Владимир Кузин

 

РАССКАЗЫ

СВЯТЫНЯ

По окончании Литургии из храма вместе с другими прихожанами вышли две женщины средних лет.

- Давай подадим, - Галина Сергеевна кивнула на двух лохматых мужиков в потрёпанной одежонке, просящих милостыню возле церковной ограды.

Женщины подошли к ним.

Елизавета Николаевна вынула из сумки кошелёк, высыпала из него на ладонь монеты и стала их пересчитывать. А Галина Сергеевна быстро подала обоим нищим по десятирублёвой купюре и посмотрела на подругу:

- Не будь скупердяйкой, отдай им всю мелочь.

- Ну да, - покачала та головой, - мне ещё стиральный порошок нужно купить, мыло…

 

…По дороге домой Елизавета Николаевна обратилась к подруге:

- Галя, ты поможешь мне её повесить? - она кивнула на свёрток, который держала в руках.

- А твой-то что, разучился молоток в руке держать? Или опять запил?

- Дело не только в водке. Он, вообще, иконы на дух не переносит.

- Слушай, как ты с ним живёшь?

- Как в аду… Знаешь, в молодости у нас с Виктором было много общего. И в кино мы с ним частенько хаживали - порой на откровенную пошлятину; и, чего греха таить, весёлых компаний не чурались, с выпивкой и танцульками. Я ведь тогда христианкой только по названию была - ну, там в воскресную службу свечку поставить, молебен о здравии заказать… Да и он, вроде бы, не против моей веры был, только посмеивался надо мной - мол, отсталая я, тёмная… А уж любил меня! Цветами прямо задарил… Но когда пить начал, всё круто изменилось: ни помолиться при нём, как следует, ни иконку в дом принести - брюзжит, как старый дед… Сквернословие его, бредни пьяные - надоели хуже грыжи. Веришь, несколько раз порывалась от него уйти; да ведь пропадёт без меня: ни постирать себе, ни сготовить, даже разогреть не умеет…

- Нужно терпеть, Лизонька. Иного пути в Царствие Небесное, как только через Крест, не бывает.

- Откуда нам это знать, - вздохнула Елизавета Николаевна. - Просто надо жить по совести, а там как Бог даст.

- Тебе, подружка, надо почаще Евангелие да Святых Отцов читать. Тогда и сомнений не останется.

- Да всё времени не хватает…

- Как у Марфы…

- У кого?

- Притча есть такая, о двух сёстрах - Марфе и Марии. Первая принялась угощение Спасителю готовить, когда Он у них остановился, а вторая села возле Него и стала слушать Его проповедь. И Христос похвалил её за это. Сказал, что Мария о своей бессмертной душе заботится, а Марфа думает о тленном…

 

…На звонок никто не вышел. Елизавета Николаевна открыла ключом дверь, и женщины вошли в квартиру.

- Может, спит? - шёпотом спросила Галина Сергеевна. И прислушалась: - Нет. Кажется, одни…

- Ну, и слава Богу, - обрадовалась Елизавета Николаевна. - Сейчас икону повесим и чайку попьём.

Женщины разделись и прошли в комнату.

Елизавета Николаевна развернула бумажный свёрток и, взяв в руки довольно увесистую деревянную икону с изображением Спасителя, просияла:

- Благодать-то какая, чувствуешь? Особенно сейчас, когда её в церкви освятили…

- Красивая, ничего не скажешь…

- Отец Николай - иконописец от Бога… Слушай, дай мне его адрес. Жива буду, в следующий отпуск обязательно поеду к нему в Загорск, полюбуюсь на его работы.

- Сейчас… - Галина Сергеевна направилась в прихожую, где висело её пальто… Минуты две спустя возвратилась растерянная: - Ума не приложу, куда записную книжку подевала… Скорее всего, дома оставила. Вернусь, выпишу тебе адрес на листок и к следующей службе принесу, ладно?..

Елизавета Николаевна нашла молоток, гвозди; но едва женщины стали примерять, где повесить икону, входная дверь заскрипела и в прихожей раздались шаги.

- Никак твой явился… - с сожалением покачала головой Галина Сергеевна.

И тут же в комнату вошёл мужчина с густой щетиной на опухшем лице.

- Наконец-то… - обратился он к Елизавете Николаевне. - Я уж думал, ты в своём молельном доме снова до обеда пробудешь… Дай тридцатку, позарез нужно.

- Опять горит? Только вчера зарекался…

- В последний раз, клянусь. Хотел у Лёхи занять; да его, как назло, дома нет. Куда он с утра подался?

- Поди-ка туда же, куда и ты намылился… Тебе же было сказано: денег у меня нет.

- Ладно прибедняться. Забыла, сколько я тебе отпускных принёс?

- А сколько из них уже пропил, не помнишь? Хочешь, чтобы мы, как в прошлый месяц, одни сухарики грызли? А ведь у тебя язва… Здоровье своё изуродуешь, душу погубишь. Каким перед Богом предстанешь, подумай.

- Хватит мне лапшу на уши вешать. Ты мои пять с половиной тысяч в момент подхватила, я даже глазом не успел моргнуть…

- На водку не дам.

- Не твоё дело, на что я свои кровные потрачу. Я же к твоим грошам не лезу!

- Да ведь жрать-то ты с меня потребуешь!

- Обойдусь… Гони три червонца!

- Повторяю, нет у меня денег, я почти всё истратила…

- Куда?

- А куртку зимнюю тебе купили, а холодильник отремонтировали…

- Всё равно ещё много оставалось…

- Разговор окончен. Я и так из-за тебя греха на душу много взяла.

- Да ты что, мне назло?.. - Виктор подступил к жене и попытался схватить её за плечо.

- Но-но, ты не очень-то руки распускай, - вступилась за подругу Галина Сергеевна.

- А тебе чего здесь надо, пошла отсюда!

- Совести у тебя нет, ты же Лизе всю жизнь испортил!

- Галя, не надо, - посмотрела на подругу Елизавета Николаевна.

- Это я ей испортил? - глаза у Виктора загорелись. – Ничего себе заявочки! А не наоборот?!. В девках и спеть, и сплясать могла… А теперь ни в гости не сходить, ни в кино… Я уж про постель молчу: пост, видите ли, у неё…

- Витя! - Елизавета Николаевна покраснела.

- …Платок старушечий на себя напялила… Да настоящие бабы такой причесон наведут и губки накрасят - под ложечкой засосёт, когда их увидишь! А эта в монашку себя превратила, только молится да молчит… На фига мне такая баба сдалась!..

Елизавета Николаевна опустила голову.

- Не тебе её судить, - ответила Галина Сергеевна. - Она по заповедям живёт, спасается… А вот тебе от Бога точно достанется. Эх, и повертишься тогда вьюном, запоёшь соловушкой - только поздно будет!

