Таня Ахтман

Эскизы

окончание

Вернёмся…

Образование - система знакомства с самим собой и Миром. Принципиально, чтобы образование не разрывало бы Мир на бессвязные области, но собирало его, выявляя универсальные законы. Зацикленность на отдельных “предметах” плодит дикарей - и среди “физиков”, и среди “лириков”. Важно понимать, что общее образование, каким бы оно ни было, - социальная условность. Образование человека - явление индивидуальное и незачем ждать его от общеобразовательной школы, даже в её самом достойном воплощении. Общеобразовательная школа – социальный тренажёр, научающий ребёнка ориентироваться относительно общества, при условии, что вместе с социальным он получает и индивидуальное образование. «Средняя» школа воспроизводит менталитет общества и она культурна настолько, насколько культурно само общество. Что касается методик, то, думаю, основной принцип – «не навреди». Не знаю, можно ли научить человека «думать», но можно, хотя бы, не разрушить его способность мыслить. Лучше ответить ребёнку – «не знаю», чем солгать или слукавить, мол, подрастёшь – узнаешь. Хороший учитель – не тот, кто защищая свою социальную нишу, изображает из себя «гуру», а тот, кто знает свой предмет и готов продать свои знания за адекватную цену. Разумеется, общество должно быть достойным «хорошего» учителя: иметь разумные требования и быть платежеспособным.

В начале образования вопрос, обращённый к самому себе - «Кто я?» и ответ на него: «Я – человек». Образовательный процесс не может начаться без принятия своей разумной природы. Образовательный процесс происходит в диалоге о человеке, о жизни, Мире, о добре и зле. И общественное – «среднее» - образование должно начинаться даже не с имени и фамилии, но с уточнения, знает ли ребёнок, что он – «человек-разумный». Тогда имя и фамилия, знания математики, химии и поэзии приобретают человеческий смысл, потому что все они – пути для мысли Человека.

Любая замкнутость в мировоззренческой системе исключает её развитие, а, значит, и приближение к истине. Порочны методики создания мировоззрения, основанные на неравенстве источников информации. В этом смысле, одинаково плохи и «научные» мировоззрения, исключающие мистику, и «мистические», исключающие науку. Важно понимать, что грань между ними условна. Главное условие образования - открытость, когда аксиомы предложены ученику, как основа для построения модели, но не как истина в последней инстанции.

Мистика… ирреальность… Бог… вера… религия…

Счастье, свобода, любовь, милосердие - явления мистического свойства. Нет науки о счастье и нет технических приборов, фиксирующих любовь. Можно проследить состояние эмоционального возбуждения и, может быть, даже разделить его на удовольствие или мучение, но спаси Бог от знака равенства между чувствами тела и души: между животной радостью и человеческим счастьем.

Альберт Эйнштейн сказал, что можно описать, как угодно подробно, устройство часов, но это не приблизит к пониманию времени. Очевидные - для одного человека - истины, невидимы - для другого... В область мистики ограниченный разум переносит всё, что требует трудов преодоления собственной ограниченности. Ограниченность наглядна в чеховской формуле: “Этого не может быть, потому что не может быть никогда”. Тезис: “Это явление за пределами моего понимания” - достаточен для состояния потенциальной открытости миру, необходимой для душевного здоровья.

Способ определения реальных явлений не хорош для явлений мистических и множит информационный абсурд, в котором и живут люди, предполагающие, что свобода - состояние, которое можно дать или забрать извне, что любовь решается обладанием… Если бы я создавала толковый словарь, то такие слова как “свобода”, “рабство”, “любовь” помечала бы - “мистика”, тем самым напоминая об условности определений, в отличие от тех, что даны реальным явлениям и предметам, таким, как дом или дождь. В область мистики я бы отнесла и слово “человек”... Эта позиция не абстрактного свойства, а реальное предостережение об опасности: опасно использовать мистические явления, как опору в реальной жизни. Мистика присутствует - зримо или нет - в жизни, но не может быть её основой. Нельзя, увы, как бы это ни выглядело прекрасно, опираться в жизни на “любовь”. Невозможно подчинить “любви” реальный обмен веществ, не уничтожив одно за счёт другого - необходим посредник между явлениями мистическими и реальными. И им может быть только закон - единая для всех система свобод и запретов, определяющих реальные поступки: что можно и что нет, что хорошо и что плохо - для всех - любящих и нет, счастливых и несчастных, успешных и нет. Область мистики - свободное пространство для способных быть в нём. Но реальная жизнь, в которой существует общее жизненное пространство, требует подчинения единым правилам общежития.

С этой точки зрения попытаюсь понять иудаизм и христианство - старый и новый завет - информационные системы, лежащие в основе западной цивилизации. Библия - в моём понимании - текст о компромиссе, состоящем из двух попыток. Первая - “старый завет”: исход из древнего язычества, в центре которого было злобное - враждебное человеку божество. Вторая - “новый завет”: исход из личного одиночества к новому язычеству, в центре которого появилось “доброе” - любящее человека божество.

Думаю, что Библия написана, как история человеческой души - маятника блужданий между потребностью выживания и бытия, между мистикой и реальностью - на пути по спирали осознания Мира, в поисках добра и компромисса. Должно быть, такое движение - естественный ход вещей...

Третью часть Библии каждый пишет для себя сам...

Иудаизм - «старый завет» - основан на заповедях – законе, имеющем реальные постулаты. Христианство - «новый завет» - ставит в центр Мира «любовь» - неопределённо прекрасную, оправдывающую преступающих законы «во имя любви». Христианство, не отвергая - де-юре - заповедей, де-факто выдаёт индульгенцию, легализуя произвол. В этом контексте, символична педофилия среди католических священников. Где грань между тем, чтобы погладить ребёнка по голове или тронуть его за пенис? В толковом словаре «моральное падение» означает утерю грани между добром и злом. «Любовь» не обозначает реальной грани и потому не может быть в основе этического учения. О достоинстве и недостатках законов можно спорить, но как бы несовершенны они не были, ничего лучшего для обозначения нормы реальной жизни нет.

Любое мировоззрение может быть построено сознательно, а может быть принято не осознанно - «на веру», и тогда оно превращается в «образ» мировоззрения - религию. Религия - информационная схема - плоское отображение мира, сфокусированное на его образе - «идоле». Я попыталась наметить для себя грань между двумя состояниями души, первое из которых обозначила как “законопослушание”, второе, как “религиозность”. И первое, и второе проистекают из слабости, зависимости человека, его потребности в упрощении истины. Эту грань не однажды обозначали, но со знаком равенства: “Бог есть Мир” и наоборот... Слово на иврите “дат” имеет два толкования - “вера” и “закон” - гениально сформулированный компромисс для обеих позиций. Мне кажется важным, не противопоставляя, обнажить противоречие. Оно - на зыбкой грани между мистикой и реальностью. Бог - символ мистический, Мир - реальный и знак равенства в данном уравнении поставлен там, где должен быть символ подобия. «Мир» и «Бог», при кажущейся одинаковости, соотносятся наподобие предмета и отбрасываемой им тени - эти явления существуют реально, но ориентироваться на тень можно только на свой страх и риск: она меняется в зависимости от освещения и уж совсем неразумно строить системы общественных отношений с точкой отсчёта “от тени”.

И, тем не менее, такая практика существует: религиозная система мира, в центре которой мистическая личность - Господин Тень…

Религиозность – состояние отказа от себя в пользу Господина - хозяина жизни земной и вечной - чрезвычайно гибкого “коэффициента погрешности”, созданного слабым разумом, не способным даже на свою иллюзию, потому эксплуатирущим общественную. Вера в Бога позволяет подменить личную позицию - позой подчинения, в которой и пребывают верующие. Формула «Бог знает» снимает ответственность с души раба добровольного, смиренно верующего в свою фатальную несвободу.

В религиозном мировоззрении предположения заменены утверждениями, что создаёт интеллектуальный тупик. Люди, приспособившие свою мысль к догмам - к мыслевыживанию в рабской зависимости от предмета своей веры, оказываются в ситуации информационного абсурда, и спасение их разума действительно возможно только “чудом”, которого они так жаждут. Чудо – в материализации идеи, когда предмет веры проявил бы себя реально, и тем снял бы болезненное психическое напряжение, естественное для живущих среди абсурдных утверждений. Верующие недоверчивы и нуждаются в допинге – чуде – сверхъестественном шоу, и эта зависимость – из ряда наркотических. Парадокс в том, что, на самом деле, мир полон чудес, но они воспринимаемы разумом. Разве не чудо общение - вне времени и пространства - через слово? Вот, пожалуй, компромисс между мистикой и реальностью, ипостасями духовной и телесной - слово. Но чтобы «услышать»...

“Имеющий уши, чтобы слышать” - владелец не ушных раковин, но способности отличать добро от зла наподобие того, как музыкант отличает чистый звук от фальшивого. И так же, как камертон помогает настроить инструмент, этические принципы помогают человеку настроиться на гармонию Мира. Мир проявляет себя естественно – в согласии со своей природой и своими законами.

Фокусы и мистификации хороши в иллюзионах, но в реальности любой парадокс разрешается только на пути мысли... Нет парадоксов - есть парадоксальная ситуация на отрезке осознания.

Вернёмся к началу...

...но уже не затем, чтобы обличать “опиум для народа”, а в поисках культурного компромисса между чувствами и душой. В цивилизованном обществе, где церковь отделена от государства, религиозные верования протекают подобно детской болезни после прививки - романтическими увлечениями, социальными играми в сказку, не подчиняющими себе индивидуальные жизни. В Рождество люди могут наслаждаться иллюзией, если они достаточно взрослые, чтобы организовать себе праздник с подарками. Но требование вечного Рождества превращает людей в агрессивных романтиков.

Так устроено, что вечные истины порождают и вечные заблуждения - великие заблуждения, не вульгарную ложь, но прекрасные миражи справедливости, равенства, любви, которые возникают в самых гибельных пустынях перед измученной душой. Человек нуждается в мечте, в идеале. Западное общество сумело воспроизвести мечту о счастье на уровне своего менталитета. «Американская» идея заключается в том, что каждый человек может сам создать своё счастье, и общество развивает эту идею в культурных технологиях, которые позволяют реализовать её в рамках закона. Можно маниакально отрицать «американскую» идею, но лучшей никто не создал. Иное дело, что «американцы» и сами далеко не всегда соответствуют своему образу, но не об этом речь.

