Оксана Черненко

СОПРИКОСНОВЕНИЕ

Степа стоял и до его сознания никак не доходил смысл того, что произошло. Все поднимались со своих мест в актовом зале, как-то поспешно и приглушенно гудя. Автоматически он собрал бумаги в папку и тоже направился к выходу. В ушах все еще звучал голос их научного светила: Эта работа ничего общего с наукой не имеет! Господи, он и не заметил, весь погруженный в свои исследования, как на их кафедре появилось это мировое светило. Как все были восторженны, что ученый с мировым именем возглавит работу их коллектива. А он даже не обратил на это внимания. Последнее время весь мир был отгорожен от него некоей прозрачной стеной, жил своей отдельной жизнью, и только сейчас, спускаясь по ступеням лестницы, среди шумящего потока студентов, он почувствовал запах духов от девушек, мелькание рук, с мельчайшими волосками на коже, слышал дыхания пробегающих мимо него людей. Он понял, что упал в эту повседневную жизнь, потерял тот пылающий огонь, который держал его в каком-то возвышенном состоянии, когда ничто бытовое не касалось его сознания. Каждый день приносил потрясающие мысли, открытия, он все лихорадочно записывал. И вот этот потерянный мир так резко, оглушительно снова поглотил его! И вместе с этим ощущением входила в сознание мысль полного краха, которым закончился его долгий труд. Это ощущение было так необычно, что он, выйдя из здания, направился к скверу напротив входа в корпус здания университета и тяжело упал на скамью.

Он невидящими глазами смотрел перед собой, страстно желал вернуть то ощущения горения, парения, каких-то высочайших ритмов и вибраций, но плотный мир мягко, но неотступно окутывал его, напитывал своими пыльными запахами, скрежещущими звуками, тягуче-липкими движениями. Чувство большой потери постепенно заполняло его душу, несло разочарование и тоску. Господи! Все отвергнуто и все уничтожено. Как же это произошло?!! Он смотрел на движущиеся за решетчатой оградой машины, спешащих, но все равно как бы бегущих на месте людей, и внутренним взором просматривал все, что предшествовало этому падению.

Господи! Как же это произошло?!!! Он не мог ошибиться в том, что ему указывалось начать именно эту работу, создание первых приборов, управляемых психической энергией человека. Они еще достаточно примитивны, но он разработал принцип действия. Сколько он не перечитывал книги Живой Этики, рука всегда непроизвольно захватывала часть страниц и открывала наугад именно там, где рассказывалось о таких приборах. Очень часто выходя из молитв-разговоров со своим Учителем, в нем рождалась ясная и четкая мысль, вначале о самой идеи исследований, а потом и конкретные слова-ключики, указывающие на отдельные аспекты исследований. И потом его все время что-то вело и направляло. И все пошло! От раскрывающихся перспектив у него захватывало дух. Он стал лихорадочно работать, все шло как нельзя лучше, его внутренний Водитель, все время направлял его сердце туда, где он находил самые удивительные открытия. И вот в его лаборатории уже были собраны три прибора, все были свидетелями, как они удивительно взаимодействовали с его энергетическими посылами, несколько человек его сотрудников, также легко входили в управление этими приборами, а с кем-то они отказывались работать. Да, это еще целая область исследований самих энергетических полей человека, а принцип работы им создан! Он доказан, как удивительно просто и гениально все устроено в природе. Если бы его разработки были приняты как ведущее направление в работе их отделения, какие потрясающие могли бы быть результаты! Не нужны дополнительные источники энергии, человечество освободилось бы от зависимости от капризных компьютерных технологий, которые могут подвести в любой момент. Психическая энергия человека имела бы своим орудием для действия в этом мире не только руки и ноги, но и приборы, автоматы, работающие только от человеческого посыла! Конечно, это еще только мечта, но начало им положено, он в этом твердо уверен. Ведь сколько раз все проходило испытания, его поддерживали все, все удивлялись и восторгались, и вдруг всеми поддержано заключение: Ничего общего с наукой не имеет !!

