Сергей Астахов
У костра
Не знающий прошлого
не может думать о будущем.
Н.К.Рерих
Это нам только кажется, что прошлое куда-то уходит, навсегда растворяясь в беспристрастно текущем времени. Дела минувшие всегда остаются рядом с нами, пусть неявно, пусть только напоминаниями или свидетельством наших вечных наблюдателей. Один из таких свидетелей - природа наша: наши реки, озёра, леса. Память человеческая не очень долговечна. А природа бережно хранит прошлое. Лес или река много чего поведать могут. Надо только попробовать их услышать. Конечно, это не будут привычные рассказы, это, может быть, будет навеянное настроение - особое и необычное “воспоминание прошлого”. В этом нет ничего мистического, просто вдруг вспоминается то, что ты читал, или слышал, или о чём ты думал, вспоминается в связи с теми местами, в которых ты оказался. И тогда книжные рассказы оявляются живой жизнью. Вдруг, совсем неожиданно, в голову тебе приходят старые истории. Иногда, глядя на притягивающий к себе огонь костра, вспоминаешь давно прошедшие события. Разговоры у костра очень искренни и душевны, открыто всё получается, сердечно. И высокие слова здесь легко и просто произносятся, без натянутости, без выспренности. У огня такие слова естественны, как течение реки или шум леса.
Недавно в случайном разговоре собеседник посетовал, что всё великое вроде бы уже совершилось, что наша жизнь самая обычная, что если и есть сейчас люди, творящие историю, то они недосягаемо далеки от нас, а мы-то к истории никакого отношения не имеем. Да нет, имеем. Каждый человек имеет отношение к истории. Сейчас - к истории своей страны. Но в целом - в веках - к истории человечества. И это надо осознать, и осознать в свою очередь ответственность за то, что происходит сейчас, осознать, что жизнь планеты зависит в том числе и от тебя самого. Не только от тебя, но и от тебя тоже. И от того, что ты сейчас делаешь, насколько качественна твоя работа, насколько полна твоя жизнь, насколько она полезна другим, - складывается и судьба Земли. Да и Космоса тоже. Помните, “падение пера приводит к грому в дальних мирах”...
Озеро Пирос
На майские праздники многие московские любители байдарки, если есть время и позволяют возможности, нередко выбираются на Мсту, реку известную, пересекающую Тверскую и Новгородскую области и впадающую в знаменитое Ильмень-озеро. Сплав начинаются или сразу на самой Мсте, или на одном из её притоков и обычно заканчиваются в Боровичах.
В этот раз мы решили начинать с Березайки. Березайка - это левый приток Мсты. Река протекает через несколько озёр, самое большое из которых - озеро Пирос.
Погода в начале мая в этих местах бывает разная, - и плохая, и хорошая. Но нам повезло: вот уже несколько дней, как установилась чудесная солнечная погода и можно было надеяться на то, что ещё несколько дней она постоит.
В среднем своём течении Березайка, широко разливаясь весною, течёт по большим заливным лугам, закладывая огромные петли по своей широкой долине. Всё вокруг залито водою, но глубина небольшая; где-то плывёшь далеко от берега, а достаёшь лопастью до дна у самой байдарки. Полая вода - мутная, ничего не видно. Русло реки очень петляет и найти его можно только по течению.
Весна... Половодье ... Тепло, несмотря на свежий и ещё холодноватый ветерок. Голубое небо с белыми облаками. И много-много яркого солнечного света. Лёгкость воздуха, солнце, прохлада и сырость, - особые весенние запахи пробуждающейся природы. На душе спокойно, легко и радостно. Хочется вздохнуть глубоко-глубоко...
После долгого дождливого и хмурого апреля глаза ещё не привыкли к такому количеству света... И ты вдруг резко щуришься, неожиданно поймав на повороте солнечного зайчика, отражённого веслом впереди идущего экипажа.
Понемногу русло начинает оформляться в настоящую реку. Всё ближе подступают заросшие лесные берега, а за спиною остаются просторы заливных лугов и болот. Всё чаще появляются светлые сосновые боры на высоких песчаных холмах. Хорошо...
Озеро Пирос встретило нас свежим боковым ветром. Но, несмотря на ветер, большой волны нет и идти это не мешает. Мы боялись увидеть на озере лёд, потому что это осложнило бы наш путь. Но лёд уже расстаял и это была удача.