Мечта об индивидуальном счастье – единственная, пригодная для развития, потому что она – естественна, общечеловеческого свойства и может быть названа «западной» условно, пока существуют её антиподы - сторонники коллективной мечты об общественном счастье. Любая надчеловеческая идея агрессивна и материализует толпу. Толпа – не обязательно «массы», не обязательно «погромы и баррикады» или «всеобщая любовь и поклонение». Толпа может быть представлена и одним человеком – человеком толпы, социальная сущность которого сильнее личностной, и именно с человеком толпы происходят метаморфозы превращения мирного обывателя в погромщика. В отсутствие внутреннего закона – нравственной опоры – человек толпы меняется вместе со средой своего обитания, без которой не способен выживать, как моллюск без раковины. Толпа замечательно описана в «Хамелеоне» А.П.Чехова. Лики толпы разнообразны: от «бритоголовых» до «интеллектуальной элиты», толпящейся в агрессивном стремлении к социальному признанию своего превосходства.

...вернёмся...

Религия – образ жизни, основанный на мифологии – литературном сюжете о мироустройстве, в центре которого сверхчеловек. Религия не представляет собой открытой для живого диалога системы - с прямой и обратной связью - и отличается от реальной системы мировоззрения как отличается, например, легенда о человеке по имени Пифагор от геометрии…

Элемент веры присутствует при построении любой теории. Вспомните, как начинается любое доказательство в математике: “допустим, что…” то есть, “поверим, что…” Разумное размышление об истине начинается с предположения, оставляющего свободу для мысли - с аксиомы; неразумное - с утверждения, исключающего относительность в конкретной теории, а, значит, и возможность её переосмысления. В религиозной вере вместо свободного предположения “поверим” - тоталитарная команда “веруй”. [1]

Религиозная вера требует абсолюта - культа вместо культуры. Культура - технологии цивилизации, культ - “отправление” психологических функций на уровне общественных рефлексов. То, что нормально в младенческом возрасте, отвратительно для зрелого общества и говорит об инфантилизме: слабоумии и деградации. Сказка о “Мухе-цокотухе” прекрасна для ребёнка, но трагично, когда биологически взрослый человек доверчиво пытается оплатить самовар копеечкой или ждёт комара-мессию.

Не стоит забывать, что вера в науку или искусство, любовь или красоту, которые спасут(?) – одна из форм религии, со всеми составляющими этого явления: “храмами”, “жрецами”, “жертвами” и подобными общеизвестными “культово-обрядовыми” символами варварства. И печально известный “атеизм”, по сути своей, религия, вывернутая наизнанку, из которой торчат уродливые швы абсурдных утверждений, сшивающие белыми нитками куски необработанной информации.

Об истории...

История - от греческого “расследование” - наука, занимающаяся прошлым человеческого общества: его разумной деятельности, культуры и цивилизации. Важно для человека, знакомящегося с историей, понимание, что процесс познания прошлого так же бесконечен, как и любой иной, и потому любая попытка канонизации исторических фактов уничтожает их исторический смысл и возможность извлечения исторического опыта. Пушкинский «сын ошибок трудных» не накапливается, подобно жемчужине, на уровне химического смирения. Его ценность создаётся в душевных трудах.

История - осознанные опыты жизни. Историческое мышление - в ощущении вечного бытия - прошлое не ушло: оно - в настоящем и будущем. Неосмысленные события минувших дней не канули в вечность, а возвращаются к людям, живущим в неосознании своей жизни - вне исторического опыта. История демонстрирует, как проистекают коллективные “исходы”: революции и прочие прорывы напролом - не через ворота культуры, а через бреши в социальных заборах. События такого рода могут выглядеть успешными на отрезке времени, но относительно духовных ценностей они всегда гибельны - несущаяся к исходу толпа подобна стадам в горящей саванне и вытаптывает в безумном беге все росточки цивилизации. Романтические иллюзии преобразования мира “не через себя”, а через отказ от себя в пользу общества, требуют всё более сильных допингов: от водки - до крови. Пробуждение всегда горько, но и оно может не наступить, даже когда насилуемый психопатами мир кричит о себе - неразвитое сознание “не слышит”.

История человечества - история человеческой мысли и она воссоздаётся из осознания человеком его личной жизни, а не из множества неосмысленых сюжетов, которые хранятся в общественных архивах с надписью «история».

Используя в дальнейшем слово «цивилизация», я понимаю, что у этого слова существует множество спорных определений, но именно оно подразумевает культурное общественное устройство и в этом смысле я употреблю его.

Цивилизация - общественное устройство людей, сознательно объединившихся для совместного решения проблем бытия. Для выживания существуют более примитивные сообщества: от первобытных племён до индустриальных коммун – все они основаны на жесткой иерархии подчинения и история демонстрирует, как эта жесткость оборачивается для людей жестокостью, и, в конечном счёте, не даёт им возможность этого самого «выживания». Напутствие «добывайте хлеб в поте лица своего, плодитесь и размножайтесь» нельзя понимать примитивно – на уровне животного существования. К сожалению, исторические уроки воспринимаются, как детективы с дворцовыми интригами, злодеями и роковыми событиями. Увы, историю подменяют литературой, литературу - историями и эта путаница сдерживает развитие цивилизации.

Современная цивилизация - общечеловеческое явление, неделимое с точки зрения национальных, географических и прочих “вторичных” признаков. Цивилизация - не «западная» или «восточная», не «американская» или «китайская», но человеческая - на западе или востоке, в Америке или в России, если таковая воссоздаётся землянами в определённых местах проживания на их планете. Цивилизация есть, если общество воспроизвело её своим достойным – адекватным цивилизации - поведением, и будет, если общество сумеет в будущем вести себя разумно - по законам природы цивилизации. Такова жизнь: обмен милосердием подобен обмену веществ и требует постоянного возобновления.

В центре цивилизации - универсальный закон - не жёсткая структура, а технологии общественного устройства по принципу «Сделай сам». В цивилизованном обществе предложены общие правила совместной жизни, которые, конечно, должен исполнять каждый, но в индивидуальном режиме - с учётом личного потенциала, что, позволяя поддерживать стабильность общественного устройства, даёт каждому из участников возможность исполнять общественные требования относительно его особенностей.

Цивилизация - плод общечеловеческой культуры, выращенный из семени разума по культурным технологиям, поддерживающим жизнь человека разумного, что обеспечивает реальное благополучие общества.

Так, вряд ли можно назвать Россию, которую, по словам Тютчева, “умом не понять”, в которую “можно только верить” - цивилизацией. Россия - социальное явление, в котором разумная жизнь не самоценна, а зависима от декларативных идей и мифов, а, значит, ущербна, что, увы, подтверждено исторической безысходностью. Словосочетание “духовность русского народа” стало штампом, которым пользуются, не вникая в смысл, а зря: на путанице в понимании духовности и психики в сознании людей вырос образ “большой души”, списанный с душевно слабых или просто больных людей автором романов из русской жизни Ф.М.Достоевским. Думаю, что причина явления под названием достоевщина заключена в отсутствии культуры чтения - в неспособности читателя отличать духовную ипостась - от психической, а детектив - от Библии. Думаю, автор был бы опечален тем, что его тексты превращены в мифологические сюжеты для языческих суеверий. Достоевский и достоевщина - Человек и его тень, потерявшая своё место, как это описано в сказке. В тени Достоевского, Шекспира, Гоголя паразитируют бесчисленные «-веды», множа сплетни об авторах и их текстах, уничтожая первоисточники. Существует огромная агрессивная псевдолитературная империя со своей властью, армией, институтами, союзами, идолами и ещё чёрт знает чем.

Не думаю, что торговлю словом можно или нужно ограничить законодательно. Бессмысленно «бороться с недостатками», нужно насаждать достоинства - личную культуру. Не нужно хватать и глотать всё, что плохо лежит - любое чтиво, от которого душу воротит. Мне понадобилась целая жизнь, чтобы суметь освободиться от хрестоматий и научиться читать литературу так, чтобы ощутить её милосердие. У Достоевского в романе «Подросток» я нашла для себя точку отсчёта, которую тщетно искала в начале жизни: маленький мальчик, испугавшись неизвестности, не решается бежать из унижающих его обстоятельств и понимает, что он – сам – виновен в своём рабстве. Это осознание становится началом его человеческой жизни…

Духовность проявляется в доминанте разума над другими природами человека и цивилизация - система отношений, поддерживающих эту иерархию. История цивилизации - история духовной жизни, а не список сезонных созиданий и разрушений с бегущими вдогонку и всегда опаздывающими - задними - мыслями: “во имя чего или кого пролилась на сей раз детская слеза?”

Цивилизация начинается с Человека разумного, с осмысления им исторических событий, с отстранения “Я” от обстоятельств “Мы”. “Кто Я?” - единственный вопрос исхода и он не может быть колективным: ни русским, ни еврейским - только личным. Так, пресловутый еврейский вопрос существует в контексте выживания “кровяных тельцов” в зоологическом музее языческого сознания. Так же безысходны и роковые “русские вопросы” с ответами, одетыми в прокурорскую форму: “Виноват!” - и далее обрастающие подробностями национальной идеи в её провинциальной реализации: татаро-монгол виноват, еврей, чеченец, американец или другой чужой - любой другой, только не русский - не держатель основного пакета национальных акций идеологического алиби. И еврей, по тому же принципу, не виноват в своей катастрофе, а некто “анти”: русский, немец, римлянин, араб - чужой. Если вникнуть в факты любой исторической драмы, то становится очевидным, что очередной “разрушитель Храма” возникал наказанием за преступления внутри общества: вульгарную драку за власть и деньги.

Я не исключаю данность национального мироощущения - спаси Бог! Национальная мелодия вплетена в полифонию бытия, но душа - камертон, что держит чистое «ля» и не позволяет нарушить партитуру божественного замысла. Не думаю, что природа человека предполагает доминанту, пусть самого важного, но “общего” признака, коим является и национальность, над “личным.” Тон задаёт не инструмент, даже такой совершенный, как скрипка Страдивари, а камертон... Градостроительство, календарь, письменность, демократия и другие признаки возникающей цивилизации говорят, прежде всего, о явлении Человека разумного, стремящегося к личной свободе через создание системы разумных компромиссов. Цивилизация - система компромиссов между выживанием людей и бытием человека.

В этом смысле, современный Израиль, вынужденный отстаивать приоритеты спасения в национальных рамках, похоже, “испускает дух” цивилизации. Конечно, его история слишком своеобразна, чтобы быть использованной как простой пример: общество живёт в режиме искусственного дыхания - экономически, политически, демографически не самостоятельно, поэтому развивается, в значительной степени, благодаря достаточно свободным миграциям. Но можно проследить баланс, из которого видно, что “самостоятельные” люди - способные реально платить за достойную жизнь, мигрируют в общества, которые сегодня адекватней их личным требованиям, что, в свою очередь, развивает цивилизацию принимающей их страны: милосердие – взаимно. Люди зависимые остаются и число их растёт, что приводит к деградации.

