Владимир Леонидович Мельников,
заместитель директора по научной работе
Санкт-Петербургского государственного Музея-института семьи Рерихов,
кандидат культурологи
Н.К.РЕРИХ О ПЕРВЫХ СВОИХ АЗИАТСКИХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ
К сердцу Азии потянуло уже давно,
можно сказать, от самых ранних лет.
Н.К.Рерих
Аннотация статьи
In the literary heritage of the famous St. Petersburg artist, educator and social activist Nicholas Roerich (1874-1947) are valuable references to the East, and Asia. In the letters, articles, books, diaries, an artist for decades found a record of his first impressions of Asian and dive into the world of the East. The result of «Orientalism» by N.K.Roerich in his «Russian» period of his life was the understanding of Russia as a cultural space (the «bridge») between the West and East, filled with the best examples of past epochs and nations. At the end of the «Russian» period of his life he wrote a series of «ornamental» poems, in which the inner call to go to the East sounded with inexorable force.
Ключевые слова
Рерих, Русь, Азия, славяне, монголы, татары, Монголия, кочевники, Восток, Чинтамани, Эрдени Мори.
Вчитаемся в огромный корпус литературного наследия известного петербургского художника, просветителя и общественного деятеля Николая Константиновича Рериха (1874-1947). В письмах, статьях, книгах, дневниках, «записных листах художника» на протяжении десятков лет он оставлял упоминания о первых азиатских впечатлениях и погружении в мир Востока.
В гимназические годы (1883-1892) окрепла тяга Николая Рериха к истории и искусству. Зародились и новые увлечения. Юноша принимает участие в любительских спектаклях, создаёт эскизы программ для постановок. На уроках географии чертит и раскрашивает азиатские карты.
Об этих уроках и сопутствующей им постановке Н.К.Рерих впоследствии вспоминал: «В гимназии К.И.Мая чертили карты Азии. Жёлтой краской отмечали пески и Гоби. Боком мягкого карандаша наносили хребты Алтая, Тарбагатая, Алтын-Тага, Кунь-Луня… Белили ледники гималайские. <…> К тому же увлекательному миру приводили и уроки географии К.И.Мая. Не только чертились богато расцвеченные карты, но и лепились цветными пластилинами рельефные изображения со всеми, так милыми нам горами. Поощрялись большие размеры и новые комбинации запоминаемых раскрасок. По правде говоря, такая внушительность изображения была очень увлекательна. На праздниках устраивались географические шествия, сопровождаемые самодельными стихами. Помню, как А.Бенуа изображал жёлтый Хуан-Хэ, а блондин Калин - голубой Янь-цзы-цзян. Мне досталась Волга» («Полвека», 21 января 1935 г.). Директор Музея истории школы К.И.Мая Н.В.Благово свидетельствует (2006), что это театрализованное выступление оставило неизгладимый след в памяти многих его участников. Немало строк в своих мемуарах посвятили ему А.Н.Бенуа, И.В.Петрашень, Д.П.Семёнов.
Опытный педагог Карл Иванович Май (1820-1895), рассказывая на уроках географии о дальних землях и отважных землепроходцах, пробуждал интерес к путешествиям, а частые гости в доме Рерихов - востоковеды К.Ф.Голстунский и А.М.Позднеев приковывали внимание мальчика к странам Востока.
Сохранились рукописи первых литературных опытов юного Рериха на темы Востока. В его «Сборник стихотворений 1887-1888 гг.» вошли поэтические описания битв западных и русских войск с сарацинскими и ордынскими ратниками, очевидно, почерпнутые юношей из «Песни о Роланде» и «Слова о полку Игореве» (ОР ГТГ, ф. 44, д. 41, л. 1-19). К концу 1880-х - началу 1890-х гг. относятся его записки о казаках, в которых он справедливо обратил внимание на то, что «казаки и татары имели много общих черт характера, и в их войнах главною задачею было не истребление друг друга, а только обоюдный грабёж» (ОР ГТГ, ф. 44, д. 87, л. 36), а также текст о чеченцах, демонстрирующий уже свободные от учительской опеки размышления о нравах этого кавказского племени: «Гость для чеченца священен, будь он хотя [бы] из враждебного племени, но paз он пришёл к его очагу и попросил себе смиренно приюта, чеченец умывает гостю ноги, сажает его на почётное место и, угостив самыми лучшими винами и кушаньями, оставляет его ночевать, уступая ему обыкновенно свою собственную постель, и на утро провожает его с благословеньями в дорогу; но когда гость ушёл из-под его кровли, чеченец не отвечает за себя, что он на следующий же день при встрече с этим же гостем в горах не снесёт ему головы ударом своей шашки» (ОР ГТГ, ф. 44, д. 15, л. 8; д. 26, л. 22).
Прошло ещё несколько лет и самыми обычными каналами - через самообразование и из университетских и академических занятий - подходило к Николаю Константиновичу всё пробуждающее его высокую духовность, и самым «естественным», а не «сверхъестественным» путём пришли первые сведения, первые мысли о Востоке: «Мне весьма любопытно, было ли на русское искусство два влияния: византийское и западное или ещё было и непосредственно восточное. Кое-где нахожу смутные указания на это». Эта запись сделана в его дневнике 21 февраля 1895 г. (ОР ГТГ, ф. 44, д. 9, л. 1).
К Востоку устремляли его мысли и старшие товарищи, о которых он вспоминал спустя годы с благодарностью. О Владимире Сергеевиче Соловьёве (1853-1900) у него остались «душевные воспоминания» (о чём он писал И.Э.Грабарю 28 апреля 1947 г.). Знаменитому русскому философу, богослову, поэту, публицисту и литературному критику очень понравилась одна из первых, увы, не сохранившихся картин Н.К.Рериха - «Световитовы кони» (или «Кони Световита»). Н.К.Рерих заметил: «О Кукуноре он, пожалуй, первый говорил. Чуял связь Руси с Востоком. Мы - азиаты!» (ОР ГТГ, ф. 106, оп. 1, д. 10155, л. 1-4).
В другом тексте это воспоминание Николай Константинович дополнил упоминанием о ещё одном наставнике, известном музыкальном и художественном критике Владимире Васильевиче Стасове (1824-1906): «Слушая о моих планах, картинах, Владимир Соловьёв теребил свою длинную седую бороду и повторял: “А ведь это Восток, великий Восток”. А Стасов усмехался в свою ещё более длинную седую бороду и приговаривал: “Как же не Восток, если и язык-то так близок к санскриту?”» («Литва», 1936 г.).
Как справедливо замечает в своём последнем исследовании искусствовед Л.В.Короткина (2009), знакомство с В.В.Стасовым, произошедшее в 1895 г., имело большое значение для формирования творческого лица Н.К.Рериха. В это время художник погрузился в мир славянского язычества и одновременно заинтересовался культурой Древней Индии. В.В.Стасов укрепил его тяготение к культуре Индии, занявшей в будущем большое место в творческой и жизненной судьбе Н.К.Рериха.
В.В.Стасов более известен в наше время как идеолог передвижничества, как художественный и музыкальный критик. Однако необходимо помнить, что он, прежде всего, был крупным специалистом в области древней литературы стран Востока. Ещё в 1868 г. В.В.Стасов поместил в нескольких выпусках «Вестника Европы» глубокое исследование «Происхождение русских былин», где рассматривал сказания народов Индии и Древней Руси, выявляя у них общие черты.
Идеи В.В.Стасова вошли в художественный облик ряда масштабных полотен Н.К.Рериха раннего периода, таких, как «Гонец. “Восста род на род”» (1897), «Сходятся старцы» (1898) и «Поход» (1899). В них молодой художник стремился передать историческое настроение, для чего решил изготовить рамы для этих крупных картин особым образом, украсив их подлинными археологическими предметами или их репликами. Подробные советы относительно рамы, вероятно, к «Гонцу» Владимир Васильевич послал Н.К.Рериху в личном письме 31 июля 1897 г.: «Известные русские орнаменты (по рукописям) не идут раньше XI-го века; а Вам надо бы раньше. Значит: либо Вам надо брать (для дерева): либо конские двойные, либо одиночные головы... - на коньках изб деревенских (это есть изображения солнца, света - пожалуй, вообще “божества”, доброжелательства, отвращение зла), либо есть резьба на дереве, которую мы встречаем на скалках (которыми бьют бельё при мытье), розетки на мачтах судов... (- тоже - “солнце” и “отвращение зла”), хоть, наконец, “плетешки ременные”, которыми наполнены рисунки всех древнейших наших рукописей (здесь тайный смысл - колдовство, заговоры). Наконец, - вышивки красной ниткой на полотенцах. Лучше и достовернее Вы ничего не найдёте. Укажите, что Вы из всего этого пожелаете выбрать, я срисую или дам кому-нибудь срисовать, и тотчас пошлю Вам. Но, несколько лет тому назад, Ропет нарисовал Репину для “древнеславянской рамы” длинные полосы пожирающих друг друга драконов, чудовищ, зверей, и это было придумано очень хорошо и верно! Не сделаете ли и Вы то же самое? Будет верно! Или послать Вам образец такого рисунка, ещё чисто азиатского, из седой древности? Из рисунков полотенец прекрасно было бы сделать жертвоприносящих баб, в самой древней форме, с веточками в руках, например, платье - клетчатое, как у малоазиатов ещё архаического времени, - или у наших малороссийских плахт» (ОР ГТГ, ф. 44, д. 1320). Таким образом, благодаря В.В.Стасову, художественная стилистика Востока проникала в творческий мир Н.К.Рериха уже в самый ранний период.
Н.К.Рерих. Гонец. “Восста род на род”. 1897. Копию рамы выполнил В.А.Козар (Киев).
Воспроизводится по изданию в «Петербургском Рериховском сборнике» (1998).
Навеянная сюжетом из летописной «Повести временных лет» картина «Гонец. “Восста род на род”» (1897), стала дипломной работой на звание художника в Петербургской Академии художеств. Произведение заслужило благожелательный отзыв Л.Н.Толстого. В «Каталоге выставки конкурентов при Императорской Академии художеств» (СПб., 1897) оригинальное полотно (куплено с выставки П.М.Третьяковым, и с тех пор украшает экспозицию ГТГ) представлено так: «39. Славяне и варяги (Новгородские мотивы времени начала Руси: I. Городище. Гонец: восстал род на род)».
Ещё одним «восточным» источником вдохновения для раннего Рериха, несомненно, была «Выставка предметов, привезенных Великим князем Государем Наследником Цесаревичем Николаем Александровичем из путешествия Его Императорского Высочества на Восток в 1890-1891 гг.», устроенная в петербургском Зимнем дворце в 1893 г. В указанные годы наследник Российского престола, будущий император Николай II совершил путешествие по странам Востока на яхте «Память Азова». Путь шёл из Греции и Египта в Индию. Посетив ряд индийских городов, в их числе Мадрас, Калькутту, Бенарес, и остров Цейлон, путешественники направились в Сингапур, Бангкок и Японию. Наследника сопровождал востоковед, дипломат, коллекционер, князь Эспер Эсперович Ухтомский (1861-1921). Во время путешествия им была собрана большая коллекция произведений искусства, отражающего религиозные верования народов Индии и других стран Востока. В 1893 г. в залах Зимнего дворца он представил собранные артефакты, среди которых была и «Драгоценность Чиндамани». Вот её описание из третьего тома монографии князя Э.Э.Ухтомского «Путешествие на Восток Его Императорского Высочества государя наследника цесаревича: 1890-1891», изданного в Лейпциге в 1897 г.: «В месте, где бывает драгоценность Чиндамани, не бывает болезни и безвременной смерти: она исполняет всякое пожелание и своим видом служит к развлечению Всемирного Царя; “Морин-Ирдыни” - драгоценная лошадь, на спине которой водружена драгоценность Чиндамани. Она обладает способностью избавить всякого едущего на ней от всевозможных страхов, быстра как ветер и скоро пробегает громадные пространства. Происхождение этих предметов восходит к глубокой древности» (c. XXVIII-XXIX). В книге также помещены среди фотографий статуэток различных божеств - фигура Авалокитешвары, «хранителя от Зла», и Майдари, о котором говорится: «Так называют монголы древнеиндийского Майтрейю, своего рода Мессию, который придёт обновить мир, погрязший во грехе» (с. XIII, XIX, XXIV). Всё это - сюжеты будущих картин Н.К.Рериха 1920-х – 1930-х гг., ставших всемирно известными благодаря головокружительным продажам на недавних аукционах «Christie's» и «Sotheby's».
Трудно себе представить, что Н.К.Рерих, интересовавшийся с юных лет культурой Востока, не посетил выставку в Зимнем дворце и не ознакомился с каталогом и сопровождавшими выставку изданиями, включая книгу немецкого индолога Альберта Грюнведеля (1856-1935) о мифологии буддизма (1900).
Князь Э.Э.Ухтомский рассказывал на страницах своего «Путешествия», с каким радушием и почтением была принимаема Высочайшая делегация. Любопытен и тот факт, что участники экспедиции обладали отнюдь не поверхностными знаниями о посещаемых ими странах. Они старались глубже изучить особенности национальной культуры. Так, в программу пребывания царской делегации вошло не только посещение древнебуддийских памятников и многочисленных святынь, но и осмотр богатейших коллекций из музейных собраний.
Князь Э.Э.Ухтомский был сторонником развития российской восточной политики. Будучи близким к Императорской семье, он старался убедить цесаревича Николая Александровича, что будущее России связано с Азией. Именно ему принадлежит высказывание в печати: «Между Западной Европой и азиатскими народами лежит огромная пропасть, а между русскими и азиатами такой пропасти не существует» (цит. по соч. С.С.Ольденбурга). Также он писал: «Там за Алтаем и Памиром та же неоглядная, не исследованная никакими исследователями ещё допетровская Русь с её непочатой шириной предания и неиссякаемой любовью к чудесному, с её смиреной покорностью посылаемым за греховность стихийным и прочим бедствиям, с отпечатком строгого величия на всём духовном облике». Князь Э.Э.Ухтомский замечал, что «для Всероссийской державы нет другого исхода: или стать тем, чем она от века призвана быть (мировой силой, сочетающей Запад с Востоком), или бесславно пойти на пути падения, потому что Европа сама по себе нас, в конце концов, подавит внешним превосходством своим, а не нами пробуждённые азиатские народы будут ещё опаснее, чем западные иноплеменники». Воистину пророческая мысль! И эти идеи нашли в лице Н.К.Рериха своего последовательного проводника. Соотносимая с упомянутым выше «Сокровищем - Камнем», помещённом художником на полотне «Сокровище Ангелов» (1905), «драгоценность Чиндамани» обращает нас к древнейшим обменам Запада и Востока, уже в ранний период волновавших художественное воображение Н.К.Рериха.
Среди студенческих документов и материалов художника также хранятся страницы, озаглавленные им так: «Выписка для моей книги “О персах и их религии” из труда Е.П.Блаватской “Из пещер и дебрей Индии”» (ОР ГТГ, ф. 44, д. 34, л. 1). Отдельными изданиями книга Е.П.Блаватской выходила в 1879 и 1883 гг. в Москве и 1893 г. в Петербурге. Очевидно, именно последнее издание вскоре после выхода попало в руки Николая Константиновича.
«От самого детства наметилась связь с Индией, - вспоминал художник в 1937 г. - Наше имение “Извара” было признано Тагором как слово санскритское. По соседству от нас во времена екатерининские жил какой-то индусский раджа, и до последнего времени оставались следы могольского парка. Была у нас старая картина, изображавшая какую-то величественную гору и всегда особенно привлекавшая моё внимание. Только впоследствии из книги Брайана Ходсона я узнал, что это была знаменитая Канченденга. Дядя Елены Ивановны [Рерих] в середине прошлого столетия отправился в Индию, затем он появился в прекрасном раджпутанском костюме на придворном балу в Питере и опять уехал в Индию. С тех пор о нём не слыхали. Уже с 1905 года многие картины и очерки были посвящены Индии. “Девассари”, “Лакшми” (в “Весах”), “Индийский путь” (по поводу поездки Голубева), “Граница царства”, “Кришна”, “Сны Индии” - всё это было написано ещё до поездки в Индию, так же, как “Гайатри” и “Города пустынные”» («Индия», 1937 г.).
Высказывание художника, вынесенное в заголовок данного параграфа, взято из его «листа дневника» «Азия» (1937). В этом тексте Николай Константинович вспоминает о первых «зовах» в Монголию: «Имена Пржевальского и Потанина уже давно стали несказанными магнитами. Весь эпос монгольский, уже не говоря о сокровищах Индии, всегда привлекал. Русь в древнейшие времена уже внимательно слушала сказания мудрых восточных гостей. Сношения с Востоком были гораздо глубже, нежели западники старались это представить. Уже говоря о восточной сущности Византии и о всех сокровищах восточно-русских, даже в изобразительных искусствах Европы с давних времён можно находить прямые влияния азиатские. Сердце Азии является как бы и сердцем мира, ибо откуда же шли все учения и вся мыслительная мудрость? Поищем внимательно и найдём ко многому истоки всё-таки в Азии. Даже северо-американские индейцы разве не являются азийскими аборигенами?»
В семье Рерихов сама судьба складывала особые сношения с Азией. Как указывает Н.К.Рерих, «постоянно появлялись друзья, которые или служили в Азии или вообще изучали её». - И далее: «Профессора Восточного факультета бывали у нас. Из Сибири приезжали Томские профессора и все толковали об Азийских глубинах и усиленно звали не терять времени и так или иначе приобщаться к Азийским просторам. Каждая памятка из Азии была чем-то особенно душевным от ранних лет и на всю жизнь» («Азия», 1937 г.).
В «листе дневника» «Университет» (1937) Н.К.Рерих упомянул своего дядю, известного врача-терапевта Александра Павловича Коркунова (1856-1913), многие годы отдавшего медицинскому факультету Томского университета: «Дома у нас бывали Менделеев, Советов, восточники Голстунский и Позднеев. Закладывался интерес к Востоку. А с другой стороны, через дядю Коркунова, шли вести из медицинского мира. Звал меня в Сибирь, на Алтай. Слышались зовы к далям и вершинам - Белуха, Хан-Тенгри!».
В 1898 г. произошло важное событие в жизни художника - знакомство с ещё одним доктором, Константином Николаевичем Рябининым (1877-1953), изучавшим тибетскую медицину. В 1928 г. К.Н.Рябинин вспоминал: «Впервые с Н.К.Рерихом мы встретились в 1898 году. В то время Николай Константинович, уже известный художник, учёный-археолог и администратор жил в том же столичном городе мирового значения, где и я. Общность интересов по изучению трудных и малодоступных для понимания широкими массами областей человеческого духа сблизили нас <...>. Помню, в то время мы много беседовали о великих достижениях духа в Индии, об Учителях Востока, глубина мыслей и учения которых свидетельствовали о величайших познаниях духа, собранных и хранящихся в тайниках отдельных центров посвящения, главным образом, в Гималайском Братстве, существующем, по преданию, с давних времён. Последний центр был для нас всегда источником непреложного познания и истины. Пути туда мы полагали тогда проложить через Индию». Впоследствии, в 1926-1928 гг., доктор К.Н.Рябинин участвовал в Центрально-азиатской экспедиции Н.К.Рериха, вёл подробный дневник этого беспримерного путешествия, ставшего суровым испытанием для его участников. 15 ноября 1927 г. он записал замечательное изречение из восточного сказания: «Чернила учёного так же священны, как кровь мученика». И добавил: «Так смотрят на Востоке на ценность знания!».
Кроме трудов Е.П.Блаватской, К.Ф.Голстунского, В.В.Голубева, И.П.Минаева, С.Ф.Ольденбурга, Э.Ю.Петри, А.М.Позднеева, Г.Н.Потанина, Н.М.Пржевальского, князя Э.Э.Ухтомского и Ф.И.Щербатского, огромное значение на формирование восточных устремлений молодого Рериха имело знакомство с памятниками древней и современной восточной литературы. Он вспоминал: «Переводы Жуковского “Наль и Дамаянти”, “Бог и баядера”, Бальмонта - “Асвагоша”, “Сакунтала”, Балтрушайтиса - “Бхагават Гита” и “Гитанджали” Тагора, “Садхана” и другие произведения поэта широко читались в русских просторах. <…> По Руси восторженно читалось “Провозвестие Рамакришны” и пламенные книги Вивекананды» («Индия», 1945 г.). Также Н.К.Рерих читал книгу виднейшего немецко-английского филолога, индолога и мифолога Фридриха Макса Мюллера (1823-1900) «Шесть систем индийской философии», опубликованную в русском переводе в 1901 г. Уже в России он осознал глубокое сходство между санскритом и русским, литовским, латышскими языками, на родство корней народов России и Востока, и в этом ему помогло творчество великого индийца Рабиндраната Тагора (1861-1941), с которым в 1920 г. он лично встретился в Лондоне и в дальнейшем много лет переписывался. Радостным событием стал выход в свет в 1910 г. сборника стихов поэта «Гитанджали» («Жертвенные песни»). «Как радуга засияла от этих напевов <...> “Гитанджали” явилось целым откровением», - признавался художник. И далее: «Исконная любовь к мудрости Востока нашла своё претворение и трогательное звучание в убеждающих словах поэта» («Толстой и Тагор», 1937 г.).
Таким образом, именно в России из книг, рукописей и личного общения с видными востоковедами и путешественниками Н.К.Рерих впервые узнал о тех легендарных героях, которые в дальнейшем стали персонажами его картин. Как верно заметила Л.В.Короткина (2001), духовные устремления Н.К.Рериха развивались таким образом, что постепенно мечта о странах Азии стала неотъемлемой частью его внутреннего мира.
Не случайно уже в «русский» период жизни художника поэт и художественный критик Андрей Белый (1880-1934) называл Николая Рериха «специалистом по Востоку» (1909). Также вполне закономерным было приглашение Н.К.Рериха в авторитетный, академический по своему составу комитет по строительству Буддийского храма в Петербурге (1909-1915, архитектор Г.В.Барановский).
Какие же представления о восточных началах русского искусства выражал Н.К.Рерих в расцвете своей деятельности в России? Почему ещё до 1917 г. современники почитали его экспертом по Востоку и проводником всего азиатского в российской культуре?
Прямые ответы на эти вопросы дают, во-первых, художественные произведения мастера, во-вторых, научная и собирательская деятельность Н.К.Рериха, включающая его занятия археологией и этнографией, путешествия в 1892-1917 гг. по Русскому Северу, Центральной России, Поволжью и Кавказу, и, в-третьих, его рукописи и выступления в печати тех лет.
С конца XIX в. Николай Константинович ратовал за признание художественного значения исконно русской старины. Совершив со своей женой, Еленой Ивановной Рерих (1879-1955), в 1903-1904 гг. историко-художественные поездки «за стариной» он писал: «За последнее время к нам попадает много японского искусства, - этого давнего достояния западных художников, и многим начинают нравиться гениальные творения японцев с их живейшим рисунком и движениями с их несравненными бархатными тонами. Может быть, через посредство искусства Востока взглянем мы иначе на многое наше, посмотрим не взглядом археолога, а тёплым взглядом любви и восторга. Почти для всего у нас фатальная дорога “через заграницу”, может быть, и здесь не миновать общей судьбы» (ОР ГТГ, ф. 44, д. 22, л. 17).
Выступая 2 ноября 1905 г. в Императорском Санкт-Петербургском Обществе архитекторов с лекцией «Из прошлой и настоящей жизни русского искусства», Н.К.Рерих говорил о плачевном положении многих отечественных памятников: «Слишком мало можно указать отрадного. Можно, конечно, говорить и об ужасах, если бы это к чему-нибудь вело, если бы кто-нибудь в силу таких соображений возревновал о памятниках, и не казённым постановлением, а могучим призывом к общественному мнению, которое одно только и может охранить наши святыни. Но ничего подобного не слышно. По-прежнему стыдно подумать и о Западе, и о Востоке. Старина в Германии и в других странах - в чём сравнится она с нашим сплошным несчастьем!».
В статье «Марес и Бёклин» художник впервые подчеркнул тождественность («инвариантность») наивысших художественных достижений Запада и Востока: «Сколько признанного, сколько излюблённого придётся отодвинуть, чтобы строить Пантеон красоты многих веков и народов. Велики примеры Востока; трогательны прозрения примитивов; поразительны светлые дерзновения импрессионистов. Длинная нить - далёкая от фальшивого, близорукого “реализма”, чуждая всякой пошлой мысли. Этими путями идём вперёд; обновляемся к чутью краски-тона; очищаем наше понимание слова “живопись”» (1906).
Вспоминая петербургские встречи с поэтом Александром Александровичем Блоком (1880-1921) и художником Михаилом Васильевичем Врубелем (1956-1910), Николай Константинович объединил их в своей памяти близким отношением к Востоку: «Предвидение, выраженное в образах, свойственных лишь Блоку, своеобразно сказывалось во всех его речах. Он знал, что мы азиаты, и мудро претворял это утверждение. К Азии, или лучше сказать к Востоку, тянулся и Врубель. Он понимал и Византию, но именно ту Византию, в которой отобразился истинный Восток. Даже и в последних своих вещах, например в “Раковине”, Врубель был знатоком Востока, ведь этим путём могли мыслить иранские, индийские и китайские мастера» («Блок и Врубель», 1937 г.).
Совершив с супругой в 1907 г. путешествие по Финляндии, Н.К.Рерих записал: «“Скандинавский вопрос” <…> - один из самых красивых среди задач историко-художественных. По глубине сравниться с ним может только вопрос о восточных движениях. Таинственны люди, бесконечною силой своей пронизавшие самые древние страны, напитавшие их сильною культурою своею. <…> Прежде всего, нужно условиться в одном: в очень раннем движении скандинавов на Восток, гораздо более значительном, нежели обратное движение новгородцев» («Древнейшие финские храмы», 1908 г.).
Квинтэссенцией взглядов Н.К.Рериха на восточные начала русского искусства является его программная статья «Радость искусству» (1908). Приведём её фрагменты, посвящённые Востоку:
«Прекрасные заветы великих итальянцев в чисто декоративной перифразе слышатся в работе русских артелей; татарщина внесла в русскую кисть капризность Востока. Горестно, когда многие следы старого творчества поновляются не по драгоценным преданиям. <…>
Из татарщины, как из эпохи ненавистной, время истребило целые страницы прекрасных и тонких украшений Востока, которые внесли на Русь монголы.
О татарщине остались воспоминания только как о каких-то мрачных погромах. Забывается, что таинственная колыбель Азии вскормила этих диковинных людей и повила их богатыми дарами Китая, Тибета, всего Индостана. В блеске татарских мечей Русь вновь слушала сказку о чудесах, которые когда-то знали хитрые арабские гости Великого Пути в Греки.
Монгольские летописи, повести иностранных посольств толкуют о непостижимом смешении суровости и утончённости у великих кочевников. Повести знают, как ханы собирали к ставке своей лучших художников и мастеров.
Кроме установленной всеми учебниками, может быть иная точка зрения на сущность татар. Вспоминая их презрение к побеждённому, к не сумевшему отстоять себя, не покажутся ли символическими многие поступки кочевников? Пир на телах русских князей, высокомерие к вестникам и устрашающие казни взятых в плен? Разве князья своею разъединённостью, взаимными обидами и наговорами или позорным смирением не давали татарам лучших поводов к высокомерию? Если татары, наконец, научили князей упорству, стойкости и объединённости, то они же оставили им татарские признаки власти - шапки и пояса, и внесли в обиход Руси сокровища ковров, вышивок и всяких украшений. Не замечая, взяли татары древнейшие культуры Азии и также невольно, полные презрения ко всему побеждённому, разнесли их по русской равнине.
Не забудем, что кроме песни о татарском полоне, может быть ещё совсем иная песнь: “Мы, татары, идём”.
Из времён смутных одиноко стоят остатки Суздаля, Владимира и сказочный храм Юрьева-Польского. Не русские руки трудились над этими храмами. Может быть, аланы Андрея Боголюбского?
Если мы боимся вспоминать о татарском огне, то ещё хуже вспоминать, что усобицы князей ещё раньше нарушили обаяния великих созданий Ярослава и Владимира. Русские тараны также били по белым вежам и стенам, которые прежде светились, по словам летописи, “как сыр”. И раньше татар начали пустеть триста церквей Киева. <…>
От жизни осталась одна пыль, от целой грозной кольчуги остался комок железа - из него трудно развернуть всю прежнюю величину, и не знающему трудно поверить, что найден не скучный археологический хлам, а частица бывшей, подлинной прелести. Всему народу пора начать понимать, что искусство не только там было, где оно ясно всем: пора верить, что гораздо большее искусство сейчас скрыто от нас временем. И многое - будто скучное - озарится тогда радостью проникновений, и зритель сделается творцом. В этом - прелесть прошлого и будущего. И человеку, не умеющему понимать прошлое, нельзя мыслить о будущем. <…>
Чужда ли искусству животнообразная финская фантасмагория? Чужды ли для художественных толкований формы, зачарованные Востоком? Отвратительны ли в первых руках скифов переделки античного мира? Полно, только ли грубые золотые украшения у полуизвестных сибирских кочевников?
Эти находки не только близки искусству, но мы завидуем ясности мысли обобщения исчезнувших народов. Твёрдо и искусно укладывались великие для них символы в бесчисленные варианты вещей. Даже безжалостный спутник металла – штамп - не мог погубить врождённых исканий искусства. В таинственной паутине веков бронзы и меди опасливо разбираемся мы. Каждый день приносит новые выводы, каждое приближение к этой груде даёт новую букву жизни. Целый ряд блестящих шествий! Перед глазами ещё сверкает Византия золотом и изумрудом тканей, эмалей, но внимание уже отвлечено.
Мимо нас проходят пёстрые финно-тюрки. Загадочно появляются величественные арийцы. Оставляют потухшие очаги неведомые прохожие... Сколько их! Из их даров складывается синтез действительного неонационализма искусства. К нему теперь обратится многое молодое. В этих проникновениях - залог здорового, сильного потомства. Если вместо притуплённого национального течения суждено сложиться обаятельному “неонационализму”, то краеугольным его сокровищем будет великая древность, - вернее: правда и красота великой древности».
Таким образом, результатом «ориентализма» Н.К.Рериха в его «русский» период жизни явилось понимание России как культурного пространства («моста») между Западом и Востоком, заполненного лучшими образцами эпох и народов прошлого. При этом будущее России и её особую миссию в истории человечества он видел в расширении этого культурного пространства до всемирного при помощи синтетического неонационализма искусства.
Это же понимание вынес из прочтения текстов Н.К.Рериха критик А.И.Гидони (1915): «…В его статьях надлежит отметить ясное ощущение Великого Пути, пролегающего по России, - между великими культурами Запада и Востока… Если верить художнику, Русь вбирает в себя всю красоту мира, сказки всех народов».
Наконец, в поисках общего источника человеческой культуры и, как следствие, истоков искусства в своих размышлениях художник «проходит» тему Востока и устремляется в то легендарное время, когда мир был един и не разделялся на «Восток», «Запад», «Юг» и «Север». Для Н.К.Рериха - это доистория, прежде всего, неолит и палеолит: «…Штампование жизни кончается. Национальность кончается. Условности политической экономии кончаются. Кончается толпа. Не кончается искусство. Выступает какой-то новый человек. Значит, мы подошли к векам камня» («Радость искусству», 1908 г.).
Применительно к России, эта идея была высказана им впервые в начале XX в. в черновиках лекции об искусстве каменного века: «Каждому представляется, что в теме о началах русского искусства прежде всего придётся услышать о глубоком Востоке, Индии, Монголии, Китае. Но на этот раз прошу простить, если должен увлечь слушателей на иной путь, к древнейшему иероглифу жизни» (ОР ГТГ, ф. 44, д. 46, л. 2).
Художник искал и находил в древних артефактах стимул не только для собственного творчества или научного собирательства, но и для общественной деятельности по сохранению памятников культуры. В результате его многолетней работы на этом поприще появился и поныне действующий международный договор под названием «Пакт Рериха» (Вашингтон, 15 апреля 1935 г.).
В конце «русского» периода жизни (1915-1917 гг.) он написал цикл «орнаментальных» стихотворений, в котором внутренний призыв отправиться на Восток звучал с неумолимой силой:
«Разве не видишь ты
путь к тому, что
мы завтра отыщем.
Звёздные руны проснулись.
Бери своё достоянье.
Оружье с собою не нужно.
Обувь покрепче надень.
Подпояшься потуже.
Путь будет наш каменист.
Светлеет восток. Нам
пора».
(«Пора», 1916 г.)
ОСНОВНЫЕ АББРЕВИАТУРЫ, ВСТРЕЧАЮЩИЕСЯ В ТЕКСТЕ
ГТГ |
Государственная Третьяковская галерея, Москва |
МР |
Музей Рериха, Нью-Йорк (с 17 ноября 1923 г. до осени 1935 г., когда перестал существовать; то же, что и RM) |
НГХМ |
Нижегородский государственный художественный музей, Нижний Новгород |
ОР |
Отдел рукописей |
РДФ |
Рукописно-документальный фонд |
СПбГМИСР |
Санкт-Петербургский государственный музей-институт семьи Рерихов |
ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Беликов П.Ф. Семейство Рерихов (опыт духовной биографии) / Рерих (опыт духовной биографии). - [1978-1982.] - Две рукописи - варианты одного незавершённого сочинения - в РДФ СПбГМИСР.
Беликов П.Ф., Князева В.П. Николай Константинович Рерих. - Самара, 1996. - 3-е изд., доп.
Благово Н.В. Семья Рерихов в гимназии К.И.Мая / Отв. ред. чл.-корр. РАН Р.М.Юсупов. - СПб., 2006. - (Серия «Щедрый дар». - Вып. II.).
Будникова Ю.Ю. Индийская философия и поэзия Николая Рериха // Петербургский Рериховский сборник. - № 1. - СПб., 1998. - С. 223-257.
Гидони А.И. Творческий путь Рериха // Аполлон. - Пг., 1915. - Апрель-май. - № 4-5. - С. 1-34.
Голенищева-Кутузова В.Е. Русская интеллигенция и Восток // Дельфис. - М., 2002. - № 1. - С. 95-98.
Иванов А.П. Списки живописных и литературных работ Н.К.Рериха. - Автограф. - Сектор рукописей ГРМ, ф. 143, № 10. – 32 л.
Каталог выставки конкурентов при Императорской Академии художеств. - СПб., 1897.
Короткина Л.В. Творческий путь Николая Рериха. Новые материалы. - СПб., 2001.
Короткина Л.В. Человек необыкновенной судьбы // Рериховский век: Каталог выставки. Живопись и графика. - СПб., 2009.- С. 15-24.
Маточкин Е.П. К 100-летию «Гонца» // Петербургский Рериховский сборник. - № 1. - СПб., 1998. - С. 191-204.
Мюллер М. Шесть систем индийской философии / Пер. с.англ. П.Николаева. - М., 1901.
Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II. - Ростов на Дону, 1998.
Рёрих / Худ. ред. В.Н.Левитского; текст: Ю.К.Балтрушайтис, А.Н.Бенуа, А.И.Гидони, А.М.Ремизов, Н.К.Рерих, С.П.Яремич. - Пг., 1916.
Рерих Н.К. Древнейшие финские храмы // Старые годы. - СПб., 1908. - Февраль. - № 2. - С. 75-86.
Рерих Н.К. Зажигайте сердца. - М., 1990.
Рерих Н.К. Из прошлой и настоящей жизни русского искусства // Искусство. - СПб., 1905. - № 4-8. - С. 48-54, 143-151.
Рерих Н.К. Листы дневника: В 3 т. - М., 1995-1996.
Рерих Н.К. Письма к В.В.Стасову. Письма В.В.Стасова Н.К.Рериху. - СПб., 1993.
Рерих Н. К. Собрание сочинений. - Кн. 1. - М., 1914.
Рериховский век: Каталог выставки. Живопись и графика / Отв. ред.: А.А.Бондаренко и В.Л.Мельников. - СПб., 2009.
Рябинин К.Н. Развенчанный Тибет. Подлинные дневники экспедиции Н.К.Рериха. 1928. – Самара - Магнитогорск, 1996.
Ухтомский Э.Э. Путешествие на Восток Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича: 1890-1891 / В 3 т. - Т. 3. - СПб.; Лейпциг, 1897.
GrünwedelA.Mythologie des Buddhismus in Tibet und der Mongolei. Führer durch die lamaistische Sammlung des Fürsten E.Uchtomskij. - Mit einem einleitenden Vorwort des Fürsten E.Uchtomskij und 188 Abbildungen. - Neudruck der Ausgabe. - Leipzig, 1900.
Ваши комментарии к этой статье
№46 дата публикации: 02.06.2011