Н.Смирнов

 

Троице-Сергиева Лавра

(к теме «Развитие культуры в русских землях
во второй половине XIII - XIV вв.»)

 

 

Значение Троице-Сергиевой Лавры и личности её невольного основателя - преподобного Сергия Радонежского - в русской истории огромно, и вряд ли его можно преувеличить. Сергий Радонежский является самым почитаемым русским святым, но мало кто представляет себе, в чём основная заслуга преподобного схимника. К сожалению, в учебниках этот вопрос также обходят стороной, в то время как основная заслуга Сергия имеет огромное нравственное значение и для нас, живущих спустя шесть веков.

Проходя по многолюдным, стремящимся к лавре улицам Сергиева Посада, трудно представить себе это место таким, каким оно было в XIV веке. Издалека светятся золотые купола церквей. Но город (сейчас в нём 115 тысяч жителей) живёт современной жизнью; в нём несколько крупных заводов тяжёлой и лёгкой промышленности, существует оригинальный музей игрушек (в XIX веке город был «игрушечной» столицей России). С 1744 года сам монастырь называется лаврой. Так в православной традиции называют только такой монастырь, который подчиняется непосредственно патриарху. В русской православной церкви всего четыре лавры: Киево-Печорская (Киев), Александро-Невская (Санкт-Петербург) и Почаевско-Успенская (г. Почаев, Украина) управляются архимандритами; настоятелем четвёртой лавры, Троице-Сергиевой, является патриарх. Однако же сам Сергий Радонежский от патриаршества отказался…

Вскоре после монголо-татарского нашествия был проведена первая перепись населения. По спискам ордынцы определяли выход дани и количество человек, которые уводились в ордынские вспомогательные войска. Под перепись не попадали только священнослужители. Именно с этого времени начинается значительный рост числа монастырей в русских землях.

О жизни святого мы узнаём из жития, созданного в 1417 - 1418 годах. Написал его монах Епифаний Премудрый (ум. 1420), выдающийся деятель русской культуры. Он много путешествовал, совершал паломничество в Святую землю, потом поселился и много лет прожил в Троице-Сергиевом монастыре, был свидетелем последних дней жизни его основателя и настоятеля Сергия Радонежского. Автор стремится писать «невидимо на разумных скрыжалех, сердечных», а не на «чювственых хартиах». Стиль плетения словес, которым в совершенстве владел Епифаний Премудрый, делал русский литературный язык ярким, выразительным. Епифаний Премудрый хотел донести до читателя главное: образ человека, который не мыслит своей жизни без постоянного, каждодневного труда, человека высочайшей нравственной, внутренней, духовной силы. Сергий Радонежский всегда спешил на помощь другим, не гнушался никакой, даже самой грязной и неблагодарной работой, который «без лени всегда в подвигах добрых пребывал и никогда не ленился». Подвижником добрых дел и предстает Сергий Радонежский в сочинении Епифания - замечательном произведении древнерусской литературы.

В соответствии с житийным каноном Епифаний начинает свой рассказ с описания детства отрока Варфоломея. Ещё в утробе матери он был отмечен причастностью к божественным таинствам. Чудесным образом он постиг грамоту, получив из рук таинственного старца маленькую просфору. Став взрослым, Сергий - сын знатных родителей - отказывается от мирской, суетной чести и ищет смирения и покорности воле Божией.

Вместе с братом Стефаном на северо-востоке от Москвы, примерно на середине пути в Переяславль-Залесский, в глухих, дремучих лесах они основывают Троицкий монастырь. Вокруг почти нет населения. Крестьяне - и те предпочитают селиться на распаханных и освоенных ещё до монгольского нашествия землях. Сейчас мы называем пустыней особую природную зону, во времена Сергия так называли пустое, незаселённое место.

Тяжела жизнь братьев. Ни о какой нарочитой аскезе (умерщвлении плоти) не могло быть и речи. Тяжёлая физическая работа (постройка церкви и келий, расчистка земли под посевы и огород), отсутствие людей, которые отвлекали бы от занятий и размышлений, общение с миром природы могли оказать двоякое воздействие: человек мог либо опуститься, стать примитивным существом, думающим лишь о хлебе насущном, либо подняться ввысь над людской суетой, узреть законы горнего мира.