Читала, что существует статистика, по которой индивидуалистов, стремящихся жить независимо: осознанно и самостоятельно – пять, шесть процентов... Думаю, именно они, живя для себя, не мешают жить другим. Именно индивидуалисты, стремясь к собственному благополучию, поднимают общий уровень жизни, если, конечно, общество не рубит сук, на котором сидит - не уничтожает своих думающих граждан. Видела фильм о стаде обезьян: одна из них придумала размачивать в воде клубни перед тем, как есть их, другие последовали её примеру, что, очевидно, было лучше для всех. Если бы это стадо подражало людям, то, скорее всего, отобрало бы у своей хвостатой индивидуалистки клубни, приготовленные ею для себя, подравшись и разбросав большую часть еды в грязи. Саму же изобретательницу убили бы или прогнали, а потом продолжили бы есть сухие клубни, мучаясь несварением.

Увы, израильское общество изначально построено на принципе национальных, а не универсальных приоритетов. Причины и побуждения известны и эмоционально легитимны, но жизнь проистекает не по желаниям, а по универсальным законам, и они определяют реальность: Израиль теряет свою уникальную индивидуальность, превращаясь в историческую провинцию.

По сути своей организации современный Израиль - страна, состоящая из фрагментов разных социальных структур - от разнообразных общин с жёсткой иерархией до «граждан Мира». И всё это сосуществует в состоянии уникального сочетания жёсткого предъявления и терпимости, которое периодически взрывается насилием. Израиль видится мне мистическим местом, где воспроизводятся исторические опыты, уроки из которых извлекают все, кто учится. В “лаборатории исследования личностных и общественных законов”, как в прежние четыре тысячелетия, совершаются вечные ошибки. Не удержусь от сравнения Израиля с чистилищем, в котором, как нигде больше, судьбы определяет личный этический выбор.

История Израиля - яркая демонстрация тленности тела и бессмертия души: этическая идея, окрепнувшая в теле иудейства, стала достоянием человечества и основой бытия для многих думающих людей, определяющих себя по признаку личной разумности. “Золотые века” государства Израиля коротки, а история его цивилизации продолжается, как и было обещано в Торе: “дети Иофета живут в шатрах Сима”…

На этом перекрёстке я прощаюсь с национальной принадлежностью своей души с тем, чтобы навсегда отправиться в «рассеяние». Думаю, такой перекрёсток есть в топографии каждого человека.

Вернёмся в начало…

Надчеловеческие идеи (коммунальные, вселенские и прочие) превращают людей в самоуничтожающий себя сброд. «Исход народа» - не в общем топоте ног, смешении дыханий и биений сердец, а на пути осмысления человеческих отношений и в создании адекватных и работающих общественных законов. Думаю, что законы такого рода - суть и основа человеческой культуры, без которой иные её ценности - искусства, литература - фальшивы.

Человек, понимающий нравственность как личную ответственность за свою жизнь, стремится понимать происходящее с ним, принимать самостоятельные решения, отвечать за себя, не выискивая вины в другом. Без таких людей общество обречено на деградацию, как бы ни были хороши его законы. Конституция - мёртвая информация, если она не воссоздаётся - не переосмысливается хотя бы частью своих граждан.

Благополучие человека - единственно реальный гарант благополучия общества, поскольку по сути своей природы - реально - стремясь к своему благополучию, человек заодно организует и “чаянья масс”, поход к которым напролом - в массовом порядке - завершается катастрофами. Человек должен быть сосредоточен на самом себе и на ответственности за свою жизнь. Ответственность за других людей достаточна в рамках юридического закона.

По Ожегову альтруизм – готовность бескорыстных действий на пользу другим, не считаясь со своими интересами. В этом контексте, альтруист – либо псих, либо мошенник. Когда человек декларирует, что ему ничего не надо, это обычно означает, что ему нужно всё.

Тоталитарный режим – система общественного управления без обратной связи. И, как все системы такого рода, режим обречён на разрушение. Такое общественное устройство губительно не только для непосредственных участников тоталитарной пирамиды, но и для всемирной истории, культуры, экологии. Земля и земляне не могут быть благополучными, если один из народов гибнет, как не может быть благополучен человек, нога которого попала в капкан. Глупо, когда люди «первого мира» ощущают себя над «третьим миром» - жизненное пространство общее и культурные границы, в отличие от политических, меняются динамичнее: не успел оглянуться, а за окошком, украшенном геранью с кружевной занавесочкой, обосновался потомственный людоед. Тоталитарный режим успевает за период своего существования уничтожить носителей «обратной связи» - людей, способных на свободную мысль. Уничтожение происходит не только в пределах границ тоталитарного государства, но и масштабах Мира (эффект сообщающихся сосудов), и этот трагический факт определяет будущее человеческой культуры надолго после того, как некий тоталитарный режим погибнет естественным образом.

«Возрождение» - не оживление из мёртвых, но воспроизведение жизни – живой мысли.

Для общественного Возрождения нужна живая мысль - мыслящий, нравственный, человек, способный жить адекватно реальности. Но если общество истребило своих хомо сапиенс, то и нет таковых. Такова данность, которая над всеми тиранами с их безумными амбициями и над рабами, согласными выживать любой ценой. Цену назначают не рабы и не тираны - цена определена мировым законом, который дан человеку для познания, а не для поправок в угоду трусости, жадности и глупости.

Начало третьего тысячелетия: террористы - смертники, антиглобалисты – живчики.

Может быть, западная цивилизация состарилась исторически и, теряя здравый смысл, тешется диснейлендовским оптимизмом? Врядли физические законы «сохранения» расспространяется на природу «разумного, доброго» буквально: если ум где-то убывает, это ещё не значит, что где-то он появляется. Может быть, ум и появляется в каком–нибудь зазеркалье, но, для живущих «здесь и сейчас» недостаток ума говорит о том, что «свято место» пустеет и заполняется хламом.

Современная историческая панорама отличается тем, что её можно наблюдать по телевизору и потому история может быть осознана человеком и сопоставлена с личной судьбой в режиме реального времени. Мне представляется, что современный человек может держать Земной Шар на ладони, выбирая жизненный путь на местности куда более предсказуемо, нежели в прежние времена, рассчитывая, разумеется только на собственный разум, что и питает слабый ручеёк исторического оптимизма...

Цивилизация пребывает в теле социальной структуры - государства. Государство можно считать цивилизованным, если оно строго функционально и не выходит за рамки своих утилитарных функций. И в этом смысле идеал государства – компьютер. Чиновник, превышающий свои функциональные обязанности, ломает аппарат. И граждане государства - пользователи чиновничьего аппарата - должны владеть “правилами пользования”, а не искать у чиновника “человеческого отношения”, провоцируя тем преступление против своих же прав. Власть - вынужденное зло, которое необходимо ограничивать и контролировать, а не развивать. «Очеловечивание» бюрократии - её выход за пределы функциональных рамок, говорит о слабости гражданского общества.

Историческая картинка:

Один из истоков цивилизации - Ближний Восток и бассейн Средиземноморья. На Ближнем Востоке где-то с шестого тысячелетия развиваются два государства - Египет и Вавилон по похожим схемам. Природные условия: равнинные реки, требующие объединения усилий для совместных ирригационных работ, а, значит, мощной централизованной власти, языческие религии, со свойственной им деспотией отношений, диктуют возникновение рабовладельческих режимов с жёсткой иерархией и культом правителей.

В это же время в бассейне Средиземного моря (полуострова, острова, прибрежные районы, включая Ханаан) развиваются языческие города-государства, относительная самостоятельность которых вызвана природными условиями, ограничивающими социальные центростремительные силы.

В начале второго тысячелетия до новой эры в истории мировоззрения происходит явление качественного порядка - возникновение монотеизма.

Стремление к монотеизму закономерно в развитии осознания мира и прослеживается во всех языческих религиях. Язычество говорит о разорванности сознания и бессвязности мироощущений. Явления природы безответственно розданы богам в полное владение, а сам человек не принадлежит себе и зависит от их произвола. В языческом сознании мир - хаос, а человек - игрушка рока. Человек, принявший роль марионетки в чужой игре, в конечном счёте, ею и становится.

Думаю, ошибочно считать язычество детством человечества, которое со временем, естественным образом преобразуется в более зрелое миропонимание. Язычество прекрасно воспроизводится в любом зрелом обществе его инфантильными гражданами, ведя общество к деградации. В теле вполне здоровой цивилизации всегда присутствуют бесчисленные формы «вирусов» язычества, размножающихся при потере сопротивляемости и в благоприятных условиях, и тогда “на родине Шиллера и Баха” возникают крематории. Этические принципы - иммунная система, поддерживающая разумную жизнь и они нуждаются в постоянном воспроизводстве на личностном уровне. Недостаточно однажды получить культурную прививку даже от таких великих пророков, как А.С.Пушкин или полный старозаветный свод, чтобы раз и навсегда обеспечить нравственное здоровье народа.

Если прислушаться к музыке человеческой истории, то можно проследить её центральную мелодию, которая иногда едва слышна, иногда звучит мощно и ярко. Она - мелодия собирания Мира в «гармонию». Люди, прислушивающиеся к камертону, звучащему в душе, создают, прежде всего, самих себя – свою гармонию, своё собственное бытие, и, вместе с тем, и сам Мир.

Есть слова, девольвированные, как мне кажется, более иных. Думаю, они изначально были от лукавого. Слово «личность» не имеет определённого смысла. Так, по Ожегову «личность - человек, как носитель каких-н. (?) свойств». В словаре приведён и соответствующий смысловой ряд: «светлая личность, не переходите на личности». На английский слово переводится, как «персона», и оно используется конкретно, как идентификация человека в официальном контексте – владельца реальных документов, имущества, а не лукаво неопределённых свойств. Кстати, слово «персона» прекрасно вписалось и в русскую речь - в английском же, деловом смысле: «персональное дело», «заказ на две персоны» и т.п. Слово же «личность» в русской традиции превратилось в спекулятивный аналог слова «человек», вернее, сверхчеловек, потому что именно эти свойства – «сверх и над» – приписываются личности, а, далее, и «сверхличности» - супермену из триллеров двадцатого века.

В моём словаре принимаю слово «личный» как прилагательное - мой собственный, принадлежащий мне: мой дом, мой выбор, моя жизнь - всё то, на что не распространяются права общества. Прилагательное, подменившее собой существительное, как это случилось со словом «личность» - тот же идол, но в адаптированном для современного уха звучании. Как правило, люди произносят слова, не задумываясь о смысле, и «дьявол играет»...
Российская трагедия - «Культ личности». «Личность», материализовавшаяся из российского Ящика Пандоры, - злодейского свойства. То, что «дьявол» ставится обществом в центр своей истории - будь то татаро-монголы, масоны, капиталисты, сталинцы с ленинцами, демон-мужик Распутин или булгаковский Воланд - говорит о реально существующей в общественном сознании схеме мироустройства, в центре которой - первопричиной - определён кровожадный языческий божок. Это ОН – дьявол - ответственен за все жизненные проблемы. «Не Я» - извечный ОТВЕТ на русский вопрос «КТО ВИНОВАТ?». [2]

Язычество пёстро демонстрирует себя и в современном Израиле. Оно одето и в средневековые одежды, и в шорты, и в костюмы с галстуком - формы его разнообразны, но суть - едина: разорванность сознания и рабская зависимость от идолов своей «тусовки» - пикейных жилетов, синагог и кухонь, гуманитарных институтов, СМИ, политиков и т.п. Возвращение к себе начинается в точке, которую определяю для себя, как “ноль” - “нет ни эллина, ни иудея” - никого, кого бы позволила себе поместить в центр своего мироздания. Конечно, в этой точке - в точке исхода - одиноко... и темно - звёзды истины зажигаются не сразу, чтобы осветить мир, превратив его в уютный дом. Но если страх преодолён, то становится видно, что и эллины, и иудеи - всего лишь планеты на небосводе, движущиеся по своему пути и влияющие, конечно, на порядок вещей, но не фатально, а в меру, - прежде всего, в меру внутренней свободы человека - равного среди равных перед универсальным законом.

Вернёмся к началу…

Возникновение иудаизма относится к началу второго тысячелетия и связано с жителем Вавилона по имени Авраам, которого посещает прозрение о том, что Бог - один. Об этом событии известно из Торы (Старый завет [3]) - древнего текста мировоззренческого содержания, который стал Святой Книгой - единственным источником истины для верующих и одним из наиболее значительных источников образования для всех, кто свободно формирует своё мировоззрение. Но и религиозные, и секулярные читатели, которые размышляют над этой книгой о мире, о Боге, о человеке и о смысле жизни, знакомятся с иудейской теорией о мире, которая в сочетании с греческим мировоззрением повлияла на современную нам цивилизацию с её принципами гуманизма и демократии.

В центре иудаизма – идея о единстве мира и его универсальных законов. Иудаизм - одно из центральных учений о мире и о жизни. Но каждый «ученик» понимает учение в свою меру. Мыслящий человек, опираясь на существующие идеи и теории, создаёт свое мировоззрение. Ортодокс превращает любую живую мысль в набор тоталитарных штампов, из которых он, как из кубиков, складывает свой образ жизни, и в этом смысле иерусалимский «хареди» отличается от московского коммуниста только деталями формы.

Бог - мистическое продолжение идеи. В иудаизме Бог открывается человеку (откровение) и человек отвечает Ему. Из этого диалога возникает договор о том, что есть добро и зло, как можно и как нельзя поступать в отношениях с собой, с Миром, с другим человеком. Из хаоса отношений древнего мира рождается закон о компромиссе: этическая система, достаточно жизнеспособная, чтобы спустя тысячелетия вырасти в современное демократическое законодательство. Закон, обозначенный в иудаизме, далёк от совершенства, как и всё, что связано с человеком, но обозначенный им вектор «добра и зла» достаточно определён, чтобы человек мог ориентироваться на своём жизненном пути, как по стрелке компаса, совершая свой выбор между добром и злом.

Убеждена, что природа требует от человека соблюдения закона отношений. Двойные стандарты: быть «хорошим» - с одними и «плохим» - с другими разрывают сознание на части, которые и будут скакать, как «черти на сковородке», превращая обладателей «кручённых мозгов» в «скользких типов».

Принципиально, что слово, обозначающее в Торе «иудаизм», в переводе с иврита имеет два смысла: “вера” и “закон”, то есть, само учение обозначено в первоисточнике предельно демократично - без противопоставления религиозной и секулярной точек зрения, как разных уровней миропонимания. Сама же позиция - запрет на убийство - сформулирована равно и для верующего, и для неверующего, и для философа, и для человека действия - завет иудаизма “не убей” достаточен, как опора, и для сознания, и для веры, и для поступков. Об этой аксиоме можно размышлять, в неё можно свято верить или автоматически исполнять на уровне уголовного кодекса, «незнание которого не избавляет от ответственности».

Теория иудаизма основана на “Законах Моисея” - заповедях, запрещающих убийство, ложь, воровство. “Закон Божий” возведён в статус веры и стал аксиомой гуманистического мировоззрения. Таким образом, иудаизм можно в равной мере называть и религией, и законодательством, его форма не властвует над сутью - идеей о единстве мира и его законов. В системе ясно обозначены полюсы добра и зла, как жизни и смерти. Жизнь - добро и законы, запрещающие убийство - гуманны. Можно, опираясь на гуманистическую позицию, бесконечно продвигаться по спирали понимания явления под названием “жизнь”: рассматривать её как философское “бытие” или как материалистическое “существование белковых тел”, или как “миг между прошлым и будущим” (слова из романтического шлягера). Главное, что «не убей», обозначенное как «добро», недвусмысленно формирует этическую концепцию и основанное на ней законодательство как цивилизованную норму отношений.

Жизнеописание Авраама (“Бытие”), история его откровения и исхода - явление, которое превратилось в символ. Авраам - зажиточный и преуспевающий горожанин покидает места, где благополучно сложилась его социальная жизнь, и отправляется в неизвестность по “Слову Бога” или “душевному зову”. В Торе откровение Авраама описано, как диалог с невидимым Богом и заключение союза о покровительстве в обмен на признании Авраамом “Его” - своим и единым. Союз заключён на личностном уровне – личный Бог и личный поступок, согласно личному выбору в… тоталитарном языческом мире, где отношения построены на обезличенности(!) Завет легализует человека, как индивидуальность, и в этом смысле он противостоит не только общественному мнению Древнего Мира, но «толпе», как символу агрессивного большинства всех времён и народов. Думаю, мистический шлейф сплетен о роковой особенности иудеев, тянущийся за евреями тысячелетиями, основан на противостоянии человеческих архетипов – индивидуалистов и коллективистов, которое, на самом деле, безнационально. Но об этом позже...

Согласно Торе, Авраам уходит в Ханаан: так начинается еврейская история - её первые четыре сотни лет, как история семьи Авраама, его детей и внуков. Продолжение этой истории, уже как истории еврейского народа, воспроизводится массовым исходом и заключением общественного Союза с Единым Богом - Богом Авраама.

Думаю, что биологическое выживание не есть историческое явление, а, скорее, остановка на историческом пути, похожая на стойбище дикого человека. История человечества прослеживается в осмыслении жизни, в душевных трудах, а не в выживании вопреки нищете, болезням, рабству и войнам. История народа прослеживается не в происшествиях, даже таких впечатляющих, как революции, а в актах переосознания себя, как народа. Так, по реальному календарю, события могут длиться столетиями, а по факту присутствия в них, как в своей “истории” - мгновениями… Увы, есть люди и народы и вовсе живущие вне истории и они, подобно диким туристам, оставляют после себя лишь опустошение: мусор и следы от пожаров с тлеющими головешками чьих-то загубленных душ. Похоже, так было с ассирийцами, о которых известно лишь, что они успешно воевали со всеми вокруг себя, используя тактику тотального уничтожения, а затем исчезли так же внезапно, как и появились. Видимо, так происходит с палестинцами, знаменитыми лишь тем, что они воюют с Израилем. Разрушать – не строить, но победы в разрушениях – «пирровы» и лишают победителей собственной истории.

Господь Бог творил мир шесть дней… Значит ли это, что он управился в календарную неделю? Кто знает, сколько бессмыслия утекло за время творения и сколько материализованных ошибок досталось человечеству для его горьких опытов.

“Исход из Египта” произносится в сочетании со словами “еврейского народа”. Но если попытаться вникнуть в событие, которое произошло где-то в тринадцатом веке до н.э., то речь идёт о массовом побеге рабов под предводительством египтянина Моисея, которого, как прежде вавилонянина Авраама, посетило откровение о едином Боге-покровителе. Среди беглецов были и потомки семьи Авраама, но были и люди других родов, объединённых в силу обстоятельств, приведших их в рабство. Тринадцатый век до н.э. был веком массового перемещения народов в бассейне Средиземного моря. Троянская война и скитания Одиссея, описанные Гомером - исторические символы этого времени. На побережье Ханаана селятся переселенцы эллины - филистимляне. После “сорока лет блуждания в пустыне” в долины Ханаана “текущие молоком и мёдом” приходят евреи. Пришельцы встречают здесь разрозненные города-государства с похожими языческими культурами и кочевников-бедуинов.

Были, вероятно, среди местных жителей и реальные праправнуки Авраама - те из них, которые остались и жили дома, избежав эмиграции. Возможно, все эти столетия родственники Авраама сохраняли влияние Завета и выделяли себя в особый народ. Для пришельцев, идентифицирующих себя евреями, все эти люди, живущие на вожделённой земле, были соперниками и равно подлежали уничтожению. Таковы были реальные нравы того времени и запрет “не убий”, принятый измученной толпой беглых рабов у подножья Синая в обмен на обещание чудесного спасения, был тогда лишь неосознанным - формальным - актом, мало влияющим на образ жизни и поступки.

И всё же, во вспышках молний Синайского откровения - ярком впечатлении о добре и зле - на мгновение осветилась истина о жизни и смерти. Осознать смысл этого явления, как начала цивилизации, увидеть в заповеди аксиому мировоззренческой теории возможно только личным усилием разума и доброй воли - “с начала”: в каждом времени своей жизни - и прежде, и теперь - на исходе четвёртого тысячелетия истории осознания Единства Мира по “теории Авраама”…

Лирическое отступление…

Думаю, существует некая информационная иерархия “впечатлений о мире”, соотносящихся по жизненной важности на системном уровне. Вернее, не самих впечатлений, а порождающих их явлений. Мир открывает себя спонтанно или в соответствии с неведомыми циклами, монологом или репликой в многоголосье. Похоже, что явление, известное, как «откровение» - нечто, несравненно более ёмкое, чем просто «впечатление» - всплеск концентрированной информации, высвечивающий вектор познания истины.

Известно, что центральные философские учения, близкие по смыслу, возникли приблизительно в одно время, словно оплодотворённые одним откровением - одной идеей. Греческих философов, иудейских пророков, буддистов в Индии и даоистов в Китае посещает идея единого мира и человека, одиноко несущего в себе мир. Словно свет молнии на мгновение осветил спрятанную во мгле реальность и какие-то люди сумели рассказать то, что успели увидеть. Какова природа откровений? Воля высшего разума, направленная на просвещение людей, или это случайные искры, возникшие в информационных потоках? Что ж, вечные вопросы, не извратив своей сути, не могут составить коллекцию мгновенных ответов.

Вернёмся к Синайскому откровению, где, похоже, произошло, мощное извержение информационного вулкана. Застывшая лава хранит письмена десяти заповедей - закона, ставшего органикой современных юридических норм. Но главное, пожалуй, что хранит древняя лава - это отпечаток явления превращения толпы в народ. Конечно, он условен, как любой символ, но достаточно обозначен, чтобы видеть его основной признак: народ - это люди, осознанно принявшие один закон.

Очевидно, что в исторический момент Синайского откровения среди смертельно измученных и отчаявшихся людей не было и не могло быть «осознанного принятия закона» в полном смысле этого слова. Но и “народом” люди у подножья Синая стали не сразу. Долго простояли они, терзаясь сомнениями и совершая ошибки, а затем сорок лет бродили по пустыне, пока не умерли рабы - уже не чужеземного Египта, но личной зависимости от своей мысли и судьбы.

«Исход» - не перемещение из одних обстоятельств в другие - в другую страну, идею или религию, как бы энергично, направленно и даже успешно, по стандартам общественного мения, ни происходило это событие. Исход - в осмыслении жизни. Освобождается не раб, а свободный человек. Свободный человек, оказываясь в рабстве, стремится к свободе, а раб ищет рабства, избегая свободы.

Свобода - состояние человека, которое проявляется способностью разумной души подниматься над своей “второй натурой” - догмами, канонами, штампами, собственными психозами и ментальными привычками. Внутренне зависимый человек всегда найдёт форму для своего рабства, в которую сумеет вписаться как жертва или как тиран – по обстоятельствам. Найдёт и виноватого, которого можно обвинить в своей несостоятельности, и спасителя, на которого можно переложить ответственность за себя. Жаль, что рыбки-прилипалы не описывают свою жизнь - это была бы великая трагедия о фатальном преследовании их морскими гигантами…

Для меня свободное общение редко возникало в реальных встречах с другими людьми. За недостатком «душевных друзей», с которыми могла бы поделиться вечатлениями и мыслями, радость общения черпаю из книг, а если и таковых недостаточно, то пишу сама, чтобы читать, создавая себе «живое общение», которого мне не достаёт. И это – не иллюзия, а данность, на которую могу опереться.

«Слово» - всего лишь зерно, которое может прорасти в разумной среде. Оно принадлежит тому, кто способен его прочесть. В этом высоком смысле проблемы авторства не существует, как не существует списка живых душ – сколько их? Когда они были и где? - ответы на вопросы, связанные с количеством, местом и временем, мало что объясняют.… Много? Мало? Давно или недавно? Кто был автором скрижалей? А Торы? Авраам – был? Давно? Возможно, но… для меня - в это самое мгновение, когда я думаю об откровении, посетившем его… Его? Да нет, это - моё откровение… Он не мог мыслить моими мыслями, в моих обстоятельствах и формулировках… но, вместе с тем, близость мироощущения... его… моего... множества безвестных людей, сумевших мыслить, стремящихся к свободному общению через слово?

“Думаю” не мысль Авраама или... Эйнштейна… И читатель моего текста думает не мою мысль - каждый человек разумный думает свою мысль - единственную и неповторимую, но… о Мире Едином - Одном для всех - собираемом в единую гармонию разумом – мире разумном. Даже моя собственная мысль, материализованная в текст, - “моя” условно, то есть, не тогда, когда храню её в рукописи с моим именем, а тогда, когда переосмысливаю заново - свою, вчерашнюю мысль - “себя в прошлом”.

Кто же для меня Авраам? Яркое впечатление? Информация, пробудившая мою мысль для создания “эскиза об Аврааме”... Разумное поле, в котором проросло и моё сознание.

“Сопереживаю Аврааму” - спустя четыре тысячелетия - и воссоздаётся его облик, дом, голос, улица, мучительное ощущение бессвязности мыслей, слов и поступков, одиночество среди самых близких, сомнения, эмиграция - жизнь в чужом времени и обстоятельствах. Пытаюсь осознать историю жизни другого человека так, чтобы не подменить его жизнь своей, не распять душу другого человека по своей мерке - в “образе Авраама”. Так понимаю заповедь “не убий” – в уважении к другой жизни, которое возможно, если уважаешь и свою жизнь.

Гуманное пожелание «относись к другому так, как хотел бы, чтобы относились к тебе», увы, имеет и теневую сторону. Отношения подчёркивают трагическое неравенство людей. Человеческое общение всегда относительно, поскольку сознание индивидуально, и в понимании этой относительности вижу исток культуры отношений. Слова «отношения» и «относительность» – от одного корня. Абсолютное взаимопонимание вряд ли достижимо. Не разумно настаивать на «слиянии душ» и строить свою жизнь на этом мистическом фундаменте. Это не значит, что не стоит стремиться к душевной близости с другими, но душевный диалог с другим человеком возможен на пути диалога с самим собой. Нужно быть готовым к шансу услышать и ответить другому, если судьба подарит счастливую встречу. Но если нет, то и не стоит губить свою жизнь, превращая себя «в горох об стенку». Жизнь самоценна и не нуждается в посторонней мере, но сама становится мерой: живой человек благодарно оценит и мимолётную улыбку, а безразличный обесценит и золотой дождь.

Для добрых отношений достаточно соблюдения принятых общественых норм: прав и обязанностей, если, разумеется, общество достаточно демократично. Важно понимать, что милосердие может быть только взаимным. Взаимное усилие понять, но не друг друга, а Мир, как общую данность. Человек – «чёрный ящик», его не позволительно вскрыть, чтобы узнать индивидуальное устройство - жизнь неприкосновенна. Но в откровенном общении с другим человеком можно лучше узнать общие законы жизни, а, значит, и свои собственные. Потребность в Боге - посреднике в диалоге между людьми, мистической сверхличности, символе мировой разумности и гаранте высшей справедливости - естественна для человека. Он говорил с Авраамом и может говорить с каждым человеком об одних и тех же истинах. Авраам ответил, как сумел, и каждый отвечает за себя.

Союз заключается, как приглашение к диалогу, но не исчерпывается им. Союз подтверждается - опосредованно - достойной жизнью. Ошибочно, думаю, автоматически распространять однажды свершённый человеком акт бытия на всю историю его жизни и принимать, как благо, все его слова и поступки на том основании, что однажды он «был на высоте», а, значит, - навеки «святой». В этом смысле иудейская мифология справедливо повествует о своих праотцах как о нормальных людях с земными слабостями и проблемами, строящих свою жизнь, скорее, вопреки, нежели благодаря, когда даже само милосердие нисходит травмой, как это случилось с внуком Авраама (Яковом-Исраэлем), охромевшем в борьбе-диалоге с Богом…

Иудейский Бог - невидим, нет его культовых изображений. Образ его - «святое присутствие» - материализован пустотой в «Святая Святых» - «Скинии» - рукотворной форме, исполненной по требованиям, изложенным в Торе. «Пустота» - идеальная форма для абстрактной идеи, овладеть которой - в прямом смысле - невозможно. Так, по обычаям языческих войн победитель должен был взять в плен идолов побеждённых, что было невозможно в войне с иудеями - их святыня была не материальна, и можно было перебить народ, разрушить Храм, но победа «де-факто» не подтверждалась «де-юре» и это был ещё один прецедент, разрушающий устои языческого мира.

В общественном мнении существует собрание суеверий, ставших классикой. Среди них весьма почтенный сборник мифов под названием “Еврейский вопрос“. Думаю, он, как и все роковые вопросы, обозначил (метафорой) противостояние двух человеческих архетипов: индивидуалистов и коллективистов, стремящихся к разным способам жизни и, соответственно, к созданию принципиально разных моделей общественного устройства.

Думаю, что борьба с архетипами бессмысленна. Социальная ориентация архетипов происходит, видимо, в таком же драматическом контексте, как и ориентация полов. Если индивидуалист оказывается в тоталитарной общине, которая навязывает ему свои понятия, он чувствует себя так же, как мужчина в теле женщины или наоборот, и, пытаясь освободиться, стремится изменить своё социальное тело – свой «образ жизни». Думаю, ситуация не симметрична, и общественный строй, созданый индивидуалистами по своей мерке, достаточно универсален: комфортен и для коллективистов, которые могут реализовать своё тяготение к общественной жизни частным образом – в своей семье или профессии.

«Еврейский вопрос» стал символом противостояния мировоззрений. Он возник, как исторический прецедент, появлением на древней сцене, знающей бесчисленные ипостаси язычества, монотеиста - плоть от плоти (и крови, разумеется) мамы-папы - язычников... Первый в мире публичный индивидуалист по имени Авраам воспринимает Бога, как личное откровение. Думаю, что Авраам не был избранником - Бог открывался людям не по-секрету. Он открыт всем, а быть или не быть - осознавать истину или прятаться от неё за декларативными вопросами, - решает сам человек. Четыре тысячи лет все участники и зрители истории “от Авраама”, так или иначе, активно или пассивно, формируют своё мировоззрение под еврейской звездой. Думаю, культурный компромисс, связанный с еврейством - в понимании символичности этого явления. Евреи стали символом мировоззрения не популярного в «массах» и по сей день, вопреки тому, что именно оно – в основе цивилизации.

Антисемитизм.

Не думаю, что имеет смысл рассматривать разнообразные лики шовинизма отдельно, когда явление известно в его полноте, как преступление, наказуемое согласно цивилизованному законодательству. Для ежедневного пользования достаточен принцип: всё равно какие - меркантильные, эмоциональные или идейные порывы вели к преступлению против человека. Если я хочу защитить себя от антисемитизма, то ищу не доброе отношение к евреям (и не любовь), а зрелое и работающее законодательство. Разумеется, при условии, что я - сама - законопослушна, что исключает личный шовинизм. Для меня современный антисемитизм - вредное суеверие - одно из многочисленных языческих божков и семита, верующего в свою исключительность, и его протестующего ”анти”.

Израиль должен осознать себя обыкновенным - нормальным - народом, нуждающимся в нормальном государстве и конституции, с тем, чтобы сосредоточиться на себе, как источнике собственных проблем, какими бы уникальными они ни были. Решение еврейского или любого иного рокового вопроса - в становлении демократического закона. Кто виноват? – тот, кто преступает закон. Что делать? - жить по закону.

Реально ли это на современном историческом витке?

- «Дорогу осилит идущий»...

О христианстве…

Христианство проистекает из иудаизма и Новый завет не противоречит Ветхому: Христианство вобрало в себя идею иудаизма о единстве мира и гуманное законодательство десяти заповедей, облачив их в новую форму, вернее, романтическое платье эллинского стиля, сшитое по социальному заказу новой эры.

Думаю, что идея единства мира (Бог - один), возникшая в иудаизме в своей совершенной форме (Бог - невидим), слишком абстрактна (невидимость формы), чтобы быть достаточной для повседневности. Идеи даны человеку, как и сам мир, в своём законченном виде - для личного осмысления, а не общественного пользования. К обществу иудаизм обращён другим своим откровением - законодательством, основанным на принципе гуманизма “не убий”. Десять заповедей, по сути своей - одна заповедь, запрещающая убийство, а остальные можно рассматривать, как её логическое продолжение, вырастающее в этическую систему и демонстрирующее способ мышления. Действительно, разве воровство и клевета - не есть убийство? Разве не ведут они ограбленного или оболганного человека к гибели? Размышляя таким образом, можно переосмысливать заповеди, в которых убийство - логическое завершение неэтичности, и, таким образом, создавать свою личную этическую культуру на законодательной основе.

Христианство возникло в безвременье смены эпох и перерождения мира.

Современные еврейские историки любят бодро аукать древним грекам и римлянам: мол, где вы? - а мы тут… - утверждая, что возрождение древнееврейского языка говорит о непрерывности еврейской истории, в отличие от греческой, римской.

Проявление непрерывности видится мне не столь в языке и традициях, а в связи этических норм общества с принципами заповедей. И, в этом смысле, любое общество, живущее по зрелому законодательству, адекватному Законам Моисея, создаёт своё благополучие, становясь избранным народом. Благословение не даётся в вечное владение - его нужно отрабатывать на каждом историческом витке. Так же мне видится преемственность и на личностном уровне: не через телесную связь (по крови, генам или ментальным традициям), но духовную, воплощённую в этическую культуру. И своё собственное достоинство нельзя заработать однажды - на всю жизнь, его приходится отрабатывать, воспроизводить, чтобы быть в каждый свой новый день достойным.

Две тысячи лет тому назад Рим отстаивал своё право владения Миром, и среди побеждённых и изгнанных со своих земель людей оказались и евреи. Участь изгнанников, конечно, была трагичной - трагедия всегда доминирует в судьбе “посетивших мир в его минуты роковые”, но Ветхий завет, полученный евреями в наследство, стал своего рода охранной грамотой в обществе новой эры. Евреи получили статус неприкосновенности, как живой символ основ христианства, и в этом лестном (и, увы, не всегда оправданном) качестве пребывают в общественном сознании по сей день. Смена эпох во многом определялась сменой символов в общественном сознании. Невидимость еврейского Бога исключала его участие в конкурсе форм. Он проходил в вечность вне суеты олимпийских претензий - вне времени и пространства - как Бог, которому не нужен рукотворный храм.

За две тысячи лет - к началу новой эры - идеальная форма “завета”, данная Аврааму в личном диалоге, изрядно истрепалась: чиновники иудаизма адаптировали её к своему уровню, превратив в китч. Конкурс на нового идола евреи проиграли, надо признать, заслужено: к нулевой отметке временной эры они представили свою религиозную эстетику в непривлекательном виде. Проиграли и эллины - у старых олимпийских богов отвалились их греческие носы, а римские, слепленные с натуры, были слишком вульгарными. Миссия создания компромиссной формы - де-юре - досталась новому сообществу – христианам, де-факто - мастерам европейского возрождения: Бог проявился в их живописи, архитектуре, музыке. Этика иудаизма облачилась в эстетику христианства, как и было завещано - “дети Иофета живут в шатрах Сима”…

Эстетика, как осязаемая ипостась явления - психологическая потребность общества. На «внешний вид», созданный живописью, музыкой, архитектурой, церемониями - переносится внимание людей. Ущербная эстетика разрушает создавшую её идею, и в этом смысле, иудаизм не сумел создать достойный идеи образ - не сумел найти удачный компромисс между идеальной невидимостью Бога и психологической потребностью людей в чувственной материализации... Не знаю, каким мог быть «образ иудаизма»... Может быть, “Белый квадрат”? - не случилось... И в святой пустоте возникло лицо человека - Иисуса Христа, которому можно смотреть в глаза во время молитвы, чувствуя себя менее одиноким... Безответная молитва вновь подменила диалог и сильные чувства, в который раз, вытеснили собой слабый разум. Универсальная идея была адаптирована для нищих духом…

В слабом законодательном поле неразвитое общественное сознание нуждается в материальном гаранте “высшей справедливости” - в сверхчеловеке, к которому могут обращаться униженные и оскорблённые . На историческом перепутье Иисус возник заступником страдающей плоти. Старая эра кончалась, не приходя в сознание - в войнах, массовых психозах и зверских казнях... Спасителем Новой эры стал Богочеловек, воскресающий чудесным образом. Крест - из орудия зла: пыток и убийств - стал символом добра... Чудесным образом интерес общества был перенесён из реальности, требующей осмысления, в иллюзию всеобщего спасения без хлопот личного покаяния и одного на всех “воскресения”... Иудейский Бог оказался слишком абстрактным и, как и тогда, у подножья горы Синай, измученные обстоятельствами люди, слепили из своей страдающей плоти нового “тельца”. Иисус Христос, утешая и смиряя, утверждал в Новой эре закон Моисея и эстетику с семитским лицом…[4]

Должно быть, христианство - закономерное социальное явление в контексте исторического развития общества - шикарная жемчужина, возникшая в общественном сером веществе от инородной ему песчинки разума. Оно лукаво подменило этику эстетикой, предложив вместо ясных общественных отношений “по закону” - неопределённость игры “по любви”, когда нет чёткой грани между свободным соитием и изнасилованием, а объявление любви подчас опасней объявления войны. Верю, что мир разумен “несмотря на” несовершенство теорий о нём, что даёт надежду на спасение от безумия.

В христианскую эру еврейская история вплелась в мировую и своей этикой, и физическим присутствием: евреи расселились в Европе и Северной Африке, а затем в России и в Новом Свете. В этот период был создан свод законов для жизни в “рассеянии” - для тех, кто продолжал самоощущать себя евреем - кому была необходима духовная опора в иудейском мировоззрении или психологическая защита - в ритме еврейского “образа жизни”. Так, в законе для жизни в “рассеянии”, еврей должен был жить по юридическим законам страны проживания, служить в армии, выполняя всё, что положено по уставу, но его присяга не должна доминировать над клятвой еврейскому Богу. Конечно, солдат (и просто гражданин), в душе которого поют не боевые марши (или гимны), а звучит неумолимый камертон заповедей, никогда не станет своим настолько, чтобы удостоиться “всенародной любви”, и его удел - реально - быть чужим - в отстранении от общественного ритма. Увы, непонимание своего удела, как компромисса; желание – во что бы то ни стало - психологического комфорта, чувственной любви к себе публики, ощущения своей принадлежности, социальной близости (стадный инстинкт), ломает компромисс не извне - не со стороны “анти”, а изнутри - со стороны самих евреев, не способных лично окультурить данность своего еврейства так, чтобы чувства не унизили душу.

Чтобы не потерять себя и преуспеть социально, человеку необходима жизненная позиция. Должно быть, явление человека с ярко выраженным внутренним законом, который так восхищал И.Канта, не часто и большинство людей нуждается в целенаправленном образовании своей души. Учение иудаизма времён рассеяния сформулировано в своде компромиссов духовного начала, определённого как “еврейская душа” и обстоятельств жизни в пространстве новой эры. Древняя еврейская душа, без сомнения, обладала традициями и культурой, которых недоставало молодой христианской душе, переживающей все пороки детства и отрочества. Но, разумеется, возраст не определяет качества души и не спасает от инфантилизма, о чём забывают современные идеологи национальной принадлежности души.

Вернёмся к началу.

Думаю, главное отличие между людьми - во внутреннем законе, который видится мне мистической сутью человека. Человек появляется на белый свет со своими “предварительными знаниями” о том, что есть добро и что зло, что можно и чего нельзя. В течение жизни он согласует - более или менее осознанно - свои собственные интуитивные представления с принятыми в его окружении, находя компромисс, который определяет всю его жизнь. В конечном счёте, человек строит свои отношения с другими - близкими и чужими - по тем же законам, что и с самим собой. Видимо, лживый человек просто не способен на искренность. Следует знать, что намерения лгать в одних обстоятельствах и быть правдивым - в других; хамом - с одними, и корректным - с другими - не реальны. Хитрости такого рода, прежде всего, деформирует внутренний мир их автора, создавая безысходные противоречия, разрушая связи и множа хаос в душе. Думаю, что лжёт человек, прежде всего, потому, что не способен на правду - не знает истины: глупость и подлость - общего свойства.

Отсутствие закона - тоже закон с названием «произвол» и он - самый несвободный, когда восприятие жизни и сама жизнь сводятся к разрозненным «клипам», как в старом советском фильме, где несчастный крестьянин восклицает: «Белые пришли - грабют, красные пришли - грабют». Беспредел вызывает защитную реакцию - равнодушие, когда всё становится безразлично: происходящее теряет смысл и человек или безвольно плывёт по течению, или идёт на штурм неведомой ему стихии. Так, вчерашний коммунист, превращается сегодня в сиониста, завтра - в антисемита или опять - в коммуниста, а вчерашняя проститутка - в сержанта полиции нравов, и всё это вполне искренне: безразличный не отличает добра от зла, не видит себя со стороны, не помнит прошлого, не связывает его с настоящим и будущим.

Проблема в самоидентификации: по определению Конфуция глупец - тот, кто “не знает, что он не знает” - случай, когда нет исхода в обращении к самому себе: “Кто я?”, и зацикленное самосознание исходит дико-слепым упорством, когда человек распинает самого себя и других в клеточках биологической классификации и, как продолжение прокрустовой методы, в расовые, национальные, профессиональные, родственные рамки - по крови, генам и прочим материальным признакам, не учитывающим его духовной принадлежности. Что же делать? Сентименты по поводу глупости не просто бесплодны, но развращают и их объект, и сочувствующих. Думаю, “делать” нужно самого себя, жить свою жизнь - только на этом пути человек способен на милосердие и к себе, и - опосредованно - к другому.

О ментальности.

Менталитет - общественное поведение - говорит о принадлежности к обществу, времени, месту с его языком, литературой, традициями, искусством, наукой, образованием, воспитанием и прочими составляющими общественного “бульона”, формирующими навыки, представления, привычки, понятия, возникающие из бессознательного подражания.

Важно понять, что “образы жизни” - порядки и ментальности, отнюдь, не случайны, и тоже, в определённом смысле, вечны, как вечны архетипы характеров, ситуаций, отношений – «левее или правее» универсального закона, они ярко представлены политическими партиями – социальными ипостасями архетипов (парламент - социальная модель общества).

В отличие от культуры, менталитет формируется на уровне психофизических рефлексов и потому он может войти в противоречии с культурой, как бывают в противоречии универсальный закон и порядок некого режима. Достаточно свободный человек, стремящийся к культуре и осознающий недостатки своего менталитета, вполне может влиять на него, создавая новые привычки, более адекватные его индивидуальности, и тогда возникает стиль - оригинальный облик... Следует помнить, что личный стиль создаётся, прежде всего, внутренней работой. Манеры, поведение, речь, мимика - форма, которая без связи с внутренним миром человека, не более чем карнавальная маска. Можно с помощью стилиста, парикмахера, психолога и иных специалистов повлиять на свой внешний облик так, чтобы он стал адекватен среднестатистическому идеалу конкретного времени и места, но без личного участия возникнет манекен.

Общество может быть культурным ментально - органично - благодаря присутствию в нём достаточного числа культурных технологий. И в этом смысле цивилизованное поведение - окультуренный менталитет. Менталитеты народов могут быть различны, но культура - явление общечеловеческое. Культурные люди разных менталитетов общаются достаточно легко, а люди с общей ментальностью часто не находят общий язык, как это бывает с самыми, казалось, близкими людьми, если они находятся на разных ступенях культуры. Более того, ментальная похожесть может ввести в заблуждение, создав иллюзию взаимопонимания.

В современной цивилизации происходит унификация менталитетов. То, что уместно в этнографическом музее, вряд ли жизнеспособно в современном мире. Кино- и телеобщение, музыка, компьютер, туризм создают единое информационное поле, в котором традиции отступают в область фольклора. Культурные технологии не являются теперь достоянием некой привилегированной группы, но доступны каждому, как водопровод - было бы стремление. Технические атрибуты цивилизации создают достаточные условия для личной свободы, и, пожалуй, впервые обнажается грустная правда о том, что к свободе стремятся далеко не все.

О воспитании чувств.

Эмоциональная амплитуда - данность природы каждого человека и у одного она больше, у другого – меньше. Проявление чувств - их материализация в словах и поступках - зависит не только от природы эмоционального начала, но, в значительной мере, от культуры человека и его внутренней свободы - от его способности осознавать и выбирать среди своих чувств те, которые не поработили бы душу и не принесли бы в мир зло. Свобода - данность человеческой души, но не его “живота”. Душа, если она жива в человеке, свободна в выборе чувств. Она, как хорошая хозяйка, примеряет их к себе, заботясь о соответствии: не агрессивны ли, не пленяют ли разум, не подлы ли своей двойственностью. Разумная душа позаботится и о том, чтобы не разрушить свои чувства, не унизить их, не подавить, не уничтожить желания. Предназначение души - воспитание чувств.

Мне часто говорили: “Вы такая спокойная...”, воспринимая сдержанность, как бесчувственность - стереотип варвара, который предполагает, что если некто не захватывает в свои переживания всё, что плохо лежит - не ворует и не вторгается в чужие пределы, то это потому, что нет у него «вкуса к жизни», в отличие от тех, кто «хочет», то есть, владеет индульгенцией на право желания. Амплитуда чувств - индивидуальная способность, но вот, как ею распорядиться? Вдохновенное перо может написать «Я помню чудное мгновенье», а может – кляузу или фальшивый вексель – при этом авторы испытывают сходные чувства, да только похожий эмоциональный всплеск создаёт противоположные эффекты в спектре добра и зла.

“Отелло - культурный” не стал бы душить свою жену, хотя бы из уважении к закону с его презумпцией невиновности. Он сумел бы подняться над обстоятельствами и увидеть в роковой интриге - анекдот. Но “Отелло - варвар” поступил, как и положено рабу своих чувств, способному только на одну меру - схватить то, что по его представлению принадлежит ему: жену - в данном Вильямом Шекспиром случае - за горло...

Потребность душевного отдыха - расслабления, забвения - реальность человеческой природы, такая же, как и потребность сна - не низкая и не высокая, а равная среди равных. Она тем острее, чем интенсивней информационный поток - разум устаёт от «слова», растиражированного всуе современными средствами информации. «Спасение души» от научно-технических технологий - в создании культурных технологий. Душе не обязательно разделять бесчисленные нужды психики и тела, она может быть в достойном отстранении, как мудрая мать по отношению к своему ребёнку, которая не прислуживает, но научает. Душа, освобождённая культурными технологиями от рутинного воспроизводства - “на кругах” - может заниматься качеством бытия.

О мужчине и женщине...

Тема любви мужчины и женщины отдана поэтическим метафорам, с которыми соперничает лишь ненормативная лексика - две стороны бесчисленных симуляций слова. Атеист декларирует, что любовь - химия - нечто, хотя и естественное, но слишком сложное для понимания; верующий декларирует, что любовь - Бог - сверхъестественное, а, значит, и вовсе не для ума. Современная традиция адаптировала сюжет до уровня сексуального партнёрства, а медицина и педагогика свела к функциям и рефлексам. Как и во всех проявлениях жизни человеку приходится образовывать себя в своей способности любить. Как бы там ни было, ориентируясь в бесконечном море фактов и мифов, приходится сооружать самому свой эскиз о любви.

Касаясь этой темы ещё раз напоминаю, что я только пытаюсь понять - не настаиваю, не утверждаю, не поучаю, но ищу в любви её естественные границы, которые определила, как всё в жизни, относительно нравственных норм. Я пытаюсь избежать беспредела «всепоглощающей» любви. Коль скоро я пытаюсь моделировать в эскизах свою жизнь, приходится опускать с небес на землю все её тайны. Надеюсь, что читатель, если он прочёл мой текст до этого места, принял компромис, предложенный мной в начале, вернее, «в началах», предложенных не мной.

Бог создал Человека - мужчину и женщину – союз двух природ – различных, но нуждающихся друг в друге, и не только для продолжения рода, но и для жизни. Свойства мужской и женских природ - мужественность и женственность - проявляются не только физиологией, но своим «началом» - компромиссом.

Думаю, в душе каждого человека хранится эскиз его Галатеи и ежели он не восстребован – не осмыслен, если утеряна связь с душой или недостаёт знаний и мастерства на воссоздание эскиза в своей жизни, то и «приходят в странной суете разнообразные не те». Станислав Лем описал в «Солярисе» встречи людей с фантомами, вырвавшимися из их затеренных внутренних миров: большая часть «гостей» явилась клиповой плотью, возникшей из бессмысленной информации, которой было замусорено сознание её создателей.

Находясь в реальной близости с тем, с которым свела судьба, каждый продолжает общаться и со своей мистической половиной. Любые отношения «относительны» по своей природе и диалог, скорее, ближе не к дуэту, но к квартету, когда в голоса двоих вплетены голоса идеалов, а за их неимением - общественых кумиров. И в этом смысле важны не так голосовые данные и колоратурные подробности участников, как элементарные знания гармоний – норм нравственных отношений.

Добрые отношения - равноправные и личностные одновременно, объединяют разум и чувства в «любовь». «Бог есть Любовь» или «Разум», «Закон», «Мир» - нет противоречия в ипостасях идеала, к которому стремится человек. Бог создаёт человека по своему образу и подобию, но и человек создаёт своего Бога, и этот внутренний диалог определяет отношения человека с самим собой, Миром, другими людьми.

Культурное образование может обозначить существование разных уровней близости между мужчиной и женщиной, что избавило бы многих от разочарований и психологических травм. Спору нет, физиология вынуждает людей искать компромиссы далеко за пределами духовных идеалов и спаси Бог от ханжества. Но это не означает, что снисходя к телесным страстям, можно покидать пределы нравственности. Там где нет культуры, возникает культ. Культ плоти, как любой иной, нивелирует человека, сексуальная индустрия усредняет пол, подавляя мужское и женское начало. В попытке победить в себе Человека, мужчины и женщины позволяют насиловать и развращать свою природу. Последствия катастрофичны для всех и эпидемия гомосексуализма в этих трагических метаморфозах - лишь видимая часть айсберга.

В любви человек самоутверждает себя в наибольшей близости с другим, провоцируя естественное противоречие между потребностью отдать... и сохранить себя.

В восточных философиях «инь» и «янь» нуждаются в гармонии, без которой человек разрушается. Примитивное толкование отношений мужского и женского начал на протяжении веков материализовалось чудовищным насилием. Так, в Китае столетиями женщинам уродовали ступни ног, превращая их в калек. Но не стоит преувеличивать вину мужчин: женщины с энтузиазмом угнетают и самих себя, и своих дочерей, и своих мужчин. Видимо, таким варварским способом люди компенсируют примитивность своих отношений, как это происходит во всех диких общинах. Не знаю, как попадает в земной мир разумная душа, но механизм неуёмного размножения обездоленной плоти заводится в отсутствии разума. Не знаю, задуман ли был этот эффект или мир поломался, а то, что воспринимается как динамика, часто – не более, чем инерция.

Вернёмся же к нашим влюблённым баранам...

«Война полов» и подобные штампы вбиты в ментальность толпы, как гвозди в гроб. Сентенция «размышления мешают наслаждению» нужна тому, чья мысль слаба, не поспевает за ощущениями или же бежит от них, пугаясь уродливой формы или страшной сути своих наслаждений. Так, педофилу, например, чтобы «наслаждаться», лучше, конечно, не думать. И вот безмыслие уже культивируется, как всеобщая норма удовольствия, «занятия любовью» в общественном мнении вытесняют саму любовь и в хаосе агрессивной информации вполне нормальные мужчины и женщины теряют ориентацию уже не только в этических сферах, но и в определении своего пола. Впрочем, «снявши голову, по волосам не плачут»: не всё ли равно, каков «вторичный» признак у того, кто лишен своего «первичного» признака – разумности. Видимо, для многих физическая близость – единственный способ ощутить себя цельней, что и толкает в объятия, подчас, чужих и враждебных друг другу людей.

«Объявление любви» опасней объявления войны, потому что охотник за «предметом любви», ощущает себя, как никогда, правым. Действительно, право на любовь регламентировано не так чётко, как на материальную собственность: деньги, дома, машины. В беспредельном стремлении любить - ребёнка ли, родину, женщину или, пусть, самого Господа Бога, человек, не осознающий происходящее с ним, не способный на самоограничение, становится разрушителем. В безудержном стремлении к вдохновению, признанию, счастью – глупец опасен.

Человек рождается с даром любви столь же индивидуальным, как и все иные дары, но любовь его развивается счастливо или несчастливо в зависимости от того, насколько он осознаёт в ней себя. Доверить свою любовь можно только самому себе - своей интуиции, культуре, которые подскажут, если они развиты, и достойный выбор, и то, как самому достойно вести себя в любви. Чем цельней, собранней и культурней человек, тем полнее реализует он свой дар любви. Можно воплотить свою любовь в реальные отношения или сублимировать в виртуальные, – как позволит судьба. Но как бы ни складывались обстоятельства любви, её автор создаёт одно своё произведение, сколько бы различных жанров и сюжетов не объединилось под его именем.

Жизнь – воспроизведение себя. Думаю, что ощущение счастья возникает тогда, когда этот труд успешен. Я сумел, у меня получилось, - ликует душа. Человек нуждается в успехе своей жизни - в подтверждении, утверждении себя. Успех в любви – яркое подтверждение жизни. Взаимность в любви происходит как в совместном восприятии музыки: каждый слышит и переживает её индивидуально, но выбор партитуры и исполнение могут быть общими. Партитура - общность миропонимания и культуры - единственно, в чём вижу реальный шанс взаимности. Думаю, успех для двоих возникает из успеха каждого - не из ущербов половин, нуждающихся в дополнении, но соучастием цельных людей, когда каждый живёт в своей жизни и, вместе с тем, возникает общее жизненное пространство - новое измерение, воспринимать и осваивать которое приходится... тоже порознь...

Вряд ли официальная регистрация союза мужчины и женщины делает его лучше. При всём моём уважении к закону (что неустанно обосновывала в этом тексте), брак – исключительная форма союза, изначально требующая искренности и доверия, без чего он не состоится фактически. Убеждена, что союз между мужчиной и женщиной возможен, если их объединяет внутренний закон. Все социальные, финансовые вопросы могут быть улажены по общему согласию, юридически оформлены и без брачных контрактов. Посредник нужен, если люди не доверяют ни себе, ни друг другу, но если при этом они всё же согласны жить вместе, то, конечно, юрист необходим, а также полицейский, священник, свидетели и судьи – участники и зрители очередного детектива.

О ребёнке.

Если прежде я отпускала поводья своих рассуждений, то в размышлениях о ребёнке попытаюсь держать их, поскольку в этой теме я - не одна...

Пытаясь продолжить свой монолог, понимаю, что пишу свои эскизы не только для себя – теперешней - или для своих детей, но для некого - абстрактного - ребёнка, которым могла бы быть и я.

Вряд ли эскиз о детях может быть прорисован в отдельной главе. Он вплетён во все размышления: о мире, человеке, добре, зле, культуре, любви. Принципиальная разница лишь в том, что в отношениях с ребёнком счёт выставлен особый. Прекратить отношения «отцов и детей» вряд ли возможно живому человеку. Даже если «отец и сын» расстались, их диалог продолжается. Его можно заглушить лишь вместе с общим восприятиям жизни.

Традиция рождения ребёнка для «любви» возникла, кажется, в веке семнадцатом. Прежде ребёнок воспринимался, как функция продолжения рода, и его права и обязанности были весьма строго определены. Технологии взаимоотношений «отцов и детей» - до «эпохи любви» - были самыми разнообразными, но, как бы там ни было, технологии, основанной на любви к ребёнку, видимо, не существует и тот, кто рождает своего ребёнка «для любви» отправляется с ним в путь над пропастью с завязанными глазами. Ориентирами и поддержкой в этом путешествии могут быть только нравственные нормы. Глупая родительская любовь разрушительна подчас, не менее, чем равнодушие или даже враждебность. Не удивительно, что взаимотношения «отцов и детей», основанные на чувствах, чаще всего превращаются в культ со всеми его печальными следствиями: беспределом и насилием, разрушительней которых нет - никто так не ранит, как тот, кого боготворишь. Молодая мифология о любовных отношениях родителей и детей пребывает на уровне мексиканских сериалов и реализуется подобным же образом: «Гуанито, я отдала тебе всю себя, а ты...» и т.п.

И жёсткая рациональность в отношениях родителей и детей ущербна. Живые, добрые отношения - компромисс, опирающийся на культуру и нравственность. И если они не ложны, не декларативны, то есть шанс взаимной разумной любви - только шанс.

Хотят того родители или нет, понимают или нет, но они передают ребёнку свой образ жизни и преподают систему отношений, принятую в семье, и не ту – идеальную, которую они предполагают, декларируют и изображают, а реально существующую, которую, подчас, и сами не осознают. В зависимости от того, нравственны или извращены истинные отношения в семье, ребёнок войдёт в жизнь с теми законами, которые получит от родителей. Напоминаю, что отсутствие реальных законов – тоже закон, и он – самый жестокий и делает человека бесправным и беспомощным перед собой и другими людьми, судьбой и всем Миром.

Трудно приходится ребёнку, родившемуся в семье, где по разному понимают, что есть «добро и зло». Трудны испытания выбора между пожеланиями «добра» в разных системах координат изначально - от самых близких, - есть отчего заблудиться и потеряться с малолетства. К тому же, и сам ребёнок приходит в мир с предварительными знаниями - индивидуальной ориентацией и мышлением, которая проявляется и предъявляется близким...

Если семье не достаёт культуры отношений, то конфликт мироощущений, а вслед за ним баталии разной степени жестокости неизбежны. Семейные войны происходят по тем же сценариям, что и «Великие Мировые»: атаки, затишья, захваты територий, разграбление святынь и ценностей, пленения, побеги, дезинформация, шпионы, дипломаты и т.п., и т.д.... Отличие в том, что победителей в семейных войнах никогда не бывает: слишком раним сей хрупкий организм.

Родители нуждаются в культуре не только на уровне своего менталитета, но и в умении формулировать мысли - объяснять словами свой способ жизни: человек нуждается в слове . Мистика присутствует в рождении ребёнка - невозможно точно предопределить топографию его внутреннего мира и набор даров, с которыми он приходит в жизнь, но совершенно очевидно, что развитие его будет более успешным в культурном, а не в диком поле. Рождение человека не ограничивается физиологией - он нуждается в образовании своего разума - в слове . Даже если созданы достойные социальные и материальные условия для рождения и есть самые добрые и нежные чувства, необходимо спросить себя самого: Что я должен сказать своему ребёнку? Возможно, если бы люди, решившие стать родителями, задали себе этот вопрос, то поняли бы, что не знают ответа, и эта мысль могла бы стать началом их собственного развития.

О равенстве людей...

Вернее, о неравенстве, данном при рождении... Дело не только в том, что кто-то родился во дворце, а кто-то - в лачуге, и не в том, что кто-то - у умных и любящих родителей, а кто-то - в приюте... Я не о судьбе, не о роке и даже не о культуре и о даре талантов, а о предварительном знании о достойной жизни - то есть, о “внутреннем законе”, когда душа, будто, знает, что хорошо и что плохо, что можно и что нельзя, что есть добро и что зло... - о врождённом достоинстве.

Если такие достоинства, как разум, воля, внутренний закон - данность, то в чём же свобода человека? И как быть тому, кто лишен дара? Можно ли стать нравственным человеком или это качество не выбираемо и не достижимо в земных усилиях? “Быть или не быть” - выбор или обречённость?

Тайна бытия порождает мифы, один из которых - о переселении душ: вечная душа претерпевает множество инкарнаций, каждая из которых предопределена прежней жизнью. Сюжет связывает мистической нитью земную жизнь с бытием за пределами рождения и смерти. Прежде мне нравилась эта легенда, а теперь я выросла из неё. Что ли, живя здесь и сейчас, я отрабатываю вечность? Или если ничего и никого нет, всё дозволено и не воздастся, стану ли жить иначе? Вовсе нет. Думаю, никто за мной не следит, кроме меня самой, и то, что за пределами моей жизни - не важнее, чем мой сегодняшний день. Моя свобода – состояние моей души. Думаю, это и есть “тайное тайных”, о чём А.С.Пушкин написал: “Скучна как истина, глупа как совершенство…”

Думаю, нужно принять свою человеческую природу, как данность своей жизни - единственной. Думаю, что для достойного принятия жизни, то есть, реализации себя по своей индивидуальной мерке, необходимо ровно столько сил, сколько отмерено каждому по дарам его, если сосредоточиться на себе и не слишком отвлекаться на грубое сравнение с чужой долей - на зависть, тщеславие, гордыню, жадность, ревность, злорадство, мстительность и прочие глупости. Злые чувства - в большей или меньшей мере - свойственны природе каждого человека, их невозможно уничтожить, но можно научиться сдерживать и не позволять им развиваться в пороки. Пороки - не просто некая абстрактная нравственная категория, а весьма конкретные болезни души, за которые приходится расплачиваться, прежде всего, их владельцу. Собственные пороки можно лечить, выращивая личные достоинства, как отличные овощи в своём огороде - по культурным технологиям. Жизнь с её счастьем и страданиями, благополучием или бедствиями материализуется по законам природы. Мир один, его законы едины для всех и каждого. Отсутствие жёсткой формы равенства - плата за свободу.

Завершаю свой прозаический опыт. Он помог мне лучше понять себя, многие жизненные коллизии, сориентироваться в возможном выборе, расставить приоритеты в отношениях с другими людьми.

Вернёмся в начало...

©2003 Таня Ахтман

Ливна

www.geocities.com/akhtman

akhtman_tatyana@hotmail.com

к началу

----------------------------------

[1]. “допустим, что…” то есть, “поверим, что…”. Автор допускает некорректность: в математике предположение «допустим, что...» совсем не означает «поверим, что...», а означает чёткое фиксирование области применения рассматриваемой теории. Здесь нет места вере, просто постулируется, что теория верна при таких-то условиях. Прим.ред.
[2]. Позволим себе не согласиться с автором. Как раз, наоборот, по сущности духа русского народа: «Я» - извечный ОТВЕТ на русский вопрос «КТО ВИНОВАТ?». Прим.ред.
[3]. В традиционном понимании «Тора» – это «закон». В Ветхом Завете (Старом Завете) – это Пятикнижие Моисеево. Прим.ред.
[4]. Меньше всего Иисуса можно назвать заступником страдающей плоти. Как раз наоборот, Он призывал к совершенствованию в духе. «Царствие Мое не от мира сего». И одной из причин Распятия было как раз непринятие на себя земного руководства. Прим.ред.

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№17 весна 2004 года дата публикации: 1.03.2004