Озеро Пирос - большое озеро ледникового происхождения с глубинами до десяти метров. Березайка протекает через юго-восточный залив озера почти по самому его краю, многокилометровые озёрные просторы остаются слева от нас. Прямо по курсу хорошо видно село Рютино, стоящее недалеко от воды в том месте, где Березайка вытекает из озера.
Ветер... Солнечные блики... Простор... Брызги холодной воды с весёл...
Плотину на выходе из озера мы прошли без труда. Дальше Березайка входит в очень живописные места с лесными берегами. В тот день мы не пошли далеко и встали почти сразу же после выхода из озера. Высокий берег реки зарос хвойным лесом. В ельнике ещё много осевшего крупнозернистого снега, почти чёрного от густо нападавшей хвои и веток. Внизу на мелких разливах реки всё время слышатся всплески крупной рыбы, - это нерестится щука. У самой воды и выше по лесному склону разбросаны валуны разных размеров (и разных цветов!), от маленьких камешков до огромных камней. Чуть ниже по течению шумит каменистая шивера; шумит, несмотря на высокую весеннюю воду. Что же здесь летом делается, сплошной шкуродёр!
Чтобы найти хорошую поляну для бивака, пришлось взобраться на самый-самый верх обрывистой песчаной кручи. Но уж зато и место замечательное: внизу в серо-зелёном коридоре леса - река, а на другом берегу открывается красивый вид на поле с далёким лесом, окрашенным малиновыми лучами заходящего солнца.
Трава ещё жухлая, снег только сошёл. Чуть-чуть на открытой полянке успело подсохнуть, а вообще-то сыровато. Но день-два такой погоды - и лесные пригорки зазеленеют.
До темноты успели поставить палатки, приготовить ужин и теперь сидели у костра почти у самого обрыва.
- А хорошо, между прочим... Красиво! Простор, обзор хороший и место для стоянки замечательное.
- Поди, в древности на этом месте наверняка люди жили.
- В древности? Это когда?
- В каменном веке, в неолите. Я читал, что люди в этих местах ещё тогда жили. Тут вокруг озера много археологических раскопок велось, да и сейчас, наверное, ведётся. Здесь ведь и Рерих раскопки вёл. Он в этих местах бывал в археологических экспедициях. Курганы раскапывал. И рисовал, конечно. Одна из любимых картин Елены Ивановны была картина “Озеро Пирос. Камни”. Картина эта висела в её комнате в Петербурге. А ведь эти камни сейчас здесь и лежат, они же никуда отсюда не делись!
...В своё время князь Путятин, проезжая по дороге вдоль озера, заметил большое количество кремней и рассказал об этом Рериху. Николай Константинович вёл раскопки и вместе с Путятиным, и один.
- Это тот князь Путятин, в имении которого Рерихи друг с другом познакомились?
- Нет, это его сын, двоюродный брат Елены Ивановны.
Было это в начале 1900-х годов. Много чего здесь нашли. Эпоха неолита, кремневые орудия: ножи, скребки, наконечники стрел и копий, янтарные украшения, черепки... Князья Путятины (отец и сын) коллекцию находок Рериха возили потом на Доисторический конгресс во Францию. Сейчас что-то из этих находок есть в Эрмитаже, да и в других музеях тоже есть. Николай Константинович описал результаты своих совместных с князем Путятиным поисков в известной статье “Каменный век на озере Пирос” в 1905 году, в том же году он сделал специальный доклад на заседании Императорского Русского Археологического Общества о стоянках каменного века на озере Пирос.
В фотоальбоме Рерихов сохранились фотографии берегов озера с наваленными валунами, есть даже фотография Елены Ивановны с детьми среди древних камней.
“Причудны леса всякими деревьями. Цветочны травы. Глубоко сини волнистые дали. Всюду зеркала рек и озёр. Бугры и холмы. Крутые, пологие, мшистые, каменные. Камни стадами навалены. Всяких отливов. Мшистые ковры богато накинуты. Белые с зелёным, лиловые, красные, оранжевые, синие, чёрные с жёлтым... Любой выбирай. Всё нетронуто, ждёт.
Старинные проезжие пути ведут по чудесным борам. Зовут бесконечными далями. Белеют путевыми знаками - храмами.
