Сергей Ильин

 

Зимний Аргут

(27 февраля - 8 марта 1998)

Экспедиционный дневник

Новосибирск 1998

 

Здравствуй, мой дорогой Друг!

Наверное, ты не сильно удивился, получив моё сообщение о том, что я срочно уезжаю на Алтай в составе небольшой экспедиции. Зная мой непоседливый характер, тебе нетрудно было догадаться, что я так и не остепенился со временем, как этого можно было ожидать. Да, всё это так, хотя ты знаешь, что причина поездки была гораздо глубже. Нужно ли говорить, что вообще всё, что связано у меня с Алтаем, связано с необычными и удивительно неповторяемыми в обычной жизни событиями... Так произошло и на этот раз...

История этой экспедиции, которая будет описана ниже, началась ещё в августе 1997 года, рождаясь в недрах экспедиции на реку Карагем, впадающую в Аргут, которые находятся в Кош-Агачском районе на Алтае, вблизи монгольской границы. Именно тогда её участниками стали и я, и двое моих спутников, с которыми мне пришлось ещё раз делить пополам все приключения экспедиционной жизни в начале марта 1998 года.

Руководителем и той, и этой экспедиции был Евгений Палладиевич Маточкин, человек весьма неординарный, никогда неунывающий, жизнерадостный учёный 56 лет. Познакомились мы с ним при весьма необычных обстоятельствах... Впрочем, чтобы не отвлекаться, стоит сказать главное - хоть он по образованию физик и проработал 30 лет в Институте Ядерной Физики, судьбой было предопределено ему защитить кандидатскую диссертацию по искусствоведению и посвятить долгие годы изучению древнего и современного искусства коренных народов Алтая. Исследование наскальных рисунков - петроглифов - являлось главной целью и двух последних наших экспедиций.

После августовской экспедиции 1997 года, когда нам пришлось немало испытать, я узнал об идее посетить труднодоступный участок Аргута. Петроглифы, находящиеся на скалах в этих местах, оказываются доступными только зимой, когда можно в эти места пройти по льду. Так говорили местные чабаны. Да и сам Е.П., турист с более чем тридцатилетним стажем, "испытал на собственной шкуре" прелести Аргута, пройдя по берегу почти всю эту реку от истока до устья в летний период. Аргут - небольшая река, длиной не более 150 км по карте, тем не менее является самой неприступной рекой для туристов-водников на территории Алтая, Сибири и России. И если кому-то говорит, что такое цифра 6 по степени сложности маршрута, тот всё молча поймёт и склонит голову, почтив память оставшихся там навечно. Поэтому неудивительно, что 15-20 км этой реки остались не пройденными нашим великим энтузиастом, тратящим с великим вдохновением каждый год свои скромные сбережения для подвижнической научной работы на территории Алтая. Изучить достопримечательности этих суровых мест было его великой мечтой последних лет. Это и было поставлено основной задачей зимней экспедиции, запланированной ещё много лет назад. Однако была осень, сроки были неопределёнными, время от времени при встрече мы вспоминали эту идею, проходили месяцы, как вдруг однажды... Впрочем, здесь начинается уже сам экспедиционный дневник.

 

26 февраля 1998 года

День последний (предэкспедиционный)

Однажды, в один из последних дней февраля, когда на улице метели уже почти всё замели, что только могли, а солнце ещё не успело растопить сугробы, мне пришлось быть в гостях у старшего друга. Мы неторопливо обсуждали некоторые вопросы, когда неожиданно раздался телефонный звонок. Разговор был недолгий. Я лишь услышал, как старший друг сказал в ответ: "Я очень, очень рад за тебя! Желаю тебе удачи!" Словно поясняя, извинившись за прерванную беседу, он сказал:

- Е.П. звонил, сказал, что едет на Алтай.

- И куда же?

- На Аргут.

- Когда?

- Завтра.

Я был удивлен этой новостью. Сидеть просто и беседовать уже не имело смысла, поскольку все мои помыслы сразу оказались там, на далёком Алтае. Кажется, события последних недель, связанные со сменой места работы, морально подготовили меня к зреющему решению. И через несколько минут, тепло попрощавшись, я уже направил свои стопы к дверям дома Е.П., благо, что наши дома находятся рядом.

Наш диалог был короткий (короче, нежели расстояние между нашими домами) следующего содержания:

- Здравствуйте!

- А, Серёжа, здравствуй.

- Я слышал, что Вы на Алтай едете?

- Да, завтра. На Аргут. Вот, видишь, рюкзак только начал собирать, опять не успеваю, как всегда...

- Сколько вас?

- Двое.

- Почему так мало? Зима же...

- Да вот никто не откликается, пытались набрать группу, всем некогда.

- А почему мне не сказали?

- А я разве не говорил?..

Далее последовало многозначительное молчание, во время которого мы смотрели друг другу прямо в глаза и пытались разобраться, кто из нас кого разыгрывает. Убедившись, что оба до донышка искренне светятся правдой, диалог возобновился:

- Возьмёте меня с собой?

- С радостью, конечно, втроём-то надежнее, случись что... А ты сможешь?

- Да.

- А с работой как?

- Да я с сегодняшнего дня уволился с прежнего места работы...

Последовало ещё более многозначительная пауза, но при этом лицо Е.П. вытянулось. Когда я уже стал беспокоиться за его самочувствие, он вдруг удивлённо произнёс:

- Ну-у-у, ты меня уби-и-ил...

- Да нет же, Е.П., это Вы меня чуть не убили, уехав без меня... - улыбаясь, ответил я.

- Представляешь, я ведь не мог до этого дозвониться... Несколько раз пытался, отчаялся, что придётся уехать не попрощавшись, решил последний раз позвонить, и, видишь, ты там оказался!

Освоившись с ситуацией и решив, что никто не убит и оба вполне жизнеспособны для дальнейшего диалога, мы продолжили наш разговор, который быстро перешёл в цифры: граммы, рубли и километры.

Через полчаса были намечены пути решения большинства затруднительных вопросов и мы расстались на сутки. До отбытия поезда Новосибирск - Бийск оставалось 26 часов.

 

27 февраля

Пятница

Люди, испытавшие все прелести экспедиционной жизни (в частности, туристы) знают, что такое 26 часов на сборы, когда нужно с собой не забыть и взять именно то, что обеспечит жизневыживаемость в суровых условиях природы, не тронутой вниманием мачехи-цивилизации. Передо мной же встали сразу две трудновыполнимые за 26 часов задачи: подготовиться к экспедиции и в то же время выполнить формальные действия на старом и новом месте работы - забрать и отнести трудовую книжку, расписаться в нескольких местах в бумагах и, главное, договориться с новым зав.лабораторией о возможности отсутствия на новом месте в течение первой же недели работы. Согласитесь, задача не из простых! И всё же вторую задачу к исходу короткого рабочего дня выполнить удалось успешно. Хотя и в ущерб сборам.

Почти ровно через сутки после нашей решающей встречи, в 16.00, когда я звонил домой к Е.П., у меня было довольно смутное представление, как можно за 3 часа до отбытия поезда успеть собрать рюкзак, закупить продукты и не опоздать на поезд. Правда список необходимого был готов. Но всего три часа!!! Я угрюмо смотрел на открывающего мне дверь жизнерадостного Е.П. и готов был грызть землю под его ногами за то, что он так поздно мне сообщил о поездке.

- Вы ведь понимаете, что три часа - это время, за которое практически невозможно укомплектовать рюкзак. У меня нет многих продуктов. У меня так и нет валенок. Я едва успел доделать рабочие дела. Что будем делать? Нельзя ли отложить выезд на сутки?

- Нет, не-ет, не-е-ет! Ни в коем случае!! Надо ехать!!!

- Я не успею закупить продукты, на это нужно не меньше часа...

Но тут пришёл на выручку Павлик - младший сын Е.П. Он вызвался помочь пойти за продуктами в магазин, а передо мной было два часа, в течение которых предстояло собрать рюкзак и час на дорогу до вокзала. Вот тут я впервые в жизни почувствовал, что машина времени существует не только в фантастических рассказах. То есть, конечно, многие замечают, как быстро иногда летит время. Но, пожалуй, лишь в исключительные моменты жизни можно почувствовать, как время может замедлять свой бег. Передо мной было два часа. Но сегодня с уверенностью могу сказать, что передо мной была вечность. Я был перед прыжком в новое измерение. И, похоже, на этом пороге время либо летит бесконечно быстро, либо замедляется до эйнштейновского парадокса.

Неторопливо вещи по списку складывались в одну кучу в центре комнаты. Так же неторопливо двигалась стрелка на часах. Иногда взгляд задумчиво устремлялся в заветный список, иногда в белый безоблачный потолок. Не помню точно, что видел там мой взгляд, помню лишь, что мне казалось иногда, что времени уже не осталось, но часы показывали, что прошло всего каких-то пять минут. Мысль фиксировала этот факт, но удивления не было - чувства застыли в полудремотном состоянии; получалось, что времени просто не существовало в этот момент моей жизни... Постепенно гора вещей росла. Термосок... свитер, шапка, пуховик... ложка, кружка, чашка... спальник и палатка... сюда же ручку и бумагу, книгу (брать не брать?)... зачем лишние граммы?... э-эх, всё-таки возьму... фотоаппарат... Через некоторое время кучу заметно дополняют соседские валенки 46-го размера... (ничего, зато можно вместе с обувью надевать)... Вот в какой только обуви ехать? Ботинки трут, лёгкие кроссовки - холодно, новые американские - но ведь новые... А-а-а, ладно... (Мог ли я тогда подозревать, что это единственно правильное решение спасёт мне жизнь!?)... Скоро были готовы и продукты. Но оказалось, что общий объём настолько превышает возможности моего рюкзака, что пришлось снаряжать дополнительно маленький рюкзачок, с которыми ходит вся студенческая Америка... Вскоре рюкзаки были собраны, а валенки 46-го размера величественно водружены поверх. Оставалось минут 10 до встречи у дома с Е.П. УСПЕЛ! Это казалось чудом, но было реальностью. Теперь можно было трогаться в путь.

 

Начало пути. Новосибирск.

Все мы знаем, как обычно начинается любой далёкий путь в России: будь то путешествие или командировка, экспедиция или просто поездка. Это традиционные несколько секунд сидения перед уходом "на дорожку", во время которых сын может, наконец-то, забраться на колени, умоляющий взгляд жены: "Будь там осторожнее, пожалуйста" и порог оставляемого дома... Я не исключение. Оба рюкзака оказываются на плечах, один висит спереди, как запасной парашют, второй возвышается позади валенками над головой. Надо спешить, меня уже ждут.

На улице встречаю Павла и Е.П., уже стоящего с рюкзаком и авоськой с продуктами. Они снимаются с якоря, подходят ко мне и не останавливаясь, мы идём навстречу к поезду, который должен сегодня отвезти нас до Бийска.

- Всё успел?

- Всё. Можно ехать смело.

- А всё взял?

- Всё, что было запланировано. А Вы?

- Кажется, всё... О-ой! - Е.П. приостанавливается и хлопает себя рукой по лбу, - Павлик, бегом домой, на холодильнике фотоаппарат мой лежит! Догонишь на остановке! Как же это я забыл?!!

Мы продолжаем путь до автобусной остановки. Е.П. сокрушается. Впрочем, это у него получается так безгоресно, почти смешно, настолько он беззлобен по своей природе.

На остановке мы водружаемся рюкзаками на скамейке и ждём автобус и Павлика. Кругом люди. Как-то неожиданно Е.П. вдруг вскидывает руками и восклицает:

- Лёва! Здравствуй! Какими судьбами?

Перед нами высокий худощавый алтаец в очках, в шапке и строгом пальто с большим дипломатом. О чём-то оживлённо рассказывая ему, Е.П. в своей заштопанной штормовке и лыжной шапочке, нечаянно задевая кого-то своим колобком-рюкзаком, немного отходит в сторону. Я наблюдаю за ними со стороны. Лёве не больше сорока, он с некой неохотой ведёт разговор. Впрочем, может, это его темперамент, но по моему опыту это значит, что он не испытывает особой большой радости от такой неожиданной встречи. Воспитанность и природная тактичность не позволяют ему сказать об этом, но Е.П. - человек простой, не обращает внимания на такие мелочи и воодушевлённо излагает ему планы нашей экспедиции.

Вскоре прибегает Павлик с фотоаппаратом, и мы втискиваемся в первый же автобус. Лёва входит в автобус вместе с нами, но держится немного отстранённо, видимо, немного чураясь людей с рюкзаками. Улучшив минуту, Е.П. с некой торжественностью шепчет мне:

- Это же Лёва Чевалков, который выдаёт лицензии на археологические работы в Горном Алтае! Он приехал в командировку, а теперь нам вместе ехать до Горно-Алтайска! Представляешь, какое везение! Встретить на остановке! Помнишь, в конце июля прошлого года мы к нему ходили, брали пропуск для работы в приграничной зоне Алтая?

- Так что, нам нужно будет брать лицензию?

- Да нет, завтра ведь выходной... Но такая встреча!

Лицо Е.П. даже светится от такой удачи стечения обстоятельств. У меня, конечно, особого повода для подобной радости нет, да и чувства мои ещё только начали выходить из пространственно-временного континуума, и потому я просто наблюдаю события, как они повернутся. А поворачиваются они вот как. По приезду на вокзал выясняется, что сегодня в связи с предвыходным днём есть только общие места. Видно, что Лёва сильно огорчён, но и ему, и нам приходится купить билеты в один общий вагон.

На этом же вокзале мы встречаемся с Игорем Васильевичем Шеболаевым - третьим участником нашей экспедиции. Он очень рад нашему приходу и неторопливо озаряется своей бело-бородо-снежной улыбкой. И.В. - тоже по специальности физик. Команда собралась как на подбор - физическая, так как и я тоже физик. Тем не менее, все мы полны энтузиазма сделать находки, которые станут достижениями гуманитарных наук если не мировой значимости, то уж гордостью отечественной археологии - точно! Но пока это наш секрет. Для окружающих же мы - просто туристы, направляющиеся в поисках приключений куда-то в горы. Пусть будет так! Величественно возвышая горбы рюкзаков, караван искателей направляет свои стопы к прибывающему поезду, к вагону №13. Общий вагон оказывается совсем не таким, как 10 лет назад. Моему взгляду открываются ряды то ли самолётных, то ли автобусных кресел, на которых нам предстоит провести ночь. Народу не так уж и много. Расположившись комфортно в конце вагона, мы заказываем чай и начинаем свой первый походный ужин. Вскоре Е.П. покидает нас и подсаживается к Лёве, а мы, устроившись поудобнее, вспоминаем, что забыли взять с собой и готовимся к тому, что нам ещё предстоит впереди.

Через часа полтора Е.П., явно подуставший от общения, возвращается в нашу тесную компанию. Все вопросы выяснены и можно отдохнуть. Ему явно интересны детали моей рабочей эпопеи и мы начинаем разговор.

- Так что же за причина твоего увольнения?

- Человеческие взаимоотношения. То, что называется этикой. В один день мой бывший начальник "сорвался" на меня в очередной раз без видимых на то причин, и я решил, что больше не вправе нести крест, от которого плохо не только мне, но и моим близким. Когда же он узнал, что я хочу уходить, то попытался всеми силами удержать, но уже было поздно. Так что теперь буду  работать на новом месте. Сами понимаете, что между двумя этапами жизни должен быть качественный переход. Вот почему эта неожиданная поездка на Алтай для меня - как Знак свыше.

Наступает молчание, каждый думает о своём. Вопросы этики. Что может быть сложнее? Какие отношения между начальником и подчинённым должны быть в наше непростое время? Денежные? Просто человеческие? Профессиональные? Или все вместе сразу? Где тот пробный камень истинности отношений и как выбирать свой путь по жизни? Во имя какой цели работать? И вообще - как и для чего жить? Одни вопросы.

- Знаешь, Серёжа, мне тоже приходится решать подобный вопрос. Время идёт, а возможности работать по своей теме, которой посвятил всю жизнь, становится всё меньше и меньше. Постоянно пишу статьи по искусствоведению. А работать там, где сейчас работаю, приходится не покладая рук. Но ведь мою работу никто за меня не сделает. И возраст не тот. Видимо, и мне надо будет решать вопрос с работой. Но это после приезда. - Взгляд сосредоточенно устремлён куда-то поверх голов, на потолок. - Я тоже очень рад, что поездка всё же состоялась. Только как всё получится? Ладно, завтра увидим...

Мы начинаем готовиться ко сну. Где-то впереди освобождаются места и мои спутники перебираются с рюкзаками поближе к выходу. Я, мерно покачиваясь в такт колёсам, начинаю дремать. Скоро полночь, надо быть утром готовым и морально, и физически. Спать, спать, спать...

 

28 февраля

Первый день пути

Этот день начался для нас ещё глубокой ночью. Где-то в Барнауле в вагон набилось народу - тьма-тьмущая, да ещё каждый умудрился сесть на кресло. Впрочем, удавалось это не всем сразу. Слышно было сквозь дрёму, как кто-то ругался с кем-то, этот кто-то не хотел уступать второе кресло, занятое сумками, аргументируя тем, что имеет удостоверение инвалида. Второй кто-то настаивал на своих правах. Половина вагона пыталась смотреть сны, вторая, ещё недавно стоявшая на платформе Барнаульского вокзала, гудела как потревоженный улей. У моих спутников по экспедиции затекли ноги и они тщетно пытались их распрямить. Я, выныривая из полузабытья, краем глаза успевал фиксировать, что на соседнем кресле время от времени менялись соседи, пытаясь приспособиться к стоящему на полу между сидений моему рюкзаку. Впрочем, после одного моего осторожного предложения поднять рюкзак на полку для багажа, сосед отказался. Я его прекрасно понимал, поскольку в случае падения рюкзак упал бы на его место, но облегчить участь своего собрата ничем не мог. Вскоре равномерный стук колёс понемногу утихомирил разбуженный вагон.

Сколько времени мы ехали - сказать затрудняюсь. Ещё большее затруднение у меня вызвал вопрос моих спутников утром: "Как спал, Серёжа?" Сказать было нечего, и я спросонья что-то невнятно буркнул. Но надо было просыпаться и готовиться к выходу. Неутомимый Е.П., с трудом разогнувший колени после ночлега, уже стоял у выхода вагона с Лёвой, стремясь провести разведку боем на автовокзале. В общем-то, спешить было некуда, поскольку 6 утра - время, когда междугородние автобусы только начинают ходить. Но распоряжение руководителя оспаривать не принято, и мы с И.В. взвалив свои рюкзаки на плечи, подхватили с разных сторон за лямки рюкзак Е.П. и вывалились вместе с остальным путешествующим людом из вагона на морозный воздух города Бийска.

 

Бийск

Географическое положение этого города необычно - на слиянии Катуни и Бии, рождающих Обь, “родину жены и змия”. Однако, кроме этого факта мне, как путешествующему на Алтай в течение последних лет десяти, известно об этом городе только то, что автовокзал находится рядом с вокзалом железнодорожным. Внешне Бийск - самый обычный город, которых множество в Сибири. Поэтому никаких особых новых чувств не рождается, когда ощущаешь десятиградусный мороз и слышишь похрустывающий лёд под кроссовками да привычные позывные таксистов: "Браток, тебе куда?" Нечто новое возникает, когда с одним из таксистов мы перебрасываемся следующими фразами:

- Вам куда, ребята?

- До Ини.

- Поехали!

- Да у нас нет миллиона! (С интонацией "да ну вас!")

- Да миллион и не нужен.

- А сколько?

- 700 тысяч хватит!

- Ну-у-у...

Когда мы отходим метров на пять, И.В. в задумчивости переспрашивает:

- Сколько-сколько он сказал? 700? Во даёт!

Впрочем, путь от одного вокзала до другого близкий, поэтому наше испытание таксистами длится недолго. Дойдя до автовокзала и пройдя мимо автобуса до Горно-Алтайска, мы видим спешащего нам навстречу Е.П. с билетами в руках. До отбытия автобуса 10 минут.

- В 8 утра из Горного (Горно-Алтайска) идёт автобус на Кош-Агач, а в 9-40 - до Акташа. Так что нам может сильно повезти и мы сегодня будем к вечеру в Ине!

- А дальше?-

- А дальше надо будет как-то добираться до Инегеня, там свороток, машины ходят достаточно часто, в случае чего заночуем у кого-нибудь. Ну, а дальше - пешком вдоль Катуни до Аргута.

Когда мы садимся в "Икарус", водитель недовольно бурчит:

- Мимо-то шли, чего не сели без билетов? Открыто ведь было!

Недовольный тем, что мы его невольно лишили неформального заработка, он идёт снова открывать багажник для наших рюкзаков. В автобусе одно наше место оказывается занято.

- Да чяго вам эта места-то сдалося? Сидайте на любое другое! Автобус-то пустой идёт!

- Мы вместе едем!

- Лёва, пойдём с нами!

Но Лёва предпочитает ехать на своём месте, явно не сильно нуждаясь в нашей компании. Мы же, усевшись поудобнее в креслах в конце автобуса, трогаемся в путь. Откинувшийся в кресле молодой человек чуть не придавливает меня своей спинкой. Я спешу ретироваться на соседнее. Но там оказывается не лучше. Наверное, все стопоры на сиденьях были давно сломаны и кресло может прекрасно служить походной кроватью. Покрытие на ручках во многих местах обломано, кое-где торчит железо. Похоже на то, что этот первый утренний автобус прошёл огонь и медные трубы. Запах соляры медленно проникает в салон. Но автобус двигается исправно и, видимо, даже в далёком будущем будет служить верой и правдой своему водителю ещё долгие годы. Поэтому мы находим безопасное для жизни положение тела, откинув свои кресла, и начинаем смотреть в окно.

Надо сказать, что передвигаясь от Новосибирска к Барнаулу, к Бийску и дальше на юг вы оказываетесь сначала в районе степного Алтая. Неподвижная линия горизонта начинает видоизменяться где-то в районе Бийска. Посевные поля, покрытые снегами в это время года, плавными холмами теряются в дали, местами укрываясь от ветра густой полосой хвойных лесов. Постепенно холмы становятся выше, и, приближаясь к Горно-Алтайску, можно почти забыть о просторах степей, готовясь к встрече с горными вершинами. Особенно чётко эта переходная граница видна через иллюминатор самолёта, которыми раньше часто пользовались путешествующие на Алтай. Теперь в силу роста цен на билеты и отмены ряда рейсов и закрытия многих местных районных аэродромов остался единственно надёжный в наше время путь для желающих достигнуть внутренних районов Горного Алтая - наземным транспортом по Чуйскому тракту.

В это утро перед нами заснеженные полустепные холмы озаряются предрассветным солнцем. Скоро начинает светать. Автобус монотонно гудит, располагая в первые минуты к размышлениям. Звонкий голос нашего руководителя возвращает нас в реальность походного быта.

- Давайте завтракать!

- Рановато ещё.

- Что у нас на завтрак?

- Кефир, яблоки, картошка. Надо доедать, пока в пути, чтобы не нести с собой в рюкзаках такую тяжесть.