Господи! Как же это произошло! Как могло все разрушиться одним раздраженным словом незнакомого ему человека. Когда он не смог расслышать ведущего его голоса? Учитель! Когда я ошибся? Где я оступился? Как я мог позволить уничтожить все это дело?!! Все мной делаемое, было Твоим делом. Ты направлял, оберегал и помогал мне. Как я мог так неразумно позволить все разрушить!

Когда работа приближалась к своей решающей стадии завершения, когда был отработан принцип действия, закреплен алгоритм, по которому можно будет выстраивать все остальные исследования, у него тряслись руки от нетерпения, захватывало дух от неутолимого желания поделиться всем постигнутым с остальными людьми. Он торопился, он был в такой удивительной горячке, каждая струна его существа была натянута и вибрировала высочайшим звучанием. Все говорили о новом руководителе, как им всем повезло, что такая научная величина, такое имя теперь берет их всех под себя. А он даже не ходил на представление. Да, это было очень глупо. Боже! Как все у меня не ладилось в тот день, когда решали вопрос о слушании моего доклада. Мне надо было остановится, все еще раз обдумать и взвесить, все проанализировать. Я не должен был так рисковать! Это же всего лишь люди, надо было осмотреться! Послушать, поговорить с заинтересованными людьми, нельзя было так рисковать! Да, и все последнее время я был так увлечен работой, падал в сон, просыпался и снова лихорадочно хватался за работу, я совсем не обращался к Нему, я не слушал Его.... Как я так мог .....

Степа закрыл глаза и весь сжался, согнувшись, от осознания непоправимой ошибки, допущенной им. Он еле сдержал вырывающийся из него стон. Мысль, как электрический разряд, пробила его, он выпрямился. “ Я погубил все дело . Осознание того, что именно он своим неразумием так непоправимо все разрушил, сковало его острой внутренней болью. Он опять ничего не слышал и невидящими глазами смотрел куда-то вдаль. От сотрясений и покачиваний, он постепенно стал возвращаться в это мир, кто-то тряс его за плечо и что-то говорил:

- Ничего страшного, старичок! У нас десять направлений работы, вернись к тем разработкам, что начинал в прошлом году, они очень перспективные. И не обижайся на ребят, и на Петра Алексеевича, против мнения Коршунова не попрешь, ты ж сам понимаешь. И потом, действительно, с кем-то работает, а с кем-то нет, там многое еще неясно. Думаю, что ты просто поторопился с докладом. Отставь это дело, а лучше вообще плюнь, сомнительно там все, ей богу, я тебе как другу говорю.

Постепенно Степа начинал понимать, о чем говорит Сергей, в лаборатории он считается наиболее здравомыслящим человеком и хорошим парнем. Он глубоко и тяжело вздохнул и сказал чуть слышно:

- Да.... Да, я поторопился... Я поторопился!

- Ну и плевать, старичок! - бодро подхватил Сергей, - у тебя еще минимум три направления работы! Чего ты так разнюнился! И потом, надо с Коршуновым поговорить там.... ну, все же мы теперь под ним, понимаешь...

- Да, я понимаю...

- Ну, так чего сидишь! Пошли, хочешь со мной? Я иду в одно очень интересное место, - улыбался, подмигивая Сергей.

- Нет, нет... - Степа перевел дух, - я жду, иди.

Сергей еще раз хлопнул его по плечу:

- А-а-а! - засмеялся он, - тогда бывай! И завтра же, представь свой первый проект Коршунову, завтра же!! Понял?

Степа кивнул ему в ответ и облегченно вздохнул, когда Сергей поднялся со скамьи, махнул ему рукой и исчез за кустами сквера. Он долго еще не мог подняться сам и идти. Он все учел в своей работе, только не Коршунова. Как же так получилось, что он даже не думал о нем? Осознание случившегося причиняло ему острую боль, он пытался закрыть глаза и сосредоточиться на Нем, на его Учителе, но у него ничего не получалось. Главное сейчас удержать себя и не раскиснуть, не скатится в усладительное жаление себя, которое он так всегда любил. Он собрал себя в своем мысленном центре, вздохнул, резко выдохнул, поднялся со скамьи и направился к метро.

Всю дорогу он старался ни о чем не думать, мысли атаковали его, и если он позволял им наполнять себя, то из-за их вороха тут же выныривала боль ошибки. Аргументы, которые ему хотелось высказать этому светиле, всем его коллегам, своими глазами видевшим реальные результаты его работы и вслед за этими мыслями он начинал задыхаться от налетавшей внутренней боли. Он брал себя в руки и снова слушал тишину внутри себя. Сердобольная старушка тронула его за руку:

- Тебе нехорошо, мальчик?

Для нее он был мальчик, как и для его мамы, он улыбнулся ей и успокоительно выставил вперед ладонь, жестом давая понять, что все в порядке.

Да, его мама, она часто вечером заходит к нему, готовит ему еду, иногда оставляет ее и уходит, не дождавшись его, иногда кормит его сама, подкладывая ему кусочки получше и любовно глядя на него. Сегодня ему не хотелось, чтоб она его дождалась. Он не хотел расстраивать ее, она всегда на его стороне, даже если он и не прав и вся пышет негодованием на его обидчиков. Сегодня он ничего этого не хотел, все испортил только он сам своим неразумием, он не мог принять в этом деле для себя ни каких отговорок, он обязан был все предусмотреть! Объяснять ей это у него не было ни сил, ни желания.

Но, подойдя к двери, он увидел свет в глазке двери. Степа приказал себе собраться и держать себя в руках. Он позвонил, и мама открыла ему дверь. Она хлопотала вокруг него, спрашивала о чем-то, но он сбежал от нее в ванную и долго принимал душ. Он испытал огромное облегчение, когда, выйдя из ванной, увидел, что мать собирается уходить.

- Степушка, я все оставила тебе на столе, завтра зайду днем, потому что вечером мы с папой идем в театр, а сейчас я бегу к Марье Ефимовне, она заболела, и мы с девочками проводим с ней вечера по очереди. Я позвоню тебе, как только вернусь домой и ты все мне расскажешь, хорошо?

Мама до сих пор звала своих подруг девочками, а его малышом. Он был рад, что она уходит, поцеловал ее и сказал:

- Возможно, я буду занят, я сам тебе позвоню, беги.

Закрыв за ней дверь, он вошел на кухню, выпил воды из холодильника, на еду не мог даже смотреть и задумчиво уставился в окно. Тишина его квартиры, успокаивающее действие холодной влаги, текущей по его пылающему пищеводу, мягкий свет заходящего солнца действовали на него успокаивающе. Он почувствовал настоятельную необходимость прийти к Нему, просто войти в сердце своем в поле притяжения Учителя, попытаться предстать пред Ним, хоть и не знал, как он сможет теперь это сделать, так испортив все дело. Он поставил воду на стол, пошел в свою комнату, открыл крышку секретера, за которой появился портрет его Учителя, эстампы любимых картин и дорогие ему фотографии. Из глубины секретера он взял свечу, поставил ее на край откидной крышки и зажег. Он устроился в позе лотоса на широком кресле, стоящем напротив свечи и некоторое время смотрел на ее огонь.

Он знал, что должен смотреть на портрет своего Учителя и мыслью в сердце своем слиться с ним, но он не находил в себе сил, чтобы взглянуть ему в глаза. Он сидел так какое-то время, чувствуя все нарастающую и нарастающую боль внутри себя. Он должен посмотреть Ему в глаза, должен. Затаив в себе вздох, Степа стал переводить взгляд на портрет Владыки и, наконец, посмотрел ему в глаза. В этот миг вся его боль неудержимо хлынула наружу, его затрясло от сдерживаемых рыданий, он ничего не мог с собой поделать, он только смотрел на Него и покачивался от рвущихся из него рыданий. И вдруг вся комната наполнилась светом, он даже не осознал этого тогда сразу, его притянуло что-то сильное и родное, и он почувствовал как добрые, родные, сильные руки обняли его и прижали к могучей груди. Степа весь замер, он прижимался к мягким ворсинкам на Его рубахе, нежно-голубой, мягко-шелковой, под которой он чувствовал могучую грудь, и он все сильнее и сильнее прижимался к ней. Но вместе с тем, он слышал как из этой груди навстречу ему вырвался сострадательный и любовный, горестный вздох. Слыша этот родной голос, чувствуя это искреннее и такое сильное сопереживание, Степа замер, растворяясь в этом непередаваемом ощущении. Его Владыка, его возлюбленный Учитель страдал вместе с ним всем своим сердцем! Его горе и его боль Он переживал также сильно и глубоко! Его Учитель так искренне и так сильно дарил ему свое сердце и свою любовь!! Степа в едином порыве прижался губами к Его груди и затем слегка отстранился, чтоб взглянуть в глаза обожаемого им Учителя. Подняв глаза, он увидел сияющий свет, который постепенно становился все более разреженным и сквозь него проступали контуры степиной комнаты. Замерев, он сидел не шелохнувшись все еще наполненный необыкновенным ощущением. Такого сильного и потрясающего Соприкосновения он еще никогда не испытывал! Мысленно он снова и снова прижимался к этой любящей груди, напитывался воспоминанием теплоты этих рук, дышащей могучей груди и снова и снова слышал это ничем не передаваемый по своей искренности и сердечности вздох!

Боже! Как же Он его любит.... Как может он приносить Ему своим неразумием столько печали. Боже мой! Сколько любви.... Учитель.... я люблю Тебя... мое сердце неотрывно от твоего.... Учитель... Сколько он так просидел не известно, но от свечи остался малый огарок. Город затих, готовясь ко сну. Из балкона потянуло свежей прохладой, и занавеска надулась ветром. Степа медленно и глубоко вздохнул и также медленно выдохнул. Он пошевелился, расправил колени, потянулся и встал. Медленно он подошел к балкону, отодвинул штору и вышел на него.

Мягкий летний, свежий ветерок овевал его, звезды необычайно ярко светили и лила свой свет луна из-за угла их дома. Степа смотрел на затихший город и сердце его наполнялось необъятной любовью ко всем людям, наполнявшим этот душный и суетный уголок, любовь его росла и распространялась дальше на всех людей, на всех землян. Он хотел подарить им всем хоть частичку той Любви, что даровал ему сейчас его Учитель. Чувство неизъяснимой радости, счастья и новых сил наполнило все его существо. Он устремился к звездам мыслью: Учитель! Великий, любимый Владыка! Я ошибся, я не услышал тебя, увлекшись своими самостными чувствами, но я все исправлю, я снова возьмусь за работу, я сделаю ее более совершенной! Я сделаю ее для них очевидной! Во мне столько сил! Во мне столько энергии! Я все смогу. Я люблю тебя!! Степа радостно и громко засмеялся. Все существо его лучилось и играло искрами счастья и бурлящей в нем радостной силы. Учитель! Я буду очень стараться быть достойным Твоей великой Любви. Ничто и никогда не остановит меня в этом мире, вся жизнь моя единое служение Тебе, Владыка!

Из далека до него донесся телефонный звонок, с трудом он снова вернулся в это мир, вошел в комнату и поднял трубку телефона.

- Мама! Ну, как сходила к своей Марфуше, мамулечка? Да, родная, я был занят, но теперь я опять свободен, у меня все замечательно! Нет, мамуль, доклад не приняли, да, это моя вина, но я найду решение, я справлюсь со всем, все замечательно, родная! Я люблю тебя, поцелуй от меня и папу. Спокойной ночи.

Он достал свои бумаги, разложил их перед собой на столе и упоенно окунулся в работу, все постепенно натягивалось в его душе и начинало звучать заново.

 

Ваши комментарии к этой статье

 

№ дата публикации: