Владимир Калуцкий,
член Союза писателей России

 

КОГДА Я БЫЛ БОГОМ

Рукопись, найденная в Интернете

 

«Я пишу эти строки на крошечном острове святого Фомы, затерянном почти посередине Великого Океана. Живут здесь двенадцать потомков европейцев, чьи предки ещё в ХIХ веке привезены сюда в кандалах по определению королевского суда Великобритании. Богу было угодно сделать их аборигенами этого клочка суши и, как поведал мне здешний староста, дальше тридцати человек население колонии Святого Фомы никогда не простиралась.

Теперь тут плантации редкой картофельной пальмы, ветровая электростанция, маленькая пристань и местный флот из четырёх мелких, но быстроходных катеров. Над островом вяло шевелится на высоченный мачте странный зелёный флаг в кровавую крапинку, разделённый крестом ровно на четыре части.

Здесь настоящий земной рай. Тёплый океан, мягкая нежаркая погода и никаких хищников. Живу я здесь не знаю сколько дней, но за это время никто не надоедал мне вопросами, не набивался в друзья и не отторгал мои просьбы. День ото дня я чувствую себя как бы в выдуманном мире, где на меня ничто дурно не влияет и не действует, но где всё исполняется по моему желанию.

Я ещё не нашел себе занятия, но, однако ж, всякий раз, когда желудок даёт о себе знать, нахожу в меру накрытый стол в своём отдельно стоящем домике. После бурных событий прежней жизни я долго приходил в себя, а когда почувствовал здоровье укрепившимся, то пожалел об отсутствии Интернета. И уже на другой день нашёл на письменном столе не новый, но вполне работоспособный компьютер.

Я принялся за работу, и первым делом захотел узнать побольше об уединённом месте моего нынешнего пребывания.

И тут меня ждало открытие! Моего острова не существует в природе! И даже явственная космическая картинка акватории выдает лишь морскую рябь.

Это оказалось необъяснимым, и поэтому я решил не искать разгадок новому явлению, а сделать запись предшествующим событиям, пока они ещё свежи в памяти.

Я поднимаю кверху составную нижнюю часть оконной рамы, и вижу, как на восточной грани неба и океана комковатой цепочкой лежат белые облака. Ветра нет совсем и флаг острова на мачте висит безвольно и сонно. Пятнадцатилетняя девочка Элиза, дочка местного адмирала карманного флота, покачивается, сидя в гамаке между молодыми пальмами, болтает ногами. Она готовится к поступлению в университет на материке, на коленях у нее ноутбук.

Тишина и умиротворение царят на острове и я какой-то боковой мыслью успеваю подумать : «А забыть всё - и наслаждаться жизнью!»

Крупный морской краб подбегает под окно, оставляя на песчаной дорожке бороздки кривоватых следов. Культиватор!

Я отхожу от окна и набираю на клавиатуре первую фразу:

«Казённое письмо в почтовом ящике поначалу не привлекло моего внимания. Нынче всякая контора норовит прислать квитанцию, напоминание, пытается запугать. Но когда я поднялся в свою однокомнатную квартиру на последнем этаже хрущёвской пятиэтажки и пристальнее глянул на конверт, то почувствовал недоумение. Оранжевой краской по верхнему срезу почтового прямоугольника красовалось название фирмы, пожелавшей что-то сообщить мне: «Бюро особых гарантий».

Краб неожиданно оказывается в комнате. Стуча клешнями, пробегает по полу и прячется под кровать. Выуживать его придётся видимо, шваброй.

Как он, чёрт его возьми, преодолел подоконник?

И где, чёрт возьми, я обронил мобильник?

Писать расхотелось. Я глянул вдаль, на океан и неожиданно увидел, что цепочка облаков на горизонте разбухла и потемнела. И флаг на шесте неожиданно шевельнул крылом и опять затих.

А зачем, собственно, писать воспоминания ? Кто мне поверит? Да мне самому всё случившееся вполне показалось бы полной чушью, если бы шутники из того самого Бюро после эксперимента вернули меня в мою квартиру, а не забросили на этот нелепый остров!

Я падаю спиной на матрац кровати и замыкаю руки на затылке.

Да, всё поначалу складывалось красиво. В письме, поверх которого шапкой красовались всё те же слова «Бюро особых гарантий» было написано:

«Уважаемый господин Тебенихин! Сообщаем, что Ваши изыскания в области евгеники привлекли внимание учёного совета Академии прикладной Метафизики и заслужили Премии Гальтона. Вручение премии состоится 13 февраля сего года в здании Академии…»

И далее следовал известный на всю страну адрес московского научного центра.

Я повертел письмо в руках, поглядел на просвет. Обычный лист, компьютерный текст. Подпись, печать, дата.

Но я никогда никаким боком даже не приближался к евгенике! Я - профессиональный безработный журналист. Без семьи, без денег, без протекции. Ну - слышал, что есть такая наука. Вернее, как учили меня где-то когда-то - лженаука. Что-то о выведении в пробирке сверхчеловека. Или о сращивании полов. Почему-то всплыло совсем уж не к месту слово «конвергенция» - и я прямо от стола по крутой дуге отправил письмо в мусорное ведро.

Утром - чего давно не случалось - разбудила меня мелодия мобильного телефона. У меня там такой набор нот - из «К Элизе». Голос редактора Бабина возник раньше, чем умолк мембранный Бетховен:

- Проснитесь, граф, рассвет уже полощется!... По-прежнему нищенствуешь, литературное ничтожество? Хочешь заработать?

- Ну? - воспрошаю спросонок.

- Через неделю у нас в Белгороде Академия Наук проводит выездное заседание. Срочно нужно впарить читателям какой-нибудь наукообразный материал. Ну - ты же можешь соврать, как никто в нашем журналистском кубле. Соглашайся, граф!

- Сколько?

- Десять тысяч до и столько же позже.

- Поездку в Москву оплатишь?

- Лёгко. Когда отбываешь?

- Тотчас! - сказал я, отключил телефончик и полез в мусорное ведро. Спасибо, письмо старой чайной заваркой залито было ещё не настолько, чтобы не прочесть адреса.

И колесо судьбы завертелось, сверкая шестерёнками и спицами.

Оно прихватило меня за полу пиджака уже следующим утром стряхнуло с себя прямо перед громадной дубовой дверью Академии прикладной Метафизики.»

…Качнулись шторы, и в мою комнату через окно дохнуло прохладным ветерком. Я поднялся, подошёл к подоконнику.

Картина за окном заметно изменилась. На мачте теперь недовольно шевелился изумрудный флаг и крапинки суетились по нему, словно стараясь спрыгнуть. Три катера у причала танцевали в ряд, словно клавиши пианино, то втыкая мачты в небо, то выдергивая их оттуда. Четвёртый катер, видимо, как всегда по понедельникам, ушёл на океанскую трассу за полсотни миль для встречи с большим почтовым транспортом.

Небо по восточному краю являло собой одну большую мешковатую тучу. Девочка в гамаке пересела, полуповернувшись к ветру.

На прибрежной полосе искрилась галька. Присмотревшись, я понял, что там живой шубой шевелятся мириады выбравшихся из моря крабов.

Мой рай начал пугать меня.

Не видно ни одного аборигена, лопасти ветряка электростанции слились в белый диск. За тяжким дыханием моря не слышно птиц.

Я вернулся к компьютеру. Я опишу всё, что случилось со мной, и запущу в Интернет. Если я исчезну вместе с этим островом, то останется хотя бы мой рассказ. Вдруг он поможет хотя бы одному наивному человеку избежать общения с «Бюро особых гарантий»!

«…Я развернул дубовые створки дверей Академии и оказался в громадном вестибюле. Пол с бесконечным лохматым ковром, девица в срамно коротком для такого заведения платьице и её вопрос:

- Вы семьсот второй?

Растерянно развожу руками: не знаю, какой я. Протягиваю, а она брезгливо берёт у меня заляпанный заваркой конверт:

- Ну, вот же! - указывает длиннющим пальцем с кровавой капелькой ногтя на какой-то значок на конверте. - Вам в третью дверь справа.

Ступаю на ковёр, как на луг. Первая, вторая…

Третья дверь открывается сама собой. Я вошёл в пространство, оказавшимся не комнатой, а местностью размером с небольшой сельскохозяйственный район. В паре метров справа от двери, за небольшим пультом, сидел плюгавый молодой человек в замызганном белом халате и старательно орудовал картриджем, от усердия высунув кончик языка. Результатом его манипуляций было появление симметричных геометрических фигур на спелом пшеничном поле, раскинувшемся километрах в двух, несколько ниже от нас. Раскрыв рот от изумления, я видел, как, словно под колесом невидимого катка, целые прогоны соломы ровно выкладывались в кольца и треугольники. Точно так, как показывают нам по телевидению в разделах необъяснимых природных явлений. Видел я картинки с таких полей - то из Англии, то из Ставропольского края…

Неожиданно, с сипением паровозного котла, над головой возникло брюхо непонятного летательного аппарата, и я вновь ахнул - НЛО!.. Повисев и подрожав, видение попросту растаяло всё с тем же сипением.

А когда я вернул глаза в горизонтальное положение, то не увидел уже ни местности, ни плюгавого фокусника.

Я стоял почти посередине огромной аудитории, где, цирком, расходясь в несколько ярусов вокруг меня, белели халаты многочисленных дядь и тёть, почти сплошь в золотых очках. Кто из них - и из них ли? - при этом говорил, я не знаю, но голос из под потолка был мужским, сферическим - облегал меня плотно, как кокон:

- Путём строгого отбора мы, Совет Академии прикладной Метафизики, выбрали Вас в качестве селекционного материала для наделения качествами бессмертья. Ступив за этот порог, Вы приобщились к избранной кагорте людей, которые не умрут никогда. Собственно, сегодня наша Академия в состоянии, таким образом, осчастливить всё человечество, но мы не находим основания для вовлечения в процесс людей недостойного проведения, худых мыслей, хронически больных, словом - всех тех, кого евгеника пока не признаёт гармоническими личностями.

- Но это же чистый фашизм! - выпалил я, всё ещё находясь под впечатлением шипящего НЛО. - И потом - я не давал согласия становиться бессмертным. Прикажете тысячу лет сидеть безработным в убогой хрущёбе?!

Что-то вроде общего смеха прошелестело по трибунам, и тот же голос заговорил. Теперь по-отечески душевно, с грудными нотками:

- Вы стали богом. Для Вас отныне нет ничего невозможного, ибо мы наделяем Вас способностью к владению зеротехнологиями.

- И… что это?

И опять - общее оживление. По-видимому, эти люди уже знают, что такое зеротехнологии, и они им нравится».

…Дробный стук по полу оторвал меня от клавиатуры. Я увидел, как наглый краб выбрался из-под кровати и впился в скатёрку стола. Ловко снуя клешнями, он угловато взобрался к компьютеру побежал по рукаву. Брезгливо пытаясь стряхнуть краба, я глянул на его клешню и осатанел: она была железной, с искусственно заточенными заусеницами, на заклепках!

Я схватил монстра за панцирь и с размаха выбросил в окно.

Океан ревел. Дрожа от нахлынувшего страха, я глядел, как, борясь с боковой волной, к причалу пытается приткнуться катер адмирала. Обречённо успел подумать, что мне-то, уж точно, почты не будет.

Мешковина неба заняла всё пространство над островом, брюхом зацепилась за мачту, полузакрыв флаг и верхняя часть круга вентилятора электростанции вертелась, словно дисковая пила, вспарывая тучу. Прозрачными искрами из-под пилы разлетались крупные водяные брызги.

Начинался шторм.

И тут я услышал знакомые ноты этюда «К Элизе». Над подоконником возникла мокрая пакля головы девочки из гамака. Она протягивала мне мой пропавший мобильник и норовила всем телом перевалиться в комнату. Я взял телефончик и было хотел помочь девочке, но когда она мельком встретилась со мной глазами, я окаменел.

На меня ахроматическими зрачками глядели две мёртвые веб-камеры.

Жутко закричав, я толкнул девочку обратно и резко опустил раму, закрыв окно. Потом затянул шторы.

Я не желаю шторма и потрясений!

И мне показалось, что на улице установилась тишина.

Я сел на кровать, забился в угол и стал ждать смерти.

Видимо, задремал. Во всяком случае, сознание вернулось ко мне на середине телефонного вызова. Я резко нажал кнопку и услышал вальяжный и спокойный голос Бабина:

- Надо иметь совесть, граф. Я тебе плачу настоящие деньги, а ты мне туфту гонишь. Будь добр, скинь к утру на мой ящик готовый материал по науке. Ты ж меня без ножа режешь.

Я пытался ответить, но лишь хватал сухим ртом воздух. Редактор что-то заподозрил, мягко переспросил:

- Ты там не упился, болезный?

- Мне страшно… - прохрипел я. - Тут механические крабы волной идут от берега…

- Ну! - обрадовался редактор. - То, что надо. Всех блох!

И отключился.

Спасибо хотя бы за то, что разбудил.

А где эта механическая девочка?!

А где краб?

А почтовик где…

Я подошёл к окну и отодвинул штору.

Во всём поднебесном мире царили покой и свет.

Девочка сидела в гамаке и бубнила непонятный текст. Почтовый катер мирно уткнулся в причал рядом с утлыми собратьями.

Ветряк станции едва шевелил лопастями. Адмирал потянул в гору, к местной мэрии, мешок с почтой, приветливо помахал мне рукой.

Рай…

Так вот почему я не нашёл в Интернете и тени упоминания об острове Святого Фомы под этой широтой! Нет рая на земле, и остров этот - суть производная зеротехнологий шутников из Академии прикладной Метафизики.

Но если так - надо срочно закончить записки! Это же вековая сенсация! Возвращаюсь к компьютеру и к тому месту в тексте, где оставил себя посередине неведомой аудитории:

«Мы открываем Вам самые запретные истины, содержащие в себе смысл всех наук, - вещал зычный голос, и я впитывал его слова, как соты впитывают пчелиный мёд. - Веками считалось, что на Земле прежде существовали сверхцивилизации Атлантов и Гипербореев, обладавшие божественными способностями. Якобы он дали нынешнему человечеству начала знаний и оставили после себя циклопические каменные мегалиты.

Это правда, но не вся. Атланты и гипербореи существуют рядом с нами и поныне, и они во все века внимательно следят за развитием нашей цивилизации. Они отводили от людей глобальные беды и ограничивали развитие опасных для мира земных наук. И во все времена они одаривали способностью бессмертия выдающихся учёных и гуманистов человечества. Нынче решено значительно расширить сообщество избранных с тем, чтобы именно ему оставить в наследство всю Землю. Вы - один из избранных.

- А как быть с остальными? - осмелел я.

- Они обречены. Как только сверхцивилизация откажет всему остальному миру в покровительстве - он остановится в развитии. Остановка равнозначна смерти.

- Но это жестоко!

- Нисколько, - вещал голос. - Жестоко было бы всем избранным не воспользоваться шансом, ведь только на пути физического бессмертия у человечества есть будущее.

- Всё это только слова! - осмелел я.

- Отнюдь нет! - окреп голос. - Только люди с безграничным ресурсом жизни способны овладеть технологиями атлантов. Вы, как учёный, и сам понимаете, что мы на Земле упёрлись в потолок познания. Самое большое, на что мы способны - это расщепить атом. Ну, ещё создать некоторые материалы на основе нанотехнологий.

- Но ведь мы только выходим на уровень этих самых нанопознаний! - попытался я вставить слово!

- А для Атлантов это - давно пережитое детство. Ведь что такое нанотехнологии? Грубо говоря, - это попытка конструировать материю на уровне наночастиц, то есть - величин, корень которых измеряется значениями с девятью нолями. Нано по латыни - девятая степень. А Атланты в этом деле ещё тысячи лет назад ушли на запредельные величины с любым количеством нолей! В конце-концов они пришли к так называемым нулевым, или зеротехнологиям, когда работают с отсутствующим материалом!

- Но это невозможно!

И опять аудитория ответила сдержанным покровительственным смешком. Голос слегка откашлялся и продолжил.

- Эти люди, если их так можно назвать, способны из ничего создавать нечто. Они производно лепят любой атом и конструируют из него недоступные природе молекулы. Они перемещаются на кораблях, сквозь которые пролетают наши самолёты и возводят здания, которые мы проходим насквозь, не замечая. Мы, обычные люди,. живём и не видим вокруг себя грандиозных строений, космических эстакад… Мы и самих атлантов не видим только потому, что и биологическую клетку они создают из зероматериалов! А люди иногда видят НЛО и иные миражи только потому, что у Атлантов случаются технологические сбои!..

- И… я сейчас нахожусь в зеропомещении?

Голос прозвучал лёгким смешком:

- Вы же только что видели круги на полях. Это Вам первый лёгкий урок жизни в зеропространстве, где Вы и останетесь после лёгкой медицинской операции перевода Вашего организма в новое бытие.

- И я тоже стану невидимым?

- Отнюдь нет! - голос как бы уменьшился в объёме и внезапно передо мной выткался из ничего тот самый замызганный оператор пшеничного повала. Он шутливо откланялся и спросил:

- Если я назовусь Коровьевым - Вы не обидитесь?

- Тогда уж и Воланда явите свету, - теперь уже пошутить попытался я. Но мой гид по бессмертной жизни взял меня под локоть и пригласил к лёгкой прогулке по аудитории:

- Вы будете существовать в той ипостаси, которую посчитаете нужной. Хотите жить в своей хрущёвке - ради Бога. Задумаете оборудовать себе лабораторию где-нибудь на планете Гия в системе Сириуса - да на здоровье! Вы же Бог, у вас в руках пластилин бытия! Главное условие - Вы не должны прекращать своих исследований по евгенике.

Я аккуратно высвободил локоть и попытался слегка отстраниться:

- Вы ошиблись, Коровьев, - в евгенике я не смыслю ни уха, ни рыла…

Пол под ногами дрогнул и закачался . Резко потемнело. Я протянул вперёд руку и нашарил вертикальную опору. Поднял глаза: - мачта. Сверху дрожал фонарь и масляный свет его перечёркивали полосы косого дождя. Голос тяжёлый, грудной досадливо отчитывал кого-то словно с неба:

- Вечно вы торопитесь невпопад. И что теперь делать с неликвидом?

Этот, в грязном халате, рядом, неровно качаясь заодно с палубой, прокричал в небо:

- Так на остров святого Фомы его, мессир! И кулаком по темечку, чтоб память отшибло!

- Ну, ну! - согласно ответило небо, и по нему с обратной стороны ударили огромным кулаком. Небо охнуло и до горизонтов разбежалось трещинами молний.

Утром на берегу на меня натолкнулись староста острова и адмирал».

Я допечатываю эти строки и отправляю на почтовый ящик редакции. Компьютер капризничает, потому что от полного штиля остановился ветряк электростанции.

Я пытаюсь позвонить, но моя земная Элиза умолкла от разрядки аккумулятора. Островная Элиза сидит в гамаке и болтает ногами.

Я не знаю, вернусь ли когда-нибудь в свою хрущёвку.

Я не знаю, дойдёт ли это письмо Бабину.

Но если дойдёт, то пусть он помнит, что должен Богу десятку…"

 

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№47 дата публикации: 15.09.2011