Доедать, так доедать. Я кладу себе за пазуху холодную упаковку кефира и продолжаю размышлять. Начальник, то ли обиженно, то ли огорчённо отреагировав на нашу реакцию, тоже замолкает. Через 15 минут появляется солнце. Ещё через 10 я сознаю, что кефир за пазухой дошёл до кондиции и бросаю клич:

- Кто как хочет, а у меня кефир согрелся!

- Ну вот, а я уже не хочу!

- А как бы поступил на вашем месте Великанов?

Мы смеёмся, Е.П. вспоминает лучшие годы своей молодости, когда он ходил в горы с мастером спорта по фамилии Великанов, который, впрочем, и ныне здравствует. Ах, если бы Великанов знал, что его фамилия постоянно на устах у нашего уже седеющего руководителя, может быть, он многое делал бы иначе в своих походах! Памятуя события нашей прошлой экспедиции, я улыбаюсь, когда в воображении рисую гротескный портрет этого человека, способного съесть барана (во всяком случае, большой котелок безвкусной каши), лечь поперёк трещины в леднике, приказав перейти по нему остальным участникам похода, пройти ночью по скалам и совершить ещё много всяких подвигов. Подвиги Геракла не идут ни в какое сравнение с подвигами Великанова, как их описывает с любовью Е.П.! Подумать только, что этот человек живёт в нашем Новосибирске! Вот бы повидать его хоть одним глазком...

- Ну, ладно, ладно, уговорил...

Вскоре вдали показывается одиноко стоящая гора.

- А вот и Бабырган!

Каким-то чудом геологические процессы, сдвигающие платформы континентов, образовали вдали от основной цепи эту одиноко стоящую гору высотой около километра. Её видно издалека. Ещё минут через 15 мы проезжаем стелу с надписью: "Добро пожаловать в республику Горный Алтай!" Бабырган является как бы стражем-хранителем входа на священные земли Алтая. Начинаются уже знакомые нам ущелья, везде вдоль дороги видны обрывы скал и громадные камни. Рядом с быстрой трассой петляет Катунь. Сегодня она покрыта льдом и снегом. Редко где видны полыньи. Но именно они нам внушают священный ужас. Пожалуй, из нас троих я имею наибольший опыт хождения по льду. Но это было в Прибайкалье, на таёжных, а не на горных реках! Стараемся не думать о возможном предстоящем испытании. Может, будет проводник... Если нет - только берегом, по тропам через перевалы. Горы - они надежнее.

Скоро наши раздумья прерывает появившийся на повороте Горно-Алтайск.

 

Горно-Алтайск

Древнее название Горно-Алтайска - Улала. Уже после революции Советская власть переименовала город. Именно здесь не так давно были обнаружены остатки древнейшего поселения человека на Алтае. Говорят, вели какие-то строительные работы среди города, когда обнаружили остатки древнего поселения. Так близко находится сказка веков, что иногда трудно предположить. “До недавнего времени считалось, что заселение Сибири началось около 20-30 тыс. лет назад. Однако последние раскопки археологов ...позволили академику А.П.Окладникову сделать вывод, что человек в Сибири, и, в частности, на Алтае появился ещё в доледниковый период, более 600 тыс.лет назад, то есть, возможно, даже раньше, чем в Западной Европе.”

Мы въезжаем в небольшую широкую долину между двумя хребтами и сразу оказываемся на главной улице Горно-Алтайска. Высоко вздымаются холмы справа и слева. За счёт своего расположения между холмами создаётся впечатление какого-то уюта небольшого города, являющимся центром независимой республики. За окном знакомые по предыдущим поездкам места. Проезжаем обелиск с вечным огнём. На выстроенных полукругом многочисленных стенах видны длинные ряды фамилий ушедших с алтайской земли воинов. Тут же аллея героев. А вот и строящаяся больница. Приближаемся к центру. Автобус останавливается у автовокзала.

Город окружает нас своей неповторяемой атмосферой. Везде алтайские лица. Чувствуется, что здешний народ настолько сросся с землёй гор, что сама мудрость Алтая смотрит на вас глазами здешних жителей и даже атмосфера многочисленного города не в силах задавить эту мощь. Впрочем, русские лица имеют ту же магическую силу. Такое впечатление, что Алтай пронизывает вас насквозь и напитывает некой магнитной целительной силой. От этого чувства трудно избавиться и мы, в конце концов, отдаёмся на волю стихии гор, вверяя себя судьбе...

...Через пять минут мы узнаём расписание и берём билеты на акташский автобус до Ини. До отъезда ещё больше часа времени и мы с Е.П. решаем наведать наших далёких родственников, живущих неподалёку в одном и том же доме, а И.В. остаётся с рюкзаками на автовокзале.

Дома никого не оказалось и мне приходит мысль посетить местный базар. В этот утренний час там почти никого нет. Самые ранние продавцы только раскладывают и развешивают свой товар, а из самых ранних покупателей я один. Длинные пустые ряды лавок с узкими проходами выглядят неуютно и я уже собираюсь совсем уходить, кабы не бабулечки со своими семечками. Ох уж эти бабульки! Везде своего клиента углядят.

- Эй, служивый, семечек не нужно?

- Куды ж мне их девать-то?

- Как куды? В карман - щёлкать.

- И что за товар у вас?

- Да вот всё, что видишь, кедровые есть орехи, подсолнечные да тыквенные семечки.

- Чтой-то цена у вас больно большая на кедровые!

- Так неурожай был на Семинском перевале-то в этом году, вот и дорого.

- Ну тогда давайте этих по стакану.

И мы довольные друг дружкой расстаёмся. Не спеша я иду в своём походном костюме с семечками по улице знаменитого алтайского художника Чороса-Гуркина. Изредка навстречу идут хорошо одетые алтайцы, и я невольно ловлю на себе их взгляды. Что делать? Встречают всегда по одежке. Ну да ладно, мало ли таких здесь бывает заезжих. Местные жители, наверное, уже привыкли. При подходе к автовокзалу замечаю автобус "Горно-Алтайск - Акташ". Это наш. Посадку ещё не объявляли. Подхожу к водителю.

- Здравствуйте! Когда посадка будет?

- Да минут через 10 объявят.

“Через 10 минут. Надо бы перебираться с рюкзаками из здания автовокзала.” И мы с И.В., нагруженные до предела тремя большими и двумя маленькими рюкзаками, выходим к автобусу. И сразу привлекаем внимание местных молодых парней.

- Эй, парашютисты! Откуда будете? Куда едете?

Три алтайца, один с подбитым глазом, направляются к нам. Успеваю заметить, что выражение лица пока доброжелательное.

"Почему это парашютисты?" - Мелькает в моей голове - "А, у нас же рюкзачки спереди висят!"

- Из Новосибирска, до Ини.

- Ф-сс-с-с, - свистит парень, - аж из Новосибирска!

Но тут распахиваются двери автобуса и мы, считая инцидент исчерпанным, вваливаемся в автобус, распихивая рюкзаки под сиденья. Водитель добродушно осматривает нас, преграждает двери другим пассажирам.

- Рано, рано ещё. Скоро объявят.

Мы садимся, вытирая лоб рукавом.

- Откуда и куда?

- Из Академгородка, на Аргут, петроглифы исследовать.

- Кого-кого исследовать?

- Наскальные рисунки.

- А-а-а...

Мы старательно объясняем, что идём в труднодоступный район, куда летом закрыт путь, только по льду и можно пройти. Тут неторопливо вступает в разговор человек, сидящий на месте кондуктора.

- Видел я их, эти рисунки, когда на охоту ездил. Там, в урочище как поднимаешься, много их... И на лодке плавали, тоже видел. Сначала-то проехал - вроде как лось нарисован на скалах. Подъехал поближе - точно. Большой такой прямо над водой высечен. Издалека видать.

- А правду говорят, что изображения козлов выбивали на камнях, чтобы охота была удачной? Они вокруг этих изображений вроде как шаманили перед охотой...

- Кто же сказал, что только для охоты? Неужели, кроме желудка, люди раньше ни о чём больше не могли думать?

- Ну, наверно, думали, только кто их сейчас знает...

Но тут объявляют посадку и начинают заходить люди. Появляется и Е.П.

- Надо бы вот с этим человеком поговорить, он знает места нахождения петроглифов.

Автобус трогается в путь.

- Хорошо, давай немного позже...

Но через 5 минут человек, рассказавший о лосе, выходит где-то у очередного перекрестка в Горно-Алтайске и тайна большого лося над водой остаётся для нас так и неразгаданной.

- Ничего, таких неисследованных мест очень много. Также как много и людей, видевших редкие наскальные изображения. Одному человеку всё равно не под силу все исследовать.

И мы начинаем свой путь по Чуйскому тракту. Проезжаем Чергу и Семинский перевал, попрощавшись с Катунью. Долог путь по старому тракту. В дороге успеешь и выспаться, лишь бы на кочке с сиденья не сбросило, и насмотреться великолепных предгорных пейзажей, и поразмышлять об всём. О многом думается в эти часы. Многочасовой путь словно служит для того, чтобы успеть расстаться с городом и подготовиться ко встрече с Алтаем.

Знаем, что едем в древние места. Знаем, что на скалах, перевалах, по берегам рек и троп запечатлены знаки древние. Увидеть бы, понять бы, что сказано, что оставлено нам древними. Неужели только в заботе о желудке высекались знаки зверья разного? Неужто лишь в заботе о сохранении ближайшего потомства оставлялись сакральные символы? Не верим. Знаем, что найдены интересные объяснения смысла многих наскальных композиций. Не только грубое телесное значение, но и высокий смысл кроется во многом. Уже расшифрованы календари древних, скрытые в рисунках рогов животных. Кто бы мог подумать раньше, глядя на этих самых козлов, что за рогами кроется высокий уровень образного мышления и точного астрономического знания!

Сколько народов кочевало по просторам Алтая! Каждый старался оставить след свой во времени. Во многих местах видны разновременные рисунки, есть древнейшие рисунки, исправленные через столетия последующими племенами. Скифские олени могут соседствовать с тюркскими изваяниями, изображения каменного века соседствуют с современными резными изображениями. Где кончается эта череда кочевников? Где и когда начинается? Затем и едем, чтобы проникнуть в эту тайну, почувствовать себя причастными вековым тайнам гор. Рассказать людям о том, что будет открыто нам.

Остаётся позади и развилка с Чуйского тракта на Усть-Кан. По этой дороге едут в Уймонскую долину, к Белухе. Но сегодня наш путь в соседний район. Ещё через пару часов остаётся позади и второй суровый перевал Чуйского тракта, и Онгудай. Впереди Иня. Откуда-то выныривает Катунь. Здравствуй, Катунь! Видны следы на реке. Что-то лёд некрепким кажется! Сможем ли пройти по ней? Что преподнесёт нам судьба? Вот и сама деревня. Но нам дальше, до поворота на Инегень. Проезжая мимо магазина, видим бортовую машину. Вокруг стоят люди, кого-то ждут.

- Смотри, Серёжа, наша машина! - показывая на эту сцену, вдруг говорит Е.П.

Мы проезжаем дальше.

Вскоре и поворот на Инегень.

- Приехали! - восклицает водитель и мы втроём остаёмся на обочине со своими рюкзаками, глядя вслед уходящему автобусу...

 

Инегень

Сначала я не сразу даже осознаю, что меня смутило, когда мы остались одни. То ли отсутствие снега и вид осенней жухлой травы, то ли по-летнему припекающее солнце... Наконец, понимаю - пыльный клубящийся след от автобуса! Как же так? Ещё утром я ходил по снегу, да и здесь он местами виден, лёд на реке, а на дороге пыль! Время осмотреться у нас много и мы рассматриваем окрестности. Долина, через которую проходит Чуйский тракт, пересекается повдоль глубоким руслом Катуни. Она невнятно шумит где-то под обрывистым берегом. Кругом возвышаются горы. Подойдя к берегу, вижу узкий навесной мост через Катунь. На дороге лежат осколки бутылки. Рядом костровище.

- Давайте разведём костёр, сварим чаю, кто знает, сколько ждать.

Едва прозвучало это предложение, как стал слышен гул мотора. Машина! Да, это та самая машина, которую заметил Е.П. в Ине! И более того, она сворачивает к нам!

- Э-эй, э-эй, стойте!

Машина тормозит.

- До Инегеня не подвезёте?

- Ребята, скорее, давайте рюкзаки.

Из открытого кузова на нас с интересом смотрят глаза людей. Забираемся и машина сразу трогается к навесному мосту. Даже не успеваем оглядеться. Машина резко ныряет вниз по дороге, задерживая крепкими тормозами наше неминуемое падение в Катунь на крутом повороте. Медленно, урча мотором, чуть раскачивая мост, машина переползает 50-метровую ширину реки, буквально находясь между небом и землёй. Выползает медленно на берег и, лавируя на крутых поворотах, выезжает на снежную северную часть горы.

Наши соседи - четыре женщины, мужчина средних лет и пять молодых парней. Алтайские глаза смотрят на нас изучающе. Сильно трясёт, подбрасывая на каждой кочке. В кузове грязно, сено, навоз от коров, просто сухая грязь. Какая-то женщина сразу пристраивается на моём рюкзаке.

- Можно, да?

Можно, киваю. Всё равно рюкзаку предстоит поход по горам, а там всё равно, мятое ли, грязное ли или нет. У заднего борта алтайский парень с широкой повязкой на лбу внимательно смотрит на меня.

- Ты знаешь меня?

- Что? - я подсаживаюсь поближе, пытаясь удержаться на кочках.

- Ты знаешь, кто я?

- Нет.

- Бывал здесь раньше?

- В Кош-Агаче бывал.

- Меня здесь все знают. - Парень смотрит свысока с чувством, с которым, наверное, местный хан смотрит на чужеземца. - Откуда вы?

- Из Новосибирска, едем изучать наскальные рисунки. Пойдём по Аргуту до устья Каира.

- А я недавно из Новосибирска, я там служил. - После долгой паузы произносит парень. - Фотоаппарат есть? Вон, видишь, машина с сеном за нами идёт? Фотографируй!

Лезть за фотоаппаратом далеко и я махаю рукой, пытаясь удержаться на ухабах. Дует встречный ветер. Дорога ведёт немного вверх по склону, а потом куда-то за гору. Через минуту выезжаем к повороту и я понимаю, что алтаец был прав. Перед нами расстилается извилистая проезжая дорога, по которой машина начинает, прижимаясь к стене, как телёнок к тёлке, правым бортом, медленно протискиваться, норовя не задеть скалу и в то же время не съехать левым колесом в стометровый обрыв над Катунью.

- Убери руку с борта! - кричит кто-то нашему беспечному И.В., показывая на приближающийся к борту большой нависающий камень. - Раздавит!

Метрах в 50 позади показывается ГАЗ-66, гружёный сеном. Мы втроём стараемся сосредоточиться, глядя на эту картину, рождающую в наших душах священный трепет. Но все остальные пассажиры равнодушно взирают на эту сцену, для них это обычная декорация каждодневного спектакля, похоже, достаточно наскучившего - всё бы ничего, да уж сильно трясёт в кузове.

- У нас все мужуки ездят здесь! Из соседних деревень приезжают - боятся, а у нас любого посади за руль - проедет хоть пьяным! Даже больше гарантии, когда подвыпьет.

Через пять минут выезжаем на ровное место и в глубине души мы облегчённо вздыхаем.

- Что ж Вы нам раньше ничего не говорили про этот обрыв? - спрашиваю у Е.П. - Вы же здесь были. На перевале перед Карагемом было даже немного полегче, а тут неожиданно всё.

- Да я сам забыл. Да-а-а, ужс-с какая дорога! - Слово “ужас” произносится с до боли знакомой по прошлому походу интонацией и произношением “ужс-с” без буквы “а”. Я внутренне улыбаюсь, вспоминая, как все участники прошлой экспедиции быстро подметили эту особенность нашего начальника и при каждом удобном моменте произносили это слово. Е.П., словно читая мои мысли, улыбается и, махая на меня рукой, отворачивается.

Через 10 км показывается сама деревня Инегень. В центре машина останавливается и мы все начинаем выпрыгивать врассыпную по разным бортам. Между делом Е.П. заводит разговор с одним из наших спутников.

- Миколея знаете?

- Да как не знать, знаю, он недалеко от меня живёт.

- Мы хотим у него остановиться, несколько лет назад познакомились с ним.

- А у него шестеро ребятишек сейчас. Идём, я покажу.

- Шестеро?! Вот молодец! Вас-то зовут как?

- Меня? Николай. - На нас открытыми доброжелательными глазами смотрит достаточно высокий алтаец. На вид ему около тридцати пяти.

- А я Вас знаю... Про Вас несколько лет назад фильм снимали. Я помню...

Николай рассказывает подробности давно прошедших лет. Е.П., обрадованный новому старому знакомому, поддерживает диалог. “А я совсем Николая не помню! Хорошо, что он запомнил меня!” - улучшив момент, признаётся он. Мы идём по деревне сначала мимо футбольного поля, на котором ребятня гоняет мяч, потом через широкую, метров 100, обледеневшую поляну.

- Ты погляди-ка, как разлился! А летом-то тоню-юсенький ручеёк бежит! - изумляется Е.П.

- Во-о-н дом Миколея. Сейчас я зайду к нему. - Через минуту Николай появляется обратно. - Нет там хозяина, уехал за скотом. Будет через два дня.

- Что будем делать? - Е.П. явно в нерешительности.

- Ну, если хотите, пойдём ко мне, - говорит Николай, - у меня дом тут рядом. Пойдёте? - Он выжидающе смотрит на нас.

- Что делать, конечно, пойдём. К тому же ближе к переправе через Катунь.

И мы идём. Виднеются тут и там новые дома на больших участках земли, огороженные заборами.

- Хорошо живёте! Дома новые строите! Совсем не так, как в других деревнях!

- Да раньше лучше строились. Это всё лет пять назад строили, а сейчас материал стал дороже, да и денег поменьше... Мясо за бесценок приезжают скупают из Бийска. Шерсть - куда её сдашь? Своей переработки нет. Мы вот четыре брата взяли вести хозяйство, так, вроде, ничего, ещё держимся, а остальные - кто как. Вообще-то, нам это время больше нравится, чем до перестройки. Раньше цели не было работать. Что ни сделаешь - всё сдавать надо было колхозу. А теперь - хорошо.

Между делом показывается и дом Николая.

- Вот, начал строить летнюю кухню, навес сделал, да так и осталось всё недостроенным, материал кончился. Надо доделывать.

Зайдя на крыльцо, мы сбрасываем рюкзаки и оглядываем хозяйство. Большущий навес, идущий от крыльца, покрывает тенью громадный чан из чугуна, лежат какие-то запчасти. Рядом стоит трактор, у изгороди - дрова. На огороде лежит разбросанный по земле навоз, снега не видно. Почти сразу за забором возвышается скалистая гора.

- Мир вашему дому! - приветствуем мы хозяйку. - Как Вас зовут? Где работаете?

- Марья Семёновна, работаю в местной школе.

Глаза у Е.П. зажигаются огнём искусствоведа.

- Вы, наверное, знаете, где местный учитель рисования живет? Мне страшно интересно с ним пообщаться. Я кандидат искусствоведения и изучаю алтайскую живопись.

- Да он, наверно, рисовать-то не умеет.

- Ничего, я собираю рисунки не только художников Алтая, но и детские.

Но сегодня Е.П. не суждено с ним встретиться. Нас усаживают за стол и начинается обычный разговор о жизни в городе и в деревне, о цели нашей экспедиции.

- Вот моя книга. Видите, здесь наскальные рисунки, а это моя фотография в молодости, сейчас я другой, и не узнать...

Эти слова и, главное, книга, как всегда, оказывают традиционное завораживающее действие на алтайцев. "Сам профессор приехал!!!" - читается уважительное отношение на лице наших хозяев.

- Нам бы вот проводника, и, хорошо бы, лошадей.

- Э-э-эх! Вы бы мне там, в Ине сказали бы, я бы вам трёх лошадей дал бы! А теперь где? У всех лошади в горах, пасутся. Я схожу, конечно, узнаю, может, кто и согласится проводить вас до устья Каира, но вряд ли. Там уже лёд, наверное, сошёл.

На улице медленно темнеет. Скоро Николай идёт к соседям, а мы остаёмся в глубокой задумчивости. Если лёд сошёл, и нет проводника, то и по берегу вряд ли доберёшься. Идти суток двое-трое минимум в одну сторону. Прикидываем сроки маршрута, когда вернёмся. В зале включён телевизор.

- Вот тут располагайтесь, у нас по телевизору-то только один канал идёт. Можете на ночь на кровать и на диван лечь. В общем, чувствуйте себя как дома. Когда нужно, чай пейте, не стесняйтесь.

Передают новости, потом какая-то передача. Быстро устав от рекламы, я решаю прогуляться на улицу. После потока телевизионной информации, от которой волей или неволей приходится внутренне защищаться, звёздное небо удивительно контрастно притягивающе воздействует на психический аппарат. Где-то в темноте возвышаются силуэты окрестных гор. От дома я ступаю в темноту. Делаю шаг, другой. Под ногами не снег - сухая трава. Чем дальше ухожу во тьму, тем сильнее загораются звёзды всем обилием света, который так тускло светит в городе. Неужели всего сутки назад мы были в Новосибирске? В это верится с трудом. Неимоверно ярко горит Орион высоко над головой. Часто вспыхивают в небе яркие линии метеоров и медленно гаснут. С другой стороны из-за горы едва видна Большая Медведица. Что-то очень знакомое встаёт в моей памяти. "Когда же это было?" И тут я вспоминаю, что в июле прошлого года писал об увиденном сне своему другу в Москву. Звучало это тогда так:

"А сегодня мне снился удивительный сон. Я видел звёздное небо. Летали то ли метеоры, то ли кометы, их было много. Мы куда-то ехали с родителями. Когда приехали, я пошёл по едва заметной тропе меж травы от дома, в ночь. Рядом возвышались горы. Большие. Это было удивительно. Более реально, чем наяву. Видеть горы в звёздном свете, которые встали вдруг в темноте рядом. Когда небо прочерчивают линии метеоров - во сне..."

Да! Это именно то же самое состояние! Клянусь, мне такие сны дороги, они словно дают жизнь, вдохновение, после них летаешь, как на крыльях. А сон со звёздным небом? Это же редкое чудо! Уж что-что, а эти картины западают в памяти прочно. Надо же было такому случиться, что за 7 месяцев до приезда в Инегень я уже побывал здесь! Да-а-а, а ведь тогда это было именно в тот момент, когда решалась судьба моего участия в экспедиции Е.П. на Карагем. Вот это да! Я не мистик, но такие знаки в жизни настолько интересны, что невольно начинаешь задумываться - а что же такое причинность, что такое случайность и как они сочетаются? Может быть, решение участвовать в экспедиции на Карагем породило следствие - участие в нынешней экспедиции? Сны бывают разные, но, может быть, именно в таких из глубины сознания встают картины будущего? Если бы знать точно...

Выслушав меня, мои старшие товарищи следуют на улицу с биноклем, смотреть на звёзды.

- Да-а-а... Это звёзды! - восхищаются они.

Но время позднее, пора готовиться к завтрашнему выходу, а для этого надо выспаться. Приходит Николай и сообщает, что если кто-то и пойдёт с нами, то будет известно лишь завтра утром. Мы раскладываем спальники на полу в комнате, отказавшись от надоевших нам за полгода диванов и кроватей и засыпаем с присущей каждому скоростью. По прошлому опыту уже знаю, что Е.П. снова завтра будет жаловаться, что не выспался. И.В. скажет, что не мог долго уснуть и ворочался часа два. Ну, у кого как, а у меня это получается почти мгновенно и до утра.

 

1 марта

Первый день весны и первый ходовой день

Часов в шесть я начинаю чувствовать, что скоро будет светать, а значит, время надо экономить, собираться и засветло выходить. Подумано - сделано. Я встаю, иду в коридор и начинаю собирать рюкзак. На это уходит минут 10. Через какое-то время из комнаты слышится шевеление, сопение, шуршание, кряхтение и звуки расстегиваемых замков спальников.

- Что, пора уже, Серёжа?

- Полседьмого.

- Что-то я сегодня плохо спал.

- Да я тоже сначала не мог уснуть, но, правда, всё же отдохнул после поезда.

Дом начинает медленно оживать. Выходит хозяйка, затапливает печь и ставит воду. Скоро за окном начинает брезжить свет. Скрипят половицы, за дверями меня ожидает утренняя свежесть. Кое-где свежий ледок. В воздухе словно дрожит прозрачный иней. "Хороший день будет", - думается.

Старшие товарищи медленно собирают рюкзаки.

- Марья Семёновна, могу я у Вас оставить кое-какие вещи до возвращения? Мы седьмого вечером должны вернуться. Если что - девятого из Горно-Алтайска полетит вертолёт нас искать.

- Хорошо... на вертолёте улетим...

- Ага... Где столько денег потом взять оплатить этот рейс?

- Да, конечно, оставляйте, ради Бога.

Завтрак сегодня домашний. Картошка. В отличии от Кош-Агачского района, где картошка не растёт, у Николая хороший урожай.

- Да мы в прошлый год ездили продавать туда. Стоит машина какая-то. Мы подъезжаем, у нас все берут. Она у нас, видите, какая рассыпчатая.

- Это, наверное, из-за песчаной почвы?

- Наверное.

К концу завтрака распахивается дверь, и в избу заходит охотник. Перебрасывается на алтайском с хозяином двумя фразами, тот его усаживает за стол пить чай.

- Вот, поедет с вами. Вернее, вы-то вперёд пойдёте, а он вас догонит на коне. У зимовья встретитесь.

Е.П. подходит с картой.

- Как Вас зовут?

- Амыр.

- Скажите, пожалуйста, Амыр, ходили ли вы до устья Каира?

- Не-е-ет, там я не был пока. - Медленные неторопливые движения полны внутреннего достоинства. Взгляд с необычной для города сдержанностью и очень естественно, неторопливо поднимается на нас. Все движения говорят об удивительном внутреннем мире этого человека. - Хотели сходить, да как-то некогда было. До Ело ходили.

- А как на Шавле? Там, вроде, изба стоит... - слова нашего начальника быстры, как горная речка.

- Стоит, - так же неторопливо продолжает алтаец. - Да до неё ещё есть несколько.

Дальше начинается такой разговор, что я перестаю хоть что-нибудь понимать. Названия урочищ, перевалов и рек сыплются как из рога изобилия.

- Да я ведь был там, весь Аргут прошёл, только нам пришлось летом подняться в одном месте, и потом с перевала по Ело на Аргут снова спуститься. Вот сейчас и желаю попасть туда, где не был, по зимнему льду. Говорят там тропа есть.

Из всего сказанного только понимаю, что мы должны перейти через Катунь, пройти три избы, дойти до места, где Аргут впадает в Катунь и повернуть по Аргуту. Далее будет стоять та первая изба, где нас и будет ждать Амыр. Это километров 25. Потом вторая изба, потом в Аргут впадает река Шавла, там ещё изба, это ещё 10-15 км. Потом впадает Ело, ряд мелких речушек и, наконец, Каир. Это ещё около 20. Пока это звучит полной абракадаброй, лишённой для нас с И.В. смысла и содержания. Но, похоже, наш руководитель достаточно реально представляет себе наш путь, и я спокоен.

Наконец, сборы рюкзаков заканчиваются. В последнюю очередь увязываются валенки. Восемь утра, на улице светло. Мы прощаемся с хозяевами, и, взвалив рюкзаки на плечи, направляемся к переправе.

- Завернёте за околицу, а там по дороге-е! - кричит нам вслед Николай.

"А где же Игорь Васильевич? Опять запоздал!" - оглядываемся мы. Приходится остановиться метрах в трехстах и ждать пять минут задержавшегося из-за лямок на рюкзаке И.В.

Наконец, мы отправляемся к Катуни. На часах начало девятого. На выходе из деревни встречаем чабана.

- Далеко?

- До Каира! Где здесь переправа?

- Да вы идите по этой стороне! Там есть тропа по льду, здесь ближе!

Но мы не понимаем, о чём говорит нам этот человек, и решаем продолжать известный путь. “Ближе - не значит быстрее”.

 

Катунь

Через Катунь ведёт тракторный след, теряясь на том берегу. “Давайте помолчим, торжественный момент”, - произносит Е.П. на середине Катуни. Летом здесь мощный поток. Но сегодня он скован двухметровым слоем льда. Можно только представить, что чувствуешь летом на этом же самом месте.

Дорога идёт дальше по берегу. Через километр пути она ведёт заметно в гору, через небольшой утёс. Одновременно с этим тропа сходит к берегу и мы решаем идти по кромке льда.

- Смотрите, здесь кто-то через реку переходил с санками! Кто это мог быть? Вроде, все местные на лошадях ездят...

По льду идут едва заметные следы полозьев на тот берег, но мы решаем, что рисковать переходить реку опасно и предпринимаем попытку пройти по этому берегу вдоль навеса скал. Идти недалеко, метров пятьсот, но первые же шаги показывают, что наша обувь совершенно не приспособлена ко льду. Идём в буквальном смысле как коровы на льду и решаем, что это испытание нужно закончить сразу. Река есть река, лёд есть лёд, никто не знает, где он проваливается в полынью, да мало ли ещё что... И мы возвращаемся назад и взбираемся по дороге наверх. Как тяжело гружёные трактора, медленно, но зато уверенно перебирая ногами, мы движемся навстречу солнцу. Чем выше, тем более величественная перспектива открывается нашим глазам. Солнце только начинает выглядывать из-за вершины, и контрасты теней на другом берегу Катуни тревожат творческое воображение художника. Катунь, медленно извиваясь, теряется где-то под близ лежащей горой. Иссиня-голубой под солнцем лёд большими пятнами выделяется на белом фоне реки, окаймлённой коричневыми, словно покрытыми загаром, берегами, почти свободными от снега. Вдруг я слышу шум падения И.В. и успеваю краем глаза заметить, как рюкзак, по инерции следуя из-за спины, медленно и неумолимо клонит его голову к земле и распластывает его прочно и надёжно на лежащие вокруг камни лицом вниз.

- Жив? Ничего не сломал, не разбил? - секундой спустя помогаю вставать И.В.

- Да.... Похоже, маленький рюкзачок спас мой нос, я прямо на него упал. Засмотрелся, а надо быть осторожнее. Камень неудачный попался под ноги... Надо сделать вывод.

 

фото1

Фото 1 

фото2

Фото 2

 

Через 10 минут мы делаем первый привал на вершине этого маленького перевала. Воодушёвленные красотой открывающихся видов, мы делаем первые снимки.

- Хорошо... Четыре кадра снял.

 - Серёжа, экономь плёнку... - слышится голос Е.П. - Здесь красиво, а что дальше будет? В запасе-то плёнок цветных больше нет. Эх, что же я взял с собой только чёрно-белую?

Через 10 минут мы продолжаем путь, памятуя, что ритм - великое дело. 50 минут идём, 10 отдыхаем по старой туристической раскладке. Время и в самом деле подобрано удачно. Первые 15 минут идти очень легко. К истечению получаса начинают ныть плечи, оттягиваемые рюкзаком. К исходу перехода, когда думаешь, что дальше уже невозможно идти, и готовишься упасть посреди тропы, вдруг звучит спасительное слово “привал”. Десяти минут хватает, чтобы восстановить иссякающие силы. Иногда полагается в таких случаях ложка питательной смеси из кураги, изюма, мёда, ореха и лимона. Эта смесь содержит в больших количествах не только калий, полезный для сердечной мышцы, но и много других простых и сложных элементов, быстро восстанавливающих силы. Это изобретение в двух литровых банках имеет приличный вес, отягощая и без того 30-кг рюкзаки, но из-за своих лечебных и профилактических свойств было нами принято безоговорочно.

Идём постоянно по правому берегу навстречу течению Катуни. То поднимаясь выше, к скалам, то спускаясь почти к самой реке.

- Смотрите! Лошади!

Перед нами небольшой ручей, а за ним неподвижно, величественно подняв головы, на нас смотрят несколько грациозных лошадей. Через минут пять, когда мы подходим к этому месту, мы видим только вытоптанный участок земли. Где-то далеко, на нижней поляне, встряхивая гривой, медленно шествует цепочка из семи прекрасных животных. Каурые, белоснежные и гнедые медленно перебирают ноги, изредка поглядывая на нас. А вот и восьмая, такая же красивая... Фотографировать некогда, надо идти.

Первые часы всегда рождают детское восхищение и я полон энергии. Чуть выше тропы лежит большой камень. А вдруг там что-то есть? Точно!

- Сюда, здесь что-то есть!

Несколько выбитых, плохо сохранившихся фигур, возможно, недавних, не вызывают особого энтузиазма у Е.П. - знатока алтайских петроглифов.

- Видишь ли, Серёжа, здесь в своё время был Кубарев, он достаточно качественно обследовал со своими студентами этот район до устья Шавлы. Так что пока особо не будем отвлекаться по сторонам. Главное - это там, дальше, куда нельзя проехать на машине. Там абсолютно неизведанная область... - И мы продолжаем монотонную ходьбу по направлению на юг. Туда, где солнце стоит в зените, где пока от нас сокрыта цель наших устремлений.

Часа через два тракторная дорога выходит опять к Катуни. Уже ясно, что мой рюкзак не приспособлен для горного туризма. Валенки явно оттягивают его назад и плечи успевают привыкнуть к постоянному ноющему чувству. Идём по льду. Но чёрт побери! Тракторная дорога, свернув к берегу, поворачивает назад. Вот невезение!

- Может, здесь напрямую продерёмся через кустарник?

Кругом снег, это северная сторона.

- Лучше не пытаться пробираться по снегу, завязнем, собьём ритм, пойдём лучше по дороге.

И нам приходится идти по лесной дороге в обратном направлении несколько сот метров. Потом дорога медленно начинает карабкаться на гору. Вскоре выходим на большую  поляну. Видно, что вдалеке Катунь продолжает свой бег прямо, слева же, километрах в двух, за поляной, откуда-то из ущелья в неё впадает какая-то речка.

- Это устье Аргута! - спокойно объявляет Е.П.

 

Аргут (Устье)

Это? Устье Аргута? Я помню хорошо своё первое впечатление от летнего Аргута в истоке, где Аргут величественно разливал свои воды, неся бешеные потоки воды. А здесь что? Мы подходим ближе. Какие-то 15-20 метров ширины льда, прорезанные полыньей, смотрятся с тридцатиметровой высоты берега совершенно безобидно. И это устье великого, грозного и могучего Аргута? Видны камни, просвечивающие из-под толщи воды.

 

фото 3

Фото 3

 

- Нам налево! Там кто-то на лошади!

Но мне некогда. Я достаю свой фотоаппарат из висящего перед собой рюкзачка и начинаю священнодействовать.

За несколько минут мои спутники успевают дойти до наездника, а мне приходится поспешить. Здесь постоянно дует ветер и приходится закрывать голову. Снег местами глубокий и приходится выбирать путь среди полузанесённого кустарника. Е.П., И.В. и конный стоят немного выше тропы, у скалы, в которой виднеется пещера. Ещё приближаясь, становится ясно, что речь идёт об Амыре, алтайце, с которым утром мы познакомились.

- Он вас будет ждать в первой избушке, - разговор течёт неторопливо, соразмерно ритмам здешних мест, - а вечером - во второй. Там сейчас два охотника. - Алтаец смотрит на приезжих немного удивлённо, на наши рюкзаки, видимо, в глубине души удивляясь нашему энтузиазму.

- А сколько здесь до первой избы?

- Да километра... полтора, наверное, будет.

- Надо идти.

- Женя! - произносит И.В. - Мы ведь уже час идем. Надо бы передохнуть. Мы ведь не лошади.

- Действительно, надо бы передохнуть, рюкзак неудобный, плечи устали, - поддерживаю я.

- А вдруг Амыр уйдёт?

Я удивлён и одновременно раздавлен этим унизительным аргументом, и, ничего не говоря, иду вперёд, не дожидаясь спутников, по тропе. Обижаться на нашего начальника из-за его простоты просто невозможно. К тому же любое невысокое чувство здесь быстро переплавляется созерцанием окружающей красоты. А красота и впрямь удивительная. Уже через три минуты кроме дикой усталости в плечах и восхищения в груди я больше ничего не испытываю. Что ж, идти, так идти. В конце концов, на том свете отдохнём... Ведь не зря же наш начальник прошёл школу самого Великанова, который, наверное, мог идти целый день кряду с 50-кг рюкзаком без отдыха, если нужно было... Когда собирался, знал, куда иду...

Дорога явно меняет свою палитру красок и характер. Тропа вдоль Аргута так же разнится от дороги по Катуни, как различны характеры этих двух рек. Если “Катунь” в переводе с тюркского значит “женщина”, то “Аргут” с алтайского - сосуд. Конная тропа идёт среди камней высоко над рекой. Меня поражают своим цветом здешние скалы. Они не просто коричневые, нет. Местами они зелёные и жёлтые, видимо, за счёт лишайника. Весь ландшафт густо порос колючим кустарником, который мы аккуратно избегаем в пути и на привалах. В восхищении я останавливаюсь над очередной полыньей, сияющей бирюзовым светом льда и достаю фотоаппарат. Впрочем, красивых мест очень много. Вся громадная полукилометровая скала на другом берегу Аргута источает какую-то суровую неприступную силу самоотречённости. Длинные вертикальные чёрные разводы воды на белой породе в верхней части удивительно гармонируют с белыми разводами стволов берёз на чёрных скалах внизу. Создаётся чудное ощущение созерцания огромного гобелена, видна фактура ткани и чудный рисунок Творца гор. Это северная сторона, на неё практически никогда не падает свет. Таких скал больше нигде не видно. Мрачные суровые контрасты создают храмовую торжественность. По другую сторону Аргута видны громадные камни осыпающейся светло-коричневой породы южной скалы. Громадные валуны то там, то здесь преграждают дорогу. Прямо над рекой один из таких многотонных блоков размером в несколько этажей нависает над Аргутом. Видно человеческое лицо. Подхожу поближе с фотоаппаратом и приглядываюсь - тонкие линии губ, подбородок... это похоже на склонённое лицо женщины к Аргуту. Далеко внизу видны деревья, размером много меньше каменного лика. Навожу объектив на камень и замираю от восхищения - на фоне первого лика ещё один, поменьше. Тот же нос, те же утончённые молчащие губы, подбородок и скулы... головы обращены к реке... Во истину Храм Матери!.. Вспоминаются близкие, которые сейчас ждут моего возвращения назад. Но это будет не скоро. Пусть эти запечатлённые каменные лики останутся в памяти и охранят нас в трудную минуту над пропастью и рядом с полыньей...

 

фото 4

Фото 4 

фото 5

Фото 5 

фото 6

Фото 6

 

Но я изрядно отстал. Путники уже метрах в трёхстах впереди, надо догонять. Идём уже час, и полтора километра превращаются в три с половиной, а не видно ни избы, ни конца и края. Наконец, у очередного ручья мы делаем привал на обед. Е.П., вернувшись через пять минут из разведки, сообщает, что в пределах километра избы не видно. Отложив мысли о встрече с Амыром до неопределённого будущего, мы начинаем разводить костёр и расправлять плечи после двухчасового перехода.

- Сегодня на обед вермишель с тушёнкой - объявляет Е.П.

- Хорошо, только перед тем, как положить тушёнку, скажите мне, чтобы я отложил в свою тарелку просто вермишели...

Я предпочитаю обходиться без мясной пищи, к тому же есть в наличии рыбные консервы. Втроём этот вопрос можно уладить. Хотя Великанов, наверное, на меня посмотрел бы косо... он-то ведь ел всё... Костёр весело потрескивает рядом с поваленным деревом. С другой стороны из-подо льда выбивается жизнерадостный ручей. С нависшей кромки на воду свисают сосульки. Лёгкий ледяной узор скрывает каменистое дно.

 

фото 7

Фото 7

 

- Ну вот, уже 12 кадров сделано, треть плёнки. Кадры какие хорошие...

- Ах-гх-х-х, - шумно втягивает в себя воздух Е.П. - Серёжа, ты что? Я тебе запрещаю больше фотографировать. Прячь фотоаппарат! Немедленно. Несколько часов идём, а ты уже треть плёнки заснял!

- Евгений Палладиевич! Но ведь освещение не повторяется. Я уже из своего опыта знаю. Отложишь кадр, а потом не получается, уходит момент, освещение, и жалеешь потом...

- Нет, нет, нет! А рисунки на что снимать будем?

- Ну, ладно, но тогда так и знайте, я Вас подкараулю и сфотографирую тринадцатым кадром!

И.В., улыбаясь, снисходительно наблюдает за нашим спором и между делом достает продукты. Берёза мило склонила свои ветви к нашим рюкзакам, всем своим видом приглашая нас прислушаться и присмотреться к окружающему спокойствию. Здесь ветра словно и не было. Дым изредка ласкает наши лица, заставляя зажмуривать глаза. Окружающие горы внушают спокойствие и даже леность. Хочется просто прилечь на землю. Скоро закипает чай. Обед готов. Мы медленно, минута за минутой, ложка за ложкой, набираемся сил к новому движению, но окружающее равновесие вновь нарушает властный голос:

- А это кто в котелке будет доедать?

- Я больше не могу, Женя, и не хочу, - доносится до меня умоляющий голос И.В.

- Нет, Великанов ничего не оставлял, - слышится скрежет ложки по дну котелка. - Это тебе, а это мне.

Я счастлив, что эта участь меня миновала, так как лапша совсем безвкусная и с участием смотрю на терпеливо доедающих обед спутников. Скоро котелки помыты, вещи собраны, а оставшаяся половина банки тушёнки аккуратно завернута в полиэтилен и скрыта в недрах рюкзака Е.П. Мы трогаемся в путь.

Скоро показывается столь ожидаемая, но пустая изба и вскоре остаётся далеко позади. Незаметно, ритмично качаясь горбами рюкзаков, бирюзовой водой Аргута километр за километром проплывает мимо нашего притупившегося внимания. После очередного привала мы начинаем замечать, что И.В. не только начинает опаздывать с выходом на тропу, но и просто отставать. Несколько банок перекочевывают в наши рюкзаки.

- Что-то мне тяжко после сегодняшнего обеда... - признаётся нам И.В. - Наверное, я больше тушёнку не буду есть, как и Серёжа.

Тропа идёт то вверх, и тогда кажется, что это невыносимо - идти постоянно куда-то выше и выше, поднимаясь на сто-двести метров над Аргутом, то спускается вниз - и идёт между камней по самой кромке льда. Решаем идти по 25 минут, 5 минут перерыв. На одном из привалов пьём несколько глотков горячего чая из маленького термоса. Рюкзачок заметно легчает. И опять тропа и мелькающие впереди ботинки нашего начальника и маячащий перед моим носом рюкзак-колобок. Приходится время от времени останавливаться дожидаться И.В. Кругом снег. Видно, что здесь солнце почти не бывает. Скоро по нашим подсчётам должна показаться и вторая избушка. Но почему-то её нет. Начинает темнеть. Наконец-то, мы выходим на какую-то поляну и пытаемся разобрать следы лошадей, ведущие куда-то от реки. Впереди небольшой утёс. Ещё через 15 минут темнеет. Уже во тьме мы выходим к ручью.

- Э-э-эх, да ручей-то разлился немало! Наклон-то тоже у горки хороший.

- Ручей-то, может, был и небольшой, да когда начал замерзать, изменил русло. И было это не один раз.

Картина перед нами величественная. Звёзды в безлунном небе, тени гор, а перед нами деревья, кустарник и просто трава, вмёрзшие в лёд. Первые же шаги показывают, что этот лёд является неприступной горой ледяного Измаила. Ботинки отказываются держать сцепление на таком склоне. Едва не упав, Е.П. выбирает путь вверх по склону, выискивая в темноте более ровное место, где можно было бы цепляясь за ветви деревьев, перебраться 20 метров. Что там, пока неясно, но мы думаем, что тропа нас выведет через эту небольшую осыпь прямо к избе. Так должно быть. По карте. Но до чего трудно преодолеть это пустяковое по нашим понятиям препятствие! Да, если покатиться, то нужно хвататься за деревья, иначе склон всё круче, круче, а там и Аргут! Кто знает, нет ли полыньи там, внизу? Кто во тьме разберёт. Шаг, ещё шаг, здесь полегче, вдоль кустарника... Тут прыжок, схватиться за ветку... удержать баланс, равновесие так сложно... лишь бы нога не поехала по наклонному льду... Здесь надо попытаться перейти участок в два метра... Хорошо, хоть немного старая трава, торчащая изо льда, чуть помогает... А здесь и ветви ели... Опять кустарник. А-эх... сухая ветка ломается с хрустом и слышится шум падающего тела... Вроде живой, надо вставать и двигаться дальше... Ну и задача, да ещё темно, хоть глаз выколи...

- Здесь скала! Что будем делать? Куда идти?

- Тропы не видно?

- Делать нечего, давайте пытаться здесь забраться наверх, видите, небольшой уступ впереди?

Перед нами почти отвесная двухметровая скала с небольшими уступами, но до неё надо преодолеть небольшую метровую ледяную ступеньку, держась за длинную ветку ели. Задача, скажем, и без рюкзака не из простых... Вроде преодолеваем это препятствие. Е.П. уже залазит вперёд, на скалу. Бу-ух! Сзади что-то грузно падает. Оборачиваясь, вижу опять И.В., придавленного рюкзаком.

- Как лоб, нос? Крови нет?

- Капает из носа...

- Надо снегом, приложите к носу. Подождите немного нас, надо кровь остановить!

- Да ничего, сейчас остановится. На этот раз рюкзачок на груди не спас, как в прошлый раз... Не было рюкзачка-то, он у Жени...

Мы с трудом забираемся на скалу.

- Надо наверху посмотреть, нет ли тропы.

Я поднимаюсь всё выше, пока не достигаю гребня, но передо мной только осыпь камней, скрывающаяся внизу в непроглядной тьме.

- Здесь тропы нет! Может, внизу?