Хороши окольные места по новгородскому, по устюженскому пути. Мста и Шелонь, Шерегодро, Пирос, Миронега, Шлино, Бронница и Валдай. Иверский монастырь, Нил Столбенский, возвышенности Валдайские. Всё это красота, красота бодрая. Неописанная.” Так рассказывал сам Николай Константинович про эти места в очерке “Неотпитая чаша”.
- Археологи обнаружили вокруг озера несколько мест древних поселений. Одно из них недалеко от места впадения в озеро Березайки, как раз примерно в этих местах, мы же недалеко ушли. Так что, если будете отходить в лес за дровами, смотрите древнего охотника не повстречайте!
- Ага... Ты ещё мамонта вспомни... Лучше поленце в огонь подкинь, археолог!
Языки костра притягивают к себе взгляд, не отпускают. И даже разговаривая, смотришь не на товарища, а на живой огонь. Но в этом нет неуважения, наоборот, - так оно искреннее получается, душевнее.
- Да здесь не только в каменном веке люди жили, здесь в варяжские времена проходил водный путь на север. Как раз по Мсте, по притокам, по озеру Пирос, дальше по Валдаю...
- Ты гляди, какие здесь места исторические! Между прочим, помните Рютино слева оставили на выходе из озера? Тоже историческое место. Говорят, Рютинский погост известен ещё со времён Ивана III, века с пятнадцатого. А в полутора километрах от Рютина - усадьба Поречье, это родина предков Елены Ивановны по материнской линии.
- Ну, тогда как не вспомнить, что Рерихи и встретились-то почти в этих самых местах, в Бологовском имении князя Путятина!
Разговор затихал, много говорить не хотелось. Хотелось смотреть на огонь и даже не думать, а просто ощущать себя причастным истории, которая никуда отсюда и не уходила. Разве есть время для природы?
Камни помнят... Леса помнят... Озеро помнит... Река помнит...
Охотники неолита... Варяги... Славяне... Торговые люди на ладьях... Княжие дружины... Новгородцы... Крестьяне... Туристы, выбравшиеся сюда на несколько дней...
Словно что-то родное, что-то очень близкое помнится какой-то необычной слабо уловимой памятью. Словно в языках костра встают отзвуки и дела минувшего... Да уж не мы ли века назад сидели у этих костров на высоком берегу после трудного дня подъёма вверх по течению? Или после удачной охоты? Или уходя со всеми домочадцами от набега соседнего племени? Или... Кто знает...
На второй день дошли до Мсты. Перед впадением во Мсту - деревня Берёзовый Рядок. Одно название-то чего стоит! Очень уж оно русское, родное. Издалека с воды хорошо видна высокая красная колокольня. Так и кажется, что упирается она прямо в небо. Особенно, если смотреть снизу вверх, с воды, когда проплываешь мимо. Здесь как-то по особому ощущаются слова Высоцкого, их просто видно - слова! - своими глазами:
“В синем небе, колокольнями проколотом,
Медный колокол, медный колокол
То ль возрадовался, то ли осерчал...
Купола в России кроют чистым золотом,
Чтобы чаще Господь замечал...”.
Монгольский тракт
В тот же году в конце лета наши туристские дороги привели нас в Западное Прибайкалье в район хребта Хамар-Дабан. Шли мы в верховья реки Снежной через Патовое плоскогорье. Снежная - это река, впадающая в Байкал в его западной части и прорезающая часть горных хребтов, где вместо обычных каменных пород реку перегораживают плиты и обломки скал из белого мрамора, создавая бурные пороги. Отсюда и название реки - Снежная. Река для спортивного сплава очень непростая, в нижнем своём течении она рвётся через сложнейшие шестёрочные пороги (это высшая степень сложности в водном туризме) и падает непроходимым восемнадцатиметровым водопадом с красивым названием - Хармын-дулю, - “Полёт белки” по-бурятски.
Но до начала сплава - до верховьев Снежной - надо было ещё дойти пешком по прибайкальской тайге, пройти через несколько перевалов и переправиться через несколько горных рек. Это больше восьмидесяти километров пути с полным грузом, с катамараном и водным снаряжением. Но, несмотря на тяжёлые - в самом прямом смысле - условия, нам всегда нравилась пешая часть наших дальних водных походов. Когда идёшь пешком, лучше видишь места, через которые проходишь, видишь горы, тайгу, речные долины. Сплав по реке специфичен и напряжён, всё внимание приковывается к воде, к потокам, к камнях, к порогах; и на спокойных участках тоже многого не увидишь: долины рек обычно глубоки, а бурное течение просто не оставляет времени на то, чтобы посмотреть толком на быстро уходящие берега. Но и в пешей части похода, и в водной есть своя непередаваемая привлекательность, которая скрывается для непосвящённого в таких простых словах - водный поход.
Вышли мы из Слюдянки (это город в двух часах езды от Иркутска на поезде). Тропа повела нас вверх по долине реки Слюдянки, оставила слева пик Черского, направляясь дальше в сторону реки Утулик и Патового плоскогорья.
По какой-то случайности почти вся наша пешая часть совпадала с древним монгольским трактом, который много веков назад - чуть ли не со времён Чингиз-хана - связывал Байкал с Монголией. Об этом нам рассказали ребята из Иркутска, с которыми мы здесь познакомились. От Байкала тракт шёл по Комарному хребту (это левый склон долины реки Слюдянки), проходил мимо пика Черского, переваливал через перевал Чёртовы Ворота, спускался к реке Утулик, вновь поднимался, но уже по правому притоку Утулика - реке Субутуй, выходил после этого на Патовое плоскогорье к системе Патовых озёр и дальше шёл в сторону Монголии. До сих пор ещё на болотистых участках долин сохранились остатки бревенчатого настила и ровно уложенные камни. Этим трактом уже очень давно никто не пользуется, по скользким полусгнившим брёвнам ходить опасно, но эти брёвна вместе с камнями, заросшими мхом, - живые свидетели времён величия необъятной Монгольской Империи, доходившей в своё время и до Восточной Европы. Прошли века, столько всего в мире изменилось, а эти брёвна и камни, уложенные руками монголов или, скорее всего, их невольников, ещё долго будут хранить в себе память о них.
Мы вышли на монгольский тракт у метеостанции “Хамар-Хабан”, расположенной на седловине хребта Комарный.
Редкая туристская группа, проходя мимо пика Черского, не взойдёт на него. В хорошую погоду технически восхождение, в общем-то, не сложно. С вершины на востоке виден Байкал, а на западе - далёкие снежные хребты Восточного Саяна. При восхождении внизу справа видно озеро, по форме своей очень напоминающее сердце, словно кто-то каменным карандашом прорисовал в глубокой долине горное сердце и наполнил его прозрачной водой. Неудивительно, что это озеро так и называется - озеро Сердце.
За хребтом Комарным открывается долина реки Каменки, которую вполне можно было бы назвать долиной водопадов. Их здесь несколько и все они разной величины. Начинаются они серией небольших водопадиков и крутых сливов, потом, после красивого изгиба, река заходит в каменные ворота и срывается вниз на двадцатиметровую глубину в зелёный бурлящий котёл в облаке водяной пыли. Ещё ниже по реке есть 75-метровый водопад. Это один из самых больших водопадов на Хамар-Дабане. Он находится в глубоком каньоне, но, к сожалению, целиком не виден ни с одной точки.
На ночь встали в самом верху долины водопадов. Палатку поставили среди кедров на мягком ковре из мха с редкими кустиками черники. Вид на заметно уходящую вниз долину Каменки настолько необычен, настолько, глядя на него, захватывает дух, настолько он не отпускает от себя, заставляя присесть на первый же подвернувшийся камень и даже не смотреть, а - созерцать притягивающие к себе бескрайние дали горной страны, что назвать этот вид красивым и живописным будет просто мало и неточно, - это явно неземной вид отражённой Красоты другого мира. Снизу поднимается глухой и неровный шум водопадов. От смолистого запаха кедров, перемешанного с приятным терпковатым запахом можжевельника и с ещё тысячами запахов и тонких ароматов горной прибайкальской тайги, настоянными на сырости недавно прошедшего дождя, это созерцательное состояние только усиливается. К костру возвращаемся уже в темноте, когда на фоне неба остаются только силуэты горных хребтов и отдельные верхушки больших деревьев.
Держа обеими руками кружку горячего чая и иногда отмахиваясь от не сильно назойливой при вечерней сырости мошки, в очередной раз ловишь себя на мысли о неотразимости притяжения живого огня костра.
Разговор вернулся к монгольскому тракту, тем более, что в поисках дров мы наткнулись на его остатки - каменные кладки и брёвна - совсем недалеко от палатки.
- Интересно, а эти брёвна от монголов времён Чингиз-хана остались?
- Именно эти-то вряд ли, хотя, кто знает... Но монголы наверняка расчищали здесь просеки, засыпали болота камнями.
Монголы... Таинственная колыбель Азии. Монголия, Китай, Тибет. А монгольский тракт - как путь из глубин Азии к нам!
- Помните, в мае были мы на Березайке и Мсте? Помните плотину у выхода из озера Пирос? В тех местах - родина предков Елены Ивановны по материнской линии.
Прабабушка Елены Ивановны - Анна Фёдоровна Ельчанинова - вела свой род от одного из сыновей самого Чингиз-хана. Её третья дочь Анна вышла замуж за помещика Василия Ивановича Голенищева-Кутузова. Их дочь Екатерина - мать Елены Ивановны.
В начале 20-х годов в своём Дневнике Елена Рерих записала: “Урусвати, люби простор Сибири. Дочь, потомок Великого Царства, стань на месте прежних шатров”.
У Рерихов были какие-то особые связи с Монголией и с Чингиз-ханом. Сам Николай Константинович много раз возвращался к этой теме, писал о Чингиз-хане. Сказано о Рерихе: “удивительна какая-то “генетическая” духовная связь автора с описанным им героем; Рерих не только чувствует его эпоху, нравы, идеи, не только творчески перерабатывает свои впечатления от них - он просто знает то, что стало его вдохновением”... Ведь не случайно это?
Помните, как в “Вожде” Рерих говорил о Чингиз-хане?
“Родила Чингиз-хана нелюбимая ханша.
Стал Чингиз-хан нелюбимым сыном отцу.
Отец отослал его в дальнюю вотчину.”
...
“И сказал Чингиз старшему сыну Откаю:
“Сумей сделать людей гордыми.
И гордость их сделает глупыми.
И тогда ты возьмёшь их”.
Славили хана по всей Большой Орде;
Молодец был Чингиз-хан!”
...
“Приказал друзьям: разорвать шёлковую ткань
И прикинуться больными от сладкой еды.
Пусть народ по старому пьёт молоко,
Пусть носят одежду из кож,
Чтобы Большая Орда не разнежилась.
У нас молодец был Чингиз-хан!”
“Вождь Темучин”.
- И ещё одно соприкосновение: “при Чингиз-хане был Мудрец Горы”. Эти слова из книги Учения “Сердце”. И тут у нас есть гора - пик Черского - и под ним озеро Сердце. И стоим мы рядом с древним монгольским трактом. Тоже случайно? Наверное, случайно... Конечно, между Мудрецом Чингиз-хана, книгою “Сердце”, пиком Черского, озером и монгольским трактом вряд ли есть какая-то связь. Но вот что действительно важно, так это то, что мы с вами подумали про эти связи.
Идеи правят миром!
Долина Вори
Летом верховья небольших подмосковных рек не очень хороши для байдарки: воды немного, а сама река обычно петляет так, что не всегда по своим размерам и в повороты-то впишешься. Если к этому ещё прибавить низко нависающие над водою кусты, мостики и перегораживающие реку завалы... Но зато - июль, разгар лета; вода тёплая, можно, если что, и в воду залезть.
Мы в первый раз взяли с собой детей. Были, конечно, некоторые сомнения в том, как хорошо они себя поведут в незнакомых и непривычных для них походных условиях (но они вписались в природу легко, радостно и очень естественно), поэтому мы не пошли далеко, а выбрали небольшую реку Ворю, - левый приток Клязьмы. Подъезд удобный и выйти при необходимости во многих местах нетрудно. Ворю выбрали почти случайно, решили чуть ли не в последние дни. “Ну, куда пойдём-то?” - “Пошли на Ворю?” - “Пошли!”
Начали мы от Ярославского шоссе. Собирались на лугу около реки. Жарко, звенящий стрёкот кузнечиков завис в густом прогретом воздухе. Полуденное солнце печёт, и печёт сильно, нет никакого желания куда-либо спешить, всё делается этак очень неторопливо и размеренно. На бледно-голубом небе ни единого облачка. Над горизонтом стоит июльское марево от разогретой земли. Даже видны дрожащие поднимающиеся вверх струйки тёплого воздуха.
На лугу мы оказались не одни: привязанная на длинной верёвке корова без всякого интереса смотрит на нас своими большущими глазами: “это что?”, не забывая при этом пощипывать сочную луговую травку. Без привязи рядом свободно бродит телёнок, не отходя далеко от коровы-мамы и в меру сил отбиваясь от больно кусающихся слепней своим маленьким хвостиком. Малыш нас немного побаивается. Но мы им своего знакомства навязывать не собираемся.
Ширина реки здесь всего метра два-три, но пара глубоких омутков явно создана рекою для купания. Вода чистая и прозрачная, как в роднике, и холодная, как в роднике. Рыбья мелочь на нас совсем не обращает внимания, тем более не боятся нас жуки-плавунцы. Маленькие полосатые окуньки и плотвички с красными плавничками резво снуют чуть ли не под самыми ногами. Правда, все наши не очень настойчивые попытки поймать хотя бы одного малька оканчиваются неудачей к явному неудовольствию наших по охотничьи настроенных сыновей. Но двух зазевавшихся лягушат им всё-таки удаётся изловить. Взрыв победных криков и радостного восторга: “Лягу-у-у-шки-и-и!!!” Минут через десять, подержав своих “сверстников” в руках и удовлетворив природное любопытство, мальчишки с пониманием отпускают лягушат в воду.
На выходе из омутка медленное течение плавно колышет длинные густо-зелёные шелковистые водоросли, “зелёнку”. Из-за порота реки с шумом и хлопаньем взлетают утки. Делают несколько кругов, часто-часто маша крыльями, и садятся ниже по реке метрах в пятидесяти.
Воздух пропитан ароматными настоями трав и цветов. Небольшое движение воздуха полностью окутывает всего тебя тёплым облаком этого аромата и ты поневоле вздыхаешь глубоко-глубоко, словно стараешься втянуть в себя этот пахучий солнечный луговой настой лета. Полевые цветы... “Не смотрите, во что одеться, взгляните на цветы полевые, ибо и Соломон во дни славы своей не одевался лучше, чем они...”.
Большие шмели, деловито жужжа, не спеша перелетают с цветка на цветок.
- Между прочим, - киваю детям на шмелей, - когда мы были в пионерском лагере, примерно в вашем возрасте, у нас в отряде был один парень, который совсем не боялся брать в руки ни шмелей, ни пчёл. Он говорил, что если их взять без страха, с чувством добра и радости, то они тебя никогда не ужалят. У него это отлично получалось, а мы как-то побаивались. Потом я решился, - и на самом деле получилось! Шмель поползал у меня по руке, потом улетел. После этого я много раз брал шмелей в руки, пока как-то не испугался, что он меня может укусить. Вот тут уж он меня ужа-а-а-лил! С тех пор не беру. Хотите сами попробовать? Не бойтесь, возьмите!
- Не-е-ет! Лучше ты сам!
В конце дня остановились на высоком берегу. Тихий летний вечер. Заходящее солнце, становясь тем больше, чем ниже оно опускается к горизонту, окрашивает лес в розовато-малиновый цвет... Из-под обрывистого берега бежит по песку и камешкам ручеёк от родничка. Вода прозрачная, холодная и вкусная, от неё немного ломит зубы. Что интересно: днём на жаре пить вроде бы сильно и не хочется, а вот вечером организм, вобравший в себя за день много-много солнца, просит воды. А что в таком случае может быть лучше родника?!
С высокого берега замечательный вид на окрестности. Хорошо видны речные долины Вори и её левого притока Пажи. Чётко прорисовываются среди зелени сильно петляющие серые ленты рек, от которых полого поднимаются холмы с лугами, рощицами, перелесками. Дачи... Вдали поднимается лес. Простор земли русской. Хорошо... Дышится легко. Спокойно и безмятежно....
А ведь именно по этим самым местам когда-то ходил отрок Варфоломей. Было это почти семьсот лет назад. Ведь это детские и юношеские места Сергия Радонежского. Конечно, что-то здесь изменилось. Но если убрать движущуюся цепочку огоньков на Ярославском шоссе, то ведь по большому счёту всё то же самое и осталось! Он видел те же петли Вори и Пажи. Те же луга и холмы. Тех же птиц, то же небо. Те же облака. Прозрачные струи реки. Роднички по берегам. Ветер с запахом лугов и лесов. Водоросли, песчаное дно, камешки. Июльский вечер. Большое солнце над самым горизонтом. Смолкающий шум природы, иногда разрывающийся резким криком успокаивающихся на короткую летнюю ночь птиц. И даже надоедливые комары, вечером просто съедающие заживо и от которых вне палатки только одно спасение - дым от костра. Как будто и не было этих веков.
Варфоломей здесь вырос. Родился он не здесь, но вырос здесь. Отрочество и юность его прошли в этих местах, на этих лугах, на этих холмах, в этих рощах и перелесках. Купался он в этих же реках. Совсем недалеко за холмами - городок Радонеж. На крутой петле Пажи на высоком её берегу и сейчас видны ещё остатки земляных валов древнего города, который разрушили поляки в 1610 году.
Ещё чуть дальше - Троице-Сергиева Лавра.
Родился Сергий в 1319 (Елена Ивановна Рерих указывает 1314 год) в семье ростовского боярина Кирилла. В 1327 после татарского набега отец его лишился почти всего своего состояния (и от татарских набегов, и от изнурительных поездок в Орду с ростовским князем) и вскоре он со всей семьёй перебрался в Радонеж, да и не только он, а и многие ростовчане, и жители других земель тоже, привлечённые многими льготами (обещанными переселенцам наместником московского князя Терентием Ртищем) и спокойствием глухого медвежьего угла Московского княжества. Мальчику Варфоломею было лет восемь-девять, когда Радонеж стал его родным городом. Прожил он здесь до двадцати одного года, то есть, больше десяти лет. Эти земли Иван Калита оставил своему сыну Андрею. Боярин Кирилл получил здесь поместье, но по старости лет служить уже не мог, его замещал на княжеской службе старший сын Стефан, женившийся ещё в Ростове. Когда Варфоломей вырос, то стал проситься у родителей в монастырь (он ещё и в Ростове отличался стремлением к иноческой жизни в миру), но отец упросил его не покидать их, чтобы “покоить их старость”, поскольку братья его были женаты и у них были свои семейные заботы.
Родители его умерли около 1339 года. Вскоре после кончины родителей Варфоломей ушёл в монастырь, оставив младшему брату Петру полностью всё хозяйство (старший брат Стефан, овдовевший к этому времени, уже принял монашество).
Эти места помнят его. Когда ходишь по той же земле, по которой ходил Сергий и дышишь тем же воздухом, которым дышал он, смотришь на те же реки и холмы, которые видел он, то по особому осознаёшь живую непосредственную близость Преподобного к земле русской.
Сергий любил ходить пешком и ходил много. Он и в Рязань к князю Олегу ходил, и в Нижний Новгород - послом Великого Князя Московского и митрополита Алексия, а уж про Москву или Киржач и говорить нечего...
Сергий исходил здесь все окрестности. До сих пор живут рассказы, связывающие эти места с именем Сергия игумена Радонежского. Вблизи деревни Дядькино (это километрах в 30-40 ниже по течению Вори на одном из её притоков - реке Пружёнке) есть родник, который народная память связывает с самим Преподобным.
Ключ бьёт на красивой поляне, с одной стороны которой лес, а с двух других - река Пружёнка. Крутая петля реки создаёт небольшой полуостровок, поросший цветами, кустарником и берёзками с высокой елью посередине.
На краю поляны добрые люди сделали скамейку, под тенистыми деревьями висит икона Божией Матери. Чуть ниже по тропинке и сам источник чистой воды. Народное предание говорит, что родник этот освящён самим Сергием Радонежским.
Чувство Родины, родной страны, родной истории, - исток которых и вот в этих широких долинах маленьких речек с родниками по берегам. В местах, видевших Сергия из Радонеги.
А ведь почти каждый из нас знаком с видом окрестностей Радонежа, часто даже не догадываясь об этом! Кто не знает картины Васнецова “Три богатыря”? Пейзаж, на фоне которого стоят богатыри Земли Русской, художник рисовал с натуры в окрестностях Абрамцево, по соседству с историческим Радонежем.
А тогда в летнем семейном походе, глядя на яркий огонь костра:
- Ты знаешь какой сегодня день?
- Нет. Какой?
- 18 июля.
- А что это за день?
- Обретение мощей Преподобного Сергия Радонежского... Думаешь, случайно? Может, и случайно. А, может быть, сам Сергий нас к себе пригласил?
Ваши комментарии к этой статье
№ дата публикации: