Александр Херсонов

 

«Россия, Россия, Россия -
мессия грядущего дня!»

 

1

 

«Люблю отчизну я, но странную любовью.
Не победит её рассудок мой»,

 

- признавался Михаил Юрьевич Лермонтов. И он же воскликнул беспощадное:

 

«Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ…»

 

Мы, россияне, по-видимому, генетически обречены любить родину «странной», нерассудочной любовью, которая иногда уживается с… ненавистью. Есть такое понятие в психологии, как «любовь-ненависть»…

Мы любим родину с тоской и жалостью, которые, в конце концов, приводят к отчуждению от неё, а то и к бессильной ненависти…

На изломе веков Отечество познало краткий период поэзии, получивший название «серебряного века» (1895 - 1920).

Символист Константин Бальмонт в «Родной картине» делится с читателем подавленным настроением:

 

«Полусвет и полусумрак, и невольно рвёшься вдаль,
И невольно давит душу бесконечная печаль».

 

Однако, в «Стране, которая молчит» появляется нюанс нового настроения:

 

«Страна великая, несчастная, родная,
Которую как мать, жалею и люблю».

 

Оригинальный рецепт от вековечной тоски по нелёгкой доле России, предлагал в 1896 году поэт Фёдор Сологуб:

 

«Я - Бог таинственного мира,
Весь мир в одних моих мечтах.
Не сотворю себе кумира
Ни на земле, ни в небесах.

 

Моей божественной природы
Я не открою никому.
Тружусь, как раб, а для свободы
Зову я ночь, покой и тьму».

 

Согласимся с тем, что сологубовский рецепт годится на все времена, «работает» и в наши дни, избавляя творческую душу от тоски из-за врождённых изъянов родины…

Но, оказывается, стойкое ощущение божественного «Я» не является панацеей от российского сплина даже для такого творца, как Фёдор Сологуб. В «Гимнах родине» поэт признаётся:

 

«О, Русь! В тоске изнемогая,
Тебе слагаю гимны я.
Милее нет на свете края,
О, родина моя!

 

Твоих равнин немые дали
полны томительной печали,
тоскою дышат небеса…
Твои суровые просторы
томят тоскующие взоры
и души полные тоской.
Но и в отчаянье есть сладость,
тебе отчизна стон и радость,
и безнадёжность, и покой».

 

Вот она, любовь русского человека к родине:

 

«Люблю я грусть твоих просторов,
Мой милый край, святая Русь.
Судьбы унылых приговоров
Я не боюсь и не стыжусь».

 

Так, может быть, секрет «странной» любви к отчизне заключается в том, что мы бессознательно любим именно Святую Русь-Россию?

Но что же это за феномен, печаль России и печаль по России? Уж не жаль ли нам Святую страдалицу - Россию, именно Святую, в той же степени, как нам жаль распятого Христа? Не одной ли природы эти всемирные жалости-печали? Видимо так, если поэт называет печаль по России бессмертной.

Вот оно, слово поэта-ясновидца:

 

«Печалью, бессмертной печалью родимая дышит страна
Но русское сердце тоскует вдали от родимой земли» (1903).

 

То же самое ностальгическое чувство по России испытывает и поэт Валерий Брюсов:

 

«За полем снежным - поле снежное,
Безмерно белые луга.
Везде - молчанье неизбежное,
Снега, снега, снега, снега…».

 

Но поэт-акмеист Иван Бунин не склоняет голову перед нищенством России, её вселенской тоской:

 

«Я не люблю, о Русь, твоей несмелой,
Тысячелетней, рабской нищеты».

 

И всё же:

 

«Но этот крест, но этот ковшик белый…
Смиренные, родимые черты!» (1905).

 

 

2

 

Особенно трагично, с бессильным надрывом, писали о родине поэты, предчувствуя приближения новых времён, которые Александр Блок назвал «неслыханные перемены, неслыханные мятежи».

И всё же к 1917 году печально-тоскливые настроения русских поэтов в отношении родины меняются на новые, ранее не познанные ощущения.

Совсем иные, чем у Бальмонта, Сологуба и Брюсова возникают мысли и настроения в отношении России у поэта Андрея Белого. В стихотворении «Родине» поэт призывает:

 

«Россия, Россия, Россия -
Безумствуй, сжигая меня!»

 

Удивительное видение возникает перед поэтом:

 

«В твои роковые разрухи,
В глухие твои глубины
Струят крылорукие духи
Свои светозарные сны».

 

Космогоническое пророчество звучит в страстном призыве поэта:

 

«Не плачьте: склоните колени
Туда - в ураганы огней,
В грома серафических пений,
В потоки космических дней!».

 

Звучит и надежда. На кого? На сошедшего Христа!

Вот оно, соединение двух великих и бессмертных имён: Россия и Христос!

 

«Сухие пустыни позора,
Моря неизливные слёз -
Лучом безглагольного взоры
Согреет сошедший Христос».

 

«Пусть в небе - и кольца Сатурна,
И млечных путей серебро.
Кипи фосфорически бурно,
Земли огневое ядро!

 

И ты, огневая Россия,
Безумствуй, сжигая меня.
Россия, Россия, Россия -
Мессия грядущего дня!»

 

Поэт-философ Юргис Балтрушайтис так же тоскует в творчестве. Но это совершенно иная тоска, которая не «зацикливается» тоской по родной земле. Тоска поэта вселенская:

 

«Вся мысль моя -
Тоска по тайне звёздной,
Вся жизнь моя -
Стояние над бездной».

 

Что есть жизнь человека, спрашивает поэт? И отвечает:

 

«Сон бесцельный,
Трепет беспредельный».

 

Между тем поэт замечает:

 

«В синих высях Бога
Ночных светил живые письмена»,

а

«Некий круг связующий объемлет
Простор вещей, которым меры нет».

 

Как мал, бессилен человек, когда

 

«За мигом миг в таинственную нить
Власть Вечности, бесстрастная свивает».

 

И горько сожалеет:

 

«Какая боль, что грозный храм вселенной
Сокрыт от нас великой пеленой».

 

Александр Блок тоскует «скромнее», его тайна не мирового масштаба, она запрятана в самой матушке-России:

 

«Ты и во сне необычайна,
Твоей одежды не коснусь.
Дремлю, а дремотой тайна,
И в тайне - ты почиешь, Русь».

 

Что касается души поэта…

 

«Живую душу укачала,
Русь, на своих просторах, ты,
И вот - она не запятнала
Первоначальной чистоты».

 

Беспредельна вера А. Блока в Россию будущего:

 

«Пускай заманит и обманет -
Не пропадёшь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты…»

 

Поэт ясновидчески восклицает:

 

«О, Русь моя! Жена моя!
До боли нам ясен долгий путь!»

 

3

 

Поэты «есенинского призыва» как один с душевной болью писали о родине.

Крестьянский поэт Спиридон Дрожжин вовсе непритязателен к родной земле:

 

«Я вижу Волгу
И с лесами опять поля,
А там дорожка
Куда-то вьётся далеко…
Ах, если б счастья немножко,
Как здесь жилось бы мне легко».

 

Поэт Александр Ширяевец ищет и находит причину тоски по родному краю. Вначале восклицает:

 

«Сколько буйных сил непочатых
У тебя, родная Русь!»

 

И затем переходит к главному:

 

«И такие силы львиные
Зарывалися века!
Не с того ли и надрывная
Тяжела твоя тоска?»

 

Поэт Пётр Орешин (1915) задаётся вопросом: «Кто любит родину»? И рисует непритязательную картину:

 

«Кто любит родину, русскую землю с худыми избами,
Чахлое поле градом побитое?
Сила измызгана, потом и кровью исходит силушка,
А избы старые, и по селу ходят нищие…»

 

И находит парадоксальный ответ на свой же вопрос:

 

«Он, лапотный, больше всех любит родину!»

 

И объясняет суть видимого парадокса:

 

«Ведь потом и кровью полил он, кормилец,
Каждую глыбу и каждый рыхлый и тёплый ломоть
Скорбной земли своей!»

 

О мучительной, тоскливой любви к родине писал и Сергей Есенин:

 

«С того и мучаюсь, что не пойму,
Куда несёт нас рок событий…»

 

Но, в конце концов, разобравшись в существе происходящих в России исторических событий, поэт провидчески воспел

 

«Новые в мире зачатья в отблеске алых зарниц…»

 

И в этих мировых зарницах увидел новую будущую Россию, действительно прошедшую краткий путь «от сохи до атомной бомбы».

Хорошо известны хрестоматийные строчки поэта:

 

«Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».

 

Величие человека и поэта Сергея Есенина заключается не в традиционном оплакивании России, а в призыве смело двигаться к новым, неизведанным временам:

 

«О, Русь, взмахни крылами,
Поставь иную крепь!
С иными временами
Встаёт иная степь».

 

Не прост в мыслях и чувствах поэт Сергей Есенин:

 

«Долга, крута дорога,
Несчётны склоны гор,
Но даже с тайной Бога,
Веду я тайно спор».

 

Мощно, убеждённо звучит в год Революции призыв поэта:

 

«Сокройся, сгинь ты племя
Смердящих снов и дум!
На каменное темя
Несём мы звёздный шум.

 

Довольно гнить и ноять,
И славить взлётом гнусь –
Уж смыла, стёрла дёготь
Воспрянувшая Русь.

 

Уж повела крылами
Её немая крепь!
С иными именами
Встаёт иная степь».

 

Прошло столетие. И новая Россия по пророчеству С. Есенина рассталась с «каменным теменем» и чутко прислушивается к «звёздному шуму» наступивших Времён Эры Водолея.

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

52 дата публикации: 15.12.2012