание об архиве Рерихов у Бориса Константиновича:
«Спрашиваете о ранних встречах и впечатлениях. Памятки о них были в нашем архиве, и Б[орис] К[онстантинович] перевёз его в Москву. Не знаем, полностью или частично. А теперь с кончиною Бориса кто знает, где и как? Вдова его почему-то не отвечает» (24 января 1946).
Основные сведения о Борисе Константиновиче пришли от М.В.Бабенчикова, которому Н.К.Рерих отвечал 6 июля 1946 г.:
«Сейчас через Америку долетела к нам Ваша сердечная весть. Хотя письмо Ва ше полно горестных сведений, но рады мы слышать от Вас. Бедный Боря! Последнее его письмо было от 8 Декабря 1942-го. Он собирался идти на другой день в Комитет по делам искусства - Вы ведь знаете, как он радовался поработать вместе... И это было его последнее письмо. Ничего более, даже о смерти сестры он не известил. Впро чем, может быть, письма его не доходили, мы привыкли к странностям почты - мно гое пропадало. Неужели уже с 1942-го Боря заболел? Как хотели мы все его повидать и поработать во славу искусства! Бедная и Татьяна Григорьевна! Мы не могли придумать, отчего она замолчала? А она болела и сейчас больна - скажите ей наше са мое душевное сочувствие. Известите, как теперь её здоровье».
И, наконец:
«Святослав переслал из Бомбея посланные Т[атьяной] Г[ригорьевной] фотогра фии Б[ориса] К[онстантиновича] - как изменился бедняга! Видно, тяжкая была жизнь, - жалеем его все мы и сердечно поминаем» (1 февраля 1947).
Где бы ни встречались упоминания о Борисе Константиновиче, везде имеются свидетельства его особой порядочности и удивительного обаяния. Его любили все. Когда мне посчастливилось в мае 1987 г. в Москве почти два часа беседовать со Святославом Николаевичем Рерихом, то он, внимательно выслушав о свидетельст вах творческого пути его дяди на Украине, стал подробно расспрашивать обо всём, что удалось мне выяснить, приговаривая: «Как это трогательно и важно». Он гово рил о той любви, которую вызывал Борис Константинович у всех членов семьи, особенно у его родителей.
Беспокойство Н.К.Рериха о судьбе архива вполне оправдано. Архив был не обычайно ценный. В нём, кроме ценнейших рукописей и бумаг ещё ХІХ в., было много работ Николая и Бориса Рерихов. Третьяковская галерея очень заинтересо валась ими, в том числе альбомами периода Школы Общества поощрения худо жеств с рисунками, эскизами, портретами друзей. Кое-что у вдовы Б.К.Рериха при обрёл известный киевский искусствовед Б. Бутник-Северский. Всё, что он купил у Татьяны Григорьевны, было привезено в Киев, и до сих пор находится в целости и сохранности. Я смог поработать с этими материалами. Неоднократно упоминаемый Николаем Рерихом карандашный портрет К.Ф.Рериха работы Михаила Микеши на - среди них. Он был куплен за триста рублей в 1946 г. По тем ценам - это полто ры буханки хлеба на чёрном рынке...
После трагической и несколько таинственной смерти Татьяны Григорьевны значительная часть работ Рерихов попала в коллекцию её лечащего врача С.А.Му хина, а уже от него - в Горловку, в местный музей. Тут и общие работы братьев Ре рихов для молельни Лившиц в городе Ницце. Знаменательно, что самая крупная их совместная работа осталась на нашей земле. Она символизирует творческое сотруд ничество и содружество братьев. Именно содружество - столь любимое и часто по вторяемое Николаем Константиновичем слово.
Грандиозные последствия одного интервью
В 120 километрах от Киева в селе Пархомовка Володарского района Киевской области стоит одно из лучших произведений мирового зодчества - Покровская церковь (архитектор В.А.Покровский). Храм высотой 50 метров, вмещающий 2000 прихожан, украшен мозаиками В.А.Фролова по эскизам Н.К.Рериха. Одна из них - «Покров Богородицы» (1906) - самая крупная на Украине (6 на 4 метра).
Когда двадцать лет тому назад я впервые привёз экскурсантов в Пархомовку, моё первое впечатление от Покровской церкви было одновременно восторженным и удручающим. Толстый слой голубиного помёта и всеобъемлющее, могучее очарова ние архитектуры и великолепие мозаик. Я навсегда стал рабом, нет, рыцарем этого святого, полного особой духовной силы места.
Храм стал частью моей жизни, и уже два десятилетия я повсюду ищу любые, мельчайшие сведения о нём, о его создателях, о людях, в чью жизнь он так же вошёл, как и в мою. В издательстве «Техника» вышла моя книга о храме.
Известно, что любой храм становится жизненно важной частью своего края, одухотворяет его. Сколько можно привести примеров того, как даже после уничто жения храма люди по-прежнему приезжают отмечать на его место праздник, в честь которого он был освящён... И Пархомовская церковь стала неотъемлемой частью местной духовной культуры, хотя с годами состояние церкви ухудшилось до ката строфического. Незначительные средства Министерства культуры позволяли про водить лишь работы по перекрытию крыши, а на зияющие дыры в стенах, проделан ные дождевой водой и химикатами, средств уже не хватало. К тому же в село вела никудышная булыжная дорога, переходящая в грунтовку.
Переломный момент в истории храма произошёл в мае 1987 г. Это произошло вскоре после того, как газета «Правда» опубликовала следующее сообщение:
«14 мая М.С.Горбачёв и Р.М.Горбачёва имели дружескую встречу с известным художником и видным общественным деятелем, почётным членом Академии художеств СССР С.Н.Рерихом и его супругой Девикой Рани».
В понедельник с утра в Центральном комитете Компартии Украины раздался звонок из Москвы: «Что у Вас происходит в Пархомовке? Туда собирается Раиса Максимовна вместе с Рерихом. Примите меры, чтобы всё было в порядке!».
Так в ЦК КПУ узнали о Пархомовке. Определив местонахождение села, куда намеревается отправиться первая леди СССР с индийскими друзьями, начали по степенно выяснять все подробности. Уже в среду меня вызвали к заместителю пред седателя Совмина Украины товарищу Орлик, которая очень любезно меня встретила, благодарила за предоставленные материалы в виде текста экскурсии и моих ста тей в журналах и газетах. На этой встрече и прояснилось, чем был вызван такой вне запный интерес к моим исследованиям со стороны высших чинов Украины.
Дело в том, что 14 мая 1987 г. я тоже был в Москве, куда приехал специально для встречи со С.Н.Рерихом. Она произошла в 10 утра. Кроме меня со Святославом Николаевичем беседовал Б.А.Смирнов-Русецкий, известный художник, ученик Н.К.Рериха и друг его брата Б.К.Рериха и детей Юрия и Святослава, отсидевший за свои эстетические привязанности более 10 лет в лагерях. Нашу встречу снимал высоко профессиональный фотограф Юрий Бусленко, чья съёмка Пархомовского храма до сих пор остаётся непревзойдённой. Во время беседы я спрашивал о связях Рерихов с Украиной, о Б.К.Рерихе, родном дяде Святослава Николаевича, а также обо всём, что связано с Пархомовкой.
В.А.Фролов. Мозаика «Покров Богородицы», выполненная по эскизам Н.К.Рериха в 1906 г.
Святослав Николаевич был очень любезен, подробно отвечал на все вопросы, был растроган такой памятью о его горячо любимом дяде. Его удивила и взволнова ла известность Покровской церкви и судьба рериховских мозаик. Он сообщил, что в конце жизни Н.К.Рерих был уверен, что мозаики в Пархомовке погибли. И как же обрадовался его сын, узнав, что они целы! Прощаясь, Святослав Николаевич побла годарил за все публикации о Покровской церкви и её фотографии, и сказал: «Будем делать всё, чтобы сберечь Пархомовку». Уходя от этого необыкновенного чело века и его красавицы-супруги, я узнал, что вскоре состоится их встреча с главой на шего государства. А на следующее утро они улетели из Москвы в Женеву.
Оказывается, находясь под впечатлением от нашей беседы о Пархомовке, Святослав Николаевич рассказал Горбачёвым в Кремле об удивительной украинской церкви, которую так замечательно украсил его отец. Р.М.Горбачёва предложила: «Святослав Николаевич, давайте съездим, посмотрим Пархомовку». Художник от ветил: «Хорошо», - имея в виду следующий визит в СССР. Поговорили и тут же за были. Но всё фиксировалось. И были приняты меры по подготовке встречи имени тых гостей.
Ровно через неделю, подъезжая к селу, я почувствовал, что что-то происходит. Приблизившись к храму, не поверил своим глазам: к нему направлялись машины с кирпичом, суетились десятки рабочих, воздвигали леса, подъёмный кран, уполно моченные с папками под мышкой сновали по теперь уже строительной площадке. Настолько это было неожиданно, что вызвало некоторую растерянность.
Вот что мне рассказал председатель местного сельсовета И.А.Оноприенко: «Вчера, в пятницу, с утра в село понаехало милиции и ответственных работников. Над селом всё время кружил вертолёт. Где-то в середине дня множество правитель ственных машин, составляющих бесконечный кортеж, соблюдая субординацию, подъехали к храму. Из машин вышел второй секретарь ЦК КПУ товарищ Ельченко (В.В.Щербицкий был болен), секретарь Киевского обкома партии товарищ Ревен ко, и т.д. и т.п. Все они вместе, но строго по рангу, зашли в храм. И он им понравил ся! Было принято решение немедленно его отреставрировать, не считаясь ни с ка кими затратами. Школу, которую должны были соорудить в непосредственной бли зости от церкви, решили перенести в другое место, а также создать культурно-про светительский центр, благоустроить село, немедленно уложить асфальтированную дорогу, очистить пруд и провести ряд других мероприятий».
В самом храме планировалось устроить концертный зал, а чтобы алтарь не засло нял выступающих, он, по плану, должен был раздвигаться на колесиках. По таким предложениям от высоких чинов можно было судить, что многие из них не бывали в храме с далёкого детства и вообще смутно представляли себе его назначение. Но, тем не менее, любили всё грандиозное, каковой и являлась Покровская церковь.
Меня это всё касалось непосредственно, так как вовлечение в дело столь влия тельных особ в столь необычной для них ипостаси могло закончиться для меня весьма печально, приди они в раздражение или завершись всё неудачно. Но, слава Богу, пронесло!
Для храма началось время стремительного восстановления. Несколько дней - и дорогу заасфальтировали; свернули строительство школы и в короткое время воз вели её в другом, более подходящем месте и по лучшему проекту. Восстановили разобранную ещё в довоенные времена ограду храма, соблюдая стиль, присущий Покровскому храму.
Но Р.М.Горбачёва всё не ехала. Выяснилось, что и Рерих тоже «где-то очень далеко». Причём для руководства Рерих, чьи мозаики украшали Пархомовку, и Рерих, встречавшийся с М.С.Горбачёвым, был одно лицо.
Так что в 1987 г. работы, как стремительно начались, так же резко и закончи лись. Все строители быстро уехали, даже не сняв леса, они стояли довольно долго, и ржавчина стекала вместе с водой на резной портал безукоризненно белого цвета из итальянского мрамора, с выполненными в древнерусском стиле надписями...
Не нашлось мастеров для возобновления утраченных деталей сохранившихся иконостасов, деталей намогильной мраморной плиты В.Ф.Голубева; не была дове дена до конца реставрация, а затем и консервация сильно повреждённой мозаики «Спас Нерукотворный», некоторых декоративных элементов фасада. По сей день нет никому дела до дома священника, ныне полуразрушенного.
В церкви возобновлена служба, и возвышается этот храм сегодня гордо и неко лебимо, как победитель, витязь Киевской Руси, выстоявший несколько десятилетий и не погибший, как многие, не менее достойные. Не изменил своей натуре - архи тектуре. Не предал своих хозяев, своих основателей, своих почитателей, которых, не смотря ни на что, становится всё больше и больше. Несёт гордо шлем-купол. Словно эпический герой, противостоял он невзгодам, войнам, разрушениям, развенчаниям кумиров и мифов. По нему стреляли, его жгли, засыпали внутри ядохимикатами, пытались унизить безразличием и забвением. Не получилось! Из всего он вышел победителем! Недаром вторая малая церковь-усыпальница, пристроенная к основному храму - единственная в мире в честь святого Виктора-мученика.
Покровских церквей на Украине великое множество, они обязательно есть в каждом большом городе и часто даже в небольших городках и населённых пунктах. Мне кажется, что судьба украинца - искать защиты от многочисленных нашествий и притеснений. Поэтому накал исторических событий на украинской земле можно проследить по времени и месту строительства Покровских церквей.
Каждый неравнодушный человек, входя в храм Покрова Пресвятой Богороди цы, должен сотворить молитву о защите нашей земли и её детей, стремящихся к све ту и радости, к светлому будущему, которые обязательно будут у нашей молодой державы, если мы все приложим к этому усилия!
___________________________
[1] Фосдик З.Г. Мои Учителя. Встречи с Рерихами. (По страницам дневника: 1922-1934). М.: Сфера,1998. С. 92-93.
[2] Лидия, родная сестра Н.К., Б.К. и В.К. Рерихов.
[3] РерихН.К. Археология. Кн. I : Материалы Императорской Археологической комиссии: 1892- 1918 // Петербургский Рериховский сборник. № 2-3. Самара, 1999. С. 188.
[4] Мельников В.Л. Н.К. Рерих и издательство «Свободное искусство» (1916-1917) // Петербургский Рериховский сборник. № 1. СПб., 1998. С. 338.
[5] Там же. С. 320.
[6]Лукомский Г.К. Венок на могилу пяти деятелей искусства. Памяти: Е.И.Нарбута, В.Л.Модзалевского, А.А.Мурашко, К.В.Шероцкого и П.Я.Дорошенко. Берлин: Грани, [1920-е].
[7] Рерих Н.К. Указ. соч. С. 213.
[8] Лукомский Г.К. Указ. соч.
[9] Рерих Н.К. Нерушимая стена. Цаган Куре. 3 июня 1935 // Листы дневника. Т. I . М., 1995. С. 469.
[10] Рерих Н.К. Листы дневника. Т. III . М., 2002. С. 66, 67, 88, 101-104, 160, 165, 206-207, 211-212, 214, 234, 235-236, 239, 265, 267, 270, 279-280, 282, 294, 333, 343, 407, 484.
Ваши комментарии к этой статье
№26 дата публикации: 01.06.2006