Н.С.Розов,
доктор философских наук, профессор

 

СЕМЬ СМЕШНЫХ ФИЛОСОФСКИХ ГРЕХОВ

 

На Философском конгрессе в Новосибирске (25-28 августа 2009 г.) я часто и много смеялся. Кто-то ругал организацию конгресса, руководство, пленарные заседания, отдельных или всех участников, кто-то возводил глаза к небу, а мне, моим ближайшим друзьям и коллегам было очень смешно.

Потом я попытался осознать, в чём суть этого веселья. Сразу после окончания конгресса обсудил происшедшее с философской молодёжью из разных городов, посмеялись уже вместе. В результате появилось понимание, что это реакция на радикальное несоответствие между высоким статусом мероприятия, серьёзностью заявленных тем и секций, наконец, прокламируемой связью с давними великими традициями (от Сократа и Лао Цзы) и уровнем подготовки, мышления немалой части участников конгресса.

Чтобы как-то структурировать это данное в ощущениях несоответствие, я воспользовался классической формой «семи грехов». Во время первых обсуждений этих соображений (в Новосибирске, затем в Ростове-на-Дону, в Лиманчике и в Москве) коллеги-философы толкали меня на объявление этих грехов смертными, но в силу своего неискоренимого гуманизма и в память о своей изначальной эмоциональной реакции я решил назвать их смешными. В конце концов, только смех и поможет нам от этих грехов по мере сил избавляться.

Сразу замечу, что, расписывая далее философские грехи, автор отнюдь не объявляет себя безгрешным (причём, грешен почти по всем пунктам, надеюсь, кроме 2‑го). Вообще, философу полезно смеяться над собой, и для очищения своей мятущейся души от грехов, и для восстановления нередко слабеющей связи с другими людьми и самой жизнью. Поэтому читателю рекомендуется не только с удовольствием находить грехи у коллег-философов, что всегда заманчиво и приятно, но и попробовать применить к себе любимому, что трудно, но несравненно более душеполезно (поэтому описание некоторых грехов даётся от первого лица). А уж если удастся посмеяться над самим собой, то катарсис обеспечен.

1. Грех невежественной и доморощенной «гениальности». «Я не такой, как другие мелкие людишки, хоть часто и вынужден это скрывать. Я намного умнее, глубже, талантливее. В прошлом, конечно, были могучие мыслители, но я уже освоил и, честно говоря, превзошёл их достижения. А сейчас мне и сравниться не с кем. Читать жалкие писания современников - пустая трата времени. Что они могут? Почти никто даже не способен оценить величие моих идей. Как же трудно донести до них всю глубину сделанных мною эпохальных открытий! И ведь упираются, пытаются опровергнуть, смеются - всё от зависти и скудоумия. Как тяжело жить гению среди глупцов, гиганту мысли среди лилипутов!»[1]

Распознать такой грех у выступающего несложно, достаточно спросить, какие ему известны отечественные и зарубежные современные работы по его теме, чьи недавние достижения (кроме своих) он считает наиболее значимыми. Если интереса к таковым нет вообще - плохой признак. Если же наблюдается готовность ознакомиться с чужими результатами, соотнести с ними свои изыскания, отказаться от привычного самолюбования - отрадно, грех может быть изжит.

2. Грех сервилизма у философов прост, типичен и общеизвестен, как взяточничество, распилы и откаты у чиновников.«Чего изволите’с?» - вот руководящий принцип для соответствующего «творчества» (точнее, «креатива»). Восхвалять и оправдывать в любых ситуациях тех, из чьих рук кормишься, придумывать для них новые словосочетания, легитимирующие их власть и режим - то, что ещё Маркс презрительно называл «идеологией» как проплаченным сознательным или бессознательным обманом, манипуляцией сознанием. Такие криэйторы-идеологи длятся на «допущенных» и «не допущенных к столу» (Ф.Искандер).

В постсоветскую эпоху имеется лишь абсолютное меньшинство «допущенных», которые кучкуются вокруг финансируемых властью бумажных и Интернет-изданий, многочисленных «палат», «фондов», «комиссий», «клубов» и «институтов». В кулуарах они обычно бравируют цинизмом и с важным видом намекают на свою вхожесть в высокие кабинеты.

Крайне любопытен антропологический тип идеолога (обычно невежественного, невнятного и вымороченного догматика, см. ниже), который «к столу не допущен», а таких - подавляющее большинство, особенно в провинции. В своих речах и текстах этот «идеологический планктон» умудряется сочетать вдохновенную апологетику всего «нашенского» (от духовности-соборности до коммунизма, Сталина и ГУЛАГа), поношение всего чуждого, западного, от «прав человека» до «дерьмократии», с еле скрываемой обидой на «оккупационную власть», которая, в сущности, виновна лишь в том, что отлучила этот многочисленный слой от привычной советской кормушки.

Случаи впадения в грех сервилизма известны, а случаи освобождения от него - нет. Любые дебаты с такими идеологами бесполезны и небезопасны. Отходим в сторону.

3. Грех перманентного соскальзывания. «Расскажу-ка я им это…, а потом то…, а теперь вот ещё случай вспомню…, но ведь есть совсем другие подходы!...а в книжке недавно прочитал такую мысль…, а в газете такой-то вот о чём пишут…, как-то раз мне говорит один министр…, тут на днях я был на одном заседании…, если же рассмотреть вопрос с другой стороны… ну вот, опять время кончается, и почему всегда кто-то недоволен? Опять этот зануда требует сформулировать какой-то вывод. Ладно, придётся рассказать ещё несколько баек…».

Философ с таким грехом не имеет плана изложения, не может сформулировать свои главные тезисы, не способен фокусировать своё и чужое внимание на одной проблеме. Он с «лёгкостью мысли необыкновенной» (Гоголь) перескакивает с темы на тему, обожает рассказывать случаи из жизни, вспоминать про встречи с «великими», читать нравоучения, воспроизводить чужие мысли. С ним невозможно и не нужно спорить, уцепиться не за что.

Можно попробовать помочь такому философу освободиться от греха: попросить его сформулировать 1-2 главных тезиса и привести их обоснования, затем при последующих попытках соскальзывания каждый раз возвращать его к этой просьбе. Ответный гнев обеспечен, а успех предприятия отнюдь не гарантирован. Зато становится ясно, насколько данный случай (не)излечим.

4. Грех невнятности бывает трёх типов: «косноязычие», «тёмная речь» и «птичий язык». При косноязычии мысль если даже присутствует, то никак не может быть донесена до слушателей, поскольку говорящий не владеет нужными понятиями, схемами, категориями, не умеет построить ясные синтаксические конструкции, связанные между собою логически. Тёмную речь с извилистым синтаксисом, красивостями, метафорами, отсылками к классике или экзотическим источникам обычно используют для сокрытия скудости мысли и отсутствия обоснованности суждений. Птичий язык выполняет функцию статусной сегрегации, позволяет «посвящённым» чувствовать себя возвышающимися и отделёнными от толпы профанов - всех тех, кто такой терминологией не владеет.

Нельзя утверждать априорно, что за косноязычием, тёмной речью и птичьим языком всегда скрывается полная пустота. Но даже если там кроется свежая и сильная мысль, неспособность её донести до большинства присутствующих остаётся философским грехом - невнятицей.

Терапия возможна только при наличии действительного настроя самого философа научиться говорить и писать ясно. Первые простейшие рекомендации: строить короткие предложения с подлежащим и сказуемым, следить за логическими связками между суждениями, по возможности, заменять все иностранные слова русскими синонимами, выделять в каждом разделе только одну главную мысль, точно её формулировать, а затем обеспечивать несколькими обоснованиями и примерами.

