Александр Херсонов
Слово об отце
К 90-летию со дня рождения
Необычный наказ
Семейная юбилейная дата, 90-летие со дня рождения отца, подвигли меня взяться за воспоминания и поделиться с читателем жизнью самого обыкновенного человека, в которой по-своему отразились коллизии трагичного ХХ века. У нас с отцом, как я понимаю, была любовь взаимная, основанная не только на родстве крови, но и на родстве душ. Когда я входил в «зрелый возраст» и надо было серьёзно подумать о будущем, отец заинтересованно, а теперь, мне кажется, что и с особым смыслом, спрашивал: «А кем ты будешь?» Я отшучивался. Мол, кем я могу быть, если выучился на учителя химии… Отец, конечно, понимал, что стоит за этой профессией, но всё равно продолжал задавал «странный» вопрос. И вот теперь, спустя многие годы, когда отца давно уже нет в живых, а я усиленно занимаюсь связями Земли и Космоса (по определению Е.И.Рерих, «космохимией»), поневоле вспоминаю о «странном» вопросе отца. Видимо, действительно, отец бессознательно вкладывал в неожиданный вопрос некий особый смысл… Есть ли у меня на это основания? Думаю, что есть, поскольку существуют и другие мало объяснимые «странности» в поведении отца. Например, к моему совершеннолетию на подаренных часах отец нанёс гравировку: «Саша, иди времени впереди». Что он имел в виду? А ведь это была, как я теперь понимаю, определённая «установка», пожелание, более напоминающее приказ, обозначенный отцом стиль предстоящей жизни…
Не отставать от жизни. И даже не идти вровень. Опережать жизнь! И, может быть, в этом случае «услышать будущего зов»…
Заметьте, это было начертано юноше, только-только вступающему в жизнь.
Когда закончилось моё школьное учительство, а за ним в середине 90-х годов подошла концу инженерная служба в НИХТИ, неожиданным образом я оказался в рядах обучающихся астрологов. Словно был призван каким-то «небесным военкоматом». И вот уже два десятка лет «наблюдаю» за жизнью звёздного неба. Ко времени моего прихода в астрологию отец ещё был жив (умер в 1998 году), но к неожиданному пристрастию сына относился скептически. Он «не верил», что можно что-то «прочесть» и предсказать по звёздам… По крайней мере, благого пожелания и напутствия по этому поводу от него я не услышал. Но и не корил за то, что сын занимается ерундой. Отец занял по этому поводу нейтральную позицию. Забыл ли отец к концу жизни данный мне в юности наказ «идти времени впереди»? Наказ, который сегодня можно было бы связать с астрологической практикой? Трудно сказать. Главное, что я не забыл. И, стараясь постичь «суть времен», остался верен отцовскому наказу.
Когда отец бывал в приподнятом настроении и был доволен, то часто говаривал в мой адрес: «Моя гвардия!». Это было приятно.
А мы калужские…
Мой отец, Иван Семёнович Херсонов, родился 20 июня 1921 года в селе Песочня Жиздренского района Калужской области в многодетной крестьянской семье. Следовательно, по отцовской линии я «селянин», наследник хлеборобов, людей от сохи и земли. Помнится, отец рассказывал, что в детстве пас гусей и свиней… Его мать, моя бабушка Василиса, погибла, когда Ваня был маленьким ребёнком, и вся большая семья деда Семёна осиротела (деда я не знал, он погиб на фронте). Случилось так, что мать Василиса, закончив жатву, шла с поля и по обыкновению держала на плече серп. В него-то и угодил разряд молнии. Малым детям нужна была мать, и тяжёлые жизненные обстоятельства заставили деда Семёна жениться вторично. Так в доме появилась мачеха, но, по словам отца, добрая, почти что родная. Пришла она к деду Семёну со своими детьми, и без того большая семья увеличилась вдвое.
Надо сказать, мой отец Иван Семёнович никак не был похож на сельского жителя, хотя родился и вырос на селе. Была в нём удивительная городская закваска, основательность, серьёзность, ответственность, врождённая интеллигентность и любовь к чистоте и порядку. И жажда знания, любознательность ко всему, что делается в мире.
Задумываясь над прошедшей жизнью отца и используя знания космобиологии, я различаю врождённые черты человека-«Рака», хотя формально отец является «Близнецом». Но Солнце рождения подошло вплотную к границе знака «Рак», что согласно Кейфера означает: «Успех в результате старания и примера, занятие земледелием». И это как нельзя кстати подходит к отцу.
К тому же в микрокосме в знаке «Рак» обосновались три планеты и потому «рачьи» качества были выражены чётко: как «рак» отец всю жизнь любил чистую воду, а баня, купания, были первой радостью его жизни. Ещё учась в школе, отец решил, что станет пчеловодом, для чего поступил в сельхозтехникум. Видимо, его привлекала беспокойная, но «сладкая» профессия. А это говорит о том, что по характеру отец был человеком трудолюбивым, миролюбивым и добрым. Пчёлы не каждого «примут»! В семейном архиве сохранилось пожелтевшее фото, на котором Ваня сидит за партой в классе на занятиях по пчеловодству.
Но близилась Мировая война. По стране прокатился призыв: «Юноши , идите в армию, авиацию и на флот». Этим призывом и была решена дальнейшая судьба отца.
По следам фотографий
Сегодня трудно восстановить жизнь отца предвоенных лет, и я обращаюсь за помощью к памяти фотографий. Вот одна из них, от 25 марта 1941 года. Подписана она так: «Память Вани Херсонова. Курсант ОВПУ л. Л-1». Что такое ОВПУ? Возможно, Общевойсковое политическое училище? Или что-то иное?
Следующее по дате архивное фото от марта 1942 года с надписью: «Три танкиста, три весёлых друга. Ваня Херсонов, Колька Бабаснин и Мисоченко Иван. г. Москва, Академия и Санаторий под Москвой». Отец упоминал, что служил в подмосковном городе Бронницы курсантом бронетанковой школы. По-видимому, фото относится к этим временам. У отца на груди знак «ГТО», в петлицах видны две «шпалы».
Фото 1943 года в городе Горьком. Отец «заснят» с погонами лейтенанта-танкиста. Из подписи следует, что рядом с ним старшина Гавриил Херсонов. Видимо, неведомый мне родственник.
Я спрашивал отца, помнит ли он настроение , с которым встретил 22 июня 1941 года? На что отец отвечал : «Было такое чувство, что фашисткою гадину порвем штыками!»
До войны отец учился военному делу, потом, когда началась война, неоднократно подавал заявление с просьбой отправить его на фронт, в действующую армию, но всякий раз получал отказ. С мотивировкой, что армии нужны подготовленные, грамотные офицеры и его обязанность готовить для фронта кадры военных.
Как человек военный, отец вынужден был подчиняться приказу и на фронт не попал. В послевоенное время на мундире отца размещались «всего лишь» семь медалей. Орденов не было. И меня снедала глупая мальчишеская обида. Я даже написал по этому поводу стихотворение, где была строка: «У других отцы вовсю герои и носят очень просто ордена». Но отцовской медалью «За боевые заслуги» и «За победу над фашисткой Германией» я гордился.
В старом удостоверении к медали «За боевые заслуги я обнаружил ветхую от времени «Выписку из приказа № 318 по Киевскому танко-техническому училищу от 08.06.1945 года : «Зачислить в списки училища и на все виды довольствия старшего лейтенанта Херсонова И.С. прибывшего из 14 отдельного учебно-мотоциклетного полка для подготовки в Академию с 01.06.45 г.
Основание-предписание.
Начальник училища инженер-полковник Петроченко.
Начальник строевого отдела капитан Рябикин.»
Трое из ста
Много лет спустя , в одну из юбилейных дат окончания войны, статистики нам сообщили, что среди рождённых в 1921 году и призванных в 1941 году на фронт, уцелело трое из ста человек. Сложись жизнь отца иначе, попади он на фронт, не было бы ни меня сегодняшнего, ни моей сестры Татьяны, не было бы и строк этих воспоминаний. Такова цена боевым орденам! Мне, конечно, когда ума прибавилось, было стыдно, за возникавшее в детстве ревностное чувство, обидное для отца. Хорошо ещё, что всё это осталось во мне, а не вышло наружу…
Вот я и думаю: может быть, существовало высшее Нечто, определившее жизнь отца именно таким образом? Как мы знаем, в 1945 году Ивана Семёновича направили на учёбу в Ленинград, в Бронетанковую Академию. Но тут случилась досадная осечка. Невские красавицы Шура (на общем фото старшего лейтенанта её фамилии нет) и Лиза Бурчевская «взяли в плен» танкиста-Ваню, в результате чего отца «вышибли» с 3 курса за неуспеваемость. После войны отец служил на Украине в г. Проскурове (ныне Хмельницком), где и познакомился с моей мамой-красавицей Галиной Ивановной Удачиной. В подтверждении этого факта посылаю читателю памятную фотографию. В Проскурове я и родился зимой 1948 года. Мама рассказывала, что забирать сына из роддома отец пришёл c новыми байковыми офицерскими портянками, в которые меня благополучно завернули. В послевоенные времена это была очевидная роскошь! Так, с первого дня, с комфортом началась моя жизнь…
По словам мамы, в то время у неё было три ухажёра: помимо танкиста, оказывали знаки внимания лётчик и артиллерист, но папа с настойчивостью «танка» оказался вне конкуренции.
Позже, отсутствие высшего военного образования «аукнулось» отцу в продвижении по службе и ему, несмотря на образцовую службу, пришлось 8 лет ходить «заслуженным майором СССР». Так отец в шутку себя называл. Но, по моему, не очень переживал по этому поводу. Относился к досадной задержке в званиях с присущим ему юмором. И только перед самой пенсией отцу предложили «подполковника» в обмен на «3 года службы на Камчатке». Только отец отказался, видимо, устал он ношения офицерских сапог, его тянуло к земле… В те годы я жалел, что отец отказался от предложенной сделки, поскольку уникальный край прошёл мимо моей биографии.
Думаю, что отцу, в целом везло и по жизни и по службе. По крайней мере, я никогда никаких жалоб от отца не слышал.
Служба за границей
Вскоре Ивана Семёновича направили служить в побеждённую Германию. Передо мной фото от мая 1951 года с подписью: «Дорогим и любимым сыну Саше и жене Галине. Далёкая земля - лес, песок и холод - чужое всё так надоело, что не чаю снова быть на родной земле вместе с вами. Ваня». И тут прослеживается патриотизм отца, человека-«Рака», его желание быть дома, на родине, в кругу семьи… А вот фото от 3 июля 1952 года с надписью : «Дорогим и самым близким Галине Ивановне, маме и сыну Александру от папы».
Отец прослужил в Германии в г. Пархим три года в отрыве от семьи, после чего нам с мамой было разрешено приехать к отцу. В Пархиме все вместе мы прожили ещё три «немецких» года. Там, в Германии, я и пошёл в первый класс, но проучился всего два месяца. На всю жизнь остался в памяти необычный запах немецких карандашей, лежащих на наших партах. Однажды я пускал на канале (так называли реку) купленный отцом красивый немецкий парусник, который держал за веревочку. И тут, откуда ни возьмись, появился немецкий мальчик, мой сверстник. Он подошёл ко мне, что-то сказал… Не помню, чем он мне не угодил. Наверное, тем, что просто был немцем. Я схватил его за горло и закричал: «Ах, ты фашистская морда!» И мы оба кубарем свалились в заросли крапивы. Мальчишка, вырываясь, кричал: «Никс фашист! Никс фашист! Их Тельман, их Тельман!». Не помню, как именно и кем, но «международный» конфликт был улажен. Отец меня здорово отругал за неожиданный «патриотический» порыв. Потом мы с этим «немчиком» , кажется, встречались и подружились…
В Осторогожске
Едва я начал учиться в «немецкой» школе для русских детей, как отца отозвали на родину, и все мы, в конце концов, оказались в провинциальном городке Острогожске Воронежской области. Там же, спустя годы, и закончилась военная служба отца. Как же отец был доволен, что ему привелось служить на одном месте и не мыкаться по гарнизонам! Однажды мама дипломатично спросила: «Саша, ты хотел бы, чтобы у тебя была сестричка?» Я бодро ответил: «Конечно, хотел бы!» Вскоре наша семья пополнилась, родилась сестра Татьяна. В первые годы мы снимали комнату в «хате»- мазанке с камышовой крышей (Острогожск - районный город донского казачества). Потом отцу дали комнату в ДОСЕ (доме офицерского состава), что располагался на территории воинской части. Там, под звуки военного оркестра и солдатских строевых песен прошли мои детские и школьные годы. О тех временах мной написано стихотворение «Тихая сосна». Оно опубликовано на сайте.
Отец служил в автотракторной военной школе № А-20115, готовил для нужд армии военных водителей, в том числе, и для машин, перевозящих стратегические ракеты. Отец ладил с техникой, хорошо знал машины. Вначале был преподавателем, потом командиром учебной роты. Я был свидетелем его жизни тех лет. Вставал отец рано, завтракал и уходил «в войска». Потом забегал домой пообедать и снова уходил, чтобы после солдатского отбоя появиться дома. И так всю неделю, за исключением выходных дней. Но и в выходные дни иногда прибегал посыльный и вызывал отца в роту, решать какие-то неурядицы. Бывал в роте и я, заходил к отцу, меня там знали и дневальные пускали в «расположение».
Один из многих
Отец был хорошим офицером. Служил не за страх, а за совесть. За что его и любили. Это я пишу с чистой совестью. Он не терпел подхалимства, непорядочности, не давал солдат в обиду. Слово «дедовщина» при нём я не слышал ни разу. За многие годы службы в его роте не случилось ни одного серьёзного ЧП. Отец на корню пресекал насилие над личностью. Наверное, потому, что сам был свободолюбивым человеком. Когда отец демобилизовался, мы стали «гражданскими» и уехали жить на Кубань, в город Армавир. По новому адресу отца долгие годы шли тёплые письма от его бывших солдат и сержантов. Я читал эти письма, полные уважения и признательности отцу, пожелания всего самого наилучшего. Это надо заслужить, это дорогого стоило. И это была для отца самая высокая награда.
Каким был отец? Я не помню случая (а я жил в семье до 18 лет), чтобы отец кричал, гневался, кого-то оскорбил. Как я написал в одном раннем стихотворении: «Отец был честен, радостен, спокоен, товарищей-друзей немало знал…». Он был настоящим человеком, верным товарищем, любящим, заботливым мужем и отцом. И образцовым коммунистом! Я до сих пор храню его партбилет. Отец был «сыном своего времени», одним из многих. И вместе с тем, незаурядной личностью! Именно личностью, со своим «лица не общим выражением». Меня он специально не воспитывал. Воспитание отца было простым: «Смотри на меня и делай, как я». Один раз отец меня всё же выпорол, за серьёзную провинность. Но это так, больше для профилактики…
Отец был любознательным, грамотным офицером, много знал, интересы его были самые разнообразные. Собирал почтовые марки. Выписывал и много лет читал «Науку и жизнь», «Технику - молодёжи», «Огонёк». Из «Огонька» в обязательном порядке «извлекал» цветные вкладыши, репродукции картин русских художников. И собрал таким образом несколько толстых папок. Сотни картин! Когда я его спрашивал: «Папа, зачем вёе это?» Он отвечал: «Как же? Вырастут внуки, и будут приобщатся к искусству! Это же необходимо!». До сих пор храню подшивки отца из «Науки и жизни» на самые разные темы. Тут и «Страницы истории», и «Российская армия», и «Живой уголок» и «Географические открытия», и многое другое. Десяток собранных и переплетённых вручную подшивок - книжек собранных из журнальных статей.
Изобретатель и политик
Ещё в армии отец проявил способности изобретателя-технаря. Ему даже выдали патент на «Устройство для мойки гусеничных машин». Изобретал «по мелочи» и для домашнего хозяйства. Дом и сарай были полны всяких полезных приспособлений: защёлок, чтобы двери не открывались, хитроумных устройств для развески картин на стенах. Много чего.
В гражданской жизни, как и в военной, отец реализовывал себя с прежним авторитетом и уважением окружающих. Он работал инженером в автоколонне, являлся политагитатором.
Помню, с каким сарказмом и одновременно юмором относился отец к генсеку Л.И.Брежневу, с ног до головы увешенному орденами. При этом относился к «Лёне» (так панибратски называл его отец) доброжелательно, но слабость к наградам простить Генсеку не мог. Возмущался и «хозяином Кубани» Медуновым, при котором жизнь в Крае пришла в полный упадок и разложение. В те годы Советской властью в «главной житнице страны» и не пахло. Всё решали местные «князьки», так называемое «телефонное право». Отец отважился на серьёзный Поступок и отправил в Москву, в ЦК КПСС, письмо с критикой «кубанской политики». Удивительно, но вскоре отец получил ответное послание, смысл которого был таков: «Вы, конечно, правы. Меры будут приняты». И в итоге, не сразу, со скрипом, но меры принимались. Это был поступок настоящего коммуниста!
Отец не любил компромиссов, был твёрд и ясен в убеждениях, в устоявшихся общественных и политических взглядах. Честь и совесть для него были не абстрактными понятиями. И когда заговорили о культе Сталина, об ужасающих преступлениях против собственного народа, отец долго не хотел в это верить. Говорил: «Сталин этого не знал, Сталину об этом не докладывали». Но жизнь, увы, доказала иное.
Годы 90-е
Перестройку отец встретил насторожено. Всё новое, необычное его смущало, заставляло нервничать, оглядываться назад. И это тоже было чертой психотипа человека-«Рака». Как «рак», в случае непредсказуемой ситуации, отец готов был пятиться назад, в лучшем случае оставаться на месте. Хотя, конечно, понимал, что следует идти вперёд! Помню наши (подчас яростные) споры о наступивших новых временах. Отец раздражался и в ответ на мои «доказательства» возмущённо говорил: «Как быстро ты переметнулся!» Я же убеждал отца, что и не думал «переметаться», что мои взгляды изменились, стали другими, что следует мыслить по-новому. Таково веление Времени. Отец это видел и сам, умом принимал, а вот сердцем никак принять не мог. Отцу было мучительно трудно порвать с советским прошлым. Видимо, иной жизни он представить себе не мог. И это была трагедия его поколения. Отец предчувствовал, что «дерьмократические» перемены, как со злой иронией их называл, к добру не приведут, что будет «только хуже». И ведь было. Ещё как было!
…Уход из жизни отца явился для меня огромной потерей. Я лишился близкого и дорогого человека. Но отцу в жизни посчастливилось многое. В том числе, своевременно стать дедушкой, сердечно пообщаться с внуками, моими детьми и с детьми дочери Татьяны. Думаю, в целом отец был доволен своей жизнью.
Похоронили мы его на Кубани, на «третьем Армавире» (так в шутку отец, да и все горожане, называют местное кладбище). Но шли годы, престарелой маме трудно было одной справляться с хозяйством, и мы с сестрой решили забрать маму к себе, в Москву. В результате чего могила отца оказалась не ухоженной, по сути бесхозной. Однажды, по приезду в Армавир, мы пошли на кладбище и обнаружили, что могила отца затерялась. Наверняка могилу незаконно заняли под новое захоронение. Было горько и обидно…
И тут случилось невообразимое. Волей случая, я познакомился с женщиной-экстрасенсом, которая однажды сообщила новость, которую я и представить не мог. Она сказала, что «выходила в астрал» и общалась с моим отцом (подробностей нашей жизни она не знала). Отец, по её словам, передавал всем нам привет. Сказала, что отец тревожится за судьбу своих внуков и просит нас не горевать по поводу того, что мы не можем посетить его могилу. Это было сказано настолько в духе отца, словно я услышал его голос. Кроме того, на свой лад, как я позже убедился, она точно определила причину смерти отца. И я остро почувствовал, что каким то немыслимым образом, эта незнакомая мне женщина, действительно, имела контакт с отцом на «том свете». А это означает, что жизнь отца в бестелесной форме продолжается, что отец в курсе того, что происходит с нами на Земле. И это радует.
Сайт автора: www.hersonov.ru
Ваши комментарии к этой статье
№47 дата публикации: 14.09.2011