- Да пошла ты со своими бреднями знаешь куда! Фанатичка, как и она!.. - Он кивнул на жену. - В последний раз спрашиваю, - обратился он к Елизавете Николаевне, - дашь тридцатку? Или я… - он схватил молоток, - расшибу твою маляву к едрени фени!

И мужчина метнулся по направлению к табуретке, на которой лежала икона, принесённая женщинами из церкви.

- Виктор! - встрепенулась Елизавета Николаевна.

- А вот этого не смей! - Галина Сергеевна преградила ему путь. - Я тебе за это глотку перегрызу!

- Чего-о? - протянул мужчина. - А не хочешь, сейчас тебе башку проломлю - вот этим молотком!

- Ну, проломи, проломи! - вскрикнула Галина Сергеевна. - Я за Бога умру, а вот ты на чью радость подыхать будешь?!.

- Прекрати! - Елизавета Николаевна бросилась к мужу и выхватила из его руки молоток. - Совсем очумел?!.

- Ты мне дашь на чекушку или нет?

- С сегодняшнего дня ты от меня не получишь ни гроша! Хватит! Я сама виновата, довела тебя своими подачками! Да ведь жалела; думала, опохмелится человек и одумается… А бесы только смеялись надо мной… Иди вон. Придёшь пьяный - не пущу на порог, так и знай! Будешь в подъезде ночевать. А начнёшь буянить - позвоню в психушку.

- Вон как заговорила! В психушку? Ладно…

Виктор кинулся к окну, быстро открыл обе правые створки и встал на подоконник.

- Ты в своём уме?! - бросилась к нему Елизавета Николаевна. - Восьмой этаж!

Но он, словно пушинку, оттолкнул жену от себя. Та не удержалась на ногах и упала.

- Вот тебе моё последнее слово: сейчас же возьмёшь молоток и раздолбаешь свою святыню, - мужчина кивнул на икону, лежащую на табуретке. - Или я прыгаю вниз. И я не шучу. Считаю до трёх. Раз…

- Виктор, опомнись! - Елизавета Николаевна поднялась с пола, держась за разбитую губу.

- Два…

- Галя, - умоляюще посмотрела она на подругу.

- А что я сделаю… Дурень, ты же прямо в ад полетишь, без остановок…

- Три… - Виктор сделал шаг вперёд, поскользнулся и… повис, ухватившись за створки окна.

Елизавета Николаевна вскрикнула и закрыла лицо руками… Затем с ужасом посмотрела в сторону окна, где кряхтел её супруг и виднелись лишь его голова и руки.

- Галя, сними его… - плаксиво проговорила она.

- Чтоб он меня с собой утащил?

- Витенька!..

- Руби, ну! - мужчина громко застонал. - Не могу больше! - он разжал ладонь и повис на одной руке. - Падаю!.. Мама!..

Елизавета Николаевна схватила молоток и что есть силы ударила им по иконе. Галина Сергеевна на мгновение оцепенела… Затем схватила подругу за руку:

- Ты… рехнулась!. Ты спятила! - она захлебнулась от негодования. Затем посмотрела на икону: в середине её была широкая вмятина, от которой в разные стороны отходили извилистые трещины…

Виктор подтянулся на руках, опёрся коленкой о подоконник и ввалился в комнату. Поднялся, глянул на икону, затем на жену и расхохотался:

- Вот это монашка!.. Вот это я понимаю!.. А ещё молится по утрам!..

Галина Сергеевна, заподозрив неладное, подошла к окну и глянула вниз:

- Строительная люлька… - она обернулась к Елизавете Николаевне: - Он тебя, дуру, разыграл!..

Мужчина продолжал хохотать; а Галина Сергеевна, с ненавистью посмотрев на подругу, перекрестилась на разбитую икону и пошла в прихожую… Когда входная дверь за ней закрылась, Виктор подошёл к супруге:

- Ну, поиграли в святош и ладно. Дай опохмелиться…

Он запустил руку в карман её кофты и вынул оттуда кошелёк. Сразу повеселел:

- В последний раз, Лизок, поверь… Вот, беру тридцать рублей и ни копейки больше. - Он показал жене купюры и, положив кошелёк на стол, поцеловал её в щёку.

Лицо Елизаветы Николаевны побледнело, губы задрожали… Когда муж вышел из квартиры, она стояла несколько минут, не смея шелохнуться… Наконец, положила молоток на пол и, пошатнувшись, опустилась на колени:

- Не за себя прошу, Господи, не смею… Пощади раба Твоего Виктора, не вмени ему во грех его поступок. Ибо это я во всём виновата… крепко виновата…

Из её глаз брызнули слёзы:

- Пустобрюхая я… на всю жизнь… и скрыла это от него ещё до свадьбы… Думала, привыкнем друг к другу, тогда легче будет правду перенести… А после струсила, так и не сказала ему… Теперь понимаю, какой великий грех на мне. Ведь, если бы он женился на другой и у него был сынок или дочка, он бы не запил! Это он с тоски к рюмке потянулся, я это чувствую! - Елизавета Николаевна всхлипнула. - Да и прав он, какая я ему жена. Сколько лет он от меня слова ласкового не слышал, только ругань одну да упрёки… Это я сердце его каменным сделала. Как-то в мороз он синиц на балконе принялся кормить; так я на него, как бешеная, заорала - мол, квартиру застудишь… Когда молитву читала, дверь за собой закрывала; а нужно было, чтобы он слышал… слышал… Может, слово святое растопило бы его душу… Как же так получилось, что я стала шарахаться от него, будто от чумы? Ведь мы же с ним венчанные… Прости меня, Господи, за его душу… А за это… - она посмотрела на разбитую икону, - знаю, нет мне прощения, я и не молю о нём…

Она перевела взгляд на фотографию, висевшую на стене, где они с Виктором, ещё молодые, стояли с букетами цветов и, обнявшись, улыбались… Перекрестила её, поклонилась… хотела ещё что-то сказать, но не смогла - душили слёзы…

 

…А Галина Сергеевна, выйдя из подъезда, тут же направилась в сторону храма, в котором они с Елизаветой Николаевной только что были на Литургии. Губы её тоже дрожали; она почти беспрерывно шептала:

- Господи, виновата я перед Тобой, что не разглядела вовремя богохульницу, что не смогла уберечь икону Твою Святую от греха кощунства! Отрекаюсь я от этих двух слуг сатаны в человеческом облике и дел их мерзких! Господи, прости меня, грешную…

Недалеко от церкви она увидела всё тех же двух нищих. Только теперь они сидели возле гаража и раскладывали на газете продукты.

Галина Сергеевна подошла к ним и протянула каждому по монетке.

- Благодарствую… - ответил один из них.

Другой положил денежку в тряпичный мешочек, в котором Галина Сергеевна разглядела уголок маленькой книжицы с бардовой обложкой.

Женщина продолжила путь… но вдруг остановилась: “Кажется, моя записная книжка… Как она к ним попала? Неужели спёрли?”

И она сделала несколько шагов по направлению к тем же мужикам, сидевшим за углом гаража и потому её не видевшим.

- Слушай, откуда у тебя такой красивый блокнотик? - услышала Галина Сергеевна голос одного из них. И остановилась, прислушавшись.

- Да у этой бабы сегодня из кармана выпал, когда она нам червонцы доставала.

- Надо было ей вернуть, нехорошо так…

- Ага, чтобы она нас ворьём посчитала? Знаю я, чем подобное заканчивается…

- Брось, она женщина добрая, раз подаёт...

- Причём, не только здесь. Видел я её и возле Успенского, и у Княгининского… Подаст, отойдёт в сторонку и вот в эту книжицу записывает, какую сумму всучила. Сейчас покажу… Видишь?.. А в соседней графе умножает это число на семь…

- Для чего?

- Писание нужно знать, дурья башка. Господь обещал милостивым воздать седмерицею. Вот она, видать, свой будущий прибыток и подсчитывает…

Галина Сергеевна выскочила из-за угла гаража с побагровевшим лицом.

- А ну, дай сюда! - она резко выхватила из руки бородатого мужика свою записную книжку. - Получил своё - и чеши отсюда, пока хворостиной не погнала!.. Ишь, пристроились - задарма хлеб жевать!..

И она быстро направилась в сторону храма…

 

ФРЭДДИ КРЮГЕР

Громкий скрежет и череда резких тупых звуков заставили Игоря замереть.

“Что-то случилось”, - подумал он и быстро направился в сторону дороги...

Выйдя из чащи, увидел лежащую в кювете “Тойоту”. По искорёженной крыше автомобиля и следам на асфальте Игорь понял, что, прежде чем свалиться в канаву, машина несколько раз перевернулась.

Подбежал к ней, наклонился к смятой кабине:

- Эй!

Голова мужчины-водителя свесилась на грудь, из виска буквально ручьём текла кровь. Женщина от удара вылетела через лобовое стекло на капот и тоже не подавала признаков жизни.

Игорь оглянулся.

“Хоть бы кого-нибудь… Надо “скорую” вызвать…”

Однако на дороге не было ни одной машины. Игорь этому не удивился: уже давно был открыт объездной путь, с отменным асфальтовым покрытием; и потому на эту заброшенную дорогу, с ямами и колдобинами, почти никто не сворачивал. Экономии времени она давала от силы минут пятнадцать, зато машину здесь можно было порядком растрясти. А уж ездить по такой дороге с большой скоростью было, вообще, опасно.

“Летели, наверное, как угорелые, - подумал Игорь. - Тем более, на повороте. Вот и доигрались…”

Он быстрым шагом направился в сторону основной трассы… Однако, пройдя метров пятьдесят, остановился.

“У них может быть мобильник, - мелькнуло у него в голове. - Пока я километров шесть протопаю, они точно окочуряться, если ещё живы…”

И он вернулся.

Вокруг машины были осколки стекла, гайки; недалеко от дверцы валялись полуботинок и тюбик губной помады. И вдруг внимание Игоря привлёк странный предмет, лежавший на траве справа от него. Не то маленькая коробочка, не то шкатулка. Игорь подошёл и поднял находку. Это была туго перемотанная резинкой пачка долларов. Игорь полистал за уголки купюр:

“Сотенные…”

Посчитал, прикинул:

“Десять кусков. Ни фига себе…”

Он принялся осматривать всё вокруг.

“Вон, у куста”.

Быстро подошёл и подобрал точно такой же свёрток… Затем, возле переднего колеса машины, третий.

“Да сколько же их тут?..”

Он сунул найденные деньги в карман брюк и продолжил осматривать территорию возле машины… Потом заглянул в её салон. Нашёл ручку, блокнот, пачку “Мальборо”… А под сиденьем водителя - большую чёрную сумку. Вытащил её на свет, распахнул и побледнел… Посмотрел по сторонам и кинулся с находкой в лес...

Скрывшись за соснами, высыпал из сумки на траву пачки долларов и принялся дрожащими от волнения руками их пересчитывать…

“Двадцать четыре… Ну-ка, ещё раз…”

Пересчитал их снова.

“Точно… И у меня три… - он вынул из кармана найденные им на земле деньги и положил их в общую кучу. - Это что же… погоди… двести семьдесят тысяч? “Зелёных”?”

У Игоря задёргалось под глазом. Он побросал доллары в сумку и спрятал её под елью, прикрыв лежавшими на земле ветками. После чего бросился к дороге. Глянул вправо-влево: никого. Подбежал к машине…отпихнул ноги мужчины, обшарил заднее сидение…

“Похоже, всё… А багажник?”

Схватил валявшуюся на резиновом коврике связку ключей. Подбежал к багажнику. Прикинул, какой из ключей подходит. Открыл. Перебрал все пакеты, тряпки, канистры - пусто. Захлопнул багажник, отбросил ключи в сторону и, оглядываясь по сторонам, быстро направился в сторону леса. Однако, сделав несколько шагов, застыл на месте: недалеко от “Тойоты” в канаве лежала девочка в белом платье.

Игорь пристально в неё всмотрелся… Затем медленно к ней подошёл.

Девочка-подросток лежала на спине, подвернув под себя правую руку. Голова её была запрокинута и до половины погружена в журчащий ручей. А из-под спины девочки виднелась часть большого камня.

“Хряпнулась на него прямо позвоночником, - подумал Игорь. - Видать, выбросило с заднего сиденья, когда машина кувыркалась…”

Он наклонился к ней и глянул в её открытые глаза.

“Мертвяк…”

Девочка шевельнула плечом и сглотнула.

Игорь вздрогнул… Некоторое время стоял, нагнувшись, и смотрел в её глаза. Она тоже, казалось, глядела на него и будто хотела что-то сказать…

Игорь выпрямился, огляделся и, перепрыгнув канаву, юркнул в чащу деревьев… Подошёл к ели, где были спрятаны деньги, взял сумку и зашагал в сторону посёлка...

 

“Пластическая операция… - стучало у него в висках. – Это, прежде всего…”

Он вспомнил едкие насмешки над собой малолеток, которые прозвали его “Фрэдди Крюгером”. Потому что лицо Игоря было во многих местах стянуто красной пузырчатой кожей; ресниц и бровей не было вообще. Это были последствия ожогов, полученных им при пожаре. Когда ещё десятилетним мальчишкой он выносил из горящего дома свою младшую сестрёнку. Тогда пламя жгло его так, что, казалось, ещё миг, и он потеряет сознание. Но Игорь понимал, что стоит ему разжать руки или упасть, погибнет самое дорогое для него существо, оставшееся после смерти их мамы (отец их жил далеко, в Красноярском крае; у него уже давно была своя семья). Погибнет его Наденька. С которой он бегал в догоняшки по заливным лугам, среди ромашек и васильков; которой любил на пляже расчёсывать мокрые волосы; а вечерами читать ей про Гулливера или, глядя вместе с сестрёнкой на малиновый закат, мечтать с ней о путешествиях в дальние страны, где прямо на деревьях растут бананы и апельсины… Нет, он не мог разжать руки, даже когда почувствовал, что кожа на его лице начинает лопаться от сильнейшего жара… Земля начала уходить у него из-под ног только тогда, когда он сошёл с Надей на руках с пылающего крыльца. Их тут же подхватили и отвезли в больницу.

У сестры в большей мере были обожжены руки, а у него лицо. Врачи сразу сказали, что они не в состоянии “слепить” Игорю хотя бы приличную внешность, тем более, вернуть ему прежний облик. Впоследствии, в Московском Институте Красоты, Игорь узнал, что подобное возможно в Европе или США: там и заменители кожи “классные”, и специалисты “что надо”; однако стоят такие операции слишком дорого...

Первые дни после пожара Игоря не особо волновало его изменившееся лицо. Главное, думал он, они с Надей остались живы. К тому же в школе его считали героем, ведь он спас сестру; о нём тогда написали местные газеты… Затем всё его время стали поглощать учёба, помощь сестре в алгебре, в которой она была слаба, и тёте Даше по хозяйству (она была опекуном детей, и теперь они жили в её частном доме на окраине посёлка).

Однако, начиная с пятнадцатилетнего возраста что-то в отношениях Игоря с окружающими стало меняться, и он это чувствовал. Его друзья и одноклассники больше не вели разговоры о межгалактических полётах и парадоксе Эйнштейна, о загадках календаря индейцев “майя” и идейных исканиях Достоевского, - ребят стали интересовать причёски и фигуры девушек, дискотеки и вечеринки, анекдоты и колкости… Игорь вдруг осознал, что в кругу его сверстников ценность человека измеряется не столько уровнем его интеллекта и качествами характера, сколько внешностью. И прежде всего - чертами лица. Пацаны возмужали, девчонки превратились в кокетливых красавиц; начали создаваться пары, пошли ухаживания, поцелуи, ревность, сплетни. И в этом новом мире ему, Игорю, места не оказалось. И оказаться, как он понял, не могло… Игорь продолжал усердно учиться, и в этом какое-то время находил удовлетворение; иногда педагоги даже ставили его в пример другим. Однако при этом он ясно осознал, что в дальнейшем его физиономия не просто не даст ему возможность иметь девушку, а значит, семью и детей; а также близких друзей, поскольку они будут стесняться показываться с ним на людях, - но навсегда станет объектом насмешек над ним или, что ещё хуже, жалости. Даже снисходительности. Ему уже не раз приходилось слышать, как некоторые девчонки из его класса меж собой говорили о нём с сочувствием, давали малолеткам подзатыльники за “Фрэдди Крюгера”. И иногда пытались ободрить его, заводили с ним разговор. Но всё выходило до того притворно и глупо, что Игорь во время этих бесед только краснел. А вскоре начал их всячески избегать. Впрочем, и сами одноклассники постепенно перестали ему своими разговорами надоедать. Он стал, что называется, белой вороной… А однажды новенькая в их классе ученица, впервые увидев его, Игоря, вздрогнула и побледнела. А он тут же опустил лицо и направился не на урок истории, а домой...

И вот теперь у него появился шанс стать со всеми наравне, завести семью и друзей. А, кроме того, открыть свой бизнес. Ведь он ощущал в себе к этому несомненный талант. Игорь видел, какие “тупые” и “недальновидные” люди работают в сфере предпринимательства, все эти менеджеры и торговые представители; он знал, как нужно организовать своё дело, каким путём идти, каких людей нанимать. Тогда осуществлению этой его мечты мешало два обстоятельства: отсутствие первоначального капитала и приятной внешности, которая, как он полагал, имеет колоссальное значение для привлечения компаньонов и клиентуры. Теперь же оба эти препятствия могли быть устранены. Теперь он мог, что называется, убить сразу двух зайцев. И Игорь увидел себя в кресле руководителя одной из коммерческих фирм. В пиджаке с галстуком и с красивым улыбающимся лицом. Перед ним заискивают подчинённые, вертятся красавицы…

“Только нужно не суетиться, - думал он, - а сделать всё грамотно и расчётливо… Прежде всего, деньги. О том, что они были в машине, могут знать родственники или коллеги этого “фирмача” по работе. Поэтому до поры до времени баксы нужно спрятать и пока ими не пользоваться… Через год получу аттестат, затем нужно выправить загранпаспорт и… Господи, неужели у меня всё изменится?..”

Игорь попробовал сумку с долларами на вес. Столько денег он ни разу в жизни не видел.

“Всё равно их кто-нибудь подобрал бы. Не я, так другие. А уж менты бы точно меж собой поделили…”

Он резко остановился. Несколько мгновений стоял, не шелохнувшись.

“Какой же я идиот!”

Игорь вдруг подумал, что если девчонку спасут, то она наверняка его опишет, а впоследствии и опознает! Она же видела его лицо!

“Чепуха! Она уже ничего не соображает…”

И он продолжил путь.

“А вдруг вспомнит? - опять остановился. - С такой рожей меня вмиг найдут…”

Игорь ещё немного постоял в раздумье… затем повернулся и сначала медленно, затем быстрее зашагал назад...

 

Вокруг разбитой “Тойоты” по-прежнему никого не было.

“Какой дурак по таким ухабам поедет…”

Он быстро обошёл машину, посмотрел на тела мужчины и женщины:

“Здесь глухо…”

Подошёл к девочке.

“Надо убедиться, что она не дышит…”

Игорь присмотрелся. И хотя девочка не шевелилась, стопроцентной уверенности в том, была она жива или уже нет, у него не было…

“Нужно узнать, есть ли у неё пульс…”

Дрожащими пальцами Игорь прикоснулся к её запястью.

“Тёплая…” - мелькнуло у него в голове. Он даже не понял, к чему была эта мысль.

Нет, видимо, от волнения он не мог сообразить, есть пульс у девчонки или нет. Попробовал проверить ещё раз.

“Не дышит…”

Однако сомнение осталось…

Посмотрел девочке в лицо. Её лоб почти целиком был в воде, а рот и ноздри над ручьём. Затылок был на плаву и не касался дна.

“Вот если бы всё её лицо было под водой, никаких бы проблем. А так ещё неизвестно…”

Игорь посмотрел на журчащий в канаве ручей.

“Хоть бы волна побольше… Всего на два-три сантиметра…”

Выпрямился и оглянулся. Никого.

Опять всмотрелся в лицо незнакомки.

“Красивая. Поди-ка ходила нос кверху… Тьфу, - он сплюнул. - Не о том думаю…”

Игорь опустился на колени и слегка подогнал ладонью волну. Голова девочки колыхнулась, однако лицо осталось над водой… Он подогнал ещё раз, другой - эффект был тот же…

Тогда Игорь встал и посмотрел по сторонам. Увидел валявшуюся на траве сухую ветку сосны. Подошёл, взял её и вернулся на место. После чего осторожно приставил кончик ветки ко лбу девочки, зажмурился и надавил… Раздался хруст: ветка сломалась; а Игорь, потеряв равновесие, едва не свалился в ручей.

Он тяжело задышал. Снова коснулся концом ветки лица девочки, надавил…

И вдруг его будто током ударило:

“Так ведь если она жива, то я её…убиваю?..”

От этой мысли его бросило в жар. Трясущейся рукой он вытер со лба пот.

“Ерунда, - внутри его будто раздался чей-то голос, - даже если в ней ещё теплится жизнь, через какое-то время она прекратится и без твоего участия. Так что ты всего-навсего приближаешь неизбежный финал…”

Игорь крепче сжал в руках ветку.

“А что если её ещё можно спасти? -словно кто-то в нём возразил. - Она могла бы видеть солнышко, слышать пение птиц, ощущать запах цветов… Могла бы осчастливить какого-нибудь парня, родить красивых детей…”

“Чушь, - напирал первый. - Даже если она выживет, то навсегда останется прикованной к инвалидной коляске, ведь у неё сломан позвоночник. Из-под неё будут выносить судно, её станут кормить с ложечки. У неё никогда не будет ни мужа, ни детей. Она всем станет в тягость. И будет проклинать жизнь…”

“А если этими деньгами оплатить её лечение, нанять лучших врачей, затем сиделок и нянь… А после жениться на ней, скрасить её и своё одиночество. Ухаживать за ней, рассказывать ей о дальних странах…”

“Ещё и песенки попеть… На здоровье. Только в таком случае навсегда распрощайся не только с возможностью вернуть себе нормальное человеческое обличье, но и с бизнесом. Без которого ты не выведешь в люди ни себя, ни свою сестру. Родную, кровную. В отличие от этой. Из-за которой, если она выживет, тебя ещё и осудят за похищение денег. Хм, представляю, как на зоне ты станешь развлекать своей специфической физиономией каких-нибудь урок…”

“Может, оставить сумку с деньгами и уйти?” - не сдавался второй.

“Ну, не идиот ли? - уже злился первый. - Баксы присвоит себе любой проезжающий мимо. А поскольку ты перед ней “засветился”, то “фирмачи”, эти “крутые” ребята, из тебя душу вытрясут…”

Отвернувшись, Игорь надавил ещё сильнее...

“Главное, ноздри и рот…”, - подумал он.

Почувствовал, как бешено колотится его сердце.

Через несколько секунд взглянул девочке в лицо: оно погрузилось в воду… Ветка опять захрустела, и Игорь отбросил её в сторону. Голова девочки вынырнула из воды.

Некоторое время он тупо на неё смотрел…

“Всё…”

Повернулся и хотел было уйти.

“А кто его знает… Вдруг в реанимации вытащат?..”

Закрыл ладонями лицо:

“Сколько же так мучиться?..”

Игорь сошёл в канаву, присел и, пододвинув тело девочки ближе к середине ручья, погрузил её голову целиком в воду. Взял валявшийся рядом увесистый булыжник и положил его девочке на лоб… Затем встал и вытер свои руки о носовой платок.

Глянул девочке в лицо: сквозь муть ручья были видны её открытые глаза и будто удивлённый взгляд…

Игорь постоял минуты три у ручья, наблюдая, не свалится ли с головы девочки камень… после выбрался из канавы и скрылся в чаще деревьев…

 

Он шёл по июньскому лесу и пытался понять, что же за новое, доселе неведомое чувство было в нём в эту минуту. Да, его руки по-прежнему дрожали, немного стучали зубы; но вместе с тем он ощутил, как внутри его поднимается нечто великое. То, что позволит ему, Игорю, идти по жизни совсем не так, как прежде. Более настойчиво, более решительно. Позволит стать уверенным в себе, твёрдым, непреклонным; даст возможность не спасовать перед любыми препятствиями. Игорь вдруг понял, что всё в жизни зависит от самого человека; что именно он является хозяином своей судьбы, а в иных случаях - и судеб других людей. Главное - проявить силу воли и твёрдость характера. И вот сейчас он смог преодолеть свою трусость, сломать в себе того самого “хлюпика”, каким был раньше. Он за несколько минут приобрёл то, чего многие добиваются от себя годами, и чаще всего - безуспешно. Он понял, что теперь в нём есть нечто такое, чего нет у других. А следовательно, и предназначение его должно быть не такое, как у прочих. И те его приятели, которым он завидовал, -по сути, только за их внешние данные; и те девчонки, даже от случайного взгляда которых у него дрожали коленки, - все они отныне не годились ему и в подмётки. Только они об этом и не подозревали, а он теперь это знал точно.

“Время… только время… - стучало у Игоря в висках, - и я ещё перед ними объявлюсь… А ведь так просто… Наверное, “крутые” всех мастей начинали с подобного…”

Он снял одну кроссовку, затем другую и вылил из них воду. Потом обулся и хотел было продолжить путь.

“А может, всё дело как раз в том, - внезапно подумалось ему, - что люди просто боятся… Друг друга, ментов, так называемое общественное мнение...”

Он медленно побрёл дальше.

“Да, скорее всего, человека сдерживает только страх. Возможность наказания или насмешек. Но стоит отменить милицию и суды, перестать обнародовать поступки и вообще стыдить людей - такое начнётся! Даже любопытно было бы посмотреть…”

Он принялся грызть ногти на пальцах руки.

“Ведь окажись человек, допустим, на необитаемом острове - так хоть голым ходи, хоть вытворяй такое, что… и это не будет считаться постыдным. Поскольку теперь его никто не видит, вокруг никого нет. И как это здорово! Ведь тогда можно жить на полную катушку, в своё удовольствие, всласть!”

Внезапно Игорь остановился.

“А ведь там тоже никого нет… И, вероятно, ещё долго не будет…”

Почувствовал, как у него сладко заныло в груди.

“Это слишком…” - он попытался взять себя в руки.

Прошёл немного вперёд… и снова остановился.

“Раньше я об этом не мог даже мечтать, - пронеслось у него в голове. - А сейчас это реально. Причём, сразу! Ни тебе цветов, ни мороженых. И главное - без всякого отказа. Мне, уроду…”

Игорь ощутил в себе жгучую и непреодолимую страсть.

Перед его глазами на траве лежала девочка в белом платье с раскинутыми в стороны ногами…

Он повернулся и направился к месту аварии…

 

Около “Тойоты” и на этот раз никого не было…

Игорь спрыгнул в канаву и подошёл к лежавшей в ручье девочке. Её голова, придавленная камнем, была под водой, а вся остальная часть тела снаружи.

Он посмотрел вправо и влево… Затем присел… запустил свои трясущиеся руки под платьице девочки… медленно стянул с неё трусики… и откинул платье.

У Игоря перехватило дыхание… он быстро взялся за ремень своих брюк…

…Когда всё было кончено, он, тяжело дыша, встал и посмотрел по сторонам. Затем глянул девочке в лицо, которое уже стало покрываться песком… и вдруг почувствовал к ней неистовую злобу. Взял всё ту же ветку сосны и принялся тыкать её концом девочке в левый глаз. Раз, другой, третий… Всё настойчивей и даже с каким-то остервенением… Наконец, увидев, что у той из глазницы потекла кровь, бросил ветку в чащу деревьев.

- Уродина, - вслух сказал он.

Ещё раз осмотрелся, перепрыгнул канаву и вошёл в лес…

 

Игорь шёл сквозь чащу деревьев задумчиво, поминутно ухмыляясь и качая головой. Он силился понять, как всё случившееся с ним за последние сорок минут уместилось в такой короткий промежуток времени...

Вокруг внезапно потемнело. Резко подул ветер, ударила гроза.

Игорь поднял голову. Берёзы и сосны закачались, зашелестели листьями. И вдруг Игорю показалось, что они изо всех сил пытаются дотянуться до него и расцарапать ему лицо. И, постепенно ускоряя шаг и оглядываясь, он направился к своему дому…

 

В сарай Игорь почти вбежал.

Уже вовсю гремела гроза и хлестал ливень. Игорь промок до нитки.

Схватив лопату, он бросился в угол, отодрал одну из досок пола… и начал копать в земле на этом месте яму.

Сердце его лихорадочно стучало.

“Только что ничего не боялся. Откуда этот страх?..”

Вскоре, отложив лопату в сторону, он переложил деньги из сумки в непромокаемый пакет, туго завязал его верёвкой и опустил на дно выкопанной им ямки. Затем взял в руки лопату и принялся засыпать яму землёй.

Зубы его стучали.

“Да что со мной?.. Боюсь ментов? Дождик все следы смоет… Нет, тут что-то другое…”

Внезапно он выпрямился и прислушался.

“Крадётся кто-то?.. Или показалось?..”

Он вытер со лба пот… Но едва нагнулся, чтобы докончить дело, резко обернулся:

- Кто здесь?..

Дверь сарая заскрипела и открылась. И при вспышке молнии в проёме двери показалась девочка в белом платье.

Игорь, как ошпаренный, отскочил в сторону.

Вся мокрая, с растрёпанными волосами, она начала приближаться к нему.

- Что тебе нужно?! - он дико закричал. - Зачем ты шла за мной?! Иди в свою канаву! Слышишь?! - кричал он как безумный. - Ты вычеркнута из жизни, а я ещё не начинал жить!..

Но девочка шла прямо на него; и Игорь увидел, как из её левой окровавленной глазницы, шипя и извиваясь, выползает клыкастая змея.

Тогда он замахнулся на неё лопатой:

- Ну, подходи… давай!..

- Игорёк… - тихо произнесла девочка.

Игорь стоял тяжело дыша… Наконец, опустил лопату:

- Надя… Прости… Я… просто от неожиданности… тут темно…

- Что случилось? - сестра подошла к брату и посмотрела ему в глаза. - Ты мог меня убить…

- Убить?… - он дико на неё взглянул. И вдруг его будто прострелило:

“А что если кто-нибудь Надю так же, как я ту, в канаве?..”

И задрожал, как осиновый лист... Затем всхлипнул… и внезапно зарыдал. Из его рта потекла слюна.

Руками, стянутыми красной пузырчатой кожей, Надя прижала его голову к своей груди:

- Успокойся, милый, родной… - её голос задрожал. - Всё у тебя будет хорошо… Ты выучишься, устроишься на работу… Даст Бог, встретишь хорошую, добрую девушку и у вас будет семья… Мы с тобой станем ходить друг другу в гости и вспоминать, как в детстве гонялись друг за дружкой по нашим лугам, среди голубых васильков. А с нами Жучка. Тявкала от радости. А вокруг порхали бабочки, стрекотали кузнечики … Хорошо было, правда?

- Хорошо… - он продолжал рыдать.

- Успокойся… всё у тебя наладится… всё образуется… вот увидишь…

Она гладила его по макушке… а он прижался к ней, как к родной мамке, и мечтал сейчас только об одном - чтобы мгновение это длилось бесконечно…

 

ЧЕТ

(рассказ пенсионерки)

 

В конце октября это было.

Гляжу я как-то: возле скамейки на троллейбусной остановке маленький щеночек сидит. Сам тёмный, а на лбу белое пятнышко.

- Ты чей? - наклонилась над ним.

А он на меня глянул и давай хвостиком вилять.

Я перед ним сардельку положила. Так он её, не жуя, проглотил. И снова мордашку поднял, на меня смотрит: мол, давай ещё.

- Ты, - говорю ему, - посиди тут, никуда не уходи; я тебе куриного супчика принесу…

Вскоре щенок уже лакал похлёбку… Наелся от пуза, зевнул и тут же, прямо на пожелтевшей траве, разлёгся…

Так я его каждый день кормила, недели две.

“Однако, - думаю, - нужно беднягу куда-то определять: зима скоро, замёрзнет он…”

Взять его себе? Но у меня дома и так было четыре кошки; да и не смогла бы я - пожилая женщина, к тому же гипертоник - три раза в день собаку с пятого этажа выводить…

Стала я всех своих знакомых обзванивать, но щенок никому не был нужен. Дала я тогда объявление в газету. Один человек откликнулся; но, когда я ему сообщила, что зверёныш бездомный и непородистый, он вежливо извинился и положил трубку…

В начале ноября ударил двадцатиградусный мороз. Щенок дрожал как осиновый лист, и только мой тёплый и наваристый суп его спасал.

А однажды я встретила свою давнюю приятельницу. Разговорились мы с ней. Я ей про четвероногого пострела и рассказала. А в конце посетовала, что, мол, некуда пристроить бедолагу. Она дала мне адрес одного своего знакомого, Генки, мужика лет пятидесяти, по прозвищу “пропоица”. “Но ты не думай, - добавила, - он сейчас с водкой “завязал”, хозяйством занимается. Живёт один в частном доме, и как раз пса себе подыскивает - чтоб, говорит, веселее было вдвоём…”

Пришла я по адресу. Так, мол, и так, говорю хозяину, если у Вас есть желание, то могу привезти Вам щеночка. Непородистый, но хорошенький, ласковый.

Почесал тот в затылке и махнул рукой: неси…

На следующий день я привезла своего питомца Генке. Пустил он щенка в хату. Глядим: тот всё вокруг обошёл, везде понюхал… и в углу улёгся.

- Ну вот, - хозяин говорит, - тут ему и постелю, раз он это место выбрал…

- Спасибо Вам, - я была растрогана. – А то замёрз бы малец… Как его назовёте?

- Хм, - Генка ухмыльнулся. - Ну, раз он у меня в четверг поселился, то пускай и будет - Чет… - и он погладил щенка по макушке. - Согласен, лопоухий?

- А я Вам пока с продуктами помогу, - говорю…

Так зверёныш и остался у Генки.

Поначалу всё шло хорошо. Я два раза в неделю щенку суп в термосе приносила и несколько сарделек. Он радостно взвизгивал; а затем, виляя хвостиком, подбегал ко мне, вставал на задние лапы и всё норовил лизнуть мои руки. А уж я его и за ушком почешу, и по спинке поглажу…

Однако вскоре я заметила, что четвероногий малыш заметно погрустнел. К тому же исхудал: хозяин-то его в основном одной лапшой кормил, редко когда молока наливал. “Ничего, - успокаивала я себя, - встанет Генка на ноги, тогда и собака лучше заживёт…”.

Но со временем хозяин стал меня неприветливо встречать… А затем и вовсе, увидев меня на пороге своего дома, принимался ворчать: мол, у меня дел невпроворот, а ты меня беспокоишь… Ну, и прочее… А когда я однажды у него на столе увидела бутылку, а его самого пьянющего; да ещё когда он мне отказался привести пса, которого запер в чулане, - тут я ему своё недовольство и высказала, да на повышенных тонах. А он как пошёл меня материть!.. После чего крикнул, чтоб, мол, духу моего в его избе не было…

Я тогда по глупости подумала: и впрямь, чего я к мужику привязалась? Ну, взял он бутылку. Сегодня Крещение, праздник. Да и не каждый день он пьёт, не алкаш какой-нибудь. Собаку худо-бедно, но кормит; а без него она и вовсе была бы на улице. И вообще, кому понравится, когда в его дом чужой человек приходит, да ещё с претензиями…

И перестала я к Генке ходить: считала, так спокойнее будет - и мне, и ему, и собаке…

Но меня так и тянуло к Чету. “Как там мой пострел?” - всё время думала…

Видно, на почве переживаний подскочило опять у меня давление. В марте легла на три недели в стационар... А когда выписалась, ещё дней десять из дома не выходила, берегла себя… И вот, уже в середине апреля, не выдержала я и решила заглянуть к Генке. На всякий случай бутылку с закуской взяла, чтоб не с пустыми руками в гости идти… А как туда пришла, чуть в обморок не упала: вместо деревянной покосившейся хаты кирпичный двухэтажный коттедж стоит, забор металлический со звонком в двери. Позвонила я, но никто не вышел.

Тогда я - к соседям. Разговорилась с бабушкой, которая жила через дом. Оказалось, Генка ещё зимой избу свою пропил и теперь где-то “бомжует”…

У меня аж ноги подкосились…

Воротилась я домой. Несколько дней сама не своя была, всё из рук валилось. “Куда ж он собаку-то дел?” - думала.

Наконец, не выдержала и пошла всех нищих и бомжей, каких встречала, про “Генку-пропоицу” спрашивать. Но никто такого не знал.

Неделя прошла, другая… И вот однажды возле Успенского Собора увидала я лохматого мужика, просящего милостыню. Которого раньше не встречала.

- Генку? - переспросил он. - А псина у него с белым пятном на морде?

- Он самый! - я аж за сердце схватилась.

- Ви-идел я этого доходягу, - протянул мужик. - Только он обычно не здесь промышляет, а на колхозном рынке… Выпить очень любит. А как захмелеет, о своей горькой доле плачет… Но сообразительный - до ужаса! Ведь какую штуку придумал, - лохмач закурил. - Ему одному, с его красным носом, никто больше не подавал. А вот когда он стоял с кобелём и бумажку с надписью в руках держал: мол, подайте на корм голодной собачке, - прохожие в его фуражку червонцы клали, а иногда и полтиннички… Главное в этом деле, как он говорил, …как его … имидж… Нужно, чтоб у пса глаза были грустные и рёбра по бокам выпирали… А для большей жалости - чтоб, мол, ещё и хроменький был. Поэтому он своего кобеля… как это он сказал… на спецдиету посадил, - мужик усмехнулся, - на “сухариную”; да ещё раз в неделю псу по передней лапе - хрясь сапогом! Говорит ему: хочешь жрать - терпи… А что, он Ваш знакомый?…

- Скажи, ради Христа... - говорю, а сама прямо задыхаюсь. - Вот тебе двадцать рублей…

У него аж глаза заблестели:

- Ух ты! Благодарствую…

- …где его найти?…

- Генку?… Как-то он говорил мне, что возле монастыря ночует, у “автоприборовской” поликлиники. Шалаш, мол, там у них…

Не раздумывая, спешу на остановку, сажусь в троллейбус и еду…

Иду к виднеющимся неподалёку куполам храма... Обхожу монастырь кругом, миную старое кладбище… и в зарослях крапивы вижу небольшой шалаш. Подхожу, заглядываю вовнутрь: всюду - пустые консервные банки, бутылки из-под пива и водки… А на матраце молодой мужчина в грязной порванной кофте храпит…

- Эй! - позвала я его. - Слышишь?

- А… - тот открыл глаза. - Тебе чё, мамаша?

- Сынок… - говорю, а у самой сердце готово выпрыгнуть из груди, - я вот тебе десятку дам. Только скажи, где мне Генку найти?

Мужчина сунул червонец в карман.

- Утром ушёл, - бурчит. - Куда - не знаю…

- А собака при нём была?…

- Сбёгла… ещё вчерась… И слава Богу. Надоела хуже грыжи. Только скулит и воет. Да ремень, гадина, грызёт. Он её и пинал, и бутылку в неё кидал, - бесполезно… А тут только её от рябины отвязал да за собой потащил, она как с цепи сорвалась - давай в сторону кидаться. Генка схватил дубину и ну ей псину по башке фигачить. А та как дёрнется - ремень из рук Генки и выскользнул… Он - за ней, да куда там: она хоть и хромая, а так сиганула!..

- А в какую сторону она побежала, ты не видел?

- Генка сказал, на стройку чесанула, у поликлиники…

Я почти бегом к недостроенному зданию, которое было метрах в пятидесяти от монастыря…

Ступила на бетонную плиту, а сама трясусь от волнения.

- Чет! - позвала. И прислушалась.

Тишина.

Принялась обходить все комнаты, бродила около часа… И вдруг в коридоре на полу заметила красные капли. С замиранием сердца направилась в ту сторону, куда они вели.

В одном из помещений след крови обрывался. Я присела, чтобы увидеть, нет ли ещё где капель. И тут справа от себя услышала возню и скуление.

Упав на колени, заглянула в проём стены - небольшое овальное отверстие, ведущее в довольно объёмную полость прямоугольной формы, в которую еле пробивался свет. И в дальнем углу увидела лежавшую на животе собаку. Присмотрелась: знакомый окрас шерсти, только сильно выпавшей, краешек белого пятна на лбу… А возле правого уха пса - сгусток спёкшейся крови.

- Чет… - позвала я его.

Молчание.

- Чет, это я…

В ответ услышала злобное рычание.

- Ну, что ж ты, дурачок, делаешь? Тебя перевязать надо. Иди ко мне, не бойся…

С полчаса я звала пса - всё было напрасно.

Но что я могла сделать? До собаки мне было не дотянуться; а отверстие было слишком узким, чтобы я могла в него пролезть.

Собака опять заскулила - видимо, от боли.

Тогда я схватила лежавший рядом булыжник и принялась бить им по проёму - в надежде разбить его края и тем самым расширить отверстие. Изранила себе руки в кровь. Тщетно: камень в моих руках рассыпался на куски, а бетонная плита осталась невредимой.

Лоб и щёки у меня покрылись капельками пота.

И тут я осознала, что ничем не смогу помочь несчастному животному. В отчаянии я опустила голову на грудь и заревела:

- Четушка, милый. Неужели ты вот так и погибнешь? И унесёшь с собой горькую обиду на людей? Будешь плакать перед Боженькой и жаловаться Ему на нас, проклиная весь род человеческий? Знаю, я крепко виновата перед тобой: хотела поскорее избавиться от заботы. Но что теперь делать?.. Прошу тебя, Чет, поверь мне ещё раз. Я больше никогда тебя не оставлю. Я буду тебя лечить, ухаживать за тобой. Мы заживём счастливо…

Что-то ещё бормотала, сейчас уже не помню… А через некоторое время услышала шорох, доносившийся из проёма. Смотрю: пёс, вытянув шею, слизывает капли влаги с бетонной плиты.

Я вспомнила, что у дороги видела колонку.

Выбежала из здания, нашла круглую пластмассовую коробку из-под торта; очистила её от мусора и налила в неё из колонки воды… Затем вернулась к проёму и осторожно сунула в него коробку с водой.

Прошла минута, другая. Губы мои шептали слова какой-то молитвы… Наконец, послышалась возня и хриплое дыхание. И вдруг я отчётливо услышала чавканье…

Краешком глаза заглянула вовнутрь. Чет, лёжа на животе, жадно лакал воду из коробки. Его морда была от меня меньше чем в полуметре.

“Как быть?” - молнией пронеслось у меня в голове.

Я осторожно сунула руку в проём.

Пёс застыл и потянул носом.

“Только бы вспомнил…, - подумала я, - может, запах подскажет ему, воскресит в памяти прошлое…”

Я шевельнулась, и пёс зарычал.

- Чет… - тихо проговорила я, - не бойся…

И я попыталась приблизить к нему ладонь. Но пёс, продолжая рычать, сделал движение назад.

Я поняла, что дальше звать его было бесполезно: очевидно, зверь после всего пережитого панически боялся людей. А медлить было нельзя: если он опять отползёт в угол, всё будет кончено. И потому сейчас, в это мгновение, я должна была действовать.

“Господи, помоги…” - мысленно произнесла я. И быстро схватила левой рукой за ремешок на шее пса. Тут же упёрлась коленкой в край проёма и правой рукой ухватила собаку за грудь.

Чет громко зарычал, рванулся и чуть было не выскользнул из моих рук. Я ещё крепче вцепилась в его ремешок и шерсть и принялась тянуть пса на себя. И тут он вонзил свои клыки мне в запястье.

Я вскрикнула, но пальцы не разжала.

Оперевшись уже обеими коленками о бетонную плиту, я со стоном продолжала тащить собаку к себе. Но Чет упёрся передней лапой в стену изнутри. И мне пришлось на несколько мгновений освободить свою правую руку, чтобы убрать лапу животного от стены.

Пёс рычал и рвался. Однако с каждым разом всё слабее. Вот его голова уже снаружи. А клыки снова вцепились мне в руку. От боли я стиснула зубы и продолжала что есть силы тащить пса на себя… Наконец, ухватилась за его шерсть и кожу на спине, затем за лапу и вытащила собаку из проёма.

Облако цементной пыли запорошило мне глаза и нос. Я несколько раз чихнула. Затем, не выпуская пса из рук, взяла его в охапку и, с трудом встав на ноги, понесла внезапно обмякшего Чета наружу…

При свете солнца я увидела расширенные чёрные зрачки безумных глаз животного. Сдунула цементную пыль с его морды и быстрым шагом направилась к остановке.

Пёс тяжело дышал и больше не пытался вырваться из моих рук. Лишь слегка поскуливал. Видимо, сил у него уже не осталось.

Я шла с Четом на руках, и меня душили слёзы... А вскоре почувствовала, как у меня сильно застучало в висках, и испугалась, что по дороге у меня поднимется давление и я упаду.

“Только не сейчас… только не сейчас… - проносилось в моей голове. - Лишь бы добраться до остановки… И тут же - в ветклинику; она работает до девяти вечера, ещё успею… Сразу - обезболивающее, капельница… врачи знают… Ты будешь жить, Чет... Ты должен жить. Чтобы я могла растопить твоё сердце, которое превратил в кусок льда человек… этот венец творения… Чтобы, как прежде, завидев меня, ты взвизгнул от радости и, подбежав ко мне, лизнул мою ладонь…”

 

Ваши комментарии к этой публикации

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

44 дата публикации: 07.12.2010