5. Грех догматизма. «Ничего нового и значимого нет, и уже не может появиться. Всё есть в трудах классиков. Тщетны любые потуги их опровергнуть, превзойти или «развить». Попробуйте-ка высказать мне какую-то новую идею! Я тут же покажу, что она либо уже содержалась в другой форме в текстах классиков, либо была ими полностью опровергнута, либо вовсе не стоит внимания.»[2]

Распознать грех догматизма легко по неприятию всего нового и навязчивым отсылкам к «священным именам». А вот освободить от греха крайне трудно, если вообще возможно. Философские догматики обычно агрессивны и непробиваемы. После провала нескольких попыток убедить контрдоводами, примерами новых идей, лучше отойти в сторону и оставить чрезмерно верных адептов наедине со своими кумирами.

6. Грех вымороченности (пустой схоластики). Философ с таким грехом говорит и мыслит пустыми словами, за которыми нет предметного, а часто и смыслового содержания. В сочетании с птичьим языком и догматизмом грех вымороченности даёт почти массовое заболевание среди философов, как отечественных, так и зарубежных. Моды на слова и направления меняются. В России после гегельянства и шеллингианства, концепций общинного социализма и народничества, эмпириокритицизма и неокантианства, приходят пролетарский психоанализ, педология, затем материалистическая диалектика, формационный подход и научный коммунизм. Потом наступает черед кибернетики, системного анализа, культурологии и цивилизационного подхода, постмодернизма, диалога культур, аналитизма, феноменологии, информациологии, синергетики, транзитологии, виртуалистики, дискурс-анализа, исследований глобализации и теперь уже кризисологии. Нельзя сказать, что любое из этих и подобных направлений изначально и фатально пусто и бессодержательно. Речь идёт о том, что на одного мыслителя, умеющего связывать соответствующие абстрактные понятия с историческим и жизненным опытом, с научными фактами и концепциями, приходится десять (если не сто или тысяча) тех, кто просто повторяет те же слова в разных сочетаниях, пользуясь лишь давно заезженными «примерами».[3]

Грех вымороченности распознаётся через просьбы привести примеры, проинтерпретировать конкретные ситуации, через вопросы о связи рассуждений с достижениями современных наук в соответствующей области. Жёсткий отказ свидетельствует о закоснелости в грехе, возможно, неизлечимости. Готовность применять свои схемы к новым и новым реальным ситуациям, готовность изучать чужие научные результаты, изменять и дополнять свои схемы, понимание необходимости операционализации и проверки, тем более, наличие направленности на верификацию и фальсификацию своих тезисов - хорошие признаки. Такой философ либо грешит схоластикой в рамках допустимого, либо вообще должен быть признан безгрешным в данном отношении.

7. Грех аутизма (эзотеризм, «слоновокостность») - пожалуй, самый лёгкий из перечисленных, во многом противоположный самым тяжким первым двум грехам. «Какое мне дело до политики, власти, общества, национальных, тем более, глобальных проблем? Знать имена текущих правителей - уже неприлично для настоящего мыслителя. Есть вечные великие книги, высокие идеи, есть солидная традиция, есть сообщество таких же, как я, пусть небольшое, замкнутое, но это люди, занимающиеся истинной чистой философией. Пусть профаны называют это бесполезной «игрой в бисер» и никому не нужной «башней из слоновой кости». Философия жива такими, как мы, а все остальные - невежи и бездари - с их житейскими, политическими и глобальными проблемами пусть катятся ко всем чертям!»

Вероятно, без некоторой доли греха аутизма (способности отвлекаться от насущных забот, горестей и проблем окружения) настоящих философов и настоящей философии, действительно, не бывает. Однако чрезмерный аутизм выталкивает философию из жизни, делает её неактуальной, никому не нужной и не интересной, выхолощенной, не привлекающей новые поколения. Как же отличить допустимую долю философского аутизма от чрезмерной? Пожалуй, на этот вопрос я отвечать не буду и оставлю его для дискуссии.

 

Новосибирск, сентябрь 2009 г.

Личная страница автора: www.nsu.ru/filf/rozov/

 

Ваши комментарии к этой статье

 

_____________

 

 

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№40 дата публикации: 01.12.2009