Идём вниз. Е.П. спускается опять к ручью и, прижимаясь к скале, пытается найти внизу тропу. Но внизу вдоль скалы только крутой лёд, теряющийся во тьме над Аргутом. Мы выбираемся опять на склон и, рискуя сломать себе шею, лезем с рюкзаками по скале и смотрим, что же впереди.

- Здесь внизу скалы тропа! Но до нее метров пять! Попробуем спуститься!

- Нет, давайте назад. Здесь спуск опасный.

- Но ведь Вы даже не посмотрели! Может быть, можно спуститься к тропе?

- Се-рё-жа! На-зад!

- Опять, по этому льду? Зачем же тогда шли?

Но приказ есть приказ. И мы проделываем обратный ледяной путь по новому маршруту. Скорость, скажем, невысокая, два-три метра в минуту, да и настроение отвратительное. Куда лезли, зачем? Лучше бы уж вперёд, раз пошли...

С большими мучениями мы выбираемся на землю и идём в сторону Аргута. Надо ночевать здесь. Решаем разбить палатку рядом с большой елью у обрыва над рекой. Других деревьев поблизости не видно. Разводим костёр. Сухих веток нигде нет и приходится в темноте, подсвечивая себе фонариком, рубить нижние ветви ели. В котелке топится полугрязный снег, лапник страшно дымит, но огня почти нет. С большим трудом мы кипятим воду. Одновременно нужно готовиться к ночёвке на мёрзлой земле. Громадная ель укоризненно смотрит на нас свысока из темноты, наблюдая, как мы укладываем лапник под палатку на землю. Колышки с трудом входят в мерзлоту, но скоро наше хрупкое матерчатое жилище тёмным контуром возвышается на фоне гор. Впрочем, темноты не чувствуется, сегодня мы работаем при неплохом освещении. Нам светят два фонарика, один костёр и бесчисленное количество звёзд. И поэтому настроение не такое уж и мрачное. Мороза нет, пуховики спасают от речного холода, ужин на костре почти готов, что ещё желать?

Присев на валенки и отодвинув в сторону мёрзлый лошадиный помёт, которого здесь оказывается немало, мы неторопливо ужинаем китайской лапшой быстрого приготовления. Потом так же не спеша укладываем рюкзаки, подальше продукты от мышей, и по очереди начинаем забираться в свои спальники. Ложиться приходится в верхней одежде. Я с большим сожалением снимаю валенки, подумав, что было бы неплохо спать, не снимая их. Закутавшись и застегнув замок до самого носа, я ещё долго слышу шуршащие попытки моих соседей одеть на себя всю одежду и подложить под спальник что-нибудь потеплее. Наконец, постепенно звуки внутри палатки затихают и за стенками материи, где-то рядом, в морозном воздухе, от реки становится слышен далёкий шум в полынье... или, может быть, ветер в горах... уже засыпая, мне чудится, что это очень похоже на небесную симфонию...

 

2 марта

Утро на Карасу

Карасу - маленькая речушка, просто почти ручей, но зато горный. Потому течение на нём летом мощное и холодное. Речек с названием Карасу в данной округе очень много. Малый Карасу, Большой Карасу, Средний Карасу... Этот замёрзший ручей, у которого состоялся наш вынужденный ночлег - тоже Карасу, ни большой, ни малый, просто Карасу. В переводе Кара-Су - Чёрная Вода. Сейчас, зимой, речка-ручей не гудит и не тревожит своим течением, как летом, когда невозможно спокойно услышать друг друга и приходится перекрикивать шум воды. В это время года рядом с рекой тишина, лишь изредка слышатся выстрелы трескающегося льда от Аргута, куда Карасу впадает. Больше всего нас в эту мартовскую ночь донимает мороз, идущий от земли. Коврики, на которых мы спим, не изолируют в совершенстве от ночной прохлады. Мёрзлая земля, как холодный ночной камень, отнимает тепло от всего живого. Время от времени приходится сжиматься всё больше и больше и непонятно, где же предел. Самое странное, что больше всего замерзают колени. Откуда-то вдруг при очередных передвижках начинает падать снег. Недоумение быстро выясняется. Это иней. Иней намёрз не только на крае спальника у носа, но и где-то над глазами, и полностью на внутренних стенках палатки. Поэтому каждое неосторожное движение вызывает снегопад на наши головы. Быстрые провалы в сон кажутся кратковременными, но странно, почему-то уже светает. Значит, утро, и потому надо набраться мужества выбираться из единственного хоть немного, но всё же тёплого места - из спальника. Сегодня у нас первым выходит из палатки Е.П. Нам же пока приходится пережидать снежную лавину.

- Я вчера едва заснул... Пока не надел всю одежду на себя, не удалось... - И.В. неторопливо выбирается из спальника и начинает орудовать внутри, вызывая сотрясения стенок и осыпая на мою бедную голову остатки намёрзшего за ночь инея.

Это становится последней каплей моего теплового равновесия, и поняв, что я в спальнике уже замерзаю, быстро справившись с валенками 46 размера, мне приходится выкарабкиваться из узкого прохода нашей горной палатки на Божий свет. Божий свет сегодня освещает окружающую картину нашего вчерашнего ледяного побоища по иному. Сразу становится ясным, что можно было даже и не пытаться переходить замерший разлившийся по широкой площади ручей, поскольку сразу за ним видны скалы с крутой осыпью. Непонятно, как мы там ночью умудрились хоть как-то бродить. Видна и летняя тропа, идущая прямо от нашего места ночлега прямо над Аргутом напрямую под этой злополучной скалой, правда под слоем крутого льда. Нечего и думать, чтобы переходить в этом месте, только со специальным снаряжением и с риском для жизни. А где же сами алтайцы ездят? Я неторопливо оглядываю окрестности. Поверх скалы? Достаточно высоко, метров двести наверх забираться. А-а-а... В том месте, откуда мы уже впотьмах вышли на поляну, виднеется свороток к Аргуту. Тропа идёт на тот берег. На фоне льда виднеется фигура Е.П., правда, он сам стоит на крутом берегу и собирает свой рюкзак. Метрах в пятидесяти от нас сухое дерево - “то есть дрова для костра”, - решаю я и направляюсь туда.

Восходящее солнце рисует жёлтые краски над тем местом изгиба Аргута, куда нам скоро придётся продолжать путь. Скоро весёлый огонь кипятит воду и мы готовимся к естественному сбору вокруг котелка. Сегодня традиционная геркулесовая каша с изюмом, курагой и сгущённым молоком. Старшие товарищи, уважающие это блюдо, снисходительно подшучивают надо мной, заметив мою неприспособленность к геркулесу, да ещё в сочетании с курагой. Мне же ничего не остаётся делать, как внушать себе мысль, что геркулес - это лошадиная каша, а это именно то, что нужно для наших тяжёлых рюкзаков.

За время завтрака палатка успевает высохнуть на утреннем ярком уже припекающем солнце и мы собираемся в путь.

- Ну что, напрямую, здесь спустимся к Аргуту?

- Нет-нет! Лучше назад и по тропе, - Е.П. явно перестраховывается, но в душе мы его понимаем. Ответственность руководителя за жизнь участников экспедиции - это огромная тягота.

Вернувшись назад на полкилометра, мы ступаем на тропу, ведущую по льду, с неким естественным страхом, присущим всякому живому существу при попадании в неестественные условия (а именно хождение по льду на самой суровой реке Алтая и является таким состоянием чрезвычайной напряжённости, особенно первые минуты). На льду видны подковы лошадей, правда, след уже подтаявший, но всё же это внушает некую надежду неопытным ледоходам..., состояние опасности к концу перехода проходит и мы без приключений перебираемся на другой берег.

- Непонятно, здесь ли проезжали они? Следов-то свежих не видно.

- Да, непонятно...

Почему непонятно? Навстречу нам из небольшого лесочка по тропе выезжает охотник с висящим впереди наперевес ружьём. Лошадь за несколько метров не доходя до нас рвётся в сторону, так что алтаец с трудом её сдерживает где-то уже в сугробе. Диалог правда недолгий, мы с рюкзаками на узкой тропе, кругом снег. Да, теперь там в избе двое осталось, Амыр ждёт... И мы продолжаем путь.

- Лошадь-то видел, как рванула, испугавшись рюкзаков? Это ещё что... Вот когда мы были много лет назад с лыжами и титановыми палочками, которые блестят на солнце, лошади боялись даже на 10-20 метров приближаться, так шарахаются, что алтайцы едва не падают с них от неожиданности...

Тропа вновь возвращается на другой берег. Прямо посреди реки огромная скала. Наш путь рядом с ней, по тропе, а потом опять по берегу... И... шаг за шагом... Всё дальше и дальше от места ночных приключений... Через час издалека мы замечаем на середине реки огромный камень, почти совершенной кубической формы. Скоро на берегу прямо напротив камня показалась та самая изба, о которой мы мечтали вчера вечером. Солнце уже изрядно припекает и мы скидываем рюкзаки рядом с сухим деревом около избы.

Кругом опилки и щепки, несколько чурбачков, деревянный сруб с плоской крышей, вместо окна - натянутый дырявый полиэтилен, дырки где-то заткнуты свёрнутой в трубочку газетой, где-то зияют темнотой. Мы входим в низкую дверь. Никого нет. Слева и справа нары, закопчённые стены, стол с лавками между нарами, рядом с выходом - железная печурка, труба выходит через потолок. Да, это такая похожая картина для алтайских охотничьих изб... Что делать, кочевой народ, много ли им нужно в горах? Минимум удобств... На стене висит ружьё, на нарах - тёплые шкуры вместо одеяла, тут же войлок. Над столом две-три полки. В брёвнах везде забиты гвозди и торчат деревянные колышки для сырой одежды и обуви. Стены испещрены многочисленными инициалами и надписями.

- О-о-о! - восклицает Е.П. Опытный взгляд искусствоведа нашёл даже в этой избе предмет научного изыскания. Его взгляд останавливается на разделочной деревянной доске, на обратной стороне которой крупно вырезан орел. - Надо будет выпросить у алтайцев... Это ведь и есть предмет искусства современных чабанов, которым я занимаюсь...

Мы решаем, что стоит часть продуктов оставить с запиской здесь, в избе, на обратный путь, чтобы не нести туда и обратно. И скоро, с полегчавшими рюкзаками мы продолжаем нелёгкую дорогу.

- Одно только жаль, что Амыра нет... Куда дальше пойдём и как? Сложно самим будет добраться по карте...

И опять мерно раскачиваются рюкзаки. Места одни сменяются другими. Аргут время от времени поворачивает, время от времени встречаются ручьи. Разница лишь в том, что чуть меньше ноют плечи от лямок, нежели вчера, да новая забота прибавилась - стали болеть стопы... Долго ли, коротко ли, как в той сказке, а приходим мы в иные места, где тропа вьётся в основном между камней по берегу. И в одном месте виднеется тропка на другой берег.

- Евгений Палладиевич! Тропа на другой берег! Может, нам туда?

- Да-да, Серёжа, там на той стороне изба, это рядом с Шавлой. Здесь я уже был, хорошо, что ты заметил тропу, а то неизвестно, где ещё есть переход через реку.

Видно, что впереди слева (по правому берегу Аргута, так как мы поднимаемся вверх по течению) начинается огромная скала, и не совсем понятно, идёт ли там тропа. Так что переход вовремя обнаружен. Мы с той же опаской перебираемся на другой берег и скоро поднимаемся вверх к избе.

Изба оказывается совсем рядом, метров сто над рекой. Стёкол в окне нет. Хорошо хоть крыша есть. Мы решаем развести костёр. Пока И.В. с Е.П. собирают ветки, я беру котелок и топорик и иду к замершему вблизи избы ручью за льдом. Лёд в этом место удивительно чистый и прозрачный, настоящий горный хрусталь. Потому и чай должен получиться отменный. При возвращении я замечаю рядом с избой три фигуры. Третьим оказывается наш охотник, которого сразу и не признаешь, поскольку виделись мы мельком больше суток назад.

 

Амыр. Калтак.

- Да я тут на горе был... - Амыр кивает на возвышающуюся над избой гору, сплошь покрытую хвойным лесом. - Капканы снимал... - Разговор и манеры так же сдержаны и неторопливы, движения рук и глаз плавны и выразительны внутренней уверенностью и силой, которую источают здешние места. - Кто-то соболей съел...

Мы уже не те вчерашние туристы, приехавшие из быстрого ритма городской жизни. Аргут нас уже посвятил и если не вычистил, то изрядно перетряхнул городской мусор, который за долгое время жизни в городе волей или неволей залеживается где-то в глубине души. Поэтому мы отвечаем уже не так торопливо и быстро. Остро и глубоко начинает чувствоваться здешний ритм жизни. Скоро закипает чай и мы приглашаем нашего гостя к столу. Впрочем, вместо стула у нас поваленное бревно, рядом с которым мы и размещаем свои запасы на снегу. Пока суть да дело, я достаю фотоаппарат, и, улучшив момент, зову нашего руководителя.

- Евгений Палладиевич!

И едва тот вскидывает глаза, раздаётся фотоаппаратный “щёлк”.

- Готово! Тринадцатый кадр!

 

фото 8

Фото 8

 

В молчаливо исходящих ответных эманациях чувств читается укоризна.

За чаем мы решаем все попутные вопросы, связанные с предстоящим походом.

- Амыр, скажите, а где здесь Шавла?

- Вы немного до неё не дошли. Во-о-он, видите, прижим, большая скала, вдоль неё ещё километра два, и там изба в устье Шавлы.

- Тогда нам туда нужно, ведь до следующей избушки далеко, а уже вечеряет...

Скоро мы вчетвером берём путь в указанное место. Амыр с ружьём и моим маленьким рюкзачком за плечами и мы втроём. Скоро мои спутники немного отстали, и мы с Амыром, шагая по высокой высохшей прошлогодней траве, разговорились. Оказалось, что мы идём по плодородным землям, где в древности занимались земледелием.

- Видишь, арыки проведены?

- Где?

- Вон с гор спускаются!

Действительно, приглядевшись, я увидел длинные ленты выложенных камней, отводящие высоко с гор воду на обрабатываемые земли.

- Здесь хоть сейчас можно выращивать виноград!

- Да ну!

- Ботаник один приезжал... Забыл его фамилию, известный, из Горно-Алтайска... Гору видишь через реку?

Отсюда гора смотрится как плоская стена треугольной формы. Треугольник полуторакилометровой высоты и двухкилометрового основания. Светлая порода перемежается змеевидными тёмными лентами, создающими удивительную привлекательность этому каменистому склону. Совершенно плоский, своим зеркалом отражающий лучи заходящего солнца, громадный отвес внушает какое-то чувство исходящей от него энергии.

- Так вот, этот ботаник говорит, что если посадить виноград, он здесь не замёрзнет. Эта гора будет за день нагреваться, а ночью отдавать тепло. Как парник...

- Да, древние умели выбирать места... Мы ведь изучаем наскальные рисунки. Интересно, а здесь нет их где-нибудь на окрестных камнях?

- Есть. На Калтаке.

- Где же это?

- А мы туда идём. Это рядом с избой. Видишь, где кончается прижим и кончается осыпь? Там ещё несколько деревьев? Вот там. Там их много.

Мы шагаем достаточно быстро, и я предлагаю подождать наших более старших спутников, которые быстро показываются на горизонте.

- Амыр говорит, что здесь есть рисунки...

Нашему сопровождающему приходится повторять ещё раз то же самое, что он только что говорил мне. Впрочем, для него это не в тягость. Опытному глазу заметно, что несмотря на глубокую сдержанность, ненавязчивость и природную тактичность, ему в глубине души приятно общаться с новыми людьми.

Скоро мы спускаемся к реке и Амыр смело идёт по льду, не выбирая пути.

- Лёд-то тут крепкий? - спрашиваем мы, стараясь ступать след в след за опытным провожатым.

- А-а-а, метра два будет... - Мы предпочитаем не комментировать это откровение.

Название скалы “Калтак” происходит от алтайского “скакать”, “прыгать”. И как объясняет нам Амыр, если присмотреться, то можно увидеть здесь много козлов , которые на нас в данный момент смотрят свысока.

- Как же они здесь прыгают? - удивляюсь я.

- Э-э, они могут и по вертикальной скале запрыгать куда захотят... У них на копытах даже есть такие мягкие липкие наросты, которыми они цепляются к скалам... Когда убьёшь “буну” (козу), у неё копыта медленно-медленно затвердевают.

Пока для меня наличие коз на этих крутых скалах звучит абстрактно, и я не придаю этому особого значения. Само место, куда нас ведёт алтаец, интересно своим местоположением. Это восточная сторона скалы, которая нависает над землёй, образуя уютный грот. Наверное, он скрывал от дождя и ветра, если забиться поглубже, где высота навеса не превышает и полуметра. Кругом песок, на котором речными волнами нанесло какую-то чёрную грязь. “Странно, откуда здесь такая чернота на песке?”

- Я тут как-то магнит приносил, - отвечает Амыр на мой вопрос, - только поднёс, а этот чёрный песок его сразу и облепил со всех сторон.

Так вот оно что! Вот и объяснение названий местных Кара-Су, чёрных вод! Значит, богата земля здешняя рудами, хребты таят клады несметные, о которых известно было древним... Вспоминается и Карагем, на котором мы были прошлым летом, который впадает в Аргут не так уж и далеко от этого места. Карагем значит Чёрный гем, видимо, земля.

Но главный интерес сейчас для нас представляют рисунки. Их много, такое впечатление, что их вырезали недавно, сами алтайцы из Инегеня. Более 50 метров стены в ширину плотно заполнено современными надписями вперемешку с древними рисунками. Е.П., надев очки, тщательно обходит свои новые владения. Приблизившись к самой глубокой части грота он вдруг восклицает, призывая нас.

- Надо же! Цветные рисунки! Какая удача! Они так редки!

Две фигуры с длинными хвостами, похожие на лошадей, но с непропорционально длинными ушами находятся одна за другой. Такое впечатление, что нарисованы они кирпичом. Однако Е.П. утверждает, что это охра. Тут же, неподалеку, в трёх метрах - странное изображение. Резные фигуры людей, лошади, собаки, столы, кувшины... Интересно, к какому времени можно датировать этот рисунок?

- Что, вообще, это может быть? - мы с большим затруднением различаем сюжет. Скоро к нам подходит и Амыр.

- Здесь где-то должны быть выбитые рисунки, что-то я их не могу найти. Ладно, я пойду.

- Так ты, Амыр, сможешь нас завтра проводить к устью Каира?

- Не знаю. Завтра мы подойдём ещё с одним охотником, там и решим.

- Ты скажи ему, мы заплатим, если что.

 

фото 9

Фото 9

фото 10

Фото 10

 

Махнув рукой на прощанье, он уходит по льду назад до избы, где мы оставили продукты. А мы, оставив рюкзаки в стоящей неподалёку избе, занялись каждый своим делом. У каждого члена экспедиции есть функция, которую он берётся выполнять по умолчанию. И.В. у нас выполняет функцию завхоза, Е.П. - научного руководителя, мне же в силу присутствия духа авантюризма первооткрывателя приходится исследовать окрестности. Поэтому И.В. принимается варить ужин, поскольку он реально представляет, что и я, и Е.П. лучше согласимся лечь спать голодными, нежели оставим рисунки без своего внимания; Е.П. обследует и записывает местоположение тех резных рисунков, которые уже найдены; я же, согласно своей исследовательской природе, иду рассматривать окрестные скалы, выискивая то, что могло быть утеряно быстрым беглым взглядом.

Найти что-то, не зная где, по мнению Е.П. задача не из простых. Но мне какое-то внутреннее чувство подсказывает, что судьба ко мне милостива и новые рисунки, не резные, а выбитые, о которых упоминал Амыр, несомненно будут мной найдены. Как же иначе может быть? Каждое старание должно быть вознаграждаемо, а моё стремление, несомненно, велико. Сто метров метр за метром тщательно проходятся безрезультатно. Встречается осыпь. Кое-где выше виднеются скалы с загоревшей под солнцем корочкой, которая так хороша для обработки камнем. Но туда древний человек не станет подниматься. Неудобно работать. А вот здесь, чуть дальше по осыпи наверх, вполне возможно... О чудо! Они, действительно, здесь! Изображения козлов... скифское изображение задних ног оленя, а поверх него более поздняя выбивка козла, но такая же незаконченная... человек, это мужчина... поверх что-то пытались нацарапать... а это то ли заяц, то ли лошадь, то ли антилопа... Это то самое место, которое Амыр не смог найти...

Что-то меня тянет пойти посмотреть ещё дальше и я медленно забираюсь наверх. Вокруг везде козий помёт. Дальше отвесная скала, куда лучше не лезть, но налево очень плавно заходит уступ, уводя куда-то за поворот. Медленно, стараясь не соскользнуть в своих валенках 46-го размера и не упасть с тридцатиметровой высоты, цепляясь за выступы, пробираюсь всё дальше и дальше. Ещё два резных рисуночка... Но что же там, за поворотом? Я один на один со скалой и тайной, медленно открывающейся мне. Через несколько метров обнаруживается громадный разлом, широкая трещина высоко над головой, куда при особом желании можно было бы забраться, но не в валенках. Похоже на пещеру, но впереди ещё один уступ. Он преодолевается и я вижу небольшую широкую площадку.

Да. Рисунков здесь нет. Зато отсюда великолепный вид на ту сторону Аргута, где древние выращивали свой хлеб. Над поляной виднеется крутая гора. Странно, но она мне напоминает громадную буддийскую шапку. Слева виднеется впадающее русло Шавлы, Аргут поворачивает куда-то за эту гору. Но какая красивая и мощная эта гора! От неё явно исходит какой-то магнетизм! И “Буддийская шапка”, и Калтак, эти две горы отличаются чем-то от других окружающих рядом стоящих гор. Чем? Что-то они меняют пространственно. Не будь их здесь, не было бы этой мощи и воодушевления присутствия. Хочется просто молчать, и мысли куда-то уходят в сторону. Медленно вглядываясь в окружающие красоты, внутри рождается глубокая уверенность, что именно отсюда древние вожди пронзали пространство своим взглядом. Именно здесь могли снисходить высокие откровения, здесь, над местом, где внизу высечены некие сокровенные рисунки, смысл которых нами сегодня не понят. Солнце медленно садится за гору. Начинает темнеть, скоро появятся первые звёзды. Недавно было новолуние, и звёзды особенно ярки в это время. Но надо выбираться отсюда. Как бы ни было здесь хорошо, дорога сюда не простая. И я возвращаюсь к Е.П. с новостями о своих находках.

Мы ещё успеваем сделать несколько кадров на плёнку и возвращаемся в избу, где нас с ужином ждёт И.В. Сегодня вечер проходит в хорошо натопленном обиталище чабанов и охотников Алтая. От Аргута слышатся уже знакомые нам подвижки льдов, рождающие оглушительные выстрелы. На полочке, медленно подрагивая, горит свеча. На нарах из неровно сбитых досок уже расстелены наши спальники и в наших душах и телах рождается дремота.

Но сегодня засыпают вперед мои старшие товарищи. Передо мной в неровном свете свечи лежит книга, которую я медленно листаю. “Вождь стоит на гребне, у которого нет спуска”. Только около полуночи гаснет свеча...

 

3 марта

Дорога по весеннему льду

Утром в избе не холодно. Мы даже удивляемся, что неровные доски на полатях никак не сказались на крепости нашего сна и на наших рёбрах, видимо, так сильно было утомление от приключений и находок. После быстрого подъёма решаем готовить на завтрак геркулес с курагой.

- И сегодня?

- Серёжа! - не то полуприказным, не то полуумоляющим тоном говорит Е.П. - Нужно же куда-то девать три килограмма геркулеса...

- Три килограмма!?!... Ой, мама... - Запасы кураги я представляю реально, но как съедать весь геркулес... - Ладно, только изюма побольше сыпьте, Игорь Васильевич...

Пока И.В. справляется с печкой, мы с Е.П. отправляемся на место нахождения рисунков. Я делаю необходимые снимки и скоро возвращаюсь в избу. От зимовья видно устье Шавлы, одного из самых крупных притоков Аргута. Сама Шавла берёт начало в красивейших местах на Шавлинских озёрах.

Котелок уже стоит на печке и в скором времени вода закипает. И.В. неторопливо в полутьме закопчённой избы колдует над булькающими котелками.

- Иди, позови Женю, скоро будет всё готово... - И я иду звать Е.П. на завтрак. Издалека его не видно и приходиться дойти до самой скалы, где, забившись, как первобытный человек, почти в самый угол навеса, Е.П. сидя на коленях переводит на целлофан очертания древних рисунков.

- Сейчас, доделаю последний участок...

Хорошо, сейчас так сейчас. Идти недалеко, метров триста. Я неторопливо возвращаюсь по сухой прошлогодней траве в соседских валенках 46-го размера. Немного пасмурно, облака и не собираются никуда пропадать. О, а это кто там, у избы? Амыр с кем-то...

- Здравствуйте!

- Здравствуйте, - на меня смотрит улыбающийся алтаец, одетый в лыжную шапочку, штормовку и самодельную обувь с калошами; совершенно другой тип лица, менее смуглый и более высокий, нежели коренастый Амыр. – Гена, - пожимая руку, называет своё имя товарищ Амыра по охоте. Возраст примерно под 40. Руки густо покрыты татуировкой.

Рядом с дверью на стене висят ружья и старый бинокль. Мы входим в избу. Там уже жарко.

- Ну что, где Евгений Палладиевич?

- Сказал, что сейчас.

- Понятно... Ну, я пошёл за ним ещё раз, скажу, что проводники уже пришли...

Через минут 15 появляется спешащий Е.П. Традиционно общительный, наш руководитель начинает разговор. Мы между делом приглашаем гостей к столу и наливаем чай, а И.В., загадочно улыбаясь в белую бороду, накладывает в их единственную чашку на двоих геркулес с курагой и изюмом.

-  Да вы спросите сначала, будут ли они это есть... - мне искренне их жаль.

- Вроде, ничего... Очень питательно... - отмечает Гена единственное достоинство этого блюда. Амыр молчит. - Конечно, немного непривычно... А что такое жёлтое?

Нам приходится объяснять, что такое курага и откуда она берётся. А потом, между делом, Е.П. делает стратегический ход конём.

- Так вы нас проводите хотя бы до Ело? А лучше до устья Каира?

Алтайцы молча кивают. Видимо, с непривычки оказал своё действие геркулес с курагой. Не зря же И.В. как-то загадочно побольше накладывал нашим гостям в тарелку.

- Там на реке стоят сани, можно будет рюкзаки на них положить.

- А с оплатой как?

- Сколько дадите.

- Сто на каждого хватит?

Они кивают и мы начинаем собирать рюкзаки. Решаем нагрузить мой красный рюкзак всем самым тяжёлым для саней. А остальное хозяйство распределить в два больших и два маленьких рюкзачка, которые будут на мне. Это для нас большое облегчение. И я готов ради этого есть остальные дни хоть каждое утро этот, язви его в душу, геркулес.

- Может, по тропе пойдём? - последний вопрос нашего руководителя.

- Не-е-е, тут в два раза быстрее, по льду. Пока тут через перевал перевалишь, да ещё с этим весом...

Скоро мы спускаемся к реке и видим на льду те самые сани, след которых находили у Катуни в первый день пути. На санях уже лежат кошма, одеяло, котелки и две сумы, весь небогатый охотничий скарб. “Даже тарелку и ложку одну на двоих взяли, - думается мне с уважением, - чтобы меньше нести, наверное”. На санях привязаны доски, на которые начинают укладываться вещи. Туда же водружается наш рюкзак.

- Подождите один момент! - И.В. неторопливо берёт у меня свой рюкзачок, достает фотоаппарат и отходит на несколько метров. - Внимание!  Снимаю!

Всё готово для отправления и мы трогаемся в путь. Лёд уже не кажется таким опасным, как вчера. С нами следуют два опытных следопыта. И мы, полностью полагаясь на магическое действие геркулеса, вверяем нашим проводникам свои жизни, следуя за ними. Сани легко идут по льду. Их время от времени заносит по сторонам, так что они стремятся обогнать водителя где-то далеко сбоку, а местами  просто едут боком. Понятно, почему - лёд-то неравномерно замерзает, вот и наклон... После первых нескольких сот метров пути мы начинаем привыкать к окружающим краскам. Лёд под ногами кажется то серым, то синим, то молочным, белым. Амыр отходит куда-то в сторону и всматривается вниз. Из любопытства я следую за ним и понимаю, что он смотрит. Лёд в этом месте прозрачный, видны камни и течение воды. Мне немного не по себе от этой картины и я с опаской отхожу подальше.

- Ну что, есть рыба? - он молча отрицательно мотает головой.

Вскоре из разговора я понимаю, что ходить по льду, на самом деле, безопасно, поскольку лёд очень толстый, нужно быть только осторожным с полыньями, которые сейчас видны и с недавно замёрзшими участками воды. Поэтому я делаю первую самостоятельную вылазку вперёд и достаю фотоаппарат, запечатлевая наш кортеж на блестящей, как зеркало, дороге...

- Здесь Джазаторские отару недавно гнали. Вон следы на льду. И лошадей они перегоняют здесь же. Зимой сюда, на пастбище, а к весне обратно. Здесь зимой снега мало, вот они отары и пасут здесь. Они недавно поднялись, неделю назад, - отвечает на наши вопросы более словоохотливый Геннадий. - А до Ело дойдём к обеду, если везде будет хороший лёд.

Скоро и первый привал. Алтайцы немного удивлены, они никогда не делаю привалов так быстро, идут до конца без остановки, но с пониманием к туристам останавливаются вместе с нами. Мы решаем долго не сидеть и быстро продолжаем путь.

- Эти казахи совсем не берегут свой скот... - продолжает уже Амыр. - Прошлой весной столько коней потопили... Запоздали с выходом, а лёд-то если проваливается, то большой площадью, овцы десятками под воду уходят...

Через пять километров пути от устья Шавлы свободное течение Аргута начинает сжиматься с обеих сторон скалами и ширина льда заметно уменьшается. Начинает появляться местами замёрзшая шуга. Видно, что здесь вода словно замерзала в полёте. Словно бы бурный пенистый поток прихватило морозом и эта пена разом превратилась в лёд. Идти по таким местам немного легче, не скользят ноги, но такое ощущение, что начинаешь вязнуть в проваливающемся и ломающемся льду. Поэтому понимаю наших алтайцев, выбирающих дорогу по гладкому месту.

Начинают попадаться первые полыньи, которые пока удачно обходим стороной. В какой-то момент мы отчётливо видим, что Аргут уходит в настоящие каменные ворота и скрывается за поворотом в неизвестности. Впереди - полынья. Гена идёт на разведку, а мы начинаем вдоль берега следовать за ним. Такое впечатление, что дальше будет ещё тяжелее, так как скалы стискивают реку всё туже, а полыньи попадаются всё чаще. В одном месте приходится тащить сани между камней по берегу. Каменные ворота всё ближе, ближе, и наконец, мы входим в них... Происходит это постепенно и незаметно, но отчётливо чувствуется, что там мы были ещё в спокойном течении, а здесь летом такой водоворот, что даже зимой захватывает дух.

Аргут в этих местах являет собой настоящую стихию. Видно, что прошли многие миллионы лет, пока этот неукротимый поток пробил себе дорогу к Катуни. Для этого ему пришлось проточить скалы, осыпая, разрушая берега, унося глыбы и углубляясь всё ниже и ниже в породу. Этот исторический процесс длится эоны лет. И посейчас видно, что высокий двадцати- тридцатиметровый берег с вертикальным срезом породы несёт на своём лике след шлифовальной работы миллиардов тонн воды. В одном месте я не удерживаю своего восхищения и решаюсь запечатлеть шлифованный берег. Отчётливо видны волны рисунков, практически нет острых углов, только кое-где видны сколы разрушенного монолита. Видны горизонтальные полосы горной породы, шлифованной мощным потоком в течение тысячелетий.

- Здесь много туристов-водников гибнет. Катамаран переворачивает, течением об камень, никакие каски не спасают, ни спасательные жилеты, в водоворот затягивает под скалу и ищи свищи... - Амыр описывает реальные события, которым был свидетелем. - Вот, летом разбиваются, а зимой приезжают сюда ставить памятники.

Скалы и вправду от этого выглядят не то, чтобы зловеще, но очень уж неприступно и сурово. От них исходит большая сила. Временами видны брёвна, нависшие надо льдом, прочно забитые течением между камнями. Думаю, их отсюда никому не в силах вытащить. На тёмном фоне скал видна высокая полоса весенне-летнего уровня воды. Вымоины под скалами, куда течением может затащить, - реальность, доступная сейчас нашему взору. Мы идём и созерцаем это величие стихии. Да, всё-таки я прекрасно понимаю этих туристов, желающих побывать в таких местах, слишком уж здесь красиво...

- А это что? Свинец? - Амыр подходит к одному из берегов и начинает сковыривать ножом блестки на камнях в одной из таких вымоин у себя над головой.

- Надо же так... Точно, похоже на свинец на поверхности камня, наверное, водой отшлифовало... - И.В. изучает поверхность камня.

Мы не геологи, и следуем дальше, отметив свинцовую скалу в памяти. Начинается полоса порогов. Сани приходится перетаскивать на руках. Местами лёд оказывается двойным и мы испытываем большие трудности. Наши проводники проходят вперёд, с трудом протаскивая проваливающиеся в наледь сани. Следом - мы с рюкзаками, ломая лёд и так же проваливаясь по колено, получая ссадины на ногах. Местами пороги очень крутые и нам приходится взбираться на ледяные ступени. Времени фотографировать не остаётся. По пути встречаются камни посреди реки. В одном месте один из таких камней настолько обработан воронками течения, что наполовину сточен водой. Словно кто-то долгие тысячи лет его точил, точил, точил... и выточил около метра глубины! Гладкий, волнистый...

Скоро к обеду начинает выглядывать солнышко и мы сразу чувствуем, что нам сильно повезло в первую половину дня. Едва лёд подтаял, как сцепление подошвы ботинок со льдом резко ухудшается и у нас начинают учащаться падения. Слабый наклон льда приводит к реальной опасности покатиться в очередную полынью и не успеть остановиться. А что такое течение Аргута! Тут и пикнуть не успеешь, затянет под лёд! Рядом с одной полыньей я останавливаюсь и пытаюсь заглянуть в воду. Вода глубокая, тёмная, чистая. Видны огромные валуны на дне. Метра два-три воды. Прозрачная, как на Байкале. Только там нет такой опасности у края льда. Наши проводники чудом, по нашему мнению, провозят сани рядом с такими полыньями. В очередной момент я подхожу к саням и достаю ключи от дома из куртки сверху рюкзака.

- Если уж нырнут сани в воду, так хоть ключи останутся!

Алтайцы улыбаются в ответ:

- Да всё в порядке будет!

 

фото 11 увеличить левую половину увеличить правую часть снимка

Фото 11  

фото 12 увеличить левую половину увеличить правую половину

Фото 12 

фото 13

Фото 13

 

И, правда, как-то они умудряются в последний момент поддернуть сани, поддержать их, а сами - как-то удержаться на наклонном льду... У них резиновая обувь. У Амыра - резиновые сапоги “болотники”, у Гены - калоши с пришитым брезентовым верхом. Нам же приходится тяжко. Американская каучуковая подошва на кроссовках, выручавшая, пока не было солнца, при первом появлении испарины на льду оказывается бессильной и я страдаю при первом же удобном случае. Падения учащаются и у моих товарищей. Нам приходится достать верёвку из рюкзака и держать её наготове. То Гена, то Амыр уходят вперёд обследовать местность, чтобы решить, по какому краю обходить начинающуюся полынью. Местами открытые участки воды тянутся несколько десятков метров и бывает невозможным обойти её по одному краю. Выбраться же на отвесный берег в этих местах - не может быть и речи. В одном из таких мест нам приходится остановиться. Льдина наклонилась к полынье, едва затянутой льдом. Удержаться и пройти вдоль берега трудно. Приходится натянуть верёвку и с этой страховкой перебираться через опасное место. Кажется, всё в порядке.

- Серёжа, будешь писать дневник, всё опиши, все мои чувства, как я дрожу! - Е.П. с неким воодушевлением и полной серьёзностью излагает свою просьбу. Сам он при этом между делом передвигается мелкой рысцой. Хорошо его понимаю, широко шагать не удаётся, я уже пробовал... и после падения пошёл, часто перебирая ногами. Время от времени мне приходится использовать его метод передвижения, чтобы догнать наш растянувшийся караван после очередного кадра.

Чувство опасности обостряет восприятие до предела. Тем острее воспринимается окружающая красота. Появившееся солнце начинает подсвечивать и давать удивительные оттенки льдам. Все цвета палитры от белых с голубым отливом до иссиня-серых присутствуют сегодня. Эти места настолько многообразны, что дух захватывает. Созерцание такого количества красоты настолько сильно переполняет мою душу, что я признаюсь своим спутникам:

- Мне пришлось побывать во многих прекрасных местах нашей Земли, но ни разу в жизни мне не довелось видеть столько красоты в один день!!!

- Ой, как я жалею, что не взял цветную плёнку!

- Не жалейте, всё равно на фотоаппарат эту красоту невозможно запечатлеть... Даже видеокамера не сможет запечатлеть и передать всё сегодня нами увиденное и прочувствованное... Ну какими словами можно передать радость увиденного чуда?..

Далеко перед нами появляется громадный наплыв льда откуда-то сбоку. При приближении становится ясно, что это устье одного из горных ручьев. Решаем рядом с ним делать очередной привал. Боже мой! Что это за ручей! Настоящий водопад! Да не просто водопад, а замёрзший! Три яруса падающего многометрового молочного льда между зажатыми склонами горы являют чудное зрелище. Ну как такое чудо опишешь? Такое нужно видеть самому!

В глубине души я, конечно, жалею, что не взял ещё одну плёнку. Что-то всё-таки остаётся с фотографиями...

- А Ело где?

- Так Ело мы уже прошли!

- Как прошли?

- Вон там за поворотом был маленький ручей!

- Тогда нам дальше, к Каиру. Там есть изба?

- Тут вблизи Ороктоя есть одна, можно там чай вскипятить, а потом ещё одна - там заночуем.

Так и порешили. Ороктой - значит, узкая тропа. До первой избы оказалось не так уж и далеко. Правда, сама изба оказалась без крыши. Поскольку дров поблизости нет, то последнее время охотники (и, видимо, туристы) стали разбирать зимовье на дрова. Пришлось последовать этому примеру и нам, поскольку деревьев вокруг на самом деле не оказалось. Всё, что удалось нам добыть в округе - несколько веток высохшего кустарника.

- Как же строили-то её?

- Ещё в советское время. Тогда проще всё было. Вертолётом забрасывали доски, брёвна, печку... В любое место... Теперь вот на дрова пускаем. А что делать?..

Мы по очереди пилим тупой ножовкой доску с крыши для костра. Есть время побродить по окрестным скалам и просто привести себя в порядок. На скалах ничего нет. Но зато я делаю другое открытие:

- О! Наконец-то, обнаружил, отчего так болят мои стопы! Надо же было додуматься ещё в городе положить дополнительные русские зимние стельки в американские мягкие кроссовки! Они по размеру уже, тепла практически не дают, зато кость натёрли до безумия. - Далее стельки следуют в рюкзак. И правда, ногам легче.

Сварив поздний обед, мы продолжаем наш путь.

Не проходит и полчаса, как звучит: “Пришли!” Видно, что в этом месте через Аргут ведёт грязная подтаявшая тропа, по которой прошли сотни овечьих ног. Тропа ведёт куда-то в гору меж скал. Гена снимает вещи, кладёт свои сани между камней и я, взвалив неподъёмный рюкзак на себя, плетусь по этой тропе вслед за ушедшими наверх спутниками. На колючках виден овечий пух. Между тем Гена и Амыр быстро скрываются из виду. Нам остаётся лишь идти по тропе, выискивая по сторонам бревенчатый сруб. А его всё нет. Недоумение возрастает. По нашим оценкам, мы поднялись уже метров на сто, а то и двести... Наконец, начинается ровное место и мы после очередного поворота видим зимовье. В печи уже огонь.

- Надо идти за льдом на Аргут, здесь воды нет...

И мы с пустым рюкзаком проделываем обратный путь, который уже не кажется таким длинным. Нарубив льда в рюкзак, мы возвращаемся и готовим ужин. Скоро на улице темнеет. Впятером в зимовье явно тесновато.

- Как же мы впятером ночевать будем?

- Мы вдвоём с Геной на одних полатях можем.

- А мы на полу... А начальника нашего на другие полати спать уложим.

На том и порешили. Однако вопрос не такой простой, как кажется. Либо нужно убирать лавки, либо, если лечь у входа, есть риск поджечь пятки или спальник. Изба не рассчитывалась на пятерых.

- Пожалуй, я по старой памяти, лягу на лавку...

- Серёжа, может, тебе ещё полено под голову?

- Нет, я вполне серьёзно. То, что лавка узкая - ничего, вторую рядом постараюсь приспособить, а то, что короткая - рюкзак под ноги приспособлю. Как-нибудь переночую...

На полке и на столе горят две свечи. Охотники уже приспособили свои одеяла на узкие и короткие нары, сбитые из четырёх досок и словно прислушиваются к нашему городскому шуму. В печи догорают дрова. Пока укладываемся, Е.П. обсуждает планы на завтрашний день. Впрочем, со стороны это можно назвать мечтаниями поэта, пытающегося охватить мысленным взором ближайшие горизонты.

- Дойдём до Каира, а там - до Юнгура рукой подать, километров 10. Вверх километра три - есть камень... Хорошо бы туда... А если по Каиру подняться, то до Шараша близко. Там в избе рисунки современных чабанов...

- Так куда мы всё-таки идём?

- Попробуем до Юнгура.

- Это по карте 10, а на самом деле - нужно на два умножать... - тактично замечает Амыр. - И какой там лёд?

Это звучит разумно. Первый день по карте было 15, но прошли мы не меньше 25.

- Давайте, вы пойдёте до Юнгура, а я останусь обследовать окрестности Каира, - предлагаю я.

Мне, признаться честно, просто хочется денёк побыть на одном месте. Я и горный туризм не очень уважаю из-за того, что нужно бежать, как лошадям, с рюкзаками, когда так хочется просто побыть в тишине одному... И стопы натрудил своими стельками, и плечи - лямками, просто нужно дать себе небольшой отдых. Это единственная возможность, дальше - обратно, иначе не успеем спуститься вниз до Инегеня.

- Ладно, завтра решим... А сейчас давайте спать.

- А вы верите в снежного человека? - вдруг произносит Амыр.

Завязывается разговор, все припоминают разные случаи.

- Не верю я, - приводит своё заключение сам зачинатель разговора. - Если бы был, я бы его увидел. - Какой-то резон есть в его замечании. Всё-таки это говорит нам не горожанин, а человек, живущий половину своей жизни просто в горах, вдали от затерянной в мире деревни...

Задуваем свечи и ещё какое-то время просто прислушиваемся к окружающему миру за стенами. Перед засыпанием как-то пытаюсь ещё приспособиться к новому месту ночлега. Стараюсь выпрямить ноги, но они повисают где-то далеко за рюкзаком и мне приходится смириться со своим хлипким равновесием на лавке. Чуть выше под ухом слышно уже сопение Евгения  Палладиевича, хорошо хоть ему посвободнее, всё-таки возраст, а вот алтайцам, кажется, не привыкать к тесным условиям быта в зимовье. Просторнее же всего Игорю Васильевичу. У него в распоряжении ещё место под столом и под полатями. У нас ещё свежа в памяти позавчерашняя ночь на мёрзлой земле у Аргута. Нет, всё-таки крыша над головой - великое дело...

 

4 марта

Вверх по Каиру

Утро приходит как-то очень быстро. Наши алтайцы успевают растопить печь, с полатей откуда-то сверху над моей головой доносится шевеление и мне приходится выбираться из спальника. Это оказывается рискованным для жизни, поскольку лавка узкая, а что такое падение в спальнике на пол из неровных досок в избе среди гор - можно только догадываться.

Вчерашняя вода из котелка идёт на умывание. Причём пример нам подают алтайцы. Признаться честно, я уже порядком забыл, как это нужно делать, и изрядно обрадовался, что это благо доступно среди гор. Завтрак проходит без больших приключений. Между делом мы решаем в виду неопределённости планов идти с полными рюкзаками вперёд. (Хотя признаться честно, я бы с превеликим удовольствием оставил бы свой рюкзак здесь, и если бы было можно, то навсегда). Через час выходим в путь.

Солнце только поднимается из-за ближайшей высокой горы, которая называется Каир (в переводе “крутой”).

- Казахи обращаются к этой горе “О великий, прекрасный и могучий Каир”, - рассказывает Е.П., как знаток здешних обычаев.

- У каждой деревни есть покровитель, к которому местные жители обращаются. У нас в Инегене - гора Инегень, мы так и говорим “о могучий Инегень”, - разъясняет мне подробности Амыр.

Через метров пятьсот тропа ведёт вниз и спускается опять к Аргуту. До Каира ещё километра 3, которые надо пройти. По льду идти оказывается небезопасным и скоро мы решаем переходить на другой берег. На этом берегу обрыв, где, по всей вероятности, могут пройти только козы. Поэтому мы переходим реку по льду и следуем по той стороне. Но вот неприятность! Тропа снова идёт на другой берег, видно, что здесь прошло не одно стадо овец, но мы пройти уже не можем. Поверх льда - вода. Впереди крутая длинная осыпь, по которой не в силах пройти человеческая нога. Амыр в своих сапогах перебредает по следам через изрядный ручей, текущий поверх льда. Нам приходится в ожидании стоять. Что скажут наши проводники? Гена обходит большую полынью и, ломая прибережные льды, решает пробираться в обход вдоль скалы до выхода на тропу. Через 10 минут упорного труда ему удаётся это сделать и мы, сняв рюкзаки и оставив их на попечение Амыра, следуем по проторенной тропе. Сначала нам приходится вернуться назад и пройти по тонкому льду через Аргут. А потом - мы идём вдоль берега. В этих местах стихия вытеснила местные льды на берег, так что они оказались вздыбленными к скале. Кое-где приходится аккуратно идти по кромке льда, держась за выступы. Сбоку зияет глубокой водой полынья. Слава Богу, в некоторых местах всё же остался маленький зазор между скалой и льдиной, в котором мы можем спокойно умещаться, когда идём. Это чудное ощущение. Справа - метровый лёд, слева - скала. Да не просто скала, а шлифованный, гладкий, волнистый камень, покрытый тонким сантиметровым блестящим скользким льдом. Такой красоты не видали даже дворцовские стены. Лёд настолько гладок, что нечего и пытаться удержаться или пытаться опереться при падении. Но зато созерцание королевских стен вызывает внутреннее восхищение. Так в самом неожиданном месте, преодолевая очередное препятствие между берегом и льдом, нам приходится быть свидетелями природному чуду. Когда мы добираемся до места назначения, рюкзаки уже смотрят на нас с нескрываемым желанием поскорее добраться до устья Каира, где не ступала ещё ни одна нога археолога.

Скоро мы приходим к месту нашего стремления. Издалека виден Каир. Нам с этого берега издалека кажется, что суровый неприступный скалистый берег прорезала тоненькая полоска, на дне которой виден лёд вытекающего оттуда Каира. Да, берега у него действительно крутые, ничего не скажешь.

- Что делать будем?

Мы раскладываем карту. Алтайцы достаточно скептично относятся к плану идти до Юнгура.

- Вчера по карте смотрели одно, а, на самом деле-то, больше прошли... Не верю я этим картам. Тропу не обманешь. Напрямую-то рядом, а пойди пройди по прямой.

- Лёд видели какой? Сколько ещё таких мест впереди. Назад-то можем уже не пройти по этому льду. Куда вперёд? ... За день не успеем...

- Ну, тогда пойдём на Шараш. Там самый настоящий берестяной аил. Если бы вы проводили нас по Каиру вверх... здесь по карте километров пять...

- А потом?

- А потом вы вернулись бы, переночевали бы в избе, а завтра, скажем, часа в два, мы спустимся через перевал к той избе, у которой мы вчера обедали. Вы к этому времени обед сварите. А к вечеру мы заночуем на Ело.

- А как же устье Каира, куда мы шли? Его-то обследовать будем? Я не хотел бы идти на Шараш, лучше здесь посмотреть, зря шли, что ли? Можно сказать, цель экспедиции была...

- Вот, и Серёжа с вами. Мы вдвоём пойдём на Шараш, а вы спуститесь назад и посмотрите, что здесь... А пока давай, Серёжа, переукомплектуем рюкзаки, всё тяжёлое к тебе положим, а мы налегке сбегаем, возьмем на сутки еду...

- А вдруг что случится?

- Ну тогда вы поднимайтесь за нами наверх. Контрольное время - завтра в четыре часа. Если нас не будет, значит, идите наверх.

Меня такое решение удивляет, но энтузиазм Е.П. превыше границ моей логики. Мы быстро перебираем рюкзаки, банки перекочевывают в мой рюкзак.

- Ладно, мы оставляем этот большой рюкзак здесь, среди камней.

И мы спускаемся с большого обрыва к Аргуту. Вблизи Каир оказывается настоящим американским каньоном. Существует резкая граница перехода от широкого и вольного Аргута в Каир, протекающий в мрачном, защищённом от солнца ущелье с отвесными километровыми стенами. На первых же метрах нас ждёт находка. На льду, распластав крылья лежит красавец-орел с белой грудью.

- Это кто-то его подстрелил. Делать им нечего... - Амыр поднимает алтайского беркута, расправляет ему крылья и показывает нам.

- О! - восклицает Е.П., сбрасывает рюкзак и усаживается на лёд под беркутом. Я с полуслова понимаю его, достаю фотоаппарат и делаю снимок. Получается классически: два охотника держат за крылья подстреленного беркута, под которым скрестив по-турецки сидит некий хан. Эта аналогия, рождающаяся в моём мозгу, рождается с лёгкой подачи самого Е.П., однажды сказавшего полушутя, что, по всей видимости, его любовь к Алтаю была заложена в прошлых жизнях. Иногда он чувствует в глубине души, что мог быть каким-то местным алтайским князьком. Теперь, когда я смотрю на фотографию с беркутом, у меня даже сомнений не возникает, что здесь сидит настоящий алтаец хан Маточкин.

 

фото 14

Фото 14

 

На память о находке Гена отрезает беркутиный коготь и даёт мне в качестве трофейного сувенира. И мы продолжаем путь. Время от времени Амыр и Гена останавливаются и высматривают в бинокль стада коз.

- Мы уже давно собирались здесь побывать, посмотреть, стоит ли здесь ставить избу для охоты. Коз много. Но лошадиных следов тоже немало. Нет, не стоит избу ставить.

Идём по Каиру. Берега, на самом деле, здесь настолько крутые, что не может быть и речи, чтобы подниматься наверх. Каир - речушка горная, весной превращающаяся в бурный трудно преодолеваемый поток. Всюду видны малые водные пороги, камни. Замёрзшая вода образует естественное препятствие путешествующим здесь зимой в виде частых ледяных ступенек. Также часто встречаются застывшие в полёте потоки воды и замёрзшие водопады. Лёд здесь более многообразный, чем на Аргуте. Это понятно, более быстрый подъём высоты и постепенно расширяющиеся берега-горы по мере подъёма к истоку дают большое многообразие микроклиматических факторов, воздействующих на лёд. От устья Каира до поворота на тропу, по которой Е.П. и И.В. пойдут наверх, километров пять по карте. Значит, километров 8-9 пути. Встречаются новые красивые места, но приходится экономить плёнку.

- Ничего! Я вот примечу все красоты, а на обратном пути сфотографирую! Уже пять кадров намечено. Тогда-то уж вы ничего не сможете сказать... - полушутливо отвечаю я на очередное предостережение руководителя.

Места, действительно, очень красивые. В одном переходим по прозрачному льду. Видны пузырьки воздуха, передвигающиеся подо льдом. Камни под ногами, течение воды. Ощущение, что вода прямо под ногами.

- Вот уж никогда не думал, что когда-нибудь в этой жизни мне придётся ходить по воде! - вырывается у меня естественный восторг.

Время от времени перебираемся на покатые самые настоящие ледяные ступени, образованные порогами. Временами видны полыньи. Местами можно заметить в образовавшихся провалах льда второй этаж. Заглядывая туда, поражаешься многообразию внутреннего ледяного мира. Тут и сосульки-сталактиты, и сосульки-сталагмиты, и многообразные гигантские кристаллы снега, а где-то просто журчит вода.

Через час пути начинает отставать И.В., и мы с ним меняемся рюкзаками.

- Вы ещё находитесь сегодня, Игорь Васильевич! - Маленький рюкзачок оказывается у И.В., а его - на моих плечах. Мой большой красный рюкзак с продуктами остался уже далеко позади за поворотом среди камней. С новой поклажей уже приходится больше смотреть под ноги. Это сущее бедствие - преодолевать лесные и водные заторы с рюкзаком... А их выше встречается немало.

Ещё три-четыре километра и Е.П. радостно указывает в направлении показавшейся тропы.

- Всё. Обедаем здесь.

Мы выбираемся на берег и сразу видим костровище у высокой берёзы. Здесь и останавливаемся на час. Берём лёд из рядом протекавшего ручья. Солнце медленно припекает. Кругом кустарник. Следы яков, овец, маралов и горных коз. Кажется, в этой небольшой речной долине встречаются все. Пока есть время, мы начинаем смотреть на стада коз на вершинах уступов скал. Отсюда они выглядят как едва различимые беленькие пятнышки. Вообще-то, на вершинах ничего не подозревающего туриста ждёт сюрприз. Там он увидит не скалы. Нет. Там он увидит альпийские луга, о существовании которых трудно догадаться незнающему человеку, сидящему ниже уровня этих лугов. Именно на таких альпийских лугах, тянущихся многие километры на большой высоте, и обитают горные козы, берущие свою силу в горных корешках и травках.

- Наша тропа идёт во-о-он туда наверх! Может быть, оттуда увидим Белуху.

- Её видно и от нашей избы.

- Да ну!

- Точно. Подняться только на гору повыше.

- А подниматься сколько надо?

- Где-то час времени.

“Немало, - думаю. - Судя по их сноровке бегать по горам.”

Обед проходит в почти торжественной обстановке. Как-никак, надо расставаться на сутки. В лучшем случае. О худшем никто не думает, но молчаливо подразумевается, что в горах всё возможно.

- Давайте-ка, садитесь все вместе, - предлагает Игорь Васильевич. - На память сфотографирую вас. - И солнечный день нашего обеда остаётся запечатлённым на плёнке.

- Ну что ж, нам пора возвращаться. Иначе не успеем обследовать устье Каира.

- А нам пора наверх, иначе засветло не добраться до аила.

И мы расстаёмся, пожав друг другу руки и пожелав удачи.

Вниз дорога идёт легче и быстрее, хотя лёд и вносит некую поправку на скорость движения. Гена оказывается быстрее в своей обуви. “Я на неё не жалуюсь, - заметил он как-то. - Она меня и на скалах, и на льду выручает. Обычные калоши.” Скоро он далеко опережает нас. Амыр идёт со мной. И внимательно наблюдает за всеми манипуляциями с экспонометром и фотоаппаратом. Четыре кадра оказываются запечатлёнными, как и задумывалось. Пятый, к сожалению, уже не тот. Освещение за два часа ушло. Мы торопимся вниз. Быстрая ходьба не мешает нашей беседе. Постепенно я узнаю о жизни в деревне и о самом Амыре. Как и следует, лишь время раскрывает душу охотника. Нас уже объединяет немало совместных приключений и переживаний. Как-никак, ночь вместе провели в горах, а это уже немало. Постепенно, шаг за шагом я узнаю об алтайском быте. О современном алтайском охотничьем бизнесе. О приключениях и домашней жизни. Самый обычный житейский разговор, только происходит он далеко от человеческого жилья на Каире с крутыми берегами.

- Очень люблю читать исторические романы. Я прочёл про Чингис-Хана двух авторов. Этот, Чаплыгина, мне больше понравился. А в том, другом, забыл его автора - всё враньё.

- Чаплыгин писал как историк, - в душе я понимаю, что уж кто-кто, а Амыр имеет полное основание утверждать, что враньё, а что нет в жизни кочевого народа.

- Мне бы егерем устроиться... Я даже заявление подавал в Онгудай, в район, а там мне сказали - переезжай в районный центр, будешь егерем. ...Им свои нужны здесь, на местах... Там, чуть выше, есть такие места, всё импортными банками с пивом завалено... Вертолётом забрасывают, браконьерничают, и назад через несколько дней... Зачем им чужой егерь? Я бы навёл порядок... - В его словах чувствуется сила и уверенность. Мне понимается в душе, что Амыр знает своё охотничье дело. И смог бы справиться со своим хозяйством...

Внезапно откуда-то сверху мы слышим свист Геннадия. Метрах в пятистах впереди виден слабый просвет между тесных скал, там уже Аргут. На правой скале нам надо обследовать местность. На левой где-то высоко над нами - Гена. “Как он туда забрался?”

- Смотрите, там тропа наверх!

- Что он говорит, где она? А, точно! Вон, козья тропа идёт наверх. Ну что, забираемся? - Амыр смело лезет наверх. Похоже, ему нестрашно по тропе идти. Высота небольшая - метров двести. Всё лучше, чем давать километровый крюк а потом забираться уже с другой стороны. Я не вижу здесь какого-то подвоха, Гена сказал, что тропа, значит, лезем. И мы начинаем путь.

На первых же метрах становится ясным, что пуховик, который у меня подоткнут спереди под лямки меленького рюкзачка, является настоящей обузой и потенциальным источником причины катастрофы. Зато кроссовки “для кросса”, как было рекламировано - как нельзя кстати. Специально созданный американцами протектор очень крепко садится на любую поверхность скалы. Можно не бояться, что нога соскользнет. Настолько хорошее сцепление, что только вместе с камнем... Амыр время от времени оглядывается, как и где я забираюсь. Ему приходится выбирать дорогу. А тропа чем выше, тем круче, чем дальше мы продвигаемся, тем больше становится ясно, что назад уже пути нет. Сто метров, уже половина пути. Не беда, что тропа в ином месте осыпается и приходится цепляться за осыпающиеся камни и колючки. Хотя да, колючки - это самое неприятное, когда пытаешься удержаться на склоне руками... Тропу приходится в ином месте переползать, как пауку, прижимаясь к скале всеми руками и ногами, природой данными. Вниз лучше не смотреть, кустарник очень редкий. Если сорваться, то в ином месте можно успеть ухватиться за куст, а в ином - уже ничего под ногами нет ближайшие метров сто. Так что права на ошибку уже не остаётся. Ох уж эти козьи тропы! Напряжение велико. Ветер не успевает высушить пот, выступающий от напряжённой работы. Мыслей почти никаких нет, все силы брошены на выживание. Впрочем, иногда возникает следующий внутренний диалог во время небольших пауз отдыха при взгляде вниз:

- Ой, мамочки.... Падать-то как долго... Костей не соберёшь... - произносит панически одна десятая часть существа.

- Давай-ка, папочка, собирай силы и вперёд, покуда жив, - возмущаются остальные девять десятых мужского естества. И вновь шаг за шагом, время от времени поправляя постоянно выбивающийся злосчастный пуховик, карабкаюсь наверх вслед за Амыром.

Ради справедливости надо сказать, что чувство опасности - чувство весьма относительное. Два метра высоты не страшно по сравнению с десятью. Десять - по сравнению с пятидесятью. И пятьдесят - уже высота несущественная, когда видишь под собой двухсотметровый обрыв. Впрочем, и к этому тоже быстро привыкаешь. Удивительное существо - человек!

- Ге-е-е-на-а-а! Где-е-е тро-па-а-а?

- Не ви-ид-но-о-о!

- Что ж ты-ы ........... нам говори-и-ил ..........?

- Да отту-уда-а непоня-а-а-атно бы-ы-ыло-о-о.....

- Ладно, Серёга, впереди обрыв. Нам ничего не остаётся делать, только наверх, на эту гору. Вниз мы уже не слезем. С горы с другой стороны спустимся.

Да, двести метров под нами. Дна ущелья не видно. Впереди - рукой подать плато, метров 50, да только скала совершенно отвесная. Такая же, как под нами внизу. И мы как орлы. Только руки расправить и полететь... А наверх ещё метров сто пятьдесят...

И опять напряжение в руках до дрожания. Выбивающийся пуховик из-под лямок рюкзака и мешающий смотреть пот. “Что там будет наверху? Сможем ли мы спуститься? Дёрнул же чёрт нас сюда наверх...” Кустарник становится чаще. И по уменьшению напряжения в ногах я понимаю, что склон становится постепенно всё более пологим. Вскоре мы выбираемся наверх и начинаем спуск. Далеко внизу видно плато, которое так легко было достижимо простым путём по льду.

Подобравшись вплотную к скале в какой-то момент, Амыр извлёк из небольшой пещеры чёрный кусок, похожий на камень.

- Вот, держи, Серёга, это мумие. В наших местах “мумиешники” по несколько мешков собирают этого хозяйства. Здесь по пещеркам живут маленькие мышки. Таких в долине нет.

Мы останавливаемся кстати. Мумие тщательно упаковывается и прячется в кармашке рюкзака. Этим временем Амыр успевает убежать далеко вниз. Склон становится некрутым и лёгким бегом, паря как орлы, мы приземляемся на объект нашего устремления.

Небольшие скалы. Но площадь большая. Где же их искать, эти наскальные рисунки? Тщательно, метр за метром мы с Амыром обходим все доступные камни. К сожалению, их нигде не видно.

- Где же их этот охотник мог видеть?

- Знаешь что, Амыр, пошли-ка вниз, с меня довольно сегодня приключений. А по дороге посмотрим, что ещё попадётся. - И мы отправляемся на Аргут.

На другом берегу, у места, где оставляли рюкзак, нас уже ждёт Гена. Если мне было непонятным, как он поднялся на крутой берег Каира, то уж совсем невообразимо, как он спустился с отвесного берега Аргута у устья Каира вниз на лёд.

- А что, конечно, можно. При моём-то опыте бегания по горам это несложно. Я сразу вижу, где можно, а где нельзя.

Какое-то время мы ещё тратим на поиски петроглифов, бродя по скалам Аргута на другой стороне. Но скоро решаем трогаться в путь. Лёгкий рюкзачок у Амыра, у меня - большой с продуктами нашей экспедиции. Скоро темнеет, а нам надо дойти до избы. Памятуя наш сложный путь сюда через ручей охотники решают идти по этой стороне сразу к зимовью, но для этого необходимо преодолеть громадную осыпь. С большим трудом они находят тропу. Она, оказывается, идёт очень высоко. Пятьсот метров скал под нами. Аргут кажется малой лентой внизу. Но тропа конная, а потому нет особых проблем, как на козьей, где мы сегодня были с Амыром. Через полкилометра тропа круто спускается в реке, и мы продолжаем свой путь по льду. Так же внезапно появляется перед нами тропа наверх.

- Пришли. Теперь, Серёга, ты иди наверх, а мы пока наколем льду с собой.

Взвалив маленький рюкзачок к большому, я медленно забираюсь наверх. На развилке сворачиваю направо, как и вчера вечером. Только очень странно, отчего уже сто метров внизу, а тропа всё вверх? И гора почему-то не та, что вчера. Я останавливаюсь сначала в недоумении и начинаю оглядываться. Постепенно недоумение рассеивается. Слева внизу виднеется тропа. Меня осеняет: “Не туда свернул. Но лучше подождать моих спутников. Вниз идти легче, чем ещё раз наверх.” Скоро на нижней тропе показываются алтайцы, несущие лёд.

- Э-гэ-гэ-гэ-гэ-гэй! - машу рукой.

- Серёга, мы думали, ты уже печку затопил, - смеются они в ответ.

Делать нечего, надо спускаться и идти к избе. Через двадцать минут мы уже вместе, сидим в избе. Лёд топится в котелке. На улице быстро темнеет. На ужин сегодня сухари. Зажигаем свечу и я пользуясь удобным случаем сажусь писать дневник. Завтра Амыр с Геной решают сходить попытать удачу с утра на охоту. Время есть, ведь до избы на Ороктое, где мы встретимся, рукой подать. До сих пор болят ноги. Да, кроссовки спасли сегодня мне жизнь. Неторопливо пишу, иногда задумавшись. В один из таких моментов Амыр вдруг спрашивает:

- А ты летаешь во сне? - И поясняет в ответ на мой недоумённый взгляд: - Ну, например, на каких-нибудь летательных аппаратах.

- На аппаратах - нет. На крыльях летал...

- А я часто... на разных космических аппаратах... Среди звёзд. Такие аппараты, типа летающих тарелок...

- А землю видел из космоса?

- Нет... Другие планеты видел...

Это для меня на самом деле откровение. Амыр говорит совершенно искренне и открыто. Словно доверяя нечто тайное, что не каждому и скажешь... У меня появляется странное чувство, что рядом со мной сидит инопланетянин, попавший сюда вследствие крушения звездолёта. И словно он интуитивно чувствует, что я один из немногих, кто может его понять и помочь... Это чувство ещё более усиливается оттого, что мои спутники сейчас где-то далеко, а Гена просто отсутствующе смотрит в потолок и молча изредка вслушивается в наш разговор. В тишине потрескивает огонь в печке, мы сидим в тесной охотничьей избе. Широко раскрытые узкие глаза, алтайский тип лица, временами вспыхивающий в языках огня в полутьме и впрямь напоминают мне о том, что мы такие разные, на лике нашей Земли. И каждый неповторим. “Может, и вправду мы являемся пришельцами из Космоса? Уж Амыр-то, по крайней мере, точно, родом оттуда, от звёзд...” Небольшим усилием воли я стряхиваю наваждение. Мы молчим.

- Что-то сердце приболело... Не случилось ли чего у наших там наверху? Сердце-то, оно часто знает, я уже проверял...

Кажется, и вправду что-то у них не в порядке. Скоро это чувство проходит. Приходит естественная усталость после напряжённого дня.

- Давайте спать. Гашу свечу...

Ещё некоторое время мы в темноте думаем о разном, и как водится, незаметно явь пересекается со сновидением. А там, ближе к миру фантазий и грёз, за границей физической реальности, бывает и не такое...

 

5 марта

День отдыха

Постепенно какие-то звуки заставляют вернуться меня в этот мир. Ещё в полудреме начинаю понимать, что Амыр и Гена уже встали, что до рассвета ещё далеко, что печь уже топится и на ней стоит лёд в котелках. Видимо, проспал я не сильно, минут на 15. В избе уже тепло.

- Как спалось, Серёга? - Амыр весело посматривает в мою сторону, заметив движение. Между делом он одевает резиновые сапоги, кутая ноги в байковые портянки.

- Хорошо... - Огонь весело потрескивает в печурке, призывая к жизнерадостности и напоминая, что ещё один день начался.

Скоро светает. Гена с Амыром время от времени начинают выходить за дверь. Встав у косяка открытой двери, сколоченной из досок с большими щелями, периодически смотрят на близлежащую гору, величественно возвышающуюся над нами. Там пасутся стада бунов. Наконец, я не выдерживаю и тоже беру бинокль. Высоко на вершине видны полторы сотни коз.

- Чуть позже пойдём сбегаем на охоту. С двух сторон подкрадёмся, может, сторож нас и не заметит, если ветер будет в другую сторону.

- Какой сторож?

- Стадо пасётся, а два-три опытных сторожа смотрят по сторонам, охраняют...

Почти ничто не мешает на плоских вершинах им жить вольготно и привольно. Но природа назначила им естественных врагов - обитающего здесь барса, рысь, беркута, ломающего хребет с налету, волка да охотника. Традиционно опустив взгляд немного в сторону, Амыр неторопливо задумчиво рассказывает мне:

- Рысь-то, она... пасёт стадо.... задавит одну буну, и ей достаточно... - Делая паузу, словно подбирая самое точное слово, он продолжает. - А волк - тот разбойник... Задерёт всех, кто попадется... одного съест... а остальные пропадут... Да, а охотник - самый опасный враг, - чуть хитровато он добавляет.

Взгляд снова устремлён на гребень. Прищур охотника видит среди скал на километровой высоте крошечные пятна коз. Его с вами нет. Он сейчас там, над ними. Он уже начал охоту за много часов до выхода на скалы...

Через два часа охотники уходят на гору, взбираясь с двух сторон по скалам, а я остаюсь предоставленный своим собственным мыслям. О чём думается в этот момент? Рядом потрескивает огонь, с гулом устремляясь в трубу. Опять топится в котелке аргутский лёд. Вчерашние километры и опасные для жизни сотни метров вспоминаются уже отдалённо, как в далёком прошлом. Мысль пытается метнуться то к близким, в Новосибирск, то за тридевять земель в далёкую Америку, но сама земля, соединяющаяся с небом здесь, заставляет забыть на время состояние городов.

 

* * *

Перед мысленным взором опять и опять встаёт звёздное небо с сияющим высоко над горизонтом Орионом. С дугой стороны Большая Медведица едва выглядывает из-за горы. Громадная скала, направляющая свою плоскость на вас, кажется, отражает лучи далёких миров и фокусирует их где-то в глубине сознания сердца, заставляя запечатлеть каждым атомом существа состояние величия и торжественности присутствия и причастия к необъятному, сильному, вечному... Это состояние исходит отовсюду и рождает необъяснимые токи в организме. Что-то неуловимо меняется. Состояние личного существования отодвигается сначала на второй план, потом куда-то на задворки сознания, и, кажется, пропадает потом вообще. Появляется новое осознание Бытия. Остаётся чувство индивидуальности, несовершенной и совершенной в своём корне, слитой с окружающим миром...

 

* * *

...Через какое-то время (через минуту, через час или через мгновение) начинают возвращаться мысли, связанные с миром каждодневных забот и быта. Наступает момент расплаты. Материя начинает удерживать сознание, и возникает чувство распятия на кресте времени и пространства.

Раз за разом, переживая взлёты и падения сознания, постепенно вырастает понимание смысла воплощённого существования. Крест времени и пространства надёжно привязал человека к себе. Это колесо с четырьмя осями катится непрерывно и беспрестанно. Лишь сознание, отрешённое от своей оболочки, но всё же сохранившее нить связи с телом, способно увидеть этот крест вечности, данный человечеству. Крест Вечности...

 

 

* * *

...Переживая трудности, волей-неволей перерождаешься своим существом. Перед мысленным взором встают знакомые многим по публикациям архивные фотографии экспедиции 26-го года. Николай Константинович Рерих. Как много связано с этим именем. Нет, не того, наносного, городского, что окутало шлейфом дыма его имя. Это дым битв его последователей и его противников. Виноваты и те, и другие. Не виновны ни один из них. Из города невозможно понять, постичь весь смысл данного им. Не их вина, что не постигнув, они пытаются донести... не их вина, что не поняв, что им предлагают, они отвергают. Но тогда чья? Этот гордиев узел разрубается решением постичь самому.

Экспедиционные условия. Николай Константинович сидит с Юрием Николаевичем у скалы, пьют чай. Рядом стоит ружьё. Кто не был в горах, не знает, что такое экспедиция. Лошади... Кто знает, что алтайские и монгольские лошадки с всадником заезжают на горную кручу по скальной осыпи, где трудно забраться даже человеку?..

...В этот момент самых углубленных размышлений раздаются два выстрела. Потом ещё один. Я прислушиваюсь к звукам за стеной. Потом выхожу и смотрю в бинокль. Где они могут быть? Стреляли, значит, скоро вернутся охотники со своей добычей.

Нить размышлений прервана, пытаюсь прилечь заснуть. Что-то мешает. Тело хорошо отдохнуло, надо заняться делом. Я достаю свои бумаги и вчитываюсь в строки письма, которое вчера вечером написал своему другу.

 

“Здравствуй, Друг! 4 марта 1998г.

Пишу тебе из далёкого уголка Алтая. Из самого сердца Азии. Так уж получилось, что судьба забросила меня сюда в сопровождении двоих спутников из Новосибирска. Нас вызвались сопровождать в трудном пути от посёлка до труднодоступных мест двое алтайцев-охотников. Это наша вторая совместная археологическая экспедиция. Первая была в августе 1997. Но глубинный смысл этой поездки другой. Я удивляюсь мудрости Всевышнего. События складываются так, что в последний день работы на старом месте и первый на новом я вдруг еду внезапно на Алтай. Был ли я готов к этому? Да.

Уже пятый день пути по местам, где бывают редко, очень редко люди. Второй день мы идём по Аргуту, одной из самых суровых рек Алтая. То, что пришлось преодолеть массу препятствий и трудностей - это слова, которые останутся малопонятными тому, кто не ходил по льду перед весенним паводком, по сжатой между двумя склонами реке, летом разбивающей скалы. Но я постараюсь в последующих письмах описать весь наш поход, чтобы ты смог прикоснуться к этому величию.

Сегодня мне пришлось по ряду обстоятельств преодолевать отвесный склон в 300м высотой. Это тоже мало что говорит человеку, не бывавшему в горах. Но попробуй представить: скалы, внизу ущелье, где река скована льдом. Её не видно из-за скал. Козьи тропы, требующие не только хорошей выносливости, силы, цепкости рук, но и жёсткого сцепления обуви с чахлой пожухлой осенней травой, осыпающимися камнями и редким кустарником. Снега нет. Пыль. И ты знаешь, что каждый неверный шаг может окончиться гибелью. Это очень мощное напряжение нервов, переплавляющее что-то внутри, перерождающее. Или когда идёшь с рюкзаком через недавнюю полынью, затянутую льдом и видишь через прозрачный лёд, как стремительно несёт поток мощная река Аргут. И знаешь, что другого пути просто нет. Просто нет, и потому нужно пройти здесь. Все эти ежеминутные малые потрясения нервной системы вырабатывают постоянную готовность к предстоянию перед Всевышним. Вот почему я благословляю нынешнее стечение обстоятельств, позволяющее получить второе рождение. Сейчас я сижу в избушке за десятки километров от ближайших деревень, надо мной ярчайшие звёзды, которые так тусклы в городе. На столе - свеча. В печи - огонь. На лежанке из трёх досок - место ночлега. И вокруг - скалы, немые свидетели шествий народов.

Чтобы осознать своё место в мире, требуется приложить немало усилий. Но если кто-то думает, что это можно сделать изнутри цивилизации, он не поймёт главного. Но это главное непередаваемо словами.

Зачем я написал тебе это письмо? Не знаю. Просто привет с Алтая.”

 

Ещё какое-то время внутри звучит основная мысль “цивилизация забыла основное предназначение человека”, “находясь в условиях цивилизации невозможно постичь главного”, “цивилизация диктует свои законы, подчас не имеющие ничего общего с законами Звёзд”. Да, с законами того Космоса, который здесь так доступен. Но куда деться от существующих реалий? Выход только один - нечто, здесь постигнутое, должно сохраниться для духовного выживания в городских условиях. А чем живут местные жители? Как они чувствуют эту основную нить Жизни? Вот на охоту пошли... Амыр бывает в городах, ему интересно везде. Что-то его тянет ведь туда? Вообще, имеет ли вес сознание? А какая разница в уровне мышления здесь и в городе? Что общего и в чём различие? Для чего-то и цивилизация должна быть предназначена... Одни вопросы...

Скоро слышатся голоса и открывается дверь.

- А где добыча? Выстрелы, вроде, были...

- Мы когда выбрались, они уже далеко были, метров за пятьсот... Сторож увидел.

- Когда наверх поднимались, видели маленьких козочек, лет по пять, не стали стрелять, пожалели, подумали, что больших козлов подстрелим. Зря, наверное...

- Ладно, давайте попьём чаю, и пора собираться. Скоро обед, а нам надо успеть сварить его до прихода наших путешественников.

Скоро мы, собрав вещи, вышли в путь. Те же полчаса до избы с полуразобранной крышей на Ороктое. Быстро сварив обед мы поняли свою стратегическую ошибку. Время - час. До четырёх ещё три часа. Просто ждать тяжело.

- Тогда обедаем, пока суп не остыл!

Оставив половину еды на остывающей печи, мы решаем обследовать местность. Скоро наше внимание привлекает Гена, ковыряющий под огромным камнем землю. Когда мы подходим, он поясняет нам:

- Тут какая-то плита. Может, клад зарыт? Найти бы золото...

Амыр, следуя своей пытливой натуре, не столько из-за золота, сколько из любопытства, разгребает пыльную землю. Подняв три плиточных камня, он извлекает первую находку.

- Что это? Кость! Похоже на человеческую... Какая-то маленькая, ... Да.... - видно, как меняется выражение его лица. - Это похоже на кость фаланги пальца маленького ребёнка... - Наклонившись обратно, он закапывает кость обратно в пыль. - Прости ты меня, подлеца...

Неподдельное чувство, с которым он произносит эти слова “прости ты меня, подлеца” сильно западают мне в душу. Мы отходим. Вероятнее всего, таких могил здесь множество. Хоронить больше негде.

- Раньше, даже вплоть до советской власти, в каждой такой долинке жил свой род. Потом уже согнали всех в деревни. - Ещё какое-то время Амыр в глубине души переживает свою оплошность. Это считается большим грехом - потревожить душу давно умершего.

Ближе к трём часам дня мы начинаем беспокоиться. Ещё час, и придётся идти наверх искать наших задерживающихся пешеходов.

- Что делать будем?

- Пока подождём. Вон на том гребне тропа, они оттуда появятся.

Время идёт как нарочно, медленно. Гена уходит куда-то к скалам, наверх, выглядывать Е.П. и И.В. А мы с Амыром негромко переговариваясь, остаёмся у избы. Постоянно всматриваемся в сторону гребня. До него километра три. Внезапно я слышу откуда-то из-за ближайшей скалы голос Е.П. Недоуменно гляжу на Амыра: “Как же мы их проглядели?” Амыр смотрит с недоумением на меня. Значит, не показалось.

- Может, они по Аргуту, по льду? Здесь, под нами?

Мы спешим к берегу, но никого там нет. Не могло же нам показаться!

- Ге-е-на-а! Ты ничего не говорил нам?

- Не-е-ет! - голос доносится издалека, немного приглушенно расстоянием. - Видите? Во-о-он они идут, спускаются!

Я не сразу и разглядел среди точек серого кустарника такие же маленькие слабо перемещающиеся точки. Как-то мы прокараулили момент, когда они вышли из-за гребня. Но как мы могли слышать их голос? Неужели бывают такие резонансы в природе? Словно воздушные трубы, проносящие в целости звук через километры? Это ведь не мистика, а физика, Амыр-то слышал независимо от меня! Удивлённо обсуждая происшедшее, мы дожидаемся.

- Интересно, успеют к четырём или нет? - Образ мышление меняется. Вместо беспокойства появляется какая-то ирония. “Какая лошадь придёт первой?” В глубине души я очень рад, что всё в порядке, оба спутника живы и спешат к назначенному сроку, пусть немного с опозданием.

Первым появляется Е.П. останавливается и оглядывается, ждёт И.В. Наконец они подходят к нам и сдаются без слов. Мы снимаем с них рюкзаки и сразу даём в руки котелок с рыбным супом. Через пять минут, отдышавшись, они, хлебая подостывший суп, возбуждённо рассказывают нам.

- Ой, вчера мы такого пережили... Вечер, уже темно, мы по полю идём, до Шараша ещё километра два, вокруг ни деревца... А тут вдруг волки завыли... Мамочка моя!

Игорь Васильевич, снисходительно улыбаясь, делает комментарий:

- Какие там волки, одни заячьи следы! - Мы покатываемся со смеху.

- Я говорю: “Игорь, волки!”, а он недослышит, включил свой слуховой аппарат, а они как назло перестали выть. Ну, ладно, зашли в лес, а аила нет. Полчаса петляли. Уже в темноте гляжу - силуэт, нет, думаю, не скажу, пока не подойдём, а тут и Игорь заметил. В общем, дошли.

- С утра такая красота была, такой восход солнца красивый! Краски - как у Рериха. Вокруг горы, снег, потрясающе!

- А потом мы пошли обратно, а там снег - по колено. Едва выбрались. Выбрались - смотрим, а мы к руслу Ело вышли. Так-то можно было и здесь спуститься, да мы знаем, что вы нас на Ороктое ждёте, пришлось возвращаться. Столько ходил там, как ошибся?

 

Ело

Скоро мы решаем продолжить путь. Собрав вещи, спускаемся к Аргуту, где стоят Генины сани.

И опять наш караван вместе, идём по льду. По льду идти уже настолько привычно, что кажется странным, почему раньше нам было страшно.

Внезапно Амыр останавливается и резко скидывает с себя ружьё. Мгновенно оказавшись в лежачем положении, он прицеливается и затихает. Мы заворожённо смотрим в ту сторону, куда он целится и видим чудное зрелище. Прекрасный марал с огромными рогами стоит на берегу и смотрит на нас свысока. Совсем чёрный, он одиноко стоит глядя на нас со стометровой высоты. Для меткого стрелка это не дистанция. “Щёлк”, - раздаётся осечка. Амыр проворачивает патрон и опять “щёлк”, опять осечка. Охотник явно в экстазе, его не смущает очередная осечка. Мне внутренне не хочется, чтобы этот прекрасный марал катился с продырявленным телом к нашим ногам и - “щёлк”, осечка повторяется! Охотник торопливо перезаряжает патрон 16-го калибра и опять целится мучительно долго для меня. Мне хочется развязки. “Щёлк!” Амыр задумчиво проворачивает патрон, смотрит на козла и неохотно встаёт, закинув за спину ружьё. Марал теперь облечён покровом мистической тайны, спасшей ему жизнь и похож на местного горного духа. “Значит, не надо”, - произносит Амыр, и мы уходим дальше, оставляя недвижимого прекрасного марала на своем посту.

- По цвету шерсти можно узнать возраст козла. Пока молодые, они белые, потом появляются чёрные пятна, а годам к 25 - 30 они становятся совсем чёрные. И когда наступает срок, уходят в скалы, и умирают там естественной смертью.

И опять наш караван идёт по льду.

Пока по льду - мне легко. Большой рюкзак с продуктами экспедиции, уже наполовину опустошённый, лежит там же, на санях. Но как только мы выбираемся на берег, приходится платить за билет. Как назло, подъём на берег оказывается крутым. Это уже вблизи Ело. Идти и правда, не далеко, не больше часа. Медленно дорога идёт наверх. Там изба, в которой нам предстоит очередной ночлег. Скоро солнце сядет за гору.

Постепенно поднимаясь, перед нами открывается удивительная картина. Большая узкая долина тянется изгибом ленты куда-то вперёд, огибая большой холм. С другой стороны - дуга Аргута в ущелье. Такое впечатление, что этот стометровый холм возвышается в центре долины. Это впечатление усиливается от того, что горы, возвышающиеся кругом, не имеют низких мест. Так получилось, что Аргут здесь даёт петлю, и потому создаётся ощущение того, что мы находимся в громадной чаше гор, посреди которой долина с этим холмом посредине.

- Посмотрите, какая красота! Место какое удивительное! Как в чаше находимся! - Восторг в моей душе растёт по мере подхода к центру долины. - Не может быть, чтобы здесь ничего не было! Евгений Палладиевич, давайте обследуем эти скалы! Смотрите, какая красота вокруг! Не могли древние пройти мимо этого места, не оставив ничего!

Е.П. может, и хотел бы посмотреть, но его задача сейчас иная. Мы идём к избе, скоро начнёт темнеть. Тогда я сам иду к близлежащим камням и по дороге начинаю осмотр, не снимая тяжёлого рюкзака. На отдельных камнях ничего не оказывается, но меня тянет к большой горе в центре “Чаши”. Туда надо подниматься и приходится смириться. Скоро показались арыки древних.

- Смотрите! Точно здесь что-то есть! - Ровно выложенные камни отгораживали когда-то арык метровой ширины, ныне заросший землёй. Камни ведут куда-то вверх, к склону.

Постепенно из-за постоянного петляния меж камней я отстаю и мне приходится догонять спутников, уже добравшихся к избе на краю долины. Изба оказывается на удивление просторной и чистой.

- Здесь казахи живут. Недавно построили. Посмотрим, сколько простоит.

На окнах - стёкла. Просторно. Низенький традиционный казахский стол. Рядом с избой - загон с вытоптанной землёй. Видно, что отсюда недавно угнали отару. Бросив рюкзак на полати, я быстро переобуваюсь в уже родные валенки 46 размера, беру фотоаппарат и иду обратно к холму в центре долины. Е.П. следует к скалам рядом с загоном. Мне приходится идти минут 10, прежде чем подхожу к небольшому естественному возвышению в долине, на вершине которой водружен странный камень. Я бы сказал, что естественное углубление в центре камня очень подходит для того, чтобы на нём разместился человек. Вне всякого сомнения, это культовое место. Мне становится жутко, быть может, древние здесь приносили жертвы своим богам? Отсюда хорошо виден центральный холм. На самом деле его высота около 30 метров, но за счёт скальной породы он имеет крутые стены. На верху небольшое плато. Интересно, что там? Между тем местом, где я сейчас стою, и центральным холмом - низина, сплошь покрытая рядами курганов. Это просто выложенные камни в форме круга. Курганы разных размеров. Некоторые просели от старости. Диаметр курганов от метра до трёх. Отдельные курганы явно лежат на одной линии. Медленно следую между ними к заветному холму. Скалы на холме оказываются непригодными для выбивки, но я не сдаюсь. Метр за метром обхожу вокруг. Вот и арыки под ногами в долине. Скальный подъём начинается метрах в 30 от них. Отсюда, сверху, арык хорошо видно и я делаю снимок этого древнего сооружения и фотографирую долину с курганами. Но уже изрядно темнеет, не знаю, хватит ли чувствительности плёнки, чтобы на ней хоть что-то было? Надо спешить. А вот и отвес, на котором что-то может быть. Линия арыка направлена прямо под это место в скале. Небольшой уступ, метра три шириной. Скала имеет такой хорошо знакомый загар. Да! Точно! Вот и первый рисунок! А вот ещё один! Я доволен, что не зря сюда шёл. Интуиция не подвела. Место интересное. Правда, в темноте много не разглядишь, надо утром. Шерсть тут же, наверное, волк козла задрал... А рядом - пещерка. Нет, туда не рискну заглядывать в темноте. От одной мысли, что там может быть барс или рысь, которая от безысходности может прыгнуть в лицо, у меня проходит холодок по спине, лучше не рисковать. И я уже в темноте следую к избе.

Е.П. встречает мой рассказ немного холодновато, без энтузиазма, явно давая понять, что гордость здесь неуместна. На скалах рядом с загоном ничего не было. “Утром-то сходим туда, к рисункам?” “Утром - да”.

- А бояться не надо. Рысь или волк почуяли бы человека задолго и ушли бы всё равно.

Постепенно мы располагаемся ко сну.

- А как называется птица с таким большим клювом? - внезапно спрашивает Гена.

Мы начинаем гадать. “Пеликан!” - догадывается Е.П.

- Вот, он самый. Я его видел здесь.

Здесь? Пеликаны? Мне кажется, что такого быть не может, но Амыр подтверждает, и становится ясно, что эти пеликаны были явно больны. Какой леший их сюда занёс, от родного болота в горы?

- И журавлей тут много. Стало меньше последнее время.

Сегодня разговор явно начинается на охотничью тему.

- Ребята, а я слышал от охотников, что в алтайском обычае перед охотой обязательно неделю воздерживаться от женщин, и надо принимать баню. Это правда? - спрашивает Е.П. Уже темно, только горит свеча, и мы почти готовы уснуть.

- Да. В горы, в тайгу надо обязательно идти чистым. Здесь и отсюда - хоть каким, а из деревни на охоту - только чистым, после бани.

- И насчёт воздержания - точно.

- А правда ли, что когда приснится хозяйка тайги, то будет удача в охоте?

- А это тоже верно. Даже, когда любая женщина приснится, то удача будет. Это правда, сколько раз было.

Постепенно разговор переходит на другие темы, но сегодня всё вокруг охоты. Уже лежа в спальнике, засыпая, я слышу как под крышей кочевничей избы звучат разные истории, предания, словно какие-то отзвуки древней современности. Что принесёт завтрашний день? Какие-то находки суждены нам завтра? Утро вечера мудренее...

 

6 марта

Утром, не дожидаясь завтрака, мы с Е.П. следуем по вечернему маршруту в обратном направлении. Ритуальный камень производит на Е.П. такое же сильное впечатление. “Здесь могли класть умерших”. У меня фотоаппарат с чёрно-белой плёнкой, делаю несколько кадров, фиксируя расположение курганов. Пытаемся пересчитать их. Много. Больше 30.

Наскальные рисунки у Е.П. вызывают оживлённый интерес.

- Это тюркские изображения. Смотри, как интересно, здесь стрелы нарисованы над козликом, словно стрела протыкает бок. Вот второе такое же изображение.

Е.П. неторопливо достаёт целлофан и начинает переводить изображения. Меня же неумолимо тянет дальше. Дух первооткрывательства владеет мной настолько неотвратимо, что не может быть даже и речи, чтобы сидеть сейчас здесь у двух рисунков. И я предпринимаю дальнейшие поиски. Рисунков больше не видно. “Но что же там, наверху?” И я следую наверх. “Да, скалы здесь отвесные, даже несмотря на то, что эта вершина посреди горной долины”. Местами приходится делать усилия, чтобы забраться по скалам наверх. “Вниз будет спускаться тяжелее”. Наверху, на первый взгляд, нет ничего особенного. Только камни лежат. Большие валуны. На них маленькие камни. Стоп! А кто их сюда положил? Как-то странно они лежат - крестом. Между ними метра по три дистанция. Может, они ориентированы по сторонам света? Что же я забыл компас взять, хотел ведь! Но это интересно. Камни с запада на восток похожи на прицел. Что же можно увидеть через отверстие под камнями? В одну сторону - исток ручья, откуда вчера поднимались в долину, в другую сторону - небо над горой. Видно, на этот раз загадка так и останется неразгаданной. И мне приходится возвращаться вниз. Пора завтракать и выходить. Нехорошо, чтобы меня ждали все.

Е.П. как раз заканчивает свою работу и мы идём к избе. А через час уже трогаемся в путь. Почти сразу переходим Ело. На берегу на огромном камне наше внимание привлекает огромное недавнее изображение оленя. Но оно современное и потому достаточно сфотографировать его на память.

Проходя русло ручья, передо мной открывается удивительная картина, от которой у меня перехватывает творческое дыхание. Молча, жестом регулировщика перекрываю движение и Е.П. безукоснительно следует в тупик и присаживается под двухметровым застывшим ледяным водопадом. Лёд на солнце ослепительно сияет под солнечными лучами, оттененный золотом жухлой травы. За Е.П. следует Амыр, а следом и И.В. К сожалению, Гена прошёл раньше. Красота удивительная! Бывает же такое чудо в природе! А дальше опять два часа ходьбы.

 

Теректу-Дьула

Вскоре Е.П. предлагает сделать небольшой привал и отходит в сторону. Через три минуты фигура нашего руководителя возникает в ореоле лучезарной улыбки.

- Всё. Делаем здесь привал часа на два. Здесь есть рисунки.

На скальном выходе породы, обращенной на юг, лицом к солнцу, видны хорошо знакомые очертания козликов. Тут целый громадный памятник. Вид живописен. По левую сторону Аргута находится местечко Теректу-Дьула (тополиная речка). По другую сторону, напротив, над обрывистым берегом виднеется грот. Временами слышится треск ломаемого льда.

- Как хорошо, что мы поверху пошли! - восторгается Е.П. Но тут же он шумно втягивает воздух и раздается: - М-м-м-м...

- Что случилось?

- Да на колючку сел...