Брат Стефан не выдерживает тягот пустынножития и уходит в Москву. Для Сергия начинаются дни, месяцы и годы полного одиночества, годы борьбы с тёмными силами, которые православным человеком осознаются как силы дьявола. Ни один из вступивших на путь духовного совершенствования не может избежать этой борьбы. Лишь при неуклонном стремлении к Свету, при строжайшей дисциплине духа с годами устанавливается внутреннее равновесие, каждый подвижник находит меру своего постоянного горения. Это труднейшее время, которое требует от Сергия напряжения всех духовных и физических сил. Епифаний передаёт, что Преподобный сам рассказывал своим ученикам о посетивших его видениях: бесовских полчищах и явлениях сатаны. Являлись ему и посланники светлых сил. Сохранилось предание о том, как однажды книга, открытая на житии Богородицы, просияла Светом Небесным, так что Сергий мог читать её и без лампады.

Сергий постиг, что всё живое сотворено Господом. У него исчез даже страх перед дикими зверями. Огромный медведь приходил к дому Сергия, и святой делился с ним своим хлебом.

Слухи о подвижническом житии молодого инока скоро разнеслись по окрестности, и стали навещать его люди, прося совета, приходили ученики. Сергий никому не отказывал, но предупреждал о трудностях жизни в пустыне.

Сергий становится игуменом Троицкого монастыря и в 1354 году вводит в нём «общежительный» устав, положивший начало совершенно новому взгляду на необходимые отношения между людьми. Необходимость постоянного физического труда и отрицание жестокой преднамеренной аскезы (вериги, умерщвление плоти) дали совершенно новый идеал подвижника.

Раньше монахи встречались только на церковной службе, при этом у каждого был свой огород и каждый трудился отдельно от остальных. Богатый человек, вступая в монастырь, фактически жил на свои деньги, создавая себе гораздо лучшие условия, нежели бедняк. Соответственно, питание тоже было раздельным. Встречались монахи только на молитве. Сергий сломал имущественные перегородки. Отныне человек, становящийся монахом, отдавал монастырю всё своё имущество. Трапеза стала совместной, условия проживания - тоже. Кроме этого все монахи, помимо молитвы, стали обязаны физически трудиться.

Интересно то, что сам Сергий никогда не стремился к известности и вековечным свершениям. Наоборот, он всё время стремился уйти от людей, и в одиночестве прославлять Господа. Но всякий раз о нём шёл слух по окрестным землям, его находили страждущие духовного наставничества, и Сергий смирился.

Итак, Сергий Радонежский изменил правила жизни в монастыре: отныне по «общежительному» уставу земля и имущество стали общими. В этом был очень глубокий смысл. В монастырь приходили люди разных социальных групп, с разным имущественным положением. Отдавая своё имущество в общее пользование, новый член общины становился в то же время хозяином собственности всего монастыря. Имущественное неравенство теперь не разделяло монахов, они ощущали себя «братией» не только на словах, но и на деле. Общая работа и общее хозяйство дали возможность сооружать крупные постройки, основывать новые монастыри, осваивать новые земли за Волгой, где ещё много оставалось в те времена некрещёных жителей. Община могла брать на себя заботу о больных и немощных, кормить странников, в годы голода жертвовать из монастырской казны на хлеб для крестьян.

Принятие «общежительного» устава имело и другие последствия. С этого момента монастыри сами начинают приобретать земли. Бояре часто жертвовали монастырям целые вотчины, чтобы после их смерти «божьи люди» - монахи - молились за упокой души. Считалось, что молитвы «божьих людей» лучше доходят до Господа. В результате многие монастыри становились крупными собственниками и землевладельцами. Впоследствии это привело к возникновению одного из самых крупных споров русского средневековья: спору иосифлян с «нестяжателями» - наследниками византийского исихазма.

Став основоположником нового иноческого пути, Сергий не изменяет основному типу русского монашества, сложившегося в Киеве XI века. Но в его облике проступают более утончённые и одухотворённые черты. Основа его духовного склада - кротость, ясность и простота. Он непрестанно трудится, но мы нигде не видим поощрения суровой аскезы.

Владимир Мономах писал в своём «Поучении»: «…малым делом можно получить милость Божию». Сергий Радонежский не пренебрегает никаким малым делом: он работает в огороде, рубит избы, носит воду. Непрестанный физический труд побуждает к труду духовному. Введённая Сергием суровая дисциплина требовала от учеников постоянной бдительности над мыслями, словами и поступками своими, создавала из обители воспитательную школу, в которой создавались мужественные, бесстрашные люди. Они готовы были отказаться от всего личного и работать на общее благо. Величайший смысл жизни Сергия Радонежского в том, что он создал новый тип личности, укоренившийся в народном сознании как идеал человека.

Спустя десять лет крестьяне окружили монастырь своими посёлками. Преподобный входил во все нужды, во все будни своих учеников и приходящих к нему. Он заботился о монастырских огородах и обсуждал содержание новых икон. Он заботился о списывании книг и знал, что квас не должен слишком бродить. В каждом деле он видел движение жизни и проявление Бога, устремляя свой дух к постижению Его воли.

Как чудо воспринимают окружающие удивительную скромность Сергия, его желание жить в бедности, которая соединяется с духовной чистотой.

Однако в монастыре нарастает недовольство. Монахи, не привыкшие к общинножитию, возмущаются. Сергий не желает оспаривать у вернувшегося брата Стефана право называться основателем обители и тайно уходит в пустынное место, предоставляя брату и всем, кто недоволен суровыми правилами общежития, остаться наедине со своей совестью. Долго странствовали его ученики по пустынным местам, пока не нашли святого в уединенном месте на реке Киржач. Лишь митрополит Алексий сумел уговорить Преподобного вернуться в Троицкий монастырь. Сам митрополит часто приезжал в святую обитель отдохнуть и посоветоваться с мудрым старцем. Часто он возлагает на Сергия труднейшие политические поручения - словом и делом усмирить распри удельных князей и привести их к признанию верховной власти князя Московского.

Не случайно Алексий хочет назначить Сергия своим преемником, но святой отказывается от этой чести. Алексий не стал настаивать, убоявшись, что Сергий вновь удалиться в пустыню.

Алексий умирает в 1378 году. В стране, на некоторое время лишённой митрополита, Сергий остаётся самым авторитетным церковным деятелем. Согласно житию, он благословляет Дмитрия Донского на битву с Мамаем. Возможно, именно идея общинножития помогла Дмитрию Ивановичу собрать под своей рукой войска русских княжеств, готовых биться за свободу единой Руси.

Отслужили благодарственный молебен в честь победы на Куликовом поле, но между княжествами вновь вспыхивает старая вражда. В 1385 году Сергий едет в Рязань, чтобы утвердить прочный мир между князем московским и грозным и неукротимым князем Олегом Рязанским. А в 1389 году Сергий присутствует при кончине великого князя Дмитрия Ивановича и скрепляет своей подписью его духовную грамоту.

В 1392 году, на 78-м году от рождения, Преподобный Сергий скончался. По свидетельству братии, в момент преставления лик Преподобного озарился светом, и необыкновенное благоухание наполнило келью.

Святой закончил свой земной подвиг. Не движение в пространстве, но духовное стремление становится нравственным наполнением слова «подвиг». Сергий в представлении народа выступает посредником между миром земли и силами божественными. В течение многих столетий народ воспринимает его как заступника перед Господом за Русскую землю.

Непосредственные ученики Сергия основали сорок монастырей, а ученики учеников - ещё шестьдесят, и всё это на правилах, введённых основателем. Троицкая Лавра в первом поколении подвижников превратилась в центр духовного излучения. Но уже через короткое время тесно связанный с великокняжеским престолом монастырь, получая огромные богатства, превращается в духовное захолустье. Святые и подвижники больше не появляются в нём. Но многие из основанных учениками Сергия обителей сами делаются духовными центрами. Через них преемственность духа Сергия сохраняется почти целое столетие.

Тогда же, на рубеже XIV и XV веков, распространение идей преподобного старца идёт преимущественно двумя путями: на юг, в Москву, в её городские и подмосковные монастыри, и на север, в лесные пустыни по Волге и в Заволжье. Значение этих двух направлений не только географическое; с ними связано и трагическое расщепление основного пути православия на путь иосифлян, приближённых к власти и обласканных ею, и путь нестяжателей, сторонящихся всякой власти и оттого непредсказуемых и гонимых.

Конечно, со временем идеи Сергия извратились, а в стране спустя сто с небольшим лет после длительной борьбы с нестяжателями победила партия иосифлян, фактически управляющая церковью и в наше время; она присвоила имя преподобного, несмотря на то, что вся его жизнь была утверждением совсем иных идеалов. Но это уже другая история.

 

Сейчас, в начале XXI века, в Лавре не ощущается духа Сергия. Могучие стены окружают монастырь. Перед одной из стен стоит массивный памятник святому. В воротах, обрамлённых круглыми башнями, дежурят охранники, проверяют у посетителей наличие платных разрешений на право на фото- и видеосъёмку.

И вот мы на территории монастыря в окружении храмов, жилых и хозяйственных помещений. Кругом толпы народа: японские туристы, русские старушки-богомолки, депутаты в дорогих костюмах, нищие, пришедшие сюда ради бесплатных обедов… Много часов можно ходить здесь, удивляясь лепоте и величию храмов, высоте колокольни, звону часов и могучему голосу колокола.

Божественная благодать в нашем представлении соединяется с тишиной и уединённостью места. Днём тишины нет. Все скамьи, паперти и дорожки заняты людьми. Мы выходим из ворот и идём вдоль стен монастыря. За поворотом влево вниз уходит дорога. Спускаясь по ней, доходим до зелёной ложбины, по дну которой протекает небольшая речушка. На противоположной стороне ложбины - домики посада. А направо от дороги ведёт аккуратная тропинка. Мы видим небольшую, стройную деревянную часовенку, вокруг которой цветут цветы. Дальше из-под обрыва бьют ледяные струи ключей. Люди приходят, негромко разговаривая, пьют, подставляя ладони, набирают воды в ёмкости и уходят. Над ключами устроена купальня. Желающие окунаются в чистые родниковые воды.

В часовенке горит несколько тонких свечей. Может быть, здесь, в Сергиевом Посаде, именно это место сейчас более, чем другие, проникнуто сергиевским духом единения.

 

Выехал, по обыкновению, в начале четвёртого утра. Замечательна предутренняя Москва - чиста и безопасна для велосипедиста. Бесконечно долгих 20 км ехал до МКАДа. Дальше - много раз изъезженная автостопом ярославская трасса. Её существенный плюс - широкие обочины.

Ехать по бесконечной чуть изгибающейся ленте, любуясь наплывающим на тебя рассветом, прокачивая через лёгкие начало нового дня - ни с чем не сравнимое ощущение зановорождающегося существа.

Я рвусь к горизонту, привстав в механических стременах и пытаясь что-то сфотографировать, не сбавляя скорости.

На 60-м км притормаживаю и спускаюсь под небольшой мост к малоприметной среди разросшегося кустарника речушке-ручью Паже. И вхожу в благодатную прозрачную прохладу. Она обволакивает тело облегчающим упругим потоком, возвращает силы...

Но спустя несколько километров всё же родившееся державное светило выпивает все силы своим пристальным однооким взглядом. На затяжном подъёме кричу от напряжения, но еду с равномерной скоростью: 3 км\ч. А после и вовсе останавливаюсь. Ноги - это полые, слабые, чуткие кости, облепленные пластами свинца...

Едва не сворачиваю на объездную дорогу, вовремя возвращаюсь...

В город въезжаю, как обычно в таких случаях, в слегка изменённом состоянии сознания. Лавра видна издалека, и я облегчённо съезжаю к ней, оставив за собой ровно 80 км.

Я был здесь два раза, но начинал обход с другого края, и поэтому рад, что оказался тут, да ещё и утром. Слепяще белые стены крепости, слепяще голубое небо, слепяще золотой флажок на конусе башни.

Никакие контролёры ещё не заняли своих мест, поэтому свободно вхожу на территорию с фотоаппаратом. Нависающий свод обрамляет сияющую в утреннем солнце и небе храмину с сине-золотым же куполами.

Радостно, что почти нет бомжей, японских туристов и депутатских процессий - неизбежных спутниках предыдущих посещений. Но - свято место пусто не бывает (воистину!) - полно воцерковлённых граждан, чьи лица источают слезящийся полуэкстатический трепет - скоро заутреня. Их хочется обойти аккуратно, дабы не навредить ни их восхищению, ни своему.

Давно ставший центром великодержавности и церковного официоза (только, пожалуй, кремлёвские храмы да новая/старая суперцерковь на Кропоткинской превзойдут в этом), монастырь своими мощными и торжественными постройками, несмотря ни на что, отсылает во времена далёкие и полные духовного драматизма и истинного подвижничества.

За стенами, освещённая лучами утреннего солнца, застыла статуя Сергия Радонежского - одного из самых выдающихся людей русской истории. Выдержан и строг памятник, напоминая по внутренней величавости памятник чете Рерихов перед входом в Музей Международного Центра Рерихов.

Четверть часа я недвижим перед этим выдающимся человеком. Погружение в прошлое подобно соскальзыванию гондолы лифта.

Вот всё только начинается. Ещё только набухает в пространстве кровавый желвак Куликовской битвы, когда узурпатор Мамай будет отвергнут московитами, среди которых всё больше бежавших от этого врага настоящего ордынского царя - Тохтамыша - служилых татар. Сложнейшая коллизия закручивается в угрожающий вихрь. Первое выступление против Орды - и бегство от вернувшегося за данью царя (Тохтамыша) спустя два года, погром белокаменной Москвы…

Сергий совершает духовную революцию, поднимая авторитет монашества на небывалый уровень. Он вводит устав общинножития. Только всем вместе можно победить злые напасти. Только всем вместе, рука об руку можно стучаться в царствие небесное. Негоже приходить в монастырь, а жить по-мирски, следует делить всё с братией и забыть о том, кто был богат, а кто - беден. Как завещал Иисус. Все равны перед Богом. Все должны работать, никто не будет никого угнетать. Имущество должно быть общее - монастырское. И земля общая. И трапеза.

Только угадываются впереди странные призрачные люди, полные призрачного, но грозного бытия. Красный кремль вместо белого, тревожный и знобящий удар набата - падение Константинополя - знак начинающихся последних времён. Семитысячный год от Сотворения мира - страшная торжественная дата - ещё не обрела огневой реальности в православных сердцах.

40 монастырей основали ученики сияющего Сергия. Ещё 60 - ученики учеников…

Но беспощадна Стрела Аримана. Каждое действие, внешне даже гуманное, несёт по мере своего исполнения всё больше негативных последствий, - так скажет спустя шесть веков титан Иван Ефремов. Проходит всего сто лет - и Русь раскалывается от яростной бескомпромиссной борьбы духовных наследников Сергия, одинаково чтущих его память. Иосифляне и нестяжатели. Первые - жестокие неуступчивые администраторы во главе с игуменом Волоколамского монастыря Иосифом Волоцким, знающие цену труду во власти, встают во главе монастырей, которые теперь уже - так случилось по завещанию Сергия! - являются обширными землевладельцами, средоточиями мирского богатства, ибо пришедший в монастырь отдавал всё имущество монастырю. А им - железная причинность - надо ведь тоже уметь управлять.

Нервный отблеск земного могущества кроваво-золотой пылью припорашивает мысли и чаяния новоявленных церковных иерархов. Искушение властью. Монастыри становятся крупными игроками в тогдашней политике.

Сейчас, наблюдая за бесцеремонным вторжением РПЦ во все сферы жизни, включая даже армию и школьное образование, можно только догадываться, какой силы было давление этих властителей во времена, живущие не экономическими, но преимущественно сакральными категориями.

Им противостояли наследники византийского исихазма (православной йоги) и предшественники отечественного имяславия начала ХХ века (Булгакова, Лосева, Флоренского…). Нестяжатели. Нил Сорский. Заволжские старцы. Уйти от мирских соблазнов, жить по заветам Сергия - лично трудиться, обретать подлинное смирение, то есть слиянность с миром, понимать преходящий характер земного и говорить с князьями языком не интриг, а духовного внушения. Неподкупность, прямота, нежелание играть в социальные игры - кому такое понравится?!

Победили иосифляне. Ложные брахманы, знающие только одно добро - как богатство, запертое в сундук.

Едва не устроили инквизицию - “по примеру гишпанскому”.

С тех пор и рулят.

Такова суровая диалектика жизни. Великий Сергий делал всё идеально, но всякое действие рождает следствия, и они уже нецельны, двоятся в умах и душах учеников.

Диалектика творцов и эпигонов, вечно самовозвращающаяся история Великого Инквизитора, приложимая к каждому светлому учению.

Вспоминается Толстой, шарахающийся от толстовцев. Энгельс, грустно констатирующий после общения с молодыми марксистами: “Если эти - марксисты, то я не марксист!”. Пылающая духом квадрига Рерихов, многие последователи которых сегодня упёрто строят аналог церкви. Иван Ефремов, на идеи и личность которого кое-кто из узких деятелей пытается объявить монополию…

Нельзя винить в этом творцов. Маркс не ответчик за Сталина, Сергий Радонежский - за иосифлян, Иисус - за инквизиторов, крестоносцев и мракобесов всех времён.

Будь благословен, преподобный Сергий.

 

 

 

Задумчиво брожу уютными улочками, которые ветвятся то вверх, то вниз, нахожу балюстраду обзорного холма, на импровизированном рыночке у миловидной улыбчивой женщины с сыном покупаю много-много-много вишен.

Если пройти вдоль железной дороги, то можно найти уголки местами нетронутой человеком природы. Сижу на сухом и тёплом травяном бугре. Звуки железной дороги, гудение шмелей и лёгкие порывы ветра сливаются с запахом рельс, цветов и вишнёвой душистостью.

Позади Москва. Впереди - тоже. Но здесь и сейчас - я и мир.

 

Ваши комментарии к этой публикации

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№44 дата публикации: 09.12.2010