Скала представляет из себя горную потрескавшуюся породу двухметровой высоты, возвышающуюся ступенями и террасой спускающейся к обрыву. Метров 50 вниз отвес. На разных камнях изображены козлы в большом количестве. Сплошная выбивка, освещённая солнцем, чётко выделяется на фоне скального загара. Обследовав площадь в несколько метров видим резные фигуры мчащихся оленей.

- А вот и клеточки!

- Какие клеточки?

- Вот, видишь, контуры животных заштрихованы полосками. Это древние тюрки делали, 6-9 век нашей эры.

Сегодня уже весенний день. Солнышко вовсю припекает. У меня ещё три кадра и я решаю их использовать, чтобы можно было зарядить чёрно-белую для съёмки рисунков. Общий вид памятника с фигурами исследователей, вид на Аргут с 50 метровой высоты, горы вдали и наш общий с Амыром портрет оказываются запечатлёнными на последних кадрах этой удивительной и неповторимой плёнки. Вся надежда теперь на тех, кто будет проявлять её и печатать фото. Но это ещё нескоро, только после возвращения.

 

фото 15

Фото 15

зрщещ 16

Фото 16

 

Начинаем описание. Вскоре оказывается, что рисунки выполнены в разной технике. То здесь, то там обнаруживаются новые изображения. Опять те же стрелы и козлы, что и в Ело. Барс, пронзённый из самострела. Современные рисунки. Видно, что художники старались оставить свой след в течение 1.5 тысяч лет. Наши охотники с интересом исследуют местность вместе с нами и их старания вскоре вознаграждаются. Гена находит под ногами обломок скалы с изображениями. Чуть позже перед нами уже четыре камня. Е.П. тут же загорается идеей везти 15-килограммовый обломок в Музей Горно-Алтайска.

- Это ведь такая редкость!

- Да как же мы потащим его на себе? Все таки 15 кг!

- Да?... Ну ладно, тогда этот маленький... - видно по его лицу, что он мучается.

- Белая борода! Ты идёшь с нами? - спрашивает Гена и спутники уходят к избе готовить обед.

В течение двух часов мы проделываем описательную работу. Скоро работа завершена и мы собираем весь материал с собой. Уже собираясь уходить, Е.П. с сияющим решительностью лицом приносит камень. Не вынесла душа археолога. Все мои сопротивления оказываются напрасными.

- Серёжа, наука требует жертв!

И мне приходится эту драгоценную ношу нести до ближайшей избы, обняв как ребёнка. Благо, что нести всего около километра. Пудовый маленький ребёнок не плачет, есть не просит, но мне почему-то не до смеха.

Не знаю, что на меня повлияло, но отобедав, я сваливаюсь мёртвым сном под солнышком, пристроившись на Гениных санках. Проснувшись же, с удивлением выслушиваю новый план, родившийся в голове Е.П. Он с И.В. идёт по перевалу, а мы можем следовать по льду, по Аргуту. Провозившись с санями минут 10, уложив все вещи, между которых умещается и новая находка, мы трогаемся втроём в путь. Преодолев пару сложных мест, примерно через полчаса, мы слышим свист откуда-то сверху. Далеко виднеются две чёрные точки.

- Э-эх! Что они свистят? Коз спугнули!

Амыр напрягается, присаживается, и тут уже и я вижу штук 15 коз, взбирающихся по отвесному склону наверх. Уже далеко, метров 400. Ветер сдувает пулю далеко в сторону. Козы - в рассыпную. Но удача сегодня их хранит.

- Ладно, Амыр, это наверное, потому, что я мяса не ем...

 

* * *

На Шавлу мы прибываем раньше наших сухопутных туристов. Они спешат в это время далеко, спускаясь к реке. Решаем остановиться в Калтаке. Е.П. просит 30 минут для окончания работы. Но, как водится, 30 минут становятся часом. Именно здесь находится то самое изображение не то антилопы, не то зайца, не то лошади, в общем, животного, которого сейчас на Алтае уже нет а также двух красных коней. Мне достаётся работа по переводу на полиэтилен резного рисунка странного содержания. Рисунок неявно похож деталями на некоторые изваяния тюркского времени. Е.П. тоже сильно озадачен смыслом рисунка.

-Что это? - спрашивает он у алтайцев.

- Это? Это свадьба. Да вот видите, тут стоит жених, невеста, это у неё наряд такой, сейчас редко такой увидишь, только в театре. Это гости, это стол, тут кумыс стоит. - И они описывают линию за линией так, словно сами рисовали его вчера. Рисунок за рисунком оживают в нашем представлении. Словно весь свадебный той загудел вокруг нас, лают собаки, стоят лошади, слышатся голоса людей, праздничное веселье только начинается...

Свежий ветер с реки возвращает нас к действительности и мы собираемся в дальнейший путь. До избы ночлега уже недалеко, 3-5 километров по реке. Там нам расставаться с проводниками. Сегодня последний наш совместный ночлег. Амыр уходит вперёд, ему надо подняться к горе за капканами, которые он оставил у избы.

- Ой, как я рад, Серёжа, что у нас были два проводника! Как груз с плеч.

Я понимаю Евгения Палладиевича, груз руководителя - груз особый. Не тот, который в моём рюкзаке. Тяжелее.

Скоро и место ночлега. Весь груз переносится под крышу и мы разводим огонь. Сегодня вместо льда греется вода из полыньи. Какая-то торжественность. Можно сказать, экспедиция уже завершилась. Хотя у нас предстоит ещё 25 км пути к Инегеню. Как-то волей-неволей завязывается разговор о жизни.

- А вообще, в чём смысл жизни? - внезапно раздаётся вопрос Е.П., обращённый охотникам.

В воздухе чувствуется нерешительность. Е.П., воодушёвленный чутким вниманием, развивает свою идею.

- Наверное, в самосовершенствовании. Ведь для чего живёт человек? Для того, чтобы совершенствовать себя.

Мы немного молчим. Амыр с Геной постепенно оживляются.

- Я, действительно, никогда над этим не задумывался, для чего живу. Сейчас я не готов ответить.

- Да, нужно подумать об этом... Как-то не приходилось...

 

7 марта

Дорога в Инегень

С утра мы в сборах. Чувствуется суета города. Алтайцы тактично выходят из избы. Мы перекладываем рюкзаки. Е.П. пудовый камень кладёт в свой рюкзак. Его вещи переходят в наши. Сегодня 27 км надо сделать до вечера. Выходим из низеньких дверей.

- Гена, тут небольшая накладка со спиртом вышла, начальник говорит, что просто так он не даст, спирт дорого ему достаётся.

- Может, проводите нас до Инегеня? Покажете рисунки, которые рядом с деревней... Мы спиртом расплатимся.

- Не-е-е, я не смогу, надо аркан и лошадь искать, - качает головой Амыр.

- Ладно, Серёга, спирт, это не главное, буду ждать фотографии.

- Ну, а тебя, белая борода, я не забуду. Это точно.

Мы жмём друг другу на прощание руки и трогаемся в путь. Амыр следует с нами, ему по пути 5 км. Километры, которые мы проделываем вниз по течению, уже не кажутся долгими. Скоро за очередным поворотом Амыр оставляет нас.

- Подойдёте к Аргуту, там через километр за большим камнем тропа идёт через Катунь. По той дороге на 5 км ближе.

Молча пожав нам руки, он так же молча поворачивается и уходит, грузно ступая по земле в своих болотниках.

И опять продолжается наш путь. Скоро навстречу едет всадник. Едва сдерживая лошадь, косящую на нас глазом, он здоровается, и расплывается в беззубой улыбке. Впрочем, зубы всё-таки есть. Один. И от этого его лицо кажется совсем уж странным. По виду - ну шаман шаманом: у лошади на ноге кровавая большая бородавка, как открытая рана; алтайская национальная одежда; только ружьё не шаманье, но при желании можно в воображении дорисовать образ и получится очень интересная картина. Но между тем он говорит с Е.П.

- А, да, есть рядом с деревней, там, у покоса, рисунки, много, приезжайте летом, я вам покажу.

- А кого спросить-то?

- Меня зовут Альберт. - И нам кажется, что само беззубое лицо ребёнка улыбается нам в ответ...

...Обедаем мы у ручья. Там же, где были в первый ходовой день. Не доходя Аргута. Решаем остановиться подольше. Греем воду, и с большим наслаждением смываем с себя грязь многодневного пота. Тепло. Хорошо бы ещё баньку в Инегене, но сегодня предпраздничный день, кто его знает...

Два часа пролетают как одно мгновение. Надо выходить.

- Что же я забыл? - раздаётся голос И.В. - А, топор под спину положил, ну, я мигом, - вещи медленно перелетают в сторону, топор также медленно перекладывается в глубину рюкзака, а я тем временем за этот пятиминутный миг успеваю написать полстраницы дневника, пользуясь случаем. Е.П., прищурив левый глаз, смотрит по сторонам, поторапливая И.В. Наконец, все собраны.

- Ох! - раздаётся возглас Е.П., поднявшего свой рюкзак. - Я уже и забыл, что впереди 15 км, а в рюкзаке пятнадцатикилограммовый камень.

- Расслабляться вредно, - смеёмся все вместе и отправляемся в путь. Потухающий костёр рядом с ручьем остаётся позади.

Оставшиеся 15 км почему-то преодолеваются с большим трудом. Видимо, и вправду, вредно расслабляться. Проходим нависающий камень с женским ликом, устье Аргута, переходим через Катунь, поднимаемся в гору, и по машинной дороге устремляем свои стопы к Инегеню. Успевает выступить семь потов, который быстро под ветром высыхает. Как-то так же быстро темнеет. А мы всё идём.

- Евгений Палладиевич, почему у Вас нет молодых учеников?

Вопрос не из простых. И мы какое-то время идём молча.

- Причин много. Я всегда хожу с рюкзаком и бываю в тех местах, где на машине не подъедешь, а молодые не хотят трудностей. Да и ко мне относятся как к туристу с неким снисхождением. Просто же горные туристы редко интересуются наукой. Кроме того, молодые не умеют и не хотят подчиняться разумной походной дисциплине, не имеют силы или выносливости. В конце концов, просто не хватает устремления к знанию.

И опять мы идём, размышляя каждый о своём близком, наблюдая за пламенеющим на горизонте закатом.

Скоро высыпают звёзды. Мы начинаем беспокоиться, на прошли ли мы поверху деревню, а то, может быть, мы так и до Чуйского тракта дойдём? Но дорога сворачивает резко направо и в почти кромешной тьме мы спускаемся к блестящим огонькам. Почти полнолуние и луна светит нам обманчивым светом. Видно гало вокруг этого ночного светила.

В темноте находим дом Николая.

- Можно?

- Нет хозяев-то дома, - раздаётся голос соседки. - Он уехал на ферму на три дня, а она в школе на вечере, посвящённом 8 марта. Ребятишки дома.

- Что делать будем?

- Заходим, и ждём. Нас ведь приглашал Николай на обратном пути.

И мы располагаем свои рюкзаки в коридоре, а сами с большим удовольствием вытягиваем гудящие от напряжённой ходьбы ноги. Через два часа пришла и сама хозяйка.

- Да вы располагайтесь там же, в комнате, а если хотите, то на диване и кровати.

Мы не заставляем повторять второй раз приглашение, и, кажется, уже через 10 минут после этого я засыпаю на диване, не подозревая, какое странное испытание уготовит мне завтрашний день.

 

8 марта

Путь домой

С утра у Марии Семёновны болит голова. Ежесекундно по-бабьи охая, она с трудом включается в разговор, время от времени уходя в свою комнату.

- Дрова там, на улице, картошки почистите, да сварите на печи.

Нам не впервой. Скоро крупная картошка лежит в булькающей воде на белёной известью печи. Готов и чай. Кругом светло. Белёные стены. Чистый пол. Уже чувствуется, что скоро будем дома.

- А кто с вами ходил-то?

- Амыр и Гена.

- Какой Гена?

- Да у него санки и татуировка на руках.

- А-а-а, так это какой-то беглый... У него здесь ещё сожительница есть. - Нам становится понятным его молчание о своей биографии. - Тут бывают такие. Мы его не знаем. Года 2-3 здесь живёт.

Мы молча перевариваем эту информацию.

- Вообще-то, он человек, вроде, неплохой. Помог нам сильно.

- Может, и неплохой...

Скоро И.В. отправляется в деревню к водителям. Его известия оказываются неутешительными.

- Водитель грузовика просит 150 до Ини.

- ???

- Сегодня же 8-е марта.

- Хотя бы сто... И то заломил цену... Но 20 км идти пешком далеко, на автобус не успеть.

- Я договариваться не умею. Он подъедет к половине девятого. Иди, Серёжа, сам договаривайся.

И я иду, памятуя, что семейный бюджет нужно сохранять по возможности. С утра в деревне как ни странно, многолюдно. Вдалеке стоят 10 алтайцев. К ним-то я и направляюсь в своём странном для них одеянии. Ещё на подходе от их группы отделяется молодой пьяный алтаец, от которого за три метра идёт физически ощутимая удушающая тёмная волна, которой приходится противостоять силой духа. Мне это чувство знакомо. Знаю, чего он хочет, задолго до того, как он начинает что-то говорить. С тьмой неприятно встречаться, но деться некуда.

- Ты... это... молодой, пошли-ка, отойдём, - качаясь и глядя своими мутными раскосыми то ли от природы, то ли от количества выпитого, глазами, говорит он.

Между этим, снисходительно отталкивая его в сторону, подходят более здравомыслящие мужики.

- Здравствуйте, вы не скажете, у кого есть машина, нам надо уехать до Ини. У кого-то здесь была легковая.

- Это... ты, иди-ка ... сюда... - Драчуна опять уводят в сторону.

- Вот, видишь, он - шофёр.

- Сколько дашь?

- Сто. Больше не можем.

- Ну, хорошо, пошли.

Мы в тесной компании идём, молодого задиру те, что постарше и потрезвее, всё время отгораживают от меня. Подходим к дому. Так же большой гурьбой вваливаем в ограду. Выходит хозяйка, после небольшого обсуждения на своем наречии она что-то резко говорит мужу.

- Ну, ты, кто хозяин в доме? Сказал, поеду...

- Куда ты пьяный?

- Молчи... Слышь, сто пятьдесят нужно... - в мою сторону.

- Не, не могу. - Я уже жалею, что ввязался в эту историю. Пьяный, да по той дороге, что мы ехали, сто метров над обрывом???

- Да? Ну тогда ладно. Эй, неси бензин, заливай воду.

Проходит 10 минут. В течение которых неясно чего желающий алтаец стоит рядом со мной и дышит мне почти в плечо неясные слова угрозы. На него никто не обращает внимания. По возможности я стараюсь перемещаться от него подальше, его лицо искажено презрением к чему бы то ни было. Наконец, я не выдерживаю.

- Ладно, мы будем ждать у дома Николая. Подъезжайте туда. - И ухожу.

Дома все уже в сборе.

- Серёжа, завтрак на столе.

- Что-то не лезет картошка в горло.

- Машина! Едем!

Мы выходим. Мне крайне неприятно, что я заварил эту петрушку со второй машиной. Теперь я уже рад уехать хоть за 300, но без конфликта. Подъезжает легковая. Водитель легковой подходит к грузовой машине, оживлённо жестикулируя руками. Из-за гула мотора ничего не слышно. Мария Семёновна говорит нам, провожая:

- Вы с тем-то, с пьяным, не ездите, на грузовой поезжайте, он у нас постоянно возит, а тот и водить-то не умеет хорошо...

- Видишь, вторая машина пришла, теперь как наш начальник решит.

- Садитесь за 100, - говорит водитель грузовика.

- Что решать, едем на грузовой, - и мы подаём рюкзаки в кузов. В кузове сидят двое молодых, наверное, студенты.

- Николаю привет! - машем мы рукой и трогаемся в путь. Ругающийся пьяный водитель остаётся у ограды. У меня есть серьёзные опасения, как бы за нами они не увязались с разборками или ещё того хуже, с ружьями. Поэтому я сильно переживаю в глубине души.

- А, Серёга, брось ты, ну где таких нет? - говорит И.В. - Посмотри, какая красота вокруг!

В это время мы выезжаем из деревни. За нами клубится пыль. Скоро мы подъезжаем к опасному участку дороги и я вынимаю фотоаппарат с чёрно-белой плёнкой. Машина, медленно урча, вписывается в поворот и перед нашими глазами появляется стометровый обрыв. Внизу, далеко видны камни и лёд. Мы едем по старинному тракту. Дорогу здесь выкладывали камнями, поэтому она не осыпается. От этого чувство опасности только возрастает. Колесо проходит ровно рядом с обрывом. Нужно обладать большим мастерством, чтобы провести машину в таких опасных местах. Кузов мотает из стороны в сторону и, едва удерживаясь на ногах, рискуя вывалиться вниз, я успеваю сделать два кадра. Скоро выезжаем на плато и проезжаем навесной мост. Натужно урча мотором, ЗИЛ выезжает на Чуйский тракт и через 15 минут мы уже в Ине.

На остановке стоят люди.

- Скоро должен быть автобус, ещё не было.

А вот и он сам. Народу очень мало. Мы располагаемся на последних сиденьях и продолжаем путь.

- Ой, как нам повезло, всю дорогу такая помощь была! - радости Е.П. нет предела. - Приедем в Горно-Алтайск, а там вам до Бийска, если успеете, на поезд, а я останусь кое-какие дела сделать.

Дорога назад оказывается такой же долгой. Молодой алтаец, сидящий рядом с нами, явно успел уже отметить женский праздник небольшим количеством спиртного. Несмотря на это, его глаза удивительно лучистые.

- Я знаю много рисунков. Вы приезжайте к нам. Я найду лошадей, и мы по реке, по Шавле поднимемся. Там очень красиво... Денег я не беру. Я для людей привык всё делать... Вы меня простите, я уже немного сегодня выпил... Приезжайте обязательно. Вот мой адрес. Меня там все знают.

Где-то на очередной остановке он сходит и весело машет нам рукой. Да, насколько многоразличны люди...

- Евгений Палладиевич, а где Вы будете работать?

- Мне предложили в Музее место научного сотрудника.

- Так мы туда камень, на котором рисунок лошади, везём? Что ж вы сразу не сказали? Мы бы все четыре унесли бы!

Разговор на обратном пути не получается долгим. Постепенно тряска дороги выбивает из нас последние крохи сознания и мы половину пути проводим во сне. Теперь нам всё равно, что трясёт, главное, нас везут к дому. Не важно, что голова пытается упасть с ручки сиденья, главное - каждая минута приближает к дому. Даже сильные толчки не в силах сейчас нас разбудить, ведь рюкзаки везёт автобус, а не мы на своих плечах.

Незаметно мы приезжаем к городу. Уже на въезде становится ясно, что мы можем успеть на 6-часовой уходящий экспресс.

- Игорь Васильевич, Вы выносите рюкзаки, а я к автобусу, задержу! - И как только открываются двери, бегу к стоящему автобусу с надписью “Горно-Алтайск-Бийск”.

- Подождёте минуту? Мы вдвоём, без билетов!

- Жду.

Через минуту мы с рюкзаками оказываемся на последних местах. Едва успеваем попрощаться с Е.П., как автобус отправляется.

- С нас 50 тыс. ровно взяли за проезд.

- То есть меньше, чем мы ехали сюда?

- Ну да, там платили государству, а здесь водителю. Потому и меньше.

- Ну и дела... Но, вообще, нам повезло, Серёга, даже к поезду успеем. А теперь можно поспать...

В Бийске мы успеваем закупить хлеб и садимся на поезд. Шумно, говорят соседи. Плацкартный вагон. У нас верхние полки. До отправления 20 минут и в голове разные мысли. Разное бывает в походе в тесном коллективе из трёх человек. Происходят разные трения, шлифуя грани притирки человеческих душ. Процесс гармонизации длится годы, не меньше. Со временем узнаются особенности души, находящейся рядом в труднейших условиях земного быта. Экспедиция - труднейшее испытание на совместимость и приспособляемость. Но странное дело, оказываясь среди людей, с особой остротой чувствуешь, насколько эти трудные условия сплотили нас. И пословица “старый друг лучше новых двух” встаёт в своей неоспоримой правоте.

- Мы ведь без обеда. Давай-ка подкрепимся.

- Можно... О, а где же кружка и ложка?.. Э-э-э... остались у Николая...

Кажется, что условия быта там и здесь настолько различны, что не верится, что мы были в Инегене ещё утром. Мы с И.В. ужинаем, пьём чай. Но странное ощущение, похоже, что четверть моего существа где-то заблудилась во сне среди скал Аргута. Осталась лишь реальная связь. Чудится запах костра и ветер с гор, то тёплый, то холодный. Солнце и звёзды, всё переплелось в этот странный момент моей жизни. Приходится трясти головой, да нет, не сплю, реальность не утеряна. Но факт - три четверти здесь, а четверть - там, на скалах Аргута...

Пуховые спальники сегодня служат нам последний раз за экспедицию. Колёса мерно выстукивают “до-мой, до-мой, до-мой”. Главное - не проспать утром свою станцию.

 

Эпилог

9 марта в 5 часов утра поезд стоял на станции “Сеятель” (Академгородок) всего минуту. За это время из нашего вагона успело выпрыгнуть человек 8 с вещами. Было впечатление, что если бы не успели, то прыгали бы на ходу, так как поезд тронулся сразу. Мы оказались в морозном предрассветном городе. Горели фонари, кругом был снег. Весна словно и не подступалась ещё к Новосибирску. После чистых от снега гор город являл разительный контраст. Было ещё темно и автобусы не ходили. Попрощавшись с И.В., мы разошлись до следующей встречи. Дома же меня ждал сюрприз. После морозных, заснеженных улиц мне было довольно странно наблюдать выползавшего из рюкзачка клеща. Эх ты, горемыка, будь у тебя хоть одна извилина, если б ты знал, куда приедешь, вряд ли бы полез тогда!

Теперь, спустя долгое время, передо мной лежит альбом с фотографиями нашего похода. Вспоминая быструю дорогу с тремя пересадками за 22 часа от Новосибирска до Инегеня и за 22 часа от Инегеня до Новосибирска, мне трудно отделаться от ощущения, что над нами была ведущая рука Провидения. Совпадений было столь много, что по теории вероятностей такого быть, вообще, не должно. Но всё это было! Все впечатления ещё свежи, но странно, из-за того, что это было два месяца назад, а в городе до сих пор еще не сошёл снег, мне кажется, что это было настолько давно, что многие мелкие и важные детали, наверное, сгладились в моей памяти без следа. Наверное, так оно и есть. Что ж, это не страшно. Ведь это не последняя экспедиция в нашей жизни.

Я очень надеюсь, Дорогой Друг, что это моё описание немного отвлекло тебя от городской суеты и толкотни и придало тебе сил. Ведь ей Богу, всё, что здесь рассказывалось на этих страницах, было в реальности. Реальности, сильно отличающейся от привычных городских квартир. Реальности, которую я попытался в силу своих способностей передать как можно живее на этих страницах. Реальности, более прекрасной, природной и естественной. Только это и послужило настоящей причиной написания для тебя, Дорогой Друг, этого экспедиционного дневника.

 

Ваши комментарии к этой публикации

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

44 дата публикации: 12.12.2010